Внезапно перед ее мысленным взором мелькнул образ незнакомца из последнего сна.
   Она никому не рассказывала о страстных видениях, которые тревожили ее по ночам, даже Селине и Жозетт.
   — Я… думаю, нам пора ехать, — завершила она неловко. — Посмотрите, как высоко уже взошло солнце.
   Гастон, похоже, закончил наставлять своих людей и направлялся к ним через двор. Дети побежали к нему навстречу, Жизель опередила маленького Сорена. Гастон подхватил ее на руки и подбросил высоко над головой, отчего она в восторге завизжала.
   — Ну-ка скажи, кто твой любимый дядя, малышка? — Он прижал ее к груди.
   Девчушка сомкнула пухлые ручонки у него на шее.
   — Дядюшка. Гастон! — закричала она.
   — А теперь Сорена! — потребовал ее черноволосый кузен, поднимая ручки над головой. Личико двухгодовалого малыша выражало откровенную обиду оттого, что такое внимание уделялось его кузине.
   — Надеюсь, это у него пройдет, — вздохнула Селина. — Сейчас он настоящий маленький тиран.
   — Интересно, от кого он унаследовал эту черту? — улыбнулась Авриль и встала, намереваясь избавить деверя от необходимости делать выбор между детьми.
   — А теперь Сорена! — повторил малыш, топая маленькой ножкой.
   Гастон наклонился и поднял его, а Авриль взяла на руки дочь. Жизель, хохоча, стала играть с локоном матери:
   — Мамочка, ты привезешь мне хорошенького волчика?
   — Да, любовь моя. — Авриль крепко прижала девочку к груди. — О, как я буду по тебе скучать!
   — А волчик? — переспросила Жизель, озадаченно глядя на мать.
   Авриль улыбнулась:
   — Это Жизель так называет волчок. — Она потерлась носом о носик дочурки. — Конечно, мама привезет тебе хорошенький волчок, Жизель. Ты помнишь, куда мама едет?
   — К подруге.
   — Правильно. Я еду навестить подругу, которая выходит замуж в большом городе возле моря. Помнишь? Жизель энергично кивнула.
   — А через десять дней — когда ты съешь последний пирожок с изюмом — я вернусь. И мы отправимся в наш новый дом в Бретани.
   — Где мамочка жила, когда была маленькой девочкой?
   — Правильно. Где мама жила, когда была маленькой девочкой. Но пока я буду в отъезде, ты можешь выполнить мою просьбу? Пообещай мне во всем, во всем слушаться тетю Селину и дядю Гастона.
   — Обещаю! — Жизель стала чмокать мать в щеки и нос. Наконец все направились к экипажу, но Авриль не знала еще, какую боль ей предстоит испытать через несколько мгновений, когда она будет целовать дочь в последний раз и передавать ее на руки Селине.
   — Я скоро вернусь, моя крошка. Я тебя люблю!..
   — И я тебя люблю, мамочка. — Пока Гастон помогал Авриль и Жозетт взобраться в экипаж, девчушка, растопырив пальчики, махала ручкой.
   Хлестнув вожжами, кучер тронул лошадей. Заскрипели колеса, зацокали копыта, и карета, миновав ворота замка, выехала на подвесной мост, перекинутый через ров. Машущие руками и выкрикивающие пожелания доброго пути родственники остались позади.
   — Вот мы и отбыли, — прошептала Жозетт.
   — Ты кажется, встревожена? Тебя беспокоит, что нас сопровождает столько стражников, Жозетт?
   — Нет, я… Это, наверное, просто потому, что я неважно спала. Ты… — Она запнулась. — Ты заметила, какой странный туман был сегодня ночью вокруг замка?
   Авриль почувствовала легкое покалывание в затылке и отвела взгляд. Он упал на часовню в глубине леса, сиявшую в ореоле восходящего солнца.
   — Да.
   — Заметила? А остальные даже не поняли, о чем я говорю, когда утром им об этом рассказала. Я подумала, может, здесь, в Артуа, такое не редкость? Этот туман просочился сквозь ставни прямо в мою комнату и… — она закашлялась, — разбудил меня. Я потом так и не смогла больше уснуть.
   — Наверняка это просто причуды погоды. — Авриль снова повернулась к подруге. — Беспокоиться совершенно не о чем, Жозетт. Нам ничто не грозит. Мы же едем не в Барселону, не в Марсель или какое-нибудь другое дикое место. — Она ободряюще улыбнулась. — Мы едем в Антверпен.

Глава 3

   — Морван, — беззаботно сказала Авриль, подозвав командира стражи, сопровождавшей их с Жозетт в Антверпен, — думаю, пора отправить кого-нибудь со всем этим добром в замок барона Понтье. Не таскать же покупки за собой!
   — Да, миледи. — Темноволосый воин подошел и принял из рук Авриль миниатюрный Ноев ковчег, стараясь не уронить фигурок, лент, ожерелий из нежно-голубых бусинок и пушистого игрушечного ягненка, которыми и без того уже были заняты его руки. С мучительным вздохом он передал это последнее приобретение одному из своих людей.
   Авриль подавила улыбку, опасаясь, как бы их с Жозетт не разобрало от смеха при виде выражения его лица. Сегодня у шести закаленных в боях гвардейцев, которых Гастон отрядил сопровождать женщин в путешествии на север, были весьма необычные заботы.
   Караул прекрасно справился со своей задачей — доставить подопечных в Антверпен целыми и невредимыми. Они прибыли к месту назначения раньше всех других гостей. И когда Жозетт услышала, что в городе как раз проходит ярмарка, она уговорила Авриль побродить по ярмарочным рядам и полюбоваться товарами.
   Они шли по улицам, запруженным людьми, послеполуденный воздух оглашали голоса купцов, говоривших на французском и итальянском, арабском и русском, местном фламандском и еще полудюжине языков, даже названия которых были Авриль неизвестны. Дворцовые слуги отчаянно торговались с негоциантами из-за цен на посуду, лимоны, персидские шелка. Слуги чертыхались, отгоняя бродячих собак, вертевшихся под ногами. Богато одетые члены гильдий и капитаны кораблей толковали о дрессированных медведях, борцовских состязаниях, предсказателях судьбы и мелькавших повсюду карманных воришках. Жозетт приходилось почти кричать, чтобы быть услышанной в этом гаме.
   — Тебе полезно поразвлечься! — радостно воскликнула она, подхватив Авриль под локоть.
   — О да! Да, мне это полезно. — Авриль так же радостно улыбнулась подруге. Она уже и не помнила, когда проводила день вот так, беззаботно разглядывая головные уборы и душистое мыло, пробуя пироги с разными начинками, которые разносили коробейники, нюхая экзотические духи. Они с Жозетт решились даже испытать на себе мастерство цирюльника, орудовавшего раскаленными чугунными щипцами для завивки волос и втиравшего в волосы какие-то редкие благовония с пряными ароматами. Вдыхая их, Авриль невольно улыбалась.
   Взглянув на розовые полоски, прочертившие небо на горизонте, она даже пожалела о том, что примерно через час зайдет солнце.
   Когда они остановились возле очередного торговца, предлагавшего обувь, она услышала тяжелый вздох Морвана у себя за спиной и поняла, что тот не разделяет ее восторгов. Авриль улыбнулась и бросила взгляд через плечо. Она не могла удержаться от того, чтобы не поддразнить капитана гвардейцев, потому что, казалось, ему были доступны лишь два состояния: угрюмое или непреклонное.
   — Да, миледи? — устало спросил он, подергивая усами и с ужасом ожидая, какое еще унижение обрушится на его широкие мужские плечи. — Мы в вашем распоряжении.
   — Тогда, после того как отнесете все эти свертки в замок барона Понтье… может быть, вы со своими людьми отдохнете и повеселитесь на ярмарке? Вы достаточно помогли нам сегодня и заслужили награду.
   Ей удалось вызвать улыбку на его каменном лице:
   — Ребята будут очень благодарны вам, миледи. Авриль открыла бархатный мешочек, прикрепленный к поясу, и начала отсчитывать серебряные монеты:
   — Тогда дайте каждому по десять ливров, и желаю вам приятного вечера.
   Морван раздал деньги солдатам и велел одному из них неотступно сопровождать дам, пока те не захотят вернуться в замок.
   Когда пятеро стражников удалились, внимание Авриль привлек проходивший мимо торговец.
   — О, Жозетт, посмотри сюда! — Она указала на мужчину, который нес шест с перекладиной, унизанной маленькими деревянными игрушками, и на ходу дудел в дудочку. — Интересно, есть у него волчки? Я обещала Жизели привезти волчок.
   — Беги спроси у него, Авриль.
   — Ты не возражаешь, если я тебя на минутку оставлю? — Жозетт кивнула в сторону прилавка с блестящими шелковыми туфельками:
   — По-моему, я нашла себе занятие по меньшей мере на час, а то и на два. Иди же.
   — Мне сопровождать вас, миледи? — спросил стражник.
   — Нет, зачем? Оставайтесь с госпожой Жозетт, пока я не вернусь. — И, стараясь разглядеть, куда направился торговец игрушками, она углубилась в толпу.
 
   — Кел, если ты умудрился забыть, зачем сюда пришел, постарайся хотя бы не дать себя убить, — сказал Хок, выдергивая друга из-под копыт бешено мчавшегося навстречу коня.
   — Да, постараюсь, — рассеянно ответил Келдан. Рот у него был набит маринованными фазаньими яйцами — одиннадцатым или двенадцатым кушаньем, отведанным им за день. Хок уже и счет потерял.
   Проталкиваясь через толпу, заполонившую антверпенские улицы, Келдан с трудом тащил на себе три мешка, набитых подарками. Вертя головой направо и налево, удивленно таращился но сторонам широко открытыми карими глазами, стараясь рассмотреть сразу все: необычные для него уличные сценки, запахи н звуки. Он остановился, чтобы поглазеть на группу мужчин в развевающихся черных балахонах и странных прямоугольны шляпах:
   — Это кто такие?
   — Профессора здешнего университета. А эти, — предупредил Хок следующий вопрос Келдана, — христиане-пилигримы. Вон те, в домотканых коричневых рубищах с большим крестами на шее. Они идут от города к городу, заходят в храм и поклоняются могилам местных святых.
   — А кто такие святые? И что такое университет?
   — Это слишком долго объяснять. — Хок подтолкнул его вперед. — Кел, ты ведь должен…
   — Как ты думаешь, сколько это стоит? — спросил Келдан и через несколько шагов остановился возле продавца, торгующего экзотическими деревянными фигурками. Отправив в рот по следнее фазанье яйцо, он облизал пальцы.
   — Не важно, сколько это стоит. Если ты еще что-нибудь съешь или купишь, наш корабль потонет, не доплыв до дома. У тебя уже и так обуви, книг, фляг и всякой еды больше, чем ты можешь донести. А вот чего у тебя до сих пор нет, так это женщины. И если позволишь заметить, — сухо добавил Хок, — тебе будет трудно унести ее, поскольку у тебя заняты руки.
   — Я ничего не могу с собой поделать. Я ведь никогда не видел такого… такого… — Келдан замолчал, так как в этот момент заметил проносившихся мимо бродячих акробатов.
   — За два дня, проведенных здесь, ты видел лишь лучшее, что есть в этом городе, Кел. Большинство этих людей живут в мерзости, буквально на головах друг у друга. Борются друг с другом, чтобы выжить. Убивают друг друга из алчности. — Он не раз обращал внимание Келдана как на крестьян, так и на людей благородного происхождения, на безруких или безногих, с почерневшими зубами и сифилитическими язвами на коже. — Насилие и болезни — неотъемлемая часть здешней жизни, которой ты так восторгаешься.
   Келдан остановился и, неожиданно посерьезнев, посмотрел Хока. Толпа обтекала их шумной, плотной рекой. — А мы можем им помочь?
   Горестная улыбка искривила губы Хока. Келдан спросил так серьезно, словно ему первому из обитателей Асгарда пришла в голову такая мысль:
   — Нет, мой юный друг, не можем, — покачал головой Хок. Келдан был еще так наивен и мягкосердечен. — Не можем же мы всех их взять с собой. Только в этом городе — тысячи людей. И это лишь один город. А таких по свету разбросаны сотни.
   Келдан затряс головой, словно не мог даже представить себе кого неисчислимого количества людей.
   — Но…
   — И у нас сейчас более насущная задача, если помнишь. — Хок похлопал Келдана по плечу, снова подталкивая вперед. — До темноты все вы должны добыть себе женщин. Мы встречайся на корабле меньше чем через час. — Он указал на небо: солнце висело над самым горизонтом. — Все, кроме тебя, уже справились. Если не сделаешь выбор быстро, вернешься домой лишь с туфлями да книгами — вот пусть они и согревают тогда тебе постель.
   Келдан вздохнул, переводя взгляд с хорошенькой молочницы на блондинку — дочь серебряных дел мастера.
   — В том-то и проблема: выбрать нужно одну. Не представляю, как это другие так легко делают выбор. Если бы только можно было остаться здесь еще на денек. Или два. Или три.
   — Нет, мы здесь и так уже два дня. Сегодня вечером необходимо отчалить под покровом темноты, чтобы никто нами не увязался. Таков закон.
   — Но, Хок, разве ты сам не повторяешь постоянно, что некоторые наши законы следует изменить?! — с надеждой взмолился Келдан, обмениваясь улыбками с проходящей мимо девушкой-цыганкой.
   — Этот закон никому из нас изменить не дано, — горькой усмешкой ответил Хок. Находиться вне пределов острова можно было не больше шести дней. — Ладно, хватит! Выбирай, да поскорее. Как насчет крестьяночки, торгующей яблокам с которой ты разговаривал возле пристани? Кажется, ей ты уделил больше внимания, чем остальным.
   — Да, она очень аппетитная, но такая скучная, ни искорки жизни в глазах, и Хок отступил, пропуская выводок надутых гогочущих гусей.
   — Тогда почему не взять ту, что прислуживала нам днем в таверне? Ты глаз от нее отвести не мог, и она была достаточно мила.
   — На вид мила, — задумчиво сказал Келдан, — но ума — что у овцы.
   — Какие-то искры в глазах, обаяние, ум… — раздраженно вспылил Хок. — Какое все это имеет значение? В постели все женщины более или менее одинаковы. Выбери же одну!
   — Для меня это имеет значение, — обиженно возразил Келдан. — Я хочу женщину, которая волновала бы мое сердце, а не только чресла. Может быть, если бы я был больше похож на тебя, если бы меня не трогало ничто, кроме… — Он осекся, неловко закашлявшись. — Прости, Хок! Я не то имел в виду.
   — Да нет, ты прав, — хрипло ответил Хок и пожал плечами. — Мне жаль, но должен тебе сказать, что и ты в конце концов усвоишь этот урок. Когда станешь старше. Мы все к тому приходим, — добавил он, заворачивая за угол на прилегающую улицу. — Чем меньше мужчина чувствует, тем ему спокойнее и… безопаснее!
   От внезапного удара у Хока перехватило дыхание: кто-то, заворачивая за тот же угол, но с другой стороны, налетел прямо нa него. От этого столкновения Хок отскочил назад, а женщина — ибо этот стремительный вихрь развевающихся юбок и мягких округлостей оказался женщиной — села прямо в грязь.
   Хок наклонился, чтобы помочь ей встать, взволнованный каким-то странным, вызвавшим смятение чувством, словно земля накренилась у него под ногами. Женщина отвергла его протянутую руку и сама вскочила на ноги. Испытывая необъяснимое смущение, Хок поднял небольшой предмет, который она обронила.
   — Примите мои извинения, — пробормотала она, отряхивая грязь с юбки. — Это я виновата. Мне следовало бы смотреть, куда лечу, но я так долго искала продавца игрушек, что… — Оглянув на Хока, она тотчас забыла, что хотела сказать.
   У Хока тоже перехватило дыхание, и он не знал, является ли незнакомое ощущение, поднявшее бурю в его голове и теле, бедствием внезапного столкновения или дело в том, что перед ним стояла та самая привлекательная, хотя и ужасно растрепанная женщина, которую он видел в…
   В своих сокровенных снах. Вихрь шелковистых рыжеватых волос цвета имбиря и мускатного ореха почти скрывал безупречные черты лица, овалом напоминавшего форму сердца. И, хотя это казалось невероятным, от нее даже пахло этими пряностями — Хок явно ощущал запах имбиря. Щеки разрумянились от волнения, глаза напоминали блестящие живые изумруды. Глядя на нее, можно было подумать, что она только что была в постели с мужчиной. Его сердце замерло на миг, потом бешено заколотилось.
   Прямой взгляд, каким она смотрела ему в глаза, не подобал настоящей даме, однако платье из тонкого бархата ясно указывал на то, что перед ним именно благородная дама.
   Хок никак не мог прийти в себя, напротив, смятение усиливалось под ее пристальным взглядом.
   Казалось, даже воздух вокруг него — нет, между ними — накалился и засверкал, словно солнце вдруг вспыхнуло жарче в том месте, где они стояли так близко друг против друга.
   Наконец женщина протянула изящную тонкую руку и отвела взгляд.
   — Я… я хотела бы забрать это. — Голос точно соответствовал лицу и фигуре — бесконечно мягкий и женственный и то же время сильный.
   У Хока словно язык прилип к нёбу, он не мог вымолвить ни слова.
   Келдан — черт бы его побрал — хоть бы помог!
   Дама опустила руку. «Пряный» локон вновь упал на лицо, закрыв один глаз.
   — Sprechen Sie Deutsch? — спросила она по-немецки. — Paria Fitaliano? Spreekt u flamande?..
   — Я действительно говорю на всех этих языках, милая девушка, — наконец произнес Хок на чистом французском, — но знаю также и ваш.
   Почему-то, услышав звук его голоса, Авриль онемела. Губы ее разомкнулись, и она протянула руку вправо, словно ища опоры.
   Хок поддержал ее, удивляясь собственной галантности, а еще больше — огненной волне, которая внезапно окатила его: то было чувство, сходное с желанием, только гораздо более сильное. Всепожирающее. Оно поразило его, как стрела, пущенная с небес.
   Женщина быстро отдернула руку, губы от изумления сложились буквой «О», словно и она услышала сигнал тревоги. Дама отступила на шаг, взгляд ее скользил по лицу Хока, его глазам, как будто она… узнавала его. .
   — Вы — один из гостей, приехавших на свадьбу в замок барона Понтье, мессир?
   — Свадьбу? — Только одно это слово и задержалось в голове Хока.
   — У меня такое чувство, что мы где-то встречались, — заикаясь, проговорила она.
   — Нет, это… — он старался унять бешеное биение сердца, — невозможно. Я бы… запомнил вас…
   — Я бы запомнила вас…
   Последнюю фразу они произнесли в один голос. Дама решительно тряхнула головой, словно отгоняя наваждение. — Глядя себе под ноги, она снова протянула ладонь:
   — Пожалуйста, я… я бы хотела забрать это.
   Поскольку Хок не шелохнулся, она чуть шевельнула другой рукой, покоившейся на бедре, возле пристегнутых к поясу пожен.
   Хок посмотрел на нее из-под полуопущенных ресниц. Сумбур чувств, теснившихся в его груди, пронзило ошеломляюще неожиданное: неужели она действительно собирается угрожать ему ножом? Сама мысль о том, что это хрупкое создание не старше двадцати двух лет, едва достающее ему до подбородка, считает, что может угрожать мужчине его габаритов, показалась ему забавной… Отчаянная девчонка!
   Разжав пальцы, Хок взглянул на то, что держал в руке: маленькая игрушка. Ярко раскрашенный волчок.
   Его брови озадаченно поползли вверх, он протянул ей игрушку. Она схватила ее, на сей раз чуть коснувшись кончиками пальцев его ладони.
   — С-с-спасибо, — с явной неловкостью вымолвила она, отступая еще на шаг и пытаясь снова поймать его взгляд. — «Простите, что доставила вам беспокойство. — Пряча игрушку в мешочек, висевший у нее на поясе, она торопливо прошла мимо Хока и скрылась в толпе.
   Келдан, на протяжении всей этой сцены не проронивший ни слова, начал хихикать:
   — Полагаю, у нас на корабле найдется и для нее местечко, Хок. Уж для этой-то мы обязаны найти место…
   — Нет, — произнес Хок, к собственному удивлению, хриплым шепотом. — Нет, — повторил он тверже, — мне не нужно… Я не хочу…
   Проходя мимо, кто-то бросил мелкую монетку ему на ладонь. Только тут он сообразил, что так и стоит с протянутой рукой.
   Злясь на самого себя, он отшвырнул монету в сторону и сжал кулак.
   — Я уже говорил тебе: я здесь лишь для того, чтобы присматривать за тобой и за остальными…
   — Да, ты это действительно говорил. Но не каждый день встречаешь такую женщину. Искры в глазах, обаяние, ум… Думаю, стоит взглянуть на нее еще разок. Скорее, пока она не ушла?
   И прежде чем Хок успел собраться с мыслями, Келдан уже бежал в том направлении, куда удалилась зеленоглазая девушка.
   Изрыгая проклятия, Хок бросился за ним и догнал у самой базарной площади, в конце широкой аллеи, по обе стороны которой сплошь тянулись торговые павильоны. Толпа редела по мере того, как продавцы закрывали их до следующего утра, складывая товары и запирая ставни. Солнце начало гаснуть, уже из-за горизонта отбрасывая последние блики.
   Друг Хока стоял, неотрывно глядя на противоположную сторону площади с благоговейной улыбкой на устах.
   — Посмотри на нее, Хок. Ты только посмотри на нее!
   — Я уже видел ее достаточно близко. В доказательство могу показать синяки. Ты…
   — Нет, не на ту. На эту!
   Хок обернулся, чтобы посмотреть, что так потрясло его друга. Возле лавки стояла маленькая брюнетка. Разговаривая с хозяйкой и другими покупателями, она оживленно жестикулировала. Уличный шум не мог заглушить ее рассыпавшийся колокольчиками смех.
   — Голос — как музыка, фигурка — что твоя богиня, — тихо прошептал Келдан, словно боясь спугнуть видение. — А какой смех!.. И такое милое лицо. Она — прелесть! Само совершенство.
   — И ее хорошо защищают. Разве ты не заметил рядом с ней вооруженного стража? Попытаешься похитить эту девушку — схлопочешь в награду лишь нож в живот.
   Прищурившись, Келдан посмотрел на стража, как будто и впрямь раньше не заметил его, потом нахмурился и опустил на землю мешки с покупками.
   — Должен быть способ… Постой. Что это? — Он ткнул Хока локтем под ребра, так как увидел, что рядом с брюнеткой появилась давешняя зеленоглазая красавица.
   — Посмотри! Выходит, что твоя и моя — подруги. — Келдан снова улыбался. — Ну, ты и теперь не считаешь, что мы должны их умыкнуть? Это же знамение от самого Одина. — Он взглянул на темнеющее небо. — Мы просто обязаны взять обеих и…
   — Мне не нужна эта девушка. Ни эта, ни какая-либо другая. Ты разве не слышал, что я тебе сказал? Ты еще не видел, что меч делает с человеком, а я видел. Это слишком опасно, Кел. Забудь о ней.
   — Нет, ты велел мне выбрать — и я выбрал. Вот женщина. которую я хочу.
   Хок схватил его за плечо и попробовал повернуть к себе лицом:
   — Найдешь другую.
   — Нет, Хок… Клянусь молотом Тора!..
   Тревога, вдруг зазвучавшая в его голосе, заставила Хока оглянуться, и он увидел знакомую медвежью фигуру, направляющуюся прямо к девушке, так понравившейся Келдану.
   — Торолф! — в сердцах выкрикнул Келдан.
 
   Жозетт почувствовала, как на нее упала тень, поглотив остатки дневного света. В этот момент она внимательно слушала Авриль, расстроенную происшествием, случившимся с ней на улице. Обернувшись в испуге, обе дамы увидели огромного, словно башня, мужчину с черными волосами, неожиданно появившегося у них за спиной.
   По простой одежде Жозетт приняла его за торговца. Но его глаза, самые непроглядно-черные, какие ей когда-либо приходилось видеть, вперились в нее так, что кровь застыла в жилах от страха.
   — Мессер? — нервно воскликнула она. попытавшись отступить в сторону, но уперлась в твердый деревянный прилавок.
   — Что вам угодно? — резко спросила Авриль. Охранявший их страж выступил вперед и грозно выкрикнул:
   — Прочь с дороги!..
   Но незнакомец, отбросил его в сторону и сгреб Жозетт в охапку. Та закричала.
   От потрясения, от грубого прикосновения незнакомца, от того, как бесцеремонно он перекинул ее через плечо, у Жозетт перехватило дыхание. Ее обуяла паника. Она слышала, как Авриль зовет на помощь, видела, как страж выпрыгнул вперед, чтобы защитить ее, но незнакомец выхватил меч и одним ударом поразил его. Люди в толпе кричали от ужаса и старались спрятаться кто куда.
   Пронзительный вопль ужаса вырывался из горла Жозетт вcякий раз, когда мужчина угрожающе взмахивал мечом, отгоняя каждого, кто осмеливался приблизиться к нему. Отступая, он уносил Жозетт прочь.
   Мерзавец, напавший первым, что-то ревел на своем странном языке, явно озверев оттого, что добыча уплыла из рук. Потом, обернувшись к Авриль, с бешеным блеском в глазах поднял свой меч, с клинка которого стекали алые капли…
   Потрясенная и разъяренная, Авриль выхватила нож из ножен и, едва ли отдавая себе отчет в том, что делает, бросилась на помощь подруге.
   — Отпустите ее! — закричала она, кидаясь на черноволосого негодяя и увертываясь от удара, который тот норовил нанести ей в голову. И тут же, сделав выпад, ранила его в руку, которой он держал меч.
   Грубо выругавшись от боли и удивления, незнакомец выронил меч. Тот, звякнув, упал на землю. Чтобы защититься oт Авриль, негодяю пришлось отпустить Жозетт, он не переставая сердито бормотал что-то на неизвестном языке.
   — Беги, Жозетт! Беги! — Авриль отступала назад, стараясь по-прежнему приковывать к себе внимание громилы, но оставаться вне пределов его досягаемости. Нож она держала перед собой наготове.
   И тут вдруг появился еще один темноволосый мужчина — товарищ блондина, в которого она врезалась на бегу несколько минут назад. Сердце ее гулко бухнуло в груди: этот добрый самаритянин поможет им!
   Но именно в этот момент, воспользовавшись тем, что она отвлеклась, огромный незнакомец нанес ей кулаком удар в лицо. Боль пронзила челюсть, Авриль повело в сторону, и, неловко повернувшись, она упала на землю, выронив нож. В ушах у нее звенело, рот наполнился кровью… Скрючившись и оцепенев от боли, она лежала в дорожной грязи, не в силах поверить в то, что видела.
   «Добрый самаритянин» вовсе не бросился им на помощь.