Все трое дружно заверили, что справятся, и отправились под навес троллейбусной остановки.
   — Давид будет находиться сзади нас на два метра, — продолжал Тося. — Когда достану деньги и пересчитаю их, ты, Гвоздь, видя приближающихся наших, первым зарядишь одному из быков, да смотри, чтоб наверочку. Твоя же задача, Давид, следить за тем, чтобы никто из них не заметил пацанов, заходящих с тыла. Если что — строй из себя контуженого.
   Площадь, на которой разрабатывался план военных действий, находилась на пути одной из центральных шоссейных магистралей города. С двух сторон она окаймлена прекрасным архитектурным ансамблем, состоящим из высотных домов оригинального проекта. Заканчивается площадь набережной, аккуратной и чистой, с изящно выгнутым современным мостом к противоположному берегу реки. Эта площадь называется в народе стоянкой такси макеевского направления. И можно легко представить, сколько людей может находиться в этом районе в полдень солнечного осеннего дня.
   Именно в это время наши друзья заметили два «КАМАЗа» с забрызганными грязью кабинами, стремительно приближающихся к стоянке такси. На большой скорости они один за другим съехали с моста и, свернув на стоянку, взвизгнули тормозами. Они остановились в пяти метрах от Тоси и Гвоздя. Огромное облако пыли поднялось из-под колес обеих машин, выглядевших гигантскими на фоне нескольких такси.
   Резко распахнулась дверца одного из «КАМАЗов», и Тося рассмотрел крепкого парня с узким лбом и тяжелой челюстью. Плечи его были сильно покаты и несли на себе черную шубу из искусственного меха, который был вырван клочьями на воротнике. Тося увидел в нем медведя с головой гориллы, который повернулся вполоборота и прорычал:
   — Ну что, принесли бабки?
   — Спустись, нужно поговорить. Кое-что обсудить, — сказал Тося и сделал шаг к «КАМАЗу».
   В этот момент в руке монстра в шубе Тося заметил черный ствол пистолета, направленного в его сторону.
   — Стоять! — прозвучал низкий голос. И вдруг раздались три выстрела, один за другим. Одна из выпущенных пуль вошла в асфальт в нескольких сантиметрах от Тосиных ботинок.
   Тося застыл от неожиданности. Гвоздь присел, закрыв голову руками.
   — Если завтра до часу дня не привезете деньги — Нурика вые… — Сказав это, урод захлопнул дверцу и «КАМАЗы» также стремительно исчезли, как появились.
   Горькая досада запеклась изжогой в Тосиной груди. Сосо с друзьями уже был рядом и вопросительно смотрел на Тосю. Тот, придя в себя, огляделся по сторонам и, заметив на себе внимание удивленных и испуганных прохожих, сказал:
   — Валим отсюда…
   В номере гостиницы, где разместились все шестеро товарищей по неудавшемуся замыслу, Гвоздь сказал:
   — Придется платить. Это ясно. Но как нам забрать долю, полученную Нуриком?
   — Я внесу за него свои деньги, — произнес Сосо. — Я не могу допустить, чтобы эти волки сделали с моим другом то, что сказали.
   — Это и был Шурик? — спросил Тося, с трудом заставляя себя быть спокойным.
   — Нет, это не Пикинер, — ответил Давид. — Это один из его подручных по кличке Героин. Шурик аккуратный и подтянутый молодой человек…
   — Хорошо, — сказал Тося. — Раз на карту поставлена честь нашего товарища, не будем рисковать и заплатим. Только деньги повезу я один. Вот только как узнать, в какое место их надо доставить?
   — Говоришь: «Не будем рисковать». — Сосо переломил обрез и достал из его ствола два патрона. — А сам собираешься ехать один. Ведь может получиться так, что после твоей поездки мы не увидим ни тебя, ни Нурика, ни денег. Ты же видел, что это за публика. С ними нужно держать ухо востро.
   После долгих споров Тосе удалось уговорить друзей отпустить его одного.
   Утром следующего дня Тося и Гвоздь разыскали Чику, и тот согласился отвезти Тосю к Шурику.
   Они долго ехали путаной дорогой. Чика всматривался в обгоняющие их машины и оглядывался назад. Убедившись, что их никто не преследует, он свернул в проулок, и вскоре они оказались у ворот большого, аккуратного дома с крышей из красной черепицы и просторной террасой. Тосю провел в дом уже знакомый ему Героин. Шурик очень приветливо встретил гостя.
   — Так вот ты каков, одесский Прикуп! — подойдя с протянутой для приветствия рукой и улыбаясь, произнес Пикинер.
   Тося смотрел на высокого смуглого парня, и лицо его не выражало эмоций.
   — Раз официальная часть закончена, — сказал Шурик, — перейдем к делу. Принес деньги?
   — Деньги я принес. Но, к сожалению, не все. Только пять тысяч.
   — На что ты рассчитывал? Как я должен поступить, услышав такую новость?
   — Я рассчитывал, что встречу человека рассудительного, который поступит в соответствии со своим положением и авторитетом.
   — И как же это? — удивился Шурик.
   — Пацаны заработают недостающие три тысячи за несколько дней и привезут их тебе. Это время я смогу погостить вместо Нурика, что будет гарантией того, что долг не заржавеет.
   — Ага. Так ты просишь, чтобы я отсрочил уплату части долга на три дня? Так?
   — В общем-то — очень похоже, — согласился Тося.
   — Другими словами — ты признал долг, коль принес пять тысяч. — Шурик был в прекрасном настроении. Говорил размеренно — наслаждался собой. — А срок и условия мы обговорим отдельно. Сейчас же я выпускаю Нурика, а ты останешься у меня на правах гостя. Заметь, никакого насилия к людям, понимающим, чего от них хотят.
   Тося молча смотрел на самодовольного Пикинера. Двое крепких парней ввели Нурика. Он был болезненно бледен. Штанина на ноге разорвана. Белый бинт перевязки наполовину залит запекшейся кровью.
   Увидев Тосю, он произнес:
   — Я очень надеюсь, что ты не принес им зузы.
   — С тобой мы этот вопрос обсуждать не будем, — ответил Шурик. — Тебе повезло. Ты свободен. Можешь идти. А с твоим другом у нас совсем другие дела. И кто знает, как они закончатся?
   Тося подошел к Нурику и обнял его. После нескольких слов шепотом, нескольких движений рук и мимики Тося отошел от Нурика и заметил, что друг его понял.
   Нурик, хромая, вышел из дома и с трудом пошел к дороге останавливать такси, В это время Шурик пересчитывал деньги, полученные от Тоси.
   — Ну что ж. Все как в аптеке. Располагайся. Позже Героин покажет твою комнату.
   Еще долго они пили чай, и Шурик терзал Тосю вопросами с подводными камнями. Тосе удавалось правильно отвечать на такие вопросы, и его собеседник вскоре уверовал в то, что он прощупал Тосю и уже знает его как свои пять пальцев.
   Шурик достал колоду карт и пролистнул в руках.
   — Играешь в стос? — спросил он, глядя с улыбкой на Тосю.
   — Я не играю в карты, — искренне ответил Тося. — Хотя… есть одна игра, которую очень любят в Одессе, — «клабор» называется. В нее обожает играть мой старший брат. Мы, бывало, часами с ним заигрывались. Два дня назад я узнал, что в Луганске также любят эту игру. Только несколько изменили правила и назвали «деберц». Ты играешь в «деберц»?
   — Играю… — ответил Шурик. — А в чем заключается разница между «деберцем» и «клабором»?
   — Во-первых, в названиях… Давай сыграем, я покажу. — Тося потянулся к картам. — В ходе игры я буду объяснять разницу.
   — На что будем играть? — иронично спросил Шурик. — У тебя ведь нет больше денег.
   — Давай сыграем: деньги против долга.
   — Как это?
   — Если проиграешь ты, то отщелкиваешь из моего долга. А если проиграю я — к моему долгу добавится еще какая-то сумма денег, которую ты получишь вместе с тремя тысячами.
   — Хорошо, — подумав, сказал Пикинер. — Играть будем в короткий, по полтиннику, байт — вдвойне.
   Они начали игру, обговаривая детали. С первых партий начал выигрывать Тося. Шурик внимательно наблюдал за ним, но не мог заметить ничего подозрительного и объяснял себе его успех обычным везением. Он незаметно для себя проиграл четыре тысячи. Тося, видя, как партнер увлечен игрой и желанием отыграться, сказал:
   — Мой брат меня учил: когда идет масть, самое главное — это вовремя остановиться. Хорошо, что я вспомнил. Так, давай подсчитаем: четыре… долой три, остается одна. Итак, Шурик, вы по игре мне должны тысячу, и, как мне кажется, я могу отправиться восвояси. Нужно предупредить друзей, что деньги не нужны.
   Шурик пытался уговорить Тосю продолжить игру. Но после настойчивых отказов уплатил долг скрежеща зубами. Пока Шурик не передумал и находился в раздумьях, Тося спешно удалился.
   Дома у Нурика спустя час Тося рассказывал другу:
   — …С полученной тысячью я несся, не разбирая дороги. Как будто бы у меня на хвосте целый мусорской полк. Пробежав с километр, тормознул такси. И вот я здесь.
   — Как удалось тебе обыграть Шурика? Я слышал, что он очень неплохо играет в «деберц».
   — Это оказалось гораздо легче, чем я мог предположить, — ответил Тося, доставая карты. — Я убрал его на «складку».
   — Расскажи подробней. Я никогда не слышал об этой «складке».
   — Это самая простая, безобидная и надежная слюнтявка, которую я знаю. Причем, чтобы ее применить, не нужно никакой предварительной подготовки. Слушай внимательно. Делая вид, что подсчитываю свои очки, сам тем временем выбираю три наиболее сильные карты одной масти. Желательно, чтобы это был терц от валета или короля. Отобранные три карты следует прикрыть еще тремя, первыми попавшимися под руку. Но если есть время выбирать и их, тогда они оказываются все разномастные и самого незначительного роста… Итак, — говорил Тося, все сказанное воспроизводя на столе, — когда все карты собраны в одну колоду, я знаю, что сверху в ней лежат шесть отобранных мною карт. Тасую так, чтобы их не задеть. Затем предлагаю сдвинуть Шурику. Для этого кладу всю колоду на стол. Он снимает половину карт и кладет рядом. Беру оставшуюся половину и вместо того, чтобы накрыть ею отделенную им часть, начинаю раздавать по три карты, ему — себе…
   Вначале он задумался и даже попытался меня остановить. Но поняв, что этот случай надежный, так как исключена возможность «вольта», разрешил продолжать.
   Когда я раздал каждому по шесть карт, высвечиваю козырь и кладу его сверху оставшейся на столе кучки. В этот момент внимание партнера приковано к своим картам и открытому козырю, и он не задумывается над моими дальнейшими действиями. А стоило бы!
   Оставшиеся несколько карт в моей руке накрываю взятой со стола кучкой с открытым козырем и полученную колоду кладу на стол. Теперь знаю, какие карты получит Шурик, а какие — я.
   — Да, действительно, все очень просто, — согласился Нурик. — А почему ты стал на одной тысяче? Ты ведь мог на него налезть бабками и покруче.
   — Если бы я не стал, а выбил его за лавэ, то не смог бы отойти и пяти метров от этого дома. Ты же видел: порядочность и понятия у этих людей и не ночевали. Они пробили бы мне жбан в два счета.
   — И то верно, — согласился Нурик.
   Они долго решали и спорили о том, как «раскидать» уплаченную пятерку между ними и Гвоздем. Нурик говорил:
   — Гвоздь за свой язык должен взять все расходы по возврату на себя.
   Когда в окно заглянул следующий день первыми лучами рассвета, Тося сказал:
   — Давай оставим все, как есть. Гвоздь и без нас знает о своей ошибке. Если сейчас мы не коснемся этого вопроса в разговоре с ним, Гвоздь будет каждому из нас предан до конца жизни. Ну а если нет — ему можно напомнить в любой момент, сгустив краски.
   На этом и остановились. Через неделю Тося уехал из Луганска с приличным капиталом, который нажил не без помощи Алима и Нурика.
   Спустя полгода на серпантине горных дорог Крыма «Жигули», войдя в поворот на большой скорости, понесло и закрутило на мокром от дождя асфальте. Сбив несколько ограничительных столбиков у края дороги, машина упала в глубокую пропасть. В ней находились трое молодых парней, которые скончались, не приходя в сознание. Ими были Нурик, Гвоздь и Алим.
   Тосю вернули в действительность дикие крики, рев и свист. Все это звучало со всех сторон акустически продуманной дымной камеры.
   — «Товарищ»! Ах ты, комуняка! Фуценюга! Так реагировали заключенные на сказанное увлекшимся лектором слово «товарищи».
   Радостный и счастливый минуту назад, профессор, сгорбленный, с выражением ужаса на лице, пятился к кнопке у двери. Эта кнопка была сигналом для корпусных к тому, что в какой-то камере жизни или чести человека угрожает опасность.
 

ТРОЙНИКИ

   Недолго он пробыл в этой камере.
   Однажды утром открылась кормушка, и ему было предложено собрать вещи и приготовиться к выходу.
   — Что бы это могло значить? — Тося удивленно смотрел на Амирана, как будто тот был ясновидящим.
   — Сколько ты в этой хате? — спросил Амиран.
   — Сегодня пошел пятый день. — И сам удивился тому, как долго здесь тянется время.
   — По-моему, тебя переводят на спецы.
   — Почему ты так думаешь?
   — Прошло четыре дня, как ты обдурил всю хату. Кум уже на следующий день знал об этом. Да-да, постукивают педерасы. Знаешь, подобное в тюремной жизни бывает нечасто. Чтобы дурануть стольких людей… Вот я и думаю, что эти несколько дней, что они тебя не трогали, готовили прием на спецу.
   — Что такое спецы? — спросил Тося.
   — Спец… говорят еще «тройники». Есть много названий. Это камера, в которой три нары и обязательно одна «утка». Бывают две, — немного подумав, добавил Амиран.
   В это время отворилась дверь, и Тося побрел по длинным коридорам памятника архитектуры екатерининской эпохи.
   Его вели в то крыло тюрьмы, где находились камеры смертников. Вот они остановились. Зазвенели ключи, повернулся замок, и он оказался в маленькой светлой камере. Трое ее жителей встретили его сдержанно и сухо. Он бегло осмотрел хату и сказал:
   — Привет, ребята! Чем дышите? Как спите? При этом он подумал: «Придется у одного из вас забирать плацкарту, которых здесь, к сожалению, три».
   Узкая нара стояла у правой стены. А у левой, над такой же, повисла еще одна. Именно ее разглядывал Прикуп. «Да это курорт», — подумал он.
   Разместившись за маленьким аккуратным столом, он знакомился с зеками, когда вновь громко открылись засовы и худощавый парень в очках покинул Тосино общество.
   «Если верить Амирану, — раздумывал Прикуп, — то целят под меня. Это кум тасует людей. Пудрит мне мозги, подсаживая курицу… А может, наседка здесь, среди этих двоих?»
   Он присматривался к сокамерникам, но все больше убеждался, что они всего лишь муляж в психологической игре кума.
   Он запоем читал, восхищаясь слогом и удивляясь маскировке смысла в произведениях классиков.
   Библиотека в тюрьме была огромна и разнообразна.
   В этой тихой хатке у него были нара без козырька и времени безмерно.
   Но вот в хате появился веселый худощавый человек по имени Саша, и размеренная жизнь закончилась.
   — Тогда выпустили, и сейчас я задержусь у вас не надолго, — кричал Саша надзирателю, когда тот запирал за ним дверь. Затем он повернулся к Тосе и заявил: — Ничего у них на меня нет. Полгода назад меня выпустили из этой тюрьмы за недоказанностью. А сейчас опять закрыли. Но я твердо знаю, что нового у них ничего не появилось.
   Тося разглядывал новичка. Тот был очень веселым, доброжелательным, непритязательным. Он ночевал пару дней между шконками, отделенный от кафельного пола свалявшейся ватой тонкой скатки. На третий день один из заключенных, уходя на этап, крепко пожал руку Тосе, при этом сказав: «Держись, братэлла». Их осталось трое.
   Саша с Тосей целыми днями играли в нарды, домино и карты. Саша оказался неплохим игроком, и у Тоси появилась возможность размяться. Так как играли «не плачу — не получаю», он не стремился выиграть, а лишь вспомнить навыки.
   Вечерами Саша залезал к Тосе на нары, и они проводили часы за разговорами.
   — Меня скоро выпустят, — говорил Саша, — не знаю, чем заняться на свободе. Перед подсидкой познакомился с такой телкой… Ради нее готов на все. Но что я умею? Если ты не научишь одной из твоих афер, мне останется наживать грабежом. А это значит — скоро снова сюда.
   Тося говорил, что находится здесь по недоразумению, далек от криминала вообще и от афер в частности.
   — Ну ты и рыба, — отреагировал Саша на полученное объяснение. — Твоя погремуха должна быть — Акула.
   Как Саша ни пытался вызвать Тосю на откровенность, у него ничего не выходило. Кроме жалостливых историй об ошибке ментов, он ничего другого не слышал. Саша не давал Тосе собраться с мыслями и держал в напряжении.
   — Для кого интересуешься? — однажды задал он вопрос Саше, когда тот в очередной раз пытался разузнать подробности его дела.
   Саша открыл рот для ответа, но тут же закрыл, ощутив, что этот маленький вопрос убил его наповал.
   Тося заскучал от однообразия и присутствия «утки». Ему хотелось приключений, и он решил поменять стоянку. Для этого объявил врачу о том, что поймал гонорею. С вечера он ввел в канал шарик из кислого черного хлеба величиной со спичечную головку. На утро взяли мазки и через день перевели в камеру в углу нижнего этажа, которая походила на монашескую келью со сводчатым потолком. В ней было два этажа деревянного настила. Причем верхний — вдвое меньше нижнего. Называлась она «карантинка». На момент его прихода в ней было четверо зеков.
   Ознакомленный с работой оперативных служб Бутырки, к новым соседям Тося относился первое время с недоверием. Но вскоре понял, «кумовского» здесь нет. Он расслабился и принялся рассматривать «спектакли чужих судеб», ближе знакомясь с каторжанами.
   — …Двое из них с мастыркой на сифон, — впоследствии рассказывал Прикуп. — Это проще, чем трипак. Если натощак съесть ложку соли, кровь покажет четыре креста. А еще был пацан по имени Казбек. Ему вменяли убийство пятерых человек. Ранее он просидел десять месяцев под следствием на Матросской тишине, но был отпущен на свободу за недостаточностью улик. Он уехал в свой Грозный. А через пять месяцев приехали «петры», и теперь он в Бутырке.
   Тося сдружился с Казбеком. Тот ждал этапа на Матросскую тишину в больничку, имея что-то в почках.
   Здесь Тосе ничто не мешало собраться с мыслями. Он вспоминал, как однажды приехал в Одессу из очередного «турне» и пришел Слава Бокал.
 

НА ИНДИЙСКИЕ ФИАНИТЫ

   Тепло обнялись. Дружили они со школьных времен. Будучи детьми, скручивали зеркала с машин и продавали по двадцать пять рублей. После обмена историями и рассказами о приключениях Бокал достал из кармана золотое кольцо с большим бриллиантом в красивой оправе, который завораживающе горел. Слава протянул кольцо Тосе и молча принялся ждать мнение друга.
   — Красивая вещица, — заметил тот, рассматривая изделие. — Что это за кольцо?
   — Это золото с бриллиантом ноль восьмых карата, — ответил Бокал. — А вот это сережки. — И он достал серьги, в которых также поигрывали бриллианты.
   — Я думаю, — сказал Тося, — здесь какой-то зэхер, раз показываешь мне все это.
   — Ты прав. На самом деле это фианиты. Доставлены из Индии. Об этих камнях сейчас еще никто не знает. И даже ювелир высокого класса с точностью не сможет сказать, что это они.
   Далее Слава предложил Тосе поработать на фианиты.
   — Все-таки кто-то может определить? — спрашивал Тося, с интересом рассматривая изделия.
   — Да, конечно, существуют ювелиры, которые уже встречали эти камни. Но для того, чтобы и они не смогли, — на все эти украшения имеется натура.
   — Ну что ж. Давай попробуем, — согласился Тося.
   Первой, кому они продали кольцо, была Джемма — очень интересная белокурая женщина.
   — Но спекулянтка она матерая, — говорил о ней Тося.
   Кольцо Джемма проверила у своего знакомого ювелира. Это был старый еврей с кудряшками по краю лысины. Он долго смотрел в лупу, а затем при помощи каратомера уточнил размер камня.
   После продажи кольца Тося сказал:
   — В Одессе будет очень сложно работать с этим. Давай махнем в Москву. Тем более что у меня есть квартира в Теплом Стане.
   — Хорошо, — согласился Бокал. — Но нам нужно будет взять с собой Женю.
   Он познакомился с Женей, высоким худым парнем с «носом длиною с пароход». С первых минут знакомства он произвел двоякое впечатление на Прикупа. Что-то останавливало и настораживало Тосю. Но он не стал доверяться чувствам. Тем более что Женя оказался тем, кто доставал и изготавливал эти украшения.
   Они втроем выехали в Москву. С собой Тося прихватил светло-коричневый кейс, в котором лежали иконы в серебряных и золотых окладах. Взял их «на черный день».
   С вокзала ехали в такси. Усевшись впереди, он указывал дорогу. Во всех делах, равно как в играх, он любил иметь какой-либо перевес. Именно по этой причине направлял такси путаной дорогой. Он знал, что друзья слабо ориентируются в большой Москве. И решил лишить их и этого.
   Отдохнув с дороги, они направились в магазин по приему драгоценных камней. Женя прихватил с собой все имеющиеся изделия. Здесь были: восемь пар серег, одна из них — с натуральными бриллиантами, шесть колец и два женских перстня, усыпанных «бриллиантами» с «изумрудом» по центру. Взял он это потому, что не доверял Тосе, считая: «квартира эта может быть вполне не его».
   Подъехали в такси, остановившемся в двух домах от магазина. Первым пошел Тося. Он должен был найти лоха или барыгу. При этом он разыгрывал роль состоятельного человека, попавшего в затруднительное положение, которому нужны деньги, — продает семейные драгоценности, будучи далеким от этой процедуры.
   Как только отошел Тося, двинулся Слава. Он должен был смешаться с толпой у входа и, общаясь с людьми, наблюдать за Прикупом и ждать маяк.
   Женя пошел в сквер напротив магазина ожидать результатов. Тося стал пробираться сквозь толпу к одному из окошек приема драгоценностей. Делал он это, постоянно задавая вопросы окружающим, желая привлечь внимание скупщиков.
   Он показал сережки мужчине, которого они заинтересовали. Тот сказал, что подумает. Тося занял очередь, в которой был шестьсот восьмым. «Очень удобно стоять в такой очереди, — подумал он. — Здесь можно сто лохов высмыкнуть».
   Он спустился по лестнице, чувствуя на себе взгляды заинтересовавшихся скупщиков. Когда собрался закурить, чья-то стальная рука крепко ухватила за пояс брюк. Другой человек взял под руку:
   — Пройдемте. И не надо привлекать внимание.
   Они зашли во двор магазина, и Тося увидел, как Славу заводят в открытую дверь подотдела милиции.
   Сидя в кабинете, Тося услышал Женин голос и подумал: «Всех приняли».
   Он замкнулся и на вопросы оперов не отвечал. От них он узнал, сколько всего было колец и серег.
   Их перевезли в райотдел и содержали в строгой изоляции.
   Как только закрылась дверь камеры, он удивился, увидев небрежно одетого обросшего человека.
   — За что здесь? — спросил его Тося.
   — Мы с другом выпили, пошли к этому общежитию. А там…
   Но Тося не дал ему договорить.
   — Тебя скоро выпустят. Не перебивай. — Он сунул руку в карман и обнаружил монету в двадцать копеек, которую не заметили при обыске. — Тебя выпустят, — повторил он. — Пойди на почту, возьми эти двадцать копеек, поменяй на пятнадцать. Набери код Одессы и этот телефон. — Он стал царапать спичкой на коробке номер телефона. — Скажи всего несколько слов: «Тося в пятьдесят втором отделении Москвы». Запомнишь?
   Тот кивал, уверяя, что запомнит.
   — Дать тебе сейчас ничего не могу. Эта монета — все, что осталось. Но телефон ты этот сохрани. Кто знает, что будет в жизни? Если станет тяжело, знай, что, позвонив по этому номеру, будешь обеспечен кровом и едой. Вижу, что постоянного места жительства у тебя нет…
   Он хотел еще что-то сказать, но открылась дверь, и он остался один.
   На очередном допросе следователь положил перед ним ключ от квартиры в Теплом Стане.
   — Я знаю, что это ключ от квартиры, в которой вы остановились. Также там находится рыжий «дипломат», который ты привез из Одессы. Молчишь? Корчишь из себя героя? А твои друзья тем временем валят все на тебя. Вот, взгляни. — И положил перед Прикупом заявление, край которого был загнут.
   Тося бегло просмотрел текст. Он был написан Женей, что не вызывало сомнений, ведь почерк Бокала он знал. В заявлении говорилось, что они зашли в квартиру и там Тося оставил тяжелый портфель — дипломат.
   — А дальше, — сказал следователь, забирая бумагу, — там написано такое…
   «Что там может быть написано, если эта сука Женя больше ничего не знает?» — думал Тося.
   — Не знаю, о чем вы говорите, гражданин следователь. Я живу в Одессе и в Москве не имею никаких квартир. А ключ этот от моей одесской двери. А ежели не верите, перешлите ключ в Одессу и там намеряйте на мой замок. Только, пожалуйста, возьмите понятых. Не хочу, чтобы меня обворовали.
   Следователь негодовал:
   — Может, ты объяснишь происхождение тех ювелирных изделий, которые мы у вас изъяли?
   Но Тося молчал.
   — Лучше тебе быть поразговорчивей. У меня уже есть за что закрыть тебя года на три. За попытку к мошенничеству. Это не считая ювелирки.
   — Где же здесь мошенничество? — удивился Тося.