Страуб Питер. Тайна

   «Так вот как ему удается удержаться на своем месте», — подумал Том.
   — Я не считаю его одним из своих людей, — сказал он. Глория неопределенно покачала головой, словно отгоняя надоевшую муху. Дедушка набрал полный рот дыма, затем с шумом выдохнул его и посмотрел на Тома, стараясь держаться как ни в чем не бывало. Затем он обошел вокруг дивана и сел рядом с дочерью.
   — А ты ведь неравнодушен к этой медсестре, — сказал он.
   — Папа, ради Бога, — возмутилась Глория. — Ему ведь всего семнадцать лет.
   — Вот именно!
   — Я не видел ее с тех пор, как мне было десять, — Том присел на скамеечку у рояля. — Она была хорошей медсестрой, вот и все. Прекрасно понимала, что надо пациентам, а доктор Милтон просто заходил время от времени в палату, и толку от него не было никакого. И мне кажется ненормальным, что этот человек должен решать, как поступить с Нэнси в той или иной ситуации. Это все равно что ходить вверх ногами.
   — Ходить вверх ногами, — задумчиво повторил Глен.
   — Я вовсе не хочу быть грубым. И мне вполне симпатичен доктор Милтон.
   — И ты, конечно же, понятия не имеешь, что там такое произошло в Шейди-Маунт. А ведь это что-то серьезное, если Бони так торопился.
   Том почувствовал, что его поймали в ловушку.
   — Да, — сказал он.
   — И все же ты бездумно становишься на сторону медсестры против главного врача больницы. И ты считаешь, что доктор, принимавший роды у твоей матери, который приезжал к ней по вызову несколько дней назад...
   — Я просто хорошо помню то, что видел.
   — Когда тебе было десять лет. И ты вряд ли был тогда в трезвом уме.
   — Что ж, я могу быть неправ...
   — Я рад, что ты признаешь это.
   — ...но я прав, — Том не вполне понимал, что заставляет его творить все это.
   Том поднял глаза и увидел, что дедушка в упор смотрит на него.
   — Позволь напомнить тебе некоторые факты, — сказал он. — Бонавентуре Милтон вырос в трех кварталах от твоего дома. Он учился в Брукс-Лоувуд, потом — в колледже Барнейбл и на медицинском факультете университета Сент-Томас. Милтон — член Клуба основателей. Он — главный врач больницы Шейди-Маунт и скоро станет главным врачом большого комплекса, который мы строим в этой части острова. Ты по-прежнему думаешь, что если доктор Милтон, с его опытом и квалификацией, критикует одну из своих медсестер — с ее опытом, — это все равно, что ходить на голове?
   — У нее нет никакого опыта, — едва слышно произнесла Глория. — Она приходила когда-то к нам домой и ждала чаевых за то, что она помогала Тому.
   — Это неправда, — сказал Том. — И...
   — Это было в ее глазах, — настаивала на своем Глория.
   — Дедушка, мне не кажется, что опыт доктора Милтона имеет отношение к тому, какой он врач. Роды иногда принимают полицейские и шоферы такси. А помощь доктора моей матери заключается лишь в том, что он прописывает ей таблетки и уколы.
   — Я и не знал, что ты у нас такой пламенный революционер, — сказал Глен.
   — Неужели я похож на революционера?
   — Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе, что там произошло в Шейди-Маунт, — спросил Глен. — Раз уж тебя так интересует карьера этой медсестрички?
   — О, нет, — воскликнула Глория.
   — Мне бы очень этого хотелось. Нэнси была прекрасной медсестрой.
   — Я позвоню тебе, как только узнаю, что там случилось. И тогда ты сможешь составить собственное мнение об этом.
   — Спасибо, — сказал Том.
   — Ну что ж, не уверен, что мне по-прежнему хочется есть, и все же пойдемте позавтракаем.
   Глен Апшоу затушил в пепельнице окурок сигары, встал и подал руку дочери.

* * *

   Столовая, находившаяся в задней части дома, сообщалась с огромной террасой. Стол был накрыт на двоих, и рядом с ним стояла миссис Кингзли — худая и высокая пожилая женщина в черном платье с кружевным воротничком и белом переднике. Как и ее муж, она с трудом выпрямилась, когда хозяева вошли в комнату.
   — Что-нибудь выпьете сегодня, сэр? — спросила она. Седые волосы миссис Кингзли были собраны на затылке в аккуратный пучок.
   — Мы с дочерью будем джин с тоником, — сказал Глен. — Хотя нет. Я хочу чего-нибудь покрепче. Мартини. Тебе тоже, Глория?
   — Мне все равно.
   — Этому Карлу Марксу принесите немного пива.
   Миссис Кингзли беззвучно исчезла. Глен Апшоу отодвинул для дочери стул, а затем уселся во главе стола. Том сел напротив матери. На террасу падала тень, и здесь было довольно прохладно. Ветер, налетавший с моря, трепал края скатерти и листья бугонвилий, растущих вдоль перил террасы. Глория поежилась.
   Гленденнинг Апшоу укоризненно посмотрел на внука, словно это Том был виноват, что его мать испытывает неудобства.
   — Шаль, Глория? — предложил он.
   — Нет, папа.
   — Поешь — и ты сразу согреешься.
   — Да, папа, — Глория вздохнула. — Она смотрела на Тома безжизненными глазами, и тот подумал даже, что пропустил момент, когда доктор Милтон незаметно дал ей таблетку. Она сидел, слегка приоткрыв рот. Тому вдруг захотелось оказаться сейчас совсем за другим столом — в комнате мистера фон Хайлица.
   Том вспомнил о кожаном альбоме, и в памяти тут же всплыли слова отца.
   — Дедушка, это правда, что Фридрих Хасслгард начинал под твоим руководством? — спросил он.
   Глен хмыкнул что-то невразумительное и нахмурился.
   — И что с того? — спросил он.
   — Мне просто любопытно, вот и все, — сказал Том.
   — В этом нет ничего любопытного.
   — Ты думаешь, что он покончил с собой?
   — Том, пожалуйста, — взмолилась Глория.
   — Ты слышишь — твоей маме не нравится разговор на эту тему. Может быть, ты будешь так любезен и прислушаешься к ее мнению.
   Миссис Кингзли вернулась, неся на подносе выпивку. Она обслужила сидящих за столом и удалилась, явно не ожидая, что кто-нибудь скажет ей «спасибо». Гленденнинг Апшоу сделал большой глоток холодного джина и откинулся на спинку стула, опустил подбородок, так что лицо его состояло теперь как бы из нескольких бугров, и впадин. Распробовав джин, дедушка немного повеселел. Том думал о исчезнувшем Фридрихе Хасслгарде, который закончил свою карьеру тем, что получил взятку в размере трехсот тысяч долларов, убил свою сестру и уплыл на собственном корабле в открытое море. Гленденнинг Апшоу спокойно пьет джин с мартини.
   Фридрих Хасслгард наблюдал недавно за собственным исчезновением.
   — И все же я думаю, что Хасслгард действительно покончил с собой, — нарушил молчание дедушка. — А что еще могло с ним случиться?
   — Я вовсе не уверен в этом, — сказал Том. — Люди ведь не исчезают ни с того, ни с сего, правда?
   — Иногда они поступают именно так.
   В наступившей тишине Том глотнул светлого, чуть горьковатого пива «Форшеймер».
   — В последнее время я все время думаю о нашем соседе, — сказал он. — О Леймоне фон Хайлице.
   И мать, и дедушка недоуменно уставились на Тома. В глазах Глена читалось удивление, смешанное с раздражением, а взгляд Глории почти не фокусировался. Том снова подумал, что доктор Милтон успел дать его матери какое-то лекарство.
   — Леймон? — переспросила Глория. — Ты сказал Леймон?
   — Давайте сменим тему, — дедушка снова нахмурился.
   — Но он действительно сказал «Леймон»?
   Гленденнинг Апшоу прочистил горло и повернулся к дочери.
   — Как ты живешь в последнее время? — спросил он. — Вы ходите куда-нибудь?
   Глория откинулась на спинку стула.
   — На прошлой неделе мы с Виктором обедали у Лангенхаймов.
   — Это хорошо. Неплохо повеселились?
   — О, да! Да, повеселились.
   — А тебе не кажется примечательным, что Хасслгард исчез в тот же день, когда полиция убила того человека в Уизел Холлоу? — спросил Том. — Как ты думаешь, дедушка?
   Глен поставил бокал и медленно повернулся к внуку.
   — Ты спрашиваешь, кажется ли мне это примечательным или что я думаю по этому поводу? — уточнил он.
   — Мне интересно твое мнение.
   — А я хочу знать, что ты думаешь об этом, Томми.
   — Расскажи мне, пожалуйста.
   — Точно доказано, что Хасслгард расхищал средства казначейства, не так ли? — Глен ничего не ответил, и Том продолжал. — По крайней мере, так говорят в местных новостях. Может, он и был честным человеком, когда работал на тебя, но, придя к власти, Хасслгард стал хапать обеими руками. Сестра потребовала долю в его доходах, и тогда Хасслгард убил ее. Он был уверен, что это сойдет ему с рук.
   — Несколько странное предположение.
   — Так я слышал... мммм... от своих одноклассников.
   Гленденнинг Апшоу в упор посмотрел на внука.
   — И что еще ты от них слышал?
   — Что это полиция убила министра, а вину за убийство Мариты свалила на того уголовника.
   — Значит, департамент полиции тоже охвачен коррупцией?
   Том ничего не ответил.
   — И, я полагаю, это должно означать, что коррупции подвержено наше правительство?
   — По идее да.
   — А как твои друзья объясняют анонимное письмо, которое получил капитан Бишоп?
   — О, — Том не знал, что сказать.
   — Письмо от частного лица, которое помогло обнаружить убежище этого Фоксвелла Эдвардса, предполагаемого убийцы Мариты Хасслгард. Ведь это письмо практически сводит на нет твою теорию. Потому что оно означает, что Фридрих Хасслгард не убивал свою сестру. А значит, она вовсе не требовала долю в его доходах, и в таком случае полиция вовсе не покрывает ее убийцу, а коррупция на острове ограничивается деятельностью Хасслгарда. Ты ведь веришь, что капитан Бишоп получил это письмо? Или считаешь, что он все это придумал в подтверждение официальной версии?
   — Я думаю, он получил письмо, — сказал Том.
   — Это хорошо. Значит, паранойя еще не окончательно разрушила твой рассудок. — Глен допил остатки мартини, и тут же появилась миссис Кингзли с подносом в одной руке и ведерком для льда в другом. Из ведерка торчало запотевшее горлышко винной бутылки. Миссис Кингзли поставила поднос и заменила бокал для мартини, который поставил на стол Гленденнинг, бокалом для вина. Затем она обошла вокруг стола и поставила второй бокал рядом с Глорией, которая вцепилась в свое мартини, словно ребенок, у которого хотят отнять любимую игрушку. Миссис Кингзли исчезла так же неожиданно, как и появилась. Через минуту она вернулась с другим подносом, побольше, на котором стояли три мисочки с гаспаччо. Она поставила суп перед каждым из сидящих за столом и вернулась в дом. Гленденнинг Апшоу попробовал холодный суп и снова поглядел на Тома. Он больше не сердился.
   — В каком-то смысле я даже рад, что ты так разговорился сегодня, — сказал он. — Это подтверждает правильность моего решения.
   Глория застыла, поднеся к губам ложку с супом.
   — Думаю, тебе надо расширить свои горизонты, — продолжал Глен.
   — Отец говорил что-то о том, что ты хотел бы помочь мне начать собственное дело, когда я закончу колледж. Это очень щедрое предложение. Я даже не знаю что сказать, кроме того, что я очень тебе благодарен. Спасибо, дедушка.
   Глен только махнул в ответ рукой.
   — Так ты собираешься поступать в Тулейн? — уточнил он.
   Том кивнул.
   — Луизиана полна возможностей. Я знаю там много хороших людей. Почти все они будут рады принять тебя, как только ты получишь диплом инженера.
   — Но я еще не решил, что буду изучать в колледже, — сказал Том.
   — Остановись на профессии инженера.
   — О, да, Том, — вставила Глория.
   — Это — основа основ. Такая профессия даст тебе все, необходимое в этой жизни. А если ты хочешь изучать поэзию или избранные произведения В.И. Ленина, это всегда можно делать в свободное время.
   — Не уверен, что смогу стать хорошим инженером.
   — А в чем ты мог бы проявить себя полнее? Кусая руку, которая тебя кормит? Оскорбляя свою семью? По-моему, этому в Тулейне пока не обучают.
   Том и Глория, опустив глаза, молча ели суп, ожидая, пока Глен успокоится. Он вдруг вспомнил про вино и резко выдернул из ведерка бутылку, затем налил себе и Глории.
   — Вот что я скажу тебе, Том, — произнес он. — Инженер — единственная реальная, земная профессия. Все остальные — академические.
   — Пройдет много времени, прежде чем я овладею профессией.
   — И все же это очень хорошая идея, папа, — вставила Глория.
   — Пусть это скажет Том, — Глен отодвинул от себя тарелку.
   — Давай же, — потребовала Глория.
   — Это замечательная идея. — Том почувствовал, как на лбу выступила испарина.
   «Вот так люди и становятся невидимыми», — подумал он.
   — Конечно, о твоем обучении я позабочусь. О, миссис Кингзли, что там у нас — салат из омаров? Замечательно. Мы отмечаем решение моего внука поступить в Тулейн на инженерный факультет.
   — Очень хорошо, — старушка поставила на стол очередной поднос.
   Как только они начали есть, дедушка спросил:
   — Ты видел когда-нибудь Игл-лейк?
   Том удивленно поднял глаза.
   — Ведь не видел, правда? Глория, а когда ты в последний раз была на севере?
   — Я не помню, — Глория смотрела на отца с тревогой и подозрением.
   — Ну да, ты ведь была тогда маленькой девочкой. — Глен снова повернулся к Тому. — Игл-лейк связано для нашей семьи с неприятными воспоминаниями. — Сначала Том подумал, что дедушка имеет в виду убийство Джанин Тилман, но тут же понял, что он говорит о смерти бабушки. — Мы пережили там огромную потерю. И с тех пор я предпочитаю держаться оттуда подальше. «Не считая двадцать седьмого года», — подумал Том.
   — Конечно, я был занятым человеком, работал до потери пульса, но я не уверен, что дело только в этом.
   — Ты действительно много работал, — сказала Глория и поежилась.
   Глен раздраженно взглянул на дочь.
   — Однако охотничий домик остался за нами, за ним все время присматривали. Ты помнишь мисс Дин, Глория, Барбару Дин? Глория угрюмо смотрела в тарелку.
   — Конечно, — сказала она.
   — Барбара Дин присматривает за нашим домом последние двадцать лет. До нее это делали местные жители по фамилии Трухарт.
   Тома удивило выражение лица матери. Наверное, Барбара Дин была одной из бывших любовниц Глена Апшоу.
   — Но никто из нас давно уже не приезжал в старый дом, — продолжал старик. — В другой ситуации мой внук проводил бы там каждое лето. Я начинаю думать, что семейная трагедия слишком долго удерживает нас вдали от этого места.
   Глория что-то тихо и зло пробормотала себе под нос.
   — Глор? — Глен вопросительно взглянул на дочь, но та только покачала в ответ головой.
   Глен снова перевел глаза на внука.
   — Я думал о том, что в наш старый охотничий домик пора снова вдохнуть жизнь. Ты не хотел бы провести на озере месяц-другой?
   — С удовольствием! Это было бы замечательно.
   Глория почти неслышно вздохнула, промокая губы розовой салфеткой.
   — Беззаботное лето перед началом тяжелой работы, — сказал Глен.
   И только теперь Том понял — поездка на Игл-лейк должна была служить ему наградой за то, что он согласился учиться на инженера. Его дедушка никогда не был особенно утонченным человеком.
   — Я не могу ехать на Игл-лейк, — сказала Глория. — Или на меня твое приглашение все равно не распространяется?
   — Ты нужна нам здесь, Глория. Я буду чувствовать себя спокойнее, зная, что ты рядом.
   — Ты хочешь оставить меня здесь. Тебе спокойнее, когда я рядом. Ты снова хочешь отстранить меня от всего — только не надо делать вид, будто ты не понимаешь, о чем я говорю, потому что ты прекрасно это понимаешь.
   Глен положил на тарелку вилку и нож и посмотрел на дочь наивными глазами.
   — Ты хочешь сказать, что предпочла бы поехать с Томом? Или что я не буду в этом случае о тебе беспокоиться?
   — Ты ведь знаешь, что я не могу туда поехать. Я бы просто этого не выдержала. Так зачем же говорить об этом?
   — Не накручивай себя, Глория. И ты ведь остаешься не одна. С тобой будет Виктор. Его главной работой всегда было следить за твоим здоровьем.
   — Спасибо, — сказала Глория. — Большое тебе спасибо. Особенно за то, что ты говоришь это в присутствии моего сына.
   — Том уже почти мужчина.
   — Ты хочешь сказать, что он достаточно взрослый, чтобы...
   — Я хочу сказать, что он уже в том возрасте, когда может отправиться один на каникулы и как следует поразвлечься со своими сверстниками из приличных семей. Не так ли, Том?
   — Думаю, да, — сказал Том, но несчастное выражение лица его матери заставило его произнести это почти равнодушным тоном. Ему было очень стыдно. Он знал, что дедушка говорит правду — главной работой его отца было заботиться о его матери. Ему стало вдруг очень неприятно, даже слегка затошнило.
   — Я останусь дома, ма, — сказал он.
   Глория смерила его злобным взглядом.
   — Не надо говорить это, чтобы доставить мне удовольствие.
   — Ты уверена? — спросил Том.
   Мать сидела, не поднимая глаз.
   — Мне не надо, чтобы еще и ты заботился обо мне.
   — Шести недель будет вполне достаточно, — сказал Гленденнинг Апшоу. — Этого достаточно, чтобы почувствовать вкус свободы. А когда у тебя будет свое дело, ты сможешь проводить там отпуск.
   — Скажи дедушке спасибо, — произнесла Глория безо всякого выражения.
   — Спасибо, — сказал Том.

Часть шестая

Небеса

18

   В первый день летних каникул Том Пасмор, охваченный какой-то непонятной тревогой, вышел из дому и бесцельно побрел по Истерн Шор-роуд в сторону Ан Дай Блумен.
   В последние дни учебного года Том побывал на нескольких вечеринках. Он ходил по шикарным комнатам особняков, в которых жили его одноклассники, не встречая нигде Сары Спенс. Том удивлялся, почему большая часть комнат выкрашена в различные оттенки розового цвета, пока не услышал случайно, как мать Поузи Таттл говорит матери Муни Фаерстоун, что Катинка Редвинг нашла лучшего молодого декоратора Нью-Йорка, который просто гений, когда дело касается розового цвета.
   — Гений — по-другому не скажешь! И конечно, Катинка нашла его первая.
   Каждый вечер ровно в шесть я выглядываю из окна, смотрю на берег, на океан, но самое красивое — небо: оно такого же цвета, как стены моей спальни.
   В соседней комнате одного из одноклассников Тома тошнило в ведерко для льда, а спустя несколько часов другому его товарищу пришло в голову выйти на песчаный пляж, закатав до колен брюки от фрака. Но к тому времени небо было уже таким же черным, как настроение Тома.
   На последних уроках танца в академии мисс Эллингхаузен Том неуклюже танцевал танго с Сарой Спенс, но когда он спросил девушку, заедет ли за нею сегодня экипаж Ральфа Редвинга, она тут же помрачнела и стала отрицать, что ездит домой на его лошадях.
   — Иногда он действительно присылает экипаж, но очень редко, — сказала Сара. — Редвинги — большие собственники, но не стоит делать из этого проблему.
   Сара радостно улыбнулась, когда Том сообщил ей, что поедет в Игл-лейк, но после этого стала какой-то молчаливой и напряженной, не то что в первый раз, когда они танцевали вместе. После урока Сара быстро спустилась по лестнице и пошла одна в сторону Капле Бергофштрассе — она по-прежнему казалась Тому очень красивой, но одновременно почему-то несчастной. Он никак не мог понять, в чем тут дело.
   Когда Том пришел на выпускные торжества, проводившиеся обычно во дворе за основным школьным зданием, Сара Спенс, сидевшая вместе с другими выпускниками, повернулась и одарила его лучезарной улыбкой. Ральф Редвинг, председательствовавший почти на всех выпускных вечерах, поговорил немного на тему «Гражданская ответственность лидеров общества», затем сообщил, что намерен издать книгу под названием «Исторические здания острова», где будут помещены поэтажные планы и фотографии каждого дома на Милл Уолк, где жили когда-либо члены семейства Редвингов (мамы выпускников восторженно зашушукались). А потом, когда вручили дипломы и награды. Том вышел из полосатой палатки, где давали чай, прошел через футбольное поле и посмотрел в сторону стоянки, где Сара Спенс и ее родители как раз садились в роскошный фургон Редвингов.
   Том дошел до угла Ан Дай Блумен и остановился на несколько секунд, чтобы взглянуть на сияющий в просвете между домами океан. Вечером, перед выпускными торжествами, он заходил к Леймону фон Хайлицу. Снова оказавшись в его странной комнате, Том почувствовал себя так, словно вернулся в свой истинный дом. Он любил эту комнату и ее эксцентричного обитателя, тем не менее в тот вечер атмосфера между ними была какой-то напряженной. Мистер Тень очень расстроился, когда Том сообщил ему, что поедет на Игл-лейк, но больше всего юношу расстроил тот факт, что он упорно отрицал это.
   — Вы ведь считаете, что я не должен ехать на север, — сказал он. — Я точно это знаю. Хотите, чтобы я остался и работал вместе с вами?
   — Ты должен делать то, что хочешь, — сказал фон Хайлиц. — Просто сейчас не самое удачное время для такой поездки.
   — То есть, вы не хотите, чтобы я ехал туда именно сейчас?
   Мистер Тень ответил на его вопрос другим вопросом:
   — Ты собираешься туда один? Разве приглашение Глена не распространялось на твою мать?
   Том покачал головой.
   В этот вечер он впервые понял, каким одиноким был сидящий перед ним человек, и это заставило его острее почувствовать собственное одиночество. Если Том уедет с Милл Уолк на шесть недель, мистер Тень лишится на все это время своего единственного собеседника. Но Том не мог заговорить с ним на эту тему, и весь остаток вечера фон Хайлиц был мрачен и неспокоен, словно ждал ухода своего гостя, чтобы сделать нечто такое, чего Том не должен был видеть. А Том чувствовал себя очень неловко — это была первая серьезная размолвка между ним и фон Хайлицом. Том как раз хотел спросить старика, не слышал ли он, что произошло в больнице Шейди-Маунт, но в этот момент фон Хайлиц встал, подошел к проигрывателю и поставил пластинку.
   — Это Махлер, — сказал он, и спустя несколько секунд комнату наполнили выстрелы и стоны умирающих на поле битвы. Старик опустился в кресло, положил ноги на столик и закрыл глаза. Том молча вышел из дома. Сегодня фон Хайлиц чем-то напомнил ему дедушку. Нельзя было ожидать от столь неординарной личности, чтобы он вел себя так же, как простые смертные.
   Том поднял глаза и увидел, как дверь огромного дома в испанском стиле, стоящего на углу Седьмой улицы, широко распахнулась. Тому тут же захотелось стать невидимым, а секунду спустя — очутиться внутри дома. Сначала на ступеньках появилась маленькая, коричневая с белым собачка, натягивающая поводок и лающая в его сторону. Том постарался исполнить хотя бы одно из своих желаний — отступил в тень красной телефонной будки. И тут из дома вышла Сара, одетая в синюю блузку с закатанными рукавами, белые шорты и белые тенниски. Рассмеявшись, она сказала что-то собаке и захлопнула за собой дверь.
   Сара и рвущийся с поводка песик быстро спустились по красным кирпичным ступенькам и пошли по мощеной камнем дорожке к улице. Том смотрел, как качаются из стороны в сторону изящные бедра Сары. Она размахивала свободной рукой, но спину держала очень прямо. Волосы девушки вздрагивали при каждом шаге. Собачка выбежала на тротуар и потянула свою хозяйку в другой конец квартала.
   Том вышел из-за телефонной будки и стал смотреть вслед удалявшейся Саре. Потом он пересек Ан Дай Блумен и пошел вслед за ней на некотором расстоянии. День, которого он не замечал раньше, теперь казался ему удивительно свежим и ярким: солнечный свет падал на сияющие волосы и красивые плечи Сары. Тому нравилось просто наблюдать за ее походкой, смотреть, как двигаются ее загорелые стройные ноги, едва касаясь тротуара, словно к ступням ее были приделаны крылышки.
   Том прибавил шагу. Он не понимал, почему ему так хочется спрятаться от Сары, и не знал, что скажет ей, когда наконец догонит.
   В этот момент Сара оглянулась и заметила его.
   — Том! — воскликнула она и остановилась так резко, что передние лапы собаки повисли в воздухе. Повернувшись к Тому, она переложила поводок в другую руку и сделала шаг в сторону собаки, которая, почувствовав свободу, тут же принялась обнюхивать ближайшее дерево.
   — Почему ты стоишь и улыбаешься? — требовательно спросила Сара. — Почему ничего не скажешь?
   — Я как раз собирался догнать тебя, — сообщил Том в ответ на второй вопрос.
   — Хорошо, — сказала Сара. — Ты поможешь мне с Бинго. Кажется, вы не встречались с ним раньше?
   Том покачал головой и поглядел на собачку, которая присела, прижав уши, и завиляла хвостиком.
   Сара наклонилась, чтобы погладить песика, продолжавшего смотреть на Тома умными, внимательными глазами.
   — Скажи Тому, что тебя зовут Бинго. Он ведь не знает тебя.
   — Сколько ему лет? — спросил Том.
   — Семь. Я рассказывала тебе о нем, но неудивительно, что ты не помнишь. Это было во время моего визита в больницу тогда, после аварии. Когда я покрыла себя позором.
   Том снова покачал головой. Склонив голову набок и высунув язык, Бинго терпеливо ждал, пока хозяйка продолжит наконец их прогулку.
   — Мне подарили его в тот день, когда я узнала об аварии, — продолжала Сара.
   — Значит, мы с ним ровесники, — произнес Том, сам плохо понимая, что имеет в виду. Взглянув на изменившееся выражение лица Сары, он поспешил добавить. — Извини, это, наверное, звучит странно. Я хотел сказать... знаешь, я и сам не знаю, что хотел сказать. — Том сделал шаг вперед, Сара улыбнулась ему, хотя в глазах ее по-прежнему было изумление, и пошла рядом.