Татьяна Алюшина. Время для наград

   Он работал как каторжный, иногда по двадцать четыре часа в сутки, не гнушался сам подвязываться на «личную» охрану «тел», о которых знал гораздо больше, чем они сами о себе знали. Монтировал первые охранные системы сам или с Мишкой на пару. Решали с тем же Мишкой, на что потратить оставшиеся от прибыли копейки: на водку или еду, потому что все, что заработали, вложили в новое оборудование.
   Водка, конечно, перевешивала.
   Сшибал деньги у друзей до следующей прибыли, о поступлении которой можно было только мечтать. Все, все это было, и еще много, много всякого в то дикое время становления своего дела.
   Это сейчас он сытый и холеный барин, любящий свой офис и кабинет, дубовый стол, компьютер и все атрибуты преуспевающего предпринимателя и даже свою секретаршу – Марию Ивановну, даму неопределенного возраста, лет с десяток тому назад остановившегося где-то около сорока пяти, суровую и требовательную, как прапорщик на плацу, абсолютно профессиональную, тайно обожавшую его и его зама Мишку.
   Его зам и ближайший друг Мишка, для подчиненных Михаил Захарович Дубин, а для него просто Дуб, не смог так красиво и даже элегантно, как он, уйти из конторы.
   Антону пришлось помогать, вытаскивать Мишку, а заодно и его ребят из… Не важно откуда, но это точно была полная задница. После чего, распивая сильно алкогольные напитки у Антона на кухне, Мишка был строго предупрежден:
   – Все, уходишь, идешь ко мне замом, будем вместе строить!
   Дуб сопротивлялся, ныл, жалел себя:
   – Да не могу я, Ринк, не могу, я ж ни черта, кроме этого, не умею! И родственников у меня нет, я ж сирота, так что занять не у кого и заложить нечего. У меня, кроме ранений и наград, ни хрена нет! Не мое это, не мое! Это ты у нас такое придумываешь, что ни один нобелевский лауреат не допрет, а я по другой части. Это я за тобой тенью ходил и чудеса творил, когда ты впереди!
   – Да и не надо ни черта занимать и закладывать, все, что мог, я уже наковырял! Мне ты нужен, мне тыл прикрывать надо! Здесь, в бизнесе, так же, как там было, а то и круче! И все, кончай прибедняться, знаю тебя: я вон когда ушел – ты и без меня чудеса творил – наслышан! Будешь зарплату получать, как порядочный гражданин, знаю, что ты денег как ранения в яйца боишься. Все, хватит ныть, завтра на работу!
   – Ну что ты?! На войну так на войну, нам не впервой. Прикрывать так прикрывать – это мы завсегда и даже очень уважаем!
 
   Они остались вдвоем, в Антоновой квартире, доставшейся ему от родителей, так как, верно заметил Мишка, кроме ранений и наград от родины ничего не получили. Да и бог с ним!
   Очень трудно было поначалу, очень! Но они терпели – фигня, не такое проходили!
   Но все равно Антон, он же Ринк, знал, что нельзя, ну нельзя идти другим путем и брать то, что так охотно ему предлагают братки, ставшие ныне «честными» предпринимателями, и деятели различных государственных служб, ставшие, по сути, братками, да он и не собирался делать этого.
   Ничего, выстояли! Кто бы сомневался!
   Он вспомнил, как однажды утром жарил яичницу на кухне, в дверях живописной картиной нарисовался Мишка, в трусах, с бритвенным станком в руке, с одной щекой в пене, прервавший процесс бритья от озарившей его мысли, коей он поспешил поделиться.
   – А вот скажи мне, командир, – задушевным голосом проговорил он, – мы с тобой одинокие, холостые мужики в полном расцвете сексуальных сил и энергий. Да?
   – Ну?
   – А вот ты помнишь, когда последний раз трахался?
   – Ну… давно, очень.
   – Я вот о чем. У нас двухкомнатная квартира, заметь, с изолированными комнатами, а мы ни разу… – Указательный Мишкин палец, жестом, подчеркивающим важность высказывания, поднялся вверх. – Ни разу баб не привели. О чем это говорит?
   – Ну и о чем же? – усмехнулся Антон.
   – О том, что мы либо голубые, либо импотенты, либо у нас не все в порядке с головой. Первое и второе невозможно по определению, значит, остается последнее.
   – Ты сегодня ночью этого хакера охраняешь на тусне? – таким же задушевно-ласковым голосом спросил Антон.
   – М-м-да.
   – Вот и скинешь сексуальную и прочие энергии, гоняясь за этим козлом. Не в первый раз.
   – Да, не в первый, – подтвердил Мишка. – Я все к чему… Значит, как только мы приводим баб и устраиваем большой трах на всю ночь, это означает, что наши дела наладились и даже двигаются к процветанию, вместе со всем капиталистическим обществом?
   – А вот здесь ты зришь в корень. Обещаю, что именно так мы это и отметим. Все, все, Дуб, забудь, хотя б на время. Добривайся, пошли «капитализм» строить.
 
   Когда немного отпустило, дело сдвинулось и стало раскручиваться, они пригласили двух девушек, отмечая таким образом первую, маленькую победу.
   Но это было то еще свидание!
   Все зная о проститутках по специфике своей работы, они относились к ним снисходительно-жалостливо, по-мужски, и добавлять этим девочкам «рабочих» воспоминаний о мужиках не собирались. Поэтому данный вариант близкого «общения» с женщинами даже не обсуждался.
   Они наметили с Мишкой первый выходной, строили планы, но возникла проблема.
   Знакомиться с дамами им было негде и некогда. Да и ни сил, ни энергии на это не было. И потом, им же не по двадцать лет, чтобы идти на дискотеку и знакомиться, ну не в ресторане же и не на улице, в самом деле!
   И как вообще это сейчас делают и где?
   Махнув на все условности рукой, Антон поехал поговорить с двоюродной сестрой.
   Они всегда дружили со Светкой, с детства, с их большой и дружной семьи, огромной дачи, где дети творили все, что им заблагорассудится, на бескрайнем участке среди сосен и разросшихся кустов. Светка была младше его на три года, был там же ее брат Дима, его ровесник, дети отцовской сестры, тетки Антона, и троюродные Леша и Маша, младше на два года.
   Компания была сплоченной, дружной, боевой. И конечно же командиром и заводилой был Антон. Летом к ним присоединялись соседские Павлик с Костей, и этот отряд взрослые прозвали «Архангелы».
   Самое удивительное, что потом его боевой отряд тоже будет называться «Архангелы». Вот такие метаморфозы судьбы!
   Что только они не вытворяли! Рассказы об их проделках и «подвигах» до сих пор гуляют по дачному поселку. Так что Светка была свой, проверенный товарищ, нежно, по-братски им любимая.
   Обнявшись, расцеловавшись и махнув по первой рюмочке, они стали «общаться». Это Светкино выражение, она всегда начинала с этой фразы:
   – Ну, давай общаться! Что, собственно, тебе, брат Антоша, нужно?
   Вот так всегда – с места в карьер, расшаркиваний предварительных Светка не признавала. Она все про него понимала, много чего знала, прощала и любила, как все они друг друга в их большой семье.
   Он начал что-то мямлить, совершенно запутался и, плюнув на все условности и неудобства, прямо объяснил проблему.
   – Так, полная деградация личности, – подытожила Светка. – Вернее, двух личностей мужеского пола.
   Поглумившись в таком духе еще минут десять, согласилась «постараться» помочь. Потом они посидели, повспоминали, помолчали о чем нельзя говорить, выпили все, что было, Антон уложил пьяненькую Светку спать – она всегда быстро пьянела, но помнила абсолютно все – и отбыл на работу – авралить перед выходным.
 
   Светкины девочки были веселыми, очень милыми, умненькими, легкими и приятными в общении. Они пришли к ним с Мишкой, тут же сунулись на кухню, что-то быстро приготовили, хотя они с Дубом постарались и стол накрыли, но барышни переставили все по-своему, добавив эстетики в сервировку.
   И быстрее, быстрее стали говорить тосты, знакомиться, заливая шампанским неудобство момента.
   Очень скоро все почувствовали себя раскованно. Гремела музыка, мужики вовсю заигрывали, дамы хохотали, по телику, тоже, естественно, включенному, шла какая-то комедия. Был предложен медленный танец, все с удовольствием согласились.
   Начались затяжные поцелуи, более откровенные жесты, и – все, все! – плавно двигаясь в танце, пары разошлись по комнатам.
   Антон даже не старался запомнить, как ее зовут и кто она такая, хотя, конечно, запомнил все до мелочей, так уж его мозги устроены, и не до джентльменства ему тогда было, потому что хотелось сразу две несовместимые вещи – спать и эту женщину. Такта у него хватило только на то, чтобы сказать:
   – Прости, – перед тем, как идти в атаку.
   И первый раз в своей мужской жизни, достигнув финала, он мгновенно провалился в сон – как будто умер.
 
   Проснулся он, как всегда, в одно мгновение, сознавая все вокруг, себя и свое тело, готовое к любым действиям – навык, закрепленный на уровне рефлекса.
   В квартире стояла тишина, дамы в постели рядом не наблюдалось.
   Войдя на кухню, он немного прибалдел. Никаких следов вчерашнего веселья – идеально чисто, все убрано, вымыто, даже полы. На плите стоят кастрюльки с едой. В одной под крышкой обнаружились сказочно пахнущие щи, в другой горка котлет. В холодильнике стояла тарелка с нарезанными и красиво разложенными овощами, прикрытая целлофаном, поверх которой лежала записка следующего содержания: «Скрытый алкоголизм лечат в центре «Дар», а виагра продается в аптеках без рецепта. Когда вылечитесь – звоните».
   Антон громко, от души хохотал, облокотившись одной рукой о стол, в другой держа записку и перечитывая ее.
   Вбежал помятый Мишка – босиком, в одних трусах.
   – В чем дело, командир?!
   – Дуб, мы опозорили честь мундира русского офицера!
   Мишка выхватил записку, пробежал ее глазами, потом еще раз и с совершенно серьезным выражением лица произнес:
   – Армия нам этого не простит!
   Насмеявшись до слез, они попробовали кулинарных шедевров, приготовленных щедрыми руками русских сердобольных женщин для сирых и убогих мужиков, и, собравшись, пошли на работу.
   Лежа на своей верхней полке, лицом к стене и изображая сон, он улыбался, вспоминая этот первый выходной.
   «Это все она, эта зеленоглазая, – по обыкновению честно признался себе Антон. – Надо о деле думать, а меня растащило, хотя… ты ведь простой пассажир, ну и веди себя как простой пассажир, в меру повозмущался неприятным инцидентом, «кулачком по столу стукнул», всех построил, и довольно».
   Открылась дверь, и в купе вошла зеленоглазая – он не глядя определил.
   – Наталья Александровна, давайте обедать. Сейчас маму разбудим, накроем, – пригласила девушка Даша шепотом.
   «Значит, Наталья Александровна – хорошо», – подумал Антон.
   – Нет, спасибо. Я в ресторан.
   – Ну что вы, у нас все есть. Все вкусное. Свежее.
   – Нет, нет, благодарю!
   Наталья достала зеркальце, подправила легкий макияж, взяла сумку, сунула в нее телефон, сигареты. «Партизан» спал, повернувшись к миру спиной.
 
   «Да, подруга, чего-то тебе точно в жизни не хватает, судя по реакции на обычную мужскую спину. Впрочем, не совсем обычную, а весьма внушительную. М-да, это диагноз. Так, в ресторан и хлопнуть коньяку!»
   В ресторане посетителей было мало, всего человек пять: время еще не для ужина и уже не для обеда.
   Она заказала себе овощи, рассольник, воду и рюмку коньяку.
   Симпатичная плотненькая официантка, неопределенного возраста, как все поездные официантки, очень быстро принесла заказ.
   Предощущая лечебный эффект от коньяка для своих не в меру разгулявшихся нервов, Наталья поднесла рюмку к губам и замерла – по проходу к ней шел «партизан» и смотрел на нее в упор. Даже «собрав всю свою волю в кулак», как говорят романисты и иже с ними, она не смогла отвести от него взгляда.
   Рука дрогнула, выплеснулось немного коньяка на пальцы, напоминая о намерении «хлопнуть», и, не отводя взгляда от его серых глаз, она выпила, забыв запить, заесть, или что там еще надо сделать после выпитой рюмки.
   – Лучше заесть лимончиком. Вы не заказали? А зря. Разрешите составить вам компанию, Наталья Александровна?
   – Значит, все-таки вы не спали?
   – Не спал, – покаянно признался гражданин. – А со мной коньяку выпьете?
   – Выпью, что ж не выпить с хорошим человеком? И для беседы полезно.
   – Экая вы… – он подбирал слово, – острая.
   – Каюсь, грешна, характер, знаете ли. Ничего поделать не могу, – резвилась Наталья, скидывая с себя ощущения этого его взгляда, вызвавшего озноб в позвоночнике и что-то еще, может, забытое, а может, неиспытанное.
   Он делал заказ подошедшей официантке, Наталья отвернулась, смотрела в окно.
   «Слишком быстро, слишком в упор, все слишком! Отпусти, расслабься, – уговаривала она себя, – и так ты сегодня как истеричная барышня!»
   – Наталья Александровна, вы куда едете?
   – В Крым. У меня там мама живет. А вы?
   – Я тоже в Крым. Отдыхать и работать.
   – Вы директор, у вас своя фирма, довольно успешная? – полуутвердительно сказала Наталья.
   – Да, охранные системы. Я даже не спрашиваю, как вы догадались.
   – Правильно не спрашиваете, это видно. А я работаю риелтором, купля-продажа недвижимости.
   – Значит, маклер. Нравится?
   – Нет, – почему-то честно призналась она.
   Принесли и расставили его заказ. Антон Александрович разлил коньяк по рюмкам, подвинул к ней тарелочку с лимоном.
   – За знакомство!
   – За знакомство!
   Они выпили, и, слава богу, ее отпустило, отступило пугающее понятно-непонятное чувство, что вызывал в ней этот незнакомый мужик.
   – Как давно вы живете в Москве? – прибавил светскости беседе Антон Александрович.
   – Тринадцать лет.
   – Привыкли? Как вам город?
   – Сначала, первые годы было тяжело: слишком холодно, слишком много снега, слишком длинная зима. Да и время было сложное, вы же помните. Потом привыкла как-то и даже полюбила. Теперь скучаю, когда уезжаю надолго, рвусь назад. Возвращаясь, иду гулять в центр по любимым улицам.
   Антон Александрович слушал очень внимательно, заинтересованно, что ли. Внимательные серые глаза, внимательное лицо, даже короткий ежик волос казался внимательным.
   «Ох непрост мальчик, ох непрост! «Глаз востер, как у татарина», – говорила про таких бабушка», – изучала его Наталья.
   Зазвонил сотовый, и они оба стали доставать свои телефоны. Мелодия была не ее.
   «Мелодия ему очень подходит – гимн Союза, ах, извините, России».
   – Да, Ринков! – ответил он.
   Наталья уставилась на него, как на привидение.
   Слушая, что говорят на том конце, он удивленно поднял одну бровь, не понимая ее реакцию.
 
   Детство, все как всегда, из детства.
   У Сереги дома была совершенно невероятная, огромная библиотека, там были такие чудесные книги: старинные, толстые, с разрисованными переплетами и тонкие с удивительными картинками – феями, рыцарями, принцессами, драконами и всякими сказочными рисунками.
   Они таскали эти сказки, когда не видели взрослые, не разрешавшие выносить книжки из дома, и прятались в свой штаб в глубине сада.
   Они еще не умели читать и, рассматривая картинки, придумывали по ним свои истории, сказочные, бесконечные.
   Первым научился читать Серега и читал им эти сказки по слогам, медленно, без выражения. Нату это ужасно раздражало.
   Что сподвигло ее предстать перед старшей сестрой и потребовать, чтобы она, вот прямо сейчас, научила ее читать, вызвав восхищение любящих родителей. Она очень быстро научилась читать, только смущали некоторые буквы в старых книжках, которые ей не объяснила сестра, но и с этим она справилась.
   В одной из этих сказок, которую особенно все любили, был совершенно необыкновенный герой. Он дрался на мечах лучше всех, не носил латы, как все рыцари, поэтому был быстрее и ловчее. Он умел абсолютно все – скакать на лошади, прыгать с высоты, плавать – весь букет героя.
   Как водится, имелась и принцесса, куда ж без нее. Мальчишки утверждали, что она похожа на Наталью.
   Когда они прочитали эту книжку, наверное, в тысячный раз и все знали наизусть, стали придумывать рыцарю подвиги сами, а потом и играть в них.
   Конечно, Ната была той самой принцессой, а рыцаря играли по жребию. Неизменно спасавший ее становился на одно колено, но слов любви не говорили, по общему уговору, потому что мальчишкам по дворовому статусу не положено, а она «своя девчонка».
   Откуда только ее не спасали! С деревьев, из сараев, с крыш тех же сараев, из старых развалин.
   Принцессе по сюжету полагалось терпеливо ждать спасения, но Ната и терпение в то время не совмещались, поэтому она слезала с «трона» и принимала активное участие в собственном спасении. По мере того как все росли, менялись и атрибуты – вырезались мечи, латы и так далее.
   Имя рыцаря было сложным, не выговоришь, так же как и у прекрасной принцессы, и они сократили его до первых букв – Ринк, а Наталью стали называть принцесса Ринка, постепенно сократив до Ринк, а его просто до рыцаря. По вечерам, когда их загоняли домой родители, мальчишки кричали ей на прощание:
   – Пока, Ринк!
   Даже сейчас, когда прошло миллион лет после детства, мальчишки при встрече все так же называют ее Ринк.
 
   Он говорил довольно долго, требовательным, жестким, абсолютно начальственным голосом, давая кому-то указания.
   Наталья не прислушивалась к его разговору, благодаря Господа за то, что Он дал ей время отдышаться, выйти из детских воспоминаний, ожиданий, унять свое взрослое сердце. Наговорить себе всего, что еще не успела, обругать за то, что расчувствовалась и… испугалась.
   «Нервы и гормоны взыграли у девушки» – как говорит ее коллега.
   Быстро запив дурные мысли водой, Ната подозвала официантку и попросила кофе. С рассольником ей сейчас не справиться.
   «Бежать, как можно быстрее и дальше!»
   Убежать она не успела.
   – Да! Я перезвоню, – довольно жестко закончил разговор однофамилец ее рыцаря. – Что-то вы свой обед совсем не едите. Еще коньяку? – спросил он.
   – А давайте! – махнув на все рукой, согласилась она, отпуская свое настроение вместе с нервами и гормонами на произвол судьбы.
   «Рыцарь», он же по совместительству «партизан», в обыденном обращении именуемый Антон Александрович, разлил коньяк по рюмкам.
   – Ну что ж, за Москву!
   – За нее, красавицу! – поддержала Наталья.
   Запив коньяк кофе, Ната закурила, и в который раз за сегодняшний день ее отпустило. Прямо американские горки, а не настроение.
 
   «Что это с ней?.. – подумал Антон. – Услышала мою фамилию и смотрела так, как будто испугалась? С чего бы?»
   Он не смог усидеть в купе, когда услышал, что она идет в ресторан, и потащился следом, хотя совершенно не хотел есть, разве что выпить.
   Что-то с ним случилось, когда он столкнулся с ней взглядом.
   От воспоминания о том, как она смотрела на него и, не отводя глаз, выпила эту рюмку, до сих пор холодило в груди, как обещание чего-то замечательного, радостного, как в детстве перед елкой на Новый год.
   «Никакая поездная интрижка или курортный романчик с ней невозможны по определению, как говорит Дуб. И что я завелся, все это мне сейчас ну никакой кормой, ну никуда! Ввязываться во что-то серьезное я не могу – дела. Мне думать надо, а я вот уж полдня маюсь и даже прикидываю, с какого боку к ней подойти. Не до этого, Ринков, соберись!»
   – Антон Александрович, я пойду, – вдруг засобиралась она, быстро затушив в пепельнице сигарету. – Есть совсем не хочется, пить тоже. Приятного вам аппетита.
   – Спасибо. Но вы ничего не поели.
   – Я еще ужинать приду. Благодарю за компанию!
   Вскочила, покидала в сумку телефон, сигареты, зажигалку, улыбнулась и почти побежала расплачиваться с официанткой. Рассчиталась, махнула ему рукой на прощание и решительной походкой пошла к выходу.
   Антон посмотрел ей в спину и как-то в один момент увидел всю, как будто узнал, понял то, чего до сих пор не разглядел.
   Она была невысокого роста, где-то метр шестьдесят два, довольно стройная, не худая и не полная, как говорится «в самый раз», с хорошей фигурой, ладненькая такая. Ноги, бедра, талия, грудь – все очень гармоничное, правильное и даже красивое. На ней был легкий, свободного, спортивного кроя костюмчик, подчеркивающий тонкую талию и обозначавший все остальное только намеком.
   Высокая шея, правильной, красивой формы ключицы, коротко стриженные темные волосы. Не красавица, но выразительные глаза, улыбчивые губы, все вместе – очень живое, запоминающееся милое лицо.
   Он как бы увидел ее и все то, что отмечал в течение дня по деталям, запоминал неосознанно, анализировал.
   Увидел и понял. С ней что-то случилось сегодня, она все время напряжена: то острит, то убегает, то погружается в себя, а может, расслабилась, как бы отпустила себя – ведь к маме едет. Ему совершенно ясно, что она одна, без мужа, строит свою жизнь, скорее всего, помогает маме, а может, и кому-то еще.
   Все это он понял за одно мгновение. Сразу.
   «Ну слава богу! Аналитик хренов – «специалист»!»
   Он чувствовал, что со всего разгона вляпался в эту женщину, по ходу принимая и то, что даже его сверхинтуиция не может подсказать, получится у них или нет. Сейчас он абсолютно четко понял, что не может и не хочет бежать и ей не даст. Все, ворота закрылись до выяснения обстоятельств.
   А у него, между прочим, дело, и хрен знает, как там все обернется. А решать сразу две задачи, и обе сверхсложные, – это вам не отдых, это полные кранты.
   «Ладно, прорвемся, не впервой. Хотя так, как с ней, наверное, впервой. А я ее еще и не поцеловал даже, а уже планы строю и прикидываю, как все будет. Да, полковник, как же это ты проглядел?»
   Аккуратно и тихо закрыв за собой дверь купе, он сразу посмотрел на Наталью. Она спала, отвернувшись лицом к стене и укрывшись простыней, – или делала вид, что спит.
   Даша с мамой громким шепотом, чтобы не разбудить попутчицу, предложили ему, по обыкновению, чай. Антон вежливо отказался, лег на свое место, позволив себе еще немного расслабиться, почувствовать ее присутствие всего в метре от себя.
   «Все, теперь самое время подумать».
 
   Звонок застал его, когда он уже выходил из офиса.
   – Антоша, – задушевно пробасил генерал, – здравствуй, дорогой!
   – Здравствуйте, Федор Ильич!
   – Я опять не вовремя, отвлекаю? Ты же знаешь, я как смерть или беременность – всегда не вовремя, но неизбежно, – засмеялся генерал.
   Федора Ильича, генерала ФСБ, бывшего непосредственного начальника Антона, называли в конторе Дед, хотя он был ненамного, лет на десять, старше Антона.
   Он производил впечатление добродушного, веселого, шумного простачка, этакого мужичка, довольного жизнью и пытающегося осчастливить всех вокруг, все время сыпал присказками, анекдотами, любил посмеяться.
   Внешне Федор Ильич соответствовал этому типажу – невысок ростом, плотненький, с розовыми щечками, небольшой лысинкой и пухлыми ручками.
   Но в конторе все знали, что генерал обладает блестящим аналитическим умом, широчайшей эрудицией, невероятной памятью.
   Волевой, хитрый, жесткий, он сам подбирал себе подчиненных, в число которых хотели попасть очень многие, и стоял за них горой. Если возникала необходимость, он отстаивал своих ребят на всех уровнях, используя все дозволенные и недозволенные приемы.
   Это он тогда помог уйти Антону из конторы без особых потерь. Но, прощаясь, вздохнул и печально сказал:
   – Антоша, ты же понимаешь, у нас бывших не бывает.
   И уже через три месяца позвонил и попросил помочь в одном деле. Антон конечно же помог – а куда деваться, – но досадуя и ворча. Правда, последнее время, если Дед приглашал просто «обмозговать» или «поучаствовать», делал это не без удовольствия.
   Как говорится в том анекдоте: «Бороду сбрить можно, а умище-то куда девать?»
 
   – Ты заезжай, Антоша, пропуск я уже выписал. Посидим, почаевничаем, или на свидание торопишься?
   Дед, как всегда, попал в десятку.
   Его ждала Марина и даже что-то там готовила. Ринков уже третий раз переносил их свидание, она обижалась, дулась, но все равно звонила. Антон, испытывая легкое чувство вины, на этот раз позвонил сам, и они договорились, что он приедет к ней. Он даже разгреб сегодня дела пораньше.
   И вот теперь надо все откладывать, заранее зная ее реакцию – обиды, долгие монологи о его, Антоновом, эгоизме и общем мужском свинстве, и все последующие воспитательно-наказующие действия с точно рассчитанной долей нажима: не дай бог спугнуть мужика – и в то же время подчеркнуть, какая она терпеливая, отходчивая, мудрая.
   Все это Антон проходил не раз, и подыгрывал, конечно.
   Марина была из обеспеченной семьи, и ее с детства затачивали на «удачное» замужество. Она побывала в браке не один раз и умело пользовалась всеми атрибутами воспитания мужчин.
   Сейчас в роли «удачного» числился он, причем как у самой Марины, так и у ее родителей.
   «Послала бы куда подальше или сковородкой дала по башке без комментариев, может, и прибежал бы скорее, хотя вряд ли».
 
   Но когда он подруливал к проходной, дослушивая по мобильному Маринины обвинительные речи, ему было абсолютно и безнадежно безразлично.
   В нем уже звенел интерес, и весь он был настроен на неизвестную еще интригу, задачу. У него всегда так – организм как бы настраивался на работу, как рояль перед концертом: еще неизвестно, что будут играть, а он уже звенит.
 
   Чаек, конечно, был, и лимончик, и вазочка с конфетами, бутерброды с бужениной и огурцом и смородиновое варенье.
   – Ну, здравствуй, Антоша. – Дед пожал руку, приобнял, похлопал по плечу и, отодвинув от себя, всмотрелся в лицо. – Похорошел, округлился, возмужал! Почему не женился до сих пор? Сидели б сейчас у тебя дома, и твоя жена потчевала бы нас пирогами.
   Он все про всех знал, был в курсе всех личных проблем своих ребят, часто помогал ненавязчиво, а иногда анонимно, на то он и Дед.