А ведь разрушение - редчайшее по своей иррациональности явление. Знаете, Вадим, за все время моих странствий я только однажды встретил нечто подобное на Бело-Синей планете. Да и то жители этой планеты сумели найти куда более рациональную форму для выхода своей неистребимой страсти к саморазрушению. Хотите, расскажу? Вам, право же, полезно будет послушать".
   Бело-Синяя планета называлась так по двум господствующим на ней цветам. Конечно же, были там еще кое-какие краски: голубело небо, багровели закаты и рассветы, что-то там чернело и зеленело что-то... Но уж обязательно все творения человеческих рук да и сами люди были окрашены либо в белое, либо в синее, либо причудливо сочетали оба эти цвета.
   Вот стоит белый человек, вот спешит куда-то синий. Вот белый на синих ногах. Вот болтает меж собой компания сплошных синих: пятеро женщин и трое мужчин. Вот идет белый, с синей до локтя рукой, а за руку держится семенящий торопливо совершенно белый ребенок...
   Стоит белый дом с синими стеклами окон.
   Стоит синий дом с белой трубой, в окружении рощицы синих деревьев.
   Синее и белое. Белое и синее...
   Есть города на планете сплошь засиненные:
   и дома, и люди, и сады, и транспорт, и вода в водоемах - как синька. А есть преимущественно белые города с редкими брызгами синевы, если поглядеть с высоты птичьего полета.
   В общем, в планетарном масштабе-сочетание этих цветов самое разнообразное и невероятное. Особенно применительно к людям:
   метисы - не метисы, мулаты - не мулаты...
   Никакой системы, никакой закономерности.
   Странно это для взора стороннего наблюдателя. А туземцам, конечно, нисколечко. Ибо и система тут есть, и закономерность имеется.
   Закономерность в том, что все синее-это как бы несуществующее, мертвое или разрушенное. А сами обитатели планеты воюют меж собой без передышки, но только чисто теоретически.
   Вот, скажем, объявляется теоретическая война одним государством другому. Ну, летит теоретическая авиация на предмет варварской воображаемой бомбежки, сыплются вымышленные бомбы...
   Что должно стрястись при настоящей-то бомбежке? Улицы - ад кромешный. Люди - кто убит, кто покалечен, кто контужен. Женщины, мужчины, дети, старики...
   Это если нормальные бомбы, а если те самые? Вообще тогда ото всего смола и пепел.
   Только зачем же настоящие бомбежки, зачем настоящие убийства и разрушения? Кому это нужно? Ты вот сделай так, подумай, изволь, чтоб и приятно было воевать, и безопасно. Подумай, прикинь в рамках теории, что в точности произойдет при подобной заварухе, при конкретном явлении бомбежке мощностью во столько-то самолетов, во столько-то авиабомб? Какие дома рухнут полностью, какие частично, кому из горожан головы поотрывает, кому руки-ноги, кого контузит, а кто вообще одним испугом отделается (теоретически ведь и такое бывает).
   Прикинул, вычислил - а дальше все проще простого. Оторвало тебе теоретически голову, а фактически осталась она на плечах, только окрасилась в синий цвет. Поскольку же без головы жить никак нельзя, то и сам ты мгновенно окрасился, посинел с головы до ног, ничего при этом даже не почувствовав.
   Этому вот осколком ногу сбрило, а сам, слава богу, теоретически жив. Ну и останется он как бы белым - с одной синей ногой.
   Вычислено, что стена должна рухнуть,-балкон отпасть, стекла повылетать? Вот, пожалуйста, - стена синяя, и балкон, и стекла.
   Главное во всем этом-точность. Тут грубой, тяп-ляп, прикидкой не обойдешься. Рассчитать, вычислить все до мельчайших деталей, чтоб ни тебе, ни противнику обидно не было.
   А это уже-ведение Единого Всепланетного Мозга-Координатора, у которого и тень-то ошибки исключена. Все он учитывает: и теоретические поводы к войне, и внезапность нападения, и силу оружия сражающихся.
   И последствия войны тоже, понятно, учитывает Мозг-Координатор.
   Человек-то укокошенный живет за милую душу: ест, пьет, жену имеет, к примеру, белую, без единой синей царапинки. Ну и пусть себе живет, только дети у него обязательно будут синие, как бы несуществующие, потому что произошли они от теоретического мертвеца, которому не детей иметь, а червей кормить впору. И внуки, которых теоретически быть не может, тоже будут синие, и правнуки.
   А скажем, у частично синих, расчетных инвалидов, потомство будет вполне нормальное, белое.
   Тут еще с одной проблемой справляется Мозг-Координатор: нужно ему вычислить, насколько сокращается век частично синих из-за полученных теоретических увечий. И бывает, стоит себе белый человек с двумя, скажем, синими пятнами на груди и вдруг: хлоп-синеет с ног до головы.
   Или еще, например, забота Мозга. Сгорел теоретически на полях сражений урожай, посинели колосья... Стало быть, должна наступить в стране голодуха, а жители соответственно должны помирать и синеть.
   Вот тоже-обычная ситуация: приедет белый гость в синий город, похлебает синей водички из реки, подышит синим воздухом, да и сам посинеет от теоретической радиации.
   В общем, масса дел у Мозга-Координатора.
   Правда, и энергии он поглощает уйму: две трети всей энергии планеты.
   Хотели было всучить ему еще и расчет теоретических бытовых убийств, да он напрочь отказался. Так что по этому поводу никто никогда на планете не синеет.
   А вообще-то нормальный, фактический век жителей этой Сине-Белой планеты очень долог, и живут они себе без горя и хлопот до самой смерти, до самого необратимого пожелтения.
   И умственное развитие у них-будь здоров, как можно судить по тому хитроумнейшему способу, с помощью которого они удовлетворяют неистребимую свою страсть к войне и разрушению.
   "Ну что вы скажете по этому поводу?"закончив рассказ, спросил Вист.
   "Кошмар какой-то,-брезгливо отозвался Вадим. - Что это за планета? Где она?"
   "Просто Сине-Белая планета. Зачем вам точнее-то?"
   "Идиотизм!"-определил Вадим.
   "Не скажите! Разве же идиоты смогли бы создать столь совершенный Мозг? Кстати, о Мозгах-Координаторах. Скажите, Вадим, а как у вас на Земле работают?"
   Вопрос этот озадачил Вадима.
   "Как работают?-переспросил он.-Ну, сеют, пашут, урожай собирают. На заводах работают, на фабриках... Кто умственной работой занимается, кто физической, мы вот-геологи, руду ищем. Все, в общем, работают".
   "А кто учитывает количество затраченной каждым индивидуумом энергии? поинтересовался Вист. - Кто учитывает общее количество энергии, извлеченной из работающих на планете, ну хотя бы за сутки?"
   "Никто, наверное. Зачем это?"-изумился Вадим.
   "Была еще одна планета в моем путешествии, - продолжал Вист. - В сложном названии ее заключен смысл: "Учти-Bce-Учтено". И это действительно так. Вот послушайте..."
   Обитатели планеты Учти-Все-Учтено отродясь не изнуряли себя трудом.
   Они не сеяли, не жали, не сидели в учреждениях, не стояли у конвейеров, не гнали стружку у станков и даже не занимались биржевыми махинациями. Все это за них делали автоматы: и в сельском хозяйстве, и в промышленности, и в сфере обслуживания, и в сфере культуры. И благодаря неустанному труду этих автоматов были учти-учтенцы и сыты, и обуты, и одеты, и ухожены, и культурно развлечены.
   По утрам, полные клокочущей энергии, в обычном своем превосходнейшем настроении, выбегали они из домов, растекались по улицам веселых своих городов.
   "Счастливой кнопки!" - радостно приветствовали они встречных.
   "Мягкого нажатия!"-звучал, как улыбка, ответ.
   А на пути учтенцев, на каждой улице, на каждом шагу, стояли веселые будочки: на четных сторонах улицы - берущие, квадратной формы, на нечетных-дающие, овальные. И те и другие одинаково цветастые и броские.
   С утра, знал каждый, следовало посетить будочку берущего типа.
   Учтенец входил в такую будочку и, нажав кнопку, удобно расположенную на уровне груди, опускался в удобное, как на него сделанное кресло. Будочка начинала урчать, а учтенец начинал чувствовать этакую легкую усталость, возрастающую по мере урчания автомата. Ибо в это время из учтенца выдаивалась, а лучше сказать, изымалась энергия: физическая или умственная, смотря по учтенцу, равная той, потратить которую жителю другой, менее развитой планеты, потребовался бы весь рабочий день.
   Автомат умолкал и отключался, а чуть побледневший, но исполненный бодрости учтенец, еще немного посидев на стуле, выходил на улицу свободный, как ветер. А на груди его с левой стороны загоралась рубиновым светом миниатюрная лампочка-светлячок-счетчик, чтоб каждому встречному было и без вопросов ясно, что сдал он сегодня дневную энергию, сдал.
   Учтенец знал, что энергия эта, пусть каплей, но необходимейшей, драгоценнейшей каплей поступила в планетарный энергоприемник и вкупе с другими каплями, сообразуясь с расчетами Главного Координатора, разойдется по трудягам-автоматам. Им-то и вкалывать рабочие сутки!
   Уж Мозг-то не ошибется, решит, в какую сферу автоматного производства направить драгоценные учтенцовы джоули. Это уж его дело решать-координировать.
   А учтенец теперь - иди, куда хочешь, делай все, что душа пожелает: хочешь ешь, хочешь пей, хочешь зрелище смотри.
   Возжелал, скажем, перекусить калорий этак на тысячу-иди к дающему пищевому автомату. Набирай цифру калорийности, нажимай помягче кнопку, открывай рот - наслаждайся.
   А рубиновый свет в лампочке-индикаторе, той самой, что на груди, почти что и не потускнел даже: питание-то на планете дешевое!
   Или, например, зрелища возжелалось. Ну и на здоровье! Заходи в дающий автомат, жми кнопку и созерцай. Что захотел, то тебе и покажут. Сколько захотел, столько и будешь смотреть. Лампочка рубиновая потускнеет только слегка.
   Бывает-не ел учтенец, не пил, а лампочка возьми да и потускней, скачком как-то. Но и тут понятно все учтенцу: жена, видать, где-то что-то приобрела, или ребенок-сорванец без разрешения на зрелище просочился. Ну так он с ними дома поговорит! С женой особенно, - самой бы надо на учет вставать с этакими-то запросами.
   .. .Снуют учтенцы по улицам, тычут в кнопки. Ни забот, ни хлопот-автоматика! Только чем ближе к вечеру, тем тусклее лампочки на груди, не в пример уличным, осветительным.
   Значит, домой пора. Еще ведь и поужинать надо у семейного дающего автомата.
   А если у кого в лампочке останется кое-что или, наоборот, у кого перетратится - завтра будет учтено в берущем автомате.
   Однако, как правило, у большинства остается. Вот, например, двое идут-семейная парочка. Оба-учтенцы, оба сдают. Вечер поздний, а у них у обоих "рубиновки" горят в полный накал. На что копят, спрашивается?
   Жлобы несчастные!
   Вот так. Спокойной ночи! Спокойной кнопки!
   "Нравится вам такая постановка? Такая автоматика?" - спросил Вист.
   "Да уж автоматика... Телемеханика. Нажал кнопку-вся спина мокрая,-скривился Вадим.-Нет уж, лучше, чтоб менее развито...
   Мы как-нибудь по старинке! А скажите, Вист, отчего это все ваши планеты такие гнусные?
   Такие, то есть, автоматизированные?"
   "Почему же-все?-возразил Вист (чувствовалось, что ему по душе негодование собеседника).-Кроме этих двух, Механический Мозг я встретил еще лишь на одной из посещенных мною планет. Да и то, скажу вам, Вадим, пользовалась им весьма незначительная часть обитателей планеты. Так называемые словцы, или по-научному - литеразавры. Это люди,-пояснил Вист,-которые занимаются созданием письменных сводов информации, несколько схожих с теми, что заключены внутри моего ящика".
   "Писатели? - догадался Вадим. - Только Кухлин, например, не писатель, а ученый, геолог".
   "А Мишелей Дюма?" - с волнением поинтересовался Вист.
   "Дюма-писатель",-успокоил его Вадим.
   "А кто определял степень его писательского таланта? По какой шкале? Кто его проверял?"
   "Жизнью он проверен. Временем. Это-для земного писателя единственная проверка. А шкалы для этого у нас никакой нет".
   "Значит,-допытывался Вист,-о таланте и вкусе автора у вас судят только по его произведениям, я вас правильно понял?"
   "Конечно".
   "Но чтобы иметь суждение о произведении, надо же иметь само произведение, не так ли, Вадим?"
   "Ну да, один пишет книгу, остальные читают и судят".
   "Значит, писатель пишет, не получая предварительного разрешения? Без предварительного обследования? Не имея квитанции? Это вы имеете в виду, Вадим?"
   "Что за постановка вопроса..."-пожал плечами Вадим.
   "Выходит,-настырно докапывался Вист,на вашей счастливой планете истинный талант угадывается интуитивно, и более достойные всегда предпочитаются менее достойным?"
   "Если бы так..." - не стал обманывать инопланетянина Вадим.
   "Стало быть, может быть напечатана, например, вещь неталантливая, или безвкусная, или даже бездарная?"
   "Может, дорогой, свободно может", - согласился Вадим.
   "Ну тогда, - торжествующе заключил Вист,-на той самой планете с литеразаврами обстоит гораздо надежнее".
   "Ну уж..."
   "Вот вам и ну. Стоит у них там уникальная машина - Определитель таланта и вкуса - самых необходимых в литературном творчестве компонентов. Оценка производится по стобалльной системе. Правда, сто баллов - это оценка маловероятная, так сказать, потолок с огромным запасом. Но чем черт не шутит? Представьте теперь, что кто-то из тамошних жителей ощутил в себе творческий подъем, жжение-горение, желание донести до масс свои думы и чаяния, сокровенные свои жизненные наблюдения. Одним словом, почувствовал призвание, возжелал стать литеразавром. Как он поступает?
   Идет он, полный трепетных надежд, в помещение, где стоит эта самая Машина (а впуск туда, отметьте, открыт для любого желающего), и отдает себя в руки операторов-спортивных мужчин, людей незаинтересованных, не литеразавров. Ну-тишина, белые халаты, контакты ко лбу и к сердцу... Поворот, щелчок, и выскакивает соискателю в руки биркаоценка. Допустим, такая: "талант- 1,3; вкус - 0,4". А даже нижний предел допуска в литеразавры - тридцать баллов по обеим дисциплинам. Вот и поди, и сунься с такими-то показателями!"
   "А не пытались эти, у которых 0,4, поломать Машину?" полюбопытствовал Вадим.
   "Пытались, конечно, только операторы-то на что? Мужики здоровые!"-засмеялся Вист.
   Вдруг он резко оборвал смех.
   "Вот! Начинается!-крикнул он.-Отражение! Тридцать пять секунд! Спасибо вам за все, Вадим. Вам и всей вашей планете! Привет всем и Виконту. Ящик ваш цел. Скорее спрашивайте о чем хотите, ну!"
   "Стойте! - торопливо крикнул Вадим, - Так что же все-таки Вселенная?"
   "Мысль, Вадим, мысль! Мысль, летящая в пространстве. Прощайте!"
   Голос смолк. И пустая тишина, возникшая на его месте, была теперь так невыносимопронзительна, что Вадим застонал и охватил ладонями виски.
   .. .К действительности его вернуло легкое, какое-то нежное, деликатное пофыркивание, раздавшееся за спиной. Вадим открыл глаза и обернулся.
   Был рассвет. Был туман.
   И чуть розоватые в этом рассветном тумане, стояли у воды Виконт и Кастаньета. И голова ее лежала на его шее.
   Негромко пофыркивая, они глядели на Вадима, будто желая поделиться с ним частью того спокойствия и умиротворенности, которыми, должно быть, сами были полны.
   "Вист!"-мысленно позвал Вадим, понимая уже, что никто не отзовется.
   - Вист! - крикнул он вслух.
   - Семь без козыря!-услышал он на это.
   Геняша-студент, оказывается, проснулся, вылез из палатки по утренним своим делам.
   - Ты что? Так и не ложился? - сквозь зевоту спросил он, подходя к костру. - Все чинил, что ли? Ну ты даешь! - присвистнул он удивленно.-Как. же это ты его так фирменно сделал?
   Вадим глянул на вьючник, на тот самый бок.
   Вместо зубастой пробоины было пятно на фанере-чуть более светлое, едва заметное.
   - Кто мы? - подняв глаза на Геняшу и с трудом двигая непослушными губами, спросил его Вадим. - Откуда мы? Куда мы идем?
   - Мы, - подхватил тот Вадимову шутку, - отряд Вадима Метелицу. Идем с верховьев Становой на устье Толевой. На лагерь. Играть, что ли,подъем, а, Вадим?