Страница:
Сегодня Щербакову тридцать. Он работает журналистом. Наше интервью проходило в офисе вполне приличной газеты.
– Не стыдно продаваться буржуазии, спонсирующей масс-медиа? Как же ваши принципы?
– Знаете, ни капельки не стыдно. Раньше, пока учился в институте, я жил за счет издаваемой нами газеты. В те годы на продаже радикальной прессы жить можно было очень не плохо. А потом с этим стало сложнее… Сегодня в газетах работает большинство лидеров «новых левых». Один мой приятель как-то пришел устраиваться в армейскую газету «На страже Родины». Ему сказали, что писать можно о чем угодно, но нельзя порочить армию. Он ответил: «Очень хорошо! Армию я буду порочить в другой газете!»
– Но вы по-прежнему революционер?
– Безусловно! И это не мешает мне зарабатывать деньги. Денег всегда хочется побольше. Только идиот может сказать, что деньги его не интересуют. Но я умею зарабатывать на том, что делаю. На чужое богатство мне плевать. Яне грызу ногти от зависти: у богатых все есть, а у нас нет!.. Другое дело, что если человек строит себе дачу на Канарах за счет того, что его рабочие дохнут с голоду, то такого человека конечно же нужно убить.
– Как насчет «Не убий»? Не пугает за подобные разговоры оказаться после смерти в аду?
– Не пугает. Никакой симпатии к той утрированной, лживо-напыщенной форме православия, которую насаждают в России, я не испытываю. А вообще – буду умирать, посмотрим.
– Правда ли, что вы «публично занимались сексом с дочками буржуа»? Приговаривая при этом, что хоть таким путем достанете их жирных папаш?
– С чего вы взяли?
– Об этом как-то писали петербургские газеты.
– Да нет… Меня неправильно поняли…
– Еще там писали, что вы занимаетесь поджогами буржуйских тачек.
– Ну, занимаемся… Сейчас только ленивый не жжет машины. На самом деле это не тот метод. Сегодня даже запущенный в Интернет вирус даст больше пользы для революции, чем сто сожженных машин. Чем сто убитых буржуев… И потом, мне бы не хотелось, чтобы после этого интервью ко мне ходили ребята из Большого дома.
– И все-таки?
– Давайте так: вы напишите, как считаете нужным, а если ко мне придут, я скажу, что ничего подобного не говорил… С людьми, которые копают оружие, я знаком. В мою организацию они не входят. Они вообще не состоят в легальных организациях. Но дело делают…
– Мочат буржуев?
– Иногда мочат. Иногда промахиваются. О некоторых случаях много писали газеты. Например, недавно на меня вышла группа «Грибные эльфы». Когда-то они были хиппи. Сегодня это жестко структурированный отряд экстремистов…
– Грибные… э-э-э…
– Да, вы правильно поняли. Один из китов их идеологии – это наркотики. В лесу их легализация давно произошла.
– Я понимаю так, что отрицательного отношения к наркотикам у вас нет?
– У меня и положительного нет. Хотя попробовать довелось практически все, что придумало человечество. Между прочим, наркотики бывают на руку нам, революционерам. В Штатах в 1992-м именно маоисты, которые контролировали сбыт наркотиков, смогли поднять большое народное восстание в Лос-Анджелесе… Что лично до меня, то я предпочитаю водку.
– Реально ли, что «большое народное восстание» в ближайшее время произойдет и у нас в стране?
– Посмотрите, что происходит. Множество пацанов нормальных, которые привыкли к клубам, кокаину и красивым девчонкам, остаются без работы. Это смелые и сильные люди. Именно они станут основной боевой силой следующей русской революции. Ну, и плюс военные, прошедшие «горячие точки», разорившиеся коммерсанты…
– А вы станете новым Лениным этой новой революции?
– Дурацкий вопрос. Неглупо ответить на него невозможно. Может быть, стану… Может быть, не стану…
– Вы не боитесь, что передел собственности бандиты начнут лично с вас? Где-нибудь в темном переулке?
– Знаете, я ведь не возражаю. Я ведь тоже не дурак подраться… В 1992-м анархическое движение скатилось в маразм, на смену ему пришли «новые левые». И несколько следующих лет все мы только и делали, что ездили драться с ментами и фашистами, носили палестинские платки, захватывали пустующие дома, устраивали панк-концерты… Кто хотел, за счет западных товарищей объехал всю Европу. Там мы тоже участвовали в акциях… Не сомневайтесь: опыта герильи нам хватит…
Опыт москвичей воодушевлял регионы. Уже через неделю антиправительственный митинг был организован в Твери. Его участники захватили студенческий городок ТверГУ и оказали сопротивление подъехавшему ОМОНу. После драки один из студентов отправился в реанимацию.
За следующие две недели ячейки «Защиты» возникают практически в каждом регионе страны. В Иваново радикалы первым делом подожгли здание собственного Университета. Все руководство «Защиты» оказалось на нарах. В Новосибирске активисты начали с проведения рок-фестиваля «Красный прорыв». Выйдя на сцену вместе с панками из местного Рок-клуба, руководитель ячейки исполнил песню «Харэ!».
К началу следующего учебного года в «Студенческой защите» состояло тринадцать тысяч человек. Появились собственные газеты. Дарья Митина, самая молодая из депутатов II-й Думы, заявила, что будет представлять интересы «Защиты» в законодательной власти. Все вроде налаживалось. Особенно тщательно студенты готовились отметить годовщину первой демонстрации. Все ожидали, что будет весело.
В том году совсем юный журналист Алексей Цветков советовал соратникам запастись горнолыжными масками-пассамонтанами с прорезями для глаз:
– Нам нужна мода на эти маски. Пусть потом на милицейской видеозаписи беспорядков нельзя будет никого опознать. В тот момент, когда так оденется вся страна, государство внезапно перестанет существовать. Граждане почувствуют себя совершенно неуязвимыми для закона. Прекрасен мир людей в масках! Никто не застрахован от удара ломом по голове. Но ведь никому не заказано и самому использовать тот же лом. Это ли не равенство?
12 апреля 1995 года у Белого дома собралось около пяти тысяч студентов. Однако ничего похожего на события годичной давности не получилось.
Первым делом лидеры официальных профсоюзов указали милиции присутствующих в толпе радикалов. Те были свинчены и отправлены в отделение. Почти сразу после начала митинга милиция начала оттеснять студентов с площади. Путь к Кремлю был прегражден несколькими рядами спецмашин. Как только толпа попыталась двинуть в ту сторону, ОМОН бросился в атаку и принялся избивать не только студентов, но и всех прохожих подряд. Молодые люди и девушки пытались бежать в метро. Милиционеры продолжали избиение даже там. Более двухсот студентов были госпитализированы. Алексей Цветков, пытавшийся увести толпу в обход, получил крайне серьезную травму головы. Его повалили на землю и, не давая подняться, около получаса затаптывали ногами.
Спустя еще год власти сделали все возможное, чтобы очередной юбилейный митинг «Студзащиты» не состоялся. И он не состоялся.
Когда во время следующего интервью я поинтересовался у Щербакова, что происходит с его организацией, он ответил:
– «Защита» по-прежнему жива. Правда, таких громких акций, как раньше, она больше не производит. Студенты оказались… как бы сказать? Когда им что-то нужно – например отсрочка от армии, – они способны на многое. А когда они получают, что хотят… просто машут руками и расходятся по домам.
Последние крупные студенческие волнения прошли в Екатеринбурге в 1997-м. Разогнаны они были с беспрецедентной жестокостью. Один из западных журналистов утверждал, что среди студентов имелись погибшие. Россия середины 1990-х оказалась ни капельки не похожа на Францию 1968-го.
О том, чем он занимался последние годы, Ги писал:
– В своей жизни я делал только две вещи: писал и пил. Я написал меньше других людей, занятых письмом, но уж выпил-то точно больше людей, занятых питьем.
В марте 1996-го Дебор поднес дрожащую от вечного похмелья руку к правому виску. В руке был зажат пистолет «Беретта». Труп философа нашли только через несколько дней.
…Стремительно и шумно заявив о себе, российское «новое левое» движение так же быстро и захлебнулось. Лидеры движения старались буквально следовать провозглашенным ими же самими правилам. Как результат – к 1996–98 году «новые левые» просто остались без лидеров.
Кто-то из них тонет, пьяный купаясь в реке. Кто-то – приземляется в психиатрических лечебницах. Многие кончают с собой. Одна из ячеек организации ИРЕАН существовала в Израиле, в заброшенном кибуце Лифта. Практически в полном составе члены ячейки гибнут зимой 1996-го в результате инъекции некачественного героина.
В Европе самыми последовательными учениками Ги Дебора были панки. В 1978-м 19-летний басист группы Sex Pistols Сид Вишез приехал в Нью-Йорк для съемок в фильме «Кто убил Бэмби?». Для начала, вместе с подружкой Нэнси Спанген, он спалил два этажа дорогущего отеля Chelsey.
Еще через четыре дня, в состоянии полного наркотического транса, Сид охотничьим ножом зарезал Нэнси. На следующий день, после того как его под залог выпустили из муниципальной тюрьмы, Вишез умер от передозировки героина.
Во второй половине 1990-х «новые левые» исчерпали последние возможности легально проявить себя в политике.
Глава пятая:…и ад приходит в твой дом
Не дожидаясь начала допроса, уже по дороге в отделение, Непшикуев заявил, что «устройство предназначалось для того, чтобы кое-кого подорвать». Из расспросов выяснилось, что кое-кем был губернатор Краснодарского края Николай Кондратенко. Молодой человек шокировал следователей заявлением, что его задержали как раз в тот момент, когда он направлялся к зданию краевой администрации. На Мусела он указал как на курьера, привезшего взрывчатку из Москвы.
Тем временем подружка чеха, российская гражданка Мария Рандина, подъехала к отделению, чтобы помочь Муселу, плохо знающему русский язык. Относительно Рандиной Геннадий заявил, что она также является членом их террористической группы. Все трое задержанных состояли членами анархистских группировок. Следователи разинули рты. Перед ними был реальный политический терроризм. Предотвратить кровопролитие удалось лишь чудом.
Милиционеры, задержавшие террористов, были повышены в звании и получили денежные премии в размере $1000. Очень скоро статьи об инциденте появились во всех официальных кубанских газетах. Губернатор края Николай Кондратенко в интервью газете «Кубанские новости» заявил, что неудавшееся покушение – это происки международного сионизма:
– Не любовь к евреям-труженикам объединила троих молодых людей из разных стран, которые несли заряд в полтора кило тротила под здание администрации края! Их объединили деньги сионистских центров!
Губернатор взял расследование дела под личный контроль. От следователей, ведущих дело, требовали конкретных результатов, и как можно скорее. 18-летнего Непшикуева следователям удалось склонить к сотрудничеству. Ему объяснили: чем больше о своих товарищах по террористической организации он вспомнит, тем легче следствию будет добиться снисхождения на грядущем суде.
И Непшикуев начал вспоминать.
Ничего из ряда вон: несколько музыкантов, художников и просто любителей эпатировать общественность. Активисты клеили листовки, проводили концерты экстремального рока, ходили на демонстрации и издавали самиздатовские журналы. Жить анархисты старались вместе. Отделения ФАК появились в курортных городах типа Анапы и Геленджика. А в поселке Мемзай была создана целая толстовская коммуна. Ее члены вели совместное хозяйство, покуривали марихуану и ходили на экологические митинги.
При этом Кубань была не лучшим местом для подобной публики. Близость Кавказа и, особенно, Чечни делала национальный вопрос болезненным. Именно на Кубани действовала самая мощная в стране ячейка ультраправого Русского национального единства. В 1995 году тамошние бойцы провели целую карательную экспедицию против кубанских турок-месхетинцев. Все мужчины-месхетинцы были подвергнуты публичной порке, а пожилую женщину до смерти забили ногами.
Слишком уж сурово преследовать убийц в тот раз не стали. Власть на Кубани тоже была (как бы поточнее?) с местным колоритом. В 1990-х в России имелось много странных политиков, но кубанский губернатор Николай Кондратенко был чуть ли не самым удивительным из всех. В каждом своем публичном выступлении он касался опасности всемирного сионистского заговора и удивлялся, когда же из России наконец изгонят понаехавших чернозадых?
Развеселые кубанские анархисты не собирались лезть в местную политику – она пришла к ним сама. Избиения краснодарских хиппи и активистов ФАК становятся регулярными. Бритоголовые националисты постоянно атакуют Jam-Club, где собирались члены ФАК. Во время ноябрьских праздников 1996-го скинхеды не дали им провести разрешенную демонстрацию и устроили массовую драку, которая парализовала весь центр Краснодара. Анархисты пытались укрыться в городском Парке культуры, но и там их догоняли, валили на землю и затаптывали ногами. Чтобы остановить беспорядки, к Парку были стянуты все наличные силы ОМОН.
И ладно бы дело было только в хулиганах-националистах. Но одновременно на активистов ФАК начинается еще и давление сверху. Ребят исключают из институтов, выгоняют с работы, забирают в армию и проводят разъяснительные беседы с членами их семей. Чем дальше, тем менее веселыми становятся акции краснодарских анархистов.
В одном из своих изданий они писали:
А вот двоим задержанным русским обвинение было предъявлено уже по полной строгости закона. Марии Рандиной и Геннадию Непшикуеву грозило наказание от десяти до двадцати лет тюремного заключения.
Рандина приехала в Краснодар всего за год с небольшим до ареста. Родилась она в Сибири. Школьницей входила в сборную команду России по спелеологии. Ездила исследовать пещеры по всей Европе и даже на Тихий океан. Между прочим, именно эта молодая девушка открыла самую большую пещеру Восточной Сибири.
В 1997 году Мария переехала к тетке в Краснодарский край и поступила на факультет журналистики Кубанского госуниверситета. Нравы, царившие на Кубани, были ей в диковинку. Например, порядок в общежитии поддерживала Студенческая полиция, полностью укомплектованная националистами из Русского национального единства. Ребята могли вломиться в комнату или обыскать непонравившегося студента. Лиц неподходящих национальностей они откровенно прессовали. Мария попыталась организовать акции протеста, но в ответ администрация вуза сразу же затеяла дело о ее отчислении.
Во время зимних каникул 1998 года Мария ездила в Москву на концерт британских панков Exploited. Там она встречалась с несколькими единомышленниками и обсуждала, как быть дальше. Вернувшись в Краснодар, она решает провести студенческий митинг против произвола милиции и ультраправых. По городу расклеиваются листовки. Однако в назначенный день с раннего утра к месту акции были стянуты подразделения ОМОН и всех появляющихся там молодых людей сразу же задерживали.
В милицию попадает и Мария. Уже тогда допрашивавший ее милицейский чин размахивал у нее перед глазами папкой с досье, показывал отчеты о ее посещении Москвы, о ее контактах со столичными анархистами и радикальными экологами, о том, где она останавливалась. Сразу после этого всплывают документы о том, что ей неверно поставили оценку за вступительное сочинение и, таким образом, она не может считаться поступившей.
Мария понимает, что нормально учиться на Кубани ей не дадут. В начале лета 1998 года она уезжает в Чехию. Друзьям она сказала, что уезжает года на два – на три. Однако осенью того же года возвращается в Россию вместе с приятелем, чешским анархистом Яном Муселом.
К этому времени ей едва исполнился двадцать один год. Заехав в Краснодар навестить знакомых, она собиралась затем вернуться в Иркутск, к родителям. Там она планировала поступить учиться и начать выпускать журнал, посвященный панк-року. Однако 28 ноября ее арестовывают и помещают в изолятор ФСБ.
О том, как провела пять месяцев заключения там Мария Рандина, можно судить по дневнику, который она сумела передать на волю.
– Не стыдно продаваться буржуазии, спонсирующей масс-медиа? Как же ваши принципы?
– Знаете, ни капельки не стыдно. Раньше, пока учился в институте, я жил за счет издаваемой нами газеты. В те годы на продаже радикальной прессы жить можно было очень не плохо. А потом с этим стало сложнее… Сегодня в газетах работает большинство лидеров «новых левых». Один мой приятель как-то пришел устраиваться в армейскую газету «На страже Родины». Ему сказали, что писать можно о чем угодно, но нельзя порочить армию. Он ответил: «Очень хорошо! Армию я буду порочить в другой газете!»
– Но вы по-прежнему революционер?
– Безусловно! И это не мешает мне зарабатывать деньги. Денег всегда хочется побольше. Только идиот может сказать, что деньги его не интересуют. Но я умею зарабатывать на том, что делаю. На чужое богатство мне плевать. Яне грызу ногти от зависти: у богатых все есть, а у нас нет!.. Другое дело, что если человек строит себе дачу на Канарах за счет того, что его рабочие дохнут с голоду, то такого человека конечно же нужно убить.
– Как насчет «Не убий»? Не пугает за подобные разговоры оказаться после смерти в аду?
– Не пугает. Никакой симпатии к той утрированной, лживо-напыщенной форме православия, которую насаждают в России, я не испытываю. А вообще – буду умирать, посмотрим.
– Правда ли, что вы «публично занимались сексом с дочками буржуа»? Приговаривая при этом, что хоть таким путем достанете их жирных папаш?
– С чего вы взяли?
– Об этом как-то писали петербургские газеты.
– Да нет… Меня неправильно поняли…
– Еще там писали, что вы занимаетесь поджогами буржуйских тачек.
– Ну, занимаемся… Сейчас только ленивый не жжет машины. На самом деле это не тот метод. Сегодня даже запущенный в Интернет вирус даст больше пользы для революции, чем сто сожженных машин. Чем сто убитых буржуев… И потом, мне бы не хотелось, чтобы после этого интервью ко мне ходили ребята из Большого дома.
– И все-таки?
– Давайте так: вы напишите, как считаете нужным, а если ко мне придут, я скажу, что ничего подобного не говорил… С людьми, которые копают оружие, я знаком. В мою организацию они не входят. Они вообще не состоят в легальных организациях. Но дело делают…
– Мочат буржуев?
– Иногда мочат. Иногда промахиваются. О некоторых случаях много писали газеты. Например, недавно на меня вышла группа «Грибные эльфы». Когда-то они были хиппи. Сегодня это жестко структурированный отряд экстремистов…
– Грибные… э-э-э…
– Да, вы правильно поняли. Один из китов их идеологии – это наркотики. В лесу их легализация давно произошла.
– Я понимаю так, что отрицательного отношения к наркотикам у вас нет?
– У меня и положительного нет. Хотя попробовать довелось практически все, что придумало человечество. Между прочим, наркотики бывают на руку нам, революционерам. В Штатах в 1992-м именно маоисты, которые контролировали сбыт наркотиков, смогли поднять большое народное восстание в Лос-Анджелесе… Что лично до меня, то я предпочитаю водку.
– Реально ли, что «большое народное восстание» в ближайшее время произойдет и у нас в стране?
– Посмотрите, что происходит. Множество пацанов нормальных, которые привыкли к клубам, кокаину и красивым девчонкам, остаются без работы. Это смелые и сильные люди. Именно они станут основной боевой силой следующей русской революции. Ну, и плюс военные, прошедшие «горячие точки», разорившиеся коммерсанты…
– А вы станете новым Лениным этой новой революции?
– Дурацкий вопрос. Неглупо ответить на него невозможно. Может быть, стану… Может быть, не стану…
– Вы не боитесь, что передел собственности бандиты начнут лично с вас? Где-нибудь в темном переулке?
– Знаете, я ведь не возражаю. Я ведь тоже не дурак подраться… В 1992-м анархическое движение скатилось в маразм, на смену ему пришли «новые левые». И несколько следующих лет все мы только и делали, что ездили драться с ментами и фашистами, носили палестинские платки, захватывали пустующие дома, устраивали панк-концерты… Кто хотел, за счет западных товарищей объехал всю Европу. Там мы тоже участвовали в акциях… Не сомневайтесь: опыта герильи нам хватит…
4.
На тот момент сам Щербаков числился одним из лидеров организации, которая называлась «Студенческая защита». Днем рождения «Защиты» считается 12 апреля 1994 года. Вот как описывал происходившее в тот день в центре Москвы один из журналистов:На три часа был назначен митинг официальных профсоюзов возле Белого дома. Требования были стандартными: повышение стипендий и своевременная их выплата. Возле грузовиков с громкоговорителями стояло несколько тысяч молодых людей. Студенты скучали и потягивали пиво.Столь массовых беспорядков Москва не видела с октября 1993-го. Журналисты утверждали, что запрет на трансляцию репортажей о студенческих волнениях поступил прямо из Администрации Президента. Резонанс все равно получился неслабым. О развеселом шествии еще очень долго говорили во всех вузах столицы. И через три дня после этих событий зачинщики беспорядков провели учредительную конференцию «Студзащиты».
Через полчаса после начала митинга среди студентов появилась группа молодых людей в палестинских платках и кожаных куртках. Они развернули пятиметровый транспарант «Капитализм – дерьмо!». Над толпой поднялись красные и черные флаги. Стали слышны крики в мегафоны, по рукам пошли листовки. На одной из них мускулистый студент пинком под зад выкидывал из страны премьер-министра.
Скоро толпа уже скандировала «Fuck the Capitalism!». Охуевшие профлидеры замолчали и слезли с грузовика. Милиция начала оттеснять студентов с площади. Нескольких активистов тут же повязали. Однако толпа уже сметала заграждения и по проезжей части двинулась к Новому Арбату.
Милиционеры пытались преградить путь, но были закиданы пустыми бутылками и кусками асфальта. Несколько патрульных машин было перевернуто. На Новом Арбате против студентов двинули ОМОН. Крайне профессионально действовавшая группа молодых людей в натянутых на лица масках закидала ОМОНовские автобусы булыжниками и растворилась в толпе.
Милиционерам пришлось отступить. Разъяренных студентов можно было остановить только автоматными очередями, но на это московские власти не пошли. Скандируя «Ельцина на хуй!», четырехтысячная толпа двинулась к Старому Арбату.
По дороге были перебиты стекла в нескольких супермаркетах и разгромлен вход в ресторан «Прага». Студенты выломали даже пуленепробиваемую витрину «ОЛБИ-банка». На Арбате к ним присоединились пьяные футбольные фанаты с флагами и несколько десятков бритоголовых.
Возле кинотеатра «Художественный» завязалась рукопашная схватка с милицией. Сколько студентов пострадало – неизвестно. Среди милиционеров больше десяти получили крайне тяжелые травмы. Повалив одного из постовых на землю, студенты обрушили ему на голову 20-килограммовый кусок асфальта.
Толпа прорвала заграждения, закидала милицейские машины бутылками и двинулась к Кремлю. Разделить толпу милиции удалось только у Библиотеки Ленина. Хвост был рассеян. После этого ОМОН атаковал головную группу. Телевизионщики успели снять, как студентов избивали ногами, за волосы тащили к машинам и продолжали избивать даже в автобусах…
Тем не менее, больше сотни молодых людей через Александровский сад прорвались к Красной площади. Там они вступили в рукопашную схватку с ОМОНом. Еще около 150 человек во главе с анархистом Дмитрием Костенко через здание ГУМа выбежали на Красную площадь. Там они были окончательно рассеяны подоспевшими частями ОМОН…
Опыт москвичей воодушевлял регионы. Уже через неделю антиправительственный митинг был организован в Твери. Его участники захватили студенческий городок ТверГУ и оказали сопротивление подъехавшему ОМОНу. После драки один из студентов отправился в реанимацию.
За следующие две недели ячейки «Защиты» возникают практически в каждом регионе страны. В Иваново радикалы первым делом подожгли здание собственного Университета. Все руководство «Защиты» оказалось на нарах. В Новосибирске активисты начали с проведения рок-фестиваля «Красный прорыв». Выйдя на сцену вместе с панками из местного Рок-клуба, руководитель ячейки исполнил песню «Харэ!».
К началу следующего учебного года в «Студенческой защите» состояло тринадцать тысяч человек. Появились собственные газеты. Дарья Митина, самая молодая из депутатов II-й Думы, заявила, что будет представлять интересы «Защиты» в законодательной власти. Все вроде налаживалось. Особенно тщательно студенты готовились отметить годовщину первой демонстрации. Все ожидали, что будет весело.
В том году совсем юный журналист Алексей Цветков советовал соратникам запастись горнолыжными масками-пассамонтанами с прорезями для глаз:
– Нам нужна мода на эти маски. Пусть потом на милицейской видеозаписи беспорядков нельзя будет никого опознать. В тот момент, когда так оденется вся страна, государство внезапно перестанет существовать. Граждане почувствуют себя совершенно неуязвимыми для закона. Прекрасен мир людей в масках! Никто не застрахован от удара ломом по голове. Но ведь никому не заказано и самому использовать тот же лом. Это ли не равенство?
12 апреля 1995 года у Белого дома собралось около пяти тысяч студентов. Однако ничего похожего на события годичной давности не получилось.
Первым делом лидеры официальных профсоюзов указали милиции присутствующих в толпе радикалов. Те были свинчены и отправлены в отделение. Почти сразу после начала митинга милиция начала оттеснять студентов с площади. Путь к Кремлю был прегражден несколькими рядами спецмашин. Как только толпа попыталась двинуть в ту сторону, ОМОН бросился в атаку и принялся избивать не только студентов, но и всех прохожих подряд. Молодые люди и девушки пытались бежать в метро. Милиционеры продолжали избиение даже там. Более двухсот студентов были госпитализированы. Алексей Цветков, пытавшийся увести толпу в обход, получил крайне серьезную травму головы. Его повалили на землю и, не давая подняться, около получаса затаптывали ногами.
Спустя еще год власти сделали все возможное, чтобы очередной юбилейный митинг «Студзащиты» не состоялся. И он не состоялся.
Когда во время следующего интервью я поинтересовался у Щербакова, что происходит с его организацией, он ответил:
– «Защита» по-прежнему жива. Правда, таких громких акций, как раньше, она больше не производит. Студенты оказались… как бы сказать? Когда им что-то нужно – например отсрочка от армии, – они способны на многое. А когда они получают, что хотят… просто машут руками и расходятся по домам.
Последние крупные студенческие волнения прошли в Екатеринбурге в 1997-м. Разогнаны они были с беспрецедентной жестокостью. Один из западных журналистов утверждал, что среди студентов имелись погибшие. Россия середины 1990-х оказалась ни капельки не похожа на Францию 1968-го.
5.
После того как был задавлен парижский «Красный май», его идеолог Ги Дебор пытался бороться с обществом еще почти тридцать лет. Общество запросто переварило его атаки. Книги Дебора быстро стали обязательны для изучения в вузах. Теперь на них часто ссылались, но никто не читал.О том, чем он занимался последние годы, Ги писал:
– В своей жизни я делал только две вещи: писал и пил. Я написал меньше других людей, занятых письмом, но уж выпил-то точно больше людей, занятых питьем.
В марте 1996-го Дебор поднес дрожащую от вечного похмелья руку к правому виску. В руке был зажат пистолет «Беретта». Труп философа нашли только через несколько дней.
…Стремительно и шумно заявив о себе, российское «новое левое» движение так же быстро и захлебнулось. Лидеры движения старались буквально следовать провозглашенным ими же самими правилам. Как результат – к 1996–98 году «новые левые» просто остались без лидеров.
Кто-то из них тонет, пьяный купаясь в реке. Кто-то – приземляется в психиатрических лечебницах. Многие кончают с собой. Одна из ячеек организации ИРЕАН существовала в Израиле, в заброшенном кибуце Лифта. Практически в полном составе члены ячейки гибнут зимой 1996-го в результате инъекции некачественного героина.
В Европе самыми последовательными учениками Ги Дебора были панки. В 1978-м 19-летний басист группы Sex Pistols Сид Вишез приехал в Нью-Йорк для съемок в фильме «Кто убил Бэмби?». Для начала, вместе с подружкой Нэнси Спанген, он спалил два этажа дорогущего отеля Chelsey.
Еще через четыре дня, в состоянии полного наркотического транса, Сид охотничьим ножом зарезал Нэнси. На следующий день, после того как его под залог выпустили из муниципальной тюрьмы, Вишез умер от передозировки героина.
Во второй половине 1990-х «новые левые» исчерпали последние возможности легально проявить себя в политике.
Глава пятая:…и ад приходит в твой дом
1.
Вечер 28 ноября 1998 года. Краснодар. Улица Гоголя, неподалеку от железнодорожного вокзала. Милицейский наряд подходит к группе молодежи и просит предъявить документы. Милиционерам не понравился внешний вид и поведение молодых людей. Паспорт 22-летнего студента Яна Мусела, гражданина Чехии, не понравился им еще больше: у чеха отсутствовал штамп регистрации. Ему было предложено проехать в отделение. В этот момент явно нервничающий юноша, стоящий рядом с Муселом, попытался передать свой рюкзак одному из соседей. По документам юноша оказался Геннадием Непшикуевым, уроженцем города Майкопа, студентом института иностранных языков. Милиционеры заставили Непшикуева развязать рюкзак и застыли с открытыми ртами. Внутри рюкзака лежало самодельное взрывное устройство. Взрывчатка была упакована в банку из-под лака, к которой крепились две армейские гранаты Ф-1. В качестве часового механизма был использован будильник. Постовые по рации вызвали подкрепление. Уже через полчаса с устройством работали саперы, а Мусел и Непшикуев разговаривали со следователями.Не дожидаясь начала допроса, уже по дороге в отделение, Непшикуев заявил, что «устройство предназначалось для того, чтобы кое-кого подорвать». Из расспросов выяснилось, что кое-кем был губернатор Краснодарского края Николай Кондратенко. Молодой человек шокировал следователей заявлением, что его задержали как раз в тот момент, когда он направлялся к зданию краевой администрации. На Мусела он указал как на курьера, привезшего взрывчатку из Москвы.
Тем временем подружка чеха, российская гражданка Мария Рандина, подъехала к отделению, чтобы помочь Муселу, плохо знающему русский язык. Относительно Рандиной Геннадий заявил, что она также является членом их террористической группы. Все трое задержанных состояли членами анархистских группировок. Следователи разинули рты. Перед ними был реальный политический терроризм. Предотвратить кровопролитие удалось лишь чудом.
Милиционеры, задержавшие террористов, были повышены в звании и получили денежные премии в размере $1000. Очень скоро статьи об инциденте появились во всех официальных кубанских газетах. Губернатор края Николай Кондратенко в интервью газете «Кубанские новости» заявил, что неудавшееся покушение – это происки международного сионизма:
– Не любовь к евреям-труженикам объединила троих молодых людей из разных стран, которые несли заряд в полтора кило тротила под здание администрации края! Их объединили деньги сионистских центров!
Губернатор взял расследование дела под личный контроль. От следователей, ведущих дело, требовали конкретных результатов, и как можно скорее. 18-летнего Непшикуева следователям удалось склонить к сотрудничеству. Ему объяснили: чем больше о своих товарищах по террористической организации он вспомнит, тем легче следствию будет добиться снисхождения на грядущем суде.
И Непшикуев начал вспоминать.
2.
В конце 1990-х в России существовало несколько крупных левацких групп. Петербург и средняя полоса России были объединены в радикальную АДА (Ассоциация движений анархистов). Москва и Урал – в глумливую, злоупотребляющую наркотиками ИРЕАН (Инициатива революционных анархистов). Анархисты Украины, Белоруссии и западных областей России входили в ФАРА (Фронт анархо-революционного авангарда). А на юге страны, в Краснодарском и Ставропольском крае, действовала структура с названием ФАК – Федерация анархистов Кубани.Ничего из ряда вон: несколько музыкантов, художников и просто любителей эпатировать общественность. Активисты клеили листовки, проводили концерты экстремального рока, ходили на демонстрации и издавали самиздатовские журналы. Жить анархисты старались вместе. Отделения ФАК появились в курортных городах типа Анапы и Геленджика. А в поселке Мемзай была создана целая толстовская коммуна. Ее члены вели совместное хозяйство, покуривали марихуану и ходили на экологические митинги.
При этом Кубань была не лучшим местом для подобной публики. Близость Кавказа и, особенно, Чечни делала национальный вопрос болезненным. Именно на Кубани действовала самая мощная в стране ячейка ультраправого Русского национального единства. В 1995 году тамошние бойцы провели целую карательную экспедицию против кубанских турок-месхетинцев. Все мужчины-месхетинцы были подвергнуты публичной порке, а пожилую женщину до смерти забили ногами.
Слишком уж сурово преследовать убийц в тот раз не стали. Власть на Кубани тоже была (как бы поточнее?) с местным колоритом. В 1990-х в России имелось много странных политиков, но кубанский губернатор Николай Кондратенко был чуть ли не самым удивительным из всех. В каждом своем публичном выступлении он касался опасности всемирного сионистского заговора и удивлялся, когда же из России наконец изгонят понаехавших чернозадых?
Развеселые кубанские анархисты не собирались лезть в местную политику – она пришла к ним сама. Избиения краснодарских хиппи и активистов ФАК становятся регулярными. Бритоголовые националисты постоянно атакуют Jam-Club, где собирались члены ФАК. Во время ноябрьских праздников 1996-го скинхеды не дали им провести разрешенную демонстрацию и устроили массовую драку, которая парализовала весь центр Краснодара. Анархисты пытались укрыться в городском Парке культуры, но и там их догоняли, валили на землю и затаптывали ногами. Чтобы остановить беспорядки, к Парку были стянуты все наличные силы ОМОН.
И ладно бы дело было только в хулиганах-националистах. Но одновременно на активистов ФАК начинается еще и давление сверху. Ребят исключают из институтов, выгоняют с работы, забирают в армию и проводят разъяснительные беседы с членами их семей. Чем дальше, тем менее веселыми становятся акции краснодарских анархистов.
В одном из своих изданий они писали:
Террористы – те, кто строит тюрьмы, а не те, кто их взрывает. Террористы – те, кто бомбит городские кварталы и села, развязывает войны и загоняет молодых парней на бойню, а не те, кто пытается этому противостоять. Террористы – это не те, кто устраивает акции протеста, а те, кто, пользуясь нашим страхом, избивает демонстрантов. Государственный террор – вот единственный реальный террор.Никакой уход в коммуны и тусовки не спасал анархистов от столкновения с политической реальностью. И вот 28 ноября 1998 года трое анархистов были задержаны с бомбой для батьки Кондрата.
3.
Гражданин Чехии Ян Мусел провел в изоляторе десять дней, а потом его просто выслали из страны. Ни консул, ни переводчик допущены к нему так и не были. Один из журналистов писал, что прежде, чем уехать, Ян несколько дней пил водку, как истинно русский: на кухне, один, без закуски.А вот двоим задержанным русским обвинение было предъявлено уже по полной строгости закона. Марии Рандиной и Геннадию Непшикуеву грозило наказание от десяти до двадцати лет тюремного заключения.
Рандина приехала в Краснодар всего за год с небольшим до ареста. Родилась она в Сибири. Школьницей входила в сборную команду России по спелеологии. Ездила исследовать пещеры по всей Европе и даже на Тихий океан. Между прочим, именно эта молодая девушка открыла самую большую пещеру Восточной Сибири.
В 1997 году Мария переехала к тетке в Краснодарский край и поступила на факультет журналистики Кубанского госуниверситета. Нравы, царившие на Кубани, были ей в диковинку. Например, порядок в общежитии поддерживала Студенческая полиция, полностью укомплектованная националистами из Русского национального единства. Ребята могли вломиться в комнату или обыскать непонравившегося студента. Лиц неподходящих национальностей они откровенно прессовали. Мария попыталась организовать акции протеста, но в ответ администрация вуза сразу же затеяла дело о ее отчислении.
Во время зимних каникул 1998 года Мария ездила в Москву на концерт британских панков Exploited. Там она встречалась с несколькими единомышленниками и обсуждала, как быть дальше. Вернувшись в Краснодар, она решает провести студенческий митинг против произвола милиции и ультраправых. По городу расклеиваются листовки. Однако в назначенный день с раннего утра к месту акции были стянуты подразделения ОМОН и всех появляющихся там молодых людей сразу же задерживали.
В милицию попадает и Мария. Уже тогда допрашивавший ее милицейский чин размахивал у нее перед глазами папкой с досье, показывал отчеты о ее посещении Москвы, о ее контактах со столичными анархистами и радикальными экологами, о том, где она останавливалась. Сразу после этого всплывают документы о том, что ей неверно поставили оценку за вступительное сочинение и, таким образом, она не может считаться поступившей.
Мария понимает, что нормально учиться на Кубани ей не дадут. В начале лета 1998 года она уезжает в Чехию. Друзьям она сказала, что уезжает года на два – на три. Однако осенью того же года возвращается в Россию вместе с приятелем, чешским анархистом Яном Муселом.
К этому времени ей едва исполнился двадцать один год. Заехав в Краснодар навестить знакомых, она собиралась затем вернуться в Иркутск, к родителям. Там она планировала поступить учиться и начать выпускать журнал, посвященный панк-року. Однако 28 ноября ее арестовывают и помещают в изолятор ФСБ.
О том, как провела пять месяцев заключения там Мария Рандина, можно судить по дневнику, который она сумела передать на волю.
Противно: пачкаю бумагу одной тоской. К тому же во мне ее от этого меньше не становится. Мы с соседкой пожевали кислого хлеба. Я – с солью. Она – доела последние кусочки сала. Запили теплым подслащенным чаем. Закурили туго забитую «Приму», отломив кусочки от бракованной макаронины.
– Вот и воскресенье прошло, – промурчала соседка.
Хотя оно не прошло и на половину: только ужин. Впереди еще вечер и полночи попыток забыться. Но она считает концом суток тот час, за которым уже ничего не произойдет.
А что может произойти? Все события – баня в четверг, следователь раз в две-три недели, редкие передачки: на двоих – три за два месяца… Да, еще три раза в неделю газеты. Новый Год, Рождество и день рождения соседки протекли в той же вязко-тягучей пустоте.
Соседка моя лежит на животе, спрятав руки под себя, отвернувшись лицом к заделанной в стену батарее, и вздыхает. Читая газеты, она материт власть имущих за то, что они «нахапали», «пооткрывали счета в швейцарских банках». Она сидит уже третий раз (воровство, торговля наркотиками…) и яростно негодует, если прочитает в газете о насильниках и убийцах. Возмущается, что им мало дают. По ночам ей снится, что она ворует и ест вкусную еду.
Я стараюсь быть к ней снисходительной. Хотя чувствую, что где-то в уголке сознания ждет своего часа месть за то унижение, когда я прошу у нее спички, а она только дает мне прикурить от ее сигареты.
Часами я лежала, до озверения мучимая жаждой курить, и ждала, пока она проснется и сама соизволит закурить. Каждый день пыталась перестать курить, но каждый раз, когда она закуривала, проклиная себя, я тянулась к огоньку… Месть и чувство превосходства, что я не поступила с ней так же, когда ко мне стала приходить тетя и у меня появились сигареты, еда, конверты.
Нам не о чем разговаривать. Мы обсуждаем мои выпадающие волосы, ее страсть к селедке, тараканов, Крокодила, рыжего постового, который подолгу стоит у глазка и раздражает нас своим взглядом…
…
«Ничего не бойся», – говорила я ему. (Речь идет о Непшикуеве.) А он сидел, сломленный страхом, и боялся посмотреть мне в глаза. Как толстая кукла из папье-маше. Как куча дерьма. А я почему-то смеялась. Говорила, что просто – плохая погода. Противно было смотреть на его опущенную голову.
Я часто думаю, каким же был Иуда? От версий Булгакова, Андреева или Стругацких шибает липой. Иуда был учеником Христа, а это уже определенный тип. Почему он предал? Я думаю, Иуда просто испугался, когда настал час, которого он не ожидал. С ним работали хорошие психологи – искусные садисты. И Иуда дрогнул.