Помещение было оснащено десятком генераторов помех и не имело окон, гарантируя полную неприступность для современных средств подслушивания. В этой особой комнате проходили наиболее секретные совещания, электронный ключ от двери имели лишь трое: второй помощник посла (резидент ЦРУ), военный атташе (представитель разведки Пентагона) и начальник службы безопасности посольства.
   Сейчас в помещении особой комнаты находились все киты американской разведки и контрразведки, дипломатической миссии, а также младший шпионский состав, обеспечивающий эффективную работу разведсети.
   В центре помещения стоял длинный Т-образный стол, во главе которого сидели руководители отделов. В центре расположился резидент ЦРУ, грузный мужчина с редкими седыми волосами, едва прикрывавшими макушку. Справа от него находился представитель Пентагона, высокий пятидесятилетний атлет в темно-синем мундире с широким набором разноцветных орденских планок. Мощная квадратная челюсть в сочетании с холодными стальными глазами делали военного похожим на грозного нордического воина.
   С противоположной стороны сидел чернокожий здоровяк с приплюснутым носом и широкими, будто вывернутыми ноздрями и толстыми красными губами. Это был старший агент ФБР Джимми Зиду, исполнявший обязанности начальника службы безопасности посольства, пока шеф находился в отпуске. В прошлом боксер-тяжеловес, он не особо быстро соображал, но зато обладал великолепной физической реакцией, что неоднократно ему помогало во время службы в дипломатических миссиях в «горячих точках». Только благодаря этому качеству он и был поставлен старшим над контрразведчиками.
   Кроме старших офицеров в комнате находились еще двенадцать агентов спецслужб: шифровальщики, аналитики и оперативники, среди которых особо выделялся широкоплечий зеленоглазый блондин со стильной прической и легкой щетиной киношного мачо. Алик Малкович, американец хорватского происхождения, уже год как постоянно проживал в Москве. Работой начальство его не обременяло, давая возможность молодому оперативнику вжиться в главном славянском мегаполисе, городе самых фантастических возможностей и самых страшных государственных тайн. Для того чтобы действовать эффективно, в этом городе следовало по-настоящему раствориться, что называется, пустить корни.
   Официально Алик числился сотрудником пресс-службы посольства, а в целом был предоставлен самому себе.
   – Господа, – ровным, хорошо поставленным голосом заговорил резидент, глядя на младший состав, – из Вашингтона пришла срочная депеша. – Легкий гул в комнате мгновенно прекратился. Слово «Вашингтон» означало не узкокорпоративную акцию, а крупномасштабную операцию всех спецслужб, собранных в единый кулак, имеющую стратегическое значение. Как правило, за подобные мероприятия при успешном проведении на исполнителей проливался золотой дождь. – Нам поручается провести операцию «Королевский расклад». Это многоходовая серьезная акция, успех которой зависит от четкого исполнения каждым участником операции своих обязанностей...

8

   Серебристый диск полной луны выплыл из-за кудрявой тучи, заливая холодным равнодушным светом раскинувшийся внизу обширный лесной массив.
   Ночь выдалась безветренная, пушистые ели и бело-черные березы стояли не шелохнувшись, как каменные истуканы на острове Пасхи.
   Едва слышный щелчок сломанной сухой ветки не потревожил тишину, в следующую секунду на небольшой открытый участок лесной поляны из темноты шагнули шесть неясных теней.
   Окажись в том месте посторонний человек, он без труда разглядел бы в лунном свете камуфляжные комбинезоны на незнакомцах и короткоствольные с откидными прикладами автоматы Калашникова в их руках. И первой мыслью постороннего стало бы – «Очередные учения у военных». Но это мнение было бы ошибочным, шестеро молодых людей, облаченных в маскировочные комбинезоны, не были военными и вообще не имели никакого отношения к государственным структурам. Да и автоматы у них были не настоящие, а всего лишь масса-габаритные макеты оружия.
   Тем не менее юноши отнеслись к ночному выходу вполне серьезно, на это был простой ответ – шестеро бритоголовых парней были боевиками нацистского толка из военизированной организации «Российские барсы». В своем роде это была элита скинхедского движения, они редко участвовали в драках на рынках с торговцами, выходцами с юга, не устраивали охоту на иностранных студентов. Зато изо дня в день до изнеможения занимались в спортивных залах и тирах и каждые три месяца выезжали «в поле» на учения, где, разбившись на небольшие группы, выполняли порученные им куратором задания.
   Как правило, такими группами командовали наиболее опытные боевики, многие из которых отслужили срочную службу в армии или даже умудрились повоевать по контракту на Северном Кавказе.
   В этой группе были двое опытных боевиков. Старший, Райс, был выходцем с рабочей окраины, в общей сложности он отслужил пять лет и успел по-настоящему понюхать пороха в Чечне. Второй, Понтий, мальчик-мажор, сын очень состоятельных родителей, не знавший ни в чем отказа, по этой причине или еще по какой основательно подвинулся на нацистской идее. Запоем читал соответствующую литературу, собирал атрибутику третьего рейха и немилосердно тренировался. Все выходы «в поле» он воспринимал как настоящие боевые задания.
   Сейчас Понтий замыкал цепочку «барсов», его голову прикрывала кепка с длинным козырьком, какую носят бундесверовские солдаты, а на поясе в кожаных ножнах висел штурмовой кинжал войск СС. Время от времени он опускал руку на рукоятку с дубовыми накладками, при этом ощущая небывалый прилив возбуждения...
   Группа без привала отмахала почти двадцать километров по лесу и наконец вышла к железнодорожному полотну. Впереди, освещенные парой прожекторов, виднелись металлические конструкции моста, также отчетливо был виден караульный домик, примостившийся перед въездом на мост.
   Боевики ползком подобрались на сотню метров, когда раздался лай волкодава. Собака буквально сбесилась, заливаясь на всю округу, оглушительно гремя цепью.
   – Назад, – негромко приказал Райс, боевики, держа в руках макеты автоматов, стали по-рачьи пятиться в лес.
   – Ну-ка, курвлячий рот, закрылся! – перекрикивая лай пса, прогремел грозный голос. Из караулки одновременно выскочили двое охранников, у одного на плече поблескивал вороненый ствол карабина. Пес, услышав хозяина, мгновенно замолчал, наученный репрессиями со стороны кормильца.
   Охранники о чем-то негромко переговорили, и тот, что был вооружен, двинулся на противоположный берег, подсвечивая себе дорогу ручным фонарем.
   – Так, сторожа попались нам бдительные, не бухают и не спят, – озабоченно произнес Райс, когда группа удалилась на безопасное расстояние. Он оглядел своих подчиненных, четверо из шести мало походили на бойцов. На бритых до синевы головах уши выглядели непомерно большими, как на комических шаржах, тонкие вытянутые шеи, узкие неразвитые плечи. Это были новички, которым оказали чрезвычайную честь, позволив вступить в ряды тайной организации «Русские барсы». Но особого восторга в их глазах старший сейчас не видел и все же задал соответствующий обстановке вопрос: – Что будем делать?
   Несколько минут длилось тягостное молчание, потом один из «молодых» несмело предложил:
   – Может, по реке попробуем подобраться?
   – Не-а, – нагло перебил его Понтий, в свете луны белки его глаз хищно блеснули. – Сейчас вода холодная, как бы простатит не заработать. Думаю, – он сделал театральную паузу, вытаскивая из ножен кинжал, потом, продемонстрировав широкое обоюдоострое лезвие, чеканя слова, произнес: – Думаю, этих двух вертухаев и их Мухтара следует брать в ножи, а потом работать по-взрослому.
   – Еще есть предложения? – не отрывая взгляда от кинжала, бесстрастным тоном поинтересовался Райс. Не дождавшись ответа, буркнул: – А в ответ тишина.
   – Так что, работаем по-взрослому? – вертя между пальцев рукоятку кинжала, с усмешкой спросил Понтий.
   Вместо ответа Райс протянул руку и незаметным движением перехватил кинжал, затем, держа за острое жало, подбросил и тут же ловко поймал его за рукоятку.
   – Неплохой свинорез.
   – А то, – еще шире осклабился владелец раритета.
   – Тут что-то на клинке написано. Знаешь, что?
   – «Наша честь в верности» – девиз войск СС, – заученно выдал Понтий.
   – Это хорошо, что ты такой грамотный, – теперь уже улыбнулся Райс. В следующее мгновение он кошкой бесшумно прыгнул вперед. Оказавшись за спиной гламурного нациста, коленом надавил ему между лопаток, пальцами левой руки ухватив за глазные впадины, задрал его голову вверх и приложил лезвие к горлу. – Хочешь, покажу, как чечены нашим солдатам отрезают головы? Я там был контрактником, так что насмотрелся, как абреки с нашим братом поступают. Ну так что, хочешь?
   – Не-ет, – слегка раздвинув губы, просипел Понтий.
   – А за что ты решил резать наших мужиков, святых хлебопашцев, как чурок каких-то? Может, ты не Понтий, дружище, а падаль гнилая?
   – Прости, хотел приколоться, глупо получилось, – теперь шепот еще больше напоминал предсмертный хрип.
   – Действительно глупо, – рыкнул Райс напоследок, отпуская Понтия. – Теперь все пятеро живо к железке и укладывайте заряды под рельсы. Работать так, как учили, и смотрите, собаку не потревожьте. Все, бойцы, время пошло, двинулись.
   Пятерка боевиков, не выпрямляясь во весь рост, покинула лес.
   Первым полз Понтий. Мальчик-мажор активно работал своими конечностями, так что «салажата» за ним едва поспевали.
   Наконец они подобрались вплотную к ровным полосам стальных рельсов, и Понтий подал условный знак. Двое боевиков, выставив перед собой автоматы, залегли по обе стороны движения, следующая пара стала разбирать куски гравия, потом штык-ножами боевики раскопали выемки под рельсами, в углубления которых заложили прямоугольные куски коричневой биомассы. После чего засыпали заряды песком и гравием, придав полотну первоначальный вид.
   Группа поспешно уходили с места «диверсии». Один из молодых боевиков поравнялся с Райсом и тихо спросил:
   – А что, если наши муляжи обнаружат обходчики?
   – Не обнаружат, – ответил Райс. – После первого же дождя от муляжей ничего не останется. – Видя недоумение в глазах подчиненного, пояснил: – Это хозяйственное мыло, у моей тетки в чулане лет сорок лежало. Вот видишь, наконец пригодилось.
   – Магистр не зачтет эту акцию, мост ведь мы не взорвали, – встрял второй «салажонок».
   – Зачтет, – заверил его старший. – Нашей целью было не уничтожение моста, а диверсия возле него. Внимательней нужно быть, когда ставят задачу.
   Понтий, до сих пор хранивший молчание, видя, что у старшего настроение значительно улучшилось, также приблизился к нему.
   – Слышь, Райс, я тут через одного чувака по случаю прикупил парочку взрыв-пакетов и помповик с патронами. Может, устроим на выходных лумумбам карнавальную ночь в Северной Пальмире?
   Райс уже напрочь выбросил из головы недавний инцидент и поэтому, с интересом посмотрев на Понтия, задумчиво протянул:
   – Помповик – это интересно...

9

   – Ты пойми, Григорий, в компании больше ловить нечего. Она уже окоченевающий труп, – держа в правой руке массивный пивной бокал, проникновенным голосом убеждал собеседника вальяжный мужчина. В нем чувствовался настоящий породистый урожденный номенклатурщик, такой в своей жизни не поднимал ничего тяжелее пачки денег. Даже в студенческие годы пухлощекий умудрялся откупаться от стройотрядов. Полной противоположностью пухлощекого был его собеседник, гигант почти двухметрового роста с квадратной челюстью, крупным славянским носом «картошкой» и до зеркального блеска выбритым черепом. В отставном капитане третьего ранга морского спецназа Григории Пройдесвите даже за дорогой стильной одеждой чувствовалась агрессия и мощь потомственного кубанского казака.
   Теперь бывший партийный функционер и бывший подводный диверсант были коллегами, оба занимали высокие должности в одной из крупнейших нефтяных компаний России «Андерсен и К». Они сидели в центре Москвы в уютном пабе со смешным названием «Кролик Роджер» и смаковали темное густое пиво. Со стороны могло показаться, что эти двое проводят время за дружеской беседой. На самом деле разговор был серьезный и деловой.
   – Наша компания обречена, – продолжал Ефим Шишкович, член совета директоров «Андерсен и К». – Таковы законы природы, то, что когда-то появилось на свет, со временем должно умереть и засохнуть.
   – А как же цветение и бурный рост? – отпивая из своего бокала, с усмешкой спросил Пройдесвит.
   – Это в далеком прошлом. Остаются считанные месяцы, да что там месяцы – недели, до того момента, как компанию прихлопнут, и те, кто не успел соскочить, останутся там, как тараканы под лаптем. – Шишкевич небрежно отодвинул бокал. – Укрепление вертикали власти закончилось, теперь власть займется сбором своих овечек, которых сейчас стригут другие. Мало того, что другие торгуют шерстью и мясом, так еще и деньги прячут в офшорах. Сильная власть такого допустить не может. Теперь эти деньги ей нужны самой для укрепления и возрождения государственной мощи. Кто помнит супердержаву СССР, тот будет стремиться к реваншу.
   – Красиво загнул, Ефим Ильич, чувствуется настоящий мастер ораторского искусства. Наверное, начинал еще с заседаний красногалстучных советов отряда, – вроде бы насмешливо, но с совершенно серьезным лицом заметил отставной диверсант.
   – Какая разница, где меня учили языком молоть? Главное, не говорить, что думаешь, а думать, что говорить. Меня как раз и научили сперва думать. По поводу сегодняшнего разговора я долго думал, просчитывал. Повторяю, Котовский, наша компания идет ко дну, но мы еще можем спастись. Мы сдаем свои активы «Андерсена» и вкладываем их в алюминиевую металлургию, есть на примете один приличный комбинат, там можно развернуться по-настоящему...
   – Алюминий – стратегическое сырье, – перебив Шишковича на полуслове, напомнил Пройдесвит, – и если государство берет под себя энергоресурсы, то алюминий следующий на очереди.
   – Да какая разница, – досадливо отмахнулся бизнесмен, его жест был нервным, выдающим переполняющие его эмоции. – Потом соскочим, перейдем на автостроение или транспортные перевозки. Мы же будем с тобой расти, потому что двигаться вперед даже маленькими шажками – это прогресс, а застрять – это деградация, и как финал – отмирание и смерть. Поэтому главное сейчас – продолжить движение.
   – Значит, крысы бегут с корабля, – допив остатки пива, констатировал Пройдесвит.
   – Называй это как хочешь, без разницы, – нервно дернул плечами Шишкович. – Повторяю, сейчас главное – продолжить движение.
   – Это для вас сухопутных без разницы, а мы люди морские и живем по своим законам. Если корабль тонет, то экипаж делает все, чтобы спасти его. Если это невозможно, то централизованно покидают тонущее судно сперва старики, женщины и дети. Капитан сходит последним.
   – Ты эти свои флотские прибамбасы, Котовский, оставь для салажат в ШМОньке[6], – Ефим Ильич вытащил золотой портсигар, достал тонкую самодельную сигарету, которые, как знал Пройдесвит, набивались крепким египетским табаком. – Ты не забывай, кто тебя привел в компанию, кто настоял потом, чтобы тебя через каких-то три года сделали начальником службы безопасности и полноправным партнером. Или ты думаешь, я не знаю о твоих сафари в Чечне? Вайнахи – народ злопамятный и закон кровной мести у них никто не отменял. Ты учти это, Котовский.
   На лице диверсанта заиграли желваки, сделав его похожим на мраморное изваяние.
   – Котовским меня называют друзья, а для тебя, Фима, я Григорий Иванович и не советую в будущем забываться.
   – Значит, не договорились. – Шишкович двумя пальцами сжал не зажженную сигарету, переломил ее пополам и небрежно бросил в пепельницу.
   Пройдесвиту этот жест показался сигналом. Мышцы мгновенно напряглись, правая рука незаметно опустилась на бедро, поближе к кобуре с мощным «зиг-зауэром», и тяжелым взглядом он окинул посетителей зала. Время было уже позднее и любителей пива было немного, в зале находилась лишь небольшая веселая компания в дальнем углу, весь вечер что-то бурно обсуждающая, и через несколько столов от них сидели двое телохранителей Шишковича, которые мощными челюстями перемалывали орешки. Парни – широкие, как двухстворчатые шкафы, и угрюмые, как палачи на пенсии, таким шею человеку свернуть, что высморкаться. Официально они подчинялись Пройдесвиту, но судя по тому, что информацию о его турах на Кавказ прилежно сливали Шишковичу, не было никакой гарантии, что половина, а может, и больше, служит двум хозяевам.
   Взгляд начальника службы безопасности скользнул за спины отбойщиков в сторону стойки, где в свете желтых плафонов на высоком табурете пристроился Захар Платов, бывший подчиненный Пройдесвита, старший лейтенант морского спецназа, ветеран войны в Афганистане и первой Чеченской войны. А также партнер по «сафари». Атаман был опытным бойцом, но взбалмошным и взрывным, из-за чего в армии и не сделал себе карьеры. Сейчас Захар числился в личной охране Котовского, и это был единственный человек, которому он безмерно доверял.
   Платов также почувствовал напряженность обстановки и, отставив в сторону фужер с недопитым соком, расстегнул верхнюю пуговицу пиджака.
   – Ну что же, думаю, наш дальнейший разговор бесполезен, а потому разрешите откланяться, – последние слова Ефима Ильича прозвучали насмешливо, но Пройдесвит уловил мимолетно брошенный на него яростный взгляд. Шишкович резко отодвинул стул, небрежно кивнул и направился к выходу. Телохранители подскочили со своих мест одновременно, как заведенные, один оказался впереди, второй прикрыл спину принципала[7].
   Дождавшись, когда троица покинет паб, Платов отошел от стойки и сел напротив Котовского.
   – Чего, пугать пытался или купить хотел?
   – Предлагал создать «тайную масонскую ложу» внутри нашей компании, – поведал капитан третьего ранга в отставке.
   – Намечается переворот?
   – Да нет, скорее попытка дробления фирмы.
   – Разделяй и властвуй, – хмыкнул Платов.
   – У-у, – выпятив нижнюю губу, тем самым выражая крайнюю степень удивления, протянул Пройдесвит, взглянув на своего помощника другими глазами. – А ты, дружочек, заметно пообтерся за этот год, что работаешь на меня. Прямо хоть вводи в высший состав службы безопасности.
   – Ты сам-то удержись в своей службе, – задиристо произнес Захар, проявляя дремавший внутри него норов северянина.
   – Тоже верно, – согласился с ним Григорий Иванович, его широкие плечи неожиданно устало опустились – моральное напряжение куда сильнее физической усталости. – Надо бы расслабиться, Атаман, поехали в «Пино Коладу», заодно прихватим девчат с Тверской.
   – Нет, – с сожалением покачал головой Захар, – девок не надо. У меня жена крутая да и дети.
   – Ну и что? – недоуменно уставился на него Пройдесвит и повел плечами. – Ко всему вышеперечисленному у меня еще и внуки, так что, мне после этого свое хозяйство на замок закрыть или за ненадобностью совсем отчекрыжить? Ну уж нет, пока функционирует, надо использовать на полную катушку. Все, боец, больше ни слова, выполняйте приказ старшего начальника.
   – Слушаюсь, герр начальник, – Атаман на этот раз и не думал возражать.

10

   Будильник напомнил о себе квакающим зуммером. Алик Малкович протянул руку и хлопнул ладонью по кнопке стопора, негромко выругался и сел в постели. Еще несколько минут он приходил в себя с закрытыми глазами.
   Так повторялось каждый день, после резкого пробуждения он давал возможность организму уравновесить сердечный режим. Несмотря на молодость, Алик собирался жить долго, поэтому упорно занимался йогой, посещал занятия каратэ, считая, что тем самым закаляет душу и тело. Впрочем, также он был неплохим танцором, бильярдистом, разбирался в живописи, литературе. Одним словом – настоящий мачо, перед которым женщины просто млели, а значит, были изначально потенциально пригодны к разработке.
   Десятилетним пацаном Алик впервые посмотрел фильм о Джеймсе Бонде. Богатая жизнь, красивые женщины, море романтики и приключений. После просмотра картины он сразу же решил, что непременно станет разведчиком. По окончании учебы он поступил на курсы ЦРУ, три года его готовили для «работы» в странах Восточной Европы, учитывая его происхождение. Первое настоящее задание он получил в Белграде, там под видом журналиста Малкович устанавливал радиомаяки для наведения американских крылатых ракет. Оказаться под бомбардировкой своих же – в этом мало романтического, но, к счастью, все обошлось.
   Потом были Рига, Таллинн, «рейды» в неприступную Беларусь. Чтобы оппозиция там совсем не засохла, ее время от времени приходилось подпитывать долларовыми инъекциями.
   Затем последовал перевод в Киев, где вместе с тамошней резидентурой Алик готовил «помаранчевую» революцию. Америке просто необходимо было загнать клин между тремя славянскими державами, и не просто загнать, а еще провернуть, так чтобы живущие там народы сто, а то и более лет люто ненавидели друг друга. «Разделяй и властвуй» – вот единственная формула колонизации.
   Кроме того, было еще одно задание. Лично директор ЦРУ приказал Алику следить за атташе, которому было поручено дожать министерство обороны Украины, чтобы оно пустило «под нож» оставшиеся стратегические бомбардировщики «ТУ-22М3» при этом глава шпионского ведомства добавил, уже однажды после того, как Киев рассчитался с Москвой новейшими стратегами «ТУ-160» за газ, на пенсию были выгнаны и тогдашний посол и военный атташе. Намек более чем прозрачный, но все обошлось. Проплаченный майдан привел к власти своего ставленника, вернее, ставленника Вашингтона, а через полгода под нож пошли остроносые красавцы «Бикфайеры». Все удалось, и в качестве бонуса Алика направили в Москву – именно здесь намечалась настоящая работа...
   Рывком поднявшись с постели, Малкович в течение пятнадцати минут перед настежь распахнутым окном предавался дыхательной гимнастике, потом еще столько же уделил водным процедурам, стойко выдержав пытку тугими струями контрастного душа. Наконец, наскоро выпив чашку травяного чая, вышел из квартиры.
   Дом дипкорпуса на Кутузовском проспекте охранялся не хуже, чем дома, где проживали министры или депутаты, поэтому машины стояли во дворе, в ожидании своих хозяев поблескивая разноцветным лаком.
   Черный «Бьюик» призывно мигнул Алику фарами, американец открыл дверцу и на мгновение остановился, задержав взгляд на циферблате престижного «Лонжина». «Полшестого, самое время для гонок на выживание».
   Мотор «Бьюика» мягко завелся и заработал с ровным, почти неслышным рокотом. Ведомый уверенной рукой, медленно выкатил со двора. Постовой милиционер поспешно поднял шлагбаум.
   Выехав на проспект, Алик повернул в сторону Садового кольца. Едва его машина удалилась на сотню метров, как следом за ней устремилась серая «БМВ».
   – Что и следовало доказать, – с презрением буркнул под нос Малкович. Еще в Штатах, когда его «доводили»[8] перед командировкой в Россию, бывшие разведчики много чего интересного рассказали. Особый упор инструкторы делали на «московские правила» – термин ЦРУ времен «холодной войны», обозначавший непредсказуемость действий советской контрразведки. От простой провокации до хитрой многоходовой комбинации. Как, например, установка «жуков» в подвале посольства в комнате секретных совещаний, финт с проститутками, обведшими вокруг пальца американских морских пехотинцев, охранявших посольство, вот уже пятнадцать лет преподают курсантам ЦРУ как негативный пример. Но при этом не забывают добавлять, что если бы под закат СССР советскую госбезопасность не возглавил «комсомолец» Бакатин, который с холуйской исполнительностью сдал множество секретов КГБ, в том числе и посольскую прослушку, то сами они ее обнаружили бы не скоро.
   Так что в Москву Малкович приехал основательно подготовленный, к тому же имел время тщательно изучить город. Вечером прошлого дня, когда резидент объявил о начале операции «Королевский расклад», каждому из ее участников была отведена своя роль. Но главным в этом шоу был он...
   «БМВ» держалась на расстоянии сотни метров как привязанная. Пустые дороги утренней Москвы позволяли двигаться быстро. Миновав Новый Арбат, американец в зеркале заднего вида заметил, что его эскорт увеличился. За «БМВ» в нескольких метрах следовал угловатый джип «Мерседес».
   – Вот это уже интересно, – на лице Алика Малковича появилась коварная улыбка. – Ну что же, поиграем в догонялочку «поймай зайца».
   Нога в лакированной туфле почти до упора вдавила педаль газа. «Бьюик» взревел мощным двигателем и стремительно пошел на отрыв. Автомобили также легко увеличили скорость, продолжая держаться поблизости от фигуранта.
   Алик тщательно следил за здоровьем, ведомый навязчивой идеей дожить в полном здравии до глубокой старости, но была у него одна страсть, которая могла в любой момент оборвать тонкую нить жизни. Малкович был завзятым гонщиком. Эта страсть его была сильнее алкоголя и женщин вместе взятых, азарт гонки был подобен наркотику.