Через неделю Амари доложил, что случайно встретиться с Малатестой Робби может только в университете, где судья до сих пор преподавал на юридическом факультете. Раньше он работал на полную ставку, а теперь занимал должность адъюнкт-профессора[32], читал курс гражданского права. Лекции у него были по вторникам и четвергам после полудня. В эти дни он устало тащился к назначенному часу два квартала от здания суда до корпуса юридического факультета, изящного каменного здания, которому исполнилось семьдесят лет. Судя по тому, что голова у Малатесты всегда была опущена, по дороге он повторял материал текущей лекции. Амари заметил, что у судьи есть привычка, свойственная всем пожилым джентльменам, перед лекцией посещать туалет. Вот здесь Робби и должен его подкараулить. Конечно, в туалет мог войти кто-то еще, но Клекер, одетый в комбинезон уборщика, в нужный момент повесит на двери небольшую желтую табличку «Технический перерыв», какие университетский обслуживающий персонал использует во время уборок в туалетах ежедневно в четыре после полудня. Клекеру придется затеять уборку немного раньше, но подозрений это не вызовет. Что странного в действиях человека, шаркающего шваброй по полу в туалете? Сорваться все могло, если, например, кто-нибудь войдет в туалет одновременно с Малатестой, но вероятность такого события не превышала допустимой. Если во время беседы Робби с судьей кому-нибудь взбредет в голову задать Элфу какие-то вопросы, он ответит по-польски и продолжит свое занятие.
   Меня постоянно удивляло, насколько часто мужские туалеты фигурировали в делах по обвинению должностных лиц в коррупции. С этим мне пришлось столкнуться сразу, как только я начал работать с «белыми воротничками», среди которых взяточничество было весьма распространено. Каждый год по ряду дел следствие представляло доказательства, связанные с передачей денег в туалете. Почему они предпочитали заниматься этим, стоя перед писсуарами? Потому, что свободна лишь одна рука и нельзя достать пистолет? Или от сознания, что дело, которым они занимаются, действительно грязное? В любом случае за этим скрывалось нечто глубоко символическое, и на присяжных оно действовало убедительно. Поэтому почти всегда дела, где в протоколе была зафиксирована «передача денег в мужском туалете», адвокаты проигрывали.
 
   Итак, в четверг восемнадцатого марта в одиннадцать тридцать утра Робби, снабженный записывающей аппаратурой, направился к зданию юридического факультета. Он закончил этот факультет и, если нужно, мог объяснить свое присутствие подготовкой к встрече выпускников. Ивон сопровождала его, как свидетельница. Ей предстояло подтвердить на суде, что в туалет вошли только Малатеста и Фивор, поэтому на пленке записаны только их голоса.
   В вестибюле Робби остановился, брезгливо принюхиваясь к застоялому запаху половой мастики и ветшающей сантехники, поднял голову к готическим сводам.
   — Я не был здесь даже и не припомню сколько лет, — произнес он, повернувшись к Ивон.
   — Разве встреча с альма-матер навевает у тебя дурные воспоминания?
   — Похоже на то. Во всяком случае, не хотелось бы встретиться с нашим деканом, который, кажется, работает до сих пор. У него случится инфаркт, если он узнает, что я практикующий адвокат.
   — Почему? Ведь именно для этого ты и поступал на юридический.
   — Да, но моей учебой декан был очень недоволен, особенно в самом конце, и рекомендацию в коллегию адвокатов ни за что бы не дал.
   Через минуту Робби вошел в мужской туалет, где, согласно сценарию, заперся в кабинке. Ивон присела на дубовую скамью, откуда хорошо была видна дверь. Негромко насвистывая полонез Шопена, появился Элф Клекер. В руках швабра, ведро и табличка. Он приоткрыл дверь, повесил на нее табличку и стал дожидаться нужного гостя.
   В пять минут первого показался Малатеста. Пальто, как и остальная одежда, казалось ему великоватым. Увидев Элфа и разглядев на двери табличку, он остановился, но уборщик взмахнул рукой, разрешая пройти. Малатеста благодарно кивнул и вошел.
   В наушнике Ивон было слышно, как отворилась дверь кабинки и по плиткам простучали туфли Робби. Сценарий предписывал ему занять место у одного из писсуаров. Послышался характерный шум. Ошибиться, чем он в данный момент занимался, было невозможно. Вскоре рядом с Робби возник Малатеста, тихонько мурлыкающий себе под нос.
   — О, судья, здравствуйте, — произнес Робби. — Вы меня помните? Я — Робби Фивор.
   — Конечно, мистер Фивор. Рад вас видеть. Очень рад.
   Робби извинился, что не подает руки. Обычный туалетный юмор. Малатеста сдержанно рассмеялся. Робби спросил, что привело судью в университет, и тот объяснил, что до сих пор преподает, даже назвал тему сегодняшней лекции.
   — Прецедент по делу Эттлингера, — промолвил Робби. — Лучше бы о нем не вспоминать.
   — Нет, не скажите! — возразил Малатеста. — Там есть много интересного.
   — Но для истца все кончилось плохо.
   — В этом смысле, конечно, да, — согласился судья. Некоторое время в наушнике слышался лишь шум воды в писсуарах. Клекер проинструктировал Робби не допускать никаких посторонних звуков, которые могли бы наложиться на запись.
   — Судья, — Робби понизил голос, — вы недавно рассмотрели иск Петроса. Большое спасибо. Вы меня поняли. Дело разрешилось лучшим образом. Истцу удалось получить большие деньги.
   Наступившая тишина испугала Ивон своей длительностью. Потом Робби рассказал, что Малатеста действительно испугался и принялся судорожно поправлять очки. Сценарий учитывал сложность обстановки и настороженность судьи и потому не предусматривал, чтобы Робби делал какие-то поспешные заявления. При малейшем намеке на тревогу он должен был немедленно прекратить всяческие попытки. Ивон предположила, что ее подопечный обдумывает, как загладить совершенную оплошность. В наушнике слышался шорох туалетной бумаги, а затем неожиданно раздался голос Малатесты:
   — Мистер Фивор, это не вы должны меня благодарить, а я вас.
   Робби оторопел:
   — Да что вы, судья! Как же так? Это ведь все из уважения к вам. Мне просто хотелось, чтобы вы знали, как я ценю вашу работу.
   — Я знаю, Робби.
   — Вот и замечательно.
   — Вы представили превосходные бумаги, именно превосходные. Ведь, если честно, большинство адвокатов не оказывают уважения суду в подобной форме. К сожалению, они не столь изобретательны, как вы. Материал исследован досконально. На моей памяти адвокаты очень редко делают ссылки на прецеденты по старым делам, особенно федеральным, касающимся различных финансовых вопросов. Это вам очень помогло. Дело было очень трудное, но вы меня убедили. И я уверен, если что случится, апелляционный суд с моим решением согласится. Да, да, об этом суде никогда не следует забывать. Знаете, после окончания юридического я работал секретарем с окружным судьей Хэммом. Так он часто повторял мне: «Проиграв дело, адвокаты никогда не винят себя. Зачем, если под судебным постановлением стоит моя подпись. Поэтому они не устанут доказывать, что я совершил ошибку». Мудро, не правда ли? Сейчас, узнав, что вам удалось так удачно уладить дело с ответчиком, я подумал о судье Хэмме. Он наверняка остался бы этим доволен.
   — А разве вы не знали, что дело улажено? — спросил Робби.
   — Знал, но как-то выпало из памяти. — Звякнула крышка урны. — Но я уверен, так лучше оказалось для всех. Ведь стороны добиваются не формального, а реального результата. Меня всегда немножко интересует, что решил бы по тому или иному поводу апелляционный суд, но в данном случае здесь ни к чему нельзя придраться. Нам с вами это прекрасно известно. Верно? — Малатеста тоненько рассмеялся — возможно, это был кашель — и прошаркал к выходу. — Увидимся в суде. Надеюсь, следующий иск окажется не менее интересным.
   — Непременно, судья.
   Малатеста открыл дверь туалета и, перекинув пальто через руку, двинулся к аудитории, где к нему сразу подошли два студента.
   — Боже! — воскликнул Робби, когда Макманис в конференц-зале выключил Хитреца. — Этот человек явно с приветом! Таких нужно поискать. Я побыл с ним несколько минут и… — Он присвистнул и махнул рукой в пространство.
   Как только Робби вернулся, мне тут же позвонили. Обрабатывать запись Клекер закончил к приходу Сеннетта. Тот прослушал пленку и просиял.
   — Очень умно. Очень, очень умно. Наш клиент произнес ключевые слова. Сказал спасибо. Мне нравится его замечание насчет превосходных бумаг. Наверное, ему особенно понравились пятидесятки и сотенные.
   Несколько агентов, которые в это время находились в конференц-зале, едва сдержали смех.
   — И насчет финансовых вопросов, — добавила Ивон, — тоже неплохо получилось. — Никто больше не обратил на это внимания, и Элфу пришлось перемотать пленку назад, чтобы мы могли прослушать нужный фрагмент разговора. Видимо, в этот момент Робби отвернулся, и слова Малатесты прозвучали немного приглушенно. Но теперь их все прекрасно расслышали.
   — Какая лиса! — воскликнул Сеннетт. — Как вам нравится треп этого инопланетянина? Но мы его поимели. Чего стоит только одна его боязнь осложнений в апелляционном суде. — Он явно ликовал.
   Затем заговорил Макманис, почему-то глядя на меня:
   — Стэн, это не такое уж чистое попадание в цель, как вы воображаете. Адвокат Малатесты будет доказывать, что в этом нет никакого криминала. Его клиент всего лишь обсуждал рассмотренное дело. И в самом деле, если Малатеста признал получение взятки, к чему постоянные упоминания об апелляционном суде? И потом, как он мог не знать о том, что дело улажено?
   — Но теперь у нас появились хотя бы какие-то свидетельства против Малатесты, — возразил Стэн. — Это явное достижение, если учесть его маниакальную осторожность. В любом случае, нам уже есть что предъявить присяжным.
   — Нет, улик не хватает, — произнес Макманис неожиданно резким тоном, что было для него не характерно. Судя по всему, борьба со Стэном с каждым днем обострялась.
   Сеннетт сухо кивнул.
   — А я настаиваю: мы кое-что сделали. Работа по Малатесте будет продолжена, и улики прибавятся. Он поговорил с Робби, это уже достижение. Теперь, возможно, мне удастся что-нибудь выторговать у Мойры. — Стэн не выдержал и победно улыбнулся. — Джим, мы на правильном пути. И вы должны это признать. И в Вашингтоне увидят.
   Макманис хмуро кивнул и поздравил Робби и участвующих в акции агентов с успехом. На моей памяти он впервые вел себя так нелюбезно с Сеннеттом.

17

   — Спускайся, у нас возникла проблема, — произнес Сеннетт властным тоном.
   Это было в понедельник двадцать второго марта в конце рабочего дня. Через три дня после встречи Робби с Малатестой в туалете юридического факультета. По телефону Стэн много не распространялся, просто назначил встречу у Джима через десять минут. Прибыв, я обнаружил в конференц-зале кроме Сеннетта и Макманиса еще и Элфа Клекера. Лица у всех серьезные и сосредоточенные. Стэн в своем обычном великолепно выглаженном синем костюме сидел, характерно выпятив подбородок. Значит, случилось нечто экстраординарное. Как только я обменялся рукопожатиями с присутствующими, он подал знак Элфу. Тот распахнул шкаф из превосходного красного дуба, оттуда выглянул большой катушечный магнитофон «Грюндиг» в корпусе из нержавеющей стали, который сразу заработал.
   Вначале я не мог сообразить, что это такое. Шуршание бумаг, записанное со странной отчетливостью, шум передвигаемых предметов, расположенных очень близко от микрофона, потом глухой металлический стук, как будто что-то упало.
   — Подслушка? — спросил я у Клекера.
   — Да, — ответил Элф. — Микрофон стоит в телефонном аппарате на столе, а сигнал поступает сюда по существующей телефонной линии. — Он гордо улыбнулся, но быстро сник, потому что Сеннетт развернулся и ожег его взглядом. Видимо, знать эти подробности мне было не положено.
   Зазвучали голоса. Разговаривали женщины. Одна находилась от микрофона довольно далеко, а другая — много ближе. Кажется, они были недовольны сильно затянувшимся перекрестным допросом.
   — Узнаешь? — спросил Сеннетт.
   — Нет.
   — Сейчас намекну, — сказал он. — Она училась на два курса старше нас.
   Мне по-прежнему ничего не приходило в голову, пока женщина, которая находилась подальше, не назвала вторую «судьей».
   Магда Меджик! Прежде чем занять судейское кресло, она была прокурором по надзору за апелляциями. Флегматичная старая дева. Голова в мелких кудряшках, пропорции солидные, гардероб неизменный, все строгое, похожее на броню. Я вспомнил ее в студенческие годы. Магда была из тех девушек, которые еще в то время казались достигшими среднего возраста.
   Я спросил у Стэна, где она сейчас работает.
   — Слышал, будто занимается частными общегражданскими исками. Не отвлекайся, следи за событиями. Сейчас начнется самое интересное. — Стэн позволил себе скупо улыбнуться.
   Некоторое время из динамиков раздавался шелест бумаги и скрип ручки. Магда что-то писала. Секретарша объявила фамилию посетителя. Мистер Фивор.
   — Робби! — радостно приветствовала его она в полный голос.
   Он вел себя сдержанно. Пару раз назвал ее «судьей», пошутил с секретаршей насчет того, что она в обед съедает плитку шоколада, затем после ее ухода в динамиках послышались тихие шаги — это Робби приблизился к двери — и щелчок.
   Когда я понял, что это дверной замок, мне чуть не стало плохо. Робби намеревался дать взятку судье, о котором мы ничего не знали!
   Но разговор у них получился коротким.
   — Иди ко мне, — произнес Робби.
   Заскрипели пружины ее кресла, громко зашуршала одежда, а затем, к моему изумлению, Магда Меджик издала короткий восторженный стон. А когда он сказал, что у нее самые прекрасные в мире сиськи, я просто не поверил своим ушам.
   После этого события развивались стремительно, под аккомпанемент расстегиваемых молний, падающей на пол обуви, сдавленных вздохов, причмокиваний и прочих звуков, какие издают разгоряченные человеческие существа. Когда Робби и Магда двинулись прочь от телефона — я понял, что к дивану, — слышимость осталась превосходной. Магда отдавалась с громкими стонами. По мере приближения к оргазму она восторженно приветствовала забавные восклицания Робби. Он комментировал происходящее, как репортер в телевизионном журнале кинопутешествий. Описывал, что происходит в данный момент и случится в ближайшем будущем.
   Называл все своими именами, прибавляя красочные эпитеты. Если бы я не знал точно, что это Магда, то вполне мог принять запись за звуковое сопровождение какого-нибудь порношоу.
   — Хватит? — спросил Стэн.
   — Вполне, — ответил я.
   Клекер едва сдерживал смех, а Макманис, как только завертелась пленка, отвернулся и разглядывал узоры на ковре.
   — Ну как? — усмехнулся Стэн.
   — Пока не вижу в этом ничего страшного, — заявил я. — Позволь мне напомнить твои же слова: «Этому парню уже давно следует поставить на ширинку счетчик».
   — Джордж, тебе прекрасно известно определение взятки. Это плата в любом виде, обеспечивающая возможность влиять на действия чиновника.
   Я чуть не рассмеялся ему в лицо.
   — По моему, взятку получил именно Робби.
   — Джордж, ты же знаешь, что эта дама в конкурсе красоты никогда не участвовала.
   — А он не очень разборчив, — возразил я.
   — Послушай, Джордж, можешь говорить, что хочешь, но председатель окружного суда Мойра Уинчелл ордер на установку «жучка» подписала без звука.
   В этом я не сомневался. Конечно, судью Уинчелл, седовласую надменную леди, факт прелюбодеяния женщины-судьи с адвокатом должен был потрясти, но я не верил, что Сеннетт действительно собирается предъявлять Магде какие-то обвинения, и сказал ему об этом.
   — Джордж, я не представляю, что делать. — Он подался вперед. — Твой парень нас дурачит, определенно. Трахает даму-судью, а потом заявляется к ней с иском, который, разумеется, она решает в его пользу. Этого, надеюсь, добавлять не следовало? Мне нужно выяснить, что еще он скрывает. В Вашингтоне об этом пока не знают. И тебе, конечно, понятно, что сворачивать операцию я не хочу. Хотелось бы провести этот эпизод как дополнительную информацию, полученную в ходе расследования, но такое маленькое па я могу позволить себе в этом танце лишь однажды. В следующий раз они просто заткнут нам рот и упрячут Робби в тюрьму на срок от сорока до пятидесяти двух месяцев. Вот так вот, Джордж. Он должен раскрыться полностью.
   Я был озадачен. Меня не столько удивила связь Робби с судьей Магдой Меджик — за годы работы я уже привык к удивительным глупостям, на какие оказывались способны мои клиенты, — сколько странное поведение председателя окружного суда. Она могла возмущаться поведением Магды сколько угодно, но требования закона здесь однозначны. Для того чтобы дать разрешение на установку «жучка» в кабинете судьи, власти должны располагать достоверной информацией, что ее встреча с адвокатом Робби Фивором связана с коррупцией. Откуда же взялась эта информация? Я спросил об этом Стэна и сразу пожалел, увидев, как он самодовольно усмехнулся.
   — Джордж, пусть это останется для тебя маленькой загадкой. Как в таких случаях действуют спецслужбы, не твое дело. Но вспомни наш первый разговор. Я тогда тебя предупредил, что нам будет известен каждый его шаг.
   Господи! Я тихо застонал, когда до меня, наконец, дошло. Все очень просто — в кабинете Робби они тоже поставили «жучок». Когда я сказал об этом Сеннетту, он и бровью не повел. Подошел к шкафу с электронным оборудованием и принялся внимательно осматривать каждое устройство, как покупатель в магазине.
   Я заявил, что это подло — договориться с человеком о сотрудничестве, а потом подставлять, даже если этого требуют сумасшедшие из ККСО. Но так прямо разговаривать со Стэном, видимо, не следовало, потому что агенты ФБР о наших личных отношениях ничего не знали. Он почувствовал необходимость как-то защитить свою позицию, тем более что Макманис по-прежнему не проронил ни слова. Судя по всему, происходящее ему не очень нравилось.
   — Джордж, — произнес Стэн, — если ты без ума от Фивора, это твое дело. Для меня же он просто троянский конь с магнитофоном под рубашкой, и все. Я бы с удовольствием заменил его роботом, но такое невозможно. Для победы в этой схватке с силами зла мне нужно, во-первых, иметь сделанные на месте преступления записи и, во-вторых, доказательства, что подкуп судей организован властями, и поэтому Фивор не имел возможности специально подставлять каких-то лиц, которых ненавидит. Если присяжные заподозрят такое, то, вероятно, признают невиновными всех, чего допустить нельзя.
   — Но ставить у него «жучок», — возмущался я, — против правил. В договоре о сотрудничестве с властями подобное вторжение в частную жизнь не предусмотрено.
   — Все сделано по закону! — отрезал Стэн. Как любой прокурор, он обижался, когда его обвиняли в злоупотреблении властью. — Мы все сделали точно по закону.
   Он бросил на меня мрачный взгляд, взял с кресла пальто и надел его.
   — Нет, я скажу тебе еще кое-что, Джордж, поскольку изумлен твоим ханжеством. Твой любимый клиент — адвокат, в том смысле, какой люди вкладывают в это слово, когда хотят подчеркнуть мерзость данной профессии. Фивор использует профессию юриста, принадлежностью к которой мы с тобой гордимся, для сводничества. И очень на этом разбогател. Когда же его застукали, он дал нам слово говорить только правду и ничего, кроме нее. И теперь оказалось, что он слово нарушает. Передай, пожалуйста, своему клиенту, что я сделаю все возможное в рамках закона, чтобы довести дело до конца. Я должен, Джордж. Потому что люди с той стороны, приятели твоего клиента, Бренданы, Косицы и прочие, для них закон не писан. Это страшные, безжалостные люди, Джордж.
   Мой приятель Стэн Сеннетт стоял у двери и пристально смотрел на меня. Его глаз сейчас видно не было, их скрывали поля шляпы, но все равно этот взгляд прожигал насквозь.
   — И если я не буду таким же жестким, как они, и не ухвачусь за любое преимущество, какое только подвернется, если я не стану это делать, Джордж, произойдет ужасное. Они ускользнут. И продолжат свои гнусности. Они победят, Джордж, а мы проиграем. Ты и я. А также профессия, которой мы гордимся. — Стэн открыл дверь и добавил: — Проигрывать я не хочу.
 
   — При чем здесь коррупция? — бушевал Фивор, меряя шагами мой кабинет. — Если я оказал одинокой женщине немного внимания, это что, считается взяткой?
   — Судя по магнитофонной записи, — заметил я, — это было не таким уж маленьким.
   Он едва улыбнулся:
   — Да, я ее трахаю. Ну и что? Мы знаем друг друга много лет. Магда — замечательный человек. Что вам о ней известно? До девятнадцати лет она была послушницей, жила в монастыре, а сейчас у нее на руках больная восьмидесятивосьмилетняя мать. Мы занимаемся этим у нее в кабинете, потому что Магда скорее умрет, чем позволит, чтобы все увидели, как она выходит из отеля с мужчиной. Джордж, эта леди потеряла девственность в сорок лет, да и то из-за каких-то странных принципов. Она вообще очень странная. Когда мама поехала навестить сестру, пригласила к себе на ужин кавалера, который давно ее обхаживал. Тоже поляк, кстати, но в отличие от нее знает язык. В общем, та еще история. Он нашептывал ей по-польски всякие ласковые слова. Магда ни слова не понимала, но говорила мне, что парень покорил ее прежде всего тем, что похож на европейца. А потом, представляете, ей вдруг стало настолько стыдно, что она через месяц съехала с этой квартиры. Вот что такое Магда!
   Когда она работала в уголовном суде, мне довелось участвовать в четырехнедельном процессе под ее председательством. Манеры безукоризненные, но не помню, чтобы за все время она хотя бы раз улыбнулась. Ее способности судьи я бы оценил как средние, но не в этом дело. Для нас с Робби имело значение лишь то обстоятельство, что судья Магда Меджик многие годы рассматривала его иски.
   — Мне нравится Магда, и все. Мы замечательно проводили время. Она мне нравилась, независимо от того, были у нее на рассмотрении мои иски или нет. Кстати, она не всегда решала дело в мою пользу. Бывало и так, и не раз, когда Магда лишь улыбалась и пожимала плечами. Мол, ничего не могу поделать, такая у меня работа.
   — При данных обстоятельствах она в любом случае не имела права рассматривать ваши иски, — заметил я, хотя мне было ясно, что ее сгубило. Магда не могла отказаться от рассмотрения исков Фивора, потому что председатель окружного суда потребовала бы объяснений. А врать она не умела.
   — И что, ее посадят? За то, что она трахнулась со мной?
   — Наверное, нет, — ответил я.
   На записи никаких разговоров о деле зафиксировано не было. Робби настаивал, будто при встречах им даже в голову не приходило упоминать какие-то иски. Я передал ему слова Сеннетта, что сейчас он обязан все выложить начистоту, абсолютно все о своих связях с судьями и другими должностными лицами. Что-либо скрывать в данной ситуации опасно.
   — Мне нечего скрывать, — быстро проговорил Робби. — В самом деле.
   — А Мортон? — спросил я.
   Робби чуть не подпрыгнул. Очевидно, я его испугал или застал врасплох. Меня продолжало беспокоить, что когда-нибудь у нас с Сеннеттом состоится еще один откровенный разговор, такой, как сегодня. Но его предметом на сей раз будет Мортон, по уши погрязший в дерьме.
   — Робби, — сказал я, — учтите, поезд уходит. Все, что можно рассказать о Мортоне, лучше выложить прямо сейчас.
   — Он чист! — воскликнул Робби. — За ним ничего нет. Неужели вы мне не верите? — Он смотрел на меня глазами невинного младенца.
   Зазвонил телефон. Говорил Лоренцо Кортар, частный детектив, которого я несколько лет назад защищал в суде. Его обвиняли в нарушении федерального закона о подслушивании телефонных разговоров. Лоренцо не повезло. Клиентка наняла его добыть доказательства неверности мужа. Он их добыл. Но муж оказался капитаном полиции и сделал все, чтобы упрятать его за решетку на шестнадцать месяцев. Когда Лоренцо выпустили, выяснилось, что дурная слава тоже слава. У него не было отбоя от заказов на специальную техническую экспертизу. Теперь он переквалифицировался: находил и удалял «жучки». Обычно его приглашали крупные корпорации, но частные лица, которые остерегались слежки со стороны супругов или деловых партнеров, не говоря уже о спецслужбах, тоже пользовались его услугами. Сейчас Лоренцо звонил из кабинета Робби, куда тот его впустил перед тем, как отправиться ко мне.
   — Тут чисто, — сообщил он, — но у ФБР есть возможность включать и выключать подслушку дистанционно. Обследовать машину и дом?
   Я повернулся к Робби.
   — Нет, — ответил он, — оба раза я звонил Магде из кабинета. Совершенно точно.
   Поблагодарив Лоренцо, я посмотрел в окно на городские огни, плывущие вниз по течению реки.
   — А вдруг Сеннетт поставил подслушку в кабинете Магды не из-за вас? Например, капкан был приготовлен для кого-то другого?
   Робби нашел мои предположения смехотворными.
   — Магда — честный человек. Она ни разу в своей жизни не мошенничала. Даже не знает, что это такое.
   — В таком случае зачем? — спросил я. — Зачем Стэну понадобилось ставить у нее «жучок»?
   Робби спокойно смотрел на меня своими красивыми черными глазами. Возможно, он что-то и знал, но мне об этом ничего известно не было.