Страница:
ответ только энергичнее работал веслами.
Уговоры сменились приказами, затем угрозами и протестами. Матросы
клялись жестоко отомстить Снежку и всячески расписывали те страшные муки,
которые ждут его, стоит только ему попасться к ним в руки.
Но угрозы не действовали, так же как и слезные мольбы. И матросы,
мало-помалу убедившись в этом, притихли.
Молчаливое, но упорное сопротивление, с которым Снежок отклонял все их
домогательства, привело в ярость тех, кто раньше тщетно его молил, и в
порыве злобы они с еще большей энергией пустились вдогонку за убегавшим от
них суденышком.
Между преследователями и беглецами все еще оставалось двести ярдов.
Двести ярдов в океане, на ровном, без препятствий, пространстве! Что будет
дальше: уменьшится ли расстояние и "Катамаран" попадет в лапы врагу или же
расстояние будет увеличиваться и плот спасется?
Что ждет катамаранцев--избавление или плен? Вот что занимало умы обеих
команд: и тех, кто убегал, и тех, кто преследовал. Впрочем, вопрос этот и не
обсуждался.
На обоих плотах люди из сил выбивались: одни, чтобы убежать, другие --
помешать их бегству. Но как непохожи были причины, толкавшие на борьбу
каждую из сторон!
Катамаранцы верили, что, идя на веслах и под парусом, борются за
собственную безопасность; и они не заблуждались, так как матросы с "Пандоры"
охотились за ними с самыми враждебными намерениями, стремясь отнять у них
все, даже самую жизнь.
Так неслись они в безбрежном океане. Страх неудержимо гнал беглецов
вперед. За ними летела погоня, обуреваемая кровожадными инстинктами.
"Катамаран", бесспорно, превосходил большой плот мореходными
качествами, и, будь только ветер немного посвежее, наши скитальцы вскоре
оставили бы преследователей далеко позади.
На беду, сейчас дул самый слабый бриз, и потому исход погони решали
весла.
Тут "Катамаран" сильно уступал своему сопернику: на нем имелась всего
одна-единственная пара весел, а на большом плоту матросы располагали
примерно двенадцатью парами, включая гандшпуги и прочие корабельные
принадлежности. И в самом деле, когда команда пустилась в погоню, за весла
взялась сразу целая дюжина гребцов.
Пусть даже они гребли не в такт и неумело, все-таки им всем вместе
удавалось нагонять скорость, большую, чем на "Катамаране", и экипаж
маленького плота с ужасом увидел, что преследователи берут верх.
Расстояние сокращалось хотя и не очень быстро, но заметно.
Тревога росла: еще немного--и их настигнут.
Под такой угрозой люди, склонные легко падать духом, прекратили бы
всякие усилия и сдались бы на милость рока, казавшегося почти неизбежным.
Но ни английский матрос, ни негр не были малодушными. Это были люди
прочной закалки. Даже сейчас, когда исход погони складывался не в их пользу,
они обменивались ободряющими словами, поддерживая друг друга в обоюдном
решении: не складывать рук до тех пор, пока между ними и их безжалостными
преследователями останется хотя бы только шесть футов.
-- Нет, -- воскликнул матрос, -- не к чему весла бросать! От них пощады
не жди, что от твоих акул. Знаю я их повадки!.. Держись, Снежок, ни одного
удара веслом зря! Авось мы еще вымотаем из них душу!
-- За меня не тревожьтесь, масса Брас! -- возразил негр. -- Я буду
грести, пока есть хоть капля силы в руках и дыхание в груди. Будьте покойны!
Казалось, команда "Катамарана" вступила в борьбу с самой судьбой. Но не
все еще было потеряно. Что-то должно было их ободрять и воодушевлять на
новые усилия Но что же?
Чтобы ответить на этот вопрос, стоило только оглянуться назад.
Там, на некотором расстоянии от преследующего их плота, на водной глади
можно было заметить нечто новое. Наискось через весь горизонт протянулась
темная полоса. Рядовой наблюдатель, пожалуй, не обратил бы на нее внимания,
но для опытного глаза Бена Браса (моряк сидел за веслами лицом как раз в ту
сторону) эта полоса имела особый смысл. Он знал, что скоро волнение на море
усилится и ветер будет крепчать. Да и тучи, собиравшиеся с огромной
быстротой за кормой, указывали, что надвигается буря.
Бен Брас тут же поделился своими наблюдениями со Снежком. И это
окрылило их надеждой на спасение.
Оба думали, что сильный попутный ветер поможет им уйти от
преследователей. По-прежнему сосредоточив все силы на том, чтобы вести
вперед "Катамаран", они в то же время глаз не спускали с океана за кормой,
следя за ним еще с большей тревогой, чем за нагонявшими их матросами.
-- Эх, только бы не подпустить их близко!--прошептал Бен Брас
товарищу-гребцу.--Продержаться бы еще хоть четверть часика! Бриз вот-вот
настигнет, а тогда у нас будет хоть капля надежды. Сейчас они нас нагоняют,
но ветер нагонит их, пожалуй, еще быстрее. Эх, подул бы ветерок, свежий,
крепкий! Видишь, вода рябит там, в трех узлах, за кормой большого плота?
Греби же, Снежок, коли жизнь мила! Гром меня разрази! Вон они нас нагоняют!
В последних словах матроса прозвучала нотка отчаяния: как видно,
"капитану" "Катамарана" положение стало казаться безнадежным. Снежок только
печально кивнул головой в знак согласия: бывший кок разделял мрачные
предчувствия своего товарища.
Несколько секунд матрос и Снежок молчали. Оба были слишком заняты
греблей и своими наблюдениями, чтобы найти время для разговоров.
Преследователи подняли крик. Пока не было полной уверенности в исходе
погони, матросы держались молча, но, как только они убедились, что их
неповоротливый плот идет быстрее и перегонит "Катамаран", в воздухе снова
зазвучали их дьявольские, злобные голоса. Беглецам вдогонку неслись грозные
оклики, требования остановиться вперемешку с угрозами жестоко отомстить за
неповиновение.
Особенно выделялся угрожающими речами и жестами один из них, видимо
занимавший важное положение на плоту. Человек этот был Легро.
Стоя впереди, почти на самом носу, с длинным багром в руке, он,
казалось, командовал остальными, всячески подстрекая их к нападению. Слышно
было, как он рассказывал своим, что видел у беглецов съестные припасы и
воду, целую бочку воды, прикрепленную к "Катамарану".
Что до того, ложны или правдивы эти речи! Все равно они сделали свое
дело, воодушевив матросов за веслами.
"Вода!"--звенело музыкой в ушах у них. При одном звуке этого слова все
как один напрягли свои силы до предела.
Большой плот понесся еще быстрее, словно торопя развязку. Он нагонял
своего соперника. Не прошло и десяти минут, как он очутился так близко от
кормы "Катамарана", что решительный человек мог бы перепрыгнуть с одного
плота на другой.
Команда "Катамарана" смотрела с отчаянием--враг приближался...
Они видели, как сзади набегают черные волны с белыми пенящимися
гребнями; видели, как небо над головой у них все больше и больше
заволакивается грозовыми тучами. Но, казалось, небеса грозно хмурились
словно для того, чтобы сделать еще мрачнее ужасную судьбу, настигающую их.
-- Разрази меня гром! Слишком поздно! Нам уже не спастись! -- вскричал
Бен Брас, намекая на запоздалый ветер.
-- Слишком поздно? -- откликнулся Легро с большого плота.
Отвратительно было глядеть на француза: такой свирепый вид придавали
ему белые зубы, хищно сверкавшие сквозь черные усы.
-- Слишком поздно, говорите вы, Бен Брас? А почему бы это так,
разрешите спросить? Для нас-то не поздно нахлебаться вволю из вашей бочки с
водой! Ха-ха-ха!.. Эй ты, бродяга! -- продолжал он, обращаясь к негру. -- Ты
что ж это весла не бросаешь? Черт побери! На что они тебе сдались, мерзкая
черномазая образина? Не видишь разве -- еще несколько секунд, и мы всех вас
возьмем на абордаж? Весла долой, говорю тебе, и не задерживай! Посмей только
ослушаться -- шкуру спустим живьем, когда попадешься к нам в лапы!..
-- Никогда, масса Гро, -- гордо ответил Снежок, -- не спустить вам
шкуру с меня! Живым не дамся -- раньше умру! Знайте, у меня есть нож. И,
клянусь, не один из вас будет убит, покуда меня схватите! Так берегитесь же,
масса Гро! Лучше вам связаться с самим дьяволом, чем наложить лапу на
старину Снежка!
Француз не удостоил ответом эту угрозу противиться до конца. У него не
было времени вести дальнейшие переговоры. Сейчас плоты сошлись так близко,
что все его внимание было поглощено каким-то новым замыслом.
Легро, увидев, что "Катамаран" можно достать багром, схватил его и,
наклонившись вперед, вонзил абордажный крюк в корму маленького суденышка.
Одну-две секунды длилась борьба, и в результате оба плота, верно,
столкнулись бы, если бы не находчивость английского матроса: ловким ударом
весла он не только оторвал багор от плота, но и вышиб его из рук Легро.
В то же мгновение француз, потеряв равновесие, покачнулся и внезапно
провалился, но не упал навзничь, а продолжал держаться стоймя, словно ноги
его попали в щель между бревнами плота.
Так оно и было. Как только на обоих плотах оправились после первого
потрясения, все увидели, что от Легро осталось только полчеловека--с
подмышек до макушки; нижняя половина туловища застряла между досками, не
дававшими французу целиком погрузиться в море.
Быть может, для него лучше было бы совсем упасть в воду... Так или
иначе, самый смелый прыжок вниз головой не мог бы кончиться для него более
печально.
Не успел он провалиться между бревнами, как из глотки у него вырвался
отчаянный вопль и все черты внезапно побледневшего лица дико исказились.
Очевидно, произошло нечто более страшное, чем простой шок от падения в воду
по пояс.
Один из товарищей -- тот самый злодей, его сообщник, о котором мы уже
говорили,-- бросился вперед, чтобы освободить Легро из западни: было
очевидно, что француз не может выбраться собственными силами.
Матрос схватил его за плечи и начал было тащить вверх, как вдруг
неожиданно выронил и с криком ужаса отпрянул назад.
Столь странное поведение стало понятным, только когда все увидели, что
обратило матроса в такое стремительное бегство.
Это был уже не Легро и даже не его труп -- от него оставалась только
верхняя часть туловища, начисто перерезанная на уровне живота словно
гигантскими ножницами.
-- Акула! -- вскричал кто-то, высказывая общую мысль, которая
одновременно пронеслась в уме у всех: и у матросов на большом плоту, и у
команды "Катамарана".
Так плачевно завершилась жизнь этого грешника, который, безусловно,
заслужил страшную кару и, наверно, не был достоин лучшей доли.
Зрелище, столь неожиданное и, главное, столь жуткое, не могло не
произвести сильнейшего впечатления на всех, кто был его очевидцем.
Настроение преследователей изменилось, и они на время почти приостановили
погоню. В свою очередь, катамаранцы ослабили усилия. На несколько секунд и
та и другая сторона словно оцепенели под действием каких-то чар. На обоих
плотах поднятые весла замерли в воздухе.
Эта передышка пошла на пользу "Катамарану", более легкому на ходу, чем
плот преследователей. К тому же его команда скорее пришла в себя от
изумления -- какое им было дело до того, что приключилось с Легро! Спутники
полусъеденного француза еще не решили, продолжать ли им погоню, а
катамаранцы уже ушли вперед на расстояние, равное нескольким плотам в длину:
так стремительно убегали они от опасного соседства.
Это удивительное событие настолько ужаснуло разбойничью шайку с
"Пандоры", что одно мгновение они готовы были поверить во вмешательство сил,
более могущественных, чем простой случай. Далеко не все из них были друзьями
несчастного, на долю которого выпал столь необычный жребий. В их памяти все
еще было свежо прерванное расследование; будь только оно доведено до конца,
думали многие, виновность Легро была бы доказана и он был бы обличен как
убийца О'Гормана.
На большом плоту многие и не подумали бы продолжать погоню, если бы
дело шло только о том, чтобы отомстить за Легро. Но они все находились во
власти иного, более могущественного побуждения: их терзала жажда, и они были
убеждены, что на убегающем плоту найдется чем ее утолить.
На досках еще валялась половина туловища искалеченного француза. Но это
недолго занимало их мысли. Вскоре они и совсем позабыли о нем, когда снова
раздался крик "Вода!", заставивший их опять ринуться в погоню.
Еще раз взялись они за весла, еще раз принялись грести изо всех сил, но
-- увы! -- с гораздо меньшим успехом. Мучительная жажда все еще гнала их
вперед, но в их действиях уже не было прежнего единодушия, которое всегда
является залогом победы. Не стало человека, который заставлял их идти за
собой. И матросы действовали теперь так нерешительно и несогласованно, что
заранее были обречены на неудачу.
Быть может, если бы все осталось неизменным, они наверстали бы
упущенные возможности и со временем нагнали беглецов на "Катамаране". Но за
эти полные волнения минуты передышки на море произошла перемена, которая
должна была решить судьбу и беглецов и преследователей.
Темная линия на дальнем краю горизонта, за которой с самого начала так
пристально следили на "Катамаране", больше уже не была узкой полосой мрака.
Все то время, пока длилась погоня, полоса росла и теперь закрыла небо и
океан. Тяжелые, черные тучи заклубились на небе, быстрые пенящиеся волны
вскипели на море, с разбегу ударяясь о бочки на обоих плотах. Все предвещало
если не шторм, то, по крайней мере, сильный ветер. Казалось, теперь-то исход
погони будет совершенно иной.
И вот все переменилось. К тому времени, как потерпевшие кораблекрушение
матросы на своем неуклюжем большом плоту снова пустились в погоню, они
увидели, что более легкий на ходу "Катамаран", широко распустив по ветру
парус, стремительно ускользает от них.
Погоня прекратилась. Возможно, матросы и не отказались бы от нее, если
бы волны, вздымавшиеся вокруг, не напомнили им о новой опасности. Пена
захлестывала их с головой, океан с каждым порывом ветра грозил потопить их
плохо управлявшийся плот. Хлопот у них было по горло, и, теряя последние
остатки сил, они цеплялись за бревна своего кое-как сколоченного суденышка.
Так еще раз катамаранцы избавились от страшной опасности, вырвались
буквально "из когтей смерти".
Тот самый бриз, который так вовремя умчал их от преследователей
"Катамарана", вскоре превратился в сильный ветер и все крепчал, обещая
перейти в еще более страшное для мореплавателей явление--в грозу океана,
шторм.
Плоты уже больше не были на виду друг у друга. И пяти минут не прошло
после того, как Легро взял их на абордаж, а сильный ветер уже подхватил
"Катамаран": быстроходное маленькое суденышко далеко унеслось вперед от
громоздкого вражеского плота.
Еще час -- и "Катамаран" благодаря хорошему рулевому был на несколько
миль дальше к западу. В это время большой плот, который не мог идти на
веслах и плохо слушался руля, казалось, отдался на волю ветров. Матросы,
находившиеся на нем, безнадежно пытались идти в фордевинд.
Несмотря на то что ветер крепчал, а океан все больше волновался,
катамаранцы не отчаивались. Бен Брас словно не замечал опасности и
уговаривал своих товарищей не падать духом.
Были приняты все меры, чтобы предотвратить возможную катастрофу. Как
только катамаранцы заметили, что преследователи остались позади и что с этой
стороны опасность им больше не грозит, они тотчас же спустили парус на
мачте, так как ширина его была слишком велика для все усиливающегося ветра.
Его не убрали совсем, а только укоротили, зарифовав кое-как, чтобы
наполовину уменьшить поверхность, подставляемую ветру. И это оказалось как
раз тем маневром, который был необходим, чтобы сделать "Катамаран" еще более
устойчивым на ходу.
Нельзя сказать, чтобы "капитан" и его команда не боялись за
безопасность плота. Наоборот, они испытывали сильный страх, столь
естественный в их положении, и поэтому принимали все меры, чтобы избежать
грозившей гибели.
Положение, в котором они очутились, было для них совершенно ново. С тех
пор как они соорудили свой незамысловатый плот, они ни разу не повстречали
на своем пути шторм или хотя бы сильный ветер. С момента гибели "Пандоры"
погода им благоприятствовала. Они плавали "в летних водах", посреди
тропического океана, где нередко проходят целые недели, и ни ветры, ни волны
не нарушают безмятежную морскую гладь, -- словом, в океане, где штиль
опаснее шторма. До сих пор они еще не сталкивались с резкими атмосферными
явлениями; самое большее--их подгонял свежий бриз, и тогда "Катамаран"
проявлял себя как превосходный парусник.
Но устоит ли он перед бурей, которая может перейти в шторм или даже в
грозный ураган?
Предвидя эти события, наши скитальцы не слишком были уверены в своем
благополучии. Они трепетали от ужаса. И они со страхом глядели ввысь, на все
мрачнеющее небо и на бурю, готовящуюся вот-вот обрушиться на них.
Целое утро бриз все крепчал и в полдень стал очень сильным. К счастью
для команды "Катамарана", он не перешел в шторм, иначе их утлое суденышко
было бы разнесено вдребезги.
Хотя волнение на океане по сравнению с тем, что происходит в шторм,
было весьма умеренным, команда едва могла сохранять свой плот в целости.
Мало радости было думать, что, случись настоящий шторм, "Катамаран"
непременно разлетится на куски. Они могли лишь тешить себя надеждой, что,
прежде чем это произойдет, они пристанут к твердой земле или, что еще
вероятнее, их подберет какое-нибудь судно.
Но сейчас катамаранцы и не помышляли о благополучном завершении
странствий: так незначительны были шансы на спасение и такой отдаленной
казалась самая его перспектива. Стоило им только задуматься над этим, как
они вспоминали всю безвыходность положения и впадали в глубокое уныние.
Впрочем, сегодня у них не хватало времени уноситься фантазией так далеко --
к концу своих скитаний. Их тело и дух были слишком заняты тем, чтобы не дать
этим странствиям трагически оборваться. Мало того, что им приходилось
держаться настороже перед каждой накатывающейся волной и следить, чтобы
"Катамаран" выдерживал ее натиск,--надо было еще присматривать, чтобы не
разошлись связывающие бревна канаты.
Уже несколько раз океан обрушивался на них. Не будь крошка Лали и
Вильям так крепко привязаны к основанию мачты, их обоих смыло бы волной и
они, конечно, погибли бы в мрачной пучине океана.
Двое сильных мужчин с величайшим трудом могли удерживаться на плоту;
чтобы их не смыло за борт, пришлось прикрепить и себя к бревнам, обмотав
веревки вокруг кисти.
Однажды нахлынула громадная волна и затопила их, так что они очутились
на несколько футов под водой. В этот тяжкий миг все четверо решили, что
настал их последний час. Несколько секунд им казалось, будто они идут ко дну
и никогда больше не увидят дневного света.
Скорее всего, так и случилось бы, если бы их не спасло своеобразное
устройство плота: не так-то легко потонуть порожним бочкам -- они тотчас же
всплыли обратно на поверхность, снова вынеся вверх, из воды, "Катамаран" и
его команду.
К счастью, Бен Брас и Снежок не слишком полагались на волю случая,
когда строили свой необычный плот. Бывалый моряк предвидел, что их может
застигнуть в пути такая буря, как сегодня. И вместо того чтобы соорудить
временное суденышко, годное для плавания только в тихих водах, матрос не
пожалел трудов, стремясь сделать плот возможно более мореходным. Вместе со
Снежком они приложили всю свою силу, чтобы попрочнее скрепить бревна и бочки
канатами, и все свое мастерство для умелого использования не слишком-то
пригодного материала, находившегося в их распоряжении.
Уже плавая на "Катамаране", они продолжали возиться с ним каждый день,
чуть ли не каждый час, внося все новые усовершенствования.
Зато теперь они пожинали плоды своих трудов -- ведь только благодаря
этой предусмотрительности и трудолюбию сумели они благополучно противостоять
буре.
Понадейся они на удачу и предайся лености, что было бы, пожалуй,
понятно в том отчаянном положении, в каком они тогда находились, сегодня
наступил бы их последний день--"Катамаран", может быть, и не пошел ко дну,
но развалился бы на куски, и никто из экипажа не остался бы в живых после
такой катастрофы.
Как бы то ни было, и плот и команда выдержали бурю. Перед заходом
солнца ветер стих, сменившись легким бризом. Тропическое море мало-помалу
вернулось к своему обычному состоянию -- наступило затишье. И "Катамаран",
снова распустив свой широкий парус, устремился с попутным ветром вперед в
лучах золотого светила, медленно спускавшегося к западному краю безоблачного
неба.
Ночь оказалась приятнее дня. Ветер больше не был им врагом. Сменивший
его бриз благоприятствовал скитальцам больше, чем полный штиль, так как
делал их плот устойчивым против мертвой зыби.
К полуночи стихла и зыбь. Так как буря длилась недолго, то волнение
было слабое, да и оно вскоре совсем улеглось.
Наконец-то они могли подумать об отдыхе, таком необходимом после
стольких трудов и треволнений. Проглотив несколько кусков невкусной пищи и
запив их чаркой разбавленного канарского, все легли спать.
Ни сырые доски, служившие постелью, ни насквозь промокшая одежда,
облипавшая тело, не помешали им заснуть.
В более суровом климате им было бы, пожалуй, неуютно. Но здесь, в
тропическом поясе, на океане ночью бывает так жарко, что "мокрые простыни"
кажутся не только терпимыми, но порой даже приятными.
Итак, катамаранцы все до одного улеглись отдыхать.
Обычно они поступали иначе: по ночам кто-нибудь оставался на вахте --
сам "капитан", или бывший кок, или же юнга. Само собой разумеется, малышка
Лали была освобождена от этих обязанностей.
Такая обязательная ночная вахта имела двойной смысл: нужно было вести
"Катамаран" по его курсу и в то же время наблюдать за морем, не покажется ли
где парус.
В эту ночь, если бы они встали на вахту, им прибавилась бы еще одна
обязанность: не следует забывать, что они все еще не избавились окончательно
от своих недавних преследователей. Те, наверно, также шли под ветром.
Катамаранцы ни о чем не позабыли. Но хотя эта мысль не шла у них из
ума, все равно они не в силах были противиться сну. Пусть плот идет куда
хочет, пусть встречный корабль, если попадется на пути, неслышно проплывет
мимо, пусть даже их нагонит большой плот, если так угодно судьбе,--будь что
будет, ничто не помешает им заснуть глубоким, беспробудным сном.
И вдруг все разом проснулись -- их поднял на ноги крик, который мог бы
разбудить и мертвеца. Дикий вопль пронесся над морем с такими странными,
нечеловеческими интонациями, что, казалось, он мог возникнуть только в
пучине океана. Это был короткий, отрывистый крик, но такой громкий, что даже
Снежок очнулся от оцепенения.
-- Что за чертовщина? -- первый спросил негр, потирая себе уши, чтобы
убедиться, не сделался ли он жертвой иллюзии.
-- Право, не знаю, -- отозвался матрос, тоже ошеломленный тем, что
слышал.
-- Как будто кто-то тонет, масса Брас?
-- Похоже, что акула разорвала человека... Так мне все это сразу и
вспомнилось.
-- Ей-богу, ваша правда! Точь-в-точь так кричал напоследок масса Гро!
-- А все-таки, -- продолжал матрос после минутного раздумья, -- что-то
непонятно. Не человек это крикнул, нет, нет! В жизни не слыхал, чтобы
человеческая глотка могла издать такой вопль.
-- А ведь большой плот не близко. Как вы вышибли багор тогда, мы и
пустились наутек. Такой взяли старт, что куда уж тем с "Пандоры"! Им не
удалось подойти хоть чуточку ближе -- ей-ей, не вру! Нет, оттуда крика не
услышишь...
-- А вы поглядите-ка вон туда! Там что-то виднеется! -- вскричал
Вильям, вмешавшись в разговор.
-- Да где же? Что там такое?--спросил матрос.
-- Вон там! -- ответил юнга, указывая вправо. -- Примерно в трех
кабельтовых от нас на воде. Какой-то черный предмет, вроде лодки.
-- Лодка! Разрази меня гром! Да, теперь и я вижу. И правда она! Да
только откуда ей взяться здесь, посреди Атлантического океана?
-- Правильно, лодка! -- вставил Снежок. -- Могу сказать наверное.
-- Похоже, что так, -- сказал матрос, вглядевшись еще пристальнее. --
Да, это лодка!.. Вот, вот, теперь еще лучше видно... Эге, в ней кто-то есть!
Я вижу только одного: торчит посередине, будто мачта. Пожалуй, тот самый,
что крикнул сейчас, если то не был сам дьявол. Нет, что ни говори, люди так
не кричат!..
Словно в подтверждение последних слов матроса, крик снова повторился
точь-в-точь, как прежде. Правда, сейчас, когда они уже очнулись ото сна, он
произвел на них несколько иное впечатление.
Несомненно, это был голос человека -- ничем иным он не мог быть даже в
этой обстановке, -- но человека, в котором угасла последняя искра разума.
Пожалуй, команда "Катамарана" еще оставалась бы в недоумении, если бы
все ограничилось только этим вторично раздавшимся криком. Однако тотчас же
полились какие-то речи -- бессвязные, но все же членораздельные, затем
раздался взрыв хохота, какой можно услышать только в коридорах дома для
сумасшедших.
Все как один стояли, слушали и дивились.
Ночь была безлунная, темная, но уже близился рассвет. Заря окрашивала
розоватыми тонами небо. В сером полусвете раннего утра, слабые лучи которого
Уговоры сменились приказами, затем угрозами и протестами. Матросы
клялись жестоко отомстить Снежку и всячески расписывали те страшные муки,
которые ждут его, стоит только ему попасться к ним в руки.
Но угрозы не действовали, так же как и слезные мольбы. И матросы,
мало-помалу убедившись в этом, притихли.
Молчаливое, но упорное сопротивление, с которым Снежок отклонял все их
домогательства, привело в ярость тех, кто раньше тщетно его молил, и в
порыве злобы они с еще большей энергией пустились вдогонку за убегавшим от
них суденышком.
Между преследователями и беглецами все еще оставалось двести ярдов.
Двести ярдов в океане, на ровном, без препятствий, пространстве! Что будет
дальше: уменьшится ли расстояние и "Катамаран" попадет в лапы врагу или же
расстояние будет увеличиваться и плот спасется?
Что ждет катамаранцев--избавление или плен? Вот что занимало умы обеих
команд: и тех, кто убегал, и тех, кто преследовал. Впрочем, вопрос этот и не
обсуждался.
На обоих плотах люди из сил выбивались: одни, чтобы убежать, другие --
помешать их бегству. Но как непохожи были причины, толкавшие на борьбу
каждую из сторон!
Катамаранцы верили, что, идя на веслах и под парусом, борются за
собственную безопасность; и они не заблуждались, так как матросы с "Пандоры"
охотились за ними с самыми враждебными намерениями, стремясь отнять у них
все, даже самую жизнь.
Так неслись они в безбрежном океане. Страх неудержимо гнал беглецов
вперед. За ними летела погоня, обуреваемая кровожадными инстинктами.
"Катамаран", бесспорно, превосходил большой плот мореходными
качествами, и, будь только ветер немного посвежее, наши скитальцы вскоре
оставили бы преследователей далеко позади.
На беду, сейчас дул самый слабый бриз, и потому исход погони решали
весла.
Тут "Катамаран" сильно уступал своему сопернику: на нем имелась всего
одна-единственная пара весел, а на большом плоту матросы располагали
примерно двенадцатью парами, включая гандшпуги и прочие корабельные
принадлежности. И в самом деле, когда команда пустилась в погоню, за весла
взялась сразу целая дюжина гребцов.
Пусть даже они гребли не в такт и неумело, все-таки им всем вместе
удавалось нагонять скорость, большую, чем на "Катамаране", и экипаж
маленького плота с ужасом увидел, что преследователи берут верх.
Расстояние сокращалось хотя и не очень быстро, но заметно.
Тревога росла: еще немного--и их настигнут.
Под такой угрозой люди, склонные легко падать духом, прекратили бы
всякие усилия и сдались бы на милость рока, казавшегося почти неизбежным.
Но ни английский матрос, ни негр не были малодушными. Это были люди
прочной закалки. Даже сейчас, когда исход погони складывался не в их пользу,
они обменивались ободряющими словами, поддерживая друг друга в обоюдном
решении: не складывать рук до тех пор, пока между ними и их безжалостными
преследователями останется хотя бы только шесть футов.
-- Нет, -- воскликнул матрос, -- не к чему весла бросать! От них пощады
не жди, что от твоих акул. Знаю я их повадки!.. Держись, Снежок, ни одного
удара веслом зря! Авось мы еще вымотаем из них душу!
-- За меня не тревожьтесь, масса Брас! -- возразил негр. -- Я буду
грести, пока есть хоть капля силы в руках и дыхание в груди. Будьте покойны!
Казалось, команда "Катамарана" вступила в борьбу с самой судьбой. Но не
все еще было потеряно. Что-то должно было их ободрять и воодушевлять на
новые усилия Но что же?
Чтобы ответить на этот вопрос, стоило только оглянуться назад.
Там, на некотором расстоянии от преследующего их плота, на водной глади
можно было заметить нечто новое. Наискось через весь горизонт протянулась
темная полоса. Рядовой наблюдатель, пожалуй, не обратил бы на нее внимания,
но для опытного глаза Бена Браса (моряк сидел за веслами лицом как раз в ту
сторону) эта полоса имела особый смысл. Он знал, что скоро волнение на море
усилится и ветер будет крепчать. Да и тучи, собиравшиеся с огромной
быстротой за кормой, указывали, что надвигается буря.
Бен Брас тут же поделился своими наблюдениями со Снежком. И это
окрылило их надеждой на спасение.
Оба думали, что сильный попутный ветер поможет им уйти от
преследователей. По-прежнему сосредоточив все силы на том, чтобы вести
вперед "Катамаран", они в то же время глаз не спускали с океана за кормой,
следя за ним еще с большей тревогой, чем за нагонявшими их матросами.
-- Эх, только бы не подпустить их близко!--прошептал Бен Брас
товарищу-гребцу.--Продержаться бы еще хоть четверть часика! Бриз вот-вот
настигнет, а тогда у нас будет хоть капля надежды. Сейчас они нас нагоняют,
но ветер нагонит их, пожалуй, еще быстрее. Эх, подул бы ветерок, свежий,
крепкий! Видишь, вода рябит там, в трех узлах, за кормой большого плота?
Греби же, Снежок, коли жизнь мила! Гром меня разрази! Вон они нас нагоняют!
В последних словах матроса прозвучала нотка отчаяния: как видно,
"капитану" "Катамарана" положение стало казаться безнадежным. Снежок только
печально кивнул головой в знак согласия: бывший кок разделял мрачные
предчувствия своего товарища.
Несколько секунд матрос и Снежок молчали. Оба были слишком заняты
греблей и своими наблюдениями, чтобы найти время для разговоров.
Преследователи подняли крик. Пока не было полной уверенности в исходе
погони, матросы держались молча, но, как только они убедились, что их
неповоротливый плот идет быстрее и перегонит "Катамаран", в воздухе снова
зазвучали их дьявольские, злобные голоса. Беглецам вдогонку неслись грозные
оклики, требования остановиться вперемешку с угрозами жестоко отомстить за
неповиновение.
Особенно выделялся угрожающими речами и жестами один из них, видимо
занимавший важное положение на плоту. Человек этот был Легро.
Стоя впереди, почти на самом носу, с длинным багром в руке, он,
казалось, командовал остальными, всячески подстрекая их к нападению. Слышно
было, как он рассказывал своим, что видел у беглецов съестные припасы и
воду, целую бочку воды, прикрепленную к "Катамарану".
Что до того, ложны или правдивы эти речи! Все равно они сделали свое
дело, воодушевив матросов за веслами.
"Вода!"--звенело музыкой в ушах у них. При одном звуке этого слова все
как один напрягли свои силы до предела.
Большой плот понесся еще быстрее, словно торопя развязку. Он нагонял
своего соперника. Не прошло и десяти минут, как он очутился так близко от
кормы "Катамарана", что решительный человек мог бы перепрыгнуть с одного
плота на другой.
Команда "Катамарана" смотрела с отчаянием--враг приближался...
Они видели, как сзади набегают черные волны с белыми пенящимися
гребнями; видели, как небо над головой у них все больше и больше
заволакивается грозовыми тучами. Но, казалось, небеса грозно хмурились
словно для того, чтобы сделать еще мрачнее ужасную судьбу, настигающую их.
-- Разрази меня гром! Слишком поздно! Нам уже не спастись! -- вскричал
Бен Брас, намекая на запоздалый ветер.
-- Слишком поздно? -- откликнулся Легро с большого плота.
Отвратительно было глядеть на француза: такой свирепый вид придавали
ему белые зубы, хищно сверкавшие сквозь черные усы.
-- Слишком поздно, говорите вы, Бен Брас? А почему бы это так,
разрешите спросить? Для нас-то не поздно нахлебаться вволю из вашей бочки с
водой! Ха-ха-ха!.. Эй ты, бродяга! -- продолжал он, обращаясь к негру. -- Ты
что ж это весла не бросаешь? Черт побери! На что они тебе сдались, мерзкая
черномазая образина? Не видишь разве -- еще несколько секунд, и мы всех вас
возьмем на абордаж? Весла долой, говорю тебе, и не задерживай! Посмей только
ослушаться -- шкуру спустим живьем, когда попадешься к нам в лапы!..
-- Никогда, масса Гро, -- гордо ответил Снежок, -- не спустить вам
шкуру с меня! Живым не дамся -- раньше умру! Знайте, у меня есть нож. И,
клянусь, не один из вас будет убит, покуда меня схватите! Так берегитесь же,
масса Гро! Лучше вам связаться с самим дьяволом, чем наложить лапу на
старину Снежка!
Француз не удостоил ответом эту угрозу противиться до конца. У него не
было времени вести дальнейшие переговоры. Сейчас плоты сошлись так близко,
что все его внимание было поглощено каким-то новым замыслом.
Легро, увидев, что "Катамаран" можно достать багром, схватил его и,
наклонившись вперед, вонзил абордажный крюк в корму маленького суденышка.
Одну-две секунды длилась борьба, и в результате оба плота, верно,
столкнулись бы, если бы не находчивость английского матроса: ловким ударом
весла он не только оторвал багор от плота, но и вышиб его из рук Легро.
В то же мгновение француз, потеряв равновесие, покачнулся и внезапно
провалился, но не упал навзничь, а продолжал держаться стоймя, словно ноги
его попали в щель между бревнами плота.
Так оно и было. Как только на обоих плотах оправились после первого
потрясения, все увидели, что от Легро осталось только полчеловека--с
подмышек до макушки; нижняя половина туловища застряла между досками, не
дававшими французу целиком погрузиться в море.
Быть может, для него лучше было бы совсем упасть в воду... Так или
иначе, самый смелый прыжок вниз головой не мог бы кончиться для него более
печально.
Не успел он провалиться между бревнами, как из глотки у него вырвался
отчаянный вопль и все черты внезапно побледневшего лица дико исказились.
Очевидно, произошло нечто более страшное, чем простой шок от падения в воду
по пояс.
Один из товарищей -- тот самый злодей, его сообщник, о котором мы уже
говорили,-- бросился вперед, чтобы освободить Легро из западни: было
очевидно, что француз не может выбраться собственными силами.
Матрос схватил его за плечи и начал было тащить вверх, как вдруг
неожиданно выронил и с криком ужаса отпрянул назад.
Столь странное поведение стало понятным, только когда все увидели, что
обратило матроса в такое стремительное бегство.
Это был уже не Легро и даже не его труп -- от него оставалась только
верхняя часть туловища, начисто перерезанная на уровне живота словно
гигантскими ножницами.
-- Акула! -- вскричал кто-то, высказывая общую мысль, которая
одновременно пронеслась в уме у всех: и у матросов на большом плоту, и у
команды "Катамарана".
Так плачевно завершилась жизнь этого грешника, который, безусловно,
заслужил страшную кару и, наверно, не был достоин лучшей доли.
Зрелище, столь неожиданное и, главное, столь жуткое, не могло не
произвести сильнейшего впечатления на всех, кто был его очевидцем.
Настроение преследователей изменилось, и они на время почти приостановили
погоню. В свою очередь, катамаранцы ослабили усилия. На несколько секунд и
та и другая сторона словно оцепенели под действием каких-то чар. На обоих
плотах поднятые весла замерли в воздухе.
Эта передышка пошла на пользу "Катамарану", более легкому на ходу, чем
плот преследователей. К тому же его команда скорее пришла в себя от
изумления -- какое им было дело до того, что приключилось с Легро! Спутники
полусъеденного француза еще не решили, продолжать ли им погоню, а
катамаранцы уже ушли вперед на расстояние, равное нескольким плотам в длину:
так стремительно убегали они от опасного соседства.
Это удивительное событие настолько ужаснуло разбойничью шайку с
"Пандоры", что одно мгновение они готовы были поверить во вмешательство сил,
более могущественных, чем простой случай. Далеко не все из них были друзьями
несчастного, на долю которого выпал столь необычный жребий. В их памяти все
еще было свежо прерванное расследование; будь только оно доведено до конца,
думали многие, виновность Легро была бы доказана и он был бы обличен как
убийца О'Гормана.
На большом плоту многие и не подумали бы продолжать погоню, если бы
дело шло только о том, чтобы отомстить за Легро. Но они все находились во
власти иного, более могущественного побуждения: их терзала жажда, и они были
убеждены, что на убегающем плоту найдется чем ее утолить.
На досках еще валялась половина туловища искалеченного француза. Но это
недолго занимало их мысли. Вскоре они и совсем позабыли о нем, когда снова
раздался крик "Вода!", заставивший их опять ринуться в погоню.
Еще раз взялись они за весла, еще раз принялись грести изо всех сил, но
-- увы! -- с гораздо меньшим успехом. Мучительная жажда все еще гнала их
вперед, но в их действиях уже не было прежнего единодушия, которое всегда
является залогом победы. Не стало человека, который заставлял их идти за
собой. И матросы действовали теперь так нерешительно и несогласованно, что
заранее были обречены на неудачу.
Быть может, если бы все осталось неизменным, они наверстали бы
упущенные возможности и со временем нагнали беглецов на "Катамаране". Но за
эти полные волнения минуты передышки на море произошла перемена, которая
должна была решить судьбу и беглецов и преследователей.
Темная линия на дальнем краю горизонта, за которой с самого начала так
пристально следили на "Катамаране", больше уже не была узкой полосой мрака.
Все то время, пока длилась погоня, полоса росла и теперь закрыла небо и
океан. Тяжелые, черные тучи заклубились на небе, быстрые пенящиеся волны
вскипели на море, с разбегу ударяясь о бочки на обоих плотах. Все предвещало
если не шторм, то, по крайней мере, сильный ветер. Казалось, теперь-то исход
погони будет совершенно иной.
И вот все переменилось. К тому времени, как потерпевшие кораблекрушение
матросы на своем неуклюжем большом плоту снова пустились в погоню, они
увидели, что более легкий на ходу "Катамаран", широко распустив по ветру
парус, стремительно ускользает от них.
Погоня прекратилась. Возможно, матросы и не отказались бы от нее, если
бы волны, вздымавшиеся вокруг, не напомнили им о новой опасности. Пена
захлестывала их с головой, океан с каждым порывом ветра грозил потопить их
плохо управлявшийся плот. Хлопот у них было по горло, и, теряя последние
остатки сил, они цеплялись за бревна своего кое-как сколоченного суденышка.
Так еще раз катамаранцы избавились от страшной опасности, вырвались
буквально "из когтей смерти".
Тот самый бриз, который так вовремя умчал их от преследователей
"Катамарана", вскоре превратился в сильный ветер и все крепчал, обещая
перейти в еще более страшное для мореплавателей явление--в грозу океана,
шторм.
Плоты уже больше не были на виду друг у друга. И пяти минут не прошло
после того, как Легро взял их на абордаж, а сильный ветер уже подхватил
"Катамаран": быстроходное маленькое суденышко далеко унеслось вперед от
громоздкого вражеского плота.
Еще час -- и "Катамаран" благодаря хорошему рулевому был на несколько
миль дальше к западу. В это время большой плот, который не мог идти на
веслах и плохо слушался руля, казалось, отдался на волю ветров. Матросы,
находившиеся на нем, безнадежно пытались идти в фордевинд.
Несмотря на то что ветер крепчал, а океан все больше волновался,
катамаранцы не отчаивались. Бен Брас словно не замечал опасности и
уговаривал своих товарищей не падать духом.
Были приняты все меры, чтобы предотвратить возможную катастрофу. Как
только катамаранцы заметили, что преследователи остались позади и что с этой
стороны опасность им больше не грозит, они тотчас же спустили парус на
мачте, так как ширина его была слишком велика для все усиливающегося ветра.
Его не убрали совсем, а только укоротили, зарифовав кое-как, чтобы
наполовину уменьшить поверхность, подставляемую ветру. И это оказалось как
раз тем маневром, который был необходим, чтобы сделать "Катамаран" еще более
устойчивым на ходу.
Нельзя сказать, чтобы "капитан" и его команда не боялись за
безопасность плота. Наоборот, они испытывали сильный страх, столь
естественный в их положении, и поэтому принимали все меры, чтобы избежать
грозившей гибели.
Положение, в котором они очутились, было для них совершенно ново. С тех
пор как они соорудили свой незамысловатый плот, они ни разу не повстречали
на своем пути шторм или хотя бы сильный ветер. С момента гибели "Пандоры"
погода им благоприятствовала. Они плавали "в летних водах", посреди
тропического океана, где нередко проходят целые недели, и ни ветры, ни волны
не нарушают безмятежную морскую гладь, -- словом, в океане, где штиль
опаснее шторма. До сих пор они еще не сталкивались с резкими атмосферными
явлениями; самое большее--их подгонял свежий бриз, и тогда "Катамаран"
проявлял себя как превосходный парусник.
Но устоит ли он перед бурей, которая может перейти в шторм или даже в
грозный ураган?
Предвидя эти события, наши скитальцы не слишком были уверены в своем
благополучии. Они трепетали от ужаса. И они со страхом глядели ввысь, на все
мрачнеющее небо и на бурю, готовящуюся вот-вот обрушиться на них.
Целое утро бриз все крепчал и в полдень стал очень сильным. К счастью
для команды "Катамарана", он не перешел в шторм, иначе их утлое суденышко
было бы разнесено вдребезги.
Хотя волнение на океане по сравнению с тем, что происходит в шторм,
было весьма умеренным, команда едва могла сохранять свой плот в целости.
Мало радости было думать, что, случись настоящий шторм, "Катамаран"
непременно разлетится на куски. Они могли лишь тешить себя надеждой, что,
прежде чем это произойдет, они пристанут к твердой земле или, что еще
вероятнее, их подберет какое-нибудь судно.
Но сейчас катамаранцы и не помышляли о благополучном завершении
странствий: так незначительны были шансы на спасение и такой отдаленной
казалась самая его перспектива. Стоило им только задуматься над этим, как
они вспоминали всю безвыходность положения и впадали в глубокое уныние.
Впрочем, сегодня у них не хватало времени уноситься фантазией так далеко --
к концу своих скитаний. Их тело и дух были слишком заняты тем, чтобы не дать
этим странствиям трагически оборваться. Мало того, что им приходилось
держаться настороже перед каждой накатывающейся волной и следить, чтобы
"Катамаран" выдерживал ее натиск,--надо было еще присматривать, чтобы не
разошлись связывающие бревна канаты.
Уже несколько раз океан обрушивался на них. Не будь крошка Лали и
Вильям так крепко привязаны к основанию мачты, их обоих смыло бы волной и
они, конечно, погибли бы в мрачной пучине океана.
Двое сильных мужчин с величайшим трудом могли удерживаться на плоту;
чтобы их не смыло за борт, пришлось прикрепить и себя к бревнам, обмотав
веревки вокруг кисти.
Однажды нахлынула громадная волна и затопила их, так что они очутились
на несколько футов под водой. В этот тяжкий миг все четверо решили, что
настал их последний час. Несколько секунд им казалось, будто они идут ко дну
и никогда больше не увидят дневного света.
Скорее всего, так и случилось бы, если бы их не спасло своеобразное
устройство плота: не так-то легко потонуть порожним бочкам -- они тотчас же
всплыли обратно на поверхность, снова вынеся вверх, из воды, "Катамаран" и
его команду.
К счастью, Бен Брас и Снежок не слишком полагались на волю случая,
когда строили свой необычный плот. Бывалый моряк предвидел, что их может
застигнуть в пути такая буря, как сегодня. И вместо того чтобы соорудить
временное суденышко, годное для плавания только в тихих водах, матрос не
пожалел трудов, стремясь сделать плот возможно более мореходным. Вместе со
Снежком они приложили всю свою силу, чтобы попрочнее скрепить бревна и бочки
канатами, и все свое мастерство для умелого использования не слишком-то
пригодного материала, находившегося в их распоряжении.
Уже плавая на "Катамаране", они продолжали возиться с ним каждый день,
чуть ли не каждый час, внося все новые усовершенствования.
Зато теперь они пожинали плоды своих трудов -- ведь только благодаря
этой предусмотрительности и трудолюбию сумели они благополучно противостоять
буре.
Понадейся они на удачу и предайся лености, что было бы, пожалуй,
понятно в том отчаянном положении, в каком они тогда находились, сегодня
наступил бы их последний день--"Катамаран", может быть, и не пошел ко дну,
но развалился бы на куски, и никто из экипажа не остался бы в живых после
такой катастрофы.
Как бы то ни было, и плот и команда выдержали бурю. Перед заходом
солнца ветер стих, сменившись легким бризом. Тропическое море мало-помалу
вернулось к своему обычному состоянию -- наступило затишье. И "Катамаран",
снова распустив свой широкий парус, устремился с попутным ветром вперед в
лучах золотого светила, медленно спускавшегося к западному краю безоблачного
неба.
Ночь оказалась приятнее дня. Ветер больше не был им врагом. Сменивший
его бриз благоприятствовал скитальцам больше, чем полный штиль, так как
делал их плот устойчивым против мертвой зыби.
К полуночи стихла и зыбь. Так как буря длилась недолго, то волнение
было слабое, да и оно вскоре совсем улеглось.
Наконец-то они могли подумать об отдыхе, таком необходимом после
стольких трудов и треволнений. Проглотив несколько кусков невкусной пищи и
запив их чаркой разбавленного канарского, все легли спать.
Ни сырые доски, служившие постелью, ни насквозь промокшая одежда,
облипавшая тело, не помешали им заснуть.
В более суровом климате им было бы, пожалуй, неуютно. Но здесь, в
тропическом поясе, на океане ночью бывает так жарко, что "мокрые простыни"
кажутся не только терпимыми, но порой даже приятными.
Итак, катамаранцы все до одного улеглись отдыхать.
Обычно они поступали иначе: по ночам кто-нибудь оставался на вахте --
сам "капитан", или бывший кок, или же юнга. Само собой разумеется, малышка
Лали была освобождена от этих обязанностей.
Такая обязательная ночная вахта имела двойной смысл: нужно было вести
"Катамаран" по его курсу и в то же время наблюдать за морем, не покажется ли
где парус.
В эту ночь, если бы они встали на вахту, им прибавилась бы еще одна
обязанность: не следует забывать, что они все еще не избавились окончательно
от своих недавних преследователей. Те, наверно, также шли под ветром.
Катамаранцы ни о чем не позабыли. Но хотя эта мысль не шла у них из
ума, все равно они не в силах были противиться сну. Пусть плот идет куда
хочет, пусть встречный корабль, если попадется на пути, неслышно проплывет
мимо, пусть даже их нагонит большой плот, если так угодно судьбе,--будь что
будет, ничто не помешает им заснуть глубоким, беспробудным сном.
И вдруг все разом проснулись -- их поднял на ноги крик, который мог бы
разбудить и мертвеца. Дикий вопль пронесся над морем с такими странными,
нечеловеческими интонациями, что, казалось, он мог возникнуть только в
пучине океана. Это был короткий, отрывистый крик, но такой громкий, что даже
Снежок очнулся от оцепенения.
-- Что за чертовщина? -- первый спросил негр, потирая себе уши, чтобы
убедиться, не сделался ли он жертвой иллюзии.
-- Право, не знаю, -- отозвался матрос, тоже ошеломленный тем, что
слышал.
-- Как будто кто-то тонет, масса Брас?
-- Похоже, что акула разорвала человека... Так мне все это сразу и
вспомнилось.
-- Ей-богу, ваша правда! Точь-в-точь так кричал напоследок масса Гро!
-- А все-таки, -- продолжал матрос после минутного раздумья, -- что-то
непонятно. Не человек это крикнул, нет, нет! В жизни не слыхал, чтобы
человеческая глотка могла издать такой вопль.
-- А ведь большой плот не близко. Как вы вышибли багор тогда, мы и
пустились наутек. Такой взяли старт, что куда уж тем с "Пандоры"! Им не
удалось подойти хоть чуточку ближе -- ей-ей, не вру! Нет, оттуда крика не
услышишь...
-- А вы поглядите-ка вон туда! Там что-то виднеется! -- вскричал
Вильям, вмешавшись в разговор.
-- Да где же? Что там такое?--спросил матрос.
-- Вон там! -- ответил юнга, указывая вправо. -- Примерно в трех
кабельтовых от нас на воде. Какой-то черный предмет, вроде лодки.
-- Лодка! Разрази меня гром! Да, теперь и я вижу. И правда она! Да
только откуда ей взяться здесь, посреди Атлантического океана?
-- Правильно, лодка! -- вставил Снежок. -- Могу сказать наверное.
-- Похоже, что так, -- сказал матрос, вглядевшись еще пристальнее. --
Да, это лодка!.. Вот, вот, теперь еще лучше видно... Эге, в ней кто-то есть!
Я вижу только одного: торчит посередине, будто мачта. Пожалуй, тот самый,
что крикнул сейчас, если то не был сам дьявол. Нет, что ни говори, люди так
не кричат!..
Словно в подтверждение последних слов матроса, крик снова повторился
точь-в-точь, как прежде. Правда, сейчас, когда они уже очнулись ото сна, он
произвел на них несколько иное впечатление.
Несомненно, это был голос человека -- ничем иным он не мог быть даже в
этой обстановке, -- но человека, в котором угасла последняя искра разума.
Пожалуй, команда "Катамарана" еще оставалась бы в недоумении, если бы
все ограничилось только этим вторично раздавшимся криком. Однако тотчас же
полились какие-то речи -- бессвязные, но все же членораздельные, затем
раздался взрыв хохота, какой можно услышать только в коридорах дома для
сумасшедших.
Все как один стояли, слушали и дивились.
Ночь была безлунная, темная, но уже близился рассвет. Заря окрашивала
розоватыми тонами небо. В сером полусвете раннего утра, слабые лучи которого