Танцор и Стрелка переглянулись. Было понятно, что жадность Следопыта способна погубить всех троих. Однако и голова у чувака была прекрасная, и машина отменная, и втроем было работать удобней и приятней. И не так страшно. В конце концов, было ясно, что и без жадности Следопыта неведомые силы во главе с Сисадмином готовят им массу романтичных приключений в патолого-анатомическом стиле.
– Ладно, не кипишись, – сказал примирительно Танцор Следопыту. – Мы тебя не бросим под забором с голоду помирать. Давай-ка попытаемся выяснить, на что этот козлина намекает. В косвенной, конечно, форме.
Допил из горлышка «Старопрамен», подростковое воспоминание о дружбе советского народа с чехословацким, которое в материализованной жидкой форме частенько демонстрировалось советскому народу на Выставке достижений народного хозяйства. Сел к лэп-топу и настучал письмо:
sisadmin!
Какого хера ты лезешь со своими идиотскими, намеками? Не ты ли говорил, что не будет никакого вмешательства? Что я предоставлен сам себе. Что я сам. ищу, как ты выразился, «смысл жизни». Может, я чего не помял? Или тебя склероз прошиб?!
Отвянь, sisadmin! Мне твои идиотские подсказки не нужны:(
tancor
Через три минуты бипнул буззер, и на жидкокристаллическом мониторе лэптопа выскочил ответ:
tancor, dorogoy!
Зря ты так горячишься! Я и не помышляю посягать на твою драгоценную независимость мышления а самостоятельность поступков!
Просто я хотел бы познакомить тебя с некоторыми образцами подлинной мудрости. Ведь что ты знаешь в свои 35 лет? В Щуке изучал так называемый диалектический материализм. Потом шапочно познакомился с вульгаризированным дзен-буддизмом, с его американизированной версией, разработанной xunnu: лежи на песочке, кури травку и пребывай в нирване. Затем состоялось точно такое же шапочное знакомство с «новыми французами», в которых интересно лишь то, как они ловко манипулируют общественным сознанием, продавая дешевые парадоксы как качественный товар.
tancor!
Ведь в твоем возрасте принц Гаутама уже стал про-светленнейшим Буддой. Христос принес себя в жертву человечеству. Мухаммед, хоть пока еще и не услышал Божественного откровения на горе Хире, но уже десять лет был женат и родил шестерых детей!
А кто ты. Танцор? Ты, живущий со Стрелкой во грехе. Ты, типичнейший люмпен-интеллигент, для которого не существует ни заповедей, ни нравственных норм, ни принципов! Ведь даже в электронных корреспонденншях из тебя так и прет всякая мерзопакостъ: «какого хера», «склероз прошиб»; «отвянь», «идиотские подсказки»… А лексикон, Танцор, – это зеркало души!
Очень надеюсь, что мои послания, содержащие перлы мировой мудрости, заставят тебя перемениться в лучшую сторону:)))
Танцор, в котором от такой наглости эмоции взяли верх над рассудком, рискуя расшибить дорогой лэптоповский кейборд, ответил:
Не ты ли, козел, год назад втянул меня во все это дерьмо? Не ты ли вынудил убить Пьеро?!
Ответ пришел мгновенно:
tancor!
Kak zhe ty glup! Togda byla sovsem drugaya igra. Ya zhe tebe skazal, sejchas my podnyalis' na sleduyuschij uroven'.
– Ладно, – решила покончить с этой идиотской перебранкой Стрелка, – завязывай. Танцор. Он же хочет тебя просто-напросто сделать инвалидом по психике. Хватит этого старого пидора кормить своими нервами. Будем решать финансовые проблемы Следопыта. Едем к Кривому Чипу. Он тебя. Следопыт, с головы до заношенных шузов баксами осыплет. Только карман держи пошире.
Однако поездку решили отложить на завтра.
АППЛЕТ 11. ПОСЛЕДНИЙ БИТНИК
Кривой Чип до шестнадцати лет безвылазно сидел в интернет-кафе «Скрин», пытаясь разнюхать у сетевых, где что плохо лежит и как это можно полегче взять. Но так у него ничего и не вышло. Получал какие-то жалкие центы за показ баннеров на своей жульнически раскрученной персональной страничке.
По достижении совершеннолетия, сразу же, как только обзавелся паспортом, стал «бизнесменом», открыв свою «фирму». То есть каким-то непостижимым образом – под обещание не умереть в ближайшие пять лет – взял в банке ссуду, оформил учредительные бумаги, снял офис и стал «оказывать населению платные услуги по изготовлению ламинированных визитных карточек».
Хотя делать это, естественно, по подложному паспорту, надо было раньше. В том возрасте, когда уголовный кодекс проявляет снисхождение к правонарушителям.
И, ясное дело. Кривой Чип крепко залетел.
Конечно, закупленный им станок позволял делать и визитные карточки. Однако занятие это было и малоприбыльное, и скучное. Кривой Чип считал, что все жизненные блага необходимо получить немедленно, в молодости. Потому что зачем они в старости, после тридцати, когда нет уже ни здоровья, ни желаний?
И молодой человек, отчаянный и недалекий, начал разрабатывать технологию изготовления 320-рублевых купюр. Точнее – проездных магнитных карт на все виды городского транспорта, которые на тот момент стоили именно 320 рублей.
Через две недели напряженного труда первые опытные образцы были успешно испытаны в московском метро. И Кривой Чип начал крупносерийное производство фальшивых проездных, ничем не отличавшихся от настоящих. Первый успех, теоретический, окрылил.
Однако практически необходимо было сбывать продукцию как можно в больших объемах. И Кривой Чип, особо не раздумывая, взял компаньоном первого подвернувшегося паренька, с которым жил в одном подъезде.
Вполне понятно, что на второй день «торговой сессии» компаньон попал в поле зрения преступной группировки, контролировавшей окрестности станции метро «Таганская». Его грубо швырнули в джип и привезли в «офис». В результате недолгих, но весьма эмоциональных переговоров – с мордобоем, с привязыванием «бизнесмена» к стулу и демонстративным засовыванием за шиворот противотанковой гранаты с «часовым механизмом» – Кривой Чип стал настоящим рабом таганской братвы.
По двенадцать часов в день он клепал продукцию лишь для того, чтобы в конце месяца передать бандитам десять тысяч проездных и получить за это пятьсот баксов. Расклад был совершенно унизительным. Каждый проездной продавался приблизительно за 10 долларов. Партия из 10 тысяч давала 100 тысяч долларов ежемесячной чистой прибыли. 500 долларов составляли 0,5 процента от этой суммы.
Кривой Чип, которого такое положение вещей никак не устраивало, попытался бросить дело. Однако через три дня его разыскали, избили гораздо сильней, чем в день заключения контракта, и он окончательно смирился со своей участью.
Правда, этот акт отчаяния, попытка сбежать от судьбы, рискуя жизнью, от непосильного и унизительного труда, не был совсем уж напрасным. Бандиты поняли, что несколько перегнули палку, и весь бизнес может рухнуть по причине самоубийства товаропроизводителя. Поэтому они не только увеличили зарплату на двести долларов, но и начали ежедневно подвозить ему во время получасового обеденного перерыва молоко и пирожки из ближайшего «Русского бистро». Впрочем, вычеты за питание превысили добавку к зарплате.
На этом плачевном отрезке жизненного пути и застали Кривого Чипа на следующий день Танцор, Стрелка и Следопыт. Не слишком веселый и в прежние, относительно счастливые, годы, сейчас он просто наводил тоску, вызывал сострадание и провоцировал погладить его по понурой голове конченого человека.
– Не ссы, Чип, – попыталась утешить его Стрелка, в которой внезапно проснулось что-то материнское, – ты еще не так уж и влетел. Я знаю одного чувака, с высшим химическим, не чета тебе, раздолбаю. Так его украли и держат в подвале. Только кормят и бьют. Даже девушек не дают. Так он этим ублюдкам делает амфетамин тоннами и метамфетамин центнерами. А чтобы лучше работал, то ему в жрачку эту синтетику и подмешивают. Сечешь?
– Что ты мне заливаешь, – все так же безнадежно ответил Чип, – ты мне еще расскажи про американских рабов, про то, как они восстание устроили против плантаторов.
– Ладно, – сказал Танцор, – все ясно. Все беды от твоей пустой головы и неопытности. Но самое страшное, что в тебе жизненного тонуса нет. Вот мы и пришли его тебе поднимать. Возьмешь заказ?
– Визитки, что ли?
– Зачем же визитки. Сделаешь нам партию пластиковых карт для банкомата. Тридцать штук. Десять – твои. Идет?
– Вы что, издеваться сюда пришли? Мне что, пластмассовый цех, что ли, открывать?
– Я же говорю, глуповат еще паренек, всему его надо учить, – рассмеялась Стрелка. – Следопыт, объясни ему принцип действия этой штуковины.
Следопыт достал из кармана проездной на метро. Взял у Танцора пластиковую карточку. Соединил их, и они оказались совершенно одинаковыми по формату, что привело Чипа в сильное изумление.
– А теперь, – сказал Следопыт, – наклеиваешь на такую вот картонку магнитную полоску и записываешь на нее нужную информацию. Только вот эту дырку делать не надо. Понял?
– И что, – еще более изумился Чип, – от картона банкомат сработает?
– Ты в школу-то иногда ходил, господин Кулибин? Банкомат срабатывает от магнитной записи и ни от чего более.
Чип взял две карточки и начал их с любопытством вертеть в руках. А потом выдал очередной перл:
– Да, но тут вон какая широкая лента, а я беру с кассет, она раза в три уже.
– Так, может, у твоих папы с мамой где-нибудь завалялся старинный магнитофон, катушечный. Там нужная лента. Еще есть вопросы?
Больше у Кривого Чипа вопросов не было, что зародило в душах заказчиков очень большие подозрения относительно того, что «бизнесмен» справится с работой. Вместо того, чтобы спросить, что же и каким образом необходимо записать на ленту. Чип начал, как, блин, Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, то растекашеся мысью по древу, серым влком по земли, шизым орлом под облакы:
– Да мне эту ленту Дед даст. Клевый такой старик, типа, как его… да – хипарь. У меня никак эта дэцельная дырка в проездном не получалась, края неровные, блин, и не по месту. Он посмотрел и притащил херовину совершенно потрясную, называется перфоратор. Вот он стоит. Врубишь – как отбойный молоток лупит, аж на стуле подбрасывает. А дырка получается правильная. Еще Дед объявил войну Гейтсу. Уже три раза его сайт калечил. И еще, не поверите, чуваки, это он наделал дырок в Виндовозе, чтобы хакеры могли через них лазить. Потому что Дед с очень правильной балдой – в машинных кодах программирует. Сейчас таких нет. В общем, без Деда у меня бы ничего не получилось. Поможет и на этот раз-Кривой Чип воодушевился, рассказывая об уникальном компаньоне, глаза его сверкали. И вдруг он хлопнул себя ладошкой по лбу, вероятно, переняв этот жест у своего выжившего из ума товарища:
– А сколько вы за заказ заплатите? Надо было прямо с этого начинать!
Троицу начал душить приступ дикого смеха. В конце концов успокоились. Танцор, показывая пальцем на Чипа, словно это некий экспонат или опытный экземпляр новой машины, объяснил, что данный юноша является типичным представителем новейшего роcсийского бизнесмена, который готов заключить любой контракт на любую сумму лишь в случае стопроцентной предоплаты. И при этом он прекрасно понимает, что если произведенная, перекупленная или украденная им продукция не будет соответствовать предъявляемым к ней требованиям или же она вовсе не будет произведена, перекуплена или украдена, то, в силу перегруженности российских судов, иск к нему сможет быть рассмотрен не ранее чем через десять лет.
Поэтому возникшие между двумя конфликтующими сторонами проблемы будут решать крыши истца и ответчика. И если крыша ответчика сильней, то, значит, он произвел, перекупил или украл нормальную продукцию, а истец выкобенивается, поскольку имеет неверные понятия о русском бизнесе.
Если же крыша ответчика слабей, то об этом бизнесмен, заключая контракт, предпочитает не думать
Затем Танцор примерно то же самое сказал в доступной для Чипа форме:
– Чип, мы даем тебе десять карточек. В среднем до Москве на каждой из них лежит две штуки. Некоторые из них могут быть кредитными. То есть с нее можно снять на штуку больше, чем на ней есть. Понял? Тебе этого жалит?
– Хватит, – сообразил Чип.
– Ну, а технические подробности мы будем оговаривать с твоим Дедом.
– Да никакой он не мой, просто познакомились случайно.
– Это еще лучше. А то два таких экземпляра на одно семейство – это явный перебор. Значит, так, ии зцесь будем через три дня. В четверг, часика в четыре. Позови Деда. Ништяк?
– Заметано.
– Ну, давай, береги себя. А то без тебя десять тысяч москвичей не смогут обманывать столичный транспортный департамент.
На этом расстались, совершенно не предполагая, во что выльется и чем отольется их следующая встреча.
Как всегда, Кривой Чип все перепутал. Дед не был никаким хиппи. Он был битником. То есть и битником он был не всегда, а лишь последние лет десять. А до этого работал на закрытой фирме разработчиком специализированных управляющих компьютеров. Был и программистом, и схемотехником. Мог при этом и паяльником паять, и лудильником лудить, и напильником пилить, и рубильником рубить. Также он перебирал в овощехранилище гнилую картошку, играл за родной отдел в волейбол и пинг-понг, раз в году напивался до бесчувствия на коммунистическом субботнике и в меру отпущенной советской властью свободы таскал в постель женщин из необъятного конструкторского отдела и девушек из компактного бюро технической документации.
Однако этот золотой сон был прерван грубо и бесцеремонно. Социалистическая общественная формация сменилась в стране непонятно на какую. И эта новая, непонятно какая формация, будучи не в состоянии осмыслить себя и самоидентифицироваться, решила, что ей не требуется так много керамических обтекателей антенн наведения для баллистических ракет и стратегических бомбардировщиков.
Из этого вытекало, что не нужны и специализированные управляющие компьютеры, использующиеся в процессе производства и контроля качества керамических обтекателей.
Поэтому «почтовый ящик», где тридцать долгих и счастливых лет трудился Дед, закрыли.
И Дед за три года до пенсии стал безработным.
«Японский городовой! – сказал он сам себе, почесывая затылок, в котором родилась интересная мысль, – прям Америка какая-то получилась! Сучьи монополисты рабочего места лишили!»
На этом мысль не остановилась и привела Деда в его далекую юность, когда он, будучи человеком не только прогрессивным, но и неглупым, презирал отечественных стиляг и симпатизировал американским битникам.
И он решил стать битником, поскольку искренне считал, что принадлежит к «разбитому поколению». Конечно, тут был большой риск стать пародией на американское движение интеллектуалов середины пятидесятых годов. Поскольку никакого движения уже давно не существовало. Более того, его основатели уже давно удалились от мирских дел. Удалились настолько далеко, что Джек Керуак даже покоился в могиле, а Аллеи Гинзберг готовился к смерти. Лоуренс же Ферлинг-етти с Уильямом Берроузом и Грегори Корсо по причине глубокой старости уже никого не эпатировали.
Однако Дед выбрал свой путь, который, если можно так выразиться, не был слепым копированием образов кумиров молодости, а творчески продолжил их дел».
Через месяц сидения в библиотеке Дед знал о разбитом поколении и его духовных лидерах вполне достаточно, чтобы начать действовать самостоятельно. Он безоговорочно принял из их ослабевших рук как эстафетную палочку и понес дальше по жизни:
– презрение к буржуазной морали;
– стремление эпатировать обывателя;
– литературное наследие битников, из коего Деду более всего пришлись по душе поэма Аллена Гинзберга «Вопль» и его же мантра для изгнания злых духов. из Пентагона;
– ненависть к монополистам;
– жизнь вне человеческого общества и неприятие его законов, включая уголовные;
– джаз.
Наркотики и гомосексуализм Дед, физиология и биохимия которого уже давно сформировались и вряд ли могли измениться кардинальным образом, категорически отверг.
К дзен-буддизму отнесся с сочувствием, полностью не перечеркивая это экзотическое учение и надеясь, что со временем оно ему откроется.
Следует обратить особое внимание на то, что весь этот духовный эксперимент был бы невозможен, если бы Дед жил на мизерную пенсию. Чего стоила хотя бы вышеупомянутая интернет-война Деда с Биллом Гейтсом, который был совершенно справедливо классифицирован им как главный монополист планеты, почти насильно заставивший юзеров всего мира пользоваться матобеспечением сомнительного качества, сварганенным в компании «Майкрософт».
Дело в том, что Дед хоть и бросил в свое время опостылевшую жену с пятилетним ребенком на руках, однако до совершеннолетия сына исправно платил алименты. Да и потом интересовался успехами мальчика, дарил ему дорогие по советским меркам подарки и отчасти участвовал в его воспитании и становлении.
Сын вырос, а впоследствии разбогател. И сторицей отблагодарил отца, установив ему что-то типа жалованья за примерно исполненный отцовский долг. Весьма солидное жалованье, которое позволяло Деду полностью сосредоточиться на своих духовных проблемах, не отвлекаясь на низкое.
Будучи человеком техническим. Дед довольно легко овладел хакерским ремеслом и начал неустанно бороться с мультимиллиардером Гейтсом. Через некоторое время ему удалось взломать сайт корпорации «Майкрософт», и минут тридцать, к восторгу огромной армии гейтсоненавистников, на его парадной странице висело огромное слово FUCK.
То же самое ему удалось проделать еще пару раз. Поняв, что урон от этого наносится небольшой, центов на двадцать, не больше. Дед начал грузить майкрософтовский сервер мощным потоком электронной почты. Для чего сочинил специальный почтовый вирус, который назвал «I love you. Bill».
Разослав письмо с вирусом в десять случайных адресов, добился того, что каждая получившая его аутлуковская программа автоматически отправила его по всем хранящимся в ее книге адресам, а также по адресу www@microsoft.com. Каждый получатель следующей ступени проделал то же самое. Таким образом, как на основной сервер Майкрософта, так и на все его зеркала, разбросанные по всему миру, обрушился растущий в геометрической прогрессии вал электронной корреспонденции.
Сервер не выдержал такого натиска, повис и висел двое суток. Антигейтсовская интернациональная коалиция все это время ликовала.
А затем Дед совершил чудо. Чисто интуитивным образом он написал троянский вирус, для активации которого не требовалось запускать приаттаченньй экзешный файл. Его экзекыот находился непосредственно в тексте письма и представлял собой набор из семи символов центральноевропейской кодировки ISO, которые Дед до сих пор хранит в строжайшей тайне, полагая, что это и есть оружие массового поражения Третьей мировой войны.
Данное чудо стало возможным благодаря тому, что Майкрософт, стремясь к сверхприбылям, подвергает свои программные продукты очень поверхностному Бета-тестированию.
Короче, Дед начал насылать на врагов одного трояна за другим. Как они работают, что делают, попав в локальную сеть корпорации, определить невозможно, не вполне понятно даже, доходят ли они до адресата. Однако Дед твердо убежден, что его «жеребчики», как он их ласково назвал, сразу же набрасываются на разрабатываемые Майкрософтом пакеты серверного программного обеспечения и прогрызают в них дыры. Эти-то дыры и позволяют хакерам всего мира взламывать человеко-ненавистнические сайты Пентагона и ЦРУ.
Ну а в свободное от Сети время Дед, облачившись, как того требовал стиль грандж, в бесформенные хаки, вытертые и вытянутые на коленях, в грубый свитер, из-под которого торчала либо застиранная фланелевая рубаха, либо ядовитая гавайская, в туристические ботинки со всепогодными протекторами, занимался да. Арбате пропагандированием идей битников, распевая под гитару на манер блюза стихи Гинзберга и Ферлингетти и дуя в паузах в прикрепленную на специальном ошейнике губную гармонику.
Праздношатающейся публике нравилось. Не могло не понравиться. Поскольку очень уж колоритен был Дед, обросший изрядно поседевшей бородой, притопывающий в такт музыке ногой и возносящий фальцетом к серым арбатским небесам вопль душ некогда живших, страдавших и наслаждавшихся людей ушедшей американской эпохи, до которой России оставалось еще лет тридцать. Так что, как ни крути, а это были песни о будущем.
В соответствии с законами уличного жанра, бесформенную шляпу Деда доверху насыпали звонкой монетой и бумажной шелухой. По окончании концерта весь гонорар обменивался в ближайшем гастрономе на водку и вино. И тут уж старый битник начинал витийствовать, начинал учить и без того ученый арбатский подзаборный сброд презирать общество, ненавидеть монополистов и любить спонтанную поэзию.
Но иногда Дед выдавал такое, что могло бы привести его в психиатрическую лечебницу. Как это в свое время произошло с его кумиром Гинзбергом. Правда, рыжий Аллен бежал туда добровольно, полгода скрываясь от судебного преследования за кражу автомобиля. В России ни в какие времена не существовало ни такой добровольности, ни таких смехотворных сроков. В России психиатрический диагноз ставится человеку на всю жизнь, и избавиться от него так же невозможно, как отрастить ампутированную ногу.
Ближе всего Дед подошел к пропасти в 1996 году, когда, спустя сорок лет, повторил дикую выходку Джека Керуака. Керуак, будучи изрядно пьян, сочинил и отправил адресату, американскому президенту, телеграмму следующего содержания:
Дорогой Эйзенхауэр! Мы тебя любим – ты клевый белый папик. Нам хочется тебя трахнуть.
Дед, будучи трезвым, как стеклышко, сел за монитор и в точности воспроизвел текст, заменив лишь фамилию чужого покойного президента фамилией своего, российского. И отправил послание по адресу post@prezident.ru.
Через день явились двое в пиджаках и галстуках, – по-видимому, из президентской администрации. Однако, убедившись, что в силу весьма пожилого возраста корреспондента это желание вряд ли осуществимо, успокоились. И вежливо распрощались, отказавшись от бутылки трехлетнего виски, с помощью которого Дед намеревался сагитировать этих двоих выкинуть на помойку свои «селедки», оторвать у пиджаков рукава и незамедлительно подключиться к всемирной борьбе с монополистом Биллом Гейтсом.
Что же касается знакомства с Кривым Чипом и помощи в налаживании производства поддельных проездных, то вся эта неприглядная история вполне вписывалась в нравственные принципы старого битника. Дед совершенно справедливо считал московский метрополитен монополистом подземных перевозок. А всякий монополист был для него заклятым врагом, для борьбы с которым хороши все средства. В том числе и откровенно уголовные.
Когда Танцор, Следопыт и Стрелка пришли в чиповский офис, который был одновременно и подвалом, и подпольным цехом. Дед заканчивал настращать гитару, не обратив ни малейшего внимания на шедших.
Чип приложил палец к губам, давая понять, что сейчас у его кумира начнется творческий экстаз, который можно спугнуть неловким шорохом, эгоистичным покашливанием или глупым словом.
Наконец придирчивое пощипывание струн и скрупулезное подкручивание колков закончилось, хотя, как вскоре выяснилось, можно было и не тратить на это время. Дед встряхнул головой, взял мощный аккорд и объявил:
Аллен Гинзберг, перевод Андрея Сергеева, «Пробуждение в Нью-Йорке»
И пошел работать голосом с характерным блюзовым подвывом, пошел лупить по струнам окаменевшими ногтями и притопывать ботинком в такт охватившим его чувствам, давным-давно сформулированным в далеком американском городе.
– Ладно, не кипишись, – сказал примирительно Танцор Следопыту. – Мы тебя не бросим под забором с голоду помирать. Давай-ка попытаемся выяснить, на что этот козлина намекает. В косвенной, конечно, форме.
Допил из горлышка «Старопрамен», подростковое воспоминание о дружбе советского народа с чехословацким, которое в материализованной жидкой форме частенько демонстрировалось советскому народу на Выставке достижений народного хозяйства. Сел к лэп-топу и настучал письмо:
sisadmin!
Какого хера ты лезешь со своими идиотскими, намеками? Не ты ли говорил, что не будет никакого вмешательства? Что я предоставлен сам себе. Что я сам. ищу, как ты выразился, «смысл жизни». Может, я чего не помял? Или тебя склероз прошиб?!
Отвянь, sisadmin! Мне твои идиотские подсказки не нужны:(
tancor
Через три минуты бипнул буззер, и на жидкокристаллическом мониторе лэптопа выскочил ответ:
tancor, dorogoy!
Зря ты так горячишься! Я и не помышляю посягать на твою драгоценную независимость мышления а самостоятельность поступков!
Просто я хотел бы познакомить тебя с некоторыми образцами подлинной мудрости. Ведь что ты знаешь в свои 35 лет? В Щуке изучал так называемый диалектический материализм. Потом шапочно познакомился с вульгаризированным дзен-буддизмом, с его американизированной версией, разработанной xunnu: лежи на песочке, кури травку и пребывай в нирване. Затем состоялось точно такое же шапочное знакомство с «новыми французами», в которых интересно лишь то, как они ловко манипулируют общественным сознанием, продавая дешевые парадоксы как качественный товар.
tancor!
Ведь в твоем возрасте принц Гаутама уже стал про-светленнейшим Буддой. Христос принес себя в жертву человечеству. Мухаммед, хоть пока еще и не услышал Божественного откровения на горе Хире, но уже десять лет был женат и родил шестерых детей!
А кто ты. Танцор? Ты, живущий со Стрелкой во грехе. Ты, типичнейший люмпен-интеллигент, для которого не существует ни заповедей, ни нравственных норм, ни принципов! Ведь даже в электронных корреспонденншях из тебя так и прет всякая мерзопакостъ: «какого хера», «склероз прошиб»; «отвянь», «идиотские подсказки»… А лексикон, Танцор, – это зеркало души!
Очень надеюсь, что мои послания, содержащие перлы мировой мудрости, заставят тебя перемениться в лучшую сторону:)))
Танцор, в котором от такой наглости эмоции взяли верх над рассудком, рискуя расшибить дорогой лэптоповский кейборд, ответил:
Не ты ли, козел, год назад втянул меня во все это дерьмо? Не ты ли вынудил убить Пьеро?!
Ответ пришел мгновенно:
tancor!
Kak zhe ty glup! Togda byla sovsem drugaya igra. Ya zhe tebe skazal, sejchas my podnyalis' na sleduyuschij uroven'.
– Ладно, – решила покончить с этой идиотской перебранкой Стрелка, – завязывай. Танцор. Он же хочет тебя просто-напросто сделать инвалидом по психике. Хватит этого старого пидора кормить своими нервами. Будем решать финансовые проблемы Следопыта. Едем к Кривому Чипу. Он тебя. Следопыт, с головы до заношенных шузов баксами осыплет. Только карман держи пошире.
Однако поездку решили отложить на завтра.
АППЛЕТ 11. ПОСЛЕДНИЙ БИТНИК
Кривой Чип до шестнадцати лет безвылазно сидел в интернет-кафе «Скрин», пытаясь разнюхать у сетевых, где что плохо лежит и как это можно полегче взять. Но так у него ничего и не вышло. Получал какие-то жалкие центы за показ баннеров на своей жульнически раскрученной персональной страничке.
По достижении совершеннолетия, сразу же, как только обзавелся паспортом, стал «бизнесменом», открыв свою «фирму». То есть каким-то непостижимым образом – под обещание не умереть в ближайшие пять лет – взял в банке ссуду, оформил учредительные бумаги, снял офис и стал «оказывать населению платные услуги по изготовлению ламинированных визитных карточек».
Хотя делать это, естественно, по подложному паспорту, надо было раньше. В том возрасте, когда уголовный кодекс проявляет снисхождение к правонарушителям.
И, ясное дело. Кривой Чип крепко залетел.
Конечно, закупленный им станок позволял делать и визитные карточки. Однако занятие это было и малоприбыльное, и скучное. Кривой Чип считал, что все жизненные блага необходимо получить немедленно, в молодости. Потому что зачем они в старости, после тридцати, когда нет уже ни здоровья, ни желаний?
И молодой человек, отчаянный и недалекий, начал разрабатывать технологию изготовления 320-рублевых купюр. Точнее – проездных магнитных карт на все виды городского транспорта, которые на тот момент стоили именно 320 рублей.
Через две недели напряженного труда первые опытные образцы были успешно испытаны в московском метро. И Кривой Чип начал крупносерийное производство фальшивых проездных, ничем не отличавшихся от настоящих. Первый успех, теоретический, окрылил.
Однако практически необходимо было сбывать продукцию как можно в больших объемах. И Кривой Чип, особо не раздумывая, взял компаньоном первого подвернувшегося паренька, с которым жил в одном подъезде.
Вполне понятно, что на второй день «торговой сессии» компаньон попал в поле зрения преступной группировки, контролировавшей окрестности станции метро «Таганская». Его грубо швырнули в джип и привезли в «офис». В результате недолгих, но весьма эмоциональных переговоров – с мордобоем, с привязыванием «бизнесмена» к стулу и демонстративным засовыванием за шиворот противотанковой гранаты с «часовым механизмом» – Кривой Чип стал настоящим рабом таганской братвы.
По двенадцать часов в день он клепал продукцию лишь для того, чтобы в конце месяца передать бандитам десять тысяч проездных и получить за это пятьсот баксов. Расклад был совершенно унизительным. Каждый проездной продавался приблизительно за 10 долларов. Партия из 10 тысяч давала 100 тысяч долларов ежемесячной чистой прибыли. 500 долларов составляли 0,5 процента от этой суммы.
Кривой Чип, которого такое положение вещей никак не устраивало, попытался бросить дело. Однако через три дня его разыскали, избили гораздо сильней, чем в день заключения контракта, и он окончательно смирился со своей участью.
Правда, этот акт отчаяния, попытка сбежать от судьбы, рискуя жизнью, от непосильного и унизительного труда, не был совсем уж напрасным. Бандиты поняли, что несколько перегнули палку, и весь бизнес может рухнуть по причине самоубийства товаропроизводителя. Поэтому они не только увеличили зарплату на двести долларов, но и начали ежедневно подвозить ему во время получасового обеденного перерыва молоко и пирожки из ближайшего «Русского бистро». Впрочем, вычеты за питание превысили добавку к зарплате.
***
На этом плачевном отрезке жизненного пути и застали Кривого Чипа на следующий день Танцор, Стрелка и Следопыт. Не слишком веселый и в прежние, относительно счастливые, годы, сейчас он просто наводил тоску, вызывал сострадание и провоцировал погладить его по понурой голове конченого человека.
– Не ссы, Чип, – попыталась утешить его Стрелка, в которой внезапно проснулось что-то материнское, – ты еще не так уж и влетел. Я знаю одного чувака, с высшим химическим, не чета тебе, раздолбаю. Так его украли и держат в подвале. Только кормят и бьют. Даже девушек не дают. Так он этим ублюдкам делает амфетамин тоннами и метамфетамин центнерами. А чтобы лучше работал, то ему в жрачку эту синтетику и подмешивают. Сечешь?
– Что ты мне заливаешь, – все так же безнадежно ответил Чип, – ты мне еще расскажи про американских рабов, про то, как они восстание устроили против плантаторов.
– Ладно, – сказал Танцор, – все ясно. Все беды от твоей пустой головы и неопытности. Но самое страшное, что в тебе жизненного тонуса нет. Вот мы и пришли его тебе поднимать. Возьмешь заказ?
– Визитки, что ли?
– Зачем же визитки. Сделаешь нам партию пластиковых карт для банкомата. Тридцать штук. Десять – твои. Идет?
– Вы что, издеваться сюда пришли? Мне что, пластмассовый цех, что ли, открывать?
– Я же говорю, глуповат еще паренек, всему его надо учить, – рассмеялась Стрелка. – Следопыт, объясни ему принцип действия этой штуковины.
Следопыт достал из кармана проездной на метро. Взял у Танцора пластиковую карточку. Соединил их, и они оказались совершенно одинаковыми по формату, что привело Чипа в сильное изумление.
– А теперь, – сказал Следопыт, – наклеиваешь на такую вот картонку магнитную полоску и записываешь на нее нужную информацию. Только вот эту дырку делать не надо. Понял?
– И что, – еще более изумился Чип, – от картона банкомат сработает?
– Ты в школу-то иногда ходил, господин Кулибин? Банкомат срабатывает от магнитной записи и ни от чего более.
Чип взял две карточки и начал их с любопытством вертеть в руках. А потом выдал очередной перл:
– Да, но тут вон какая широкая лента, а я беру с кассет, она раза в три уже.
– Так, может, у твоих папы с мамой где-нибудь завалялся старинный магнитофон, катушечный. Там нужная лента. Еще есть вопросы?
Больше у Кривого Чипа вопросов не было, что зародило в душах заказчиков очень большие подозрения относительно того, что «бизнесмен» справится с работой. Вместо того, чтобы спросить, что же и каким образом необходимо записать на ленту. Чип начал, как, блин, Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, то растекашеся мысью по древу, серым влком по земли, шизым орлом под облакы:
– Да мне эту ленту Дед даст. Клевый такой старик, типа, как его… да – хипарь. У меня никак эта дэцельная дырка в проездном не получалась, края неровные, блин, и не по месту. Он посмотрел и притащил херовину совершенно потрясную, называется перфоратор. Вот он стоит. Врубишь – как отбойный молоток лупит, аж на стуле подбрасывает. А дырка получается правильная. Еще Дед объявил войну Гейтсу. Уже три раза его сайт калечил. И еще, не поверите, чуваки, это он наделал дырок в Виндовозе, чтобы хакеры могли через них лазить. Потому что Дед с очень правильной балдой – в машинных кодах программирует. Сейчас таких нет. В общем, без Деда у меня бы ничего не получилось. Поможет и на этот раз-Кривой Чип воодушевился, рассказывая об уникальном компаньоне, глаза его сверкали. И вдруг он хлопнул себя ладошкой по лбу, вероятно, переняв этот жест у своего выжившего из ума товарища:
– А сколько вы за заказ заплатите? Надо было прямо с этого начинать!
Троицу начал душить приступ дикого смеха. В конце концов успокоились. Танцор, показывая пальцем на Чипа, словно это некий экспонат или опытный экземпляр новой машины, объяснил, что данный юноша является типичным представителем новейшего роcсийского бизнесмена, который готов заключить любой контракт на любую сумму лишь в случае стопроцентной предоплаты. И при этом он прекрасно понимает, что если произведенная, перекупленная или украденная им продукция не будет соответствовать предъявляемым к ней требованиям или же она вовсе не будет произведена, перекуплена или украдена, то, в силу перегруженности российских судов, иск к нему сможет быть рассмотрен не ранее чем через десять лет.
Поэтому возникшие между двумя конфликтующими сторонами проблемы будут решать крыши истца и ответчика. И если крыша ответчика сильней, то, значит, он произвел, перекупил или украл нормальную продукцию, а истец выкобенивается, поскольку имеет неверные понятия о русском бизнесе.
Если же крыша ответчика слабей, то об этом бизнесмен, заключая контракт, предпочитает не думать
Затем Танцор примерно то же самое сказал в доступной для Чипа форме:
– Чип, мы даем тебе десять карточек. В среднем до Москве на каждой из них лежит две штуки. Некоторые из них могут быть кредитными. То есть с нее можно снять на штуку больше, чем на ней есть. Понял? Тебе этого жалит?
– Хватит, – сообразил Чип.
– Ну, а технические подробности мы будем оговаривать с твоим Дедом.
– Да никакой он не мой, просто познакомились случайно.
– Это еще лучше. А то два таких экземпляра на одно семейство – это явный перебор. Значит, так, ии зцесь будем через три дня. В четверг, часика в четыре. Позови Деда. Ништяк?
– Заметано.
– Ну, давай, береги себя. А то без тебя десять тысяч москвичей не смогут обманывать столичный транспортный департамент.
На этом расстались, совершенно не предполагая, во что выльется и чем отольется их следующая встреча.
Как всегда, Кривой Чип все перепутал. Дед не был никаким хиппи. Он был битником. То есть и битником он был не всегда, а лишь последние лет десять. А до этого работал на закрытой фирме разработчиком специализированных управляющих компьютеров. Был и программистом, и схемотехником. Мог при этом и паяльником паять, и лудильником лудить, и напильником пилить, и рубильником рубить. Также он перебирал в овощехранилище гнилую картошку, играл за родной отдел в волейбол и пинг-понг, раз в году напивался до бесчувствия на коммунистическом субботнике и в меру отпущенной советской властью свободы таскал в постель женщин из необъятного конструкторского отдела и девушек из компактного бюро технической документации.
Однако этот золотой сон был прерван грубо и бесцеремонно. Социалистическая общественная формация сменилась в стране непонятно на какую. И эта новая, непонятно какая формация, будучи не в состоянии осмыслить себя и самоидентифицироваться, решила, что ей не требуется так много керамических обтекателей антенн наведения для баллистических ракет и стратегических бомбардировщиков.
Из этого вытекало, что не нужны и специализированные управляющие компьютеры, использующиеся в процессе производства и контроля качества керамических обтекателей.
Поэтому «почтовый ящик», где тридцать долгих и счастливых лет трудился Дед, закрыли.
И Дед за три года до пенсии стал безработным.
«Японский городовой! – сказал он сам себе, почесывая затылок, в котором родилась интересная мысль, – прям Америка какая-то получилась! Сучьи монополисты рабочего места лишили!»
На этом мысль не остановилась и привела Деда в его далекую юность, когда он, будучи человеком не только прогрессивным, но и неглупым, презирал отечественных стиляг и симпатизировал американским битникам.
И он решил стать битником, поскольку искренне считал, что принадлежит к «разбитому поколению». Конечно, тут был большой риск стать пародией на американское движение интеллектуалов середины пятидесятых годов. Поскольку никакого движения уже давно не существовало. Более того, его основатели уже давно удалились от мирских дел. Удалились настолько далеко, что Джек Керуак даже покоился в могиле, а Аллеи Гинзберг готовился к смерти. Лоуренс же Ферлинг-етти с Уильямом Берроузом и Грегори Корсо по причине глубокой старости уже никого не эпатировали.
Однако Дед выбрал свой путь, который, если можно так выразиться, не был слепым копированием образов кумиров молодости, а творчески продолжил их дел».
Через месяц сидения в библиотеке Дед знал о разбитом поколении и его духовных лидерах вполне достаточно, чтобы начать действовать самостоятельно. Он безоговорочно принял из их ослабевших рук как эстафетную палочку и понес дальше по жизни:
– презрение к буржуазной морали;
– стремление эпатировать обывателя;
– литературное наследие битников, из коего Деду более всего пришлись по душе поэма Аллена Гинзберга «Вопль» и его же мантра для изгнания злых духов. из Пентагона;
– ненависть к монополистам;
– жизнь вне человеческого общества и неприятие его законов, включая уголовные;
– джаз.
Наркотики и гомосексуализм Дед, физиология и биохимия которого уже давно сформировались и вряд ли могли измениться кардинальным образом, категорически отверг.
К дзен-буддизму отнесся с сочувствием, полностью не перечеркивая это экзотическое учение и надеясь, что со временем оно ему откроется.
Следует обратить особое внимание на то, что весь этот духовный эксперимент был бы невозможен, если бы Дед жил на мизерную пенсию. Чего стоила хотя бы вышеупомянутая интернет-война Деда с Биллом Гейтсом, который был совершенно справедливо классифицирован им как главный монополист планеты, почти насильно заставивший юзеров всего мира пользоваться матобеспечением сомнительного качества, сварганенным в компании «Майкрософт».
Дело в том, что Дед хоть и бросил в свое время опостылевшую жену с пятилетним ребенком на руках, однако до совершеннолетия сына исправно платил алименты. Да и потом интересовался успехами мальчика, дарил ему дорогие по советским меркам подарки и отчасти участвовал в его воспитании и становлении.
Сын вырос, а впоследствии разбогател. И сторицей отблагодарил отца, установив ему что-то типа жалованья за примерно исполненный отцовский долг. Весьма солидное жалованье, которое позволяло Деду полностью сосредоточиться на своих духовных проблемах, не отвлекаясь на низкое.
Будучи человеком техническим. Дед довольно легко овладел хакерским ремеслом и начал неустанно бороться с мультимиллиардером Гейтсом. Через некоторое время ему удалось взломать сайт корпорации «Майкрософт», и минут тридцать, к восторгу огромной армии гейтсоненавистников, на его парадной странице висело огромное слово FUCK.
То же самое ему удалось проделать еще пару раз. Поняв, что урон от этого наносится небольшой, центов на двадцать, не больше. Дед начал грузить майкрософтовский сервер мощным потоком электронной почты. Для чего сочинил специальный почтовый вирус, который назвал «I love you. Bill».
Разослав письмо с вирусом в десять случайных адресов, добился того, что каждая получившая его аутлуковская программа автоматически отправила его по всем хранящимся в ее книге адресам, а также по адресу www@microsoft.com. Каждый получатель следующей ступени проделал то же самое. Таким образом, как на основной сервер Майкрософта, так и на все его зеркала, разбросанные по всему миру, обрушился растущий в геометрической прогрессии вал электронной корреспонденции.
Сервер не выдержал такого натиска, повис и висел двое суток. Антигейтсовская интернациональная коалиция все это время ликовала.
А затем Дед совершил чудо. Чисто интуитивным образом он написал троянский вирус, для активации которого не требовалось запускать приаттаченньй экзешный файл. Его экзекыот находился непосредственно в тексте письма и представлял собой набор из семи символов центральноевропейской кодировки ISO, которые Дед до сих пор хранит в строжайшей тайне, полагая, что это и есть оружие массового поражения Третьей мировой войны.
Данное чудо стало возможным благодаря тому, что Майкрософт, стремясь к сверхприбылям, подвергает свои программные продукты очень поверхностному Бета-тестированию.
Короче, Дед начал насылать на врагов одного трояна за другим. Как они работают, что делают, попав в локальную сеть корпорации, определить невозможно, не вполне понятно даже, доходят ли они до адресата. Однако Дед твердо убежден, что его «жеребчики», как он их ласково назвал, сразу же набрасываются на разрабатываемые Майкрософтом пакеты серверного программного обеспечения и прогрызают в них дыры. Эти-то дыры и позволяют хакерам всего мира взламывать человеко-ненавистнические сайты Пентагона и ЦРУ.
Ну а в свободное от Сети время Дед, облачившись, как того требовал стиль грандж, в бесформенные хаки, вытертые и вытянутые на коленях, в грубый свитер, из-под которого торчала либо застиранная фланелевая рубаха, либо ядовитая гавайская, в туристические ботинки со всепогодными протекторами, занимался да. Арбате пропагандированием идей битников, распевая под гитару на манер блюза стихи Гинзберга и Ферлингетти и дуя в паузах в прикрепленную на специальном ошейнике губную гармонику.
Праздношатающейся публике нравилось. Не могло не понравиться. Поскольку очень уж колоритен был Дед, обросший изрядно поседевшей бородой, притопывающий в такт музыке ногой и возносящий фальцетом к серым арбатским небесам вопль душ некогда живших, страдавших и наслаждавшихся людей ушедшей американской эпохи, до которой России оставалось еще лет тридцать. Так что, как ни крути, а это были песни о будущем.
В соответствии с законами уличного жанра, бесформенную шляпу Деда доверху насыпали звонкой монетой и бумажной шелухой. По окончании концерта весь гонорар обменивался в ближайшем гастрономе на водку и вино. И тут уж старый битник начинал витийствовать, начинал учить и без того ученый арбатский подзаборный сброд презирать общество, ненавидеть монополистов и любить спонтанную поэзию.
Но иногда Дед выдавал такое, что могло бы привести его в психиатрическую лечебницу. Как это в свое время произошло с его кумиром Гинзбергом. Правда, рыжий Аллен бежал туда добровольно, полгода скрываясь от судебного преследования за кражу автомобиля. В России ни в какие времена не существовало ни такой добровольности, ни таких смехотворных сроков. В России психиатрический диагноз ставится человеку на всю жизнь, и избавиться от него так же невозможно, как отрастить ампутированную ногу.
Ближе всего Дед подошел к пропасти в 1996 году, когда, спустя сорок лет, повторил дикую выходку Джека Керуака. Керуак, будучи изрядно пьян, сочинил и отправил адресату, американскому президенту, телеграмму следующего содержания:
Дорогой Эйзенхауэр! Мы тебя любим – ты клевый белый папик. Нам хочется тебя трахнуть.
Дед, будучи трезвым, как стеклышко, сел за монитор и в точности воспроизвел текст, заменив лишь фамилию чужого покойного президента фамилией своего, российского. И отправил послание по адресу post@prezident.ru.
Через день явились двое в пиджаках и галстуках, – по-видимому, из президентской администрации. Однако, убедившись, что в силу весьма пожилого возраста корреспондента это желание вряд ли осуществимо, успокоились. И вежливо распрощались, отказавшись от бутылки трехлетнего виски, с помощью которого Дед намеревался сагитировать этих двоих выкинуть на помойку свои «селедки», оторвать у пиджаков рукава и незамедлительно подключиться к всемирной борьбе с монополистом Биллом Гейтсом.
Что же касается знакомства с Кривым Чипом и помощи в налаживании производства поддельных проездных, то вся эта неприглядная история вполне вписывалась в нравственные принципы старого битника. Дед совершенно справедливо считал московский метрополитен монополистом подземных перевозок. А всякий монополист был для него заклятым врагом, для борьбы с которым хороши все средства. В том числе и откровенно уголовные.
Когда Танцор, Следопыт и Стрелка пришли в чиповский офис, который был одновременно и подвалом, и подпольным цехом. Дед заканчивал настращать гитару, не обратив ни малейшего внимания на шедших.
Чип приложил палец к губам, давая понять, что сейчас у его кумира начнется творческий экстаз, который можно спугнуть неловким шорохом, эгоистичным покашливанием или глупым словом.
Наконец придирчивое пощипывание струн и скрупулезное подкручивание колков закончилось, хотя, как вскоре выяснилось, можно было и не тратить на это время. Дед встряхнул головой, взял мощный аккорд и объявил:
Аллен Гинзберг, перевод Андрея Сергеева, «Пробуждение в Нью-Йорке»
И пошел работать голосом с характерным блюзовым подвывом, пошел лупить по струнам окаменевшими ногтями и притопывать ботинком в такт охватившим его чувствам, давным-давно сформулированным в далеком американском городе.
Голос певца по мере развития темы все нарастал, эмоции только что очнувшегося человека, оказавшегося один на один с огромным городом, уже переполняли его, били через край – не только горлом, но и, казалось, начинали наполнять пространство ультрафиолетом.
В замешательстве прикрывая ладонью бороду
я смотрю в распахнутое окно без штор – крыши,
розово-голубое небо, скачут утренние облачка,
Поцокивая о стекло.
я спал на полу, на густом ковре,
и стою коленями на подушке
нежные Гималаи коричневого cifsssa —
пальцы судорожно тянутся к перу
марать глупостями белоснежную сан-францисскую записную книжку.
Вот он, я, на шестом этаже холодного марта в старом доме на 5-й улице, в квартире разгром, мы пили
под баритональное радио за полночь… О Нью-Йорк, о – смотри – наша птичка пролетела мимо окна: чирик!
– наша жизнь тут, вместе – дым из труб над домами, рассветная дымка, проносящийся ветер свистит: господа…
Как нам Тебя приветствовать этой Весной, о Господь?.. Что мы подарим себе, какой полицейский страх
при облаве ночью на улице, взлом по-рокфеллеровски, без стука, обыск, долой
моя белая железная дверь. Где мне искать Закона? У Государства,
в офисах телепатической бюрократии?.. в моей нелегкости духа, в моих слезах
– в экстатической песне себе самому, своей полиции, своему закону, своему государству,
своим многим я – да, Я Сам для Себя Закон и Государственная Полиция,
убитый Кеннеди это узнал, равно как Освальд и Руби…
Пока не познаем наших желаний, благословенных деторожденьем,
решись, прими эту плоть, которую носишь под бельем, под халатом, куря сигарету всю ночь – погруженный в раздумья,
одинокий, с дрожью в руках и ногах – приближаясь к сладости Уединения, измученный ею – когда лежишь, запрокинув голову с раскрытыми глазами.