Бедный театральный люд, брошенный партией и правительством на
самофинансирование, охотно кинулся в ее щедро разрекламированные на мужнины
деньги объятия, ища прокорма и поддержки своим художественным идеям. Помогли
и старые контакты Ирины Львовны, знание театрального мира - и фирма ни шатко
ни валко начала функционировать. Руководителем Ирина была из рук вон плохим,
с людьми контактировать не умела, ее презрение к неимущим и к "неглавным"
отталкивало многих творческих людей и, что существенно, мешало ей увидеть в
каком-нибудь зарождающемся подвальном театрике будущих гениев и связанную с
ними будущую прибыль; но Анатолий держал руку на пульсе и вовремя удерживал
супругу от ошибок или исправлял уже допущенные. Несколько успешных операций
по трансформации чужих талантов в ее личный капитал создали Ирине Львовне
репутацию. Правда, репутацию довольно своеобразную - ее не любили, но верили
в то, что она может вытянуть какой-то коллектив, выгодно продав его. К тому
же театральное племя - народ по большей части зависимый, в силу чего
покладистый... В общем, дела пошли.
      Ирина прекрасно отдавала себе отчет в том, что без Анатолия ее фирма
развалится, но вполне удачно скрывала это от всех а, главное, от него
самого, - чтобы не вздумал задаваться, чтобы не осознал ее реальную
зависимость от мужа. Все Ириной было устроено давно и прочно, заведено раз и
навсегда: Анатолий, как и все остальные, безмолвно подчинялся ее манере
всеми распоряжаться. Это на посторонних он производил впечатление
независимого, властного и строгого руководителя, умного и удачливого
бизнесмена, крепкого и смелого мужика и прочая, прочая... А Ирине он был
послушным и исполнительным мужем. Под каблуком он у нее был, вот так-то.
      Разумеется, Ирина Львовна своим супругом - таким во всех отношениях
удачным супругом, - дорожила, и потому, несмотря на занятость, бдительно
охраняла его от любых поползновений разных секретарш и стажерок.
      А вот Веру проворонила...


Домовой.



      В темной прихожей Галю встретила тишина. Подозрительная, тягостная
тишина, не наполненная звуками торопливых шагов Стасика, его приветственным
голосом, его руками и губами, дружно встречавшими ее у порога. Она
забеспокоилась, аккуратно прихлопывая за собой дверь, - пока еще смутно
забеспокоилась, пока еще неопределенно...
      Но определилось все очень быстро: густой, тяжелый воздух квартиры был
насыщен алкогольными парами.
      Не сняв шубки, Галя ринулась в комнату.
      - Господи, - всплеснула она руками. - Да ты никак пьян? - Она
потормошила Стасика, валявшегося на диване в ботинках.
      - Н-не кантовать! - губы его расползались, как улитки.- Я-не-пьян! У
меня голова болит! - с трудом выговорил Стасик.
      - Ну да, ну да... - Галя распрямилась и отодвинулась от Стасика на шаг,
пристально разглядывая его. - Конечно, ты не пьян, - ты просто напился, как
скотина!
      Галя смотрела на Стасика в раздумье. Последнее время ее стала иногда
посещать мысль, что пора с этими отношениями завязывать. Конечно, Стаська -
лапочка, нежный, ласковый любовник, Гале с ним хорошо... Да и пропадет этот
"тюня" без нее... Хоть он и талантлив, да голова у него дурная, мужик он
ленивый и слабовольный, и, строго говоря, именно Гале обязан успехами: это
она ему методично проедала плешь, чтобы за ум взялся, а не тратил время на
нытье да жалобы в пространство на несовершенство мира...
      Послушный Галиной воле, Стасик, наконец, напрягся, сорганизовался,
изучил компьютер, создал фирму... Галя бдила, Галя направляла его твердой
рукой, Галя не позволяла ему сорваться в лень да хныканье, - и результаты не
замедлили себя проявить: Стасик расцвел вместе со своей фирмой, у него даже
изменилось что-то во внешности, плечи развернулись, а на них и голова
приосанилась в горделивой посадке...
      И вдруг - нате вам, принялся пить. Пока еще не очень, пока еще редко,
но зато как! В дымину, в дупель, вусмерть! Не помнит ни где, ни когда, ни с
кем! Да еще и врет, что ничего, кроме своего обычного пива, не употреблял.
Только ведь от пива не приходят в такое скотское состояние! Что ж это такое,
спрашивается? И зачем, спрашивается, ей такой любовник? Алкоголик - человек
непригодный ни к любви, ни к работе...
      - Я, Галка, чем-то отравился, - лепетал Стасик.
      - Ага. Алкоголем. Так и называется: алкогольное отравление!
      - Они мне какой-то денатурат подлили...
      - Они - это кто? И подлили - куда?
      Гале желала услышать объяснения, протокол с места происшествия. А
заодно убедиться, что за словом "они" не скрываются особи женского пола.
      - У-у-у, как голова раскалывается, - простонал Стасик. - Прямо сейчас
лопнет. Дай воды...
      - Кто - они? - сурово переспросила Галя.
      - Галка, зверюга, - жалобно хныкнул Стасик, - принеси воды, будь
человеком...
      Галя сходила на кухню за водой, нашла в ящике с лекарствами аспирин и,
подав стакан и таблетку Стасику, холодно наблюдала, как он пьет. Если так и
дальше пойдет, то придется пополнить его домашнюю аптечку хитроумным
лекарством "Алка-Зельтцер" - Галя была фармацевтом и заведовала, помимо
Стасиковой аптечки, большой аптекой в центре Москвы.
      - Так кто это - они, и подлили они - куда? - повторила она, едва Стасик
вернул ей стакан.
      - Я в пивной был... Там мужики подсели, водку в пиво доливали, ну и мне
и предложили...
      - А ты, как всегда, не смог отказаться!
      - Ну, неудобно, ты не понимаешь, - у мужчин так не принято...
      - Зато потом подыхать от отравления - принято! Такое мужское братство:
вместе сдохнуть! - злилась Галя.
      - Ну, я не знаю, как им, у них, может, организмы привычные...
      - Да уж, они, наверное, сильно веселились, глядя, как тебя развозит !
      - Не знаю... Я почти сразу вырубился...
      - А как же ты до дома добрался? Ты когда пришел-то?
      - Утром... Мне так плохо было, тошнило... Я лег и снова отключился...
Вот, только сейчас проснулся... Голова как болит, знала б ты! В жизни так не
болела! Разламывается прямо!
      - Погоди, ты что же это, всю ночь пил? Что значит "утром"? А где ты
ночь провел?
      - Не помню... Вырубился, говорю тебе... Проснулся под утро на лавочке,
на Пушкинской площади. Милиционер за плечо тряс, разбудил, документы
попросил... Ну я и поехал домой: метро уже открылось...
      - Да как же ты на Тверской оказался? - недоверчиво спросила Галя. Врет?
Был с женщиной? Или вправду?... - Твоя пивнушка ведь где-то здесь недалеко!
      - Не знаю, говорю тебе! Наверное спьяну на метро сел, потом вышел и на
лавочке уснул...
      - Господи, зимой, в январе, на лавочке! Не замерз?
      - Нет вроде... - виновато потупился Стасик.
      - Ну да, изнутри был подогретый... Ничего не скажешь, хорош... - Галя
была крайне раздражена. - Напился в зюзю! На работе, стало быть, сегодня не
был? А фирма, Стасик, требует ежедневного присутствия! Как цветочек
ежедневного полива! Иначе она засыхает! Если ты на работу не будешь
являться, - твои сотрудники тоже разбегутся! Неужто ты не понимаешь этого?
Ну какого, спрашивается, черта, ты поперся в пивнушку?
      - Мне не по себе было... Тебя со мной по вечерам нет, а меня угнетает
пустая квартира... Мне хочется к людям! Дай еще воды, а?
      - "Не по себе"! - вещала Галя, возвращаясь со стаканом. Ты прям как
слабонервная девица! Квартира его, видите ли, угнетает пустая... - Галя
брезгливо посмотрела на Стасика: совсем распустился, ничего не скажешь! Это
даже не тюня, это какой-то недотюня получается.... - Не по себе ему! Ну,
женись тогда! Или собаку заведи! - с издевкой посоветовала она.
      - Ты зря на меня нападаешь!... - нашел в себе силы обидеться Стасик. -
Вчера такое было!.. Я хотел тебе позвонить, но ты же мне по вечерам не
велела... Вот я и пошел в пивную!
      - И что же вчера было? - недоверчиво переспросила Галя: она не
допускала, что у Стасика могут оказаться веские оправдания.
      - Я, Галя, сошел с ума. Окончательно и бесповоротно. И вчера в этом
убедился.
      - То есть?
      - Ты не поверишь... Прихожу я с работы домой... А тут... Ты только не
смейся... Тут мебель не так стоит!
      - Что значит - "не так стоит"?
      - То и значит! - огрызнулся Стасик. - Телевизор с тумбочкой - на месте
стола, а стол - на месте телевизора! И стулья были на столе!
      - Но ведь все на местах! - возразила Галя.
      - Так я же сразу и переставил обратно!
      - Ты уверен?...
      - В чем? В том, что она не так стояла, или в том, что я ее переставил?!
      - Погоди-погоди... - Галя направилась к телевизору, осмотрела тумбочку,
даже пол зачем-то потрогала. - Стулья ставят на стол, когда уборку делают!
Ты, может, в кои веки навести порядок решил?
      Надобно заметить, что Галя, по своему обычаю, сильно преувеличивала:
Стасик был мужчиной опрятным, грязи у него никогда не водилось, - так разве,
легкий бардак.
      - Смотри сюда, пол под тумбочкой чистый... Ты, когда ее отодвинул и
поставил на это место стол, увидел, что там грязно... И решил помыть,
правда? Ну, подумай, Стас! Ты, может, выпил немножко, - Галя, будучи сама в
полной растерянности, на сей раз выбрала выражение помягче, - и тебе вдруг
захотелось мебель переставить... Так бывает, знаешь: иногда хочется все
поменять местами в квартире... И потом, когда начал переставлять, увидел,
что пол грязный, и решил его помыть. И - и стулья на стол поставил... А? -
Галя с надеждой вглядывалась в глаза Стасика. - Смотри, пол-то чистый!
      - Галка, это я потом пошел в пивную, а домой пришел трезвый, как
стеклышко!
      - Но кто же мог это сделать?!
      - То-то и оно, Галка, что никто.
      - Домовые завелись, да? - усмехнулась недоверчиво Галя.
      - Может, и домовые... - отмахнулся Стасик.
      - Хм... А ничего не пропало?
      - Нет. И замки в целости.
      - Ты хорошо проверил? Все вещи на местах? - Стасик кивнул. - И деньги?
- Еще один кивок. - Все равно, надо было милицию вызвать! Они могли бы
сделать экспертизу замка!
      - Шутишь? И что бы я сказал? Вот, понимаете ли, кто-то залез в мою
квартиру, только чтобы мебель переставить? Да еще у меня пол помыть?
Милицию! Скорее психовозку...
      - Погоди... Что же получается? Что ты сам все передвинул, а потом
забыл?
      - Но кто-то же должен был это сделать! Или вправду у меня какой-нибудь
домовой завелся?.. Скажи, ты веришь во всех этих, как их, Барабашек?
      - Стасик, ты, наверное, все-таки нетрезвый был... А?
      - Нет!
      Галя потупила глаза. Она решительно не знала, ни что сказать, ни что
думать об этом.
      - Вот видишь, - горько продолжил Стасик, - даже ты молчишь... Помоги
мне, я сяду... Осторожно, у меня голова раскалывается....
      - Сейчас аспирин подействует, полегчает, - смягчилась его
наставительница на путь истинный, помогая "тюне" принять вертикальное
положение.
      Стасик в ответ только вздохнул, аккуратно пристраивая голову к спинке
дивана...


      Неожиданный звонок в дверь заставил вздрогнуть обоих.
      - Кто это? - спросила Галя, почему-то шепотом.
      - Домовой, - усмехнулся Стасик. - Пришел пол домыть... Пойду открою. Ты
не выходи, на всякий случай.
      Стасик, сгорбившись под тяжестью головной боли и загадочной
перестановки мебели, направился, шаркая тапочками, в коридор.
      За дверью оказалась девушка. Невысокая, румяные щечки, коричневая
парка, красная шапочка с помпоном.
      "Ваш домовой!", - радостно отсалютовала она, завидев Стасика на пороге.
      Если он не рухнул, так это только благодаря Гале, которая, заслышав сии
странные речи, вылетела в прихожую и подперла его со спины.
      Едва Галина набрала воздуха в легкие, чтобы взять инициативу на себя,
как Стасик вдруг выпалил: "Это вы мебель в квартире переставили?"
      Девчушка посмотрела на них с испугом.
      - В какой, - пролепетала она, - квартире?
      - В моей!
      - Когда?
      - Сегодня!
      - Но я же только что пришла!...
      Галя вмешалась.
      - Вот-вот, я хотела как раз выяснить: зачем вы пришли? И почему вы
"домовым" назвались?
      - Как же, - оживилась девушка, глядя на странную пару во все глаза, -
вчера вот этот мужчина... - она заглянула в бумажку, - Стас Кудрявцев,
правильно? - у нас в фирме был и оформил заказ на уборку квартиры. А наша
фирма называется "Ваш домовой". Мы обычно заказы по телефону принимаем, но
вы, - кивнула она на Стасика, - сказали, что мимо шли и решили заглянуть. И,
ознакомившись с перечнем наших услуг, сделали заказ на уборку квартиры. Мне
наша диспетчер, Ольга Михайловна, рассказала. И еще сказала, что у вас
бородка и что вы симпатичный... И еще вы ручку у нас свою забыли, и Ольга
Михайловна мне велела вам передать, потому что ручка эта вам дорога как
память об отце. Вы так сказали, когда расписывались..."
      И с этими словами девушка протянула ему ручку.
      - Твоя? - прищурилась Галя.
      Стасик обреченно кивнул в ответ.
      - Вы что-то путаете, - горячо заговорил он, - я никаких заказов не
оформлял!
      Девчушка усмехнулась:
      - Как же, ведь это ваш адрес указан, верно?
      И протянула Стасику какую-то бумажку под нос. Галя заглянула через
плечо. Адрес был правильным.
      Стасик только безнадежно махнул рукой, повернулся и исчез в глубине
квартиры, оставив Галю выпутываться самой.
      Пробормотав, что это недоразумение, и сунув девушке деньги за расходы
на транспорт, Галя закрыла дверь и последовала за Стасиком.
      Стасик лежал на диване, бледный, закрыв глаза.
      - Ручка действительно твоя?
      - Моя, - не раскрывая глаз, отозвался Стасик. - Она у меня всегда в
нагрудном кармане лежала. Я думал, что ее потерял... Но она вовсе не память
об отце, не знаю, как я мог это ляпнуть, - я ее сам в прошлом году купил!..
      - Так ты там был?!
      - Где?
      - В фирме "Ваш домовой"!
      - Да нет же!
      - Тогда почему ты говоришь, что ты это "ляпнул"? Если ты там не был, то
и не мог "ляпнуть"!
      - Слушай, у меня башка совсем не варит... Может, мне еще аспирину
принять?
      - Погоди, так ты был или не был в "Домовом"?
      - Галка, ты садистка! Ты инквизиция! Ты понимаешь, что я сейчас сдохну
- так голова раскалывается?
      Галя сходила снова на кухню и, едва бульк воды в горле у Стасика
засвидетельствовал о прохождении таблетки по назначению, упрямо повторила:
"Ты был в "Домовом"?
      - Не бы-ыл!!! - застонал Стасик, осторожно опуская голову на валик
дивана. - Это у меня домовые были!!! Они мне мебель передвинули!!!
      - Тогда откуда у них твоя ручка? - твердо вела следствие Галя.
      - Галя, Галочка, родная, оставь меня в покое, а?
      - Ручка действительно твоя? А то, может, просто такая же?
      - Моя, моя... Я не знаю, как она у них оказалась, я в "Домовом" никогда
не был и никогда о нем не слышал, и почему ко мне пришли домовые - я не
знаю!!! И зачем мне мебель передвинули - тоже!!! Или ты скажешь, что я
грузчиков вызвал, а потом забыл?!!!
      - Знаешь что, Стасик, - задумчиво проговорила Галя, - не нравится мне
все это. Сходи-ка ты вправду к врачу... Да поскорее!


Роман с Романом



      Вера Лучникова была психологом. На психфаке отучилась еще в те годы,
когда там преподавали кондовую психологию по-советски. Но позже, уже под
ветрами перестройки, она написала книгу для начинающих бизнесменов о
поведенческой специфике иностранных партнеров, связанной с особенностями
национального менталитета. Книга была написана языком простым и понятным
любому (даже "начинающему бизнесмену"), примеры и советы были конкретны,
легкий юмор придавал книге шарм, и она быстро сделалась популярной в кругах
предпринимателей. И Анатолий, прочитав книгу, разыскал Веру и предложил ей
работу у себя: понравился ее легкий юмор и глубокое знание предмета. Она
согласилась: зарплата хорошая, работа интересная...
      Анатолий мыслил широко: иностранный партнер имеет, как правило,
определенный выбор на российском рынке, и, чтобы получить выгодный контракт,
нужно выиграть его у конкурентов. В этом, по замыслу, и должна была ему
помочь Вера Лучникова.
      Конечно, он немного опасался: взял человека со стороны, совершенно
незнакомого, без рекомендаций, - если не считать книги. Но первая же встреча
с Верой его успокоила, более того - порадовала; более того - обнадежила...
      В чем именно обнадежила, он не смог бы сказать, и еще меньше готов был
признать, что ему сразу же захотелось завести с ней отношения, а уж какие
именно - это и вовсе не подлежало осмыслению... Просто в Вере было что-то
притягательное, что-то такое, что заставляло замедлять шаги, проходя мимо,
что тянуло затеять разговор, пусть и пустячный, и ловить звуки голоса, и
завороженно смотреть в лучистые глаза...
      Вера была довольно высокой, тонкой - именно тонкой, а не худой, - с
мягким, нежным покатом плеч и грациозной шеей. Изящный овал миловидного
лица, гладкие русые волосы; темно-серые глаза в опушке каштановых ресниц
("глаза Роми Шнайдер", определил Анатолий) лучились покоем и
доброжелательностью. И еще, пожалуй, едва заметной иронией, необидной
усмешкой, словно она понимала все то, что недоговаривал собеседник, но сразу
же и прощала его маленькие хитрости и слабости...
      В ней чудилось что-то старинное - эта мягкая женственность, несуетное
достоинство, благородство осанки и жестов... Было легко ее представить в
прошлом веке, например, на балу, с открытыми гладкими плечами, с жемчугами,
охватывающими стройную шею. И, конечно, окруженную самыми блестящими
поклонниками, потому что Вера была не просто красивой женщиной - Вера
оказалась великолепным собеседником, а в прошлом веке это, кажется, в
женщинах ценили...
      Она была очень моложава; Анатолий прикинул - тридцать максимум. Но
когда стали оформлять ее на работу, выяснилось: тридцать восемь. И в этой
моложавости было что-то трогательное. На нежном лице Веры первые, пока едва
заметные морщинки казались печатью легкой усталости и отчего-то вызывали
желание приласкать, приголубить, притянуть к себе и сказать: "Пойди приляг,
отдохни, а я тебе чайку сделаю..."
      Анатолий в свои пятьдесят четыре так или иначе смотрел на Веру как на
девочку - будь ей тридцать или под сорок. Но то, что ей именно тридцать
восемь - почему-то умиляло его.
      Деловые же качества Веры просто превзошли его ожидания. Вера, - с ее
сдержанным достоинством, с ее быстрым и цепким умом, с ее тремя европейскими
языками, - обладала поразительным даром располагать к себе иностранцев. Она
вызывала немедленное и прочное доверие, ощущение надежности и корректности в
делах, и вскоре фирма Анатолия приобрела устойчивую популярность в кругах
иностранных бизнесменов, а вместе с популярностью - выгодные контракты.
      И теперь Анатолий Сергеевич не приступал ни к одной сделке, не
пропустив потенциального партнера, - будь то иностранец или соотечественник,
- через предварительную беседу с Верой Игоревной и не получив ее заключения.
      Ирина Львовна время от времени вплывала в территориальные воды мужниной
фирмы, чтобы осмотреться и почуять: чем тут пахнет? Каковы ноги у новой
секретарши? Кто глазки строит ее драгоценному во всех смыслах супругу?
      Верочка - Ирина Львовна упорно называла "психологиню" Верочкой, хотя
каждый раз делала над собой усилие, потому что обратиться отчего-то хотелось
по имени-отчеству, - Верочка глазки не строила, Верочка не была секретаршей
и ноги напоказ не выставляла... Тем не менее, Ирина Львовна почувствовала в
ней угрозу моментально. Вера не была смазливой - она была красивой, хоть и
неброской, неяркой красотой; она не была сексуальной - она была женственной;
она не была кокетливой - она была обаятельной. Но, главное, Вера совершенно
не реагировала на властную Иринину манеру привычно подчинять всех. Вера была
вежлива с ней и даже почтительна... Однако ж Ирина чувствовала, что ее
начальственные ухватки, беспроигрышно порождающие волну услужливости в
людях, разбивались о непостижимую скалу по имени Вера в мелкие, не стоящие
внимания брызги...
      И еще она почувствовала: Анатолий всерьез заинтересовался бабенкой. Она
бы даже сказала: очарован. И что в ней нашел? Ладно была бы с ногами от
макушки, молодая нахальная нимфетка - Ирина бы не потерпела, но поняла. А
тут - дамочка с сороковником. Конечно, она младше Ирины Львовны на все
шестнадцать лет, а выглядит еще моложе, но такая ведь никакая - ни рыба, ни
мясо! Бледная, почти не красится, тихая, вежливая... Сейчас в моде яркие,
наглые, высокомерные девицы, знающие себе цену... Ирина таких ненавидела от
всей души, но понимала и принимала, поскольку была той же породы. А эту - не
понимала. Что-то в ней было запредельное. Что-то не "из нашего профсоюза".
Что-то безнадежно не от мира сего: простого, ясного мира, где правят и
сталкиваются интересы, в основном, денежные, где каждый борется за себя... В
Вере ощущалась какая-то странная незаинтересованность материальной стороной
жизни, и Ирина ей нисколько не верила - такого просто не бывает. Ясно, что
подлая бабенка исполняет спектакль некоей старомодной возвышенности. Сейчас
на такие спектакли спроса нет, это верно... Но Анатолию, пожалуй, могло и
понравиться: он притомился в битвах за место под солнцем, и ему, старому
дураку, небось примерещилось, что с Верой он мог бы отдохнуть душой...
      Однако, несмотря на худшие ожидания Ирины Львовны, Анатолий не давал
повода для ревности. Он исправно звонил супруге с работы, ночевал дома, в
его карманах не водились любовные записки и от него не пахло чужими духами.
      Ирина недоверчиво следила за мужем первые месяцы: поводов для
подозрений не находилось. И она следить перестала. В конце концов, у нее был
свой бизнес, свои неотложные дела, свои увлекательные встречи...
      Среди последних особенно быстро набирали частоту деловые свидания с
менеджером одного недавно родившегося театрального объединения, молодым
предприимчивым человеком по имени Роман.
      Имя располагало. Молодой человек тоже. Жгучий брюнет с соблазнительным
ртом, он смотрел в глаза внимательно, отвечал ласково и немногословно,
льстил умело и с достоинством. Крепость пала на исходе четырех месяцев:
Ирина Львовна сделалась его любовницей. Конечно, разница в возрасте;
конечно, телом она далеко не манекенщица; конечно, морщины на лице, когда
тебе за пятьдесят, уже не спрячешь... Но есть косметический кабинет, есть
тренажерный зал, есть желание; и, самое главное, есть то, что никакими
ногами и талиями не заменишь: положение, связи, деньги.
      Теперь из ее дневного распорядка были изъяты два часа, а из бюджета -
кругленькая сумма, прочно зарезервированные для престижного оздоровительного
комплекса и дорогой косметички. Ирина Львовна подумывала отдаться со
временем в руки пластических хирургов, но для начала хотела сделать все, что
было в ее собственных силах.
      Оказалось, что в ее силах не так уж мало: контур тела стал принимать
некоторые сужения в предназначенных местах; лицо, правда, от похудания
пострадало: опустевшая кожа стала обвисать, и у косметички немели руки от
длительных массажей, похлопываний и поглаживаний. Но маски, кремы, примочки
и прочие хитроумности все же потихоньку делали свое дело, и спустя некоторое
время Анатолий с удивлением обнаружил, что супруга его вдруг засветилась
молодостью, хоть и не первой.
      Двадцатидевятилетний Роман быстро взял
снисходительно-покровительственный тон со своей немолодой возлюбленной; та,
ощутив себя вдруг маленькой девочкой, опекаемой молодым заботливым
любовником, стала быстро сдавать одну позицию за другой. Вот уже Роман
допущен к делам ее фирмы, вот уже Роман стал афишировать их отношения (и как
же это было приятно! Страшно, неприлично; но душа пела, когда они появлялись
рука об руку, и все видели, сколь нежен и внимателен к ней молодой
красавчик!); вот уже Роман занял прочное место хозяина в ее душе и в ее
делах...
      Разумеется, Ирина Львовна приписывала столь восхитительно-лестное
отношение к ней молодого человека исключительно своим многочисленным
достоинствам. В число оных было щедро включено и ее "умение держать себя с
людьми" - то есть ее надутая важность и высокомерная властность; и ее
"умение делать дела" - то есть пользоваться авторитетом и щедрой поддержкой
мужа; и ее денежный достаток, и ум, и обаяние, и "породистость" (не могла же
она, как ни обольщалась, признать за собой красоту, которой за ней не
водилось даже в молодости!) - чего только не напридумывает себе женщина,
желая оправдать в своих глазах неравный союз...
      Анатолий стал казаться старым. Анатолий стал казаться выдохшимся. У
Анатолия начало пошаливать сердце - бизнес в России быстро изнашивает
организмы. Анатолий уже не мог соответствовать ее сексуальным запросам. То
ли дело молодой любовник!...
      Как известно, людям свойственно принимать желаемое за действительное, и