В отличие от них у Бойда цель имелась. Спутник исчез бесследно, да и времени для поисков не оставалось. Загнав пару лошадей, купец проделал обратный путь к побережью вдвое быстрее, даже слухи о начавшейся эпидемии не поспели за ним. Пока весь лагерь в смятении обсуждал тревожные известия, руководящая роль как-то сама собой перешла к Вакамо Кане. По первому же его приказу Бойда посадили в крохотную отдаленную землянку, запретив высовываться под любым предлогом. Воду и пищу спускали через дыру в потолке. В ответ на негодующие вопли торговца хардай только ворчал под нос:
   — Потерпит. Если за неделю не заболеет, я лично пойду извиняться. Но проберись зараза в лагерь… здесь не уцелеет никто.
   Приняли все возможные меры предосторожности. В окрестностях еще текла безмятежная жизнь, а въезды в лагерь забаррикадировали и круглосуточно охраняли, вылазки наружу также были строжайше запрещены. Иигуир и Кане ежедневно осматривали каждого поселенца и при малейшем недомогании изолировали в отдельные шалашики. Колония непрерывно мылась, чистилась, кипятилась, выжаривалась на солнце. Через несколько дней уяснили, что Бойд, к счастью, не привез бедствие с собой. Зато вокруг лагеря опускалась мгла эпидемии, и главной заботой стало защититься от хвори извне.
   Потянулись долгие, тяжелые недели добровольного затворничества. Лишившись закупок провизии, поселенцы вскоре оказались на грани голода. Скот, оставшийся без пастбищ, вынуждены были пустить под нож. Только огород да рыба позволяли сводить концы с концами. Когда же косяки пропадали неизвестно куда, сидели на сухарях и воде.
   — Дьяволово семя! Не знал, что возможно голодать, имея под кроватью сундук золота! — вяло бранился осунувшийся Бойд.
   Тем временем вокруг разливалась беда. Под неумолчный звон колоколов новые и новые ряды могил вырастали у каждого города или села, вымирали целые кварталы, запах гари и смерти повис над страной. Толпы обездоленных в безумном страхе носились по ней, лишь раздувая пламя мора. Несколько раз подобные оборванцы пытались подойти к лагерю беженцев, взрослые самодельными пиками отталкивали их от пограничных баррикад. Одного человека высматривали гердонезцы в этой убогой, жалобно скулящей толпе, но он так и не появился.
   — У хардаев Диадона существовал старинный обычай, — объяснил как-то мастер Очата. — Если воин чувствует, что заразился опасной болезнью, то отправляется в безлюдные места, чаще в горы, не желая допустить распространения бедствия среди близких. Там он или перебарывает недуг сам… или умирает…
   — Он отказывается от чьей-либо помощи? — с сомнением спросил тогда Дайсар.
   — В некоторых случаях нет пользы от посторонней помощи, — прозвучал ответ. — А нас всегда было чересчур мало, чтобы рисковать жизнями остальных.
   Чума отступила от Валесты через три с лишним месяца, к холодам. Отзвуки чудовищного несчастья и на второй год доносились из отдаленных земель, а люди по всей Поднебесной долго приходили в себя после испытанного ужаса. Едва схлынула опасность, поселенцы снарядили поочередно две экспедиции в окрестности Риньеда, однако никаких следов мастера Иригучи так и не отыскали…
 
   Невероятно, но опять к этой истории Шагалан вернулся спустя годы. Тогда, в тревожной суете, ему просто некогда оказалось думать горькие думы о любимом учителе, да и робкая надежда на чудо не уставала теплиться в сердце. И вот прошлой осенью, обживаясь под видом купеческого сына в торговых рядах Амиарты, юноша услышал от одного менялы загадочный рассказ.
   Дело в том, что в тот раз мор черной волной прокатился с юго-запада на северо-восток Архипелага, и обильную дань горем со смертью заплатила ему каждая страна. За исключением только новоявленной державы мелонгов. Спаянная железной дисциплиной Империя сразу нашла единственно верный способ защититься: она замкнулась в себе. Все границы закрыли, приплывавшие корабли, угрожая обстрелом, разворачивали обратно, некие подозрительные суда из числа прибывших ранее якобы даже сожгли вместе с командами прямо в гаванях. Подобные безжалостные меры какое-то время позволяли варварам отстраненно созерцать несчастия соседей. Болезнь настигла их месяцем позже, внезапно, мощно, поразив самое сердце — Мелонгез. За пару недель высокомерные захватчики потеряли едва ли не больше людей, чем за все свои громкие походы. Такой невиданный взрыв в благополучной до того стране озадачил многих. Некоторые искренне верили в кару, ниспосланную наконец-то высшими силами. Меняла же божился, что, пускай и через десятые руки, добыл разгадку этой тайны. По его словам, незадолго до вспышки болезни после ночного шторма мелонги обнаружили на скалистом берегу разбитое утлое суденышко, выброшенное морем. Ни команды, ни какого-либо груза. На всякий случай останки корабля сожгли, а спустя считанные дни в окрестных поселениях воцарилась чума. Редкие же уцелевшие из тех мест исступленно твердили о нашествии необычных черных крыс. Наклонившись, рассказчик хрипло дышал юноше в ухо перегаром:
   — Потом мелонги действительно находили дохлых тварей. Осмотрели, а крысы-то… южной породы, может, даже валестийские! И думаю я, не сыскались ли сумасшедшие, которые на верную смерть пошли, но проскочили мимо вражьих кордонов и завезли-таки белокурым нашу заразу. Смекаешь, парень? И ведь ежели б не та болезнь, где бы нынче развевались знамена варваров?…
   Меняла слыл отъявленным болтуном и плутом, к тому же изрядно выпил, однако что-то в его рассказе зацепило Шагалана. Безумно и нереально, но юноше вдруг остро захотелось, чтобы человеком, на несколько лет задержавшим развитие Империи, оказался именно его старый мудрый учитель… Впрочем, подлинных следов Мацуи Иригучи они и тогда не выявили…
 
   Шагалан, не заботясь о цели, медленно брел по лесу: машинально раздвигал руками ветви, перелезал через упавшие стволы. Ненадолго очнулся, лишь почувствовав под ногами холодную воду: он стоял посередине едва различимого лесного ручья. Юноша вышел на берег и улегся прямо на землю, закинув руки за голову. Лохматые папоротники сомкнулись над ним, заслоняя и без того стиснутый кронами деревьев лоскуток неба…
 
   Третье несчастье началось с крика. Тот истошный, полный непередаваемого ужаса вопль, срывающийся в хрип, вот уже который год звучит в ушах Шагалана. Он сидел тогда в Зале Собраний на очередном занятии Иигуира. Крик полоснул по размеренному течению лекции и на мгновение ошеломил всех. Затем, с грохотом вскочив, ребята метнулись к дверям. Образовалась неизбежная толчея. Краем глаза Шагалан заметил, как мастер Кане, укромно расположившийся на отшибе, вместо участия в общей давке легко выпрыгнул в окно. Юноша ринулся за ним, сзади запыхтели самые сообразительные из друзей. Бегом обогнули здание Зала.
   Никаких сомнений: что-то творилось на краю огородных полей. Несколько фигур ожесточенно и молча дрались, множество других неподвижно лежали на земле. А совсем рядом, шагах в десяти, шевелился в траве маленький серый комочек. И здоровенный мужчина в латах и с мечом несся от него по направлению к дерущимся. Одного взгляда было достаточно, чтобы узнать эти латы, наборную чешую мелонгов со знаменитыми лисьими хвостами на плечах! Группа устремилась вперед. Шагалан, чуть задержавшись у серого комочка, тронул его рукой и отшатнулся. Малыш Лерт, брат Ринары, неугомонный девятилетний проказник и любимец лагеря. Сейчас на лице мальчика застыла гримаса боли, глаза быстро стекленели, тело стянулось калачиком, пытаясь прикрыть живот, где расплывалось темное пятно. Юноша понял, кому принадлежал крик, ощутил весь кошмар ребенка, не добежавшего считанных шагов до спасения.
   Тем временем ребята во главе с Кане уже настигали убийцу. Почувствовав топот за спиной, мелонг наконец оглянулся: на него неслась целая толпа, и убежать он явно не успевал. Да и не счел нужным. Развернулся, с гортанным рыком махнул мечом. Мастер, которому предназначался удар, не снижая скорости, нырнул под руку, лезвие только рассекло воздух. Ладонь хардая змеей скользнула на лицо негодяю. Небольшой, точный нажим, и огромная туша, теряя равновесие, завалилась на спину. Прежде чем позволить ему упасть, Кане сильно дернул, скручивая, косматую голову — хруст, и туша сразу обмякла.
   Расправившись с одним врагом, группа бросилась дальше. Бой на краю огорода близился к финалу. Из поселенцев на ногах там было двое: Керман и Аусон, один с мечом, явно трофейным, другой с мотыгой. Варваров четверо. Все как на подбор высокие, мощные, закованные в броню и вооруженные до зубов, они тем не менее с трудом отбивались от юных противников, едва доросших им до плеча. Окончательный перелом наступил, когда мелонги заметили мчащихся к ним. Стоило заколебаться и подумать об отходе, как еще двое повалились наземь. Теперь уж последние решили спасаться бегством, однако изнуренные, перемазанные грязью и кровью юноши не собирались так легко прощать пришельцев. В отчаянном прыжке маленький Аусон дотянулся до врага мотыгой и перебил ему шею. Керман же, понурившись и тяжело дыша, лишь наблюдал за несущимся к лесу мелонгом. Понимая, что упускать неприятеля никак нельзя, Шагалан с товарищами уже рванулись следом, когда Керман сделал широкий плавный замах и кинул свое оружие. Меч совсем не годился для метания, враг, защищенный броней, успел удрать довольно далеко, парень казался крайне измотанным, да и ранее никогда не блистал в метании особым мастерством, — короче, шансы на удачу были ничтожны. Сообразив это, Шагалан не замедлил бега, но тут варвар рухнул, проскользив по траве. Лезвие вошло аккурат между пластинами панциря у правой лопатки. Все остановились, переводя дух и приходя в себя после внезапных событий.
   — Хороший бросок, брат. — Шагалан придержал пошатнувшегося Кермана. — Пожалуй, лучший из всех, что я видел.
   Тот лишь махнул рукой и опустился на землю. Со стороны хижин подбежал мастер Очата с десятком ребят, вооруженных чем попало. Кане обозрел поле боя, затем поднял валявшийся мелонгийский кинжал и коротко распорядился:
   — Акару, собирай лагерь, осмотри раненых. Я выясню, откуда они взялись и остался ли кто еще.
   Очата деловито кивнул, зато вмешался Шагалан:
   — Я с вами, учитель!
   — Мы с вами, — уточнил Дайсар.
   Хардай внимательно поглядел на обоих и неожиданно легко согласился.
   Нырнув в заросли боярышника, медленно двинулись к берегу. Первым шел Кане, неотступно следовавшие за ним юноши в основном полагались на мастерство учителя — их уроки разведчика были впереди. У кромки леса хардай умерил свой кошачий ход: дальше на сотню шагов простиралась открытая полоса песка, усеянная редкими островками травы и камней. Ребята отлично знали это место, часто проводили здесь тренировки, но теперь все казалось абсолютно чужим. Слева виднелось небольшое судно, уткнувшееся носом в песок. Парус спущен, весла убраны, рядом не заметно ни души.
   — Если это весь их флот, — негромко промолвил через плечо Кане, — то приплыло максимум тридцать человек. Пройдем краем леса, осмотримся.
   Невесомыми тенями они заскользили между деревьями и вскоре очутились напротив корабля. Отсюда наконец обнаружилась и охрана — двое бородатых мужчин, отложив пики, развалились в тени борта. Несколько минут поселенцы внимательно изучали их и корабль, однако картина оставалась безмятежной.
   — Что скажете? — ни с того ни с сего спросил Кане.
   — Не похожи на мелонгов, — зашептал сзади Шагалан. — Без лат, и вообще как деревенщина.
   — Толково, — согласился хардай. — Ну что, ребята, попробуем их захватить? — Юноши единодушно закивали. — Только держите уши востро. И готовьтесь сами рвануть назад в случае серьезной опасности. Без лишних подвигов, договорились?
   Обогнув корабль, они бесшумно достигли противоположного к стражникам борта. Даже сквозь шелест прибоя пробивался храп одного из них, признаков других людей не наблюдалось. Подкравшись к форштевню, Кане покосился на спутников и первым кинулся в атаку. Ближайший из чужаков не спал, но был совершенно ошарашен нападением. Все, что он успел сделать, прежде чем получил сокрушительный удар в лицо, — чуть приподняться на локте. Второй стражник проснулся уже с кинжалом у горла. Умиротворенное сопение круто перетекло в сдавленный хрип, выпучившиеся глаза налились кровью.
   — Разве можно постовому дрыхнуть, приятель? — почти ласково произнес Кане по-гердонезски. — Сколько человек на борту?
   Стражник перевел взгляд с лезвия на хардая и тотчас опустил глаза:
   — Один лоцман.
   — Сколько воинов всего приплыло?
   Здесь пленный промедлил, зажевал губами, но скорее потому, что находился не в ладах со счетом, а не силясь чего-то утаить.
   — Пятнадцать… или шестнадцать.
   — Отправились общей толпой?
   — Да, все вместе.
   Хардай обернулся и снова внимательно посмотрел на юношей:
   — Я постерегу его, а вы, друзья, осторожно обследуете корабль. Кого найдете — волоките сюда. Если бедняга дерзнул наврать — отступайте.
   Шагалан, засунув за пояс трофейный меч, первым подтянулся на руках. Действительно никого не было, только под навесом на корме что-то шевелилось. Ребята перелезли через борт и, стараясь не шуметь, пробрались туда. За пологом возились, увлеченно гремели металлом. Дайсар, с минуту прислушивавшийся к невнятному шуму, показал Шагалану один палец, тот, пожав плечами, резко откинул полог. Они готовились к смертельному бою, однако не получилось: внутри был маленький, тщедушный человечек, ошеломленный и напуганный их вторжением. Вместо оружия в руках он держал медное блюдо. Поняв, что сопротивления не будет, Шагалан опустил клинок:
   — Бросай миску и топай с нами. Если жить хочешь.
   — Конечно, господа, конечно. — Лоцман кое-как обрел дар речи. — Поверьте, я мирный человек, у меня семья, дети. Мне велели провести корабль к этим берегам. Разве мог я возражать? Не отрицаю, обещали заплатить. Но надо же чем-то кормить семью? И я только управлял кораблем, на мне нет крови, поверьте…
   Не особо внимая жалобным стенаниям, друзья проводили его к учителю. Троих усаженных в рядок пленников мастер Кане оглядел весьма добродушно, что, впрочем, отнюдь тех не успокоило.
   — Гердонезцы? — начал хардай.
   В ответ угрюмо закивали.
   — А работаете на мелонгов. За деньги?
   Очередное неохотное кивание.
   — Ваши хозяева, братцы, напали на нас. Как подобает поступить с вами, их пособниками? Догадываетесь?
   Тщедушный лоцман не выдержал, вновь залопотав свою скороговорку. Хардай остановил его жестом:
   — Отвечаем быстро и четко на мои вопросы. Сделавший это шустрее сбережет жизнь. Итак, цели высадки?
   — Наш отряд чистит уже не первый лагерь беженцев с Гердонеза, сир. — Лоцман и один из сторожей затараторили наперебой. Другой охранник продолжал мрачно дуться. — Неужто не слыхали? Вроде бы мелонги считают, что в поселениях готовят ратников для нападения… простите, сир, освобождения страны. За последний месяц преданы огню четыре лагеря, загублена куча народу, однако мы…
   — Много таких карательных отрядов?
   — Нам известно только о нашем, сир. Кажется, в него отбирали лучших воинов гарнизона.
   — Их не смущает… не смущало, что здесь территория чужого государства?
   При этой оговорке пленники испуганно переглянулись.
   — Мелонги к подобным вещам относятся легко, сир. Хотя операция все равно засекречена.
   — Господин молчун не желает ничего добавить от себя?
   Хмурившийся стражник дернулся, точно обожженный плетью, заозирался, потом пробурчал:
   — Гонсет мечтает очистить побережье Валесты от гнезд бунтарей. Но и нарушать мирное соглашение с валестийцами ему не с руки. Отсюда секретность. Лагерь спалили, а кто, зачем — неведомо.
   — Несложно догадаться.
   — Валесте тоже скандал не нужен. Мы не поднимаем шума, они закрывают на случившееся глаза.
   — Интересно, откуда такие сведения? — усмехнулся хардай.
   Стражник вздохнул:
   — Не первый год у них служу, капельку понимаю, чего лопочут. Слово там, слово тут, только сообразить.
   — Сообразительный… Ладно, друзья, ведите гостей в лагерь. Думаю, вряд ли их хозяева, если и выжили, будут столь же откровенны, но разбираться предстоит со всеми вкупе.
   На месте недавнего боя толпились, возбужденно переговариваясь, обитатели колонии. Многие успели вооружиться — главным образом, имелись длинные палки, хотя в умелых руках и они грозная сила. Поле боя уже осмотрели: бездыханные тела, освобожденные от лат, свалили кучей в одной стороне, несколько шевелившихся — под охраной — в другой. Пленников с берега без церемоний пихнули к уцелевшим.
   Не сразу Шагалан осознал, что народ концентрируется вокруг чего-то. С мастером Кане они протолклись в самую сердцевину. На земле четыре человека. Одного Шагалан видел — маленькое застывшее тельце Лерта выпрямили, и оно не так отчаянно отражало ужас последних секунд. Рядом лежали его товарищи: Вайнор, Испос и Круглик. Какой-то час назад они балагурили, смеялись, здоровые и веселые, а сейчас их располосовывали страшные рубленые раны, заволоченные темной смолой спекающейся крови.
   Когда около погибших возник мастер Кане, все замолчали, ожидая его реакции, лишь несчастная Марика по-прежнему стенала над сыном. Хардай обвел взором окружающих.
   — Это были славные воины, — прозвучал негромкий голос. — И сделали то, что следовало сделать. Даст Бог, у каждого из нас получится так же.
   И точно камертон настроил души ребят. Горька смерть друзей, только звала она не к отчаянию, а к еще большей твердости на избранном пути.
   Откуда-то сбоку подошел мастер Очата.
   — Керман и Аусон легко ранены, — он протянул Кане меч, настоящий, едва изогнутый меч хардаев, — Бакораш совсем плох. Мессир Иигуир считает, шансы слабые.
   Кане кивнул в ответ, и Очата продолжил:
   — Явились шестнадцать. Вероятно, первым с ними столкнулся у кустов малыш Лерт, побежал к лагерю, те устремились за ним. На огороде работали Круглик, Вайнор, Аусон и Бакораш. Сразу завязался бой. Со скотного двора подоспели Керман и Испос. Но эти мелонги — опытные бестии: несмотря на жаркую схватку, один все же бросился за перепуганным Лертом, не дав ему поднять тревогу…
   — Что у врага?
   — В живых семеро. Кроме того, двое при смерти, скоро отойдут. Трое тяжело…
   — Отдайте их мне, господа! — рявкнули рядом хрипло, с надрывом.
   Беронбос. Взлохмаченные волосы, растрепанная борода, совершенно безумные глаза. Он буквально шатался от горя.
   — Отдайте! Они ответят за моего мальчика!
   Очата осторожно отвел качавшийся в руках безутешного отца топор:
   — Успокойтесь, прошу вас, господин Беронбос. Переживания не помогут никому: ни вам, ни Лерту, ни общему делу. Убийца вашего сына мертв, участь же прочих, обещаю, будет скорбной… Держите себя в руках, сударь!
   Топор еще пару раз качнулся, потом беспомощно упал. Беронбос, опустившись на землю, обхватил голову мозолистыми ладонями.
   — Мой мальчик, мой малыш… За что?… Он даже не был воином… — доносилось сквозь завывания и слезы.
   Мастер Кане вполголоса обратился к Очате:
   — Попробуй хоть немного успокоить родителей, остальные ребята уже в состоянии правильно вынести удар. Я пойду разберусь с мелонгами.
   Пленники, сидевшие плотной группой, напряженно следили за приближавшимися людьми, чьи лица не сулили ничего хорошего. Шагалан отметил: захваченные варвары, не в пример бестолковым охранникам корабля, оказались крепко сбитыми, матерыми бойцами. Несколько растерянные от внезапного поворота событий, они все равно старались держаться твердо, а то и вызывающе.
   Кане остановился рядом, медленно оглядел каждого, позволяя напряжению вырасти до крайности.
   — Дела наши, господа, просты до чрезвычайности, — наконец произнес он. — Вы напали, ожидая легкой победы, а мальчишки вшестером уничтожили ваш отборный отряд. Признайтесь, мы не бесплодно провели здесь столько лет?
   Сначала было неясно, понимают ли мелонги гердонезскую речь, но тут один из них, не вытерпев, буркнул со злостью:
   — Маленькие дьяволы!
   Кане удовлетворенно кивнул:
   — Именно. Теперь возникает вопрос, как поступить с вами. По всем канонам вас надлежит повесить, — пленники замерли, — однако это процедура хлопотная и грязная. Если же освободить, никто не поручится, что вы не объявитесь у нас через неделю с целой армией, верно? Поэтому предлагаю лишь такой выбор: либо вы наравне с тяжелоранеными умираете сейчас же на месте, либо вас пошлют на юг Валесты в рудники. Перспектива пожизненной каторги, согласен, не из приятных, но это сохранит ваши шкуры. Плата за жизнь одна — правдивые ответы на мои вопросы. Начали, отвечаем быстро и четко. Цели экспедиции?
   Загорелый бородатый верзила, к которому обращался Кане, затравленно глянул исподлобья и огрызнулся на своем наречии. «Тум!» — молниеносный взмах, хардай опустил рукоять кинжала на темечко врагу. Тот рухнул беззвучным мешком.
   — Напоминаю свой вопрос… — Кане повернулся к следующему мелонгу: — Цели экспедиции?
   Второй оказался еще смелее и в запальчивости прохрипел с сильным акцентом:
   — Лучше смерть, чем рабство у таких жалких тварей!
   — Никаких препятствий. — Хардай не менее молниеносно покончил и с ним.
   Оставшиеся два варвара сломались — медленно, точно стыдясь собственной слабости, заговорили. По сути, они лишь подтвердили услышанное на берегу. Видимо, в каких-то лагерях гердонезских беженцев тоже готовили юношей для вооруженной борьбы с захватчиками. Пронюхав о том, Гонсет и организовал тайный карательный отряд. Набранный из лучших воинов гарнизона, он играючи, без потерь прошелся вдоль побережья, сметая все подряд. Об особенностях очередной жертвы никто до сих пор не догадывался, глаза мелонгов доказывали это вернее клятв. Разошлись мнения о реакции на исчезновение отряда. Один из пленников предположил, что за ними вышлют засекреченную поисковую экспедицию, второй сомневался, намекая на уже известные политические и дипломатические затруднения Гонсета.
   В любом случае необходимо было тщательно замести следы. Через неделю, как и обещал мастер Кане, Бойд увез двух мелонгов с тремя пособниками в глубь страны. Там на бесчисленных железных, медных и соляных рудниках постоянно ощущалась нехватка рабочей силы. Официально здесь трудились, главным образом, осужденные на каторгу преступники, однако редкий человек выдерживал в шахте и год. Если учесть чудовищные условия жизни, это не удивительно. Между тем Валеста требовала все больше минералов, и в конце концов горное начальство втихомолку принялось скупать рабов где попало. Платили немного, зато не любопытствовали, откуда взялись невольники в королевстве, давно заклеймившем работорговлю.
   На разговоры вне лагеря об этих событиях наложили запрет. Пришлось избавиться и от корабля мелонгов, как ни облизывались на него рыбаки, — вечером судно отогнали на пару миль в море и затопили. Еще сложнее дался следующий шаг. Настойчивым призывам Иигуира к гуманности не вняли, лагерь не мог себе позволить выхаживать врагов и опасных свидетелей: троих тяжелораненых варваров уничтожили, правда, быстро и практически без мучений. Уроки извлекли также из внезапности нападения. Значительно построжела караульная система, поселение обсадили колючим кустарником, вскоре сомкнувшимся в сплошную стену, а в лесной полосе мастер Кане начал создавать свою смертоносную сеть ловушек и западней.
   Погибших ребят похоронили тут же, на краю леса, рядом с местом боя. Хотя все они являлись крещеными единотворцами, идею о приглашении священника отвергли сразу — истории с карателями надлежало раствориться без следа. Необходимые обряды тогда проделал мессир Иигуир.
   Оглядываясь назад, Шагалан мог бы сказать, что тот удар он и остальные колонисты перенесли на удивление безболезненно. Сама по себе гибель товарищей шокировала мало: они всякого повидали, ко многому себя готовили, да и обычная детская легкомысленность в вопросах жизни и смерти давала знать. Потеря же, как ни цинично это звучит, оказалась небольшой — друзей оставалось еще полно. Ярче отложилось то, как они в первый раз почувствовали своего врага, а заодно и свою все умножавшуюся силу. Их явственно коснулось мертвящее дыхание грядущей войны…
 
   Шагалан вынырнул из потока воспоминаний, словно из воды. Отряхнул с волос лесную труху и внимательно осмотрелся. Он здорово удалился от лагеря, но края определенно были знакомые. С минуту старательно вертел в уме окружающую картинку, не выделявшуюся из окрестностей: те же папоротники, те же кусты, несколько сосен, никаких особых примет, типа поваленных стволов, лишь особое сочетание обычного. И наконец, вспомнив, едва не хлопнул себя по лбу. Неспешно обогнул плотный ком кустарника, поднырнул под лапы огромной ели. Там, невидимая извне, приютилась скромная землянка. Юноша откинул ногой скопившийся у порога мусор и осторожно забрался внутрь. Он не был здесь уже года три, да и вообще никто не наведывался сюда давным-давно: в нос ударило запахами сырости, прения и какого-то зверья. Крохотная, совершенно пустая каморка три на четыре шага. Он провел рукой по потолку, ощупал пальцами податливую скользкость гниющего дерева. Еще лет десять, и стены обрушатся, превратив землянку в заурядную впадинку. А ведь в свое время тут перебывали почти все ребята, поочередно принимая посвящение в лесной келье.