Страница:
— Она плавает довольно прилично, — сказала Анито.
На груди Мунато вновь проступила рябь улыбки.
— Руви-тенду вряд ли являются крупными специалистами по таким вопросам. Всю свою жизнь они карабкаются по деревьям. Давай сплаваем, пятипалая, — сказал он Иирин. И тут же почти без брызг ушел в воду. Иирин вопросительно поглядела на Анито.
— Плыви, — сказала та. — Тут безопасно.
Иирин последовала за Мунато. Он, как бы играя, описывал вокруг нее круги, а потом вдруг ушел в глубину. Иирин нырнула за ним, но выплыла на поверхность куда раньше лайли-тенду. Мунато тоже всплыл. Он казался разочарованным.
— Ныряет она не слишком хорошо, а вот плавает недурно, — произнес он, лежа на спине, чтобы можно было прочесть символы, выступившие у него на груди. — Я иду за остальными моими людьми.
Он опять нырнул. Через несколько минут еще шестеро морских людей подплыли к плоту. Нинто, Баха и Анито бросили им буксирные концы, и лайли-тенду потащили плот за собой.
Солнце уже зашло за горизонт, когда они оказались в виду острова — черной массы на фоне темно-синего, усыпанного яркими звездами неба. Анито услышала шум прибоя задолго до того, как перед ними открылся белый пляж и фосфоресцирующий бег валов, накатывающихся на берег. Команда снова принялась грести, и лайли-тенду, оседлав большую волну, вытащили плот на берег, где уже лежали другие плоты.
Со следующего утра началась торговля. Анито выложила свои товары рядом с другими деревенскими. Лайли-тенду садились прямо на песок и жарко торговались. Анито старалась получить за товары как можно больше, но на этот раз они прибыли позже остальных и поэтому получить хорошую цену было нелегко.
Потом подошел Укатонен, который уселся возле Анито как раз в то время, когда торг из-за рыболовной сети был в самом разгаре. Наконец она выменяла 16 полотнищ йаррама и связку сушеной рыбы на свою сеть. Лайли-тенду забрал сеть, оставив Анито несколько бирок с зарубками.
— Ты хорошо торговалась, — сказал энкар, когда морской человек ушел. — Я видел, как Миато продал такую же сеть всего за 12 полотнищ и маленький горшочек соленой икры.
— Да, но это тоже мало! — возразила Анито. — Даже со всем медом, который я привезла, у меня наберется всего лишь 116 полос йаррама, два колобка сухого су-инна, связка сушеной рыбы, две фляжки соли и один пустотелый стебель камыша с гуано внутри. А в прошлом году Илто привез 500 полос йаррама, 5 пузырей с рыбьей пастой, 8 связок сушеной рыбы и 10 фляжек соли. А можно было взять и больше, если б не трудности с доставкой.
— У других дела не лучше, — пристыдил ее Укатонен.
Анито отвернулась, побурев от стыда.
— Я знаю. Это моя вина. Если б они так долго не ждали моего возвращения с берега, они приплыли бы сюда раньше, и торговля была бы куда лучше.
— У каждой деревни бывают плохие годы, — сказал Укатонен. — Твоя деревня — процветающая. Один год похуже ничего не изменит.
— Все равно, вина моя.
— Ты могла бы договориться о нересте с лайли-тенду.
— О нересте? Но ведь сейчас не брачный сезон.
— Ну и что? В других деревнях к этому прибегают нередко, а ты получишь много товаров, — сказал Укатонен. — Сохранишь икру в себе до тех пор, пока не подойдет нужное время. Ты молода, твой статус невысок, а в Нармоломе самцов мало. Здесь же у тебя будет большой выбор партнеров. Кроме того, это принесет в ваш регион новые гены. Скрещивание с лайли-тенду — хорошее дело. Благодаря этому укрепляются связи между сухопутными и морскими тенду.
— А что я на этом потеряю?
— Ты не сможешь участвовать в гоне у себя в деревне в этот брачный сезон.
— А как много товаров я смогу получить за нерест с лайли-тенду?
— Если ты поторопишься и будешь хорошо торговаться, то сможешь получить еще 400 полос йаррама и много других товаров. С Иирин и Моуки ты сможешь унести больше, чем унес в свое время Илто; тебе хватит, чтобы уплатить Нинто и другим деревенским за то, что им пришлось ждать тебя.
— А почему ты советуешь мне это? — с подозрением спросила Анито.
— По многим причинам, — ответил Укатонен. — Ты начала готовиться в энкары. Я хочу, чтобы у тебя была возможность получше узнать лайли-тенду. Совокупление с ними даст тебе крепкие связи с этой группой, что очень пригодится, когда ты станешь энкаром. Кроме того, я не хочу, чтобы ты оказалась в долгу перед своей деревней. Так тебе будет легче прощаться с Нармоломом.
Анито отвернулась. Укатонен провел по ее плечу костяшками пальцев.
— Тебе все равно бы пришлось уйти оттуда, даже если б ты не обратилась ко мне с просьбой решить вопрос, касающийся Моуки. Эти новые существа исключительно важны для нас, Анито. Когда люди Иирин вернутся, мир сразу же начнет меняться. Мы должны быть готовы к этому. И в первую очередь к этому должна быть готова ты. — Облако сожаления прошло по его коже. — Жаль, что у нас так мало времени. Мне бы очень хотелось, чтобы ты подольше прожила в своей деревне. Вообще было бы хорошо, если б у тебя было побольше опыта пребывания в старейшинах, прежде чем ты станешь энкаром. Но это невозможно. Я обещаю, что не заберу тебя из Нармолома до тех пор, пока не буду вынужден сделать это.
— И сколько же у меня времени?
— Год. Может, два. Но мне придется забрать тебя в этом году на время брачного сезона, чтобы ты могла познакомиться с другими энкарами. Если ты примешь участие в нересте сейчас, то, значит, не пропустишь вообще брачный сезон этого года, как могло бы произойти. Это твой первый год пребывания в старейшинах, и мне вовсе не хочется лишать тебя права на нерест, хотя это произойдет и не с твоими деревенскими друзьями. — Он снова прикоснулся к ее плечу. — Прости меня, Анито.
Анито долго сидела отвернувшись. От горя ее кожа окрасилась в темно-серый цвет. Она так ждала этого брачного сезона, в котором нерестилась бы со своими деревенскими. Это одно из тех событий, которые делают жизнь старейшин привлекательной. А теперь Укатонен отбирал у нее и эту радость. По мягким, ласковым очертаниям его слов Анито видела, что он и в самом деле огорчен тем, что предлагает. В ней снова вспыхнула искра гнева. У нее забирают жизнь, а она ничего не может с этим поделать.
Она взглянула на Иирин, которая вместе с Моуки сидела в окружении любопытных лайли-тенду. Все из-за вон той! Если б Илто не нашел Иирин, не произошло бы ничего подобного! Она все еще была бы бейми Илто, готовилась бы занять свое место среди старейшин Нармолома. Какой же далекой и легкой кажется ей сейчас жизнь бейми!
Должно быть, Укатонен следил за направлением ее взгляда, видел он и вспышку гнева и неприязни к Иирин.
— В том, что ты станешь энкаром, я виноват не меньше, чем она, — сказал он. — Но знаешь, эта жизнь не такая уж плохая.
Анито отвернулась от Иирин.
— Я договорюсь о нересте с лайли-тенду, эн, — сказала она, переводя разговор на более безопасную тему. — Только я прошу не уводить меня из Нармолома до тех пор, пока у меня не будет шанса принять участие в нересте с моими друзьями.
— Я постараюсь, кене, — ответил он ей, — но обещать ничего не могу.
Анито отправилась к вождю отряда лайли-тенду и принялась торговаться о цене ее участия в нересте. Торговалась она умело и получила 420 полос йаррама, шесть больших рыбьих пузырей с рыбьей же пастой, три фляжки соли, четыре связки сушеной рыбы и мешочек крючков, сделанных из спинных позвонков глубоководной рыбы.
Когда о цене договорились, торговля Анито своими товарами пошла куда лучше. И неудивительно — большинство ее покупателей составляли мужчины, которые готовы были отдать свои товары за бесценок, надеясь на ее доброе отношение во время гона. Анито была очень обрадована таким вниманием, но никаких обещаний не давала.
Домой они пойдут тяжело нагруженными. Хорошо еще, что Иирин может нести кладь более тяжелую, чем тенду. Анито планировала отдать большую часть того, что она получит, жителям деревни, уплатив этим большинство долгов, сделанных за это путешествие.
К полудню следующего дня вся торговля между деревенскими и лайли-тенду была свернута. Все стали готовиться к торжественному пиру, который должен был ознаменовать это событие. Тенду собрались на берегу и расселись широким полукругом. Большие плоские створки раковин были наполнены традиционными кушаньями, символизирующими единение тенду суши и моря. Там были рыба и морские водоросли, приправленные медом, разведенным морской водой, и вымоченные семена, смешанные со свежими рыбьими молоками. В дополнение к этим традиционным блюдам стояли корзины, доверху полные морскими ракообразными, блюда с нарезанными ломтями фруктами, собранными с деревьев на острове, огромные самки интази в собственных раковинах, чье мясо было обложено горками только что снесенных яиц.
Все ели, пока животы не вспухли. Потом прямо на песке был выложен круг из корзинок со светящимися грибками. Откуда-то притащили барабан, флейты и рога из витых раковин. Танцоры укрепили ремешками на руках и ногах погремушки, сделанные из раковин и бутылочных тыкв, надели на головы пышные головные уборы и маски. Когда суета подготовки кончилась, Укатонен сыграл на своем роге из раковины длинную басовую и невероятно тоскливую мелодию. Она заставила напрячься обжигающие красные полосы на спине Анито.
Танцоры Нармолома вышли в полукруг и стали издавать скрежещущие ритмичные звуки, сопровождая их шумом погремушек и кастаньет, укрепленных на ногах и руках. Анито украдкой взглянула на Миато. Обычно именно он возглавлял хоровод, но сейчас раненая нога лишала его возможности танцевать. Нога Миато быстро заживала — уже и ступня, и колене) отросли настолько, что нога касалась земли, хотя он пока и ковылял на костыле. Через полмесяца кости и сухожилия должны окрепнуть, и нога будет служить как положено.
Танцоры хлопали себя ладонями по бедрам, вызывая танцоров лайли-тенду выйти к ним. Те встали на колени, их влажная кожа сверкала в сиянии светящихся грибков. Волны ослепительной синевы накатывались на их тела. Танцоры же Нармолома стали совершенно черными, но потом на этом фоне стали взрываться зеленые пятна и полосы. Сами же танцоры гремели погремушками, стрекотали и раскачивались взад и вперед, почти невидимые, кроме ярких всполохов красок. Танцоры лайли-тенду отвечали зелеными и розовыми вспышками, что означало одобрение и сильное возбуждение. Танцоры Нармолома подхватывали их узоры и как эхо повторяли их. Таким образом началась долгая импровизация вызовов и откликов, которая постепенно перерастала в крещендо движений, музыки и красок. Потом интенсивность представления стала волнообразно затихать, сопровождаясь печальным пением рогов. И вдруг наступила мертвая тишина.
Зрители переливались лазурью и густым синим цветом, означавшими восторг и полное одобрение. «Историю, историю, историю, расскажите нам историю!» — раз за разом повторяли эти узоры большими и яркими символами. Встал и вышел в круг, образованный актерами и зрителями, Укатонен. На толстых ластах приковыляла, чтобы присоединиться к нему, Нарито — глава лайли-тенду. Собравшиеся люди суши и моря бешено аплодировали.
Анито отвернулась — память о недавнем прошлом была еще жива. Сколько раз приходила она сюда, и каждый раз ее ситик исполнял роль руви-тенду в этом представлении. И хотя то время ушло, Анито было больно видеть на его месте кого-то другого.
Укатонен сыграл на своем роге еще одну печальную мелодию, а Нарито ответила на нее целой серией нот, сыгранных на флейте. Барабанщик отозвался мощными гулкими ударами по выдолбленному бревну — так было официально открыто торжественное кворбирри.
Знакомая всем история развертывалась одновременно в музыке, танцах и цветных узорах. Первые попытки сухопутных тенду жить в море были сыграны и пояснены стилизованной речью кожи Укатонена. Это был очень древний, очень традиционный стиль, вполне соответствующий статусу энкара, но в этой древней манере Анито внезапно прослеживала движения, узоры, фразеологические обороты совершенно современные и оригинальные. Было ясно — Укатонен — мастер кворбирри.
Нарито отозвалась на вызов впечатляющего представления Укатонена с изяществом и силой. Она исполняла роль моря и живущих в нем созданий, она проверяла способность тенду жить в океане. Анито бросила взгляд на Моуки и Иирин. Они были в буквальном смысле поглощены кворбирри. Иирин достала свой живой камень и изображала на нем картину всего происходившего перед ней.
Анито видела десятки раз, как это делает Иирин, как она записывает разговоры, а затем просматривает их вновь и вновь. Иирин говорила, что это помогает ей учить язык и что записи помогут ее народу лучше понять, о чем говорят тенду. А что могут понять ее люди в кворбирри? И какая часть этой стилизации будет понята самой Иирин?
Волна сожаления прокатилась по спине Анито. Ей было жаль это новое существо. Она была слепа к нюансам стиля и техники, которые превращали кворбирри в уникальное зрелище.
Представление близилось к концу, то есть к рассказу об установлении торговых отношений между лайли-тенду и руви-тенду. Укатонен и Нарито взялись за руки и плясали в круге, их движения символизировали слияние и гармонию. Затем каждый из них вовлек еще кого-то из зрителей в этот танец, хоровод ширился и ширился, пока его участниками не стали все зрители и танцоры, включая даже Иирин. Круг становился теснее, его участники ритмично чирикали, опускаясь на колени в песок. Танец перешел во всеобщее слияние. Анито ощутила соленую кровь лайли-тенду и знакомую — сладковатую — жителей Нармолома.
Джуна с восторгом смотрела, как расцветают в радужных красках танцоры, как меняется темп танца. Она нащупала свой компьютер и превратила его в видеокамеру. Да, людям из отдела Контакта с инопланетянами это зрелище должно понравиться. Съемка делалась автоматически, и Джуна могла спокойно наслаждаться невиданным спектаклем. Ей казалось, что перед ней разворачивается лишенное внутреннего содержания переплетение цвета и движений. Иногда ей попадались отдельные знакомые слова или символы, но скорее всего это было нечто вроде эквивалента джазового пения, преимущественно импровизационного и абстрактного. Представление, достигнув кульминации, шло к концу, и наконец аудитория взорвалась шквалом визуальных аплодисментов, что было ничуть не менее красиво и занимательно, чем само представление, которое только что доставляло зрителям такое наслаждение. Аплодисменты постепенно перешли в ритмизованное повторение одних и тех же слов. Слова требовали какой-то истории.
Укатонен и один из морских тенду вышли в центр круга. И зрители, и участники представления покрылись рябью одобрения. Джуну поразила наступившая тишина. Единственными звуками был тихие вздохи ветра и прибоя, да изредка случайный шорох погремушки, когда кто-то из танцоров менял позу. Иногда слышался и еще один слабый шорох — это компьютер, меняя фокус, вращал кольца объектива.
Укатонен сыграл длинную монотонную мелодию на своем роге, сделанном из витой раковины. Прогремели гулкие удары по выдолбленному бревну, заменявшему здесь барабан. К Укатонену присоединился морской тенду, и они начали танцевать строгий стилизованный танец, который как бы сопровождал сложнейшие торжественные узоры языка кожи, излагавшие смысл происходящего.
Этот формализованный язык был почти недоступен для Джуны, она улавливала лишь отдельные повторяющиеся слова. Им эхом вторил морской тенду. Нить повествования переходила от одного исполнителя к другому, выражаясь визуальными вопросами и ответами. История касалась моря и тенду. Джуна наклонилась вперед, стараясь глубже вникнуть в смысл повествования. Вполне возможно, что это что-то вроде мифа — о сотворении мира? Но если он повествует о том, как тенду вышли из моря, то почему складывается впечатление, будто история рассказывается от конца к началу? Впрочем, по мере развития сюжета Джуна стала понимать, что это рассказ о том, как тенду копили знания о море. Рассказ завершился тем, что Укатонен и морской тенду взялись за руки и стали отплясывать вместе. Потом они стали вводить в танец зрителей и танцоров, образовывая огромный круг. Прохладные влажные руки подхватили и Джуну с Моуки, вовлекая в танец. После длительного сидения на песке движение показалось Джуне исключительно приятным. Она поводила плечами, изгибала спину, имитировала движения тенду и их тихое постанывание. Потом все начали становиться на колени, изгибаясь то вправо, то влево. Джуна тоже опустилась на колени, время от времени ощущая, как ее касаются прохладные влажные тела участников танца. Она вдруг почувствовала слабый укол и утонула в слиянии прежде, чем успела испугаться. В панике она попыталась было сопротивляться, но с ней был Моуки, он встал преградой между нею и другими участниками слияния, он давал ей время для адаптации. Когда она успокоилась, Моуки позволил слиянию проникнуть сквозь его защитный блок. Он останавливался каждый раз, когда Джуна начинала волноваться. Она ощущала и эго Укатонена, который действовал согласованно с Моуки, руководя им и успокаивая ее.
Постепенно Джуна начала ощущать и присутствие других, кроме Укатонена и Моуки. Острое солоноватое чувство любопытства доминировало в слиянии. Они ждали, чтобы Джуна открыла себя деревенским и морским людям.
Джуна в страхе жалась к Укатонену и Моуки, ужасаясь даже мысли, что какие-то чужаки будут шнырять в ней, касаясь ее самых интимных чувств. Ее друзья укрыли ее, гарантируя защиту и покой. Когда она снова успокоилась, они потихоньку стали снимать блокировку, давая возможность слиянию проникнуть к ней. Когда Джуна опять стала волноваться, блокировка окрепла. Так постепенно Джуна начала как бы растворяться в слиянии, оно проникало к ней во все возрастающих дозах через защитное эго друзей. Теперь всеобщее слияние омывало ее подобно теплым водам моря. Моуки, Анито и Укатонен поддерживали ее, помогая обучиться искусству плавания в этих водах. А потом слияние кончилось, и Джуна очнулась на берегу, чувствуя себя успокоенной и в мире со всем миром.
Она встала и пошла в море, чтобы смыть налипший на кожу песок. Море фосфоресцировало, оно горело зеленым светом, омывая тело Джуны. Быстро движущийся зеленый след совсем рядом заставил Джуну испуганно вздрогнуть и втянуть в легкие воздух, чтобы закричать, но тут на поверхность вынырнул лайли-тенду. Она выдавила из себя неуверенный смешок, когда тот высветил слова приветствия. Она ответила ему тем же и глубоко нырнула, забавляясь случившимся, а потом поплыла прочь от берега, оставляя за собой сверкающий зеленый след — свечение потревоженного движением планктона.
Джуна освобожденно вздохнула, поднырнула под накатывающуюся волну и открыла глаза навстречу фосфоресцирующей зеленой завесе. Она плыла в ночном море, давая холодному морскому огню искрами сверкать на ее коже. Слияние прошло великолепно, особенно благодаря защите Моуки и других. Она испытала великолепные ощущения, особенно после того, как удалось расслабиться. Аллу-а принесло ей чувство, что она — Джуна — есть неотторжимая часть чего-то очень большого: бесконечного и живого, как море или лес. И оно ничуть не походило на насилие. Джуна распрямилась и стрелой вынеслась на поверхность, вдыхая сладость воздуха. Это не ее мир, это не ее люди, и все же слияние почему-то дало ей ощущение возвращения домой.
Джуна поплыла к берегу и вскоре вышла на пляж, роняя капли зеленого огня. Соль и планктон она смыла в ближайшем пресном ручейке. А потом свернулась клубочком возле Анито и других и крепко заснула.
Анито проснулась очень рано. Напилась, выкупалась в ручье, а потом долго стояла на берегу, глядя на океан, пока волны спокойно плескались у ее колен. Сегодня состоится ее первый нерест. Она была благодарна вчерашнему слиянию, но хотя лайли-тенду стали после него ей ближе и понятнее как группа, индивидуально они оставались чужими.
Брачный сезон всегда страшил Анито. В это время даже Илто становился каким-то далеким и раздражительным. Один раз, когда она была совсем еще юной, он даже накричал на нее, почему-то спутав с соперником-самцом. Правда, он немедленно извинился, но память о том случае все еще саднила. Неужели и она станет такой же? Она вспомнила силу своего случайного эротического возбуждения и неумение его контролировать.
Раздались звуки шагов по воде. Это был Укатонен. Он погладил ее плечо.
— Волнуешься? — спросил он.
Она высветила утвердительный ответ.
— Всегда немножко страшно, пока наконец не возбудишься. А когда начинается гон, то уже ничто другое не имеет значения. У тебя все будет хорошо. — Он протянул ей только что пойманную рыбу. — Дар одного из твоих воздыхателей. Тебе сегодня надо хорошо поесть. Нерест берет много сил, а подкрепиться никакой возможности не будет.
Вместе с Укатоненом Анито вернулась в гнездо. Иирин и Моуки помогали Нинто готовить обильный завтрак.
— У тебя, по-видимому, куча воздыхателей, — сказал Укатонен. — Это все понатащили самцы лайли-тенду.
Анито ела, пока не набила желудок до отказа. Остатки наименее скоропортящихся продуктов Нинто сложила в сумку Анито, завернув предварительно в зеленые листья. Та повесила сумку через плечо и высветила слова благодарности. Ее проводили на пляж, где Нарито уже ожидала женщин Нармолома, которые должны были принять участие в нересте с мужчинами лайли-тенду.
Когда Анито пошла к другим женщинам, Нинто ласково сжала ей плечо.
— Не волнуйся, — сказала она. — Тебе это понравится.
Анито согласилась. Она с трудом проглотила слюну — глотка пересохла от волнения. Укатонен вышел вперед и дотронулся до ее руки.
— Поскольку в Нармоломе еще нет главного старейшины, я буду наблюдать за гоном от лица деревни, — сказал он.
Анито сразу успокоилась. Там будет Укатонен. Он о ней позаботится. Значит, все будет хорошо.
Самцы лайли-тенду вышли из моря на берег и уселись вокруг Нарито. Женщины же Нармолома сели в кружок вокруг Укатонена. Каждая группа слилась. Анито почувствовала мощное эго Укатонена, возбуждающее в них желание. В ее репродукционных органах вспыхнул жар. Когда Укатонен разорвал контакт, этот жар уже ощущался ее кожей.
Анито опустила глаза. Ее кожа приобрела цвет тусклой бронзы, но в нижней части живота, на бедрах и на ягодицах этот цвет был ярче и золотистее. С другими женщинами происходило то же самое. У мужчин слияние еще не кончилось. На каждую женщину приходилось примерно по три мужчины.
— Нужно будет пригласить их посетить нас в верховьях реки на время брачного сезона. Тогда нам не пришлось бы драться за хороших самцов, — сказала одна из женщин. Это была Нанто. В прошлый сезон она нерестилась с Илто.
Другие женщины выразили полное согласие.
— Жаль, что море так далеко, — сказала Янито. — Было бы совсем неплохо всегда иметь достаточное количество самцов для нереста.
— Для этого вам следует выбирать больше тинок-самцов в качестве своих бейми, — вмешался Укатонен.
— Но ведь бейми-самки более полезны, — ответила Барито. — Их неоплодотворенные яйца — хорошая пища для нейри.
— Кроме того, — заявила Нанто, — это вряд ли помогло бы. К тому времени, когда новые бейми-мужчины достигнут половой зрелости, меня уже давно не будет.
— Нам всегда нужны энкары, — сказал Укатонен. — Возможно, некоторым вашим старейшинам, у которых есть взрослые бейми-самцы, следовало бы подумать о том, чтобы стать энкарами.
Большинство женщин отвернулись: мысль о расставании с Нармоломом расстраивала их, но в то же время они не хотели сказать ничего, что могло бы обидеть энкара. Анито, сочувствуя, погладила плечо Укатонена. Он был прав — в деревне слишком мало мужчин. Это была проблема, над которой новому главному старейшине придется серьезно задуматься.
— Лайли-тенду кончили сливаться, — сказала Ханто.
Мужчины теперь тоже были бронзового цвета. Анито обнаружила, что ее взгляд приковывают к себе золотые полосы в нижней части живота и на боках самцов. Ее внутренний жар стал усиливаться и как бы распространяться по всему телу. Она ощутила внезапную потребность оказаться рядом с самцами. Сила этого влечения испугала ее. Она хотела бежать, нырнуть в море, почувствовать, как оно все крепче обнимает ее с погружением в глубину.
Нарито жестом указала на океан. Анито с трудом удержалась от того, чтобы не рвануться вперед, и чинно последовала в воду за Укатоненом и женщинами Нармолома. Желто-черные рыбы, подобно стае испуганных птиц, брызнули во все стороны, когда они вступили в волны. Анито нырнула прямо к песчаному, покрытому мелкой рябью дну. Два стремительных сильных тела нырнули следом, их золотые полосы ярко сверкали в подводном сумраке. Анито стрелой взмыла к поверхности, взлетев в воздух в красивом мощном прыжке. Самцы следовали за ней вплотную. Теперь к ним присоединились еще двое, и Анито увидела, что со всех сторон окружена ослепительно сверкающими золотом самцами. Она ощущала в воде их возбуждение — соленое и жгучее, как перец. Ее кожа горела огнем. Она поглядела вниз: теперь все тело сияло золотом. Скоро яйца будут готовы к оплодотворению, и тогда наступит время для совокупления. Она рванулась вперед, нырнула — очень глубоко, уводя за собой самцов и чувствуя, как растет давление на ушные перепонки, с гордостью ощущая свою силу и скорость. Иногда на золотом фоне кожи у нее проступали синие разводы. Она выдохнула из легких воздух и пошла вверх, окутанная облаком серебристых пузырьков. Она позволила мужчинам догнать себя, дразня их близостью своего присутствия. А самцы бешено вились вокруг. Они выпрыгивали из воды, они оповещали о своем возбуждении серебряными фонтанами брызг.
На груди Мунато вновь проступила рябь улыбки.
— Руви-тенду вряд ли являются крупными специалистами по таким вопросам. Всю свою жизнь они карабкаются по деревьям. Давай сплаваем, пятипалая, — сказал он Иирин. И тут же почти без брызг ушел в воду. Иирин вопросительно поглядела на Анито.
— Плыви, — сказала та. — Тут безопасно.
Иирин последовала за Мунато. Он, как бы играя, описывал вокруг нее круги, а потом вдруг ушел в глубину. Иирин нырнула за ним, но выплыла на поверхность куда раньше лайли-тенду. Мунато тоже всплыл. Он казался разочарованным.
— Ныряет она не слишком хорошо, а вот плавает недурно, — произнес он, лежа на спине, чтобы можно было прочесть символы, выступившие у него на груди. — Я иду за остальными моими людьми.
Он опять нырнул. Через несколько минут еще шестеро морских людей подплыли к плоту. Нинто, Баха и Анито бросили им буксирные концы, и лайли-тенду потащили плот за собой.
Солнце уже зашло за горизонт, когда они оказались в виду острова — черной массы на фоне темно-синего, усыпанного яркими звездами неба. Анито услышала шум прибоя задолго до того, как перед ними открылся белый пляж и фосфоресцирующий бег валов, накатывающихся на берег. Команда снова принялась грести, и лайли-тенду, оседлав большую волну, вытащили плот на берег, где уже лежали другие плоты.
Со следующего утра началась торговля. Анито выложила свои товары рядом с другими деревенскими. Лайли-тенду садились прямо на песок и жарко торговались. Анито старалась получить за товары как можно больше, но на этот раз они прибыли позже остальных и поэтому получить хорошую цену было нелегко.
Потом подошел Укатонен, который уселся возле Анито как раз в то время, когда торг из-за рыболовной сети был в самом разгаре. Наконец она выменяла 16 полотнищ йаррама и связку сушеной рыбы на свою сеть. Лайли-тенду забрал сеть, оставив Анито несколько бирок с зарубками.
— Ты хорошо торговалась, — сказал энкар, когда морской человек ушел. — Я видел, как Миато продал такую же сеть всего за 12 полотнищ и маленький горшочек соленой икры.
— Да, но это тоже мало! — возразила Анито. — Даже со всем медом, который я привезла, у меня наберется всего лишь 116 полос йаррама, два колобка сухого су-инна, связка сушеной рыбы, две фляжки соли и один пустотелый стебель камыша с гуано внутри. А в прошлом году Илто привез 500 полос йаррама, 5 пузырей с рыбьей пастой, 8 связок сушеной рыбы и 10 фляжек соли. А можно было взять и больше, если б не трудности с доставкой.
— У других дела не лучше, — пристыдил ее Укатонен.
Анито отвернулась, побурев от стыда.
— Я знаю. Это моя вина. Если б они так долго не ждали моего возвращения с берега, они приплыли бы сюда раньше, и торговля была бы куда лучше.
— У каждой деревни бывают плохие годы, — сказал Укатонен. — Твоя деревня — процветающая. Один год похуже ничего не изменит.
— Все равно, вина моя.
— Ты могла бы договориться о нересте с лайли-тенду.
— О нересте? Но ведь сейчас не брачный сезон.
— Ну и что? В других деревнях к этому прибегают нередко, а ты получишь много товаров, — сказал Укатонен. — Сохранишь икру в себе до тех пор, пока не подойдет нужное время. Ты молода, твой статус невысок, а в Нармоломе самцов мало. Здесь же у тебя будет большой выбор партнеров. Кроме того, это принесет в ваш регион новые гены. Скрещивание с лайли-тенду — хорошее дело. Благодаря этому укрепляются связи между сухопутными и морскими тенду.
— А что я на этом потеряю?
— Ты не сможешь участвовать в гоне у себя в деревне в этот брачный сезон.
— А как много товаров я смогу получить за нерест с лайли-тенду?
— Если ты поторопишься и будешь хорошо торговаться, то сможешь получить еще 400 полос йаррама и много других товаров. С Иирин и Моуки ты сможешь унести больше, чем унес в свое время Илто; тебе хватит, чтобы уплатить Нинто и другим деревенским за то, что им пришлось ждать тебя.
— А почему ты советуешь мне это? — с подозрением спросила Анито.
— По многим причинам, — ответил Укатонен. — Ты начала готовиться в энкары. Я хочу, чтобы у тебя была возможность получше узнать лайли-тенду. Совокупление с ними даст тебе крепкие связи с этой группой, что очень пригодится, когда ты станешь энкаром. Кроме того, я не хочу, чтобы ты оказалась в долгу перед своей деревней. Так тебе будет легче прощаться с Нармоломом.
Анито отвернулась. Укатонен провел по ее плечу костяшками пальцев.
— Тебе все равно бы пришлось уйти оттуда, даже если б ты не обратилась ко мне с просьбой решить вопрос, касающийся Моуки. Эти новые существа исключительно важны для нас, Анито. Когда люди Иирин вернутся, мир сразу же начнет меняться. Мы должны быть готовы к этому. И в первую очередь к этому должна быть готова ты. — Облако сожаления прошло по его коже. — Жаль, что у нас так мало времени. Мне бы очень хотелось, чтобы ты подольше прожила в своей деревне. Вообще было бы хорошо, если б у тебя было побольше опыта пребывания в старейшинах, прежде чем ты станешь энкаром. Но это невозможно. Я обещаю, что не заберу тебя из Нармолома до тех пор, пока не буду вынужден сделать это.
— И сколько же у меня времени?
— Год. Может, два. Но мне придется забрать тебя в этом году на время брачного сезона, чтобы ты могла познакомиться с другими энкарами. Если ты примешь участие в нересте сейчас, то, значит, не пропустишь вообще брачный сезон этого года, как могло бы произойти. Это твой первый год пребывания в старейшинах, и мне вовсе не хочется лишать тебя права на нерест, хотя это произойдет и не с твоими деревенскими друзьями. — Он снова прикоснулся к ее плечу. — Прости меня, Анито.
Анито долго сидела отвернувшись. От горя ее кожа окрасилась в темно-серый цвет. Она так ждала этого брачного сезона, в котором нерестилась бы со своими деревенскими. Это одно из тех событий, которые делают жизнь старейшин привлекательной. А теперь Укатонен отбирал у нее и эту радость. По мягким, ласковым очертаниям его слов Анито видела, что он и в самом деле огорчен тем, что предлагает. В ней снова вспыхнула искра гнева. У нее забирают жизнь, а она ничего не может с этим поделать.
Она взглянула на Иирин, которая вместе с Моуки сидела в окружении любопытных лайли-тенду. Все из-за вон той! Если б Илто не нашел Иирин, не произошло бы ничего подобного! Она все еще была бы бейми Илто, готовилась бы занять свое место среди старейшин Нармолома. Какой же далекой и легкой кажется ей сейчас жизнь бейми!
Должно быть, Укатонен следил за направлением ее взгляда, видел он и вспышку гнева и неприязни к Иирин.
— В том, что ты станешь энкаром, я виноват не меньше, чем она, — сказал он. — Но знаешь, эта жизнь не такая уж плохая.
Анито отвернулась от Иирин.
— Я договорюсь о нересте с лайли-тенду, эн, — сказала она, переводя разговор на более безопасную тему. — Только я прошу не уводить меня из Нармолома до тех пор, пока у меня не будет шанса принять участие в нересте с моими друзьями.
— Я постараюсь, кене, — ответил он ей, — но обещать ничего не могу.
Анито отправилась к вождю отряда лайли-тенду и принялась торговаться о цене ее участия в нересте. Торговалась она умело и получила 420 полос йаррама, шесть больших рыбьих пузырей с рыбьей же пастой, три фляжки соли, четыре связки сушеной рыбы и мешочек крючков, сделанных из спинных позвонков глубоководной рыбы.
Когда о цене договорились, торговля Анито своими товарами пошла куда лучше. И неудивительно — большинство ее покупателей составляли мужчины, которые готовы были отдать свои товары за бесценок, надеясь на ее доброе отношение во время гона. Анито была очень обрадована таким вниманием, но никаких обещаний не давала.
Домой они пойдут тяжело нагруженными. Хорошо еще, что Иирин может нести кладь более тяжелую, чем тенду. Анито планировала отдать большую часть того, что она получит, жителям деревни, уплатив этим большинство долгов, сделанных за это путешествие.
К полудню следующего дня вся торговля между деревенскими и лайли-тенду была свернута. Все стали готовиться к торжественному пиру, который должен был ознаменовать это событие. Тенду собрались на берегу и расселись широким полукругом. Большие плоские створки раковин были наполнены традиционными кушаньями, символизирующими единение тенду суши и моря. Там были рыба и морские водоросли, приправленные медом, разведенным морской водой, и вымоченные семена, смешанные со свежими рыбьими молоками. В дополнение к этим традиционным блюдам стояли корзины, доверху полные морскими ракообразными, блюда с нарезанными ломтями фруктами, собранными с деревьев на острове, огромные самки интази в собственных раковинах, чье мясо было обложено горками только что снесенных яиц.
Все ели, пока животы не вспухли. Потом прямо на песке был выложен круг из корзинок со светящимися грибками. Откуда-то притащили барабан, флейты и рога из витых раковин. Танцоры укрепили ремешками на руках и ногах погремушки, сделанные из раковин и бутылочных тыкв, надели на головы пышные головные уборы и маски. Когда суета подготовки кончилась, Укатонен сыграл на своем роге из раковины длинную басовую и невероятно тоскливую мелодию. Она заставила напрячься обжигающие красные полосы на спине Анито.
Танцоры Нармолома вышли в полукруг и стали издавать скрежещущие ритмичные звуки, сопровождая их шумом погремушек и кастаньет, укрепленных на ногах и руках. Анито украдкой взглянула на Миато. Обычно именно он возглавлял хоровод, но сейчас раненая нога лишала его возможности танцевать. Нога Миато быстро заживала — уже и ступня, и колене) отросли настолько, что нога касалась земли, хотя он пока и ковылял на костыле. Через полмесяца кости и сухожилия должны окрепнуть, и нога будет служить как положено.
Танцоры хлопали себя ладонями по бедрам, вызывая танцоров лайли-тенду выйти к ним. Те встали на колени, их влажная кожа сверкала в сиянии светящихся грибков. Волны ослепительной синевы накатывались на их тела. Танцоры же Нармолома стали совершенно черными, но потом на этом фоне стали взрываться зеленые пятна и полосы. Сами же танцоры гремели погремушками, стрекотали и раскачивались взад и вперед, почти невидимые, кроме ярких всполохов красок. Танцоры лайли-тенду отвечали зелеными и розовыми вспышками, что означало одобрение и сильное возбуждение. Танцоры Нармолома подхватывали их узоры и как эхо повторяли их. Таким образом началась долгая импровизация вызовов и откликов, которая постепенно перерастала в крещендо движений, музыки и красок. Потом интенсивность представления стала волнообразно затихать, сопровождаясь печальным пением рогов. И вдруг наступила мертвая тишина.
Зрители переливались лазурью и густым синим цветом, означавшими восторг и полное одобрение. «Историю, историю, историю, расскажите нам историю!» — раз за разом повторяли эти узоры большими и яркими символами. Встал и вышел в круг, образованный актерами и зрителями, Укатонен. На толстых ластах приковыляла, чтобы присоединиться к нему, Нарито — глава лайли-тенду. Собравшиеся люди суши и моря бешено аплодировали.
Анито отвернулась — память о недавнем прошлом была еще жива. Сколько раз приходила она сюда, и каждый раз ее ситик исполнял роль руви-тенду в этом представлении. И хотя то время ушло, Анито было больно видеть на его месте кого-то другого.
Укатонен сыграл на своем роге еще одну печальную мелодию, а Нарито ответила на нее целой серией нот, сыгранных на флейте. Барабанщик отозвался мощными гулкими ударами по выдолбленному бревну — так было официально открыто торжественное кворбирри.
Знакомая всем история развертывалась одновременно в музыке, танцах и цветных узорах. Первые попытки сухопутных тенду жить в море были сыграны и пояснены стилизованной речью кожи Укатонена. Это был очень древний, очень традиционный стиль, вполне соответствующий статусу энкара, но в этой древней манере Анито внезапно прослеживала движения, узоры, фразеологические обороты совершенно современные и оригинальные. Было ясно — Укатонен — мастер кворбирри.
Нарито отозвалась на вызов впечатляющего представления Укатонена с изяществом и силой. Она исполняла роль моря и живущих в нем созданий, она проверяла способность тенду жить в океане. Анито бросила взгляд на Моуки и Иирин. Они были в буквальном смысле поглощены кворбирри. Иирин достала свой живой камень и изображала на нем картину всего происходившего перед ней.
Анито видела десятки раз, как это делает Иирин, как она записывает разговоры, а затем просматривает их вновь и вновь. Иирин говорила, что это помогает ей учить язык и что записи помогут ее народу лучше понять, о чем говорят тенду. А что могут понять ее люди в кворбирри? И какая часть этой стилизации будет понята самой Иирин?
Волна сожаления прокатилась по спине Анито. Ей было жаль это новое существо. Она была слепа к нюансам стиля и техники, которые превращали кворбирри в уникальное зрелище.
Представление близилось к концу, то есть к рассказу об установлении торговых отношений между лайли-тенду и руви-тенду. Укатонен и Нарито взялись за руки и плясали в круге, их движения символизировали слияние и гармонию. Затем каждый из них вовлек еще кого-то из зрителей в этот танец, хоровод ширился и ширился, пока его участниками не стали все зрители и танцоры, включая даже Иирин. Круг становился теснее, его участники ритмично чирикали, опускаясь на колени в песок. Танец перешел во всеобщее слияние. Анито ощутила соленую кровь лайли-тенду и знакомую — сладковатую — жителей Нармолома.
Джуна с восторгом смотрела, как расцветают в радужных красках танцоры, как меняется темп танца. Она нащупала свой компьютер и превратила его в видеокамеру. Да, людям из отдела Контакта с инопланетянами это зрелище должно понравиться. Съемка делалась автоматически, и Джуна могла спокойно наслаждаться невиданным спектаклем. Ей казалось, что перед ней разворачивается лишенное внутреннего содержания переплетение цвета и движений. Иногда ей попадались отдельные знакомые слова или символы, но скорее всего это было нечто вроде эквивалента джазового пения, преимущественно импровизационного и абстрактного. Представление, достигнув кульминации, шло к концу, и наконец аудитория взорвалась шквалом визуальных аплодисментов, что было ничуть не менее красиво и занимательно, чем само представление, которое только что доставляло зрителям такое наслаждение. Аплодисменты постепенно перешли в ритмизованное повторение одних и тех же слов. Слова требовали какой-то истории.
Укатонен и один из морских тенду вышли в центр круга. И зрители, и участники представления покрылись рябью одобрения. Джуну поразила наступившая тишина. Единственными звуками был тихие вздохи ветра и прибоя, да изредка случайный шорох погремушки, когда кто-то из танцоров менял позу. Иногда слышался и еще один слабый шорох — это компьютер, меняя фокус, вращал кольца объектива.
Укатонен сыграл длинную монотонную мелодию на своем роге, сделанном из витой раковины. Прогремели гулкие удары по выдолбленному бревну, заменявшему здесь барабан. К Укатонену присоединился морской тенду, и они начали танцевать строгий стилизованный танец, который как бы сопровождал сложнейшие торжественные узоры языка кожи, излагавшие смысл происходящего.
Этот формализованный язык был почти недоступен для Джуны, она улавливала лишь отдельные повторяющиеся слова. Им эхом вторил морской тенду. Нить повествования переходила от одного исполнителя к другому, выражаясь визуальными вопросами и ответами. История касалась моря и тенду. Джуна наклонилась вперед, стараясь глубже вникнуть в смысл повествования. Вполне возможно, что это что-то вроде мифа — о сотворении мира? Но если он повествует о том, как тенду вышли из моря, то почему складывается впечатление, будто история рассказывается от конца к началу? Впрочем, по мере развития сюжета Джуна стала понимать, что это рассказ о том, как тенду копили знания о море. Рассказ завершился тем, что Укатонен и морской тенду взялись за руки и стали отплясывать вместе. Потом они стали вводить в танец зрителей и танцоров, образовывая огромный круг. Прохладные влажные руки подхватили и Джуну с Моуки, вовлекая в танец. После длительного сидения на песке движение показалось Джуне исключительно приятным. Она поводила плечами, изгибала спину, имитировала движения тенду и их тихое постанывание. Потом все начали становиться на колени, изгибаясь то вправо, то влево. Джуна тоже опустилась на колени, время от времени ощущая, как ее касаются прохладные влажные тела участников танца. Она вдруг почувствовала слабый укол и утонула в слиянии прежде, чем успела испугаться. В панике она попыталась было сопротивляться, но с ней был Моуки, он встал преградой между нею и другими участниками слияния, он давал ей время для адаптации. Когда она успокоилась, Моуки позволил слиянию проникнуть сквозь его защитный блок. Он останавливался каждый раз, когда Джуна начинала волноваться. Она ощущала и эго Укатонена, который действовал согласованно с Моуки, руководя им и успокаивая ее.
Постепенно Джуна начала ощущать и присутствие других, кроме Укатонена и Моуки. Острое солоноватое чувство любопытства доминировало в слиянии. Они ждали, чтобы Джуна открыла себя деревенским и морским людям.
Джуна в страхе жалась к Укатонену и Моуки, ужасаясь даже мысли, что какие-то чужаки будут шнырять в ней, касаясь ее самых интимных чувств. Ее друзья укрыли ее, гарантируя защиту и покой. Когда она снова успокоилась, они потихоньку стали снимать блокировку, давая возможность слиянию проникнуть к ней. Когда Джуна опять стала волноваться, блокировка окрепла. Так постепенно Джуна начала как бы растворяться в слиянии, оно проникало к ней во все возрастающих дозах через защитное эго друзей. Теперь всеобщее слияние омывало ее подобно теплым водам моря. Моуки, Анито и Укатонен поддерживали ее, помогая обучиться искусству плавания в этих водах. А потом слияние кончилось, и Джуна очнулась на берегу, чувствуя себя успокоенной и в мире со всем миром.
Она встала и пошла в море, чтобы смыть налипший на кожу песок. Море фосфоресцировало, оно горело зеленым светом, омывая тело Джуны. Быстро движущийся зеленый след совсем рядом заставил Джуну испуганно вздрогнуть и втянуть в легкие воздух, чтобы закричать, но тут на поверхность вынырнул лайли-тенду. Она выдавила из себя неуверенный смешок, когда тот высветил слова приветствия. Она ответила ему тем же и глубоко нырнула, забавляясь случившимся, а потом поплыла прочь от берега, оставляя за собой сверкающий зеленый след — свечение потревоженного движением планктона.
Джуна освобожденно вздохнула, поднырнула под накатывающуюся волну и открыла глаза навстречу фосфоресцирующей зеленой завесе. Она плыла в ночном море, давая холодному морскому огню искрами сверкать на ее коже. Слияние прошло великолепно, особенно благодаря защите Моуки и других. Она испытала великолепные ощущения, особенно после того, как удалось расслабиться. Аллу-а принесло ей чувство, что она — Джуна — есть неотторжимая часть чего-то очень большого: бесконечного и живого, как море или лес. И оно ничуть не походило на насилие. Джуна распрямилась и стрелой вынеслась на поверхность, вдыхая сладость воздуха. Это не ее мир, это не ее люди, и все же слияние почему-то дало ей ощущение возвращения домой.
Джуна поплыла к берегу и вскоре вышла на пляж, роняя капли зеленого огня. Соль и планктон она смыла в ближайшем пресном ручейке. А потом свернулась клубочком возле Анито и других и крепко заснула.
Анито проснулась очень рано. Напилась, выкупалась в ручье, а потом долго стояла на берегу, глядя на океан, пока волны спокойно плескались у ее колен. Сегодня состоится ее первый нерест. Она была благодарна вчерашнему слиянию, но хотя лайли-тенду стали после него ей ближе и понятнее как группа, индивидуально они оставались чужими.
Брачный сезон всегда страшил Анито. В это время даже Илто становился каким-то далеким и раздражительным. Один раз, когда она была совсем еще юной, он даже накричал на нее, почему-то спутав с соперником-самцом. Правда, он немедленно извинился, но память о том случае все еще саднила. Неужели и она станет такой же? Она вспомнила силу своего случайного эротического возбуждения и неумение его контролировать.
Раздались звуки шагов по воде. Это был Укатонен. Он погладил ее плечо.
— Волнуешься? — спросил он.
Она высветила утвердительный ответ.
— Всегда немножко страшно, пока наконец не возбудишься. А когда начинается гон, то уже ничто другое не имеет значения. У тебя все будет хорошо. — Он протянул ей только что пойманную рыбу. — Дар одного из твоих воздыхателей. Тебе сегодня надо хорошо поесть. Нерест берет много сил, а подкрепиться никакой возможности не будет.
Вместе с Укатоненом Анито вернулась в гнездо. Иирин и Моуки помогали Нинто готовить обильный завтрак.
— У тебя, по-видимому, куча воздыхателей, — сказал Укатонен. — Это все понатащили самцы лайли-тенду.
Анито ела, пока не набила желудок до отказа. Остатки наименее скоропортящихся продуктов Нинто сложила в сумку Анито, завернув предварительно в зеленые листья. Та повесила сумку через плечо и высветила слова благодарности. Ее проводили на пляж, где Нарито уже ожидала женщин Нармолома, которые должны были принять участие в нересте с мужчинами лайли-тенду.
Когда Анито пошла к другим женщинам, Нинто ласково сжала ей плечо.
— Не волнуйся, — сказала она. — Тебе это понравится.
Анито согласилась. Она с трудом проглотила слюну — глотка пересохла от волнения. Укатонен вышел вперед и дотронулся до ее руки.
— Поскольку в Нармоломе еще нет главного старейшины, я буду наблюдать за гоном от лица деревни, — сказал он.
Анито сразу успокоилась. Там будет Укатонен. Он о ней позаботится. Значит, все будет хорошо.
Самцы лайли-тенду вышли из моря на берег и уселись вокруг Нарито. Женщины же Нармолома сели в кружок вокруг Укатонена. Каждая группа слилась. Анито почувствовала мощное эго Укатонена, возбуждающее в них желание. В ее репродукционных органах вспыхнул жар. Когда Укатонен разорвал контакт, этот жар уже ощущался ее кожей.
Анито опустила глаза. Ее кожа приобрела цвет тусклой бронзы, но в нижней части живота, на бедрах и на ягодицах этот цвет был ярче и золотистее. С другими женщинами происходило то же самое. У мужчин слияние еще не кончилось. На каждую женщину приходилось примерно по три мужчины.
— Нужно будет пригласить их посетить нас в верховьях реки на время брачного сезона. Тогда нам не пришлось бы драться за хороших самцов, — сказала одна из женщин. Это была Нанто. В прошлый сезон она нерестилась с Илто.
Другие женщины выразили полное согласие.
— Жаль, что море так далеко, — сказала Янито. — Было бы совсем неплохо всегда иметь достаточное количество самцов для нереста.
— Для этого вам следует выбирать больше тинок-самцов в качестве своих бейми, — вмешался Укатонен.
— Но ведь бейми-самки более полезны, — ответила Барито. — Их неоплодотворенные яйца — хорошая пища для нейри.
— Кроме того, — заявила Нанто, — это вряд ли помогло бы. К тому времени, когда новые бейми-мужчины достигнут половой зрелости, меня уже давно не будет.
— Нам всегда нужны энкары, — сказал Укатонен. — Возможно, некоторым вашим старейшинам, у которых есть взрослые бейми-самцы, следовало бы подумать о том, чтобы стать энкарами.
Большинство женщин отвернулись: мысль о расставании с Нармоломом расстраивала их, но в то же время они не хотели сказать ничего, что могло бы обидеть энкара. Анито, сочувствуя, погладила плечо Укатонена. Он был прав — в деревне слишком мало мужчин. Это была проблема, над которой новому главному старейшине придется серьезно задуматься.
— Лайли-тенду кончили сливаться, — сказала Ханто.
Мужчины теперь тоже были бронзового цвета. Анито обнаружила, что ее взгляд приковывают к себе золотые полосы в нижней части живота и на боках самцов. Ее внутренний жар стал усиливаться и как бы распространяться по всему телу. Она ощутила внезапную потребность оказаться рядом с самцами. Сила этого влечения испугала ее. Она хотела бежать, нырнуть в море, почувствовать, как оно все крепче обнимает ее с погружением в глубину.
Нарито жестом указала на океан. Анито с трудом удержалась от того, чтобы не рвануться вперед, и чинно последовала в воду за Укатоненом и женщинами Нармолома. Желто-черные рыбы, подобно стае испуганных птиц, брызнули во все стороны, когда они вступили в волны. Анито нырнула прямо к песчаному, покрытому мелкой рябью дну. Два стремительных сильных тела нырнули следом, их золотые полосы ярко сверкали в подводном сумраке. Анито стрелой взмыла к поверхности, взлетев в воздух в красивом мощном прыжке. Самцы следовали за ней вплотную. Теперь к ним присоединились еще двое, и Анито увидела, что со всех сторон окружена ослепительно сверкающими золотом самцами. Она ощущала в воде их возбуждение — соленое и жгучее, как перец. Ее кожа горела огнем. Она поглядела вниз: теперь все тело сияло золотом. Скоро яйца будут готовы к оплодотворению, и тогда наступит время для совокупления. Она рванулась вперед, нырнула — очень глубоко, уводя за собой самцов и чувствуя, как растет давление на ушные перепонки, с гордостью ощущая свою силу и скорость. Иногда на золотом фоне кожи у нее проступали синие разводы. Она выдохнула из легких воздух и пошла вверх, окутанная облаком серебристых пузырьков. Она позволила мужчинам догнать себя, дразня их близостью своего присутствия. А самцы бешено вились вокруг. Они выпрыгивали из воды, они оповещали о своем возбуждении серебряными фонтанами брызг.