Артем посмотрел на шпреха так, как светская дама могла бы смотреть на заблудшего таракана, и взял у него из руки микрофон.
– А на закуску, уважаемая публика, я предлагаю… – он сделал паузу, – пари! Замечательное беспроигрышное пари!
Артем не был клоуном-разговорником, хуже того – чисто клоунская манера вести диалог казалась ему тошнотворной. Однако, если нет реквизита, и это сойдет. Он пошел вдоль барьера, остановился перед самой привлекательной зрительницей, раскланялся на мушкетерский манер, метя по красному ковру фетровой шляпой с ершиком для посуды вместо страусиного пера.
– Мадам! Пари! Вы ни за что не сможете повторить те три фразы, которые я сейчас произнесу!
Зрительница сделала то, на что он рассчитывал, – загородилась от него ладошкой.
– Испугалась! – громко сообщил Артем публике. – Повторяю условия пари – я произношу три фразы, а вы их в точности повторяете! До сих пор это еще никому не удалось!
Артем сделал паузу, прислушиваясь. Нет, вроде никакого особого шума за кулисами не было. Что же там стряслось? Физиономия шпреха выражала все ту же просьбу – тянуть. Он стоял вплотную к кулисам, очевидно, ожидая оттуда сигнала.
С шуточками-прибауточками Артем вытащил на манеж спутника зрительницы – солидного дядю.
– Начинаем! Итак – сегодня замечательный вечер!
– Итак – сегодня замечательный вечер! – довольно громко повторил зритель.
Артем удивился, пожал плечами, почесал под шляпой в затылке.
– Мы заключили прекрасное пари! – произнес Артем неуверенным голоском.
– Мы заключили прекрасное пари! – зритель, зараза, передразнил даже его интониции! Артем аж присел, разведя руками. И принялся искать причину неудачи – посчитал что-то на пальцах, заглянул зрителю за спину и даже поискал шпаргалку за лацканом его пиджака. Дольше валять дурака уже было невозможно. Артем хлопнул себя по лбу и сделал совершенно блаженную рожу, – Вот вы и ошиблись!
– Как это – ошибся?.. зритель ошалел от наглости, но кто-то в публике понял ловушку, рассмеялся, зааплодировал. Артем и перед зрителем раскланялся, скосив глаза на шпреха – ну, что, сколько тебе еще, извергу, надо? Шпрех еле заметно кивнул.
Артем пятился и кланялся, кланялся и пятился, пока задом не влетел в кулисы. Шпрех, едва успев выхватить у него микрофон, зычно провозглясил аттракцион «Акробаты-прыгуны – РУССКИЕ ЗАБАВЫ!» Тройка поволокла на манеж сани, где в три этажа сидели визжавшие в совершенно русском стиле акробаты и акробатки.
– Что тут у вас? – спросил Артем у пожилой медсестрички, собиравшей со скамьи окровавленные клочья ваты.
– Сафронову дверью полпальца срезало.
– А ни фига себе!..
Окованная железом дверь зверинца уже кого-то успела покалечить, но не сильно. Теперь вот руководитель прыгунов Толя Сафронов заглянул убедиться, что с медведями все в порядке, задержался, выскакивал впопыхах – и острый край двери отхватил ему первую фалангу указательного пальца.
Сейчас Сафронов, наскоро забинтованный, восседал в санях, одетый богатым купцом-молодцом, и прятал забинтованную руку в кармане. Ему просто необходимо было появиться хоть на три минуты – начало аттракциона он выстроил так, чтобы поэффектнее подать себя, любимого, и что-то менять уже не оставалось времени.
Артем взял в одну руку копье со шлемом-чайником, в другую – руль «дракона», и, обойдя по широкой дуге привязанного к здоровому крюку медведя Остапа, пошел к своей гримерке.
Полпальца… Могло быть хуже. Дядь-Юре расхлебывать придется. Ему ведь говорили про эту чертову дверь – не-од-но-крат-но!
Из-за кулис донеслись аплодисменты. Акробаты-прыгуны всегда проходили на ура.
Артем остановился перед большим зеркалом. Да, в меру потасканный старый дурак… Тьфу ты, черт! За ним же сейчас приедут! Его же повезут в ресторацию – снимать бабу! Дожился!
Артем уже и сам был не рад, что затеял разговор во дворе. Ну, какое ему дело до Кузьменко? Одним бизнесменом от культуры больше, одним меньше.
Ну, сделали из артиста лжесвидетеля… Есть же мудрая пословица о том, что не следует без особой нужды раскапывать навозную кучу. Не тронь – не завоняет. Благоразумно было бы, пожалуй, сослаться на головную боль или еще какой старческий недуг…
В гримерке Артем вспомнил, что еще позавчера приобрел обновку – резинку для волос.
Теперь, когда хвосты на затылках носили даже банкиры, он окончательно созрел для этой моды.
Вернувшись из душа, Артем, как был, в халате на голое и еще мокрое тело, сел к зеркалу, зачесал длинные высветленные волосы и несколько раз протянул хвост в резиночную петлю.
Он всю жизнь полагал, что творческому человеку приличествуют патлы.
Ухоженные, но ни в коем случае не прилизанные и залакированные патлы, не так, чтобы ложились на плечи, а пальца на три покороче. Отважившись на хвост, Артем примерно месяц не подстригал их, хотя уже полагалось. И хвост образовался, хотя не слишком роскошный, и даже возникла крамольная мыслишка расчесать волосы на пробор.
– Ну что, зловредный тип? – спросил он Арго. – Одобряешь?
Пес положил голову на хозяйские колени. Он одобрял решительно все.
Лицо в зеркале Артему понравилось. Ну да, не мальчик. Но еще вполне и вполне. Но вот только хвост требовал… требовал… чего-то такого он требовал этакого…
Артем всегда придирчиво относился к одежде. Даже свитера выбирал тщательно. А уж рубашку с галстуком к костюму – о-о, это был взлет творческой фантазии!.. Хвост требовал галстука с каким-то зигзагом. Артем стал вспоминать, есть ли в его коллекции что-то подходящее, и тут в дверь постучали.
– Артем, тебя на вахте ждут!
– Скажи – сейчас!
Натянув джинсы и напялив свитер, Артем взял Арго на поводок, прихватил мешок с кое-каким имуществом, которое собирался в общаге постирать, и понесся к вахте.
Там его ждал Киреев.
– Сейчас вас к Буравскому отвезу, – деловито сказал бизнесмен.
– Я и сам за рулем.
– Так вы же с ним в кабак поедете! Какой руль после кабака? А потом он вас доставит куда захотите.
– Тоже верно. Только мне переодеться надо. И пса выгулять.
Киреев явно нервничал.
– Это долго?
– Общага тут рядом. А пес дисциплинированный.
Владелец крупной недвижимости, ожидающий, пока клоунская собака сделает на газоне свои собачьи дела, – эта картинка была наслаждением для Артемова взора.
– А мне и пяти минут хватит, – сказал он уже у дверей общаги. – Костюм надеть и деньги взять.
– Какие деньги? – бизнесмен изобразил неподдельнейшее возмущение. – Да вы что? Вы – гость, о деньгах нет и речи. Да меня засмеют, если я вам платить позволю.
И тут Артем понял – след взят четко!
Его – ПОКУПАЮТ!
И покупают элегантно. С многообещающей улыбкой. Мол, вот тебе ресторация, вот тебе баба, играйся, только забудь напрочь о блондинке в окошке! Артем подумал, что если в какой-то стране, как он много лет назад вычитал в книжке, были профессиональные свидетели, то он, похоже, становится профессиональным лжесвидетелем.
И, что характерно, его покупают не пошло! Даже по-своему деликатно. Его делают своим. Лицом, приближенным к Большому Бизнесу. Гостем Большого Бизнеса.
Однажды, в те времена, когда писать в газетах дозволялось лишь об «отдельных недостатках» и «некоторых товарищах», Артем, к огромному своему восторгу, вычитал в начале фельетона примечательную фразу: «Палка иногда бывает о двух концах». Так вот, его вхождение в местный мир Большого Бизнеса было ярко выраженной палкой о двух концах. Ведь Забелин:
Киреев и тот же Буравский потом годами будут рассказывать, как квасили в каком-нибудь местном «Монте-Кристо» или «Монмартре» вместе с кинозвездой!
Не так уж часто в город заявляются лауреаты заграничных кинофестивалей…
Прелестная, трогательная, взаимовыгодная ситуация. Все блистательно – кабы не убийство главы телекомпании «Сюжет» Сергея Кузьменко.
Ну что же… Артем никого за язык не тянул. Если Забелин с Киреевым хотят угостить его ужином и познакомить с красивой женщиной – отказываться просто смешно.
– Ну, тогда я вам хоть пригласительный в директорскую ложу сделаю для супруги и деток. А потом деток за кулисы свожу, с живым медведем познакомлю.
Артему было безумно любопытно – есть ли у Киреева семья. Но бизнесмен постучал ногтем по циферблату дорогих часов и ничего не ответил.
Артем пошел указанным маршрутом.
Дворы были – настоящие каменные мешки, ни деревца, ни травинки, да и не уцелели бы деревце с травинкой, столько там стояло машин. Очевидно, подлинная деловая жизнь города разворачивалась не на роскошном проспекте, а в таких вот закоулках, и дом возле кладбища еще был не самым худшим вариантом.
Артем вошел куда велено и был остановлен восьмипудовым дядькой – из тех, на ком пахать можно и даже нужно, а они вот сидят у разнообразных входов со зверскими рожами, всем видом своим говоря: «Я – Великая Китайская Стена!» Дядька буркнул что-то на нечеловеческом языке, и тут же в глубине коридора показался вполне приемлемый мужской силуэт.
– Серый, это ко мне!
– Проходите, – уже по-человечески приказал охранник.
Гена Буравский оказался тридцатилетним атлетом, именно атлетом, а не «сытым», вроде Забелина с Киреевым. Когда Артем, обогнув охранника, оказался перед ним, он уставился на Артема как на привидение – и как еще прикажете атлету смотреть на длинного, тощего, уже вполне сутулого старца, с волосами, выкрашенными перекисью водорода?
А Артем смотрел на него с интересом.
Красивых мускулистых мальчиков в цирке он навидался – будь здоров. Во всех групповых акробатических номерах есть такая должность – «нижний». Обычно это крепкие и тяжелые мужики с мощными плечищами и шеяками. «Нижний» – тот, на ком выстраивают сложноразветвленную пирамиду из десяти человек.
Еще «нижний» держит, искривившись, на одном плече увесистый перш длиной в шесть метров и мелко переступает, чтобы тот, кто выделывается на верхушке перша, не сверзился. В общем, должность, не требующая особого интеллекта, и за всю свою жизнь Артем видел только одного «нижнего», который был руководителем здоровенного аттракциона «Русская тройка» и даже вошел в цирковую энциклопедию. Но тот начинал свою карьеру вообще конным жонглером, а звали его – Николай Ольховиков.
Цирковые мускулистые мальчики редко выбивались в люди. Артем полагал, что в мире бизнеса им тоже светит разве что должность начальника охраны. Но у Гены Буравского были живые, умные, ясные глаза. И неподдельная благожелательность на физиономии.
К тому же, парень явно имел чувство юмора. По его невольной улыбке Артем сразу сообразил – Буравский живо представил себе, как везет эту старую хвостатую рухлядь по кабакам в поисках амурных приключений. Однако братцев-домовладельцев и этого красавца, как видно, связывали серьезные обязательства – и по тому, как Буравский согнал улыбку с лица, Артем понял: выполняя просьбу коллег, атлет не только что по кабакам его провезет, не только что доставит с избранницей в подходящее место, но и будет дежурить за дверью с валидолом.
– Добрый день! – сказал Буравский. – Что, интересно? Я сам, когда искал помещение, увидел это – и влюбился! Вот как с девушкой: видишь и понимаешь – моя!
Артем попал, надо полагать, в тот самый бункер, где можно было пережить и атомную войну, и второе пришествие, и гибель галактики.
Был в истории нашей страны занятный период, когда американской бомбы ждали не то чтобы с минуты на минуту, а, скорее всего, в будущем году к Первомаю. Во всяком строящемся здании непременно делали бомбоубежище, причем бомбоубежище такого вида, каким оно могло бы быть во время второй мировой – с длинными скамейками, на которых спасающимся следовало сидеть рядами в ожидании, когда закончится бомбежка. И запасной выход тоже сооружался вполне стандартный – во дворе соседнего дома. Потом оказалось, что на фиг мы сдались этой самой Америке, и бомбоубежища, пригодившиеся разве что для занятий по гражданской обороне, были заперты. Они простояли под замком до того самого времени, пока кому-то сообразительному не пришла в голову мысль: ведь эти врытые в землю помещения без окон и почти что без дверей – идеальные склады!
Идя вслед за Буравским по бетонному коридору, Артем воображал себя разведчиком Кузнецовым или даже самим Штирлицем, угодившим в тайный бункер к Гитлеру. Жаль только, что ни одну репризу на таком сюжете он выстроить не мог, не строить же бункер на манеже, – и фантазия работала вхолостую.
Открылась дверь, толщиной в полметра, не меньше, и тогда лишь хозяин обернулся, приглашая в бетонный кабинет. И улыбнулся вполне обаятельно:
– Вот так мы тут и живем!
– А неплохо, – честно одобрил Артем.
– У меня еще кое-какие дела, вот журналы, вот книги, – он показал на низкий столик, где кипой лежало все это добро. – Ужинаю я обычно в «Арагви» или в «Монтрезоре». «Арагви» – сами понимаете, а «Монтрезор» – это ресторан с историей. Восстановили дореволюционный, название сохранили, меню – как при государе императоре.
Буравский опять улыбнулся – мол, не такая уж мы провинция, когда надо – и угостим не хуже, чем в столице. И сел было к компьютеру, на экране которого виднелись таблицы, но вдруг развернулся к Артему:
– Кофе будете?
– Не откажусь.
– А к кофе?
Артем пожал плечами.
– Я сырное печенье люблю, – признался Буравский. – У меня в кафешке его классно пекут.
Улыбнулся в очередной раз – видать, воспоминанию о печенье, – и взял трубку.
– Серый? Скажи Мезенцеву, пусть кофе подаст, – сказал он. – Рожек двести грамм, поджаристых.
И повернулся к Артему:
– Сейчас увидите лучшего в городе телохранителя.
Через две минуты дверь в бункер открылась.
Meзенцев оказался мужичком средних, чтобы не сказать более, лет. Больше всего он напоминал Артему не претендующую на первые места в стае, или что там у них, гориллу. Но гориллу не какую-нибудь косматую, а приглаженную, с аккуратно выложенной на лбу негустой челочкой. Особенно эта челочка умилила Артема – надо же, как трогательно!
Когда Мезенцев, сгорбившись и еле волоча ноги, вошел в кабинет, Артем искренне перепугался – горилла держала в корявых лапах поднос, на котором так и ездили чашки с кофе.
Неторопливо дойдя до стола, Мезенцев поставил поднос, повернулся и так же косолапо отбыл за дверь.
Ни слова не сказал этот человек Буравскому, равным образом и Буравский даже не попытался его поблагодарить.
– А спиртное держу в барчике, – сообщил Буравский, одной рукой переставляя на стол чашки и тарелку с желтыми рожками, а другую не снимая с компьютерной мыши.
Артем взял одну штучку, надкусил – и всей физиономией изобразил неземное блаженство. Солоновато, чуть горьковато, перчик приятно греет язык – всего в меру!
– Хай класс! – похвалил он. – Только знаете что, Гена? Неужели у вас в городе нет хороших спортивных ребят, каких-нибудь каратеков, ушуистов?
Этот же совершенно не похож на телохранителя!
– Спит на ходу? – уточнил Буравский.
– Вроде того. Об собственные конечности спотыкается.
– Это – да, это я сам вижу. Хорошие ребята у нас есть, и каратеки, и тэквондисты, и всякие прочие, которые ногами машут… – крупный, накачанный Буравский, очевидно, презирал всякие шустрые виды спорта. – Их для эскорта еще можно держать, для впечатления. А этот…
Артем всем видом показал, что ему не терпится услышать отгадку. А Буравский выждал ровно столько, сколько требовалось, чтобы Артем доиграл до предела напряженное ожидание.
– А этот знает, когда нужно доставать пистолет.
– Понял, – сказал изумленный Артем, и не соврал – он действительно понял.
В той суете, которая сопровождает современный бизнес, нужно чувствовать грань, когда кончаются вопли и возникает реальная опасность. Чтобы не встрять со своими каратекскими ногами раньше времени или вовсе некстати.
Очевидно, Мезенцев ее и чувствовал.
– Вот, – поучительно заметил Буравский и отвернулся, предоставив Артему журналы, печенье и кофе. Сам он, работая, тянул руку наугад и, наверно, имел на пальцах глаза – ни разу не промахнулся и ни капли кофе не пролил.
Вдруг он ловко цапнул трубку и набил трехцифирный номер.
– Леночка? Завтра с утра нужно перемерить номер три-шестнадцать, три-восемнадцать и три-девятнадцать. Да, все рулоны. Сколько? Ну и что?
Это – не фланель какая-нибудь.
Пока Артем наслаждался угощением и журналами – обнаженной натуры в них было больше, чем текста, – Буравский разобрался со своими таблицами и выключил компьютер. Потом снова снял трубку.
– Серый? Я ужинать еду. Ага. Да.
Опять Артема повели бетонным коридором, опять он оказался в каменном мешке. В машину сели так: Буравский – за руль, Мезенцев – рядом, Артем – на заднем сиденье.
– В «Монтрезор» поедем, – решил Буравский. – У меня трудный денек был, оттянусь. Вас потом отвезут куда надо, а я у Наташки осяду. Это там рядом, через дорогу.
Хотя Артем и бравировал зрелым возрастом, государя императора он в живых не застал и дореволюционный ресторан представлял себе в основном по книгам и кинематографу. Владельцы «Монтрезора» имели об историческом колорите еще более темное понятие.
Вместо больших раскидистых пальм в кадках стояли какие-то странные штуки – толстые стволы, обрубленные сверху и пустившие всевозможные боковые побеги. Было это причудливо, экстравагантно, но вовсе не дореволюционно.
Обязательного медвежьего чучела с подносом Артем тоже не увидел, зато зеркала на стенах более или менее соответствовали задуманной эпохе – хотя светлые завитки на рамах наводили на мысли не столько о благородной бронзе, сколько о крашеном дереве. Фортепиано на возвышении стояло вполне современное, гладкое и, видать, недорогое. А при государе императоре был, скорее всего, маленький концертный рояль. Еще Артем полагал, что тут повесят большие малиновые плюшевые портьеры, а почему у него плюш ассоциировался с императором – он и сам не знал. И ошибся.
Когда же официант принес три кожаные папки с меню, распечатанным на лазерном принтере, тоже, надо полагать, дореволюционном, Артем и вовсе затосковал. Окончательно его добила цветомузыка над стойкой бара в углу.
Буравский, казалось, не замечал всех этих несообразностей и был свято убежден, что кутит, как поручик лейб-гвардии гусарского Его Величества полка.
– Вы заказывайте, не стесняйтесь, – предложил он. – Сейчас Наталья с подружками подойдет, угостим девчонок шампанским…
Он выбрал предпоследний от стены столик, а за последний, маленький, на две персоны, сел Мезенцев и сразу же сгорбился, как будто неслыханным усилием воли удерживал себя от того, чтобы заснуть физиономией в тарелке.
Официант и перед ним положил кожаную папку, но телохранитель даже не раскрыл ее.
Артем с интересом разглядывал зал. Буравский рассказал, что помещение – то самое, дореволюционное, выходит, тогдашние рестораны были вовсе не так велики, как их показывают в кино? Из любопытства Артем принялся считать столики и насчитал их шестнадцать. Народ понемногу собирался – очевидно, постоянные клиенты, потому что здоровались друг с дружкой, подсаживались, перемещались, обращались к официантам по имени.
Через весь зал прямо к его столику быстро шла молодая женщина, рыженькая, в ярко-красном мини-платьице, шла, естественно, как все современные девицы, которых никто не научил передвигаться на высоких каблуках. А у нее к тому же и платформы на туфлях были сантиметров в шесть. Она, очевидно, боялась переносить тяжесть на каблук, ставила ногу на всю ступню, не выпрямляя ее полностью, и Артем подумал, что танцевать с этой дурой не станет ни за какие коврижки. А если подружки окажутся в такой же обувке – то возникнут проблемы…
Артем по старинке полагал, что ресторанное знакомство может перерасти в близкое только после танцев.
– Гена, извини! – она склонилась над Буравским и чмокнула его в щеку. – Сейчас Анжелка с Ксанкой прибегут.
И села на свободный стул.
Артем вообразил, как они прибывают на полусогнутых, имея решительный вид парочки гренадеров, атакующих редут. Цирковые женщины хоть блюли тайны красивой походки…
– Знакомься, радость, – Гена представил девице Артема, и она сделала круглые глаза, вытянула шейку, приоткрыла рот. Очевидно, в здешнем высшем свете так показывали восторг встречи с кинозвездой.
Артем знал, чем можно заинтересовать любую женщину от шести до ста шести лет. Он похвалил «Монтрезор» («Казалось бы, провинция, а солидная публика одевается вполне и вполне, особенно дамы!») и заметил вскользь, что точно такое же красное платье видел в Париже, угодив с компанией на показ мод Донателлы Версаче («Совсем не то, что все надеялись увидеть, но тоже очень любопытно!»).
Теперь Наталью можно было брать голыми руками. Это же праздник на всю оставшуюся жизнь – «Наталья от Версаче»!
Буравский, предоставив им светскую беседу, просматривал меню.
– Вы очень проголодались? – спросил он Артема. – У них тут есть дежурные блюда, которые подают через пять минут, а есть такие, что нужно подождать полчаса. Рекомендую суп из мидий. Штука сытная и полезная.
Сказал он это спокойно, деловито, и Артем в глубине души усмехнулся – дары моря способствуют мужской активности, это в любой Тьму-Таракани уже усвоили, и парень честно выполняет поручение Забелина с Киреевым.
Наталья между тем стала показывать ему своих знакомых, сообщая, кто есть кто в здешнем Большом Бизнесе. Касалось это исключительно мужчин. Только два или три раза она сказала о спутнице бизнесмена, что, мол, жена.
Прочие женщины были или фотомоделями, или, того почище, топ-моделями.
Артем уж не стал объяснять дурочке, что «топ-модель» – не столько профессия, сколько высокое звание, и во всем мире их наберется десятка три-четыре.
– А это что-то новое, – заметил вдруг Буравский. – Наталья, гляди! Левее, с Клепиковым!
Артем невольно проследил направление его взгляда.
– Это Ольга, – сказала Наталья. – Она к нему откуда-то в гости приехала.
Я не поняла – то ли родственница, то ли вроде. А может, врет. Послушай, ты ведь еще ничего про новый завоз не рассказал! Я Ленке звонила – но они там все перемеривали, она двух слов связать не могла. Ты что – правда велел шесть километров английского драпа перемерить?
– А на закуску, уважаемая публика, я предлагаю… – он сделал паузу, – пари! Замечательное беспроигрышное пари!
Артем не был клоуном-разговорником, хуже того – чисто клоунская манера вести диалог казалась ему тошнотворной. Однако, если нет реквизита, и это сойдет. Он пошел вдоль барьера, остановился перед самой привлекательной зрительницей, раскланялся на мушкетерский манер, метя по красному ковру фетровой шляпой с ершиком для посуды вместо страусиного пера.
– Мадам! Пари! Вы ни за что не сможете повторить те три фразы, которые я сейчас произнесу!
Зрительница сделала то, на что он рассчитывал, – загородилась от него ладошкой.
– Испугалась! – громко сообщил Артем публике. – Повторяю условия пари – я произношу три фразы, а вы их в точности повторяете! До сих пор это еще никому не удалось!
Артем сделал паузу, прислушиваясь. Нет, вроде никакого особого шума за кулисами не было. Что же там стряслось? Физиономия шпреха выражала все ту же просьбу – тянуть. Он стоял вплотную к кулисам, очевидно, ожидая оттуда сигнала.
С шуточками-прибауточками Артем вытащил на манеж спутника зрительницы – солидного дядю.
– Начинаем! Итак – сегодня замечательный вечер!
– Итак – сегодня замечательный вечер! – довольно громко повторил зритель.
Артем удивился, пожал плечами, почесал под шляпой в затылке.
– Мы заключили прекрасное пари! – произнес Артем неуверенным голоском.
– Мы заключили прекрасное пари! – зритель, зараза, передразнил даже его интониции! Артем аж присел, разведя руками. И принялся искать причину неудачи – посчитал что-то на пальцах, заглянул зрителю за спину и даже поискал шпаргалку за лацканом его пиджака. Дольше валять дурака уже было невозможно. Артем хлопнул себя по лбу и сделал совершенно блаженную рожу, – Вот вы и ошиблись!
– Как это – ошибся?.. зритель ошалел от наглости, но кто-то в публике понял ловушку, рассмеялся, зааплодировал. Артем и перед зрителем раскланялся, скосив глаза на шпреха – ну, что, сколько тебе еще, извергу, надо? Шпрех еле заметно кивнул.
Артем пятился и кланялся, кланялся и пятился, пока задом не влетел в кулисы. Шпрех, едва успев выхватить у него микрофон, зычно провозглясил аттракцион «Акробаты-прыгуны – РУССКИЕ ЗАБАВЫ!» Тройка поволокла на манеж сани, где в три этажа сидели визжавшие в совершенно русском стиле акробаты и акробатки.
– Что тут у вас? – спросил Артем у пожилой медсестрички, собиравшей со скамьи окровавленные клочья ваты.
– Сафронову дверью полпальца срезало.
– А ни фига себе!..
Окованная железом дверь зверинца уже кого-то успела покалечить, но не сильно. Теперь вот руководитель прыгунов Толя Сафронов заглянул убедиться, что с медведями все в порядке, задержался, выскакивал впопыхах – и острый край двери отхватил ему первую фалангу указательного пальца.
Сейчас Сафронов, наскоро забинтованный, восседал в санях, одетый богатым купцом-молодцом, и прятал забинтованную руку в кармане. Ему просто необходимо было появиться хоть на три минуты – начало аттракциона он выстроил так, чтобы поэффектнее подать себя, любимого, и что-то менять уже не оставалось времени.
Артем взял в одну руку копье со шлемом-чайником, в другую – руль «дракона», и, обойдя по широкой дуге привязанного к здоровому крюку медведя Остапа, пошел к своей гримерке.
Полпальца… Могло быть хуже. Дядь-Юре расхлебывать придется. Ему ведь говорили про эту чертову дверь – не-од-но-крат-но!
Из-за кулис донеслись аплодисменты. Акробаты-прыгуны всегда проходили на ура.
Артем остановился перед большим зеркалом. Да, в меру потасканный старый дурак… Тьфу ты, черт! За ним же сейчас приедут! Его же повезут в ресторацию – снимать бабу! Дожился!
Артем уже и сам был не рад, что затеял разговор во дворе. Ну, какое ему дело до Кузьменко? Одним бизнесменом от культуры больше, одним меньше.
Ну, сделали из артиста лжесвидетеля… Есть же мудрая пословица о том, что не следует без особой нужды раскапывать навозную кучу. Не тронь – не завоняет. Благоразумно было бы, пожалуй, сослаться на головную боль или еще какой старческий недуг…
В гримерке Артем вспомнил, что еще позавчера приобрел обновку – резинку для волос.
Теперь, когда хвосты на затылках носили даже банкиры, он окончательно созрел для этой моды.
Вернувшись из душа, Артем, как был, в халате на голое и еще мокрое тело, сел к зеркалу, зачесал длинные высветленные волосы и несколько раз протянул хвост в резиночную петлю.
Он всю жизнь полагал, что творческому человеку приличествуют патлы.
Ухоженные, но ни в коем случае не прилизанные и залакированные патлы, не так, чтобы ложились на плечи, а пальца на три покороче. Отважившись на хвост, Артем примерно месяц не подстригал их, хотя уже полагалось. И хвост образовался, хотя не слишком роскошный, и даже возникла крамольная мыслишка расчесать волосы на пробор.
– Ну что, зловредный тип? – спросил он Арго. – Одобряешь?
Пес положил голову на хозяйские колени. Он одобрял решительно все.
Лицо в зеркале Артему понравилось. Ну да, не мальчик. Но еще вполне и вполне. Но вот только хвост требовал… требовал… чего-то такого он требовал этакого…
Артем всегда придирчиво относился к одежде. Даже свитера выбирал тщательно. А уж рубашку с галстуком к костюму – о-о, это был взлет творческой фантазии!.. Хвост требовал галстука с каким-то зигзагом. Артем стал вспоминать, есть ли в его коллекции что-то подходящее, и тут в дверь постучали.
– Артем, тебя на вахте ждут!
– Скажи – сейчас!
Натянув джинсы и напялив свитер, Артем взял Арго на поводок, прихватил мешок с кое-каким имуществом, которое собирался в общаге постирать, и понесся к вахте.
Там его ждал Киреев.
– Сейчас вас к Буравскому отвезу, – деловито сказал бизнесмен.
– Я и сам за рулем.
– Так вы же с ним в кабак поедете! Какой руль после кабака? А потом он вас доставит куда захотите.
– Тоже верно. Только мне переодеться надо. И пса выгулять.
Киреев явно нервничал.
– Это долго?
– Общага тут рядом. А пес дисциплинированный.
Владелец крупной недвижимости, ожидающий, пока клоунская собака сделает на газоне свои собачьи дела, – эта картинка была наслаждением для Артемова взора.
– А мне и пяти минут хватит, – сказал он уже у дверей общаги. – Костюм надеть и деньги взять.
– Какие деньги? – бизнесмен изобразил неподдельнейшее возмущение. – Да вы что? Вы – гость, о деньгах нет и речи. Да меня засмеют, если я вам платить позволю.
И тут Артем понял – след взят четко!
Его – ПОКУПАЮТ!
И покупают элегантно. С многообещающей улыбкой. Мол, вот тебе ресторация, вот тебе баба, играйся, только забудь напрочь о блондинке в окошке! Артем подумал, что если в какой-то стране, как он много лет назад вычитал в книжке, были профессиональные свидетели, то он, похоже, становится профессиональным лжесвидетелем.
И, что характерно, его покупают не пошло! Даже по-своему деликатно. Его делают своим. Лицом, приближенным к Большому Бизнесу. Гостем Большого Бизнеса.
Однажды, в те времена, когда писать в газетах дозволялось лишь об «отдельных недостатках» и «некоторых товарищах», Артем, к огромному своему восторгу, вычитал в начале фельетона примечательную фразу: «Палка иногда бывает о двух концах». Так вот, его вхождение в местный мир Большого Бизнеса было ярко выраженной палкой о двух концах. Ведь Забелин:
Киреев и тот же Буравский потом годами будут рассказывать, как квасили в каком-нибудь местном «Монте-Кристо» или «Монмартре» вместе с кинозвездой!
Не так уж часто в город заявляются лауреаты заграничных кинофестивалей…
Прелестная, трогательная, взаимовыгодная ситуация. Все блистательно – кабы не убийство главы телекомпании «Сюжет» Сергея Кузьменко.
Ну что же… Артем никого за язык не тянул. Если Забелин с Киреевым хотят угостить его ужином и познакомить с красивой женщиной – отказываться просто смешно.
– Ну, тогда я вам хоть пригласительный в директорскую ложу сделаю для супруги и деток. А потом деток за кулисы свожу, с живым медведем познакомлю.
Артему было безумно любопытно – есть ли у Киреева семья. Но бизнесмен постучал ногтем по циферблату дорогих часов и ничего не ответил.
* * *
– Не хочу заезжать, там у них полчаса разворачиваться надо, – сказал Киреев, притормозив у поребрика. – Видите подворотню? Ступайте все прямо, прямо, пройдете два двора, в третьем повернете налево, и тут вам будет дверь в подвал. Войдите, скажите охраннику, что от Киреева, а я сейчас позвоню Гене, чтобы сам вышел встретить. Вам немножко подождать придется, у них сегодня завоз товара, ему самому нужно присмотреть…Артем пошел указанным маршрутом.
Дворы были – настоящие каменные мешки, ни деревца, ни травинки, да и не уцелели бы деревце с травинкой, столько там стояло машин. Очевидно, подлинная деловая жизнь города разворачивалась не на роскошном проспекте, а в таких вот закоулках, и дом возле кладбища еще был не самым худшим вариантом.
Артем вошел куда велено и был остановлен восьмипудовым дядькой – из тех, на ком пахать можно и даже нужно, а они вот сидят у разнообразных входов со зверскими рожами, всем видом своим говоря: «Я – Великая Китайская Стена!» Дядька буркнул что-то на нечеловеческом языке, и тут же в глубине коридора показался вполне приемлемый мужской силуэт.
– Серый, это ко мне!
– Проходите, – уже по-человечески приказал охранник.
Гена Буравский оказался тридцатилетним атлетом, именно атлетом, а не «сытым», вроде Забелина с Киреевым. Когда Артем, обогнув охранника, оказался перед ним, он уставился на Артема как на привидение – и как еще прикажете атлету смотреть на длинного, тощего, уже вполне сутулого старца, с волосами, выкрашенными перекисью водорода?
А Артем смотрел на него с интересом.
Красивых мускулистых мальчиков в цирке он навидался – будь здоров. Во всех групповых акробатических номерах есть такая должность – «нижний». Обычно это крепкие и тяжелые мужики с мощными плечищами и шеяками. «Нижний» – тот, на ком выстраивают сложноразветвленную пирамиду из десяти человек.
Еще «нижний» держит, искривившись, на одном плече увесистый перш длиной в шесть метров и мелко переступает, чтобы тот, кто выделывается на верхушке перша, не сверзился. В общем, должность, не требующая особого интеллекта, и за всю свою жизнь Артем видел только одного «нижнего», который был руководителем здоровенного аттракциона «Русская тройка» и даже вошел в цирковую энциклопедию. Но тот начинал свою карьеру вообще конным жонглером, а звали его – Николай Ольховиков.
Цирковые мускулистые мальчики редко выбивались в люди. Артем полагал, что в мире бизнеса им тоже светит разве что должность начальника охраны. Но у Гены Буравского были живые, умные, ясные глаза. И неподдельная благожелательность на физиономии.
К тому же, парень явно имел чувство юмора. По его невольной улыбке Артем сразу сообразил – Буравский живо представил себе, как везет эту старую хвостатую рухлядь по кабакам в поисках амурных приключений. Однако братцев-домовладельцев и этого красавца, как видно, связывали серьезные обязательства – и по тому, как Буравский согнал улыбку с лица, Артем понял: выполняя просьбу коллег, атлет не только что по кабакам его провезет, не только что доставит с избранницей в подходящее место, но и будет дежурить за дверью с валидолом.
– Добрый день! – сказал Буравский. – Что, интересно? Я сам, когда искал помещение, увидел это – и влюбился! Вот как с девушкой: видишь и понимаешь – моя!
Артем попал, надо полагать, в тот самый бункер, где можно было пережить и атомную войну, и второе пришествие, и гибель галактики.
Был в истории нашей страны занятный период, когда американской бомбы ждали не то чтобы с минуты на минуту, а, скорее всего, в будущем году к Первомаю. Во всяком строящемся здании непременно делали бомбоубежище, причем бомбоубежище такого вида, каким оно могло бы быть во время второй мировой – с длинными скамейками, на которых спасающимся следовало сидеть рядами в ожидании, когда закончится бомбежка. И запасной выход тоже сооружался вполне стандартный – во дворе соседнего дома. Потом оказалось, что на фиг мы сдались этой самой Америке, и бомбоубежища, пригодившиеся разве что для занятий по гражданской обороне, были заперты. Они простояли под замком до того самого времени, пока кому-то сообразительному не пришла в голову мысль: ведь эти врытые в землю помещения без окон и почти что без дверей – идеальные склады!
Идя вслед за Буравским по бетонному коридору, Артем воображал себя разведчиком Кузнецовым или даже самим Штирлицем, угодившим в тайный бункер к Гитлеру. Жаль только, что ни одну репризу на таком сюжете он выстроить не мог, не строить же бункер на манеже, – и фантазия работала вхолостую.
Открылась дверь, толщиной в полметра, не меньше, и тогда лишь хозяин обернулся, приглашая в бетонный кабинет. И улыбнулся вполне обаятельно:
– Вот так мы тут и живем!
– А неплохо, – честно одобрил Артем.
– У меня еще кое-какие дела, вот журналы, вот книги, – он показал на низкий столик, где кипой лежало все это добро. – Ужинаю я обычно в «Арагви» или в «Монтрезоре». «Арагви» – сами понимаете, а «Монтрезор» – это ресторан с историей. Восстановили дореволюционный, название сохранили, меню – как при государе императоре.
Буравский опять улыбнулся – мол, не такая уж мы провинция, когда надо – и угостим не хуже, чем в столице. И сел было к компьютеру, на экране которого виднелись таблицы, но вдруг развернулся к Артему:
– Кофе будете?
– Не откажусь.
– А к кофе?
Артем пожал плечами.
– Я сырное печенье люблю, – признался Буравский. – У меня в кафешке его классно пекут.
Улыбнулся в очередной раз – видать, воспоминанию о печенье, – и взял трубку.
– Серый? Скажи Мезенцеву, пусть кофе подаст, – сказал он. – Рожек двести грамм, поджаристых.
И повернулся к Артему:
– Сейчас увидите лучшего в городе телохранителя.
Через две минуты дверь в бункер открылась.
Meзенцев оказался мужичком средних, чтобы не сказать более, лет. Больше всего он напоминал Артему не претендующую на первые места в стае, или что там у них, гориллу. Но гориллу не какую-нибудь косматую, а приглаженную, с аккуратно выложенной на лбу негустой челочкой. Особенно эта челочка умилила Артема – надо же, как трогательно!
Когда Мезенцев, сгорбившись и еле волоча ноги, вошел в кабинет, Артем искренне перепугался – горилла держала в корявых лапах поднос, на котором так и ездили чашки с кофе.
Неторопливо дойдя до стола, Мезенцев поставил поднос, повернулся и так же косолапо отбыл за дверь.
Ни слова не сказал этот человек Буравскому, равным образом и Буравский даже не попытался его поблагодарить.
– А спиртное держу в барчике, – сообщил Буравский, одной рукой переставляя на стол чашки и тарелку с желтыми рожками, а другую не снимая с компьютерной мыши.
Артем взял одну штучку, надкусил – и всей физиономией изобразил неземное блаженство. Солоновато, чуть горьковато, перчик приятно греет язык – всего в меру!
– Хай класс! – похвалил он. – Только знаете что, Гена? Неужели у вас в городе нет хороших спортивных ребят, каких-нибудь каратеков, ушуистов?
Этот же совершенно не похож на телохранителя!
– Спит на ходу? – уточнил Буравский.
– Вроде того. Об собственные конечности спотыкается.
– Это – да, это я сам вижу. Хорошие ребята у нас есть, и каратеки, и тэквондисты, и всякие прочие, которые ногами машут… – крупный, накачанный Буравский, очевидно, презирал всякие шустрые виды спорта. – Их для эскорта еще можно держать, для впечатления. А этот…
Артем всем видом показал, что ему не терпится услышать отгадку. А Буравский выждал ровно столько, сколько требовалось, чтобы Артем доиграл до предела напряженное ожидание.
– А этот знает, когда нужно доставать пистолет.
– Понял, – сказал изумленный Артем, и не соврал – он действительно понял.
В той суете, которая сопровождает современный бизнес, нужно чувствовать грань, когда кончаются вопли и возникает реальная опасность. Чтобы не встрять со своими каратекскими ногами раньше времени или вовсе некстати.
Очевидно, Мезенцев ее и чувствовал.
– Вот, – поучительно заметил Буравский и отвернулся, предоставив Артему журналы, печенье и кофе. Сам он, работая, тянул руку наугад и, наверно, имел на пальцах глаза – ни разу не промахнулся и ни капли кофе не пролил.
Вдруг он ловко цапнул трубку и набил трехцифирный номер.
– Леночка? Завтра с утра нужно перемерить номер три-шестнадцать, три-восемнадцать и три-девятнадцать. Да, все рулоны. Сколько? Ну и что?
Это – не фланель какая-нибудь.
Пока Артем наслаждался угощением и журналами – обнаженной натуры в них было больше, чем текста, – Буравский разобрался со своими таблицами и выключил компьютер. Потом снова снял трубку.
– Серый? Я ужинать еду. Ага. Да.
Опять Артема повели бетонным коридором, опять он оказался в каменном мешке. В машину сели так: Буравский – за руль, Мезенцев – рядом, Артем – на заднем сиденье.
– В «Монтрезор» поедем, – решил Буравский. – У меня трудный денек был, оттянусь. Вас потом отвезут куда надо, а я у Наташки осяду. Это там рядом, через дорогу.
Хотя Артем и бравировал зрелым возрастом, государя императора он в живых не застал и дореволюционный ресторан представлял себе в основном по книгам и кинематографу. Владельцы «Монтрезора» имели об историческом колорите еще более темное понятие.
Вместо больших раскидистых пальм в кадках стояли какие-то странные штуки – толстые стволы, обрубленные сверху и пустившие всевозможные боковые побеги. Было это причудливо, экстравагантно, но вовсе не дореволюционно.
Обязательного медвежьего чучела с подносом Артем тоже не увидел, зато зеркала на стенах более или менее соответствовали задуманной эпохе – хотя светлые завитки на рамах наводили на мысли не столько о благородной бронзе, сколько о крашеном дереве. Фортепиано на возвышении стояло вполне современное, гладкое и, видать, недорогое. А при государе императоре был, скорее всего, маленький концертный рояль. Еще Артем полагал, что тут повесят большие малиновые плюшевые портьеры, а почему у него плюш ассоциировался с императором – он и сам не знал. И ошибся.
Когда же официант принес три кожаные папки с меню, распечатанным на лазерном принтере, тоже, надо полагать, дореволюционном, Артем и вовсе затосковал. Окончательно его добила цветомузыка над стойкой бара в углу.
Буравский, казалось, не замечал всех этих несообразностей и был свято убежден, что кутит, как поручик лейб-гвардии гусарского Его Величества полка.
– Вы заказывайте, не стесняйтесь, – предложил он. – Сейчас Наталья с подружками подойдет, угостим девчонок шампанским…
Он выбрал предпоследний от стены столик, а за последний, маленький, на две персоны, сел Мезенцев и сразу же сгорбился, как будто неслыханным усилием воли удерживал себя от того, чтобы заснуть физиономией в тарелке.
Официант и перед ним положил кожаную папку, но телохранитель даже не раскрыл ее.
Артем с интересом разглядывал зал. Буравский рассказал, что помещение – то самое, дореволюционное, выходит, тогдашние рестораны были вовсе не так велики, как их показывают в кино? Из любопытства Артем принялся считать столики и насчитал их шестнадцать. Народ понемногу собирался – очевидно, постоянные клиенты, потому что здоровались друг с дружкой, подсаживались, перемещались, обращались к официантам по имени.
Через весь зал прямо к его столику быстро шла молодая женщина, рыженькая, в ярко-красном мини-платьице, шла, естественно, как все современные девицы, которых никто не научил передвигаться на высоких каблуках. А у нее к тому же и платформы на туфлях были сантиметров в шесть. Она, очевидно, боялась переносить тяжесть на каблук, ставила ногу на всю ступню, не выпрямляя ее полностью, и Артем подумал, что танцевать с этой дурой не станет ни за какие коврижки. А если подружки окажутся в такой же обувке – то возникнут проблемы…
Артем по старинке полагал, что ресторанное знакомство может перерасти в близкое только после танцев.
– Гена, извини! – она склонилась над Буравским и чмокнула его в щеку. – Сейчас Анжелка с Ксанкой прибегут.
И села на свободный стул.
Артем вообразил, как они прибывают на полусогнутых, имея решительный вид парочки гренадеров, атакующих редут. Цирковые женщины хоть блюли тайны красивой походки…
– Знакомься, радость, – Гена представил девице Артема, и она сделала круглые глаза, вытянула шейку, приоткрыла рот. Очевидно, в здешнем высшем свете так показывали восторг встречи с кинозвездой.
Артем знал, чем можно заинтересовать любую женщину от шести до ста шести лет. Он похвалил «Монтрезор» («Казалось бы, провинция, а солидная публика одевается вполне и вполне, особенно дамы!») и заметил вскользь, что точно такое же красное платье видел в Париже, угодив с компанией на показ мод Донателлы Версаче («Совсем не то, что все надеялись увидеть, но тоже очень любопытно!»).
Теперь Наталью можно было брать голыми руками. Это же праздник на всю оставшуюся жизнь – «Наталья от Версаче»!
Буравский, предоставив им светскую беседу, просматривал меню.
– Вы очень проголодались? – спросил он Артема. – У них тут есть дежурные блюда, которые подают через пять минут, а есть такие, что нужно подождать полчаса. Рекомендую суп из мидий. Штука сытная и полезная.
Сказал он это спокойно, деловито, и Артем в глубине души усмехнулся – дары моря способствуют мужской активности, это в любой Тьму-Таракани уже усвоили, и парень честно выполняет поручение Забелина с Киреевым.
Наталья между тем стала показывать ему своих знакомых, сообщая, кто есть кто в здешнем Большом Бизнесе. Касалось это исключительно мужчин. Только два или три раза она сказала о спутнице бизнесмена, что, мол, жена.
Прочие женщины были или фотомоделями, или, того почище, топ-моделями.
Артем уж не стал объяснять дурочке, что «топ-модель» – не столько профессия, сколько высокое звание, и во всем мире их наберется десятка три-четыре.
– А это что-то новое, – заметил вдруг Буравский. – Наталья, гляди! Левее, с Клепиковым!
Артем невольно проследил направление его взгляда.
– Это Ольга, – сказала Наталья. – Она к нему откуда-то в гости приехала.
Я не поняла – то ли родственница, то ли вроде. А может, врет. Послушай, ты ведь еще ничего про новый завоз не рассказал! Я Ленке звонила – но они там все перемеривали, она двух слов связать не могла. Ты что – правда велел шесть километров английского драпа перемерить?
Артем усмехнулся про себя – чисто по-женски Наталья пыталась отвлечь от опасной темы своего спутника. А в самом деле – что там за Ольга? Это ж нужно быть чем-то особенным, чтобы хорошенькая Наталья так засуетилась…
Артем прищурился – точно! Опасность!
Там, куда поглядел Буравский, сидела стройная женщина со светлыми, длинными, тяжелыми, прямыми, разобранными на пробор волосами. Она выложила это богатство так, чтобы напустить на уши две волны и придать себе сходство с балериной прошлого века.
И эту женщину он, похоже, сегодня уже видел. В дверях гостевой квартиры.
Значит, Ольга…
Конечно, одинокий и престарелый искатель приключений, потащившийся в дорогой ресторан снимать дорогую бабу за чужой счет, мог бы выбрать и чего похуже, подумал Артем. Эта – особа яркая, одета приметно – такой ослепительно-синий брючный костюмчик не каждая блондинка нацепит. И сидит как, и взглядом обводит ресторанный зал, и явно гордится правильным профилем… Клепиков рядом с ней – пустое место. Дорогостоящее, правда, пустое место, портной возьмет порядком за костюм, где должно уместиться этакое пузо.
Как говорила одна давняя приятельница Артема, красавица и шалава, блистательная эквилибристка Валька – красиво, но непонятно…
Упускать уникальный шанс Артем не мог.
– Послушайте, Гена, – обратился он к Буравскому. – Не будет по здешним понятиям преступления, если я приглашу вот эту Ольгу потанцевать?
– Вы?..
Не удержался-таки, голубчик! Все высокомерие мускулистой молодости так и выперло! У Натальи глаза округлились. Один Мезенцев только глянул исподлобья, да и то – не слова Артема поколебали его спокойствие, а вскрик шефа.
Однако совладал с собой Буравский, сделал обычную свою обаятельную улыбку.
– Какое же тут преступление? Все – свои! Вон же Клепиков видит, что мы вместе сидим.
Оркестр (тьфу, а не оркестр, ударник и парень на клавишных) заиграл что-то такое банальное, что под это лишь обжиматься, медленно покачиваясь.
Артем приосанился и отработанной походкой направился через зал к Ольге.
Он внимательно следил за женщиной. И уловил тот миг, когда она его увидела, поняла – сейчас пригласит, и тут же – узнала!
Он не мог бы объяснить, по каким признакам определял это. Возможно, Артема в последнее время слишком многие узнавали на улице, и он уже отличал этот взгляд, уже кожей ощущал это сперва недоуменное, потом радостное внимание.
Неизвестно, обрадовалась ли Ольга. Но узнала – так это точно. Только вот – кого? Кинозвезду или старого чудака, который слонялся по захламленному двору под ее окнами? В таком случае она действительно торчала в окне – ну, не в самом окне, а сбоку, за портьерой. И, скорее всего, видела, как он беседовал с Забелиным. Может, Забелин уже успел кое-что этакое о нем рассказать?..
Артем прищурился – точно! Опасность!
Там, куда поглядел Буравский, сидела стройная женщина со светлыми, длинными, тяжелыми, прямыми, разобранными на пробор волосами. Она выложила это богатство так, чтобы напустить на уши две волны и придать себе сходство с балериной прошлого века.
И эту женщину он, похоже, сегодня уже видел. В дверях гостевой квартиры.
Значит, Ольга…
Конечно, одинокий и престарелый искатель приключений, потащившийся в дорогой ресторан снимать дорогую бабу за чужой счет, мог бы выбрать и чего похуже, подумал Артем. Эта – особа яркая, одета приметно – такой ослепительно-синий брючный костюмчик не каждая блондинка нацепит. И сидит как, и взглядом обводит ресторанный зал, и явно гордится правильным профилем… Клепиков рядом с ней – пустое место. Дорогостоящее, правда, пустое место, портной возьмет порядком за костюм, где должно уместиться этакое пузо.
Как говорила одна давняя приятельница Артема, красавица и шалава, блистательная эквилибристка Валька – красиво, но непонятно…
Упускать уникальный шанс Артем не мог.
– Послушайте, Гена, – обратился он к Буравскому. – Не будет по здешним понятиям преступления, если я приглашу вот эту Ольгу потанцевать?
– Вы?..
Не удержался-таки, голубчик! Все высокомерие мускулистой молодости так и выперло! У Натальи глаза округлились. Один Мезенцев только глянул исподлобья, да и то – не слова Артема поколебали его спокойствие, а вскрик шефа.
Однако совладал с собой Буравский, сделал обычную свою обаятельную улыбку.
– Какое же тут преступление? Все – свои! Вон же Клепиков видит, что мы вместе сидим.
Оркестр (тьфу, а не оркестр, ударник и парень на клавишных) заиграл что-то такое банальное, что под это лишь обжиматься, медленно покачиваясь.
Артем приосанился и отработанной походкой направился через зал к Ольге.
Он внимательно следил за женщиной. И уловил тот миг, когда она его увидела, поняла – сейчас пригласит, и тут же – узнала!
Он не мог бы объяснить, по каким признакам определял это. Возможно, Артема в последнее время слишком многие узнавали на улице, и он уже отличал этот взгляд, уже кожей ощущал это сперва недоуменное, потом радостное внимание.
Неизвестно, обрадовалась ли Ольга. Но узнала – так это точно. Только вот – кого? Кинозвезду или старого чудака, который слонялся по захламленному двору под ее окнами? В таком случае она действительно торчала в окне – ну, не в самом окне, а сбоку, за портьерой. И, скорее всего, видела, как он беседовал с Забелиным. Может, Забелин уже успел кое-что этакое о нем рассказать?..