Удар был чудовищным. Почти сразу же последовал взрыв. Жуков и Самарин умерли мгновенно, без мучений. И даже без осознания приближающейся кончины. А Жуков, так тот в момент столкновения даже испытывал радость и облегчение, сидя спиной к грейдеру и видя, как начал отставать джип.
   Военный джип мрачного болотного цвета немного постоял на вершине Левковой горы, затем развернулся и радостно поехал обратно, к месту своей дислокации.
   Никодимов, узнав о "несчастном случае", понял, что оказался прав. Маньяк совместное детище военных и фээсбешников. Исходя из этого, необходимо было разрабатывать новую стратегию.
   Дело это было непростое. И работа предстояла предельно осторожная. Потому что, во-первых, в отделе серийных убийств не было переизбытка сотрудников. Во-вторых, если бы даже "лишние люди" и были, то все равно каждого из них Никодимову было бы жалко потерять. Все-таки, что бы там ни говорили, это было милицейское братство. Каждым своим сотрудником майор дорожил не как средством для решения тех или иных розыскных задач, а как своим товарищем. В-третьих, и самому Никодимову страшно не хотелось помирать. Помирать непонятно во имя чего. В конце концов, маньяком больше, маньяком меньше...
   И он начал, не обращая внимания на регулярные нагоняи от начальства, терпеливо ждать, когда же лишенный профилактики микропроцессор Маньяка начнет глючить и сбоить, когда в его шинах данных начнет пропадать информация, а счетчик команд начнет дребезжать, выдавая адреса несуществующих областей памяти. Тут-то он либо издохнет самостоятельно, либо попадет в безжалостные объятья следователя по особо важным делам.
   И тогда уж он не упустит своего звездного часа. Либо резко пойдет на повышение. Как в этом случае сохранить жизнь, Никодимов пока не думал. Но был уверен, что дело это вполне реальное, потому что, имея на руках доказательства, можно будет шантажировать лубян-ских костоломов тем, что в случае его смерти доказательства автоматически поступят в New York Times, a заодно и в Washington Post.
   Либо поступит несколько по-иному, с гораздо большей для себя выгодой, материальной. Попросит политическое убежище в США, а там издаст книгу, в которой подробно изложит охоту на монстра, выращенного в подвалах Кей-Джи-Би. Гонорара должно хватить на всю оставшуюся жизнь.
   Однако Никодимов ошибался. Сильно ошибался. Гибель двоих его лучших парней имела иное объяснение. Абсолютно рациональное. Полковник Аккуратов пришел в столь сильное волнение, которое стоило жизни двоим операм, потому что две недели назад из части сбежал не какой-то там идиот, который зарезал грибницу, а куда более опасный идиот.
   И сбежал он не с пустыми руками, а похитив рабочие радиочастоты и секретные коды, единые для всех ракетных войск стратегического назначения. Это было установлено доподлинно. К вящему ужасу полковника, в тумбочке беглеца обнаружили дневник, из которого было ясно как дважды два, что выродок намерен продать частоты и коды какой-либо иностранной разведке. А потом на эти деньги "достойно жить на Бродвее или на Уолл-Стрит".
   Конечно, если бы на такой поступок решился офицер, имевший доступ к сверхсекретным данным, то Аккуратов большой беды в этом не усмотрел бы. И не стал бы всеми правдами и неправдами скрывать чрезвычайное происшествие. Сразу передал бы секретный рапорт в штаб округа. А там пусть ловят. С командира части в этом случае был бы спрос невелик. Не распознал паршивую овцу, которая завелась в здоровом стаде. Максимум выговор без занесения, за потерю бдительности.
   Однако в данном случае имела место преступная халатность, допущенная при хранении важнейшей государственной тайны. Поскольку ефрейтор не имел доступа к кодам и частотам. И вся эта катавасия вполне могла закончиться трибуналом. Этого не хотел не только полковник Аккуратов, но и весь ракетный полк, который души в нем не чаял.
   Старшим офицерам он был как родной брат, старший в семье, несущий ответственность за ее благополучие после кончины отца.
   Младшим - как родной дядюшка, младший в семье отца или матери, который еще не успел позабыть нужды молодости и смотрел на некоторые завихрения, ей свойственные, снисходительно, а то и с плохо скрываемой завистью.
   Для рядового состава Аккуратов был, несомненно, отцом родным, который коль наказывает, так за дело. А коль пожалует чем, так от всей души.
   Все прекрасно понимали, что если вместо Аккурато-ва придет кто-нибудь другой, то от этого может сильно не поздоровиться как всему личному составу, так и каждому отдельно взятому винтику прекрасно отлаженной машины.
   Что же касается вероятности того, что сбежавший ефрейтор Головков выйдет на агента иностранной разведки, что тот ему поверит и купит секретные коды и частоты, то она была смехотворно мала.
   Но если бы даже случилось худшее, то, получив в руки русские стратегические секреты, ни одна держава не стала бы, воспользовавшись ими, развязывать ядерную войну, которая неизбежно привела бы к гибели всего человечества.
   Угроза трибунала была для Аккуратова гораздо реальней и страшнее.
   АППЛЕТ 30
   СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ
   Следопыт спал. Спал неспокойно. Что можно было бы проверить, приподняв его веки, под которыми с бешеной скоростью вверх-вниз-влево-вправо дергались зрачки.
   Следопыту снилось, что он гоняется за Маньяком по всей Москве. Несколько раз он хватал его за воротник куртки, но тщетно, Маньяк неизменно вырывался. И несся по улицам, не обращая внимания на машины. По пожарным лестницам взбирался на дома и начинал перепрыгивать с крыши на крышу. Откидывал крышки колодцев и полз, как змея, в тесноте и кромешном мраке.
   То же самое проделывал и Следопыт, не ощущая ни усталости, ни одышки, ни страха. И все время он видел лишь черную спину Маньяка. Точнее - спину черной куртки. И затылок, который закрывала белая, спортивного типа, шапка.
   В конце концов они оказались на крыше Трейд-бан-ка. Деваться было некуда. Внизу было семьдесят метров пустоты, заканчивавшейся асфальтом. Следопыт вспомнил - и во сне удивился, что ему это вдруг пришло в голову, - как лет тридцать назад, когда его еще не было на свете, один американский авангардист спрыгнул с небоскреба на расстеленный внизу холст. Получилась картина. Очень дорогая картина...
   Маньяк затравленно обернулся. Даже, показалось Следопыту, зашипел, как змея.
   Нет, это была не шапка, а глухая белая маска, шлем с прорезями для глаз.
   - Сними, - сказал Следопыт, - и я ничего тебе не сделаю. Отпущу.
   - Как бы я тебе что-нибудь нехорошее не сделал, - огрызнулся Маньяк ссинтезированным голосом и рассмеялся.
   - Кто ты? - совершенно бесхитростно, как это бывает лишь во сне, спросил Следопыт.
   - Ты, - абсолютно точно воспроизвел интонацию Следопыта Садист.
   И вдруг его маска начала подсвечиваться зеленоватым светом, словно это был жидкокристаллический экран. И тут же на ней появилось лицо Следопыта. Секунд через пять его сменил Танцор... Потом Дед... Стрелка... Весельчак... Председатель... Чика... Завьялов...
   Изображения все быстрей и быстрей сменяли друг друга. И наконец слились в сплошное мерцание, бешеное мерцание, способное свести с ума.
   - Летит! - крикнул Следопыт и резко вскинул вверх правую руку.
   Маньяк инстинктивно посмотрел в небо. И в этот момент получил страшный удар ботинком по голени. Скорчился от боли, завыл. Следопыт сдернул маску.
   Под ней оказал Стрелок, который раньше был Оси-повым.
   - Осипов? Ты? - изумленно воскликнул Следопыт.
   - Нет, я Рома Родионов, - придя в себя от боли, злобно прошипел Маньяк. Это ты у нас Осипов. Забыл уже, ментяра?!
   Следопыту стало страшно. Он понял, что сейчас у него пополам расколется голова...
   ...и проснулся.
   Сон помнил отчетливо. В мельчайших подробностях. И чем больше он над ним размышлял, тем больше утверждался в мысли о том, что Родионов-Стрелок наиболее подходит на роль Маньяка.
   В последний раз он видел его летом. Совершенно подавленного и растоптанного. Низринутого с прекрасной денежной работы программиста, разрабатывавшего боевые модели программоидов. Стрелка с Танцором - его рук дело. И тогда он, привыкший уже почти к роскоши,
   был вынужден жить в какой-то разваливающейся пятиэтажке на Большой Филевской. С никогда не утихающим сливным бачком. Зарабатывая на беспросветную жизнь случайными техническими переводами и сбором пустых бутылок.
   Следопыт прекрасно помнил, как он сказал, что это наказание. Типа чистилища. А потом его простят за безропотное поведение и вновь приблизят. Доверят что-нибудь очень выгодное в денежном смысле. Да, именно, он тогда буквально затрясся, когда Следопыт дал ему несколько сотенных бумажек.
   Эта гнида за все возьмется. Маньячить? За милую душу, с превеликим удовольствием! Лишь бы гринов побольше насыпали!
   Да и для Сисадмина он был прекрасной кандидатурой. Кто может знать лучше, чем он, Танцора со Стрелкой, которых он и сделал? Правда, сейчас он тоже про-граммоид. Так сказать, одного поля ягода. Однако что-то же в его сознание оттуда, из прежней жизни, перешло...
   Следопыт открыл мэйлеровскую адресную книгу и нашел телефон Родионова. По которому он отыскал его в свое время в филевской хрущебе. Если он по-прежнему там живет, значит, ошибочка вышла. Ни в какие маньяки его не призвали.
   Набрал номер и долго слушал длинные гудки. Еще раз набрал. Тот же результат.
   Правда, это еще ни о чем не говорило. Просто-напросто могло не быть дома. Решил съездить_и посмотреть.
   Дома не было. Не Стрелка не было дома, а не было самого дома, в котором Следопыт, казалось бы, совсем недавно имел тягостный разговор с хозяином разваливавшейся и смердящей квартиры. На его месте громоздились кучи неорганического мусора - куски железобетонных плит, исковерканные гипсолитовые перегородки, щебенка, осколки оконного стекла.
   - Это что же за дела такие? - Следопыт начал завязывать, как ему показалось, непринужденный разговор с проходившей мимо старушенцией. Судя по всему, из
   местных. - Неделю назад товарищ в гости пригласил, а тут такое дело! Взорвали, что ли, бабушка?
   - Так шутник твой товарищ-то! - с готовностью откликнулась старушка. Уже, почитай, как месяц отсюда всех выселили. А дом разобрали. Новый будут строить. Говорят, для богатых.
   - А куда отселили-то?
   - Дык кого куда.
   - А вы случайно не помните, тут в третьем подъезде паренек жил. Рыжий такой. Моего роста. Когда ходит, сильно руками размахивает.
   - А этот-то! Этого, милый, еще раньше убили, в конце июля.
   - Как убили? - изумился Следопыт.
   - Да как сейчас убивают-то? Неужто телевизор не смотришь. Вышел из дома, сел в свой "Мерседес", а он взял, да и на воздух взлетел. Сказывали, что большими деньгами парень ворочал. Типа банкира был. А таких-то и убивают. Меня вот никто не трогает. Кому нужна старая карга, у которой пенсия с гулькин нос? Прибавят маленько, а тут же, глядишь, хлеб с молочком и подорожали. Вот тебе и вся прибавка. Раньше-то совсем по-другому было. К старикам уважение было. А щас...
   Как дела обстоят сейчас, Следопыт и сам знал прекрасно. Что у старухи склероз тоже было вполне понятно. Поэтому, пожелав бабушке доброго здоровьица, сел в джип, включил зажигание и поехал к Танцору, чтобы обсудить с ним свое предположение.
   * * *
   У Танцора Следопыт застал Деда, который приперся, как сообщила Стрелка, ни свет ни заря. Когда сентябрьское слезоточащее окно только начинало светлеть. Несмотря на столь ранний час, Дед появился на пороге в отменном расположении духа, которое гарантировали сто пятьдесят граммов виски "Джек Даниэле".
   Уютно расположившись в кресле, Дед травил байки про Керуака. В руках у него был немецкий штык весьма солидных размеров.
   - Что, Дед, никак на войну собрался? - деловито осведомился Следопыт. Злых чеченов кромсать?
   - Ты бы что-нибудь поинтересней спросил, ексель-моксель! Эти двое тоже про войну ляпнули. Вам, что ли, в инкубаторе мозги вставляли?!
   - Ты давай тут не горячись. Как-никак холодное оружие. Убери от греха подальше. Оно раз в год и незаряженное стреляет.
   Однако Дед и не думал горячиться. Принявшего с утра сто пятьдесят "Джека Даниэлса" не способно вывести из себя ничто.
   - Я, - сказал он и сделал небольшую ораторскую паузу, которая должна возбуждать в слушателях дополнительное любопытство и привлекать особое внимание к оратору, - тут подумал. И понял, что без штыка нам не обойтись. Потому что Маньяк может назначить свидание Стрелке где-нибудь в людном месте. Где нельзя стрелять. Вот тогда ты или Танцор, кто-нибудь из вас, достанет эту штуковину и проколет эту гниду насквозь. Раза три, чтоб наверняка.
   - Привет! - не вполне понял замысла Следопыт. - Так он же тоже не будет ничего делать в этом самом людном месте. У него работа-то похлопотней будет. Вот когда он Стрелку повезет куда-нибудь...
   - Когда он ее повезет, то, считай, Стрелки у нас больше нет. Слишком большой риск.
   - Да уж! - вмешалась Стрелка, для которой нормально составленный план операции был намного важнее, чем для всех остальных. - Я, блин, согласна быть подсадной уткой, но никак не материалом для анатомички.
   - Во-во, - продолжил Дед, - без штыка не обойтись. Потому что стрелять не всегда можно даже с глушителем. Чтобы в Стрелку не попасть. А тут достал, в брюхо воткнул и провернул на полтора оборота.
   - Да ты, я смотрю, уже и теорию изучил, - сказал Танцор и взял из рук Деда штык. - Только вот откуда его доставать. Он же, гадская сила, с половину моей ноги будет.
   - Так, это, у меня оснастка есть. Вот. - Дед" достал из кармана какую-то небольшую сбрую из черных ремешков. - Прикрепляешь его к лодыжке. А потом вытаскиваешь. Только надо, чтобы брючина была пошире, чтобы не зацепилась.
   - Слушай, - изумленно воскликнул Следопыт, - а ты нам про себя все рассказал? Ты случайно в молодые годы в банде не состоял? Всякие так налеты на продуктовые палатки, взломы ленинских комнат и все такое прочее. Нет?
   - Нет, - искренне, словно прокурору, ответил Дед. - Это у меня для рыбалки.
   - Так ты рыбак? - подступился с другого боку Танцор, решивший незлобиво подколоть Деда. - Впервые слышу!
   - Да раньше, когда помоложе был. И на сто пятьдесят рубликов в месяц жил. Делать-то без денег не хрена было. Вот и занялся этим делом.
   - А зачем рыбаку такой тесак нужен? - не отставал Танцор. - Червячков копать?
   - Ну, ты, японский городовой, кончай дурачком прикидываться. То да се, веток для костерка нарубить, тушенку открыть. Мало ли чего...
   - Так зачем же на лодыжке-то носил?
   - А что мне, сукин ты сын, - чуть-чуть взвился Дед, - на плече его надо было носить? Чтобы менты тут же забрали?
   - Все, Дед, - подмигнув Стрелке, сказал Танцор. - Больше вопросов нет. Ты абсолютно чист. И твой сын может тобой гордиться. И внуки тоже. И если встретишь какую-нибудь американскую... - Тут Танцор понял, что перебрал малость, и прикусил язык.
   Дед деликатно пропустил недосказанную фразу мимо ушей. И сказал, глядя в глаза Танцору:
   - Да ты, это самое, не обижайся на меня. Ну, когда в прошлый раз, как мне рассказал Следопыт, понес про тебя всякую ахинею. Ну, что ты вроде бы как с бритвой. Я ж не в себе был. Не обижайся.
   - Ладно, Дед, мы мимо этого уже проехали. И не хрена оборачиваться. Все нормально. Не менжуйся.
   - Да, кстати! - вспомнил Следопыт, зачем он сюда приехал. - Дед тогда, как я сегодня понял, не слишком-то и ошибся. Это Рома Родионов, Стрелок. Ну, помнишь, я тебе про него рассказывал?
   - Ну?!
   - Я не знаю, как ты к этому относишься, но это вроде бы он вас со Стрелкой сделал, когда программистом был.
   - Нормально отношусь. Не тяни кота за хвост!
   - Ну, вроде как вы одно и то же. Поэтому Дед и перепутал.
   - Да что ты, блин, тут нам мозги пудришь, как Сисадмин, всякими, блин, экивоками. Говори по-человечески.
   И Следопыт рассказал и о своем утреннем сне, и о поездке к дому, которого больше нет. Выстроил, как ему показалось, неопровержимую логическую цепочку, вдумчиво перебирая звенья которой неизбежно приходишь к тому, что Стрелок и есть тот самый Маньяк.
   - Малоубедительно, - сказал Танцор, выслушав внимательно аргументы. - Твой Стрелок весьма прагматичный человек. А тут прет такая ломовая шиза... Или вот. Насколько я понимаю, у него не было мании величия?
   - Ну и что?! Перепрограммировали. Ты вспомни, в кого они превратили Лоха. Помнишь Люсю с голубыми глазами и длинными ресницами? Помнишь?
   Деда аж передернуло от неприятных воспоминаний. Поспорили еще минут пятнадцать. Но так и не пришли к общему знаменателю.
   - Ну, так найди его телефон, где-нибудь в Би-Лай-не, - вмешалась Стрелка. - И пощупай осторожно. Если его вытащили из той дыры, где он был, то наверняка должен быть мобильник. Вот, садись за машину и ройся в базах. А я пойду чего-нибудь пообедать подогрею. Потому что время уже. Дед, поешь у нас?
   - Смотря чем накормишь.
   Стрелка ушла в кухню. Дед начал учить Танцора, как управляться со штыком. Следопыт сел к компьютеру.
   - Йес! - заорал он радостно минут через десять. - Есть, голубчик.
   И тут же начал набирать номер.
   - Стоп! - остановил его Танцор, опустив на рычаг ладонь. - Надо бы обсудить: что и как. Согласен?
   - Ну, дурачком прикинусь. Мол, как дела? То да сё.
   - А с какого хрена ты его искать стал?
   - Помочь решил. Мол, работа подвернулась левая. Он же раньше на мели сидел.
   - А ты что, ему отец родной, чтобы о нем у тебя голова болела? Это дело не пойдет. Тем более, что сейчас он, похоже, уже особо не нуждается.
   - А, вспомнил! Я ему в прошлый раз обещал дать две штуки баксов. А дал только полторы. Вот, значит, решил отдать остальное.
   - Ты, я смотрю, сильно во сне перегрелся, - мрачно сказал Танцор. - Тебе сейчас опасно такой важный разговор доверять. Ну, да ладно. Думаю, он тут ни при чем, но все равно проверим. Скажешь, что у тебя дела пошли хреново. До зимы запасов хватит, а потом полный голяк. Вот ты и интересуешься, где можно бабок срубить. Действуй.
   Следопыт вновь набрал номер. Стрелок .ответил не сразу. И голос его прозвучал не как в прошлый раз. А с достоинством: -Да.
   - Привет, Стрелок! Узнал?
   - Моя фамилия Родионов. Роман Петрович. С кем имею честь?
   - Следопыт я.
   - Из Фенимора Купера, что ли?
   - Ну, я же в июне у тебя был. В Филях. Помнишь?
   По паузе было понятно, что Роман Петрович досадливо поморщились. Однако по следующей его фразе, произнесенной с гораздо меньшим апломбом, стало ясно, что хоть Стрелок и встал на ноги, но пока еще держится на них не слишком устойчиво:
   - Да, дорогой. За тобой ведь еще маленький должок. Полштуки баксов. Плата за информацию. Надеюсь, не забыл?
   - Да помню, помню, - погромче вздохнул Следопыт, давая понять, что он теперь человек не очень богатый.
   - Отдавать думаешь?
   - Ну что же. Раз должен, значит, отдавать надо. Хоть, конечно, дела у меня сейчас пошли хреново. До зимы запасов хватит, а потом полный голяк, - сказал заученно Следопыт. - У тебя, кстати, для меня никакой работы не найдется?
   - Приезжай, обмозгуем, - сказал Родионов лишь потому, что в случае категорического отказа выудить из Следопыта пятьсот баксов нельзя будет никакими силами. Реально же он мог поделиться лишь опытом сбора пустых бутылок и сдачи их по оптимальной цене.
   - Так я сегодня уже приезжал. Только вот от твоего дома уже ни хрена не осталось.
   - Да, я сейчас в более подходящее место переехал. А приезжай-ка ты ко мне сегодня на работу. Часикам к семи. Знаешь клуб "Куклы"?
   - Это который при кукольном театре?
   - При нем самом.
   - И кем ты там?
   - Барменом. Но это пока. Кстати, меня сейчас зовут Синглом. Усек?
   - Хорошо, жди. Значит, подберешь для меня что-нибудь?
   - Подберу. Только баксы не забудь.
   - Заметано.
   Приготовление обеда на четыре персоны заняло у Стрелки ровно десять минут. Шесть ушло на разогревание в волновой печи четырех извлеченных из холодильника готовых бифштексов. За две минуты было доведено до шестидесятиградусной температуры содержимое пакета со сложным гарниром. Столько же понадобилось на то, чтобы разложить все по тарелкам, нарезать хлеб и достать соус.
   Раскладывание столовых приборов взял на себя Танцор. Как человек, когда-то работавший в ресторане и видевший краем глаза, с какой стороны что кладется.
   Во время трапезы Танцор со Стрелкой категорически заявили, что этот самый Родионов-Стрелок-Сингл никак не может быть Маньяком. Тот, несомненно, не прельстился бы жалкими пятьюстами долларов, потому что его должны были отоварить зеленью по полной программе. Чтобы, не нуждаясь, спокойно делал свое скотское дело.
   Дед со Следопытом придерживались иного мнения. Синглу, если он Маньяк, которому известно, что за ним охотится их команда, было бы выгодно втереться в доверие к Следопыту. А потом и ко всем остальным. Запудрить мозги так, чтобы они подозревали в маньячестве кого угодно, но только не его. Самому набиваться с контактом - это, значит, вызвать подозрение. Что же касается полштуки баксов, то это маневр. Они ему, конечно же, на хрен не нужны.
   - Да, - возразил Танцор, пережевывая обработанное СВЧ-волнами мясо, - но зачем же он тогда барменом-то работать устроился?
   Следопыт этого не знал.
   Однако прекрасно знал Дед, который накатил для аппетита полсоточки. Родионов-Стрелок-Сингл-Маньяк устроился работать барменом для того, чтобы оказаться вне всяких подозрений. Потому что бармены, по мнению Деда, внешне устроены так, что сильно располагают к себе. Не просто нальют тебе все, что пожелаешь, но еще обязательно при этом улыбнутся, расскажут какой-нибудь свежий анекдот. А потом внимательно выслушают историю про то, как поэт Аллен Гинс-берг скрывался от копов в психушке и как у него утащили бумажник, где было три бакса...
   - В общем, - подытожил Дед, - это чтобы нам мозги как следует законопатить.
   Обед заканчивали в сосредоточенном молчании. Каждый думал о своем. И все вместе думали об общем.
   После десерта, который представлял собой сигару, пущенную Дедом по кругу, вернулись в комнату. И расселись вокруг компьютера.
   У всех было ощущение, почти уверенность, что именно сегодня все должно разрешиться. Именно сегодня. Потому что после того, как Садист получил фотографию Цирцеи, прошло уже два дня. Этого было вполне достаточно, чтобы, разглядывая изображение "мухи, стремящейся попасть в ядовитую паутину", он завел себя до такой степени, которая требует немедленного утоления нестерпимой жажды, истязающей пересохшие в мозгах нейроны.
   - А вы знаете, - тихо сказала Стрелка, - мне его жалко.
   Это была новость. Это была очень большая новость!
   - Ты, я смотрю, - уничижительно и предельно отчетливо проговорил Танцор, заразилась от него. Пока переписывалась. У тебя в башке то же самое начинает твориться, дорогая моя.
   - Да, жалко, - не повышая голоса и с той же самой грустной интонацией продолжила Стрелка. - Да, переписывалась. И поняла, что это несчастный и в то же время ничтожный человек, который возомнил о себе невесть что. Его лечить надо, а не убивать. За этой его идиотской позой, ну, что он о себе в письмах фантазирует, виден сильно обиженный ребенок. Ребенок, который ломает куклу, а потом выкалывает глаза котенку, не видя, не понимая разницы. Ломает и отрывает, чтобы отомстить. Отомстить всем им, большим, которые все могут. У которых все правильно и все хорошо. Которые издеваются над ним лишь одним своим присутствием...
   - Стоп! - Танцор даже руку поднял, словно пытался остановить тачку. - А тетку, там, в лесу, тебе не жалко? А ту, которая на Лубянке? И в Нескучном саду. Твою ровесницу. Их тебе не жалко? А скольких он еще замочит? Ты об этом подумала?'
   - Да, конечно. Но это же не выход. Я же говорю: изолировать и лечить.
   - Ты, что лц, этим займешься?
   - Зачем я? Поймаем и сдадим.
   - Значит, мь>1, по-твоему, бригада уссурийских тигроловов? - язвительно спросил Следопыт. И после этого вдруг заш"лся некрасивым, почти истерическим смехом.
   Танцор на всякий случай принес из кухни кружку воды.
   Следопыт желтом отверг ее и продолжил:
   - Понимаеиль, он же сам себя уже приговорил! У него уже нет никакого выхода. Когда-нибудь поймают. И признают вменяемым. К тому моменту на нем будет висеть уже штук семь трупов. А таких, серийщиков, освобождают от суда, и помещают в психушку, только если у них целое полушарие ампутировано. Или своего имени запомнить не могут.
   - Да, но сейчас ведь не расстреливают, - перебила Стрелка. - Дадт пожизненное.
   - Конечно, .дадут. Если он до суда доживет. В тюрьме таких, как он, сильно не любят. И это будет не просто расстрел, а гораздо хуже... Но вообще-то мне своя рубашка гораздо ближе к телу.
   - Это ты к чему? - спросил Дед.
   - А ты разве забыл? Если мы его пожалеем, сдадим ментам или вообще - пусть себе по Москве спокойно гуляет, то в конце ноября начнут мочить нас. Вон, Танцор видел, рассказывал. Прилетает, на хрен, тарелка и лазером, на хрен, пополам. Нам это надо? А, Стрелка?
   - Все равно я в него стрелять не смогу, - сказала она совершенно подавленно.
   - Да тебе и не надо. Пушку, конечно, мы тебе дадим, но она те(5е и не понадобится. Мы тебя с Танцором будем пасти. Если что, то сразу же... Да, и вот эту хреновину еще тебе прицепим.
   Следопыт достал из внутреннего кармана небольшой конвертик и въатащил из него миниатюрный микрофон и столь же миниатюрный наушник. Микрофон прицепил Стрелке к майке. Наушник вставил себе в ухо.