– А вирусы? Каждый год новый грипп появляется… А СПИД? Да и мы сами тут…
– А кто сказал, что вирусы – живые-существа? Вопрос крайне спорный… Есть такое старое определение: жизнь – способ существования белковых тел. Белковых! Не гипотетических кремнийорганических существ, не самообучающихся компьютерных систем, не сгустков организованной высокотемпературной плазмы. И не вирусов! Недаром компьютерные программы-вредители прозвали вирусами – способ действия тот же, – только носителем программы является не магнитный диск, а сложно закрученная молекула РНК. И от ее действия нарушается жизненная программа клетки, а не компьютера. А потом клетка (или компьютер) начинает плодить новые вирусы. Основное свойство жизни – способность к размножению. Вирусы, и те, и другие, сами размножиться не могут. Кристаллы, к примеру, тоже «размножаются» похожим способом – на более низком уровне молекулярных взаимодействий. Но их никто живыми не называет…
Капитан, честно говоря, устал от затянувшейся лекции по биологии. И решил кивать, соглашаясь со всеми доводами Эскулапа. А тот уже не мог остановиться:
– Если других примеров у тебя не осталось, то приходится сделать мрачный вывод: биосфера умирает. Впадает в коллапс. И чтобы там ни верещали экологи – вырубка лесов и залповые сбросы в реки никакого отношения к этому коллапсу не имеют, все началось гораздо раньше… Причина? Причина проста: любое живое существо стремится к двум главным вещам: размножиться как можно больше и сделать родную среду обитания минимально пригодной для своего существования. Травоядные стремятся сжевать и вытоптать всю траву, которая их питает; хищники пытаются выкормить всех родившихся у них детенышей – и сожрать для этого как можно больше травоядных… Растениям необходим углерод из атмосферы – и они его активно извлекают; а заодно высасывают из земли химические элементы – и те возвращаются в почву только частично… Результат: если срабатывают какие-либо факторы, сдерживающие два основополагающих стремления вида, – вид выживает. Не срабатывают – вид быстро вымирает. В принципе это нормально – при условии, что видообразование идет достаточно активно… Но сейчас эволюция застыла на мертвой точке. Почему? Очень просто: для возникновения любого мамонта или динозавра, первого в роду, необходим начальный толчок – некое воздействие на генную информацию клетки. Радиация нужна, жесткое излучение! А еще – избыток строительного материала для белка – углерода. Миллиард лет назад и того, и другого было достаточно, настолько достаточно, что люди просто в тех условиях не выжили бы – сильнейшая естественная радиация и перенасыщенная углекислым газом атмосфера. Прошли сотни миллионов лет. И что? Радиация угасла естественным образом – большинство радиоактивных изотопов просто распалось. А растения-гиганты, все эти выраставшие чуть не до неба хвощи и папоротники, изгадили столь благодатную для них атмосферу – большая часть углерода перекочевала из воздуха в их клетки, а оттуда – в залежи нефти и каменного угля. Результат: эволюция остановилась. А отсутствие прогресса рождает регресс. Теперь о так называемом венце Природы – о человеке. Эта, мон шер, хитрозадая тварь делает все, чтобы выполнить две главные задачи вида: размножиться как можно более и сделать землю для себя абсолютно непригодной. А поскольку обладает разумом – наиболее преуспела в своем деле. Земля как замкнутая экосистема просто не способна прокормить столько едоков… Ты еще следишь за мыслью?
Капитан уныло кивнул. Выкладки Эскулапа были вро-де логичны – но вызывали чисто инстинктивное отторжение.
– Продолжим. Хомо сапиенсу благодаря разуму удалось обойти почти все естественные регуляторы роста численности и оттянуть свой закономерный конец. Цена этому – то, что «зеленые» придурки называют экологической катастрофой. Все просто – распаши весь шарик, от и до; но без травящих все живое удобрений и пестицидов почва истощится почти мгновенно и не прокормит растущие миллиарды. А чтобы их одеть – надо превратить все хлебные поля в хлопковые. Или в бараньи пастбища. Либо переходить на искусственные волокна и терпеть под боком всю ядовитую химическую промышленность… Очистные сооружения – паллиатив. Ну отфильтруем, отцедим ядовитые отходы – а куда девать отцеженное? Увезти подальше, зарыть поглубже? Свалки, окружающие мегаполисы, уже сравнимы по площади с жилыми кварталами… Альтернатива – включение старых добрых природных регуляторов: войн и эпидемий. Но все экологи, режущие бритвами шубы и пикетирующие фабрики, воевать не согласны категорически. Медленно дохнуть им приятнее… А заболев, что характерно, визжат, сучат лапками и требуют лечения – теми же самыми лекарствами, от отходов производства которых столь страдает дорогая их сердцу природа… Да и войны, если честно, паллиатив, полумера: в локальных войнах людей гибнет гораздо меньше, чем за то же время рождается. А глобальная так засрет все вокруг… Даже не ядерная, даже обычная – достаточно разбомбить и поджечь все наши многочисленные производства и запасы нефти – и по меньшей мере половина плодородных земель плодородными быть перестанут…
Эскулап перевел дух и отправился за второй банкой – первая под разговор как-то незаметно опустела (на походке его, как ни удивительно, выпитая доза совсем не отразилась).
Капитан погрустнел. Теории в давно не мытой голове Эскулапа рождались достаточно стройные и логичные – но слишком уж безнадежные. И он воспользовался паузой, чтобы перевести монолог в дискуссию;
– А ограничение рождаемости? Можно же установить предел… приемлемый…
– Фи-и-и… Китайцы пробовали. Результат тут один – в сытых странах активно используют контрацепцию, а в голодных плодятся как кролики. Но общее число растет и растет…
– Так что же делать? На хрена вы все нужны с наукой вашей, если ничего придумать не можете?
– Дима… Ничего не надо придумывать. Незачем. Мы начали с экологов и биосферы, так? Но твои экологи все переворачивают с ног на голову: биосфера не умирает. Она возрождается – исключительно нашими трудами. В смысле, всего человечества. Мы просто-напросто создаем условия для нового витка эволюции: извлекаем из земли углерод в виде нефти, угля и газа и возвращаем в атмосферу, сжигая. И вытаскиваем из глубин на поверхность изотопы – повышаем радиационный фон. Вполне возможно, что в этом и состоит эволюционное предназначение хомо сапиенса. Или божественный план, если ты сторонник такой гипотезы. А сделав свое дело, мавры, как известно, уходят…
– Вот так… Я, кстати, жениться собрался. И детей завести рассчитываю. И на внуков надеюсь. Так что же, все они для того только родятся, чтобы тут опять травы-цветочки до неба вымахали? А между ними бы саблезубые бабочки порхали? Так?
– Ну уж… Я думаю, что внуков ты еще понянчишь. Да и праправнукам смерть от кликов супербабочки не угрожает… Тут даже не о тысячах лет разговор, как минимум о десятках тысяч… Это во-первых. А во-вторых, у человечества есть еще немало хитрых трюков в запасе. И мне кажется, что над самым главным и основным работаем именно мы.
– Каким же образом?
– Новый человек. Новый хомо – хомо ликантропус. Вид, способный к самопроизвольному изменению своих клеток и органов – и не зависящий от всех выкрутасов внешней среды. Способный перестроить свой метаболизм для жизни в радиоактивной пустыне и в атмосфере из выхлопных газов; способный отторгнуть и тут же регенерировать не справляющийся с нагрузкой орган; не боящийся дурацкой смерти от случайной травмы…
– А боящийся лишь серебряной пули… – подхватил Капитан с издевкой. – Вот ты, значит, какой, человек будущего – безмозглый зверь, жрущий всех, кого встретит? Ну нет, тогда уж лучше – как динозаврам…
– Вот и Витя, покойник, так рассуждал… – вздохнул Эскулап. – И осудил себя за то, что выпустил джинна из пробирки. А джинн взял да и закусил первыми встречными – и аппетит его только разыгрался… Витя, бедняга, думал, что он, джинн, сразу начнет райские дворцы строить на благо настрадавшегося человечества… Или, иначе говоря, будет поставлять свою кровь и ткани для изготовления чудо-лекарств. И вдруг такой облом. Ну конечно, как тут не застрелиться – самый простой и достойный выход. Пиф-паф – и смыл грехи вылетевшими мозгами. Но насчет безмозглости объектов, можно поспорить. Я вскрыл их, три десятка – мозг по потенциальным возможностям не уступает нашему. Представь такую аналогию: рождается ребенок с неразвитым пока мозгом и в то же время с природным оружием, смертельно опасным для окружающих. Ну, к примеру, с ядовитыми, змеиными зубами. И первым делом убивает акушерку – кусает за руку. Не со зла – инстинктивно. Если тут же изолировать его от людей, бросить в клетку с серебряными прутьями – вырастет он человеком? Нет, так и останется зверенышем… Я убежден, что любой из наших объектов и из известных истории самородков мог обрести разум. И кто-то наверняка обрел. Не всех известных в истории оборотней уничтожали – иногда просто прекращались бессмысленные убийства и дело забывалось. Можно предположить, что как младенец начинает со временем контролировать процесс мочеиспускания – так и выживший и развившийся ликантроп в идеале может сознательно управлять своими превращениями. Перспектива – именно в этом, а не в пилюлях для богатеньких паралитиков.
Вот так… Вот как оно получается… Значит, ловить прожорливую тварь не стоит, да? Надо только подождать лет десять, пока поумнеет, цивилизуется и научится контролировать свой аппетит и мочеиспускание…
Капитан медленно повел вокруг себя мутным взглядом – похоже, последние мензурки, как всегда оно и бывает, оказались лишними – и тут зелье его окончательно добило. Но собрался с силами и сказал:
– Б-будем ждать… п-пока сами поумнеют? Или… или откр… откроем для них… в-воскресную школу… ик… на лоне… п-природы?..
– В природе все функционально, – назидательно заявил Эскулап. – Волк – санитар леса, а ликантроп – санитар социума. Посмотри – первые жертвы явно асоциальные типы, те же бродяги, бомжи и их… – Заметил, что Капитан его не слышит, уставившись в одну точку, и сменил тему неожиданно и резко: – А не прогуляться ли нам, Капитан?! Развеяться, а?! Сегодня по блоку Аня дежурит, девчонка свойская. И у автоклавов кто-то остаться из лаборанток должен… Капита-а-а-н! Ну, Капитан, подтянитесь…
Капитан изображал самую последнюю степень опьянения, и особых усилий ему не требовалось – отстранение наблюдал, как Эскулап хлопочет, пытаясь оторвать его от стула.
Внезапно пришло понимание сути финала разговора, дикое алкогольное озарение: да он сам из них! Точно! Еще полгода назад сетовали они с Доктором, что им некому пересадить вилочковую железу объекта, каких-то великих результатов они ждали от такого опыта. Не иначе как сам Эскулап ударился на подвижнический путь и теперь таскает внутри себя кусок ликантропической требухи… Оттого и спиртяга его не берет… Оттого и мысли такие… Тоже решил человечество облагодетельствовать…
И Капитан продемонстрировал полную отключку, продолжая исподволь наблюдать: что еще сделает Эскулап?
A тот, оставив бесплодные попытки вернуть Капитана к активной жизнедеятельности, легко подхватил его могучими руками, перенес на кушетку, прикрыл извлеченным откуда-то покрывалом… Вышел и отправился по коридору, судя по направлению шагов, тяжелых, но уверенных, – действительно в дежурку, пообщаться с Аней, свойской девчонкой…
Капитан приподнялся, достал из кармана диктофон, выключил – завтра, на трезвую голову, послушаем еще раз все его словоблудие – и заснул.
Во сне он крохотным муравьем бродил среди выросших до неба папоротников, а мимо с треском проламывалась, порхала, прыгала и с аппетитным чавканьем пожирала кого-то воспрянувшая от спячки биосфера… А Капитан знал, прекрасно знал в этом сне рецепт спасения рода человеческого – простой до гениальности, без превращения в косматых монстров – и искал, искал Эскулапа, спеша рассказать и поделиться, но того нигде не было. А к утру блестящая идея исчезла, испарилась, растаяла легким облачком…
Глава VIII
Ночь давила. Давила на все органы чувств. Темнотой – на расширенные зрачки старика, звуками – на чутко вслушивающиеся уши.
Когда Говорят, что ночь «безмолвна», не верьте. Ночь полна звуков, иногда тихих, иногда громких – но всегда тревожных. Это не просто журчит ручеек – нет, его голос совсем не тот, что в солнечный полдень, – там всплескивает вода под чьей-то осторожной ногой. Или лапой. И не просто треснул сам собой сухой сучок, остывая от дневного зноя, – невидимый гость вышел на берег, он все ближе и ближе…
Старик поеживался от ночной прохлады и от обманчивых ночных звуков. Природу их он определял почти безошибочно – и все равно не мог избавиться от неприятного впечатления.
Тягучий, похожий на скрип крик коростеля – совершенно безобидной птицы, не знающей покоя и ночью, казался особенно зловещим – точь-в-точь кто-то точит огромный зазубренный ржавый нож. Точит именно на тебя. Коростели так привлекают самок, подумал старик. Странные, однако, вкусы у их подружек. Улыбнулся собственной шутке, тут же вспомнил жену – нахмурился. Ночь обещала выдаться лунной – и обманула. Откуда-то наползли исподволь тучи, скрыв почти полную луну, и только на востоке сверкали несколько звезд нa небольшом участке чистого неба. Темные пятна кустиков там, у воронки, зажили загадочной псевдожизнью.
От долгого и непрерывного впитывания казалось, что они перемещаются – медленно-медленно ползут, бесшумно подкрадываясь… Стоило ненадолго отвлечься, потом вернуть взгляд – и чернеющие силуэты оказывались совсем на других местах.
Старик прекрасно знал все фокусы ночного зрения, хорошо знакомые любому дозорному, – но легче от этого не было.
…Никто не пришел. Никто не пожелал возобновить давешнюю трапезу. Светало. Надо было слезать, надо было идти домой, но просидевший почти неподвижно пять с половиной часов старик медлил, надеясь на совсем уже призрачный шанс.
Он не признавал поражений.
Даже теперь, когда близилось, когда стучалось в окно, отзываясь болью в груди, самое последнее поражение, неизбежное и окончательное, – не признавал.
Доклад Марченко – Чернорецкого (уцелевший фрагмент)
…в исследованных 247 устных и письменных сообщениях случаев активной ликантропии у женщин не выявлено (за исключением бродячего сказочнрго сюжета о свекрови-волчице, см. Приложение 7 п.п. 118—123), что позволяет с большой долей вероятности предположить факт лишь передачи женщинами дремлющего W-гена по наследству.
4.13. Гипотезу о стрессах, порожденных экстремальными ситуациями и вызывающих активизацию W-гена, подтверждает записанный в 1974 году рассказ Сузыкина Б.И., ветерана ВОВ, кавалера ордена Славы.
В начале лета 1942 года на Волховском фронте группа полковых разведчиков из трех человек во главе с Сузыкиным Б.И. обнаружила в воронке неподалеку от советских позиций ликантропа, пожирающего свежий труп. По словам Сузыкина, это был «сумасшедший, совершенно потерявший человеческий облик и заросший диким волосом». Ликантроп пытался атаковать разведчиков, но был буквально изрешечен огнем в упор из двух автоматов. Через полтора часа доложившие о произошедшем командованию и получившие приказ доставить труп людоеда в расположение части бойцы обнаружили в воронке только лужу крови и клочья черной шерсти. Кровавый след уходил от места происшествия в лес, но ввиду наступающих сумерек погони организовано не было.
В рассказе Сузыкина особо отмечалось, что описываемое время было критическим для войск Волховского фронта: началось немецкое контрнаступление, сопровождавшееся постоянными бомбежками и артобстрелами, связь частей и подразделений с вышестоящими штабами в ряде случаев была нарушена, прекратился подвоз продовольствия и боеприпасов, участились случаи паники, дезертирства и перехода на сторону противника. Подробнее рассказ Сузыкина Б.И. см. Приложение 7, п. 209.
4.14. В протоколах Салемских процессов зафиксированы 16 случаев ликантропии (Приложение 7 п.п. 32—47) Особый интерес в связи с вышеизложенным вызывают по-казания казненного в 1637-м…
Она была в шоке. Она была в трансе. Сказать, что в последние сутки она не находила себе места, – ничего не сказать. Она не искала места. Любое место выталкивало ее, отторгало, как чужеродное враждебное тело. Она шла и не знала, куда идет. Она не знала, куда надо идти и что надо сделать.
Виктор Эльдарович – умер! Такой молодой, совсем чуть старше ее… Такой красивый, такой обаятельный… И он не просто умер, нет! Она видела, видела с самого начала по каменным мордам этих скудоворотов, этих убийц – что не Просто. Потом, к обеду, прокатился шепотом на ухо слух… Она уже ничего не воспринимала. Это она убила его! Это она взяла проклятую железяку с проклятой ампулой… Вся суета последних недель, все яростные поиски неизвестно чего, все озверение на лицах начальства – из-за нее! Нет, она сделала, что была должна, и тот подлец получил по заслугам… Но Виктор Эльдарович… Милый добрый Виктор Эльдарович…
Она шла и не знала, куда идет. Ноги сами несли ее куда-то в полном и прямом смысле этого выражения… Надо что-то сделать, надо обязательно что-то сделать… Она не знала… Она уже ничего не знала… Она не могла идти на работу… Она никогда туда больше не придет. Не сможет. Потому что никогда больше Виктор Эльдаро…
Вишнево-серебристый джип даже не взвизгнул тормозами – настолько неожиданно шагнула на проезжую часть женская фигура. Шагнула слепо, невидяще, прямо под колеса. Водитель лишь начал тянуться к тормозу, когда украшенный лебедкой бампер самым центром врезался в женщину, откинул… Колеса дважды подпрыгнули.
Несмотря на лебедку, намекающую на экстремальные гонки, экстремалом водитель не выглядел. Молодой и вконец растерянный парнишка, совсем не похожий на себя – несколько секунд назад катящего по жизни и по улице Руставели уверенным хозяином.
Выскочил, бросился было назад, к распластанному на асфальте телу. Остановился на полпути. Все напрасно. Слишком высока была точка удара, выше центра тяжести маленькой фигурки, на низко сидящей легковушке еще оставались бы какие-то шансы, а тут… Раз – и под колеса. Живым человеком это уже не выглядело, не выглядело даже мертвым – так, куча тряпья, выброшенного кем-то на дорогу…
Водитель нервно оглянулся. Сделал маленький шажок к машине. Потом еще один. Потом побежал. Джип резко стартовал и понесся по пустынной утренней улице.
Работа кипела – совсем неэффектная, без стрельбы и погонь, обычная изматывающая работа с бумагами.
Что бы ни утверждали авторы боевиков, Капитан знал прекрасно: работа практически любой специальной службы состоит на девяносто пять процентов именно из этого – ворохов бумаг, километров пленки, штабелей дискет. А профессионал, который на каждом шагу умудряется влипнуть в мордобой и перестрелку, – хреновый профессионал, и гнать его надо в три шеи. Нормальный Профи тоже берется за оружие, куда порой денешься, – но стреляет так, чтобы в ответ стрелять было не из чего. Или некогда. Или просто уже некому.
…Генерал сделал все, что мог, задействовал все доступные каналы – и десятки, даже сотни людей активно работали в последние дни на него, совершенно не представляя, куда, кому и зачем уходят их ответы на бессмысленные вроде запросы.
Наверняка кто-то на местах плевался и ругался, а кто-то отписывался чисто для проформы, но ручейки информации текли и текли, впадая в огромное бумажное озеро, образовавшееся на столе у Генерала. К обобщению и анализу больше никто допущен не был – и они с Капитаном спали по три часа в сутки, выбирая из груды бумаг имевшие отношение к делу…
С одной стороны, стало легче: вся огромная страна перестала быть зоной поиска, они знали теперь, где искать: в юго-западных районах области, прилегающих к городу.
Но в то же время копать пришлось глубже: у Капитана голова шла кругом, когда он откладывал толстенную папку с написанными от руки, зачастую трудночитаемыми отчетами егерей о нападениях хищников на копытных и брался за не менее толстую папку докладных записок сельских участковых, нимало, наверное, удивленных внезапно вспыхнувшим интересом начальства к случаям исчезновения у граждан крупного и мелкого рогатого скота, а также собак, как породистых, так и беспородных; и, что совсем уж странно, к изменениям в количестве числящихся на участках бомжей и прочего бездомного люда…
Очень мешала извечная русская привычка списывать на волков проданный налево совхозный скот, а в последнее время – и отстрелянных без лицензии лосей. Обыкновение собак сбегать от хозяев (а бомжей и бездомных – перекочевывать в более кормные места) тоже делу не помогало.
Но несмотря на все трудности, через неделю после первого ставшего им известным инцидента (сожранного под Гатчиной бомжа) картина прояснилась: на карте генерала был заштрихован большой неправильный круг радиусом около тридцати километров – «охотничий участок» твари. Одной, судя по всему, – ни одного случая одновременных или почти одновременных нападений им достоверно вычислить не удалось. А добытой пищи, по прикидкам Эскулапа, могло с трудом хватить лишь одному ликантропу – платой за ускоренный обмен веществ, сверхвозможности мышц и невероятную способность к регенерации была и невероятная прожорливость.
В ближайшие два-три дня у их объекта должен был наступить период вялости, апатии и отсутствия аппетита – и этой фазой стоило воспользоваться. Хотя все на свете относительно, разве можно сравнивать самого вялого лика-на с самой шустрой улиткой? Капитан прекрасно знал, как рискованна охота даже на искалеченного опытами Эскулапа оборотня. Знал, насколько опаснее свежий и полный сил. Не знал только, какими силами придется охотиться. У них лишних людей не было, а о помощи со стороны они с Генералом по молчаливому соглашению больше не заговаривали.
– Хорошо. Давай представим невероятную, но теоретически возможную вещь. Завтра тебя приказом главкома назначают командующим ЛенВО. В твоем распоряжении дивизии, эскадрильи и танковые бригады. Твою просьбу с радостью всегда выполнят родственные службы. Задача: уничтожить объект. Условие: соблюсти максимально возможный уровень секретности. Твои действия?
Капитан сначала приосанился, представив себя в кресле командующего Ленинградским округом. Потом стал думать. И сразу понял, что громадная мощь, гипотетически сосредоточенная в его руках, мощь, достаточная для успешной войны с парой-тройкой европейских государств, – бесполезна. Самая новейшая баллистическая ракета не поможет выкурить засевшего в развалинах снайпера. А самой точной снайперской винтовкой не изведешь в квартире тараканов…
Он еще раз взглянул на карту, в заштрихованный круг. Поселки, деревни, поля, пустоши, болотистые поймы речек. И – три бывшие императорские резиденции: парки, дворцы, тучи туристов, особенно по летнему времени.
Он злорадно подумал в первую очередь об иностранных туристах. Воображение мгновенно нарисовало, как косматая живая торпеда врезается в разноцветную яркую кучку нездешних людей, вылезшую из евролайновского автобуса и тут же начавшую с энтузиазмом ловить видоискателями окрестные красоты. Представившаяся внутреннему взору картинка никакого огорчения у Капитана не вызвала… Сожран русским оборотнем – отличная фраза для некролога в «Тайме».
М-да, но что же тут можно сделать, командуя тысячными массами людей и колоннами техники?
Авиация бесполезна. Разве что эвакуировать весь район и начать методично выбамбливать площади. Причем бомбы потребуются шариковые, но не простые, а с серебряной начинкой. Иначе поможет лишь прямое попадание… Если перевести потребную плотность бомбежки и количество боеприпасов в денежный эквивалент – надо срочно телеграфировать в Думу. Нехай пересматривают бюджет и увеличивают раза в три расходы на оборону… Не вариант.
Ладно, пусть авиация останется на аэродромах. И танкисты пусть спят спокойно. Попробуем пустить в дело матушку-пехоту.
Результат тут более чем предсказуемый. Например: цепь солдатиков прочесывает зеленку. Кого ловят и зачем, не знают. Максимально возможная секретность подразумевает, что каждом более низком уровне информированность меньше, чем на вышестоящем. До рядовых вообще ничего не дойдет, их поднимут по тревоге, потом выгрузят из машин и поставят совершенно невразумительную задачу.
Капитан зримо представил солдата-первогодка, держащего автомат раз этак в седьмой за всю свою восемнадцатилетнюю Жизнь (а раньше: пару раз на стрельбище, раз на присяге да три раза в караулах). За то короткое мгновение, пока вымахнувшая из подлеска тень в два прыжка до него доберется, салага только и сможет, что впустую давить на спуск, напрочь позабыв о предохранителе, – давить, пока клыки не разорвут тонкую мальчишечью шею…
И не в потерях тут дело, потери всегда неизбежны, – просто цепь будет прорвана, и можно начинать все сначала. Ну ладно, пусть двойное кольцо, пусть впереди мальчики на убой, а сзади грамотные профи (а где их взять, профи в таком деле? Даже спецы в охоте на людей растеряются почти так же – увидев, что оружие бесполезно). Локализуем место прорыва, и…