Из кузова выпрыгнул невысокий негр в белом, еще хрустящем, тщательно отутюженном халате.
   – Полковник… – негр, улыбаясь, шагнул навстречу военному и протянул руку для приветствия.
   – Добрый день, – полковник пожал сухую ладонь, внимательно осматривая стоящих колонной солдат.
   Ни слова, ни вздоха, ни одного движения. Высокие, сильные. Серебристая форма плотно облегает тела. На левой стороне головы укреплены портативные видеокамеры. Объективы торчат под левой бровью, полностью закрывая глаза. Ни один мускул не дрогнет на спокойных равнодушных лицах. Полковник удовлетворенно кивнул и продолжил:
   – Постарайтесь побыстрее закончить проверку. У нас очень мало времени.
   – Конечно, полковник, – еле заметно улыбнулся негр. – А что случилось?
   Снайпер из спецподразделения на мгновение оторвался от оптического прицела и протер тыльной стороной ладони слезящийся правый глаз. Жара стояла – будь здоров. Градусов сто, если не больше[7]. Настоящее пекло. И ни малейшей тени. Хоть бы какое-нибудь облачко. Или туча. Он бы, пожалуй, даже согласился валяться под проливным дождем, чем вот так жариться под белым палящим солнцем. Как лягушка на сковородке, ей богу. Снайпер снова приник к прицелу. Хотя, конечно, что ни говори, а стрелять в такую погоду лучше, чем в дождь. Меньше шансов промахнуться. Горячая размякшая резина облепила глаз, и стрелок почувствовал ее запах. Неприятный, резкий. Казалось бы, он уже должен давным-давно привыкнуть к этой вонище, но нет… Снайпер лежал на бетонном парапете станционной вышки, наблюдая сквозь призму оптического прицела за служебным входом, возле которого сиротливо стояли несколько полицейских машин и бежевый «форд-пикап» с распахнутыми дверцами. Их хозяева растянулись на шершавой подъездной дорожке окровавленные, набитые свинцом. Мертвые.
   Три часа назад группа террористов, захвативших обслуживающий персонал станции, заявила, что, если в течение двух часов не будут освобождены их товарищи, заключенные в федеральных тюрьмах, заложники будут расстреляны. По одному каждые пятнадцать минут. До тех пор, пока власти не выполнят их условий. Либо, пока не погибнут все заложники. В этом случае, заявили террористы, они забаррикадируются в здании и взорвут ту его часть, где расположены станционные механизмы, толовыми шашками.
   Сперва бандитов попробовала захватить полиция. Эта попытка имела плачевный исход. Тринадцать полицейских погибли, а для того, чтобы их принимали всерьез, террористы застрелили двоих заложников. Два часа истекли пятьдесят семь минут назад. За это время бандиты успели пристрелить еще троих, и с минуты на минуту та же участь могла постичь четвертого. Снайперу было абсолютно наплевать, сколько бандитов нужно освободить из тюрьмы, для того чтобы спасти людей. Что касается лично его, то он бы выпустил этих кретинов из кутузки, притащил сюда, а затем, дождавшись, пока террористы покинут свое убежище, – не вечно же они так будут сидеть – перестрелял бы всех к такой-то матери. Но это он. Начальство же считало иначе. Для них было главным другое – уничтожить террористов, НЕ ВЫПУСКАЯ из тюрьмы НИКОГО. Это мнение стоило восемнадцати жизней. А через минуту этот счет увеличится еще на одного.
   Стрелок вздохнул и, сняв на мгновение затекший палец с курка, пошевелил им, давая возможность крови свободно притекать к руке.
   – "Седьмой!" – голос в наушнике прозвучал так неожиданно, что снайпер чуть не нажал на курок. – "Седьмой", не двигайся. Они выводят еще одного заложника.
   Стрелок быстро положил палец на спусковой крючок и замер, затаив дыхание.
   Стальная клепаная дверь дрогнула и медленно поползла в сторону. В паутинке перекрестия появилось белое испуганное лицо заложника. Мужчины средних лет, невысокого роста и довольно плотной комплекции. Руки его были высоко подняты вверх. Прицел давал достаточное увеличение, чтобы стрелок смог разглядеть синеватые губы, трясущуюся нижнюю челюсть и застывшую в глазах обреченность покойника.
   Следом за ним из темноты бетонного бункера появился темный силуэт. Террорист был одет в серую куртку и потрепанные джинсы. Лицо его скрывала лыжная шапочка, натянутая до подбородка. Кроме двух прорезей для глаз в ней не было ни одного отверстия.
   Снайпер перевел дыхание. Он всадил бы этому ублюдку пулю в лоб так же просто, как человек бьет неподвижно сидящую на стекле муху. Но… Тогда погибли бы остальные заложники.
   Террорист сжимал в руках автомат М-16. Он высунулся из-за стальной двери наполовину и резким движением ткнул заложника стволом в спину. Тот сделал два шага вперед, и в ту же секунду прозвучали выстрелы. Сухая трескотня разорвала полуденный зной так же легко, как пули – тело мужчины.
   Снайпер видел, как на груди заложника появились черные дыры. Светлая рубашка тут же пропиталась кровью. Ноги мужчины подогнулись, и он, словно во сне, мягко опустился на колени. Руки, все еще поднятые над головой начали медленно сгибаться в локтях. Рот судорожно глотал воздух, словно пытался компенсировать им потерю крови, вытекающей из широких рваных ран. Несколько секунд заложник продолжал стоять на коленях, а затем повалился лицом вперед, будто набитый тряпками мешок.
   Террорист быстро юркнул в бункер, захлопнув за собой дверь.
   Снайпер глубоко вздохнул и снял палец со спускового крючка.
   Все. Продолжение, мать его, через пятнадцать минут.
   Негр в белом халате помахал рукой перед лицом унисола, стоящего в колонне первым. Это был крепкий высокий малый, с широкими до удивления скулами и тяжелыми надбровными дугами. Свободный глаз неподвижно смотрел куда-то вперед и вверх. Гарп – так звали негра – усмехнулся. Он вспомнил, как в первый раз увидел унисола. Помнится, ему показалось, что это манекены и у них стеклянные глаза. Да. Смешно сейчас, а тогда он чуть в штаны не наложил со страху. Ей-богу.
   – Так. Ну-ка, ну-ка, – Гарп приподнялся и заглянул в объектив. – Как картинка?
   Из маленьких наушников, укрепленных на его курчавой голове, донесся резкий, искаженный динамиком голос начальника лаборатории Вудворта.
   – Чудовищно отвратительная.
   – Очень смешно, – хмыкнул Гарп. – Ну просто верх остроумия. Иди. Вперед.
   Последняя фраза адресовалась унисолу. Тот послушно сделал шаг в сторону и побежал к вертолету, в котором разместился передвижной комплекс управления.
   Вудворт, сидя перед монитором, наблюдал за Гарпом, глядя на него глазом-камерой следующего универсального солдата.
   – Очень смешно, – повторил негр.
   Вторым шел здоровенный блондин с лицом питекантропа. Гарпу даже не пришлось вспоминать, где он видел эту рожу. Конечно, в школе. Эта морда красовалась на картинке в учебнике по истории. В разделе первобытного строя. Ну, может, не именно эта, но брат-близнец, точно.
   Негр попытался дотянуться до объектива, поднявшись на мыски, но тщетно. В питекантропе было не меньше семи футов роста[8].
   – Нда, – хмыкнул Гарп и спросил в миниатюрный микрофон. – Ну как? Ты меня видишь? Как тебе моя прическа?
   – Нормально, – отозвался Вудворт.
   – Угу. Иди, – негр посмотрел, как питекантроп потрусил к вертолету.
   Двигался он на удивление быстро и легко. – Следующий.
   Низенький китаец шагнул вперед, занимая место предыдущего унисола.
   – Проверка систем…
   – Все в порядке…
   – Иди… Так и продолжалось. Унисол убегал, а его место занимал следующий. До тех пор, пока не осталось двое. Первый, молодой симпатичный парень среднего роста, с короткой аккуратной стрижкой. Второй – высокий, с упрямым лицом и желтоватыми звериными глазами. Настоящая гора мускулов.
   В тот момент, когда Гарп обследовал первого, с нашивкой "джи-эр'44” на груди, второй – "джи-эр'13" – вдруг быстро покосился на него желтым глазом.
   Если бы негр заметил это движение, он тут же сообщил бы Вудворту, но – к сожалению – Гарп этого не видел. Растянув рот в белозубой улыбке, он хлопнул 44-го по крепкой груди и приказал:
   – Иди.
   Унисол послушно побежал к вертолету.
   Когда Гарп занялся 13-м, тот уже неподвижно смотрел в удаляющуюся широкую спину "джи-эр'44".
   Темно-синий "додж" подъехал к стоящим поперек дороги заградительным стойкам. Ронни Робертс, ведущая канала новостей телекомпании "Си-Эн-Эн", опустила стекло и, выставив из окна тонкую изящную руку, с зажатой в длинных пальцах сигаретой, нетерпеливо нажала на клаксон.
   Истошные визгливые вопли "доджа", казалось, услышала вся округа.
   Ронни посмотрела на безразлично стоящего за ограждением полицейского и нажала на клаксон еще раз.
   "Черт, ну что за день, – подумала она. – Скачала у этой колымаги кончается бензин, и она полчаса стоит у обочины, размахивая руками, как ветряная мельница. Потом эта чертова пробка. Теперь кретин в полицейской форме. Он уснул, что ли?”
   Девушка высунулась из окна и закричала охраннику:
   – Эй, офицер?!
   Тот лениво отлепился от заграждения, лениво выпрямился и, лениво пережевывая "бабл-гам", – этот идиот, наверное, целую упаковку затолкал себе в пасть, – лениво процедил:
   – Стойте, стойте, мэм.
   Ну вот еще не хватало. У нее эфир через четыре минуты, а этот безразличный козел даже не подойдет посмотреть на удостоверение.
   Чарльз и так уже три раза намекал, что руководство недовольно, и –того и гляди – вышибет ее коленом под зад. А уж Чарльз зря не станет болтать. И раз он говорит, значит, дела у крошки Ронни и правда хреновые. И Чарльз шкуру с нее спустит, если через три… Нет, две минуты она не будет стоять перед камерой. Черт.
   Ронни сняла солнцезащитные очки – он всегда поступала так, если ей нужно было добиться положительного ответа от мужчины, – и, улыбнувшись своей самой лучшей голливудской улыбкой, пропела:
   – О'кей, офицер. Я – пресса, – Ронни достала из сумочки упакованное в прозрачный пластик удостоверение и протянула полицейскому. – Меня ждут там.
   Она кивнула в сторону белеющей внизу громады электростанции.
   Теперь полицейский уже не выглядел ленивым. Движения его стали нарочито ловкими, как у киношного супермена.
   Он быстро сплюнул розовый комок резинки в сторону и зашагал к "доджу". Руки его расслаблено замерли у пояса, словно он приготовился выхватить "кольт" и открыть огонь по всему, что движется.
   Ну ни дать, ни взять, ковбой из вестерна.
   Было бы это в другое время, Ронни бы расхохоталась, но сейчас она лишь продолжала улыбаться.
   Полицейский взял из ее пальцев удостоверение и повертел в руках. Но глаза его смотрели не на синюю карточку. Они изучали лицо девушки. Наконец, офицер кивнул.
   – О'кей. Проезжайте.
   – Спасибо, офицер. – Ронни улыбнулась еще очаровательней и, миновав шлагбаум, выжала акселератор до отказа. "Додж" послушно рванулся вперед, полетев вниз по крутому спуску, синей, поблескивающей на солнце стрелой.
   Вертолет даже не сбавил скорость. Он так и продолжал лететь над ровной темно-зеленой гладью озера.
   Впереди находилась электростанция. Там вода обрушивается вниз с пятидесятиметровой высоты, теряя свое спокойствие, рассерженная, бурлящая, пенящаяся грязно-серыми барашками. Из светло-лазурной она становилась темно-зеленой, мутной, как лужа после первого весеннего дождя. Такой ее делают тонны ила, поднятые со дна быстрым течением. Именно туда и направятся унисолы. ТАМ один из самых сложных этапов операции. Они практически ничего не смогут видеть в мутной воде, течение будет стараться увлечь их за собой, утопить, смыть. Затянуть в смертельную мясорубку стальных лопастей ротационных машин.
   Полковнику Уильяму Перри очень хотелось верить, что унисолы пройдут этот участок без потерь.
   – Мы над ди-зи[9], – закричал пилот, поворачивая голову.
   – Хук-ап! Приготовились! – полковник смотрел, как унисолы поднялись и быстро выстроились в две колонны по пять человек.
   – Первая пара, пошли!
   Две фигуры спокойно шагнули в раскрытый люк.
   – Пошли! Пошли! Пошли!
   Пара за парой унисолы исчезали в проеме двери.
   – Пошли!
   Полковник быстро подошел к люку и посмотрел вниз. Две серебристые фигуры падали в подернутую мелкой рябью тарелку озера, как длинные бомбы. Вот они коснулись воды и моментально пропали из виду. Вертолет еще больше увеличил скорость и, заваливаясь на бок, пошел к быстро приближающейся береговой полосе.
   Террорист поднял портативную рацию и нажал кнопку "вызова".
   – "Второй".
   – Все чисто, – отозвался в динамике хриплый голос.
   – Давай, смотри в оба.
   В отличие от остальных на нем не было вязаной шапочки. Этот человек не боялся, что его узнают. Он даже хотел этого. Его физиономия давным-давно была известна агентам ФБР, и сейчас Джозеф Мария Лопес работал на авторитет. Честно говоря, ему даже не особенно были нужны те, чьего освобождения он добивался, уничтожая других людей. Пусть говорят, что он, Джозеф Лопес, ненормальный, ему плевать. Его план работает, а это главное. Пока власти не очень чешутся, но посмотрим, что они запоют, когда ребята прикончат еще парочку из этих вонючих недоноском. Скажем, вон того, косоглазого с его подружкой. Точно. Они и умрут следующими. Он с детства ненавидел всех этих китайцев, вьетнамцев, корейцев. Но еще больше он, Джозеф Лопес, ненавидит ублюдочных ниггеров. Жирных, потных, грязных черномазых. Как тот, что сидит в углу. Он, наверное, уже обмочился со страха. Это небось от него воняет мочой и потом. Да. Ниггеры всегда воняют мочой и потом. Потому что они боятся, что их пристрелят такие парни, как он, Джозеф Лопес. Ха-ха. Точно, он умрет первым. За ним узкоглазые. Потом… Потом… То-то парни будут уважать его, когда их привезут из тюряги, и они узнают, КТО помог им освободиться. И КТО сдох ради этого. Парочка странных ублюдочных макаронников[10], ниггер, двое желтопузых да десяток говенных копов. Ха!
   Он снова нажал "вызов".
   – "Третий"?
   – У меня все в порядке, – прошипел динамик.
   – Отлично.
   Террорист взглянул на часы.
   Еще девять минут. Через девять минут сдохнет вонючий ниггер.
   Лопес подошел к сидящему на полу седому негру и, присев на корточки, ткнул стволом пистолета в серое, мокрое от пота лицо.
   – От тебя воняет, ублюдок, – тихо произнес он. – Ты слышишь меня? ОТ ТЕ-БЯ ОТ-ВРА-ТИ-ТЕЛЬ-НО ВО-НЯ-ЕТ.
   Не размахиваясь, террорист резко ударил негра рукояткой автоматического "кольта". Темная бровь лопнула, и из нее брызнула тонкая струйка крови. Она была какой-то неправдоподобно алой, похожей на краску.
   – Что ты молчишь, когда с тобой разговаривает белый? Ты слышал, что я сказал? ОТ ТЕБЯ ВОНЯЕТ!!!
   Пистолет опустился еще раз. Теперь удар пришелся в висок. Негр обмяк и повалился на бок, как марионетка, у которой разом отпустили все нити. Кровь заливала его лицо и, скатываясь с переносицы, падала на шершавый бетонный пол.
   Кто-то вскрикнул. Молчавшая до сих пор толпа вскинулась, срываясь на визг.
   Лопес моментально вскочил. Подняв пистолет, он выстрелил в потолок и бешено заорал:
   – Заткнуться всем! – террорист почувствовал, что может сорваться и открыть огонь. – Я СКАЗАЛ, ЗАТКНИТЕСЬ ВСЕ!
   Пистолет описал полукруг, заглядывая зрачком ствола в перепуганные глаза людей. Страх победил. В помещении повисла полная тишина.
   – Выыыыыыыы… – Лопес обвел взглядом заложников, – будете делать то, что я вам говорю. И тогда все будет в порядке.
   В его глазах блестел сумасшедший огонь. Он уже переступил порог безумия.
   Двое террористов, замерших у входа в коридор, переглянулись. Один из них – на всякий случай – поплотнее сжал длинную ручку-обойму короткого "ингрема".
   Полковник Перри появился в толпе репортеров в ту самую секунду, когда темно-синий "додж" вылетел из-за поворота.
   Чарльз с тоской смотрел, как его "собратья по ремеслу" сомкнулись вокруг коренастой фигуры военного.
   – Полковник, скажите…
   – Полковник, один вопрос для "Ньюс"…
   – Полковник… Черный берет отчаянно колыхался в толпе, пробиваясь к выходу.
   – Прошу прощения. Прошу прощения…
   – Полковник, – низенькая хрупкая женщина ткнула Перри микрофон к самым губам.
   Как она еще не заставила военного проглотить его, вяло удивился Чарльз.
   – Я сделаю заявление для прессы потом. Все потом!
   Полковник, наконец, прорвался сквозь плотное кольцо репортеров и устремился к установленной неподалеку армейской палатке, в которой собрались несколько полицейских из управления штата, фэбээровец и майор, старший отряда по борьбе с терроризмом.
   Все они дружно, как по команде, обернулись, когда Перри вошел в прохладный брезентовый шатер. Полковник снял очки, вытер вспотевший лоб и поздоровался.
   Ронни запарковала "додж" на стоянке для служебных машин и помчалась к группе репортеров, приговаривая на ходу:
   – Он убьет меня! Он меня просто убьет.
   "Хорошо еще, что на мне кроссовки, а не туфли. Иначе я давно бы уже переломала себе ноги, – лихорадочно подумала она. – Настоящее счастье. Хоть в этом-то мне повезло. Ну, если меня не выкинут сегодня, будем считать это удачей".
   Она влетела в толпу, словно кегельбанный шар в стоящие кегли. Расталкивая весь этот журчащий муравейник, девушка локтями прокладывала себе дорогу к бело-синему фургону с эмблемой "Си-Эн-Эй" на широком кузове.
   – Нет, он точно убьет меня.
   – Все, я отменяю передачу, – Чарльз в отчаянии махнул рукой и отвернулся.
   – Успокойся, все будет нормально, – попытался приободрить его оператор, молодой парень по имени Хью.
   – Да нам через минуту выходить в эфир! – крикнул Чарльз и в эту секунду увидел пробивающуюся сквозь толпу Ронни.
   Хью тоже заметил длинные белые волосы девушки и энергично заявил:
   – Ну, видишь, вот она. Что я говорил?
   Он ухватился за камеру, разворачивая ее, выбирая нужный ракурс. Отлично, отлично, отлично. Так и будет.
   Запыхавшаяся Ронни подлетела к ним, продолжая говорить на ходу:
   – Я все знаю, я все знаю. Я опоздала на час. Ты ведь убьешь меня, да?
   Вопрос был адресован Чарльзу, но тот не принял тона.
   – Где ты была? – раздраженно выпалил он. – Я тебе звонил раз двадцать, наверное. Где ты была?
   Два года назад, еще только начиная работать с Чарльзом, Ронни уяснила одну истину: если режиссер о чем-то спрашивает, это еще не означает, что он ждет ответа. Именно поэтому Ронни сочла за лучшее промолчать.
   – Так, давай, – Чарльз схватил девушку за руку и поставил так, чтобы светлая громада электростанции оказалась за ее спиной и попала в кадр. –Вот так, отлично. У тебя все готово?
   Он повернулся к Хью, и тот, кивнув, выставил вверх большой палец.
   – Сними очки! – скомандовал Чарльз Ронни.
   Девушка торопливо сорвала черные очки и убрала их в карман.
   – Микрофон!
   – Пятнадцать секунд! – предупредил оператор и, не удержавшись, заметил. – Отличные туфли у тебя сегодня, крошка.
   – А ты ноги не снимай, – парировала она.
   – Так, приготовились… – Чарльз посмотрел на часы.
   – Полковник, – обратился к Перри фэбээровец в штатском, – а где вы высаживаете своих людей?
   – Две минуты назад они десантировались на воду в полутора милях отсюда.
   – В полутора милях? – у агента даже челюсть отвисла от изумления. – У нас осталось всего семь минут до расстрела следующего заложника! А вы высаживаете своих солдат за полторы мили, да еще и на воду… Перри улыбнулся и покачал головой, словно фокусник, делающий сложный трюк под реплики скептиков.
   – "Третий", все чисто.
   – Отлично.
   – "Второй", все чисто.
   Лопес опустил рацию и угрюмо оглядел заложников. Сейчас они напоминали ему стадо баранов. Точно таких же, как и те, которых он видел, когда подрабатывал на бойне. Трясущиеся, жалкие, норовящие сбиться в одну шевелящуюся кучу. Жмущиеся друг к другу, словно это может спасти их от смерти.
   Террорист ухмыльнулся и посмотрел на часы.
   Шесть минут. Через шесть минут умрет следующий. Негритос-то сдох, что ли? Славно он врезал по этой вонючей черномазой роже. Просто здорово! Хрясь! И все. Убил небось. Лопес почувствовал, как от этой мысли по его жилам прошел горячий ток. Ему захотелось убить еще кого-нибудь. И не через шесть минут, а сейчас.
   Например, желтопузых. Пристрелить их. Обоих. А потом и остальных следом. Действительно, как же он раньше об этом не подумал? Надо пристрелить их всех. Тогда эти задницы из мэрии начнут суетиться. Да уж. Вот тогда они забегают.
   Лопес криво усмехнулся, обнажив ряд неровных, желтых от никотина зубов.
   Они сами доводят дело до этого. Выпустили бы ребят раньше – меньше было бы трупов. Но ведь эти говнюки не верят ему. НЕ ВЕРЯТ ЕМУ!!! Значит, пришло время показать им, с КЕМ они имеют дело. Вот именно. Пусть поймут. Он, Джозеф Мария Лопес, не шутит. И не любит разных там дерьмовых ублюдков, которые пытаются вешать ему дерьмо на нос. Да. ОНИ вынуждают его сделать ЭТО. Перестрелять всех. Ну, раз им так хочется… Ронни улыбнулась в объектив телекамеры.
   – Нормально?
   – Отлично. – Хью кивнул. – Давай, начинаем.
   – Тридцать заложников находятся внутри этой электростанции. Террористы заявили, что будут расстреливать каждые пятнадцать минут по заложнику, пока их товарищи по борьбе не будут освобождены из различных тюрем США. Вероника Робертс, ведущая программы новостей "Си-Эн-Эй".
   Чарльз выдохнул и еле заметно покачал головой, как бы говоря: "ну, слава богу".
   Ронни вытащила из сумочки пачку "Мальборо" и, сунув сигарету в рот, щелкнула зажигалкой. Это была ее слабость. Из двадцати шести прожитых лет, десять она прошла в обнимку с сигаретой. Сигареты были с ней всегда. В студии, в ресторане, дома, в гостях, на приемах. В "Си-Эн-Эй" НЕКУРЯЩАЯ Ронни Робертс вызывала легкую панику. Скорее небо обрушилось бы на землю, чем она бросила курить. Эта пагубная привычка сжигала ее, но Ронни – хотя и осознавала это – ничего не могла с собой поделать. В телекомпании ее уже не называют иначе, чем "дымящаяся красотка". Это было очень емкое прозвище, стопроцентно попадающее в "яблочко". Ронни, действительно, была красива и, действительно, дымила, как паровоз.
   Порыв ветра, налетевшего со стороны озера растрепал ее длинные светлые волосы, и девушка придержала их рукой.
   – Ну что я говорила? Никаких проблем!
   – Никаких проблем? – теперь, когда опасность миновала, Чарльз мог позволить себе проявить чувства. – Ты говоришь, никаких проблем? Знаешь, Ронни, наша станция, между прочим, не может строить свою работу, исходя из твоих капризов. Не может!
   – Да ладно, ну, что ты в самом деле. – Ронни примирительно подняла руки. – Успокойся, Чарльз. Ну, хорошо, я играю не по вашим правилам. Но я всегда делаю потрясающие репортажи, разве нет?
   Это тоже была правда. Четыре репортажа, добытые Вероникой Робертс, явились сенсацией и подняли рейтинг популярности программы новостей на одиннадцать процентов, а это кое-чего стоило.
   Но сейчас Чарльза прорвало. Он кипел, как вода в кастрюле, и с каждой секундой его раздражение набирало силу.
   Происходи этот разговор утром, Чарльз, скорее всего, не стал бы ругаться с Ронни, но сейчас эмоции взяли верх.
   – Ты думаешь, если у тебя было несколько отличных репортажей, так ты уже и незаменима, да? Ты ТАК думаешь? Так вот, красотка. Я сегодня разговаривал с начальством… И знаешь, что они просили мне передать тебе, Ронни?
   – Что же?
   Чарльз выдержал театральную паузу, а потом эффектно провозгласил:
   – Ты уволена!
   Ронни на секунду замерла.
   Так. Это уже серьезно. Ей очень хотелось верить, что до этого не дойдет, но раз уж так случилось, ей следует подумать, что же делать дальше. Не то, чтобы слова Чарльза очень уж напугали ее. Просто это создавало дополнительные проблемы. Ронни знала: Чарльз хороший парень. Правда, иногда дерьмо из него бьет фонтаном, но такое случается крайне редко. Обычно же он добрый и отходчивый парень. К тому же у режиссера был особый вес в "Си-Эн-Эй". С ним считались. Если он поговорит с денежными мешками, сидящими в правлении, ее не уволят. Но вот для того, чтобы заставить Чарльза сделать это, нужен был ОЧЕHЬ хороший репортаж. Нет. Потрясающий репортаж. Даже не так. СЕНСАЦИОННЫЙ, ФАНТАСТИЧЕСКИЙ репортаж! Тогда он отойдет.
   Ронни знала своего шефа. И прекрасно понимала: ему нужно дать остыть.
   Поэтому девушка улыбнулась и спокойно заметила:
   – О'кей. Я пока пойду посмотрю, что здесь к чему.
   Хью улыбнулся, глядя ей вслед.
   Потрясающая девушка.
   – Полковник, – Гарп шагнул к Перри и спокойно произнес. – Они уже здесь.
   Полковник покачал головой, словно был чем-то недоволен. На остальных же слова негра произвели впечатление разорвавшейся под ногами гранаты.
   – Как здесь?.. – капитан недоверчиво переводил взгляд с полковника на негра. – Вы хотите сказать, что ваши люди ПРОПЛЫЛИ ПОЛТОРЫ МИЛИ ЗА ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ?
   – Совершенно верно, – Перри утвердительно кивнул. – При этом они выбились из графика и отстали на восемь секунд. Но это из-за очень сильного течения.
   – О, господи… Полковник… – фэбээровец развел руками. – У меня нет слов.
   "Джи-эр'44" вынырнул из воды у самого бетонного основания электростанции. Развязав плотный водонепроницаемый мешок, унисол вытащил из него небольшой арбалет. Обхватив одной рукой стальную балку, на три дюйма выступающую над бурлящей поверхностью воды, 44-й прицелился и спустил курок. Серебристая стрела устремилась вверх, словно выброшенная из воды рыба, увлекая за собой двести футов прочной легкой нейлоновой веревки. Барабан, укрепленный на ложе арбалета, бешено вертел, превращаясь в мутное колесо. Сверкая на солнце стальной "чешуей", стрела описала дугу и упала за бетонный парапет. Щелкнули, откидываясь в стороны, плоские якоря. Унисол ухватился за конец веревки и резко рванул ее на себя. Там, наверху, якоря впились в бетон, укрепились, встали намертво, готовясь удержать в воздухе стосемидесятифунтовое тело.