Страница:
Сулейман, осторожно освободившись от ее рук, резко развернулся и вышел из гостиной. Настя, спохватившись, отерев слезы, умчалась к себе: «Ну почему, почему она была так безрассудна! Практически, по честному, это ее работа, очень хорошо оплачиваемая – работа! Не сложная, не трудная, но оплачиваемая так щедро, душевно. Ей всего лишь нужно раз в день навешать цветок, поливать его, следить за ним и, и все! А она расхныкалась! Пусть это экзотическое растение так дорого ему, ее названному дедушке, пусть! Он же дарит ей любовь и ласку, внимание, заботу, он кормит ее, подарил ей несравненную Жасмин и потом учеба! В какой советской школе, с какими учителями, она смогла бы столько узнать за такой короткий срок? Как она могла, быть такой неблагодарной? Какая глупость! Что теперь он подумает о ней?». Стоя под теплым душем, смывая с себя слезы, грусть, отчаяние Настя твердо решила просить прощения за истерику у дедушки Сулеймана. Тоска о родных отошла на задний план и рассеялась под гнетом «тяжкой» вины. «Папочка, я так хочу увидеть тебя, своего братишку», – злополучная мысль шевельнулась в голове, но уставшая Настя крепко уснула.
Следующий день прошел как обычно. Настя получила высший балл, сдав сразу два экзамена по биологии и латыни. Начала готовиться к следующим. Если так пойдут дела дальше, то еще полтора – два месяца и курс средней школы будет окончен! Ура! К черту хандру, звонки отцу! Почему он не приедет сам! Разве она не говорила, что учится и сдает экстерном труднейшие программы! Но… как хочется самой приехать!.. Она почувствовала на плече тяжелую руку.
– Сколько у тебя еще осталось экзаменов?
Вся, сжавшись от напряжения, Настя повернулась, глаза налились слезами.
– Прости меня за вчерашнее, пожалуйста! Я, я такая неблагодарная! Я наверное обидела тебя, прости дедушка, ты такой хороший и добрый, прости, – слезы градом покатились с густых ресниц.
– Не плачь, не надо, Анастасия, внученька, любимая, навестишь ты своих родных! Почему ты раньше мне не сказала, что желаешь съездить в гости? У тебя полное право! Ты даже можешь вообще не возвращаться, я пойму, только мне очень хотелось бы, чтобы ты вернулась, пропадет без тебя цветок! – внезапно, крепко обняв ее, добавил, – пойми, у меня никогда не было дочери, а тем более внучки, – опять резко развернулся и ушел.
Настя, обрадованная, разрешением навестить семью, решила сначала закончить программу обучения, а потом уже ехать. «А может быть и не ехать?» Ей нестерпимо было жалко Сулеймана – он такой одинокий. Но все равно она съездит домой и обязательно, непременно вернется. Она почувствовала глубокую привязанность к этому, не всегда понятному, человеку.
От драгоценных подарков для родни Настя, как и отец в свое время, отказалась, только попросила какую-либо игрушку для маленького братишки. В день отъезда Сулейман дал ей красивую бархатную коробку, в которой лежал маленький кинжал дамасской стали, в инкрустированных драгоценными камнями ножнах. Настя даже не догадывалась о истиной ценности подарка. Кинжалу было более пятисот лет. Сулейман, вручая его Насте, сказал, что это подарок для настоящего мужчины, каким непременно станет ее братишка. Девушка горячо поблагодарила названного дедушку, расцеловав его в обе щеки. Счастливая и довольная она поднялась в свою комнату. «Завтра вечером она будет дома!!!». «Господи! Она не видела папочку целых два года! А малыш! Какой он? Спать не хотелось. Выйдя на террасу в легком халатике, Настя с наслаждением втянула в себя, напитанный ароматами южной ночи воздух, раскинула руки навстречу огромной полной луне и замерла в счастливом ожидании чуда, чего-то прекрасного… Порхали ночные бабочки, темными призраками в ирреальном лунном свете планировали бесшумно летучие мыши. Необычный звук, несвойственный, не соответствующий окружающей ее тишине вывел Настю из забвения и неги. Где-то, невдалеке, плакало жалобно, требовательно, даже зло, какое-то животное. Это был дикий, рычащий стон смертельно раненного неизвестного зверя.
Однако нельзя сказать, что бы Насте он был так уж незнаком, порой сквозь сон ей чудилось, слышалось, нечто подобное, но сейчас, наяву, так четко был слышен этот непонятный звук. Животных, ни диких, ни домашних во дворце и саде не водилось, а звук был совсем близко… Настя осторожно спустилась широкой мраморной лестницей в сад, прошла по аллее. Стон утих, потом раздался снова и был более жалобным. Исходил он, точно, Настя определила сразу, со стороны дворца. Позвать кого-нибудь? Разбудить Сулеймана или Карима? Но, что она скажет им? Что что-то услышала? Нет, лучше уж она сама… Тихо вернувшись во дворец, спустившись на первый этаж, Настя прислушалась – ничего не слышно! Отворила тяжелые двери, вновь вышла в сад и услышала стонущее рычание. Боль, отчаяние, тоска были в вое неведомого страдальца. Осторожно Настя пошла вокруг строения, тщательно обследуя стену и заросли цветов вокруг. Вой-стон то затихал, то возникал снова.
Наконец, после недолгих поисков, Настя обнаружила полуподвальную, небольшую дверь, из-за которой явственно доносился таинственный звук. Ей стало немного жутко, что за животное держит здесь Сулейман, или кто-то, раненый, забрался в подвал, умирает, ему нужна помощь? Собравшись силами, Настя толкнула скрипнувшую дверь. Слабо освещенное помещение открылось ей, из глубины – опять стон… Еще несколько шагов и она увидела толстые прутья решетки, а за ними… Настя чуть не закричала от ужаса, но сдержалась: чудовищная морда была окровавлена, значит, несчастное животное ранено, ему нужна помощь! Как завороженная смотрела Настя на то, что было за решеткой – лапы с копытами торчали сквозь прутья, окровавленная морда, не то лошадиная, не то львиная лежала на лапах и глаза, глаза плакали, слезы скатывались по окровавленной шерсти и походили на капли крови. Эти глаза, огромные человеческие глаза с мольбой смотрели на девочку. Она где-то уже видела эти глаза, но где, когда? Страх ушел, сострадание подтолкнуло ее, она подошла к прутьям клетки.
– Господи! Кто ты? Что с тобой? Кто тебя так изранил? Запер тут? Не плачь! Я тебе помогу, – тоненькая ручка протянулась и погладила морду Зверя, она не заметила, как изменился взгляд «несчастного»…
Сулейман, проходя мимо, мельком, взглянул на экран монитора. Он собирался спать. Легкое движение, что-то необычное в обычном привлекло его внимание. Он вгляделся в экран и, вскрикнув «О, дьявол!». стремительно выскочил из комнаты…
Настя, видя, что непонятное животное, не причиняет ей вреда и отзывается на ласку, осмелела, оторвав кусок от полы длинного халата, она отирала морду и лапы зверя, приговаривая:
– Ну, вот хорошо, миленький, что ты за зверюшка такая, и не конь, и не человек, ни лев? Кто тебя сделал такого страшненького и почему ты здесь?
Она не видела сверкающих злобой глаз, не видела ставшей дыбом шерсти на загривке, обильной слюны в углах пасти, она только почувствовала, что Зверь поднимается. Ей вдруг стало ужасно страшно. В это время, чьи-то руки вырвали ее из прутьев клетки, куда она протиснула свое тельце, увлекшись обтиранием Зверя, и, теряя сознание от страха, услышала жуткий рев, полный зверского отчаяния, рев Зверя, у которого отняли желанную жертву. Сулейман быстро занес бесчувственную Настю в ее спальню, уложил на постель, девочка пришла в себя.
– Дедушка? Дедушка, что, кто это?.. И почему оно там?
– Ничего, ничего милая, это сон! Я сейчас дам тебе сока, попей и успокойся! – он ласково гладил ее по серебристым волосам, таким шелковистым и мягким. «И занес же ее дьявол», – незаметно добавив в сок несколько капель снадобья, Сулейман напоил Анастасию. – Спи, спи я посижу возле тебя, ни о чем не говори, успокойся! Вскоре ровное дыхание, расслабленная поза сказали, что девочка крепко спит. Если она не вспомнит завтра – хорошо, пусть все пройдет как сон, ночной кошмар. А если?..
Сулейман осторожно стащил с нее изорванный халатик, поправил одеяло и тихо покинул комнату.
– Ты опять начинаешь свои фокусы? – тихий голос из динамика заставил Зверя вздрогнуть. – Ты знаешь, что я могу тебя сгноить в этой клетке?! Ты знаешь, что я могу убить тебя? Так запомни! Я предупреждаю в последний раз! – тихий голос заставил Зверя трусливо забиться в угол клетки. – Пойми, я не хочу тебе зла! Но не вынуждай меня ограничивать тебя в свободе, когда ты становишься другим… Ты ведь умный, и, может быть, мне удастся избавить тебя от этой муки. Но не смей больше так поступать!
Тихий голос замолк, последние слова были произнесены почти нормально.
Зверь выполз на брюхе и виновато глянул в объектив. Чуть позже, убедившись, что за ним уже не наблюдают, он в тихой ярости начал трепать по клетке тело обескровленной им же большой козы. «Глупый старик! Но ничего, он – зверь! Он перехитрит старика! А эта девчонка – лакомый кусочек… во всех отношениях…». Зверь ощутил желание. Сизым, окровавленным языком он начал вылизывать свою огромную плоть: «Проклятый старик!».
Проснулась девушка как ни в чем не бывало, вышла на террасу, проделала несколько гимнастических упражнений, приняла душ. Легкую тяжесть в голове отнесла на счет ночного кошмара. Что ей приснилось? Ужас какой-то! Подвал, клетка, зверь, кровь – полнейшая чушь! Даже дедушке стыдно рассказать! Настя сбегала к цветку, полила его, обрызгала свежей водой листья. Он заметно подрос, появилось много новых листочков! Настя еле коснулась тоненькими пальчиками колючей ночей зеленя: «До свидания! Не скучай, я скоро приеду!» Девушка побежала в конюшни проститься с Жасмин, которая недавно ожеребилась. Тихим ржанием встретила ее кобыла. Мягкими теплыми губами тронула ухо, дыхание защекотало шею, и Настя, смеясь, обняла любимицу и чмокнула в бархатистый нос.
– Пока, Жасмин! – девочка потрепала маленького черного, с белой отметиной меж остреньких ушек жеребенка. – И ты, Акбар, прощай! Я скоро вернусь! – она вихрем умчалась. В воротах конюшни Настя сбила с ног Али. – О, Али! Пока! Пока! Я скоро вернусь! Я еду домой, погостить! – и побежала дальше.
Растерянный юноша с улыбкой посмотрел ей в след: «Пока, Настя, я тоже уезжаю только надолго, учиться! На ветеринара! И тоже счастлив!».
Отец встречал ее в аэропорту. Сначала Настя даже не узнала его. Располневший, немного вялый, хорошо одетый мужчина отделился от толпы встречающих.
– Настенька! – гладко выбритое, чуть отечное лицо было до боли знакомо.
– Папка! – она повисла у него на шее. – Папочка, как я рада! Я так рада! Угрюмый шофер распахнул перед ними двери черного джипа. – Пап… – усевшись на мягкие кожаные сиденья, она прижалась к отцу, – пап…
– Настенька! Давай обо всех новостях поговорим дома! Здесь, – отец выразительно глянул на шофера, – не очень удобно…
Настя растерянно умолкла, почувствовав себя как-то неуютно в этой шикарной машине, но все равно с восхищением посмотрела на отца. «Конечно! Он же директор завода! Бизнесмен! Он у нее стал крутой! А она, что? Так, просто маленькая дочка! Девчонка! А он – о-го-го! Величина! У него положение!»
Квартира была четырехкомнатной в новейшем элитном доме, единственном на весь городок. Богатая обстановка, безвкусные и крикливые, хотя и дорогие наряды Катерины и сестер… Все говорило о достатке в семье. Она попала, как говорится, с корабля на балл: праздновали день рождения Юрочки. Карапузу, которого Настя сразу подхватила на руки, исполнился на днях годик, и решили отпраздновать все сразу, и ее приезд, и день рождения. За праздничным столом Настя чувствовала себя неуютно. По большому счету, она в чем уехала – в том и приехала, только брючки превратились в шорты, а сарафан – в блузку. Попросить Сулеймана что-либо из одежды она стеснялась, и теперь замечала на себе недоуменно презрительные взгляды сестер и Катерины. Улучив момент, она тихонько вышла на большую застекленную лоджию, села на маленький диванчик и задумалась. Нет, не такой встречи она ожидала. Ей даже не удалось поговорить с отцом. Невольные слезы покатились по ее щекам.
– Настенька! Ты почему ушла? Плачешь! Что случилось? Старик тебя обижал? – отец тяжело плюхнулся рядом, обнял за плечи, обдав перегаром.
– Нет! Нет! Нет! Папочка! Наоборот! Он, он такой хороший, просто, просто я устала! Я так, так хотела тебя увидеть! Поговорить с тобой! Пап! Послушай, я уже закончила среднее образование, школу! На отлично! Папка! Так интересно! Пап… – утерев слезы, Настя, путаясь и сбиваясь, долго рассказывала отцу о своей жизни.
Иван курил, был рассеян.
– А очень доволен твоими успехами, молодец! Пойдем за стол, гости уже скучают без меня! – он поцеловал раскрасневшуюся Настю прервав ее бесконечный монолог, – пойдем, – обняв за плечи, он повел ее к гостям. – Моя Настенька на отлично закончила школу! За границей! Экстерном! Давайте выпьем за ее успехи!
Выговорившись, вернее почти выговорившись отцу, Настя более осмелела и пригляделась к собравшейся компании. Ох, и красивая стала Катерина, она чуть похудела, узкая талия, широкие бедра. В низком декольте красивая, тугая грудь. Иван даже чуть проигрывал рядом с ней. Олька наоборот располнела, в бесформенном шелковом брючном костюме она, с ее маленьким ростом, выглядела почти колобком, под стать ей был и ее муж с хрущевской лысиной, блестевшей от пота, две гладкие блестящие щечки скрывали выражение где-то потерявшихся глаз. Про себя, усмехнувшись, Настя подумала, что отлично дополнил бы портрет этого мужчины его голенькое и тоже розовое и блестящее пузико, которое зять с бесполезным усилием старался скрыть под широченной, навыпуск, рубахой. Варвара – худющая и какая-то плоская пришла на встречу со своим женихом – очень важным неразговорчивым мужчиной неизвестного возраста. Его глаза сквозь толстые очки мысленно пялились на Анастасию.
Все дружно захлопали ей, замелькали золотые кольца, перстни. Крикнули: «Ура!», «Виват!», «Успехов!», чем напугали Юрочку и он заплакал. Настя подхватила братишку и унесла его в детскую. Было уже поздно и, немного поиграв с малышом, она уложила его спать. Задумалась… Нет, совсем не такой встречи она ожидала, как-то все не привычно, неуютно…
В детской было душно, и она вышла. Застолье уже закончилось, но расходиться не собирались, только Варя проводила своего жениха – у того какие то срочные дела с утра. Ольга и Катерина развели мужей по спальням, Варька уселась с сигаретой возле Насти на балконе. Разговор не клеился. Сестра рассказывала, какой прекрасный у нее жених, тут же противореча и сетуя, как он ей надоел!
– А ты выросла, Настька! Стала деваха хоть куда! Ты что, у своего старикана не могла шмоток выпросить? Раскрутить его на новый прикид! А то, как бомжиха какая! В чем уехала, в том и приехала, еще и сама, небось, перешивала! Или ты рабыня у него бессловесная и бесправная! Что молчишь?! Или как была дурой, так и осталась! Тоже мне – отличница! Ладно, сиди, я спать пошла, что-то устала.
Слова ее еще не успели дойти до огорошенной Насти, как на веранду вывалились и уселись по бокам Катерина и Ольга. Дружно задымив сигаретами, они засыпали бедняжку вопросами. Однако старшие и умудренные женщины свои расспросы начали издалека. Какая местность, какие люди, как и где она живет, спит, как она ухитряется учиться, не тяжело ли ей, выучила ли язык – наверное, трудно! Чем занимается ее «дедушка», сколько ему лет, болеет ли? Эти ничего не значащие и ни к чему не обязывающие вопросы, сгладили неприятное впечатление от разговора с Варварой, тем более девочке хотелось поделиться своими впечатлениями. Узнав, что дедушка Сулейман подарил ей настоящего арабского скакуна и большой настоящий компьютер, что у нее собственная огромная спальня, они заохали и заахали! Вот это да! Первой не выдержала Олька, выпустив струю густого ароматного дыма, чуть не в лицо Насте, спросила:
– Ну и за чем дело стоит? Ты что до сих пор этого дедушку к рукам не прибрала? Там разрешены ранние браки. Жени его на себе! Тем более, что у него нет гарема! Погляди, какая ты красавица, а всем черножопым нравятся блондинки, к тому же волосы роскошные! – не давая Насте возмутиться, доверительно взяла за руку потными руками, – старый? Ну и что? Вот и мой старше меня на двадцать лет, а здохнет – все его денежки мои! Так и у тебя будет! А твой-то дед побогаче моего… Пока, пошла я, сикать хочется!
– Настенька, не обращай внимания, дура она! – заметив блеснувшие в глазах падчерицы слезы, ласково сказала Катерина, – разве можно так, грубо!.. Не плачь! Он что? Уже приставал к тебе? А ты не дала? И правильно! Пусть знает наших! Крепче любить будет! Но ты все равно, возвращайся к нему, он тебя ведь на время отпустил? А вообще ты, девочка моя, даже не понимаешь, как тебе подфартило, – Катерина обняла Настю за плечи, снизила голос до шепота, говорила прямо в пылающее ухо, обдавая девочку перегаром, тошнотворным духом оливье и еще какой-то гадости. – Я тебе зла не хочу! Этот, твой, Соломон, дед, богат? Богат! Вот и не крути носом, не строй из себя девочку-целочку! Такой шанс выпадает раз в жизни и то – одной на миллион! Тебе уже пятнадцать скоро! Кто тебе лучший в мужья? А Иван, Иван-то, батя твой драгоценный, наверное, тебя ему продал! Иначе, откуда деньги на завод! Мишка! Друг! Да где такие друзья водятся? Так, что подумай хорошо! Ты где спать ляжешь? Тут, на диванчике? Пошла я тоже, что-то водка в голову ударила, перебрала я нынче… – пошатываясь она поднялась и переступая порог добавила, – прости, по старой дружбе, разберись на кухне, посуды там…
Оцепеневшая от услышанного Настя так и просидела на диванчике до рассвета. Она не чувствовала ни укусов назойливых комаров, ни ночной прохлады. Не думала ни о чем, просто сидела, на балконе чужой ей квартиры, чужого ей города. Где-то в этих стенах, среди безвкусной и показной роскоши, в жарких постелях, потные, объевшиеся и обпившиеся, спали противные, чужие, грязные люди.
«О папочка, мне так жаль тебя! А Юрочка? Что из него вырастет в этом окружении, при таком воспитании?». Она прикрыла глаза и явственно увидела одинокую фигуру в нелепой хламиде, клетчатый платок, как крылья подбитой птицы трепещет на жарком южном ветру… А эти глаза – он почти плакал – столько тоски и грусти было в них. Вспомнила голос ровный и строгий: «Если захочешь – возвращайся, нет – я тебе вышлю все твои документы. Привет Ивану, я простил его. Прощай Анастасия». Решение пришло само собой, она достала мобильник, набрала номер.
– Дедушка! Я возвращаюсь, пришли за мной!
Вдруг она заметила, что в дверях стоит отец, небритый, в небрежно наброшенном халате с припухшими глазами.
– Настенька, ты что? Зачем так скоро?! – он был растерян. – Мы с тобой и не пообщались! А ты…
– Папуля! Мне нужно! Я не успела вчера тебе сказать, я только сюда и обратно, на денек вырвалась, мне заниматься, учиться…
– Настюша! Не ври! Тебе бабы что-то наговорили? Да я их сейчас… – покачнувшись, он попробовал вернуться в квартиру, но Настя его остановила.
– Нет, папа! Нет, не трогай их! Никто, ничего мне не говорил! Я сама, понимаешь, мне, мне нужно вернуться, как в сказке, помнишь? – и улыбнулась, легко и светло.
Такой она останется в его памяти на всю жизнь: улыбающаяся, в золотом ореоле растрепанной головки, на фоне восходящего солнца…
– Кстати, на кухне пусть твои женщины разберутся сами, я – гостья, и, если можно, пойду приму душ!
Оставшееся до отъезда время, Настя провела, в основном играя с братишкой. Остальные, опохмелившись за плотным завтраком, собрались на пляж, отъезд Насти их ни сколько не удивил, никто из них толком не помнил, что ей вчера наговорил, но многозначительные взгляды, которыми обменялись женщины, говорили, что кое-что они все же запомнили. Отец остался с Настей и сыном дома.
– Пап! Тебе с ними, наверное, трудно, ты ведь у меня всегда был такой умный!
Юрик сладко посапывал в кроватке.
– Пап, пап, ты любишь меня? Ну, так, как прежде? – дочь внимательно смотрела в глаза отцу. – Ответь, только честно, почему ты не приехал навестить меня? Сулейман, дедушка, тебя приглашал, он бы тебе оплатил дорогу, да и ты сейчас не плохо имеешь, мог бы и за свои… Пап?..
– Настенька! Как ты можешь сомневаться! Очень и очень скучаю по тебе, ну почему ты уезжаешь? Не уезжай! Я тебе в Москве оплачу обучение… Доченька! Родная моя! Оставайся! Не хочешь с нами жить – я тебе квартиру куплю! Не пустила к тебе Катька! За Сулеймановы стыдно было, а за свои… Катька все копит, копит… Баксы собирает, золота накупила! И зачем? Доченька!
Запищал телефон, Настя нажала кнопку:
– Да, я. Через пятнадцать минут? Хорошо, я выйду к подъезду! Вот и все пап… Не провожай, Юрика не бросай одного. Да, кстати, тот кинжальчик, понимаешь, это не игрушка! Он очень старинный и очень дорогой! Катерина где-то на кухне бросила его. Дедушка подарил настоящий детский кинжал моему братишке, как будущему мужчине, отважному, честному и храброму, это очень престижный подарок для мальчика, сохрани его, потом скажешь, что от меня и дедушки Сулеймана. Обязательно! Расскажи ему обо мне! Если сможешь, приезжай, буду звонить. Прощай, может быть еще увидимся… обязательно… – поправилась она, глотая рыдания, – увидимся!
Расцеловав плачущего отца, Анастасия выскочила из квартиры. Только в машине, везущей ее в аэропорт, она дала волю слезам.
Еще при посадке, в окно иллюминатора Настя увидела одинокую фигуру. Ей показалось, что он стоит на том же месте, где стоял, провожая ее. Быстро спустившись по трапу, Настя, раскинув руки, помчалась к нему, повисла на мускулистой шее, ненароком сдернув платок с его головы.
– О! Дедушка! Дедушка, дорогой мой, я так рада, что вернулась! Так рада! Как там моя Жасмин, Акбар? Карим, Али, Ибрагим, цветок, фонтаны, Бахтияр, мои книги, мой компьютер, все, все?! Я так соскучилась! Кажется, я не видела вас всех вечность! Я так рада, что вернулась, извини меня дедушка, – она подняла с земли платок и обруч. Осторожно, очень тщательно одела его вновь на его голову.
Сулейман, был, как всегда сдержан, малоразговорчив.
– Все хорошо, все нормально, – ведь ее не было всего-то три с половиной дня! – Но хорошо, что ты вернулась раньше – необходимо подготовиться и сдать экзамены в университет, хотя с твоими баллами может быть будет только собеседование с ректором. Или ты уже передумала учиться?
– О нет, нет, я очень, очень рада! Но так быстро! Я не успею… не успею…
– Все ты успеешь! Тем более вернулась раньше! Кстати, что у тебя случилось? Там, дома? Почему ты вернулась раньше? Тебя плохо приняли? Тебя обидел твой разлюбезный папочка? Мачеха, сестры? Ну! Я жду ответа, – голос Сулеймана был тихим и ровным, однако Настя уже знала цену этому голосу, его звук заставлял виновных стелиться по земле, зарываться ящерицей в песок, а невиновных, задуматься над серьезностью сказанного и беспрекословно исполнять приказания.
– Хорошо, я, я скажу, только, только останови машину!
Когда Сулейман остановился, Настя, всхлипывая, уткнулась ему в плечо.
– Прости, прости, дедушка! Просто, просто они… они… то есть мачеха, сестры стали, стали такими противными, жадными! Они, их учеба моя не волновала, они спрашивали, где подарки, и почему я так одета, но, но я одета нормально! И потом еще… – девочка умолкла.
– Говори, – приказал Сулейман, на лбу его залегла глубокая складка, глаза гневно сверкали.
– Дедушка, не сердись на них, они не со зла, они по глупости, мне так стыдно! Они, они говорили разные гадости о тебе… – скороговоркой выпалила Настя, закрыв пылающие щеки руками.
Сулейман молча тронул машину.
– Ну а отец как? Иван тоже…
– О нет, нет, дедушка! Прости, я обидела тебя, не нужно было мне об этом рассказывать, глупая я…
– Знаешь внученька, что я тебе скажу – это хорошо, что ты все рассказала мне. Тебе необходимо учиться жить в жестком мире, и если ты будешь лгать, то скоро запутаешься в обмане и не сможешь найти правильной дороги в реальном, не обманном мире. Твои родственницы меряют тебя и других по своей мерке и воспринимают человеческие отношения в меру своих умственных способностей, которые у них очень ограничены, поэтому будь умнее и выше их, а что касается одежды, он критически оглядел ее, – да, я, старый дурак, не сообразил! Робкая ты моя! Мы сейчас же заедем в самый дорогой магазин, и я куплю все, что только пожелаешь!
– Нет! Нет! Что ты! – закричала испуганная девочка, – я не пойду с тобой в магазин! Никогда! Я успею перешить одну из туник – будет прекрасный сарафан!
– Ну почему? Тебе, наверное, необходимо купить целую кучу всяких женских мелочей и платки, обувь и брюки! Моя жена умерла слишком давно, да и не интересовался я всеми этими штучками. Я думал, гардероб Фатимы тебе подойдет!
Настя в местном магазинчике приобрела себе светлые брючки, бирюзовую широкую блузку, несколько платков. С бельишком получился маленький конфуз – захотев приобрести себе бюстгальтер, она несколько раз ошибалась размером, пока продавец не указала ей нужный. Довольная обновками и поблагодарив дедушку, который удивился малочисленности покупок, Настя, наконец, оказалась «дома».
Трудный перелет, волнения сделали свое дело – девочка уснула еще до заката и даже не спустилась к ужину. На следующий день ее ждал серьезный разговор с Сулейманом.
– Завтра мы полетим в Каир в университет. Хорошо подумай, кем бы ты хотела быть, какие науки изучать? Я так понял, что свидание с родиной не отбило у тебя желания продолжить образование?
– Дедушка! Я… я… боюсь, – прошептала девушка, остановив Сулеймана в вестибюле величественного дворца, притихшего и отдыхающего в ожидании шумных толп студентов. Были летние каникулы. В тайных глубинах огромного многоэтажного здания, старинной постройки, шла тихая размеренная жизнь – жизнь Науки.
Следующий день прошел как обычно. Настя получила высший балл, сдав сразу два экзамена по биологии и латыни. Начала готовиться к следующим. Если так пойдут дела дальше, то еще полтора – два месяца и курс средней школы будет окончен! Ура! К черту хандру, звонки отцу! Почему он не приедет сам! Разве она не говорила, что учится и сдает экстерном труднейшие программы! Но… как хочется самой приехать!.. Она почувствовала на плече тяжелую руку.
– Сколько у тебя еще осталось экзаменов?
Вся, сжавшись от напряжения, Настя повернулась, глаза налились слезами.
– Прости меня за вчерашнее, пожалуйста! Я, я такая неблагодарная! Я наверное обидела тебя, прости дедушка, ты такой хороший и добрый, прости, – слезы градом покатились с густых ресниц.
– Не плачь, не надо, Анастасия, внученька, любимая, навестишь ты своих родных! Почему ты раньше мне не сказала, что желаешь съездить в гости? У тебя полное право! Ты даже можешь вообще не возвращаться, я пойму, только мне очень хотелось бы, чтобы ты вернулась, пропадет без тебя цветок! – внезапно, крепко обняв ее, добавил, – пойми, у меня никогда не было дочери, а тем более внучки, – опять резко развернулся и ушел.
Настя, обрадованная, разрешением навестить семью, решила сначала закончить программу обучения, а потом уже ехать. «А может быть и не ехать?» Ей нестерпимо было жалко Сулеймана – он такой одинокий. Но все равно она съездит домой и обязательно, непременно вернется. Она почувствовала глубокую привязанность к этому, не всегда понятному, человеку.
От драгоценных подарков для родни Настя, как и отец в свое время, отказалась, только попросила какую-либо игрушку для маленького братишки. В день отъезда Сулейман дал ей красивую бархатную коробку, в которой лежал маленький кинжал дамасской стали, в инкрустированных драгоценными камнями ножнах. Настя даже не догадывалась о истиной ценности подарка. Кинжалу было более пятисот лет. Сулейман, вручая его Насте, сказал, что это подарок для настоящего мужчины, каким непременно станет ее братишка. Девушка горячо поблагодарила названного дедушку, расцеловав его в обе щеки. Счастливая и довольная она поднялась в свою комнату. «Завтра вечером она будет дома!!!». «Господи! Она не видела папочку целых два года! А малыш! Какой он? Спать не хотелось. Выйдя на террасу в легком халатике, Настя с наслаждением втянула в себя, напитанный ароматами южной ночи воздух, раскинула руки навстречу огромной полной луне и замерла в счастливом ожидании чуда, чего-то прекрасного… Порхали ночные бабочки, темными призраками в ирреальном лунном свете планировали бесшумно летучие мыши. Необычный звук, несвойственный, не соответствующий окружающей ее тишине вывел Настю из забвения и неги. Где-то, невдалеке, плакало жалобно, требовательно, даже зло, какое-то животное. Это был дикий, рычащий стон смертельно раненного неизвестного зверя.
Однако нельзя сказать, что бы Насте он был так уж незнаком, порой сквозь сон ей чудилось, слышалось, нечто подобное, но сейчас, наяву, так четко был слышен этот непонятный звук. Животных, ни диких, ни домашних во дворце и саде не водилось, а звук был совсем близко… Настя осторожно спустилась широкой мраморной лестницей в сад, прошла по аллее. Стон утих, потом раздался снова и был более жалобным. Исходил он, точно, Настя определила сразу, со стороны дворца. Позвать кого-нибудь? Разбудить Сулеймана или Карима? Но, что она скажет им? Что что-то услышала? Нет, лучше уж она сама… Тихо вернувшись во дворец, спустившись на первый этаж, Настя прислушалась – ничего не слышно! Отворила тяжелые двери, вновь вышла в сад и услышала стонущее рычание. Боль, отчаяние, тоска были в вое неведомого страдальца. Осторожно Настя пошла вокруг строения, тщательно обследуя стену и заросли цветов вокруг. Вой-стон то затихал, то возникал снова.
Наконец, после недолгих поисков, Настя обнаружила полуподвальную, небольшую дверь, из-за которой явственно доносился таинственный звук. Ей стало немного жутко, что за животное держит здесь Сулейман, или кто-то, раненый, забрался в подвал, умирает, ему нужна помощь? Собравшись силами, Настя толкнула скрипнувшую дверь. Слабо освещенное помещение открылось ей, из глубины – опять стон… Еще несколько шагов и она увидела толстые прутья решетки, а за ними… Настя чуть не закричала от ужаса, но сдержалась: чудовищная морда была окровавлена, значит, несчастное животное ранено, ему нужна помощь! Как завороженная смотрела Настя на то, что было за решеткой – лапы с копытами торчали сквозь прутья, окровавленная морда, не то лошадиная, не то львиная лежала на лапах и глаза, глаза плакали, слезы скатывались по окровавленной шерсти и походили на капли крови. Эти глаза, огромные человеческие глаза с мольбой смотрели на девочку. Она где-то уже видела эти глаза, но где, когда? Страх ушел, сострадание подтолкнуло ее, она подошла к прутьям клетки.
– Господи! Кто ты? Что с тобой? Кто тебя так изранил? Запер тут? Не плачь! Я тебе помогу, – тоненькая ручка протянулась и погладила морду Зверя, она не заметила, как изменился взгляд «несчастного»…
Сулейман, проходя мимо, мельком, взглянул на экран монитора. Он собирался спать. Легкое движение, что-то необычное в обычном привлекло его внимание. Он вгляделся в экран и, вскрикнув «О, дьявол!». стремительно выскочил из комнаты…
Настя, видя, что непонятное животное, не причиняет ей вреда и отзывается на ласку, осмелела, оторвав кусок от полы длинного халата, она отирала морду и лапы зверя, приговаривая:
– Ну, вот хорошо, миленький, что ты за зверюшка такая, и не конь, и не человек, ни лев? Кто тебя сделал такого страшненького и почему ты здесь?
Она не видела сверкающих злобой глаз, не видела ставшей дыбом шерсти на загривке, обильной слюны в углах пасти, она только почувствовала, что Зверь поднимается. Ей вдруг стало ужасно страшно. В это время, чьи-то руки вырвали ее из прутьев клетки, куда она протиснула свое тельце, увлекшись обтиранием Зверя, и, теряя сознание от страха, услышала жуткий рев, полный зверского отчаяния, рев Зверя, у которого отняли желанную жертву. Сулейман быстро занес бесчувственную Настю в ее спальню, уложил на постель, девочка пришла в себя.
– Дедушка? Дедушка, что, кто это?.. И почему оно там?
– Ничего, ничего милая, это сон! Я сейчас дам тебе сока, попей и успокойся! – он ласково гладил ее по серебристым волосам, таким шелковистым и мягким. «И занес же ее дьявол», – незаметно добавив в сок несколько капель снадобья, Сулейман напоил Анастасию. – Спи, спи я посижу возле тебя, ни о чем не говори, успокойся! Вскоре ровное дыхание, расслабленная поза сказали, что девочка крепко спит. Если она не вспомнит завтра – хорошо, пусть все пройдет как сон, ночной кошмар. А если?..
Сулейман осторожно стащил с нее изорванный халатик, поправил одеяло и тихо покинул комнату.
– Ты опять начинаешь свои фокусы? – тихий голос из динамика заставил Зверя вздрогнуть. – Ты знаешь, что я могу тебя сгноить в этой клетке?! Ты знаешь, что я могу убить тебя? Так запомни! Я предупреждаю в последний раз! – тихий голос заставил Зверя трусливо забиться в угол клетки. – Пойми, я не хочу тебе зла! Но не вынуждай меня ограничивать тебя в свободе, когда ты становишься другим… Ты ведь умный, и, может быть, мне удастся избавить тебя от этой муки. Но не смей больше так поступать!
Тихий голос замолк, последние слова были произнесены почти нормально.
Зверь выполз на брюхе и виновато глянул в объектив. Чуть позже, убедившись, что за ним уже не наблюдают, он в тихой ярости начал трепать по клетке тело обескровленной им же большой козы. «Глупый старик! Но ничего, он – зверь! Он перехитрит старика! А эта девчонка – лакомый кусочек… во всех отношениях…». Зверь ощутил желание. Сизым, окровавленным языком он начал вылизывать свою огромную плоть: «Проклятый старик!».
Проснулась девушка как ни в чем не бывало, вышла на террасу, проделала несколько гимнастических упражнений, приняла душ. Легкую тяжесть в голове отнесла на счет ночного кошмара. Что ей приснилось? Ужас какой-то! Подвал, клетка, зверь, кровь – полнейшая чушь! Даже дедушке стыдно рассказать! Настя сбегала к цветку, полила его, обрызгала свежей водой листья. Он заметно подрос, появилось много новых листочков! Настя еле коснулась тоненькими пальчиками колючей ночей зеленя: «До свидания! Не скучай, я скоро приеду!» Девушка побежала в конюшни проститься с Жасмин, которая недавно ожеребилась. Тихим ржанием встретила ее кобыла. Мягкими теплыми губами тронула ухо, дыхание защекотало шею, и Настя, смеясь, обняла любимицу и чмокнула в бархатистый нос.
– Пока, Жасмин! – девочка потрепала маленького черного, с белой отметиной меж остреньких ушек жеребенка. – И ты, Акбар, прощай! Я скоро вернусь! – она вихрем умчалась. В воротах конюшни Настя сбила с ног Али. – О, Али! Пока! Пока! Я скоро вернусь! Я еду домой, погостить! – и побежала дальше.
Растерянный юноша с улыбкой посмотрел ей в след: «Пока, Настя, я тоже уезжаю только надолго, учиться! На ветеринара! И тоже счастлив!».
Отец встречал ее в аэропорту. Сначала Настя даже не узнала его. Располневший, немного вялый, хорошо одетый мужчина отделился от толпы встречающих.
– Настенька! – гладко выбритое, чуть отечное лицо было до боли знакомо.
– Папка! – она повисла у него на шее. – Папочка, как я рада! Я так рада! Угрюмый шофер распахнул перед ними двери черного джипа. – Пап… – усевшись на мягкие кожаные сиденья, она прижалась к отцу, – пап…
– Настенька! Давай обо всех новостях поговорим дома! Здесь, – отец выразительно глянул на шофера, – не очень удобно…
Настя растерянно умолкла, почувствовав себя как-то неуютно в этой шикарной машине, но все равно с восхищением посмотрела на отца. «Конечно! Он же директор завода! Бизнесмен! Он у нее стал крутой! А она, что? Так, просто маленькая дочка! Девчонка! А он – о-го-го! Величина! У него положение!»
Квартира была четырехкомнатной в новейшем элитном доме, единственном на весь городок. Богатая обстановка, безвкусные и крикливые, хотя и дорогие наряды Катерины и сестер… Все говорило о достатке в семье. Она попала, как говорится, с корабля на балл: праздновали день рождения Юрочки. Карапузу, которого Настя сразу подхватила на руки, исполнился на днях годик, и решили отпраздновать все сразу, и ее приезд, и день рождения. За праздничным столом Настя чувствовала себя неуютно. По большому счету, она в чем уехала – в том и приехала, только брючки превратились в шорты, а сарафан – в блузку. Попросить Сулеймана что-либо из одежды она стеснялась, и теперь замечала на себе недоуменно презрительные взгляды сестер и Катерины. Улучив момент, она тихонько вышла на большую застекленную лоджию, села на маленький диванчик и задумалась. Нет, не такой встречи она ожидала. Ей даже не удалось поговорить с отцом. Невольные слезы покатились по ее щекам.
– Настенька! Ты почему ушла? Плачешь! Что случилось? Старик тебя обижал? – отец тяжело плюхнулся рядом, обнял за плечи, обдав перегаром.
– Нет! Нет! Нет! Папочка! Наоборот! Он, он такой хороший, просто, просто я устала! Я так, так хотела тебя увидеть! Поговорить с тобой! Пап! Послушай, я уже закончила среднее образование, школу! На отлично! Папка! Так интересно! Пап… – утерев слезы, Настя, путаясь и сбиваясь, долго рассказывала отцу о своей жизни.
Иван курил, был рассеян.
– А очень доволен твоими успехами, молодец! Пойдем за стол, гости уже скучают без меня! – он поцеловал раскрасневшуюся Настю прервав ее бесконечный монолог, – пойдем, – обняв за плечи, он повел ее к гостям. – Моя Настенька на отлично закончила школу! За границей! Экстерном! Давайте выпьем за ее успехи!
Выговорившись, вернее почти выговорившись отцу, Настя более осмелела и пригляделась к собравшейся компании. Ох, и красивая стала Катерина, она чуть похудела, узкая талия, широкие бедра. В низком декольте красивая, тугая грудь. Иван даже чуть проигрывал рядом с ней. Олька наоборот располнела, в бесформенном шелковом брючном костюме она, с ее маленьким ростом, выглядела почти колобком, под стать ей был и ее муж с хрущевской лысиной, блестевшей от пота, две гладкие блестящие щечки скрывали выражение где-то потерявшихся глаз. Про себя, усмехнувшись, Настя подумала, что отлично дополнил бы портрет этого мужчины его голенькое и тоже розовое и блестящее пузико, которое зять с бесполезным усилием старался скрыть под широченной, навыпуск, рубахой. Варвара – худющая и какая-то плоская пришла на встречу со своим женихом – очень важным неразговорчивым мужчиной неизвестного возраста. Его глаза сквозь толстые очки мысленно пялились на Анастасию.
Все дружно захлопали ей, замелькали золотые кольца, перстни. Крикнули: «Ура!», «Виват!», «Успехов!», чем напугали Юрочку и он заплакал. Настя подхватила братишку и унесла его в детскую. Было уже поздно и, немного поиграв с малышом, она уложила его спать. Задумалась… Нет, совсем не такой встречи она ожидала, как-то все не привычно, неуютно…
В детской было душно, и она вышла. Застолье уже закончилось, но расходиться не собирались, только Варя проводила своего жениха – у того какие то срочные дела с утра. Ольга и Катерина развели мужей по спальням, Варька уселась с сигаретой возле Насти на балконе. Разговор не клеился. Сестра рассказывала, какой прекрасный у нее жених, тут же противореча и сетуя, как он ей надоел!
– А ты выросла, Настька! Стала деваха хоть куда! Ты что, у своего старикана не могла шмоток выпросить? Раскрутить его на новый прикид! А то, как бомжиха какая! В чем уехала, в том и приехала, еще и сама, небось, перешивала! Или ты рабыня у него бессловесная и бесправная! Что молчишь?! Или как была дурой, так и осталась! Тоже мне – отличница! Ладно, сиди, я спать пошла, что-то устала.
Слова ее еще не успели дойти до огорошенной Насти, как на веранду вывалились и уселись по бокам Катерина и Ольга. Дружно задымив сигаретами, они засыпали бедняжку вопросами. Однако старшие и умудренные женщины свои расспросы начали издалека. Какая местность, какие люди, как и где она живет, спит, как она ухитряется учиться, не тяжело ли ей, выучила ли язык – наверное, трудно! Чем занимается ее «дедушка», сколько ему лет, болеет ли? Эти ничего не значащие и ни к чему не обязывающие вопросы, сгладили неприятное впечатление от разговора с Варварой, тем более девочке хотелось поделиться своими впечатлениями. Узнав, что дедушка Сулейман подарил ей настоящего арабского скакуна и большой настоящий компьютер, что у нее собственная огромная спальня, они заохали и заахали! Вот это да! Первой не выдержала Олька, выпустив струю густого ароматного дыма, чуть не в лицо Насте, спросила:
– Ну и за чем дело стоит? Ты что до сих пор этого дедушку к рукам не прибрала? Там разрешены ранние браки. Жени его на себе! Тем более, что у него нет гарема! Погляди, какая ты красавица, а всем черножопым нравятся блондинки, к тому же волосы роскошные! – не давая Насте возмутиться, доверительно взяла за руку потными руками, – старый? Ну и что? Вот и мой старше меня на двадцать лет, а здохнет – все его денежки мои! Так и у тебя будет! А твой-то дед побогаче моего… Пока, пошла я, сикать хочется!
– Настенька, не обращай внимания, дура она! – заметив блеснувшие в глазах падчерицы слезы, ласково сказала Катерина, – разве можно так, грубо!.. Не плачь! Он что? Уже приставал к тебе? А ты не дала? И правильно! Пусть знает наших! Крепче любить будет! Но ты все равно, возвращайся к нему, он тебя ведь на время отпустил? А вообще ты, девочка моя, даже не понимаешь, как тебе подфартило, – Катерина обняла Настю за плечи, снизила голос до шепота, говорила прямо в пылающее ухо, обдавая девочку перегаром, тошнотворным духом оливье и еще какой-то гадости. – Я тебе зла не хочу! Этот, твой, Соломон, дед, богат? Богат! Вот и не крути носом, не строй из себя девочку-целочку! Такой шанс выпадает раз в жизни и то – одной на миллион! Тебе уже пятнадцать скоро! Кто тебе лучший в мужья? А Иван, Иван-то, батя твой драгоценный, наверное, тебя ему продал! Иначе, откуда деньги на завод! Мишка! Друг! Да где такие друзья водятся? Так, что подумай хорошо! Ты где спать ляжешь? Тут, на диванчике? Пошла я тоже, что-то водка в голову ударила, перебрала я нынче… – пошатываясь она поднялась и переступая порог добавила, – прости, по старой дружбе, разберись на кухне, посуды там…
Оцепеневшая от услышанного Настя так и просидела на диванчике до рассвета. Она не чувствовала ни укусов назойливых комаров, ни ночной прохлады. Не думала ни о чем, просто сидела, на балконе чужой ей квартиры, чужого ей города. Где-то в этих стенах, среди безвкусной и показной роскоши, в жарких постелях, потные, объевшиеся и обпившиеся, спали противные, чужие, грязные люди.
«О папочка, мне так жаль тебя! А Юрочка? Что из него вырастет в этом окружении, при таком воспитании?». Она прикрыла глаза и явственно увидела одинокую фигуру в нелепой хламиде, клетчатый платок, как крылья подбитой птицы трепещет на жарком южном ветру… А эти глаза – он почти плакал – столько тоски и грусти было в них. Вспомнила голос ровный и строгий: «Если захочешь – возвращайся, нет – я тебе вышлю все твои документы. Привет Ивану, я простил его. Прощай Анастасия». Решение пришло само собой, она достала мобильник, набрала номер.
– Дедушка! Я возвращаюсь, пришли за мной!
Вдруг она заметила, что в дверях стоит отец, небритый, в небрежно наброшенном халате с припухшими глазами.
– Настенька, ты что? Зачем так скоро?! – он был растерян. – Мы с тобой и не пообщались! А ты…
– Папуля! Мне нужно! Я не успела вчера тебе сказать, я только сюда и обратно, на денек вырвалась, мне заниматься, учиться…
– Настюша! Не ври! Тебе бабы что-то наговорили? Да я их сейчас… – покачнувшись, он попробовал вернуться в квартиру, но Настя его остановила.
– Нет, папа! Нет, не трогай их! Никто, ничего мне не говорил! Я сама, понимаешь, мне, мне нужно вернуться, как в сказке, помнишь? – и улыбнулась, легко и светло.
Такой она останется в его памяти на всю жизнь: улыбающаяся, в золотом ореоле растрепанной головки, на фоне восходящего солнца…
– Кстати, на кухне пусть твои женщины разберутся сами, я – гостья, и, если можно, пойду приму душ!
Оставшееся до отъезда время, Настя провела, в основном играя с братишкой. Остальные, опохмелившись за плотным завтраком, собрались на пляж, отъезд Насти их ни сколько не удивил, никто из них толком не помнил, что ей вчера наговорил, но многозначительные взгляды, которыми обменялись женщины, говорили, что кое-что они все же запомнили. Отец остался с Настей и сыном дома.
– Пап! Тебе с ними, наверное, трудно, ты ведь у меня всегда был такой умный!
Юрик сладко посапывал в кроватке.
– Пап, пап, ты любишь меня? Ну, так, как прежде? – дочь внимательно смотрела в глаза отцу. – Ответь, только честно, почему ты не приехал навестить меня? Сулейман, дедушка, тебя приглашал, он бы тебе оплатил дорогу, да и ты сейчас не плохо имеешь, мог бы и за свои… Пап?..
– Настенька! Как ты можешь сомневаться! Очень и очень скучаю по тебе, ну почему ты уезжаешь? Не уезжай! Я тебе в Москве оплачу обучение… Доченька! Родная моя! Оставайся! Не хочешь с нами жить – я тебе квартиру куплю! Не пустила к тебе Катька! За Сулеймановы стыдно было, а за свои… Катька все копит, копит… Баксы собирает, золота накупила! И зачем? Доченька!
Запищал телефон, Настя нажала кнопку:
– Да, я. Через пятнадцать минут? Хорошо, я выйду к подъезду! Вот и все пап… Не провожай, Юрика не бросай одного. Да, кстати, тот кинжальчик, понимаешь, это не игрушка! Он очень старинный и очень дорогой! Катерина где-то на кухне бросила его. Дедушка подарил настоящий детский кинжал моему братишке, как будущему мужчине, отважному, честному и храброму, это очень престижный подарок для мальчика, сохрани его, потом скажешь, что от меня и дедушки Сулеймана. Обязательно! Расскажи ему обо мне! Если сможешь, приезжай, буду звонить. Прощай, может быть еще увидимся… обязательно… – поправилась она, глотая рыдания, – увидимся!
Расцеловав плачущего отца, Анастасия выскочила из квартиры. Только в машине, везущей ее в аэропорт, она дала волю слезам.
Еще при посадке, в окно иллюминатора Настя увидела одинокую фигуру. Ей показалось, что он стоит на том же месте, где стоял, провожая ее. Быстро спустившись по трапу, Настя, раскинув руки, помчалась к нему, повисла на мускулистой шее, ненароком сдернув платок с его головы.
– О! Дедушка! Дедушка, дорогой мой, я так рада, что вернулась! Так рада! Как там моя Жасмин, Акбар? Карим, Али, Ибрагим, цветок, фонтаны, Бахтияр, мои книги, мой компьютер, все, все?! Я так соскучилась! Кажется, я не видела вас всех вечность! Я так рада, что вернулась, извини меня дедушка, – она подняла с земли платок и обруч. Осторожно, очень тщательно одела его вновь на его голову.
Сулейман, был, как всегда сдержан, малоразговорчив.
– Все хорошо, все нормально, – ведь ее не было всего-то три с половиной дня! – Но хорошо, что ты вернулась раньше – необходимо подготовиться и сдать экзамены в университет, хотя с твоими баллами может быть будет только собеседование с ректором. Или ты уже передумала учиться?
– О нет, нет, я очень, очень рада! Но так быстро! Я не успею… не успею…
– Все ты успеешь! Тем более вернулась раньше! Кстати, что у тебя случилось? Там, дома? Почему ты вернулась раньше? Тебя плохо приняли? Тебя обидел твой разлюбезный папочка? Мачеха, сестры? Ну! Я жду ответа, – голос Сулеймана был тихим и ровным, однако Настя уже знала цену этому голосу, его звук заставлял виновных стелиться по земле, зарываться ящерицей в песок, а невиновных, задуматься над серьезностью сказанного и беспрекословно исполнять приказания.
– Хорошо, я, я скажу, только, только останови машину!
Когда Сулейман остановился, Настя, всхлипывая, уткнулась ему в плечо.
– Прости, прости, дедушка! Просто, просто они… они… то есть мачеха, сестры стали, стали такими противными, жадными! Они, их учеба моя не волновала, они спрашивали, где подарки, и почему я так одета, но, но я одета нормально! И потом еще… – девочка умолкла.
– Говори, – приказал Сулейман, на лбу его залегла глубокая складка, глаза гневно сверкали.
– Дедушка, не сердись на них, они не со зла, они по глупости, мне так стыдно! Они, они говорили разные гадости о тебе… – скороговоркой выпалила Настя, закрыв пылающие щеки руками.
Сулейман молча тронул машину.
– Ну а отец как? Иван тоже…
– О нет, нет, дедушка! Прости, я обидела тебя, не нужно было мне об этом рассказывать, глупая я…
– Знаешь внученька, что я тебе скажу – это хорошо, что ты все рассказала мне. Тебе необходимо учиться жить в жестком мире, и если ты будешь лгать, то скоро запутаешься в обмане и не сможешь найти правильной дороги в реальном, не обманном мире. Твои родственницы меряют тебя и других по своей мерке и воспринимают человеческие отношения в меру своих умственных способностей, которые у них очень ограничены, поэтому будь умнее и выше их, а что касается одежды, он критически оглядел ее, – да, я, старый дурак, не сообразил! Робкая ты моя! Мы сейчас же заедем в самый дорогой магазин, и я куплю все, что только пожелаешь!
– Нет! Нет! Что ты! – закричала испуганная девочка, – я не пойду с тобой в магазин! Никогда! Я успею перешить одну из туник – будет прекрасный сарафан!
– Ну почему? Тебе, наверное, необходимо купить целую кучу всяких женских мелочей и платки, обувь и брюки! Моя жена умерла слишком давно, да и не интересовался я всеми этими штучками. Я думал, гардероб Фатимы тебе подойдет!
Настя в местном магазинчике приобрела себе светлые брючки, бирюзовую широкую блузку, несколько платков. С бельишком получился маленький конфуз – захотев приобрести себе бюстгальтер, она несколько раз ошибалась размером, пока продавец не указала ей нужный. Довольная обновками и поблагодарив дедушку, который удивился малочисленности покупок, Настя, наконец, оказалась «дома».
Трудный перелет, волнения сделали свое дело – девочка уснула еще до заката и даже не спустилась к ужину. На следующий день ее ждал серьезный разговор с Сулейманом.
– Завтра мы полетим в Каир в университет. Хорошо подумай, кем бы ты хотела быть, какие науки изучать? Я так понял, что свидание с родиной не отбило у тебя желания продолжить образование?
– Дедушка! Я… я… боюсь, – прошептала девушка, остановив Сулеймана в вестибюле величественного дворца, притихшего и отдыхающего в ожидании шумных толп студентов. Были летние каникулы. В тайных глубинах огромного многоэтажного здания, старинной постройки, шла тихая размеренная жизнь – жизнь Науки.