Август Стриндберг
Эрик XIV

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
 
   Эрик XIV [1].
   Йоран Перссон.
   Сванте Стуре.
   Нильс Стуре.
   Нильс Юлленшерна.
   Карин, дочь Монса.
   Мать Йорана Перссон а.
   Агда.
   Мария, ее дочь 3-х лет.
   Юхан, герцог.
   Карл, герцог.
   Педер Веламсон, племянник Йорана Перссона.
   Макс, прапорщик.
   Часовой на мосту.
   Придворный.
   Mонс, солдат, отец Карин.
   Лейонхувуд.
   Стенбок.
   Вдовствующая королева.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

   Лужайка в парке Стокгольмского дворца. В глубине – балюстрада – тосканские колонны; поверх нее – фарфоровые вазы с цветами. Ниже и дальше вглубь – верхушки деревьев, верхушки мачт и флаги; еще дальше – церковный шпиль и коньки крыш. На лужайке – кусты, скамьи, стулья, стол.
   Карин Монсдоттер сидит у стола с шитьем. Макс стоит с нею рядом, опираясь на алебарду.
   Карин. Не надо так близко! Король сидит у окна и подглядывает.
   Макс. Где?
   Карин. Справа. Только бога ради не гляди туда! Долго тебе дежурить?
   Макс. Полчаса еще!
   Карин. Но говори же! Макс, брат мой, друг юных дней…
   Макс. Любовь юных дней, так ты прежде говорила, Карин…
   Карин. Что пользы вспоминать? Я предала твою любовь…
   Макс. Зачем? Ведь ты не любишь своего любовника.
   Карин. О, любить! Но я отношусь к нему как к своему ребенку; с самого начала я стала жалеть его и прозвала Слепой Бледнушкой, потому что он похож на мою последнюю куклу, которую так звали; я сочла, что быть при нем – мой долг, потому что со мною он всегда покойней, достойней. Мне льстило, что я умею вызвать к жизни лучшее в его душе, и сама я делалась лучше от его поклонения. Но сейчас мне страшно, слишком он привык превозносить меня, видеть во мне своего доброго ангела и все такое. Подумай только – а вдруг он очнется ото сна и увидит все мои несовершенства? Боже! Как он станет презирать меня, честить лицемеркой, обманщицей… Боже! Макс, отойди! Он там передвинулся!
   Макс (отходя от нее). А я вчера видел твоих родителей!
   Карин. Правда? И что сказала мать?
   Макс. То же, что и прежде!
   Карин. Презирает королевскую… полюбовницу. И справедливо. Я сама себя презираю. А сердце все равно болит. Ну, а отец?
   Макс. Говорит, как только повстречается с тобой на мосту – сбросит тебя в воду!
   Карин. А сестры-то? Представь – они со мною не кланяются! Стало быть, есть своя гордость и у бедных, и у отверженных!
   Макс. Тебе пора избавиться от своего унижения. Убежим вместе!
   Карин. И мой позор падет на тебя?
   Макс. Нет, святые узы брака изгладят твой позор…
   Карин. А мои дети?
   Макс. Станут моими детьми.
   Карин. Как хорошо ты говоришь! И я верю тебе, Макс, да только…
   Макс. Тс-с, я вижу там, в кустах, два уха – два уха, владельца которых я с удовольствием бы увидел на виселице…
   Карин. Йоран Перссон… хочет снова подольститься к королю после своей опалы.
   Макс. А ты этого не допускай!
   Карин. Если б я могла! Все думают, власть моя безгранична, а я ровно ничего не могу!
   Макс. Убежим!
   Карин. Нельзя. Эрик говорит, он умрет, если я его покину.
   Макс. Ну и пусть его!
   Карин. Что ты! Уж ты не желай смерти ни ему и никому другому – бог накажет. И ты лучше уйди теперь, Макс, не то Йоран нас услышит!
   Макс. Не хочешь ли вечерком встретиться и поговорить со мною где-нибудь в надежном месте?
   Карин. Нет, не хочу! Не могу!
   Макс. Карин, ты ведь не хуже меня знаешь, что король собрался жениться. Думала ли ты о том, какая судьба тебе тогда грозит?
   Карин. Когда пробьет час, но не ранее, я буду знать, как мне себя вести.
   Макс. Но ведь поздно будет! Вспомни-ка отца Елизаветы Английской [2], Генриха Восьмого [3]. Отвергнутые супруги его не оставались в живых, но кончали на эшафоте. И дочь этого изверга станет твоей королевой! Самое существование твое будет ей вечной насмешкой, и уж, конечно, она сумеет от тебя отделаться!
   Карин. Ах, какая мука!… Но ступай же, да не гляди наверх: он вышел на балкон!
   Макс. Да как ты увидела?
   Карин. У меня в шкатулку с шитьем зеркальце вделано! Ступай! Он тебя заметил, хочет чем-то в тебя запустить…
   На Макса ливнем сыплются гвозди.
   Макс. Он гвоздями швыряется! За тролля меня принимает, что ли?
   Карин. Помилуй, господи. Он верит во все темные силы и не верит в благие. Ступай же, уйди, ради Христа!
   Макс. Хорошо! Но когда я тебе понадоблюсь, ты уж кликни меня, Карин!
   Карин. Скорей, скорей, не то он и молоток вслед за гвоздями швырнет!
   Макс. Да что он – спятил?
   Карин. Тс-с! Ступай, ступай, ступай!
   Макс уходит. Йоран Перссон выходит из-за кустов, за которыми прятался.
   Карин. Чего вы тут ищете?
   Йоран Перссон. Я ищу вас, моя фрекен, и несу вам благие и великие вести.
   Карин. Неужто вы можете принести что-то благое?
   Йоран Перссон. Изредка даже я несу благо другим, себе же один вред!
   Карин. Говорите же, только будьте осторожны. Король стоит на балконе… Не оглядывайтесь.
   Йоран Перссон. Мой король все еще гневается на меня – и напрасно, ибо ему не сыскать более верного друга…
   Карин. Ну, раз уж вы сами так говорите!…
   Йоран Перссон. Я не часто заслуживаю доброго слова, сам знаю, а когда и заслуживаю – не заношусь. Фрекен, слушайте меня! Сватовство короля в Англии провалилось. Вам и деткам вашим это сулит новые надежды, а королевству…
   Карин. Вы правду говорите?
   Йоран Перссон. Чтоб мне умереть на месте. Но – слушайте меня! Король сам еще ничего не знает. Остерегайтесь ему это сообщать. Но будьте рядом, когда на него обрушится удар, ибо крушение надежд глубоко потрясет его душу!
   Карин. Теперь я знаю, что вы говорите правду и что вы друг мне и королю.
   Йоран Перссон. Но король не друг мне!
   Железный молоток летит сверху в Йорана Перссона, но проносится мимо.
   (Йоран поднимает молоток, целует, кладет на стол.) Жизнь – за моего короля!
   Карин. Уйдите, он убьет вас!
   Йоран Перссон. И пусть!
   Карин. Он нынче не в себе! Берегитесь!
   Вниз летит цветочный горшок – и снова мимо.
   Йоран Перссон. О, мне бросают цветы! (Срывает цветок, нюхает, сует в петлицу.)
   Эрик (наверху, хохочет). Ха-ха-ха!
   Йоран Перссон. Смеется!
   Карин. Давным-давно не слыхала такого! Добрый знак!
   Йоран Перссон (кричит, обращаясь к балкону). А ну-ка еще! Еще! (С балкона летит стул, превращается в обломки, Йоран собирает их и рассовывает по карманам.)
   Карин (смеется). Вы совсем с ума сошли!
   Йоран Перссон. Пусть уж я буду придворным шутом, ежели самому Гераклу не под силу более вызвать смех моего господина!
   Карин. На гвозди не наступите, Йоран!
   Йоран Перссон (разувается и ходит по гвоздям). Ан нет, босиком, босиком, если это может позабавить моего господина!
   Эрик (с балкона). Йоран!
   Йоран Перссон. Йоран в немилости!
   Эрик (с балкона). Йоран! Погоди! Не уходи!
   Карин (Йорану). Не уходите!
   Обувь, подушки, платки летят сверху.
   Эрик. Ха-ха-ха-ха! Йоран! Погоди! Я сейчас спущусь!
   Йоран Перссон (Карин). Я буду тут как тут, когда ему понадоблюсь!
   Карин. Не раскаяться бы мне. Но я прошу вас, Йоран, – останьтесь! Эрику так плохо, а ведь когда он узнает о постигшей его печали, ему будет еще хуже!
   Йоран Перссон. Вовсе Эрику не плохо, ему только скучно, а королю скука вредна, он делается от нее опасен. Я еще приду и развеселю его; а сейчас мне надо… у меня дела…
   Карин. Будьте рядом, когда разразится буря, не то несдобровать нам всем…
   Йоран Перссон. Уж я не подведу, да мне и не привыкать, он всегда вымещает на мне свои безумства!
   Карин. Йоран! Еще одно слово! Слышали вы мой разговор с фенриком Максом?
   Йоран. От начала и до конца!
   Карин. Я боюсь вас. Но нам следует держаться друг друга!
   Йоран. Да, так-то оно верней…
   Карин. Только не раскаяться бы мне!
   Йоран Перссон. Фрекен, нас связывают узы, потонувшие концами в сточной канаве; это узы крови, фрекен, и они прочны! (Уходит.)
   Эрик входит справа; навстречу ему, слева, выходит придворный.
   Придворный. Ваше величество!
   Эрик. Ну, чего тебе?
   Придворный. Нигельс, золотокузнец, почтительнейше просит разрешения явиться и показать вашему величеству изготовленные им драгоценности.
   Эрик. Путь войдет. (Карин.) Сейчас моя Карин увидит кое-что красивенькое!
   Входит Нигельс с кожаным футляром.
   День добрый, Нигельс, ты точен, и за это я тебя хвалю (указывает на стол). Клади сюда!
   Нигельс кладет на стол футляр.
   Открой!
   Нигельс открывает футляр и достает оттуда золотую корону, усыпанную драгоценными камнями.
   Ах! (Хлопает в ладоши.) Гляди-ка, Карин!
   Карин (не отрываясь от шитья). Я вижу, друг мой. Очень красиво!
   Эрик. Видишь – шведский лев льнет к леопарду английскому!
   Карин. Эрик, Эрик!
   Эрик. Да? Что тебе?
   Карин. Для кого эта корона?
   Эрик. Для девы – королевы Британии и моей королевы! И когда руки наши сомкнутся над морем, мы обоймем Норвегию и Данию и вся Европа будет наша! Вот значенье шести сходящихся линий и шести самоцветов. (Берет корону и хочет надеть на голову Карин.) Примерь-ка, не тяжела ли.
   Карин (уклоняясь). Для меня она очень тяжела!
   Эрик. Дай же приладить! Ну! Будешь ты слушаться?
   Карин. Если Эрик требует одного послушания – я всегда его послушная раба!
   Эрик (надевает ей на голову корону). Гляди-ка, а ведь тебе она к лицу, Карин! Загляни-ка в зеркальце в твоей шкатулке, которое так ловко подглядывает за твоим господином… Послушай, а где же Йоран? Куда подевался этот вертопрах?
   Карин. Испугался господского гнева!
   Эрик. Уф! Гнева! И слушать не желаю! Злопамятный я, что ли? Послал же я в Англию сватом молодого Стуре [4], хоть он предал меня в войне с Данией и за это поплатился?
   Карин. Можно, я сниму корону?
   Эрик. Не перебивай, когда я говорю! Правда, многие считали, что я напрасно обидел Стуре, но мне, знаешь ли, это безразлично… хотя… (впадает в задумчивость, смотрит прямо перед собой отсутствующим взглядом. Вдовствующая королева проходит мимо без видимой цели. Эрик очнулся.) Вам чего, мачеха? Будьте добры, прогуливайтесь лучше во дворе возле флигеля! Будьте так добры! (Вдовствующая королева разглядывает Карин; та смущена. Эрик срывает с нее корону.) Швеция, Норвегия, Дания, Англия, Шотландия, Ирландия! Вот они – шесть самоцветов!
   Нигельс ретируется в глубину сцены.
   Вдовствующая королева. Эрик!
   Эрик. Король Эрик, с вашего позволения!
   Вдовствующая королева. И быть может – королева Карин?
   Эрик. Королева Елизавета, если вам угодно! Или Мария Шотландская, или Рената Лотарингская, или на худой конец – Кристина Гессенская!
   Вдовствующая королева. Не так ты зол, как жалости достоин. Бедный Эрик! (Уходит.)
   Эрик. Ты не слушай, Карин, того, что мелет эта женщина; она думает, мои дела плохи, но она не знает, что шесть королевств у меня в руках… Да, да, у меня в руках, Карин, ведь Стуре, который с минуты на минуту будет здесь, писал мне из Англии, что дела мои как нельзя более блестящи… как нельзя более! Да я и сон такой сегодня видел! Гм! Все одно к одному! Ведь ты же любишь меня, правда, Карин, и ты радуешься моим успехам, правда?
   Карин. Я радуюсь твоим успехам, но еще более тебя самого страдаю от твоих неудач, а ведь каждый должен быть готов к неудачам!
   Эрик. Ну да, и я к ним готов! Но если б ты знала, какая мне сейчас валит счастливая карта! Четыре козыря на руках! (Нигель-су.) Ты можешь идти, Нигельс, мы еще увидимся!
   В глубине сцены появляется герцог Юхан.
   Иди-ка сюда, Ханс Рыжебородый, я кой-чем тебя угощу! Нынче я щедр!
   Карин (Эрику). Ах, не оскорбляй его понапрасну. Он и без того'тебя ненавидит!
   Герцог Юхан подходит.
   Эрик. Брат мой, по зрелом размышлении положил я удовлетворить твое ходатайство. Катарина Польская будет твоя!
   Герцог Юхан. Милостивое благоволение короля к союзу, столь потребному для моего сердца, исполняет меня радости и благодарности.
   Эрик. И благодарности даже? Так не забудь же, что ты породнишься с кайзером, и сын твой наследует трон Ягеллонов, и одному из семейства Васы обязан ты своим могуществом! Силою Англии я укрощу Север, ты силою Польши покоришь Юг и Восток, а уж потом – но это ты и сам вообразить можешь!
   Герцог Юхан. Государственные помыслы господина моего и брата парят на орлиных крыльях, и мне ли, воробушку, за ними угнаться!
   Эрик. Хорошо же! Иди с миром и вкушай радость своего величия, как я вкушаю свою!
   Герцог Юхан. Прости, любезный брат, но акт, столь важный, не мешало бы скрепить подписью твоей и печатью!
   Эрик. Вечно ты бумагу требуешь, как чиновнишка какой-нибудь. Вот тебе моя рука! А владычица моей души будет нам свидетельница!
   Герцог Юхан (целует руку Эрику, потом руку Карин и поспешно уходит). Благодарствую!
   Эрик. Ушел он, пожалуй, быстрее, чем вошел. И вечно я вижу, как за ним волочится лисий хвост. Замечаешь ты его лживость?
   Карин. Нет, не замечаю.
   Эрик. Уж очень ты явственно благоволишь к моим врагам!
   Карин. Ты всех людей врагами почитаешь, Эрик…
   Эрик. Потому что все они ненавидят меня! Вот и я их ненавижу! Кстати, Карин, о чем ты тут толковала с этим прапорщиком?
   Карин. Да это Макс, родственник мой!
   Эрик. Не следует тебе доверяться какому-то солдату!
   Карин. Отчего мне, солдатской дочери, так уж заноситься, если все меня полюбовницей называют?
   Эрик. Да, но ты зато полю'бовница самого короля…
   Карин. Эрик, Эрик!
   Эрик. Но я же правду говорю…
   Карин. Ну, а как ты назовешь наших детей?
   Эрик. Это мои дети. Это дело иное…
   Карин. Как же иное?
   Эрик. Ты ссориться хочешь? Да?
   Карин. Нет, нет, нет, ах, если б можно все высказать…
   Эрик. Где Йоран? Мне Йоран нужен всякий раз, когда ты бунтуешь против меня. Йоран единственный знает все тайны моего сердца; он умеет угадать все мои помыслы, так что мне самому и говорить почти не нужно, если он под боком… Он друг мой и брат, и оттого ты его ненавидишь!
   Карин. Нет у меня к нему ненависти, особенно когда он может порадовать моего господина…
   Эрик. Значит, ненависти больше нет! Что же произошло? Верно, он оговаривал меня?
   Карин. Ох, господи. Какой же ты несчастный человек! Эрик, бедненький мой Эрик…
   Эрик. Бедненький? Бесстыжая!
   Придворный (входя). Господин Нильс Стуре свидетельствует свое почтение королю и просит дозволения войти!
   Эрик. Наконец-то!
   Карин (встает). Мне уйти?
   Эрик. Нет, останься! Или ты завидуешь своему бедненькому королю?
   Карин. Господи, нет, и чему бы завидовать?
   Эрик. Дерзость твоя переходит все границы! Берегись, Карин! Боги жестоко карают дерзких!
   Входит Сванте Стуре, с ним Нильс Стуре и Эрик Стуре.
   Что за шествие! Господин Нильс торжественно вступает в королевский замок? Как вестник поражения? Или победы?
   Сванте Стуре. С позволения вашего величества…
   Эрик. Не угодно ли господину Нильсу, посланнику короля, объясниться самому. Видно, он не исполнил поручения, коли является с двумя свидетелями.
   Сванте Стуре. Пусть так. Но дорого доставшийся печальный опыт, слишком печальный и горький для памяти, научил меня, главу семейств Стуре, все гласные дела предавать огласке, дабы злонамеренная молва не имела повода искажать и перетолковывать яснейшие слова и поступки!
   Эрик (стоит у стола с короной). Уж не желаешь ли ты из мести отравить самый сладостный и великий миг моей жизни напоминаньем о предательстве твоего сына, которое я великодушно ему простил?
   Сванте Стуре. Господин Нильс никогда не совершал предательства!
   Эрик. Господи Иисусе! Малый ослушался приказа на войне, и это предательство…
   Сванте Стуре. Он ослушался, когда ему было велено действовать бесчеловечно…
   Эрик. Война всегда бесчеловечна, а у кого куражу не хватает разить врага – пусть дома сидит на печке! Впрочем, довольно! Говори же, господин Нильс, о нашем деле!
   Нильс Стуре. Ваше величество, тяжко мне исполнять возложенное на меня поручение…
   Эрик. Где письмо?
   Нильс Стуре. Письма никакого нет. К несчастью, ответить велено лишь на словах, и то их следует перевести прилично, дабы не осквернить вашего слуха и собственных уст! '
   Эрик. Отказ?
   Нильс Стуре (помолчав). Да.
   Эрик. А ты ведь радуешься, каналья!
   Нильс Стуре. Боже избави, нет…
   Эрик. Нет, нет, ты посмеиваешься исподтишка!
   Сванте Стуре. Он вовсе не смеется!
   Эрик. Нет, я видел, видел, он смеялся! Да и сам ты смеялся, старый шут! Вы все, все трое смеялись – я видел. Карин, ты заметила – они ухмылялись?
   Карин. Нет, клянусь всем святым…
   Эрик. И ты? Все силы ада сговорились против меня. Вон, вон отсюда, к черту! Вон, негодяи! (Швыряет корону, подбирает предметы, сброшенные прежде с балкона и запускает ими в уходящих Нильса и Эрика.)
   Сванте Стуре (он остался). Горе стране, которою правит безумец!
   Эрик. И это меня, своего короля, ты называешь безумцем, мерзавец, сукин сын!
   Карин. Эрик, Эрик!
   Эрик. Уймись ты!
   Сванте Стуре (уходя). Помилуй нас, господи!
   Эрик. Но я-то тебя не помилую, не сомневайся! (Обращается к Карин.) Ну что – рада? Отвечай! А можешь и не отвечать, я знаю наперед твои чувства, я читаю твои мысли, я слышу слова твои, которых ты не смеешь выговорить вслух. Как тебе не радоваться, когда я получил по носу, и твоя соперница вдобавок хулила меня. И теперь ты думаешь, что одна будешь мною вертеть, а? Думаешь, я пропал, погиб, и ты одна утешишь меня! Тебе – меня утешить! Когда плебеи хохочут над моей бедой, а господа пируют в честь моего унижения! А уж твои отец с матерью – встретить бы их сегодня – я им головы сверну; вот кто радуется! А мачеха! Так и вижу – сидит и хохочет, выбитый зуб показывает, у нее наверху один зуб выбит, говорят, покойного батюшки работа. Все королевство веселится – кроме меня. Меня! Ха-ха!
   Придворный (входя). Господин Нильс Юлленшерна!
   Эрик. Юлленшерна! Какое счастье! Это преданный человек, и подлинно человек! Внести его на золотом стуле!
   Карин (встает). Я уйду!
   Эрик. Ступай ко всем чертям! (Швыряет ей вслед шкатулку.) И сплетничай на здоровье!
   Входит Нильс Юлленшерна.
   Нильс! Ты! Приятно поговорить с умным человеком после всех этих ублюдков! Скажи-ка, Нильс, что за история там вышла на английских берегах? Спятила она, что ли?
   Нильс Юлленшерна. Нет, ваше величество, дело весьма просто: сердце ее, как говорится, отдано графу Лейстеру – и что тут скажешь?
   Эрик. Ха-ха! Любовничек! Выходит, она шлюха.
   Нильс Юлленшерна. Во всяком случае, непорочность королевы-девственницы – в прошлом.
   Эрик. И его имя – Лейстер. Нельзя ли его убить?
   Нильс Юлленшерна. Отчего бы нет – за хорошее вознаграждение.
   Эрик. Хочешь ты убить его?
   Нильс Юлленшерна. Я?
   Эрик. Десять тысяч талеров! Ну?
   Нильс Юлленшерна. Я? Король не шутит?
   Эрик. Шутить? Деньги на бочку!
   Нильс Юлленшерна. Я полагал, ваше величество шутит, предлагая мне сделаться убийцей!
   Эрик. Что же тут оскорбительного?
   Нильс Юлленшерна. Шведскому дворянину…
   Эрик. Но шведский король! Ты намерен, кажется, обучать меня нравственности?
   Нильс Юлленшерна. Я шел сюда с намерениями совсем иными, но коль скоро мой король так мало меня уважает, я прошу позволения удалиться.
   Эрик. Предатель! И ты! Все вы дворянские отродья, воображаете себя выше Васы. Убирайся!
   Нильс Юлленшерна качает головой и уходит.
   И нечего головой трясти, не то я тебя так встряхну, что тебе небо с овчинку покажется.
   Нильс Юлленшерна останавливается и пристально смотрит на Эрика.
   Гляди, гляди, небось не лопну! (Нильс Юлленшерна качает головой и уходит, Эрик, один, бродит по сцене; спотыкается о разбросанные по полу предметы; потом падает на диван, устланный тигровой шкурой,хохочет и рыдает.)
   Йоран Перссон (входит, подходит к Эрику, преклоняет колени.) Мой король!
   Эрик. Йоран, Йоран! Я сердился на тебя, но все это позади! Сядь, говори же!
   Йоран Перссон. Спрашивайте, ваше величество!
   Эрик. Никакого «величества». Мы на «ты»! Так лучше, проще! Знаешь новость?
   Йоран Перссон. Никакой не знаю новости!
   Эрик. Так-так! Я отказал англичанке!
   Йоран Перссон. Но отчего?
   Эрик. Она оказалась шлюхой, у ней любовник… словом, все кончено. Но у меня желчь разливается, как подумаю, что Стуре вообразили, будто она сама отставила меня, и пойдут теперь меня позорить!
   Йоран Перссон. Избави боже!
   Эрик. Йоран! Объясни ты мне, отчего Стуре вечно становятся Васам поперек дороги? Род их особенный, роковой какой-то? В, чем там дело?
   Йоран Перссон. Трудно сказать. Все они люди добрые, звезд с неба не хватают, но начало ведут ведь от убийцы Энгельбректа [5]
   Эрик. Вот не подумал. Быть может, кровь его и помешала им взойти на престол?
   Йоран Перссон. В их жилах течет к тому же кровь Эрика Святого [6] и Фолькунгов, одним словом, все надежды Швеции витали вкруг их купелей. Но отчего ты их боишься? Сам видишь, судьба, как говорится, избрала и возвеличила род Васы!
   Эрик. Отчего я ненавижу их? Если б знать! Быть может, оттого, что Сванте Стуре любил первую мою мачеху и в родстве со второю, а уж ее-то я всем сердцем ненавижу!
   Йоран Перссон. Король и друг мой, ты так часто повторяешь слово «ненавижу», что в конце концов вообразишь, будто все человечество против тебя в заговоре. Забудь ты это слово! Слово положило начало творению. И ты отравляешь себя этим заклятьем! Почаще говори «люблю», «люблю», и ты поймешь, что тебя любят.
   Эрик. Новая музыка, Йоран; ты был там и нагляделся?
   Йоран Перссон. Да, я был там!
   Эрик. Это Агда, разумеется?
   Йоран Перссон. Нет… другая!
   Эрик. И хорошенькая?
   Йоран Перссон. Нет, для всех она дурнушка; но вдруг я увидел прообраз, как говорит Платон. Знаешь – откровенье прекрасного, нечто вечное – за маскою лица, и вот… м-м… вот я ее люблю.
   Эрик. Как странно! Когда ты выговорил слово «люблю», которого стыдился прежде, ты стал хорош собою, ты преобразился…
   Йоран Перссон. Неужто я так уж безобразен?
   Эрик. Чудовищно! Разве ты в зеркало никогда не гляделся?
   Йоран Перссон. Избегаю зеркал! Вообрази, однако, – она меня считает красивым! Ха-ха!
   Эрик. Она всегда так считает?
   Йоран Перссон. Нет, не всегда. Только когда я не злобствую!
   Эрик. Ха-ха! Значит, когда ты мил!
   Йоран Перссон (смущенно). Если угодно!
   Эрик. Ты стал слюнтяй какой-то, Йоран. Я тебя, право, не узнаю!
   Йоран Перссон. Tant mieux [7] для врагов моих!
   Эрик. Скоро ль думаешь жениться?
   Йоран Перссон. Быть может!
   Эрик. А теперь скажи, кого бы мне взять в жены?
   Йоран Перссон. Катарину Польскую, разумеется, тогда мы приобретем все берега балтийские и сам кайзер станет нам родственник.
   Эрик (вскакивает). Проклятье! Какая мысль! Ты замечательный человек, Йоран. То-то я давеча говорил Карин, что когда ты рядом, мне можно не думать. Гонца сюда! Проклятье! (Триждыхлопает в ладоши. Входит придворный. Эрик вне себя.) Тотчас послать за герцогом Юханом! Схватить его – живого или мертвого… Будет противиться – перебить ему руки и ноги! Живее!
   Придворный уходит.
   Йоран Перссон. Что это значит?
   Эрик. А то и значит, что мерзавец обманом добился у меня разрешения на брак с Катариной Польской!
   Йоран Перссон. Дело скверно!
   Эрик. Сам дьявол смешал все мои карты. Сын мачехи, родня всем Стуре, завладеет берегами балтийскими! Иезуит, папист, станет родственником кайзеру!
   Йоран Перссон. Что ты наделал, Эрик? Ах, зачем ты не спросил совета у меня? Подумай! Потомки Юхана будут королями Царства Польского, где людей не меньше, чем во Франции, Царства Польского, простирающегося до границ российских! Внуки Юхана станут кайзерами в Австрии, и супруга его через Сфорцев имеет наследственные владения в Неаполе! Беда, беда!
   Эрик. Вот и надо удавить змею в зародыше, пока не вылупилась из яйца…
   Йоран Перссон. Католики на нас ополчатся; ты знаешь связи Юхана с иезуитами, с приверженцами папы! Что ты наделал, Эрик!
   Эрик. Самая страшная глупость в моей жизни!
   Йоран Перссон. Так пусть же она и будет последней!
   Эрик. Да теперь уж я научен… Заметил ты: за что бы я ни взялся, все выходит из рук вон глупо и нелепо!
   Йоран Перссон. Ну-ну, не преувеличивай, но тебе и точно не везет!
   Эрик. Ну, а тебе? Вот по ком плачет виселица! Но ты так много знаешь по сравнению со мной, что должен быть моим советником… Подумай, и все это мне в награду за щедрость, за великодушие…
   Йоран Перссон. Если ты и вправду желаешь видеть меня своим советником, ты только не назначай меня, пожалуйста, государственным секретарем, который за все в ответе, но и пикнуть не смеет. Нет, ты дай мне настоящую власть, чтобы я нес ответственность за свои решения и поступки! Сделай меня прокуратором!