У них не было оружия – души врагов стали недоступны им. А то, что осталось, создавалось не как оружие, и предназначалось для иных дел. К примеру, установка, убившая айдахара Хаа и уничтоженная им, служила всего лишь для бурения туннелей и шахт в неподатливых скалах. И даже это не-оружие использовать было крайне опасно – для онгонов.
Враги пришли к порогу их убежища – сильные и безжалостные. Пока что враги стреляли друг в друга, но вполне могли договориться.
А у них не было ничего – но и страха не было тоже. Восьмипалые онгоны не умели бояться. Они просто готовились к битве. В которой могли погибнуть – это их не пугало. Или победить – это их не радовало.
Час битвы близился. Но готовились к ней не все онгоны.
Один готовился к иному.
9.
Зрелище получилось эффектное.
Снаряды терзали древние горы. Горы содрогались от боли и отвечали градом камней, рушащихся вниз. Камни катились к озеру. Камни давили лучников. Огненный вал – осторожно, чтобы не задеть своих – приближался. Лучники гибли десятками, но ни один не бросил позицию и не побежал. Сбежавших ждало кое-что похуже быстрой и милосердной смерти от падающих глыб.
Зрелище получилось эффектное, но Гамаюн не обольщался. Боезапас таял, а противник вполне мог иметь в рукаве еще несколько козырей.
Увидев поднявшуюся над содрогающимися скалами фигуру, подполковник сразу скомандовал “Отбой!” в телефонную трубку. В руке у вставшего под обстрелом человека Гамаюн заметил комбинированный знак перемирия – надломленное копье с привязанной белой тряпкой. Любопытно. Степняки белый цвет как приглашение к переговорам не употребляли никогда.
Тишина повисла над скалами и озером.
Зловещая тишина.
X. Водяной Верблюд.
1.
Это был все же не пищевод – коридор.
Пищеводы обычно не имеют тусклого освещения, похожего на аварийное. Светильники выгледели странно – крупные улитки с хитро закрученной раковиной. И висели высоко над головой Женьки. Она привстала на цыпочки, попробовала дотянуться до одной из них.
Не дотянулась – но улитка поползла вниз, коснулась пальцев. Оказалась она холодной и непонятной – не живой и не мертвой.
А Верблюд – Женька называла его про себя Драконом – был жив. Она чувствовала – точно так же, как почувствовала смерть Хаа, когда многотонное перерубленное тело металось по берегу. Но – одновременно Верблюд был мертв, она чувствовала и это. На напавших на нее глинолицых это не походило – те были мертвы безоговорочно, но активно двигались… Ладно, разберемся. Одно Женька знала точно – других живых здесь, внутри, нет. Только она и Верблюд. Дева и Дракон.
Она медленно шла по коридору-пищеводу. Было зябко – легкий сквозняк холодил обнаженное тело. Впрочем, достаточно быстро потеплело – или Женька просто притерпелась.
Коридор казался бесконечным. И прямым. Не имелось дверей, поворотов, боковых ответвлений. Казалось, сейчас она пройдет гигантскую тушу насквозь – и вывалится в озеро через отверстие, диаметрально противоположенное послужившему входом. Такой финал экскурсии как-то не устраивал.
Странно, подумала Женька, все коридоры обычно куда-то ведут. И имеют двери.
Словно в ответ на ее мысли, в коридоре стало светлей.
2.
Впереди скакала сотня разведчиков.
Сотня была смешанной. Половина – ак-кончары; два десятка коренастых узкоглазых крепышей с далекого востока, называвших себя дун-ху; остальные – светлобородые жители алтайской тайги, решившие поискать удачи под бунчуками Сугедея – но увлеченные нойонами-изменниками вместе с остальными в непонятный поход.
Короче – иностранный легион. Таких всегда шлют на смерть первыми.
Сотник Хайлани – штрафник из урянхайцев, страстно желающий вновь стать полутысячником. И настойчиво ищущий к тому возможности.
Возможность представилась. Мелькнула впереди и быстро скрылась за вершиной кургана. Но Хайлани, ехавший с передовым десятком, увидел и понял: вот она, его удача. Дракон Земли. Редкой белой масти. Небольшой. Детеныш. Наверняка не отрастивший пока смертоносной огненной глотки…
Вживую сотник Драконов Земли прежде не видел, но кое-какую теоретическую подготовку имел – оказавшиеся на службе Сугедея механики-водители объясняли все в доступных степнякам терминах. Знал Хайлани и другое – за каждого захваченного Дракона ханом обещана огромная награда. Можно не просто вернуть чин полутысячника, можно получить гораздо больше…
Хайлани не послал гонца к основным силам. Это его удача, и он не намерен ни с кем ее делить.
Короткая команда. Сотня развернулась, понеслась, охватывая подковой скрывший Дракона пологий холм. Драконы быстры, но не бегают но прямой, не везде могут пройти их лапы-колеса – это Хайлани тоже знал.
Не знал он другого – никакой награды от хана Сугедея он никогда не получит. Единственная награда для ушедших с мятежными тумен-баши – хребет, переломленный в районе крестца.
3.
В коридоре стало светлей. Засветились контуры дверей – овальные. Контуры люков – круглые. Контуры каких-то других отверстий – человеку сквозь них не протиснуться.
Женька шагнула к ближайшей двери. Ни ручки, ни петель, ни замка. Просто светящийся силуэт. Она сделала еще шаг – двери не стало. Была и пропала. Опасливо заглянула внутрь – пустое помещение с круглыми сводами. Полутемное – пара улиток-светлячков на потолке. Она просунула голову внутрь – помещение осветил яркий, но не режущий глаза свет. Откуда он шел, не понять.
Она решилась и шагнула внутрь – ничего странного и неожиданного не произошло.
Чисто. Светло. Пусто. Что же это за комната такая, подумала Женька, не прилечь, ни присесть, ни еще чего сделать…
Дальнейшее напоминало сказку о невидимом хозяине острова Буяна, предупредительно исполняющем малейшие желания первого за много веков гостя. Из пола появлялись ложа – отдаленно похожие на кровати. И сидения – вовсе ни на что не похожие. Появлялись и тут же исчезали. В стенах на мгновение открывались овальные отверстия. В углу мелькнула и исчезла небольшая дверь, Женька успела разглядеть за ней нечто, напоминающее санудобства – не слишком для человека нормальной конституции удобные.
– Хватит! – короткий вскрик прозвучал странно – гулко, как в огромном зале.
Свистопляска меблировки прекратилась.
Она устало прислонилась к стене. И тут же отдернулась. Стена оказалась живая .
– Хочу сесть! – сказала она раздельно и твердо.
Нечто мягко толкнуло снизу. Она скосила глаза – формой похоже на раздувшийся до гигантских размеров гриб-боровик. Только вот цвет неприятный, кроваво-красный. Она поморщилась. Гриб-переросток тут же послушно перекрасился – стал нейтрального белого цвета. Она осторожно присела. Мягко, удобно… И – гриб, к счастью, не был живым. Хитрое устройство, не более.
Каюта, решила она. Жилая каюта. Только где жильцы… Не случилось бы повторения другой сказки – про Машу и трех медведей.
Женька сказала вслух, решив именно так обращаться к Дракону:
– Здесь должна быть связь… С мостиком… или с рубкой… в общем, с начальством…
Экран вспыхнул с легким щелчком – большой, во всю стену. Женька вскрикнула – с экрана на нее смотрело огромное перекошенное лицо.
Она неловко попыталась прикрыться ладошками.
4.
Хайлани увидел маленького белого Дракона – тот неподвижно застыл на заднем слоне холма. Погонщика не было. Погонщик, понял сотник, трусливо сбежал – пусть, кому нужна его жалкая жизнь… Хайлани завопил и погнал коня к Дракону. В этом вопле слились все мечты Хайлани: и о большой теплой юрте вместо опостылевшей кибитки, а то и брошенной у костра кошмы; и о молоденьких ласковых женах, на чьих упругих телах отдохнет утомленный походами сотник – нет, какой сотник! – тысячник, самое меньшее тысячник; и об овцах, о многих овцах, хан не пожалеет награды удачливому ловцу Дракона; и…
Пуля ударила сотнику в висок.
Пули ударяли в людей и коней – пулемет Пака стрелял слева, от чьей-то заброшенной степной могилы – полуразвалившейся, заросшей бобовником кучки камней. Стрелял короткими и меткими очередями. Кони бились на земле, всадники падали, лежали неподвижно и мертво. Двое вскочили, попытались натянуть длинные ламинированные луки – рухнули, срезанные одной очередью.
Один юркий дун-ху, пригнувшись к конской шее, как-то прорвался к Дракону сквозь свинцовую завесу – и замер, не очень понимая, что делать в одиночку с долгожданным трофеем… Пак убил его ювелирно, коротенькой, на два патрона, очередью – чтобы не зацепить невзначай машину.
Правое крыло сотни выскочило на холм с запозданием – их путь оказался длиннее и круче. Увидели бойню на вершине и заворотили коней, мудро рассудив, что мертвым награды ни к чему. Но две очереди вслед выхватили пятерых из седел.
Пак подхватил пулемет и быстро пошел к машине. По пути доправил одного, придавленного конским трупом и пытающегося выпрастать лук из саадака.
Все отлично. Сейчас подтянутся главные силы, выслушают панический рассказ уцелевших – а те наверняка наврут с три короба, спасая свои хребты. Потом опустевший холм осторожно и плотно обложат. В общем, лишних полтора часа у хайдара Пака уже есть…
Он повернул ключ зажигания, подумав: если дышащий на ладан аккумулятор сдохнет именно сейчас, это будет обидно и несправедливо…
Стартер провернулся, медленно и неохотно. Двигатель завелся сразу.
Сферу Сергей не снял. Еще не все закончено…
5.
После первых секунд испуга Женька поняла – смотрящий с экрана человек ее не видит. Потому что мертв. И – потому что не человек.
Странной формы череп обтянут потрескавшейся кожей – голова мумии. Под тем местом, где у людей бывают брови – пустые впадины. Два глаза не видны – не то высохли, не то провалились вглубь черепа. Третий, фасеточный, глаз в середине лба выглядел живым, искрился крохотными самоцветными гранями…
Усохшие губы обнажают два длинных ряда остро-одинаковых зубов. Казалось, мертвец улыбается.
Голова мумии застыла на чем-то вроде пульта – повернутая набок. И уставилась на Женьку провалами глазниц и третьим глазом-самоцветом.
Понятно… Никто не придет и не закричит: кто ел из моей миски? Медведи мертвы, берлога пуста. Но – жива и очень несчастна… Женьке почему-то казалось именно это – что Дракон одинок, один, совсем один в этом мире – и это навсегда…
Она встала (грибостул тут же втянулся в пол), подошла к стене. Осторожно приложила ладонь и сказала:
– Теперь ты не один…
Никто не ответил.
6.
Воины поднимались на холм острожно, спешившись, с готовыми к стрельбе луками.
Дракона не нашли – валялись лишь трупы людей и коней. Ваньхе визжал, нойонская камча гуляла по спинам нукеров – передовая сотня была из его тумена. Но хребет никому не сломали, железной воли Сугедея мятежникам не хватало. Угилай-нойон молчал, глядел перед собой неподвижным взглядом – смотрящий за ним отвлекся, пытаясь понять смысл неожиданной атаки.
Двинулись дальше, бросив трупы на кургане. Воины хмурились – не по-людски, не по обычаю. Начинали роптать – и обрывали крамольные речи на полуслове. Замолкали, глядели недоуменно, враз позабыв, что хотели сказать.
Восьмипалые спешили. Враг стоял у ворот их крепости, и эта попытка онгонов получить искомое стала последней. И – должна была стать удачной. Лучшие воины степи шли на врага, все сильные и слабые стороны которого изучены. Враг подставился сам, рассорившись с союзником – и через ряды всадников Нурали прорубаться не придется. Ошибки и осечки быть не может. Может быть только победа. Они получат то, за что так долго убивали и умирали. Получат.
Онгоны не знали, что…
7.
…Женька Кремер вышла из каюты. Она облачилась в комбинезон, немного не по росту. – странный покрой, серо-мерцающая ткань без следа переплетенных нитей. Вполне может быть, что то была ночная пижама, появление в которой на капитанском мостике навеки опозорит ее перед Драконом – но ничего иного в овальных нишах каюты не обнаружилось.
– Я хочу в рубку! – сказала она твердо. На мягкие просьбы и сослагательные наклонения Дракон не реагировал, в этом она убедилась.
На полу тускло засветилась линия – шла по коридору и исчезала в появившемся боковом ответвлении. И Женька пошла по ней.
8.
Теперь авангард – уже три сотни – держался поблизости от основных сил. Ехали настороженно, оружие наготове. Маленькие разъезды, по пять-семь человек, шныряли по окрестным курганам. Неожиданностей быть не должно.
Но – случилась.
Звука машины, поднявшейся на курган – уже осмотренный разведчиками – никто не услышал. Пулемет ударил неожиданно, метров с четырехсот. Пули летели в самую середину растянувшейся степью колонны – туда, где под бунчуками ехали нойоны и трое их странных спутников. Строй рассыпался, всадники заметались взад-вперед по степи.
Но большой паники, на которую рассчитывал Кулай, так и не началось. Восьмипалые спешились, залегли за небольшим бугорком. А затем разрозненные сотни понеслись к вершине кургана, не обращая внимания на летящую навстречу смерть. Другие – далеким объездом заходили с флангов. Неслышимые команды, казалось, подгоняли даже коней. Раненые лошади поднимались и упрямо ковыляли к вершине. Вперед, вперед, вперед…
Пак выругался. Снова припал к пулемету. Раскалившийся металл дергался в руках, очереди становились длиннее, паузы между ними короче. Бесполезно. Не остановить. Дистанция сокращалась. Противник не ведал не только страха, но и разумной осторожности. Даже один оставшийся из десятка всадник скакал вперед, навстречу струям свинца – и не пытался остановиться, разминуться с летящей в лицо смертью.
Груда людских и конских трупов росла. Новые десятки топтали ее копытами. В сотне метров от пулемета холм вставал крутым откосом – всадники спешивались, лезли наверх, тащили под уздцы коней.
Патроны кончались.
Пак подбежал к машине, распахнул дверцу. Двигатель работал на холостом ходу. «Четверка» покатила вниз.
Всадники вынырнули из-за холма неожиданно – слева, десятка два. Сергей свернул от них, педаль газа ушла в пол. Через секунду всадники показались справа. И спереди.
Он газовал на них, надеялся – вид несущегося навстречу Дракона испугает если не людей, то коней. Не испугал. Стрелы защелкали по металлу, струи пара рванулись из пробитого радиатора. Пак пригнулся, круто вывернул руль. Зубами выдернул кольцо гранаты. Не глядя, швырнул ее за спину. Плотная кучка всадников наскакала прямо на взрыв. Зазубренные осколки вязли в людской и конской плоти, убивая и раня. Уцелевшие продолжили погоню. И к ней присоединялись новые и новые нукеры.
Машина катила быстро, гораздо быстрее конников, но их было слишком много. Петля сжималась все туже. Кулай увидел просвет между двумя группами, повернул туда. Перегретый двигатель выл, сжигая остатки бензина. Ветер бил в лицо, серо-желтый ковыль летел навстречу.
Проскочу, думал Пак. Прорвусь – и к востоку, прочь от Девятки. Ребятки вошли в азарт, быстро погоню не бросят. Хайдар успеет, обязательно успеет…
Машина вырвалась в последний момент из сходящихся крыльев невода. Стрелы летели роем рассерженных пчел. Стрелы прошивали тонкий металл кузова. Пака это не страшило. Бензобак защищен, в камеры закачан герметик, водительское место с боков и сзади прикрыто броневым листом.
Еще две гранаты назад он мог уже не бросать – прорвался. Но кинул. Пусть не думают, что можно безнаказанно охотиться на Драконов Земли. Два взрыва слились в один, перекрыв вопли людей. Пак потянулся за третьей.
Паку казалось, что нога так же давит акселератор, а степь так же несется навстречу, лишь стук копыт и вопли погони за спиной исчезли. На самом деле он сидел, бессильно уткнувшись в руль остановившейся «четверки». Стрела торчала из-под назатыльника шлема, белые гусиные перья мелко подрагивали. Правая рука разжалась, граната с вынутой чекой упала вниз. И – взорвалась через три с половиной секунды.
Осторожно подъезжавших к замершему Дракону всадников осколки не зацепили.
9.
Здесь стены не были живыми. Здесь все оказалось мертво.
И – давно мертв был сидевший за пультом не-человек. Мумия. Женька не сказала ничего, просто ей захотелось, чтобы этого рядом не стало. Она уже поняла, что Дракон реагирует как на слова, так и на мысли – но на эту не среагировал. Она произнесла вслух: убери это! Никакого эффекта.
Рубка была местом особым. Создатели ее не хотели, чтобы случайная мысль или слово приводили в действие силы, способные сотрясать землю и раскалывать небо. Рубка оставалась мертва. Но один предмет был отчасти живым и Женька поняла это. На полу валялся странного вида шлем – вытянутый, шишкообразный. Устилавшие внутреннюю его поверхность шлема длинные ворсинки шевелились, как живые…
Она нагнулась, взяла шлем в руки. На вид массивный, он оказался неожиданно легким. Ворсинки настороженно встопорщились – и замерли, словно ждали чего-то. Это надо надеть, это обязательно надо надеть, думала Женька – но медлила…
Потом решительно подняла шлем на вытянутых руках и осторожно опустила на голову.
Все взорвалось.
10.
Все взорвалось и разлетелось цветным огненным вихрем – и она тоже. Ее не было – и она стала всем.
Она неслась по озеру, и вода испуганно раздавалась перед ней, и она знала, что точно так же при нужде перед ее грудью расступятся громады гор, и ледяная пустота пространства, и вязкая паутина времени. Она знала все. Все, что происходит внутри ее – от циклопических органов до самой мельчайшей клеточки. Все, что происходит снаружи, она тоже знала – видела, и слышала, и ощущала еще десятками неведомых ранее чувств. Она чувствовала шевеление людишек-муравьев, засевших на берегу, в бетонных и кирпичных коробках – они были ей сейчас безразличны. Она могла стереть их одним легким дуновением и в любой момент создать новых. Она уже однажды сотворила таких – жалких восьмипалых козявок, возомнивших себя ее хозяевами – но сейчас ей не нужен никто, никто в целом мире, она сама целый мир. Все подвластно ей – пространства и времена, предметы и сущности. И – она счастлива, впервые за столетия она счастлива.
Она была всем – небом, и озером, и степью, и этими букашками, что засели под горами – и теми, что убивали сейчас друг друга в горах.. И звездами была тоже она.
Она радостно подняла голову, и безоблачная синева стала ближе, и ликующий рев вырвался из ее распахнутой пасти. И задрожало небо, и задрожала земля.
Умерший воскрес.
Спящий проснулся.
Во Вселенную пришел Бог. Бог-Победитель, могучий и яростный. Не стало ничего, кроме Него. Лишь маленькая девочка. Женька Кремер. Нельзя бороться с Богом. Но она попыталась.
11.
Рубка озарялась пляской разноцветных огней. Что-то где-то внутри Верблюда лопалось с хрустальным звоном, что-то возникало – неслышно. Верблюд становился другим.
Сжавшаяся на полу рубки фигурка не видела, не слышала, не замечала ничего. Она боролась – тем малым, что осталось от нее. От Женьки Кремер. Руки медленно, миллиметр за миллиметром, ползли к закрывшему голову до самых плеч шлему. И доползли.
Вселенная корчилась, раздираемая надвое. Миры гибли в жадном пламени. Все становилось ничем. Ничто исчезало в никуда. Вой умирающего Бога взрывал времена и схлопывал пространства. И – все кончилось.
Сброшенный шлем отлетел в угол. Пляска огней прекратилась. Женька поднялась. Она стала древней старухой – она прожила все эпохи до конца времен, она узнала все и она умерла. И – она осталась девчонкой пятнадцати лет, она осталась жить.
– Ты не был Богом, – сказала она мертвецу уверенно. – Ты был психом.
Восьмипалая мумия ничего не ответила. Она давно умерла. И навсегда осталась жить в импульсах, крутящихся по замкнутым цепям псевдосинапсов. Чекист Камизов никогда не узнает, как сработало почти два тысячелетия назад (вперед?) его пси-оружие. Как породило Бога.
– Я никогда не одену эту штуку, – сказала Женька.
Но она знала, что делать. Подобрала укатившийся шлем. Положила ладонь внутрь, на затрепетавшие ворсинки. Сосредоточенно закрыла глаза.
Из открывшегося лаза в стене появилось как бы насекомое – большое, с собаку размером, не живое и не мертвое. Деловито примерилось к иссохшему мертвецу и утащило в коридор. На утилизацию. Умирающий Бог навсегда остался в своей гибнущей Вселенной – нервные системы Верблюда были многократно дублированы, и зараженные безумием цепи изолировались от остальных. Экран включился на ближний обзор – вместо полутемной пустой каюты на нем появились серые волны.
Многочисленные системы докладывали Женьке о своем состоянии. Многого она не могла понять, но одно знала точно – в ее распоряжении самая совершенная машина. Или самое удивительное животное. Но что делать со всем этим – она не знала…
Но был человек, который наверняка знал. Который знал все, кроме сомнений. Карахар.
Правда, оставалась маленькая загвоздка. Карахар управлять Драконом не способен, Женька среди прочего хорошо поняла, кто может делать это.
Она могла.
Онгоны – искусственно созданные и бесполые – тоже могли.
Карахар не мог. Психоматрица не позволяла. При всех своих достоинствах подполковник Гамаюн стать юной девственницей не мог.
XI. Развод по-степному
1.
– Ты Карахар? – спросил человек. Оружия у него не было, и на ловушку все происходящее не походило. Переговоры в Степи – дело святое. Закончатся – пожалуйста, режь врагов снова, коли не сумел с ними договориться…
Переговоры проходили в наскоро собранной на узкой полоске галечного пляжа юрте. Десять нукеров с луками стояли полукругом с одной стороны юрты. С другой – десять бойцов Отдела. Посматривали друг на друга неприязненно, но уважительно. В юрту зашли двое. Карахар и Сугедей.
– Я Карахар, – сказал подполковник.
А вы думали, что в Карахаре семь локтей роста, плечи – сажень, и глаза мечут молнии?
Неизвестно, что там себе думал Сугедей, но начал он без обиняков, совсем не похоже на цветистую дипломатию Нурали-хана:
– Я – Сугедей. Люди степи признали мою власть, и эти земли теперь мои. Я сам покараю онгонов и уничтожу их логово. Нам нечего делить. Ты можешь вернуться в свою крепость, а можешь встать под мои бунчуки. Тогда у тебя будет все, и твои Драконы пойдут рядом с моими конниками, сокрушая царства. Подумай об этом, Карахар. Я не держу зла на тех, кто раньше сражался со мной, а сейчас служит мне.
Сугедей сделал паузу и прибавил:
– А еще подумай о том, что будет, когда у тебя закончатся патроны.
“Патроны” хан произнес по-русски и почти правильно.
– Патронов у меня больше, чем у тебя воинов, – ответил Гамаюн, не выдавая неприятного удивления. Парень непозволительно много знал. И этим был опасен для Девятки больше, чем все остальные владыки степи, вместе взятые.
Источник? Милена? Разберемся… Но – если она у него, пусть скажет об этом сам…
– У меня есть дело к онгонам. Они похитили мою жену. А закон Степи прост – земля принадлежит не тому, кто объявил ее своей. А тому, кто может ее удержать. Войди в пещеру – если сможешь.
Полчаса назад наконец подтянулась техника. И при нужде Гамаюн мог устроить новую демонстрацию огневой мощи. Ребята у хана прыткие, и позиция у них удобнейшая, но подполковник не сомневался в своем превосходстве.
Точно такую же уверенность испытывал Сугедей. Пять тысяч не вступавших в бой нукеров наготове. И близится союзница-ночь…
– Твоя жена у меня. Мои люди убили похитивших ее. Я мог бы вернуть ее тебе. Какой выкуп ты согласен заплатить?
Карахар сказал жестко:
– За свое выкуп не платят. Свое берут назад.
Вот так. И только так. Иначе – ты конченый человек, слабость в Великой Степи никому не прощают.
Сугедей кивнул, словно ждал именно этого.
– Я мог бы вернуть ее тебе, – повторил он свои слова. – Но она не хочет возвращаться. Ты знаешь законы Степи? Есть и такой: если женщина не хочет жить с мужем, он должен вернуть ее отцу. И поискать себе другую жену.
Хан говорил правду. Другое дело, что при дефиците рано гибнущих мужчин правило это применялось крайне редко. В основном для расторжения династических браков – при изменениях в политической ситуации.
Но Милена… Да… Милена, похоже сделала в жизни новую ставку. И это тревожный признак – чутье у дочери генерала Таманцева безошибочное. Если, конечно, молодой хан не лжет.
Ладно, продолжим дискуссию на тему местного кодекса о семье и браке.
– Женщина сама должна сказать мужу, что не будет жить с ним. Я хочу услышать свою жену.
2.
Шаги были не слышны. Холодный металл ствола прижался к затылку неожиданно.
Бывший отставной майор, а ныне полковник Камизов оборачивался медленно. Застали его в крайне неудобной позе – наклонившимся над распахнутыми железными створками люка. Внизу, в люке, – два длинных ряда разъемов. Дело происходило на третьем этаже обесточенной “двойки” – слабый свет сочился сквозь мутные, специально сделанные непрозрачными стекла.
Полковник наконец обернулся.
Миша Псоев, бывший лже-черпак, отступил назад, опустил пистолет. Улыбнулся паскудно. Повисло молчание и полковник нарушать его не собирался. Старый волк прошел ту еще школу – прекрасно знал, что заговоривший первым теряет преимущество. Правильно держать паузу – большое искусство.