Хохоча, халогаи расступились в потешном ужасе. Фостий заковылял к лестнице. Ходить без поддержки он научился всего неделю назад, но это мастерство уже освоил, а вот лестница — дело другое.
   Фостий явно собирался просто шагнуть с первой ступеньки вниз и посмотреть, что получится. Крисп поймал его, прежде чем Фостий провел этот опыт. Чувствуя себя не столько спасенным, сколько обиженным, малыш завертелся у него в руках, вереща дурным голосом.
   — Неблагодарный ты, — укорил его Крисп, неся его вниз, к подножию лестницы. — Или ты бы предпочел разбить свою глупую головенку?
   Судя по всему, именно это и входило в планы Фостия. Оставаться у подножия лестницы он решительно отказывался и двинулся наверх ползком, потому что занести ногу на высокие ступеньки ему было пока не под силу. Крисп следовал за ним из опасения, что сложный подъем превратится в неожиданный спуск. Но Фостий добрался до дверей в целости и сохранности — после чего развернулся и попытался спрыгнуть вниз. Крисп поднял его снова.
   Появившаяся в дверях Дара захлопала в ладоши.
   — Весьма отважно, Крисп, — лукаво заметила она. — Ты спас от гибели наследника престола.
   Когда она вышла, халогаи низко поклонились императрице. Теперь даже самые свободные платья не могли скрыть увеличивающегося живота.
   Крисп покосился на Фостия.
   — Этот наследник не доживет до получения наследства, если за ним ежеминутно не приглядывать. — Он не успел закончить фразу, как заволновался, а не поймет ли Дара ее превратно; он достаточно долго прожил в городе Видессе, чтобы понимать — в списке любимых видов спорта горожан интриги стояли даже впереди скачек в Амфитеатре.
   Но Дара только улыбнулась.
   — Дети — они такие. — Она повернулась к солнцу и прикрыла глаза ладонью. — Когда зима, кажется, что тепло и свет никогда не придут. Я хочу стать ящерицей, лежать и греться на солнце. — Но через пару минут ее улыбка поблекла. — Я всегда мечтала, чтобы зима проходила поскорее. А теперь почти мечтаю, чтобы она тянулась вечно, — ведь ты скоро пойдешь в поход, так?
   — Ты же знаешь, — ответил Крисп. — К концу недели дороги просохнут, если только опять ливень не зарядит.
   — Знаю. — Дара кивнула. — Ты рассердишься, если я скажу, что боюсь?
   — Нет, — отозвался Крисп, поразмыслив. — Я тоже боюсь. — Он глянул на северо-восток. Он ничего не мог разглядеть через буйно-розовое цветение вишневой рощи, окружавшей императорские палаты, но знал — там его ждет Арваш. И это не укрепляло его духа.
   — Если бы ты мог остаться здесь, под защитой городских стен, — вздохнула Дара.
   Крисп вспомнил, с каким благоговением глядел на двойное кольцо городских укреплений, впервые завидев город Видесс. Даже Арвашу не разрушить их. Но потом он вспомнил другое: Девелтос, Имброс… и совет Трокунда встретиться с Арвашем в бою как можно дальше от города. Трокунд знал, о чем говорит.
   — Не думаю, что тут намного безопаснее, пока Арваш разгуливает на свободе, — произнес он.
   Помолчав чуть-чуть, Дара кивнула. Крисп знал, чего ей это стоило.
   Фостий завертелся у него в руках, и Крисп опустил его на землю.
   Халогай-стражник отцепил с пояса кинжал, вытащил клинок, а ножны с золотым узором отдал Фостию. Блеск металла привлек малыша; он взял ножны и потянул в рот.
   — Это медь и кожа, — предупредил Крисп. — Тебе не понравится.
   Фостий скорчил жуткую рожицу, вытащил ножны изо рта, потом начал жевать снова.
   — Вот более подобающие игрушки, — сказал вышедший Барсим, подкатывая к Фостию деревянный фургончик, в котором лежали две умело вырезанные лошадки. Лошадок Фостий выкинул, а фургончик взял и принялся обгладывать колесо.
   — Посадите его у реки, — посоветовал один из халогаев, — деревья будет точить бобрам на зависть.
   Все рассмеялись, кроме возмущенно фыркнувшего Барсима.
   Крисп смотрел, как Фостий играет на солнышке. Что-то побудило его нагнуться и погладить малыша по черным волосам. Глаза Дары изумленно расширились; Крисп редко ласкал ребенка. Но он твердо знал: даже если это не его сын, а потомок Анфима, пусть лучше он правит Видесской империей, чем Арваш Черный Плащ.

Глава 9

   Императорская армия походила на город на марше. Докуда хватало глаз, Крисп видел только коней, и шлемы, и копья, и обозные повозки. Заполняя дорогу и перехлестывая за ее края, армия двигалась на север. Но даже посреди такого количества вооруженных людей Крисп не чувствовал себя в полной безопасности. Он уже вел однажды армию на север и вернулся побежденным.
   — Каковы наши шансы, Трокунд? — обратился он в поисках утешения к чародею.
   Губы волшебника дрогнули; тот же вопрос Крисп уже задавал менее часа назад. И, как и в прошлый раз, Трокунд ответил:
   — Если б чародейство не путало нам карты, ваше величество, я мог бы уверенно открыть вам исход. Однако будущие заклятия туманят чародейский взор. Могу уверить вас, однако, что Арваш тоже начинает бой вслепую.
   Крисп втайне посомневался. Может быть, ясновидение и не могло помочь Арвашу, но он прожил впятеро-вшестеро дольше обычного человека. На каком опыте он может основываться, предугадывая ходы противника?
   — Хватит ли у нас чародеев, чтобы сдержать его?
   — В этом, ваше величество, я менее уверен, — ответил Трокунд. — Слава богу благому и премудрому, теперь мы имеем лучшее представление о том, как с ним справиться, благодаря изысканиям Гнатия.
   — Благодаря Гнатию, — повторил Крисп без особой радости. Теперь вместо патриарха, верного ему беспредельно, но готового ради буквы святых писаний зажечь в империи пожар гражданской войны, он снова получил патриарха, умеренного теологически, зато способного предать Криспа, стоит тому отвернуться — хотя можно и не отворачиваться. Он надеялся только, что обмен окажется к лучшему.
   — Когда я столкнулся с Арвашем в прошлом году, — продолжал Трокунд, — то принял его за шамана-варвара, могущественного вельми, но… Почему вы смеетесь, ваше величество?
   — Неважно, — выдавил Крисп сквозь хохот. — Продолжай.
   — Кхм. Да, как я сказал, Арваш Черный Плащ представлялся мне колдуном могучим, но неумелым. Теперь я понимаю, что дело обстоит совершенно иначе. Однако, получив, благодаря Гнатию, лучшее представление о том, какими методиками он пользуется, и имея рядом больше умелых товарищей, я надеюсь, что мы сумеем оборонить вас от его нападения.
   При армии теперь состояли лучшие чародеи коллегии. Если Трокунд лишь надеялся, что, вместе взятые, они сумеют лишь успешно обороняться от Арваша, это лучше слов говорило о могуществе черного колдуна.
   — А сможем ли мы в ответ ударить по северянам Арваша? — спросил Крисп.
   — Попытаемся, ваше величество, — ответил Трокунд. — С помощью бога благого мы отведем от себя чары, которые может обрушить на нас Арваш, но помимо этого обещать ничего не могу. Битва воспламеняет страсти людские, чары легче проскальзывают мимо цели, и их проще разрушить. Потому-то боевые чары так редко срабатывают.., кроме Арвашевых.
   Криспу очень хотелось, чтобы чародей не добавил последних слов.
   Быстрой рысью проехал мимо Ризульф.
   — Почему вы не со своим полком? — поинтересовался Крисп.
   Его тесть осадил коня и обернулся, ища, кто обратился к нему с такой фамильярностью. Когда он заметил Криспа, лицо его прояснилось.
   — Приветствую, ваше величество, — отозвался он, отдавая честь. — Я только передал гонцу записку для приятеля в городе и теперь возвращаюсь к своим. С вашего разрешения… — Дождавшись кивка, он дал коню шпор и двинулся вперед.
   Крисп проследил за ним взглядом. Ризульф не обернулся. Ехал он, точно на выезде, без единого лишнего движения.
   — Какой он ловкий, — пробормотал Крисп скорее себе, чем чародею. — Ловко ездит, ловко говорит, ловко красуется и ловко мыслит.
   — Но вам он не нравится. — Это не был вопрос.
   — Нет. Я хотел бы полюбить его. Мне следовало бы — он ведь отец Дары. Но при этакой ловкости — откуда мне знать, что он думает на самом деле? Петроний уже ошибся в нем и расплатился полной мерой.
   — По сравнению с Арвашем…
   — Все прочие заботы меркнут, знаю. Но я должен следить и за мелочами, чтобы они не успели подрасти. Интересно, кому он пишет? Знаешь, Трокунд, мне бы следовало отрастить глаз на затылке и не спать ни днем ни ночью. Тогда я мог бы спать спокойнее — нет, я же не спал бы ни днем, ни ночью… — Крисп запнулся. — Ну вот, сам себя запутал.
   — Ничего страшного, ваше величество, — улыбнулся Трокунд. — Современное чародейство все равно не может исполнить ваше желание, так что и волноваться не стоит.
   — Наверное. Вот насчет Ризульфа — стоит, и еще как. — Крисп оглянулся снова, но генерал уже исчез — ловко — в толпе кавалеристов.
   За день армия проходила не больше пешехода. На марше полки двигались быстро, но уйму времени пожирала разбивка лагеря вечером и сворачивание утром. К войскам, которые Крисп вел сначала против Петрония, а потом против Арваша в прошлом году, это относилось меньше. Чем больше армия, тем менее она поворотлива.
   — Так всегда бывает, — ответил Маммиан, когда Крисп пожаловался ему. — Утром мы не можем выступить, пока не собрались самые ленивые. Если бы мы позволили самым торопливым убежать вперед, армия растянулась бы на полсотни миль. А весь смысл большого войска в том, чтобы использовать его целиком.
   — Припасы, — проговорил Крисп, точно это была целая фраза.
   Маммиан хлопнул его по плечу:
   — Справимся, ваше величество. Если только не поползем улитками. Снабженцы знают, как быстро — или как медленно — мы движемся. И они умеют обеспечивать армии хлебом, могу вас заверить.
   Крисп позволил себя убедить. Видесская бюрократия сохранила империю во время разгульного правления Анфима, а в прошлом хранила и в еще худшие царствования. Автократоры приходили, правили и уходили; бесцветные и опытные служители, письмоводители и логофеты оставались вечно. Армейские снабженцы относились к той же породе.
   Крисп представил себе, что случилось бы, если б после смерти императора трон остался пуст. Вероятно, бюрократы продолжали бы управлять страной довольно умело.., пока не потребовалось бы подписать какой-нибудь важный указ. А тогда из-за одной подписи государство рухнуло бы с треском. Крисп усмехнулся, радуясь собственной нелепой выдумке.
   На следующий день армия проезжала мимо поля, на котором бандиты Арваша разбили армию Мавра. Братские могилы, выкопанные потом Крисповым войском, еще уродовали землю, но из грязи уже поднимались, как надежда, зеленые травинки.
   — Пусть же наша победа, как эта трава, вырастет из прошлых поражений, — указал Крисп.
   — Из ваших уст да Фосу бы в уши. — Трокунд очертил на груди солнечный круг и хитро покосился на Криспа:
   — Я не знал, что ваше величество — поэт.
   — Поэт? — Крисп фыркнул. — Я не поэт, я крестьянин — или был им. Над могилами вырастет высокая трава — это поле удобрили тела многих отважных солдат.
   Маг серьезно кивнул:
   — Это менее приятный образ, но, осмелюсь сказать, более точный.
   Лагерь разбили в трех-четырех милях от поля битвы — как надеялся Крисп, достаточно далеко, чтобы не навевать солдатам мрачных мыслей. Вечером Крисп по привычке набросал записку Яковизию, описывая продвижение армии за день, и, закончив, позвал гонца.
   Минутой спустя гонец уже подскакал к императорскому шатру.
   — Давайте и ваше письмо, ваше величество, и я отбываю в город, — сказал он, отдавая честь.
   Поза и тон гонца так ясно говорили «хватит-тратить-мое-время», что Крисп уверился, что имеет дело с урожденным горожанином.
   — И мое, значит? — переспросил он, улыбаясь. — И с чьим же в компании оно поедет?
   — С родным и семейным, ваше величество. Письмо вашего тестя лежит в той же сумке.
   — Да ну? — Крисп поднял бровь. Он знал, что так многозначительно, как Чихор-Вшнасп, он не сделает этого никогда, но получилось все равно неплохо. — И кому же пишет почтенный Ризульф?
   — Сейчас посмотрю и скажу. — Как любой обитатель города Видесса, гонец принимал как должное, что ему открыто не в пример больше прочих смертных. Он вытащил из кожаной почтовой сумки свиток, залитый таким количеством воска, что бедной семье его хватило бы на месячный запас свечей. Адрес пришлось искать под его наплывами.
   — Ну вот, ваше величество. Пресвятому патриарху Гнатию. Во всяком случае, если на этой неделе он патриарх. Вдруг вы его опять сделали монахом или жареной креветкой.
   — Жареной креветкой? Когда я с ним разделаюсь, он будет об этом мечтать. — Может быть, Ризульф пытался получить от Гнатия разъяснение какого-нибудь особенно заковыристого стиха Фосовых писаний. Но Крисп не поверил бы в это ни на минуту. Оба были закоренелыми интриганами. Единственным, против кого могли интриговать оба, был сам Крисп. Он подергал бороду и обернулся к стражнику-халогаю:
   — Вагн, Трокунда ко мне немедленно.
   — Чародея, твое величество? Сейчас приведу.
   Вскоре Вагн притащил ковыряющего пальцем в зубах волшебника.
   — Что случилось, ваше величество?
   — Этот парень, — Крисп показал на гонца, — несет письмо превосходного господина Ризульфа пресвятому патриарху Гнатию.
   — Ну да? — Трокунду не пришлось объяснять на пальцах. — И вас интересует содержимое письма?
   — Можно сказать и так. — Крисп протянул руку. Гонец не дремал. С изысканным поклоном он отдал письмо императору. Тот показал свиток Трокунду:
   — Как видишь, запечатано покрепче зимнего зернохранилища. Можешь ты открыть его и закрыть снова, не повредив печати?
   — Хмм. Вопрос интересный. Знаете, ваше величество, порой мелкие чары оказываются сложнее могущественных заклятий. Снять и вновь надеть восковые печати я, конечно, могу, но первый способ, который приходит на ум, разрушит содержимое письма — не тот результат, который нам нужен. Сейчас подумаю…
   Думал чародей несколько минут, и за этим процессом можно было наблюдать — лицо его помрачнело, потом прояснилось, он пробормотал: «Нет, не то» и вновь впал в меланхолию.
   Наконец Трокунд решительно кивнул.
   — Так это возможно? — уточнил Крисп.
   — Полагаю, да, ваше величество. Это несложные чары, но основываются они как на законе сродства, так и на законе подобия. Полагаю, уединение не помешает в их наложении?
   — Что? О да, конечно. — Крисп откинул полог шатра, пропуская Трокунда вперед.
   — Не найдется ли у вас пергамента? — спросил чародей. Крисп, посмеиваясь, указал на складной столик, на котором только что писал ответ Яковизию. Там еще валялись несколько кусков пергамента.
   — Превосходно, — кивнул Трокунд.
   Он выбрал кусочек, свернул в трубку примерно того же размера, что и письмо Ризульфа, сложил оба свитка вместе и вгляделся.
   — Я использую закон подобия в двух аспектах, — пояснил он. — С одной стороны, пергамент подобен пергаменту, с другой — оба куска одинаково свернуты. Теперь чуть-чуть клея, чтобы свиток держался, — лентой, как вы знаете, я не могу воспользоваться, она не ляжет в нужное место.
   Крисп понятия не имел, чем можно пользоваться, а чем нельзя, зато прекрасно помнил, что Трокунд во время работы любит давать пояснения. Чародей установил новый свиток на столе.
   — По закону сродства, единожды соприкоснувшись, предметы остаются связаны навечно. Потому… — Он поднял письмо и медленно провел им над пустым свитком, произнося заклинание.
   Внезапно печать исчезла с письма. Трокунд указал на новый свиток, носивший теперь весь воск до последнего пятнышка.
   — Удалось! — воскликнул Крисп.
   — Именно, — подтвердил Трокунд самодовольно. — Главным было удостовериться, что мой свиток не толще свернутого письма. Иначе воск мог потрескаться, пытаясь налезть на слишком широкий торец.
   Он продолжал объяснять что-то, но Крисп не слушал. Император протянул руку, и Трокунд отдал письмо. Крисп стянул ленточку, развернул пергамент и прочел:
   — «От Ризульфа пресвятому вселенскому патриарху Гнатию привет. Как я указывал в последнем письме, мне кажется очевидным, что Видессу было бы лучше находиться под управлением человека благородной крови, а не выскочки, пусть весьма энергичного… „ — Он прервался. — Что он хочет сказать — «выскочка“?
   — Человек, который сам пришел из деревни, вместо того чтобы позволить это сделать своему прапрадедушке, — пояснил Трокунд.
   — А… — Крисп продолжил:
   — «Без сомнения, вы, пресвятой отец, как потомок благороднейшего рода, не сочтете за труд изложить народу сей тезис, если в том появится нужда. А в условиях начатой Криспом опасной кампании этот момент может наступить в любое время». — Он снова замолк.
   — Пока ничего противозаконного, — заметил Трокунд. — Может быть, он беспокоится насчет судьбы империи, если вы погибнете в бою.
   — Да, но следующими пятью словами он обрекает себя на вечный лед, — ответил Крисп. — Вот: «Приход его можно даже ускорить».
   — Да, это измена, — бесстрастно констатировал Трокунд. — Что вы станете делать?
   Крисп размышлял над этим с той минуты, как услышал, что Ризульф переписывается с Гнатием.
   — Во-первых, запечатай письмо наново, — распорядился он, возвращая пергамент Трокунду.
   — Конечно, ваше величество. — Трокунд свернул письмо, снова завязал ленточкой, сделал короткий жест левой рукой и прошептал что-то. Ленточка чуть сдвинулась. — Я вернул ее в прежнее положение, ваше величество, — пояснил он, — чтобы воск лег на нее ровно.
   Не ожидая кивка императора, чародей поставил свиток на торец. Ленточка не шевельнулась; видимо, чары удерживали ее на месте. Трокунд завел распевное заклинание, то же самое, каким снял печать с письма, но теперь его пальцы в пассах больше двигались вниз, чем к потолку.
   И снова Крисп не уловил момента перемещения. В одно мгновение печать находилась на пустом свитке, а в следующее уже скрепляла письмо Ризульфа. Трокунд с поклоном вернул письмо императору.
   — Спасибо. — Крисп вышел наружу. Гонец ждал, не выказывая нетерпения: вряд ли чародейство отняло много времени. Крисп отдал письмо ему.
   — Все в порядке, — сказал он. — Передай письмо патриарху. Он, без сомнения, будет рад получить его.
   Гонец отдал честь.
   — Как скажете, ваше величество. — Он щелкнул языком, дал коню шпор и ускакал во тьму.
   Крисп повернулся к Вагну:
   — Подберешь мне с полдюжины твоих соотечественников? Тех, кто может ходить неслышно и держать язык за зубами?
   — Я приведу, твое величество, — не раздумывая, ответил Вагн.
   Трокунд с любопытством глянул на Криспа, но император не стал объяснять. Через пару минут Вагн привел еще шестерых могучих светловолосых северян. Несмотря на сложение, двигались они с кошачьей легкостью.
   — Заходите, отважные воины, — Крисп распахнул вход в шатер. — У меня есть для вас задание…
 
   * * *
 
   Вставал Крисп всегда с рассветом. «Может быть, если бы из деревни пришел мой дедушка, я мог бы спать до полудня», — подумал он, слезая с лежанки и прислушиваясь, как оживает лагерь.
   Он как раз застегивал перевязь меча, когда сквозь суматошный утренний шум болтовни, железный звон и бульканье котлов прорвались тревожные крики. Он высунулся наружу, с наслаждением втягивая прохладный утренний воздух, — скоро наступит дневная духота.
   — В чем дело? — спросил он стоящего на страже Нарвикку.
   — Твое величество, кажется, благородный Ризульф пропал, — ответил халогай.
   — Исчез? Что значит — исчез?
   — В шатре его нет, твое величество, и в лагере тоже, — терпеливо объяснил Нарвикка.
   — Какая ужасная новость! Что могло с ним случиться?
   Нарвикка только пожал плечами, музыкально позвенев кольчугой. Крисп поспешил к шатру Ризульфа. Бежать было недалеко. Вокруг шатра бурлила толпа офицеров и солдат.
   — Что случилось, превосходный Богорад? — осведомился Крисп, подходя к заместителю Ризульфа.
   — Ваше величество! — Богорад отдал честь. То был невысокий толстячок, больше похожий на портного, чем на солдата. Сколько было известно Криспу, он входил в число трех лучших фехтовальщиков в императорской армии. Это, однако, не мешало ему теперь заламывать ручки. — Отца вашей супруги, госпожи императрицы, украли — хитростью или черным чародейством, мне неизвестно.
   — Неужели чары Арваша заплели и наш лагерь? Оборони нас Фос! — Крисп очертил над сердцем солнечный круг.
   Богорад последовал его примеру.
   — Надеюсь, что нет, ваше величество. Я склоняюсь к этому ответу, поскольку часового, стоявшего на посту в шатра генерала, нашли утром без сознания. Чародейство могло уничтожить генерала, но разве пришлось бы ему оглушать охранника? Больше смахивает на людских рук дело.
   — Рассуждаете вы как священник, толкующий стих из святых писаний Фоса, — заметил Крисп, отчего по лицу Богорада расползлась широкая улыбка. — Проводите меня к часовому.
   Богорад проталкивался впереди императора через толпу, но даже окриков офицера недостаточно было, чтобы расчистить дорогу. Солдаты расступились, только когда Крисп повысил голос.
   — Ваше величество, — заявил Богорад, — это замыкающий Ногето, последним заступивший на пост у шатра почтенного Ризульфа.
   Ногето судорожно застыл по стойке «смирно».
   — Расскажи, что случилось этой ночью, рядовой, — потребовал Крисп.
   — Ваше величество, прощения прошу, но меня все утро об этом спрашивают, а лед меня побери, если я знаю! Вот я стою, вроде как ни о чем особенном не думаю, как это бывает, когда не ждешь опасности — тут оно и случилось, потому как я уже лежу и меня сменщик расталкивает, а его превосходительства генерала нету.
   — Оглушили тебя, что ли?
   — Нет, ваше величество. — Ногето энергично помотал головой. — Это со мной бывало, это я узнаю. Я бы тогда думал, что сдохну сейчас, а так я вроде бы лег задремать, а поутру проснулся. Только не спал я. Богом благим клянусь. — Глаза часового расширились от страха. Заснувший на посту часовой сразу оказывался на плахе.
   — Он всегда был добрым солдатом, ваше величество, — добавил Богорад. — Иначе его не поставили бы охранять генеральский шатер.
   — И есть ли у меня причина полагать, что ты не просто заснул стоя, пока.., э-э.., ни о чем особенном не думал? — строго осведомился Крисп.
   — Ваше величество, — ответил Ногето, — не знаю, насколько это важно, но прежде чем я… — Он замялся. — Прежде чем оно случилось, ну.., не знаю.., у меня по лицу вроде как паутинка прошлась. Я вроде руку поднял, отвести ее, и тут.., не знаю…
   Крисп покосился на Богорада.
   — Он не с листа врет, ваше величество, — сказал тот. — До вас он то же рассказывал.
   — Позволишь ли чародею тебя допросить? — спросил Крисп у Ногето. Часовой уверенно кивнул.
   — Отведите его к Трокунду, — приказал Крисп. — Если он не врет… — он сморщился и поджал губы, —… придется думать о чем-то другом.
   — Слушаюсь, ваше величество. Кто мог совершить такое злодейское деяние?
   — Возможно, Ногето сумеет сказать нам, когда над ним поработает Трокунд, — ответил Крисп. — Пока же будем справляться. Превосходный Богорад, способны ли вы будете вести полк, покуда не объявится Ризульф?
   — Я, ваше величество? Вы слишком щедры, — начал было Богорад, но, видно, сообразил, что излишек самоуничижения ему только повредит, и сменил тон:
   — Но если вы полагаете, что я справлюсь, то принимаю эту честь.
   — Я уверен, что вы будете отважным командиром, превосходный Богорад. Отлично; хотя бы с этим ясно. — Крисп развернулся и бросил через плечо, как бы невзначай:
   — Богорад, вы знаете, мой тесть помогал мне с одним очень щекотливым делом в городе. Теперь, когда он исчез, мне придется заняться им самому. Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы все его письма попадали сразу ко мне, невскрытыми.
   — Будет сделано, ваше величество, — обещал Богорад. Он развернулся на каблуках и упер руки в бедра, свирепо глядя на кучку солдат, все еще толкавшуюся близ Ризульфова шатра. — Эй вы, черепахи! — взревел он. — Нам еще скакать и скакать сегодня, с почтенным Ризульфом или без него. Так что шевелитесь!
   Солдаты торопливо разошлись. Крисп мысленно кивнул. Ризульф был превосходным солдатом, но и при новом командире его полк не пострадает.
   Армия выступила парой минут позже, чем могла бы, но не настолько поздно, чтобы взволновать опытных унтер-офицеров, отвечавших за порядок в своих подразделениях. Крисп на своем Прогрессе разъезжал вдоль колонны. Как и следовало ожидать, вся армия гудела слухами о пропаже Ризульфа. Одни полагали, что Богорад избавился от своего командира, другие винили колдовство, а третьи, как и следовало ожидать, — пороки.
   — Вернется через пару дней, сонный и с расстегнутыми штанами, — предположил какой-то солдат.
   — Да ну тебя, Дерталл, ты же себя на его место ставишь, — ответил его сосед.
   — На его месте я бы штаны вообще снял, — заметил Дерталл, и с полдюжины глоток отозвались грубым смехом.
   Миля тянулась за милей. За полдень Криспу сообщили, что Ногето говорил правду.
   — Его, беднягу, опоили как-то, — заметил чародей.
   — Как странно, — безмятежно ответил Крисп. — Ну что ж, пусть возвращается в строй.
   Впереди имперской армии скакали разведчики, а с ними — чародеи, и не подмастерья, как в первом походе Криспа, а мастера Чародейской коллегии. Если они не засекут ловушку, этого не сделает никто. А если этого никто не сделает, беспокойно подумал Крисп, армия попадет в капкан. И кто тогда станет защищать город Видесс, жену, наследника и нерожденного сына самого Криспа? Никто, и ему прекрасно было об этом известно.