Аудиенция у Его Неповторимости фактически была отрепетированным театрализованным представлением. Когда путешественники вошли в тронный зал, они увидели только асинов и нескольких придворных, причем каждый находился строго на своем месте. Короля не было, впрочем, как и трона, зато в разных местах стояли чучела животных и птиц. Потом заиграла тихая музыка, и в зале стало темнеть. В этот момент чучела ожили: птицы захлопали крыльями, звери начали поднимать лапы, вытягивать шеи и рычать. Громко заклекотал большой орел, сидевший на искусственной скале в углу зала. Снова потемнело, и под звуки музыки сверху спустился Мусса Сегодняшний-Неповторимый на ярко освещенном золотом троне. Ему было лет сорок пять, черты лица выражали жесткую волю. Он милостиво кивнул всем, и путешественников попросили подойти к нему поближе. Началась беседа. Переводил Су. Мусса, видимо, был в курсе приключений наших героев. Он поинтересовался, как французы чувствуют себя в его государстве. Отец, выступавший от имени всех, учтиво поблагодарил короля за заботу (по сравнению с рядовыми жителями Муссатанга путешественники действительно жили в роскошных условиях) и сказал, что все трое с огромным интересом знакомятся со страной Его Неповторимости (что было правдой).
   Все-таки разговора не получилось. Пленники опасались задавать вопросы (их предупредили — не проявлять излишнюю активность), а Мусса был настолько поглощен собственной персоной, что, похоже, все остальное представлялось ему мелким и неинтересным. Король спрашивал скорее из государственной вежливости и согласно существующим традициям встречи чужеземцев. Отцу показалось, что за профессиональной монархической вежливостью короля скрывается полное равнодушие к собеседникам. Все же аудиенция продолжалась сорок минут. Потом вновь заиграла музыка, потемнело, и трон с монархом поднялся в потолочные выси. При виде такой дешевой театральности путешественники с трудом сдерживали улыбки и сохраняли серьезность.
   Су считал, что аудиенция прошла хорошо. Илу, с которой он поделился более подробными впечатлениями, сказала Раймону, что король только что раскрыл заговор против своей персоны и поэтому мало интересовался иностранцами, видимо, целиком поглощенный мыслями о наказании заговорщиков.
   — Часто бывают у вас заговоры? — спросил отец у Илу.
   — Нет, — ответила она, — редко. Последний раз, когда я была девочкой, лет восемь назад. Тогда десятерых заговорщиков казнили публично, отрубив им головы на главной площади столицы. С тех пор о заговорах я ничего не слышала.
   Илу сказала также, что, по мнению Су, его коллеги Шу и Зу смертельно обиделись, что их не пригласили участвовать в аудиенции.
   — Как бы они не выкинули какой-нибудь подлости, — озабоченно добавила Илу, возможно повторяя слова Су.
   Су официально уведомил путешественников, что Его Неповторимость решит их участь несколько позже: сейчас он занят неотложными государственными делами.
   — Пока вы поживете в «Саду». Надеюсь, вам здесь неплохо, — сказал Су. — В зависимости от решения Его Неповторимости вы получите определенный социальный пропуск в наше общество. Социального равенства, как вы заметили, мы не признаем.
   — А где мы будем жить дальше? — спросил Поль.
   — Это тоже будет зависеть от цвета вашего пропуска. «Черно-розовые», «синие» и «оранжевые» имеют у нас право жить в отдельных деревянных домах. Правда, для категорий бо и боба дома разрешается строить из особо ценных и полезных для здоровья пород дерева. Обаны живут в отдельных домах, но из камня. Баны, как правило, селятся в хороших квартирах, но в общих каменных домах. Анам предоставляются небольшие квартиры или большие комнаты в общих домах. Там строгая дисциплина и каждые пять семей объединены в пятерку во главе со старостой. Он докладывает регулярно властям о любом проявлении беспорядка среди членов подопечных семей. Ны живут в специальных домах типа общежитий. У них дисциплина еще строже, чем у анов.
   — Порядочки! — не выдержал отец.
   — У каждого народа свои традиции, — грустно сказал Су.
   Обычно перед ужином отец, Поль, Лала и Илу гуляли в саду. Иногда к ним присоединялся Су. В тот день, запомнившийся отцу, Су пришел в парадной зеленой одежде, немного возбужденный, и сразу же во время прогулки принялся рассказывать забавные истории из жизни муссов. Поведение обана удивило наших друзей. Это не укрылось от самого Су и, прервав свое очередное шутливое повествование, он сказал:
   — Через месяц — День короля, день рождения Муссы Сегодняшнего-Неповторимого. В этот день каждый подданный по традиции делает подарок королю — пишет отчет «О себе». Горе тому, кто вставит в отчет хоть крупицу неправды или умолчит о том, что знает… В связи с этим я хочу с вами посоветоваться.
   — Слушаем вас, — ответила за всех Лала.
   — Женщины моей страны никогда не отвечают прежде мужчин, — посмотрев на нее, заметил Су. — Только в странах, именуемых Европой и Америкой, есть такие женщины. Есть они еще в одном месте — соседней с нами территории, которая называется Друссией.
   Он снова внимательно посмотрел на Лалу.
   — Продолжайте, — холодно сказала друссиянка.
   — То, что Элен не из Европы, я понял сразу. Это не было заметно по ее английскому произношению, но для внимательного человека определить женщину из Друссии не представляет особого труда. Друссиянки очень образованны, организованны, спортивны и бесконечно уверены в себе. Сейчас передо мной дилемма: или написать в отчете «О себе», что среди наших гостей имеется скрывающая свою национальность друссиянка, что автоматически ведет к обвинению всех троих в шпионаже, а в связи с раскрытием недавнего заговора против короля, возможно, и в стремлении свергнуть существующий строй, за что полагается смертная казнь после тяжелых пыток, или скрыть из человеколюбия этот факт, что все равно грозит в недалеком будущем разоблачением и последующей казнью уже не троих, а четверых — четвертым, естественно, буду я. К тому же мой вечно улыбающийся друг Шу наверняка обнаружил, что Элен друссиянка, но по каким-то известным только ему причинам пока помалкивает об этом.
   — И что же вы решили? — спросил отец.
   — Бежать. Помочь бежать вам, а вместе с вами и самому. Илу, разумеется, мы тоже возьмем с собой. Без нее, насколько я разбираюсь в обстановке, вы все равно не побежите.
   — Совершенно верно, — сказал отец. — Только где гарантия, что все это не провокация?
   — Никакой гарантии. Один здравый смысл. Семьи у меня нет, кроме Илу, заменившей мне дочь. Обоих нас ничто здесь не держит. Через год наступит мой «трок» — меня официально отстранят от должности по возрасту. Я стану обаном вчерашним, а, следовательно, мое жалованье уменьшится втрое, я лишусь большинства привилегий в получении продуктов и проведении отдыха. Я даже не смогу оставить за собой право ездить на охоту и рыбную ловлю. Эту привилегию сохраняют лишь вчерашние бо и боба.
   — Вы хотите бежать в Друссию, чтобы поохотиться? — спросила Лала.
   — И это тоже. Но не надо издеваться. Я уже стар, и мне давно надоело участвовать в придворной пляске на канате — вроде той, о которой писал английский писатель Джонатан Свифт. В молодости опасные курбеты с целью продвижения наверх будоражат кровь, подхлестывают тщеславие, к старости они вызывают отвращение, да и сломанные кости срастаются труднее.
   — Простите, Су, к какой касте принадлежали ваши родители? — снова задала вопрос Лала.
   — Я родился аном, и, поверьте, пробиться в обаны было непросто. Я все же пробился, но однажды вдруг стало невмоготу выделывать па на канате карьеры — при этом нужно ведь обязательно спихивать вниз своих соперников, танцующих рядом. Так что звания бобана я уже не хотел добиваться. Особенно сильно повлияло на меня незаслуженное разжалование и опала моего старшего друга Лу, отца нашей Илу. Кстати, его наказали за то, что в ежегодном отчете «О себе» он не упомянул об одном доверительном разговоре по поводу персоны короля, опасаясь подвести собеседника. Однако тот в своем отчете не забыл подробно описать разговор… Каждый отчет тщательно проверяет специальная служба, и любое расхождение немедленно расследуется… Мой отчет будут внимательно изучать в сравнении с отчетами Шу и Зу, а они, думаю, много чего смогут написать…
   Су посоветовал бежать незадолго до Дня короля, когда все будут заняты приготовлениями к празднику, писать торжественные речи, восхваляющие Муссу Сегодняшнего-Неповторимого, отбирать подарки для короля, а главное, с трепетом ожидать Церемонии сдачи отчетов «О себе» — таково ее полное название. Проходит она в каждом городском квартале и каждой деревне. Как рассказывал Су, в этот период во многих глазах, независимо от ранга, отражается волнение, а то и откровенный страх. Все понимают, что никто не застрахован от расхождений между отчетом каждого о себе и сведениями о каждом, имеющимися у специальной службы советника по религии, которая проверяет отчеты. Хотя король карал «нечестных», как правило, через несколько недель после Церемонии, страх начинал преследовать людей задолго до Дня короля. Наказание варьировалось — от понижения в звании до (особенно в случае словесного оскорбления персоны короля) смертной казни с предварительными тяжелыми пытками.
   Дней за десять до Дня короля, воспользовавшись общей нервозностью и занятостью, Су получил у кого-то из боба разрешение свозить чужеземцев за город. Во время этой прогулки и решено было сбежать.
   Случилось так, что утром накануне побега к друзьям неожиданно пришел Шу. Был он необыкновенно торжествен. Даже постоянная вежливая улыбка исчезла с его лица. На плохом английском языке он объявил, что собирается сделать важное сообщение и попросил Илу помочь его перевести.
   — Мне выпала высокая честь, — начал Шу, — сообщить, что сегодня вас всех приглашает к себе на обед Ку Разумный, четвертый палец правой руки Его Неповторимости.
   — Мы с глубочайшей благодарностью принимаем столь высокое приглашение, а также отдельно выражаем нашу искреннейшую признательность тому, кто так учтиво передал нам это приглашение, — ответствовал Раймон, впервые слышавший о Ку, но уже начавший привыкать к церемониалу официальных переговоров.
   Кланяясь, Шу удалился.
   — Это что еще за четвертый палец, который приглашает нас на обед? — спросил Раймон у Илу, как только торжественная физиономия обана исчезла за дверью.
   Илу испуганно огляделась.
   — Ку Разумный — один из влиятельных боба в государстве. Он руководит самой большой провинцией — столичной провинцией Танг.
   — А при чем здесь четвертый палец правой руки Его Неповторимости?
   — Высший королевский совет состоит из десяти человек, обычно их называют «десять пальцев Его Неповторимости». Первый палец правой руки — бо, советник по религии, второй палец — бо, советник по безопасности, третий — бо, советник по финансам и экономике. За ними следуют семь боба, занимающих самые ответственные посты. Столичную провинцию возглавляет четвертый палец правой руки…
   — Понятно. Спасибо, Илу.
   — Раймон, надо обязательно предупредить Су, что вас сегодня приглашают к Ку Разумному.
   Су пришел после завтрака в прекрасном настроении — у него было все организовано для побега. Когда ему сказали, что обедать путешественики будут у Ку Разумного, он побледнел.
   — Это очень серьезно. — Су стал ходить взад-вперед от волнения. — Только бы вас там не арестовали. Стража Ку фактически никому не подчиняется, кроме своего боба. Полагаю, что Ку Разумный хочет лично убедиться, что среди вас находится друссиянка. Тогда он потребует у короля разрешения на ваш арест. А так как вы находитесь на территории столичной провинции, то арест произведут его люди. Это важный момент, вы все окажетесь полностью в руках Ку. А этот человек, когда чувствует свою силу, не церемонится.
   — Зачем ему нужно нас арестовывать? Мы же не делаем ничего плохого?
   — Причины я не знаю. Подозреваю, что Ку ведет какую-то свою большую игру. Практически он третий человек в государстве. Второй — советник короля по религии. Он и Ку ненавидят друг друга, но Мусса Неповторимый приблизил обоих, играя на их разногласиях. Так ему спокойнее, поскольку каждый из них докладывает о малейшем промахе другого. У Ку везде свои люди: в армии, полиции, в других провинциях. Он знает положение в стране лучше, чем советники короля по религии и безопасности. Кстати, Шу — тоже преданный ему человек, и он информирует своего хозяина обо всем, что происходит в «Саду для гостей». Влияние и авторитет Ку объясняются просто: он — блестящий оратор; постоянно восхваляя Муссу Сегодняшнего, он в своих речах проповедует и собственные идеи — прежде всего, о загнивании стареющей Друссии, о том, что будущее принадлежит целеустремленным, волевым муссам, которые создадут Великий, Вечный Муссатанг. Надо сказать, что на выступления Ку приходят толпы людей из числа тех, кто желает возродить былое величие родины. Особенно обожают Ку молодые офицеры и чиновники. Они обычно бешено аплодируют ему. А сам Ку во время своих речей до того распаляется, что перед ним ставят миску со льдом, куда он опускает руки, чтобы остудиться…
   — Ку серьезно думает, что Муссатанг сможет обогнать Друссию?
   — Обогнать — не знаю, но разгромить — может быть. Когда-то, в давние времена, ученые, создавшие большие летающие лодки, жили именно в провинции Танг. Сохранились некоторые чертежи. И как раз на территории столичной провинции находятся сегодня заводы, где в большом секрете стараются воссоздать эти летающие лодки. Отсюда авторитет Ку среди военных. Разумный уделяет много времени этим заводам. Летающие лодки можно начинить взрывчатыми веществами и направить на Друссию… Тогда от интеллектуального превосходства друссов мало что останется. Но, повторяю, все это готовится в строжайшей тайне.
   — А как относится к этому Мусса?
   — Идея Великого Муссатанга ему по душе, но, побаиваясь друссов, он более сдержан, чем Ку. Можно добавить, что перед Ку заискивает сам советник короля по безопасности, которому подчиняются армия и полиция.
 
* * *
   Ку Разумный внешне оказался довольно приятным человеком, который, в отличие от Муссы Сегодняшнего, живо интересовался историей путешественников и с увлечением стал расспрашивать их обо всех случившихся с ними приключениях, а также о жизни во Франции и Европе. Путешественники разговорились. Ку довольно остроумно комментировал их рассказы. Единственная странность, бросившаяся всем в глаза, — Разумный избегал обращаться к Лале. Расстались все внешне довольные друг другом. Ку, возможно, узнал то, что ему было нужно (убедился, что Лала — друссиянка), а друзья облегченно перевели дома дух, так как до последней минуты опасались ареста. Очень довольным выглядел и Шу, видимо, выполнивший данное ему боба поручение.
   Рано утром Су разбудил Раймона, Поля, Лалу и Илу и попросил быстро собраться на «прогулку». Он очень торопился: Шу не знал, что друзья уезжают в горы, и, если бы узнал, то наверняка задержал бы их в «Саду для гостей». Вскоре путешественники в сопровождении двадцати всадников — все баны — и самого Су выехали в сторону границы с Друссией. Часам к десяти утра они расположились на «пикник», как выразился Су. Стали пить чай. После чая все двадцать стражей заснули богатырским сном. «На сутки», — пояснил Су, подсыпавший в чай стражников снотворное. Беглецы забрали всех лошадей и спустились с гор на плато, за которым возвышались другие горы, отделявшие Муссатанг от Друссии. Плато было каменистым, кое-где росли небольшие группы деревьев.
   — Это плато называется долиной Смерти, — пояснил Су. — Когда-то долина внушала суеверный ужас: человек, ступивший на ее землю, мог умереть через несколько дней — и никто не знал отчего.
   Но умирали не все, а самородного золота в долине было много. Вот люди и рисковали. Потом обнаружили, что убийцы — москиты, разносящие особую, смертельную лихорадку. Сейчас, в это время года, москитов здесь не бывает. Правда, много скорпионов и змей, поэтому спускаться с лошадей на землю не рекомендую…
   Пока двигались по плато, Су по просьбе Раймона рассказывал о принятой в Муссатанге системе деления людей на касты.
   — В древних книгах, — говорил обан, — я прочел, что касты ввел Мусса Первый. До этого все люди были равны перед законом, а должностным лицам предписывалось избегать пяти пороков, которые могли поколебать их честность: праздности, зависти, жестокости, поспешности в действиях и неопытности. Я помню, в старых законах была фраза, которая меня поразила: «Завистливые и ленивые чиновники не могут преуспевать в достижении народного блага. Должностным лицам следует избегать жестокости и злобы, быть великодушными и доброжелательными, решая общественные дела». Я запомнил эту фразу и старался руководствоваться ее смыслом.
   Плато удалось пересечь за пять часов. Оставалось трудное восхождение на заснеженный перевал (Су надеялся, что на это уйдет часов шесть) и часа три движения по снегу. Потом шел неопасный спуск к долинам Друссии. За два часа преодолели первую половину подъема к перевалу и вышли на широкую площадку, с которой открывался вид на долину Смерти. С площадки просматривалась и прилепившаяся к скале узкая тропинка (двум лошадям не разойтись), серпантином полого поднимавшаяся к перевалу. Оставалось около часа светлого времени. С двух сторон на площадку выходили ущелья.
   — Надо располагаться на ночлег, — сказал Су. — Подниматься ночью по этой тропинке на перевал нельзя: разобьемся. К тому же к вечеру здесь резко похолодает, и на перевале можно замерзнуть. Переночуем в одном из ущелий, там меньше ветра.
   — Смотрите! — воскликнула вдруг Илу. — В долине какое-то движение!
   Действительно, далеко внизу беглецы увидели большой конный отряд, направлявшийся в их сторону.
   — Нас, кажется, преследуют, — заметил Су. — Неужели Шу обнаружил спящих стражников и поднял тревогу?
   — Что делать? — спросила Лала.
   Су старался сохранить спокойствие.
   — Идти сейчас на перевал, — сказал он, — равносильно самоубийству. Преследователи будут на нашей площадке завтра, часа через полтора после рассвета, — раньше не поспеют. Ночью подниматься наверняка не будут — слишком опасно. Мы с вами завтра, через полтора часа после рассвета, будем еще на карнизе, не очень высоко от площадки. Перестрелять нас снизу будет нетрудно: по тропе нам придется продвигаться временами боком, прижавшись лицом к скале, — отличная мишень… — Су помолчал. Все напряженно слушали его. — Предлагаю женщинам и одному из вас начать подъем к перевалу, как только рассветет, а мне и второму мужчине остаться здесь, чтобы выстрелами не допустить стражников до площадки. Когда трое поднимутся достаточно высоко, чтобы чувствовать себя в безопасности, они найдут закрытую позицию, с которой будут простреливать площадку, прикрывая наш отход. Есть возражения?
   — Подождите минутку. — Илу что-то сосредоточенно соображала. — Я знаю: здесь неподалеку, в ущелье, в скале есть древний храм. Когда был жив отец, мы с ним туда лазили. От главной площади храма длинный коридор ведет ко второму выходу. Этот выход, как говорил мой отец, уже на территории Друссии, по ту сторону горы. Но вход в храм расположен в отвесной скале, на высоте около тридцати метров от дна ущелья. Мы с отцом забирались по тропе на карниз, нависающий над входом, и спускались метров на семьдесят вниз по веревочной лестнице.
   — Веревки я прихватил, но их хватит лишь метров на пятьдесят, — сказал Су, — а взобраться тридцать метров по отвесной скале невозможно.
   — Выход есть, — вмешался отец, — взобраться вполне можно. Какая ночью будет температура?
   — Часа через три вода замерзнет, — ответил Су.
   — Прекрасно!
   — Что ты предлагаешь? — спросил отца Поль.
   — Оставаться здесь двоим и отстреливаться — можно кого-то потерять. Я предлагаю забраться в храм-пещеру и через него выйти к друссам.
   — Но как взобраться?! — воскликнули хором остальные.
   — Есть старый способ, применяемый в горах. Придется убить нескольких лошадей, и крупные куски мяса пришлепывать к скале. Мороз намертво прикрепит кусок, превращая его в ступеньку лестницы. Так снизу вверх до отверстия в пещеру надо будет нашлепать куски мяса. Потом я заберусь по ним наверх и спущу вам веревку, по ней поднимутся все с оружием, боеприпасами, факелами, продуктами. Лошадей бросим в темноте. А утром, с восходом солнца, мясо оттает и упадет вниз.
   — Рискованно, но придется попробовать, — выразила общее мнение Лала.
   Все обошлось. Мороз действительно крепко сцементировал мясо со скалой. Отец, тренированный альпинист, без особого труда забрался в пещеру и помог подняться остальным. Илу хорошо помнила путь внутри храма. Только в одном месте она остановилась в нерешительности.
   — Мой отец говорил, что здесь есть ловушка, и мы с ним шли у самого края стены. Но я не помню, справа или слева.
   — Посветите мне получше, — попросил Поль. — Я попробую что-нибудь выяснить.
   Он внимательно осмотрел стены, пол и потолок прохода. Потом велел остальным отойти шагов на тридцать назад. Место, вызвавшее сомнение у Илу, походило на начало большой, метра два в диаметре, каменной трубы, уходившей с некоторым наклоном вниз. Поль еще раз внимательно обследовал пол и потолок, потом вернулся в коридор и притащил тяжелый камень, лежавший в проходе. Он обвязал камень веревкой и осторожно, ступая у самой стены, стал продвигаться с ним вперед. Так же осторожно он поставил камень посередине туннеля-трубы и возвратился, скользя вдоль стены. Посоветовав всем отойти еще дальше назад, он стал с помощью веревки подтягивать камень к себе. Как только камень попал на какой-то квадрат пола, он стал медленно уходить вниз. Одновременно с потолка посыпались камни и песок, и вдруг оттуда же со страшным грохотом упал огромный двухметровый каменный шар, покатившийся по туннелю-трубе. Если бы в этот момент в трубе были люди, они были бы неминуемо раздавлены исполинским каменным ядром.
   — Быстрее! — вдруг закричал Поль, и все увидели, как сверху медленно стала спускаться громадная плита, которая явно должна была перекрыть туннель. — Вперед! — снова не своим голосом крикнул он, и беглецы бросились по туннелю вслед за гигантским шаром. И вовремя: плита за их спинами закрыла ход назад.
   Подавленные, друзья двинулись по туннелю вниз. К счастью, факелы во время стремительных передвижений не погасли. Всех волновала мысль, не закупорил ли каменный шар выход. Он действительно мог наглухо закупорить проход, но сила его инерции, помноженная на вес, была такова, что этот подземный болид глубоко врезался в стену в том месте, где туннель поворачивал на девяносто градусов влево. Образовавшаяся сбоку щель позволяла человеку пройти свободно. Еще через несколько сот метров туннель вывел беглецов на пологий склон горы значительно ниже перевала. Они оказались в Друссии.

ДРУССИЯ

   …Как-то я спросил отца, почему он не остался в Друссии, как это сделал Поль.
   — У моего друга была на то серьезная причина, — помолчав, ответил отец. — Только учти: расстаться с родиной — огромное несчастье для любого человека. Родина у каждого одна, и забыть ее нельзя. А если человек оказывается далеко от родины, она остается в его сердце. Человек, равнодушный к своей родине, — очень плохой человек. Могу сразу сказать: такой никогда не сможет любить по-настоящему ни своих родителей, ни свою жену, ни своих детей. И у него никогда не будет настоящих друзей.
   — А как же мать? — задал я каверзный вопрос. — Ведь ты лишил ее родины!
   — Мне непросто ответить тебе, сын. Илу очень любит свою родину и тоскует по ней. Ей было девятнадцать лет, у нее не было никого, кроме Су, меня и памяти своего отца, которого она безумно любила. Но остаться на родине она не могла: нас всех там в скором времени казнили бы как «шпионов соседнего государства», хотя, конечно, мы не были никакими шпионами. Только это вряд ли заинтересовало бы королевский трибунал при вынесении нам смертного приговора. Позже выяснилось, что наш услужливый и улыбающийся «друг» Шу тщательно готовил показательный политический процесс над нами, Су и некоторыми попутно притянутыми сановниками. Процесс должен был притупить бдительность короля и отвлечь его внимание от подлинного заговора, возникшего в тот момент среди высшей знати. Наш побег спутал заговорщикам все карты, и они обвинили Шу в неумении «делать дело». Тогда тот решил «кое-что подправить»… Но об этом мы узнали позднее.