5. 20 июля и его последствия

   Недовольство принципами военного руководства Гитлера, возникшее еще со времени сталинградской катастрофы у той части офицерского корпуса армии, которая достаточно глубоко разбиралась в происходящих событиях, больше уже не проходило. Оно продолжало находить для себя пищу в непрерывном ухудшении обстановки на фронтах и во все учащавшихся случаях гибели частей и соединений без какой бы то ни было пользы в тактическом или оперативном отношении. Высшие военные руководители, за самым незначительным исключением преданных фюреру душой и телом генералов, были убеждены в настоятельной необходимости лишить Гитлера решающего влияния на руководство военными операциями или по крайней мере приставить к нему военного специалиста в должности начальника генерального штаба, который нес бы полную ответственность за все фронты и положил бы также конец ставшей невыносимой двойственности руководства в лице германского верховного командования (ОКБ) и главного командования сухопутных сил (ОКХ). Все попытки заставить Гитлера добровольно отойти от руководства операциями неизбежно разбивались о его тираническую волю и непоколебимую веру в непогрешимость своей интуиции. Следовательно, оставался лишь путь насилия. Высшие военные руководители – а только они и могли привести в исполнение такой план – чувствовали себя неспособными на подобный шаг. И не потому, что акт насилия против главы государства, с которым они были связаны присягой, противоречил их внутренним убеждениям, а потому, что они сознавали невозможность осуществления этого плана приемлемыми для них путями, боялись взять на себя ответственность перед народом и историей или же, наконец, просто были охвачены отчаянием. Поэтому, пожалуй, ни один из них не решился бы одобрить, а тем более поддержать насильственное устранение Гитлера посредством покушения на него. Наряду с вескими соображениями морального порядка известную роль при этом играла боязнь предстать перед историей с клеймом предателя и героем новой, производящей сильное впечатление и впоследствии трудно опровержимой легенды об ударе кинжалом в спину. Даже Роммель, который был убежден в необходимости положить конец гибельному руководству Гитлера и потерявшей смысл войне, отклонил убийство Гитлера, стремясь лишь к смещению и аресту его с последующим осуждением соответствующими органами немецкого народа. В то же время только молниеносное и окончательное устранение Гитлера освобождало офицерский корпус от принятой им присяги и, по мнению всех задумывавшихся над последствиями простого смещения, являлось решающим условием недопущения перед лицом врага хаоса в самой армии и в пароде. Поэтому какие-то другие силы должны были взять на себя выполнение назревшей задачи. Эти силы обнаружились вне рядов высших фронтовых командиров, в среде более импульсивного младшего поколения. Еще в марте 1943 г. первый офицер штаба группы армий «Центр» полковник фон Тресков, все еще находившийся под впечатлением сталинградской катастрофы, предпринял попытку уничтожить Гитлера, положив в его самолет бомбу. Покушение не удалось из-за неисправности взрывателя замедленного действия.
   Стремление к такому избавительному акту, давно уже охватившее стоявшие вне армии круги, не ослабевало. В невоенной среде из представителей бывших дипломатов, крупных чиновников, молодежи и бывших политических деятелей самых различных оттенков составилась оппозиция, которая, не ограничиваясь требованием отстранения Гитлера от военных дел, решительно отвергала позорное для немецкого народа, построенное на терроре и осуществлявшееся во имя и по указке Гитлера самыми недостойными средствами господство внутри Германии и за ее пределами. В лице бывшего начальника генерального штаба генерал-полковника Бека и бывшего обер-бургомистра Лейпцига и имперского комиссара по вопросам цен Гёрделера оппозиция нашла довольно слабое и не вполне однородное главное pвено, связавшее цепь заговорщиков. Однако они неизбежно должны были прибегнуть к помощи военных, так как только военные располагали средствами к устранению Гитлера и могли, кроме того, осуществить необходимую подготовку к захвату власти в государстве.
   Ведущую силу в армии составляли тесно связанный с Беком в течение многих лет командующий немецкими войсками во Франции генерал фон Штюльпнагель, а в Берлине – начальник штаба при главнокомандующем армией резерва полковник граф Штауфенберг и начальник управления общих дел ОКВ генерал Ольбрихт, которые использовали для подготовки к захвату власти значительное число более молодых офицеров генерального штаба, занимавших высокие посты в армии. В планах Штюльпнагеля решающую роль играл Роммель: ему, как одному из популярнейших генералов, после смерти Гитлера предполагалось передать командование сухопутной армией. Роммель не имел намерения отказываться от намечавшейся для него роли, однако свое согласие он оговорил двумя условиями: во-первых, что он вначале ультимативно потребует от Гитлера прекращения войны, и, во-вторых, что в случае, если подобный шаг окажется безуспешным, последует не физическое уничтожение Гитлера, а лишь его насильственное смещение. Полученное 17 июля ранение избавило Роммеля от угрызения совести, во власти которых он оказался бы после покушения, задуманного уже много недель тому назад. Теперь он все равно не смог бы предотвратить его даже самыми энергичными протестами.
   По мнению заговорщиков, надо было действовать как можно скорее, чтобы покушение наряду с устранением Гитлера могло еще принести осязаемую политическую пользу. Всякое дальнейшее выжидание сделало бы военное положение столь неблагоприятным, что и без того слабая надежда успеть поставить западные державы перед выбором согласиться на заключение сносного для Германии мира или продолжать тяжелую, кровопролитную борьбу до победного конца была бы окончательно потеряна. Относительно того, что должно было произойти после удавшегося покушения, мнение было более или менее единым. Предполагалось, что если дело не дойдет до общего перемирия, то Германии, несмотря на требование безоговорочной капитуляции, путем отвода немецких войск из запятых ими областей на Западе удастся склонить союзные державы к прекращению боевых действий на Западном фронте и воздушных налетов на Германию, и благодаря этому окажется возможным удерживать Восточный фронт по ту сторону имперской границы. Нейтрализация всех лиц, преданных Гитлеру, в государственном аппарате и в партии была подготовлена в той степени, в какой это позволяло соблюдение конспирации.
   Осуществление покушения было возложено на Штауфенберга. который, используя свое присутствие на ежедневных совещаниях в ставке Гитлера в Восточной Пруссии, оставил 20 июля в приемной портфель с бомбой замедленного действия. План сорвался в последний момент, так как совещание на сей раз состоялось не как обычно в бетонированном бомбоубежище, а из-за сильной жары в легком деревянном здании, что значительно ослабило силу взрыва. В полной уверенности, что цель достигнута, Штауфенберг подал сигнал к принятию предусмотренных планом дальнейших шагов по захвату власти, которые тотчас последовали в Берлине, Париже и некоторых других местах. Но так как вскоре обнаружилось, что покушение потерпело неудачу, эти меры, лишь частично к тому времени осуществленные, в тот же день были отменены. Тем не менее они сразу вскрыли весь размах заговора. Несколько человек, активно участвовавших в подготовке и осуществлении покушения, в том числе Ольбрихт и Штауфенберг, в ночь на 21 июля были расстреляны в Берлине по приговору военно-полевого суда. Генерал-полковник Бек покончил жизнь самоубийством. Другие покинули Берлин, чтобы либо возвратиться домой, либо скрыться. Большинство народа и армии осудило тогда покушение на Гитлера как измену. Бессовестная пропаганда постаралась не допустить, чтобы те внушенные глубочайшим чувством внутренней ответственности и настоящей любовью к отечеству мотивы, которые побудили заговорщиков и их соучастников пойти на такой шаг, стали известны общественности и по крайней мере по достоинству были бы оценены ею, если не поняты и одобрены. Тоталитарный режим и необузданная жажда мести Гитлера привели к суду, который как при вынесении приговора и отвратительном и садистском приведении его в исполнение, так и в последовавших затем репрессиях в отношении родственников осужденных далеко выходил за рамки даже тех государственных правомочий, которыми обладали, как им казалось, тогдашние правители Германии.
   В отсрочке уготованного ему конца Гитлер усматривал знак судьбы и больше чем когда-либо укрепился в решении либо довести войну до победы, либо вместе с собой увлечь в пропасть и немецкий народ. Основную причину неудач последних лет он видел во все еще недостаточно высоком национал-социалистском, фанатическом духе армии и особенно в отрицательном отношении генерального штаба к его военному руководству, что нашло свое очевидное выражение в наличии в генштабе большого числа заговорщиков и лиц, знавших о подготовке покушения. Без генерального штаба как органа управления он при всей своей ненависти к нему обойтись не мог, но в армии, по его мнению, необходимо было насадить новый дух. Важным средством для достижения этого явилось назначение главнокомандующим армией резерва Гиммлера, который создал наряду с увеличением числа эсэсовских частей так называемые дивизии «фольксгренадир» («народно-гренадерские») и подчинил их своей юрисдикции в обход руководства сухопутной армии.
   Эта косвенная диффамация сухопутной армии была столь же необоснованна, как и неумна. Она была необоснованна, так как войска вплоть до их высших командиров с исключительной стойкостью и самопожертвованием выполняли свои долг в борьбе с врагом. Для действующей армии события 20 июля прошли почти бесследно. Войска были слишком заняты своими тяжелыми солдатскими обязанностями и поглощены каждодневными нуждами и заботами, чтобы долго заниматься событием, ставшем в их сознании почти эпизодом. Создание дивизий типа «фольксгренадир» было неумно, потому что было унизительным для существовавших дивизии сухопутной армии и ставило их в невыгодное положение. Кроме того, это вбивало клин в единство и сплоченность армии и еще дольше увеличивало организационную неразбериху, возникшую в результате увеличения количества частей СС и создания авиаполевых и парашютных дивизий для использования в наземных боях. То, что эта неразбериха в военном отношении не выходила за пределы допустимого, было заслугой фронтовых командиров всех степеней, сплоченных узами товарищества и ставивших свой патриотический долг выше личных настроений.
   Катастрофическое положение на всех фронтах и огромные потери, понесенные в ходе боев последних месяцев на Востоке и Западе, в гораздо большей степени, чем события 20 июля и их подоплека, грозили выжать из немецкого народа все остававшиеся еще в нем силы, если борьбе вообще было суждено затянуться на неопределенный срок. 20 июля послужило, однако, удобным поводом потребовать от народа таких усилий. Геббельсовская пропаганда начала кричать о том, что «судьба в этот трагический час взяла фюрера под свою благосклонную защиту, так как хотела сохранить его для великого будущего». Озабоченность неблагоприятной военной обстановкой Геббельс старался рассеять сообщениями о крупных хорошо вооруженных резервах, которые якобы направляются на фронт, о формировании и обучении многочисленных новых дивизий и о применении снарядов Фау-1, которое, по его словам, является лишь прелюдией к использованию новых видов самого различного, совершенно неожиданного для противника оружия. Как можно было не верить Геббельсу, когда он заявлял, что ему было бы стыдно говорить такие вещи, если бы факты не подтверждали его слова? Эта пропаганда ознаменовала начало тотальных военных усилий немецкого народа под руководством Геббельса. Путем глубокого вмешательства в экономическую и культурную жизнь нации была приостановлена всякая деятельность, не служившая непосредственно целям войны. Если мероприятия такого рода действительно могли иметь решающее значение для победы, то гитлеровский режим совершил преступление перед немецким народом, не предприняв этих мер гораздо раньше. Фактически летом 1944 г, войну уже нельзя было выиграть, ее можно было лишь затянуть. И вот немецкий народ, в массе своей слепо доверяя своему фюреру, вышел на последнюю тернистую дорогу и еще в течение девяти месяцев приносил невообразимые материальные и людские жертвы, пока лишенный последних промышленных центров и изгнанный из обширных районов своей родины, не потерял всякую способность к сопротивлению.

6. Авранш и Фалез

   Около 20 июля три армии союзников были готовы к решающему прыжку со своего плацдарма. Их сухопутные силы выросли примерно до 30 пехотных и 13 танковых дивизий. Этим непрерывно пополнявшимся соединениям, для поддержки которых могла использоваться практически абсолютно господствовавшая в воздухе авиация, с немецкой стороны противостояло около 20 пехотных и танковых дивизий, насчитывавших максимум 50% штатной численности и не располагавших к тому же сколько-нибудь значительной авиационной поддержкой.
   Поэтому можно было с полной уверенностью сказать, что подготавливавшийся союзниками и ожидавшийся немецким командованием прорыв англо-американских армий с полуострова Котантен окажется удачным. Все попытки внушить Гитлеру эту очевидную мысль и убедить его, что потом будет слишком поздно искать выхода, разбивались о его упрямство. Гитлер не хотел признаваться ни себе самому, ни другим в том, что оказался с тупике, из которого для него не были никакого выхода. Решение выделить, наконец, дивизии 15-й армии для использования их в Нормандии слишком запоздало. Дивизии подтягивались слишком медленно для того, чтобы оказать хоть сколько-нибудь заметное влияние на развитие событий, и лишь увеличивали масштабы неизбежной катастрофы.
   План Mонтгомеpи, еще возглавлявшего в то время все сухопутные силы союзников состоял в том, чтобы центром 1-й американской армии осуществить прорыв на участке между Перье и Сен-Ло, быстрым продвижением подвижных частей в направлении Кутанса отрезать западное крыло немецкой обороны и по завершении прорыва перейти к широким операциям, вначале с целью захватить порты Бретани, крайне необходимые для переброски на континент новых американских дивизий.
   Левый фланг 1-й американской армия и обе английские армии должны были вести сковывающие действия; войска 2-й английской армии должны были предпринимать эти атаки из района южнее Кана в направлении на Фалез.
   Из– за неблагоприятной погоды, исключившей возможность использовать авиацию, первоначально намеченное на 20 июля наступление пришлось отложить на пять дней. Утром 25 июля самолеты противника провели авиационную подготовку, сбросив на этот раз 4700 т бомб на район глубиной 8 и шириной 1,5 км. Используя этот мощный бомбовый удар, три американские дивизии в 11 час. перешли на узком фронте в наступление. Две другие танковые и одна пехотная дивизии находились в готовности развить прорыв и через пробитую брешь нанести удар на Кутанс. Несмотря на мощнейший удар с воздуха, оборона в полосе наступления американцев не была полностью подавлена; в частности, противник натолкнулся на сильное сопротивление на обоих флангах, не захваченных бомбардировкой. В конце концов численное превосходство американцев все-таки сыграло свою роль. К исходу второго дня наступления они вступили в Лессе и Перье, а передовыми бронетанковыми частями подошли к самому Кутансу. Этот удар представлял особую опасность, так как он действительно грозил отрезать западное крыло немецкой обороны. Попытка немцев спасти положение сильными контратаками двух танковых дивизий с востока не увенчалась успехом. Обе эти дивизии, как и все немецкое западное крыло, были опрокинуты мощной волной американского наступления. Только ценой тяжелых потерь западное крыло немецких войск избежало полного окружения. В результате успешного прорыва американцев немецкая оборона западнее Сен-Ло оказалась настолько смятой, что ее невозможно было восстановить. Противник немедленно использовал эту благоприятную обстановку. Два армейских корпуса в составе восьми пехотных и четырех бронетанковых дивизий предприняли стремительное наступление по обе стороны Кутанса в южном направлении. 31 июля Гранвиль и Авранш оказались в руках американцев, сопротивление немцев, вплоть до отдельных разрозненных групп, отчаянно отбивавшихся от наседавшего противника, было сломлено, и прорыв завершен. После этого Эйзенхауэр решил, что наступил подходящий момент ввести в действие находившуюся в боевой готовности за двумя наступавшими корпусами 3-ю армию в составе трех корпусов под командованием весьма энергичного генерала Паттона. Два вновь введенных корпуса с целью прикрыть левый фланг coюзников повернули на восток, Паттон принял командование обоими выдвинутыми вперед корпусами и еще одним корпусом и получил приказ овладеть Бретанью, а такте продвинуться на юг и юго-восток с целью охватить немецкие войска с юга. Одновременно с вводом в действие 3-й армии генерал Брэдли, возглавлявший до тех пор 1-ю армию, принял командование 12-й американской группой армий, в которую вошли обе американские армии.
   Гитлер мог бы еще и теперь, хотя обстановка сильно осложнилась, сделать положение сносным, если бы пошел навстречу настояниям фельдмаршала фон Клюге. Поскольку попытка не дать противнику возможность начать наступление с плацдарма провалилась, речь теперь могла идти лишь о том, чтобы избавить обе армии от грозившего им окружения, эвакуировать Бретань ради спасения оборонявшихся там дивизий и незамедлительно оставить всю Юго-Западную и Южную Францию. Тогда еще, возможно, и удалось бы задержать продвижение противника на Сене или юго-восточнее ее. Но Гитлер отдал прямо противоположный приказ, согласно которому Бретань или по крайней мере ее порты следовало удерживать, группа армий «Г» должна была оставаться в Юго-Западной Франции и на французском побережье Средиземного моря, а пробитую противником брешь в районе Авранша надлежало закрыть контрударом. С этой целью приказывалось снять с фронта без всякой компенсации все танковые дивизии и, создав из них ударную группировку во главе с командующим 5-й танковой армией, сосредоточить ее в районе Мартена с задачей ударом на Авранш отрезать прорвавшуюся 3-ю американскую армию от ее тылов. В приказе особо подчеркивалось, что противник ни при каких обстоятельствах не должен был выйти на оперативный простор. Однако из-за непрерывных налетов авиации союзников к 6 августа удалось сконцентрировать в назначенном районе лишь четыре из шести предусмотренных танковых дивизий.
   Тем временем обстановка как в районе Авранша, так и на остальных участках фронта значительно обострилась. Один из корпусов армии Паттона, наступавший в юго-западном и южном направлениях, вторгся в пределы Бретани и продвинулся до Фужера. Два левофланговых корпуса повернули на восток и вышли на рубеж Ландиви, Мортен. Благодаря такому повороту прорыв был развит в глубину до 30 км.
   Войска союзников между Сен-Ло и Каном также пришли в движение. Правда, намеченный Монтгомери на 25 июля удар в направлении на Фалез принес разочарование, так как после первоначальных успехов войска были остановлены контратаками немецких танковых дивизий. У Монтгомери сложилось впечатление, что восточное крыло немецких войск продолжает оставаться очень устойчивым. Поскольку, однако, события на западном крыле, где наступали американцы, развивались благоприятно, он решил перенести главные усилия английских войск в район Комона с намерением совместно с наступавшим из района Сен-Ло левым флангом американцев опрокинуть немецкую оборону и на этом участке. Но к прорыву эти бои, начавшиеся 31 июля, не привели. Правда, наступление американцев из района Сен-Ло сразу же начало быстро развиваться и было приостановлено лишь у ожесточенно оборонявшегося немецкими войсками Вира. Здесь 7-я немецкая армия прикрывала северный фланг немецкой ударной группировки, которая сосредоточивалась в районе Мортена. Англичане же, перейдя в наступление в районе Комона, натолкнулись на стойкую оборону немцев и надолго задержались. В ожесточенных, зачастую проходивших с переменным успехом боях они прокладывали себе дорогу на юг и 4 августа вышли в район Васси, однако овладеть горой Мон-Пенсон им не удалось. Но и с немецкой стороны потребовались огромные усилия: в эти бои пришлось бросить две танковые дивизии CС, первоначально предназначавшиеся для удара на Авранш. На востоке англичане вплотную подошли к Тюри-Аркуру и Бретвилю. Пока восточнее Мортена с величайшими трудностями сосредоточивалась немецкая ударная группировка, над обеими немецкими армиями все явственней вырисовывалась серьезная угроза, вытекавшая из их ставшего теперь опасным расположения. С совершенно открытым южным флангом и необеспеченным тылом они оборонялись на рубеже Мортен, Вир, Мон-Пенсон, Бретвиль. Большинство танковых дивизий – опора обороны – были сняты с фронта. Ничто не могло теперь помешать командованию 3-й американской армии бросить в восточном направлении новые силы в обход немецкого южного крыла и в случае неуспеха немецкого контрудара на Мортен повернуть их затем на север. Действительно, в этом случае решающие дни оказались бы безвозвратно потерянными и ударная группировка – наиболее полноценная сила группы армий – наверняка подверглась бы тяжелым ударам. Уже тогда действия немецкого командования стали загадкой для противника, у которого сложилось впечатление, что немецкие войска поистине добровольно отдавали себя на уничтожение. Столь же трудно было командованию союзников понять, как можно сосредоточивать танковые дивизии на узком участке без достаточного прикрытия с воздуха.
   Тем не менее приказ на наступление продолжал оставаться в силе. Его сроки были перенесены не только из-за трудностей сколачивания группировки, но и по специальному распоряжению Гитлера, «чтобы пропустить более крупные американские силы через Авранш и затем добиться соответственно более крупного успеха». Танковая группировка была увеличена еще на одну, пятую по счету танковую дивизию. Войска левого фланга 7-й армии, усиленные двумя пехотными дивизиями из состава 15-й армии, получили задачу предпринять сковывающие действия. Так как начало прорыва было перенесено на ночь с 6 на 7 августа, чтобы по крайней мере первый удар можно было осуществить без помех со стороны авиации противника, и так как этот удар наносился лишь по одной американской дивизии, немецкой группировке удалось осуществить прорыв и захватить Мортен. 2-я танковая дивизия вклинилась в боевые порядки противника на 10 км. Однако с рассветом на наступавшие немецкие дивизии со всех сторон ринулись бомбардировщики противника и засыпали их бомбами и реактивными снарядами. 300 немецких истребителей безуспешно пытались облегчить участь своей танковой группировки: они либо уничтожались еще при взлете, либо же превосходящими силами истребительной авиации противника вообще не подпускались к полю боя. Понимая решающее значение своего успеха, немецкие танкисты и пехотинцы упорно дрались за него в течение всего дня и местами ставили противника в исключительно критическое положение. К концу этого дня кровопролитных боев сохранилось лишь одно вклинение западнее Мортена. Гитлер, не считаясь ни с чем, отдал приказ продолжать наступление на следующее утро.
   Когда же и эта попытка провалилась и вклинившиеся танковые дивизии пришлось отвести на исходные позиции, на 11 августа было назначено новое наступление, которое надлежало подготовить со всей тщательностью. Но ему уже не суждено было состояться. Приказы Гитлера слишком долго игнорировали стремительное развитие событий на всем фронте, и теперь уже нельзя было не видеть огромной опасности, грозившей немецким войскам с юга.
   Форсировав 1 августа при довольно слабом сопротивлении немцев реку Селюн, передовой корпус 3-й армии Паттона немедленно устремился на юг с целью отрезать Бретань и одновременно овладеть портами этого полуострова. Оставленные в Бретани немецкие войска – главные силы трех пехотных и одной парашютно-десантной дивизий – имели задачу замедлить продвижение противника и затем оборонять порты до последнего человека. Для задержки подвижных войск противника немецким соединениям явно не хватало ни сил, ни транспортных средств. Поэтому они использовались главным образом для обороны портов Бреста, Сен– Наэера, Сен-Мало и Лориана, а также для борьбы с местными группами Движения сопротивления. Продвигавшаяся на юг американская танковая дивизия без особого труда б августа вышла к морю южнее Ренна, завершив тем самым изоляцию полуострова. Одновременно передовые части другой танковой дивизии подошли к Бресту. Следовавшие за этими танковыми соединениями три пехотные дивизии, на которых возлагалась задача окружения и захвата портов, натолкнулись на стойкую немецкую оборону, оказавшуюся особенно упорной у Бреста, в результате чего этот крайне необходимый для союзников порт был взят ими только 19 сентября.