— Быть такого не может, чтобы лимит этой карточки был превышен, — кричит Саймон на официанта. Его лицо раскраснелось от выпитого, а может быть, и от кокаина.
   — Но пожалуйста, месье…
   — МНЕ КАЖЕТСЯ, ВЫ МЕНЯ НЕ СЛЫШИТЕ! ЭТОГО ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ, БЛЯДЬ!
   — Но, месье, пожалуйста…
   Голос Саймона превращается в тихое шипение:
   — Это тебе так не пройдет, мудила-лягушатник! Ты хочешь, чтобы сюда заходил Том Круз? Чтобы здесь обедал Ди Каприо? Завтра я собирался встретиться здесь с Билли Бобом Торнтоном, чтобы обсудить грандиозный проект, нах,…
   — Саймон! — кричу я. — Что происходит?
   — Извини… ладно, ладно. Произошла какая-то ошибка. Возьмите вот эту. — Он подает официанту другую карточку, которая тут же проходит. Метрдотель кисло кивает, а Саймон весь так и пышит праведным гневом, он не только не оставляет чаевых, он еще и кричит на весь зал, выходя: — JE NE REVIENDRAI PAS!
   Я даже не знаю, как отнестись к этому маленькому инциденту: то ли злиться, то ли смеяться. Поскольку настроение у меня все еще благодушное, я склоняюсь ко второму и нервно смеюсь.
   Саймон кисло смотрит на меня, потом качает головой и тоже смеется:
   — Хрень какая-то получается, это карточка компании «Бананацюрри», ну, по которой я хотел расплатиться. На ней куча денег. Все деньги с аферы один-шесть-девять-ноль лежат на ней, и только у нас с Рентом есть право подписи, а он сейчас в Да… — Он замирает на секунду, и холодная паника пламенеет в его глазах. — Если. Этот. Мудак…
   — Не будь параноиком, Саймон. — Я продолжаю смеяться. — Марк будет здесь завтра, как мы и договаривались. Давай вернемся в отель, — шепчу я ему на ухо, — и займемся любовью…
   — Любовью? Любовью, блядь? Когда рыжий пидор, может быть, забирает, на хуй, все, над чем я столько трудился, блядь?!
   — Не глупи… — говорю я.
   Саймон вытягивает руки вперед, сцепив пальцы в. замок, как будто пытаясь успокоиться.
   — Ладно… ладно… может быть, я веду себя глупо. Вот что я тебе скажу, возвращайся в отель и дай мне пятнадцать минут, чтобы собраться с мыслями и сделать пару звонков.
   Я хмуро смотрю на него, но он не сдвигается с места. Я возвращаюсь в отель, наливаю себе выпить и думаю об ублюдке, как он прогуливался по пляжу с этой сукой «Фокс Серчлайт».
   Вскоре подходит и Саймон. Он абсолютно спокоен, и настроение вроде бы у него поднялось.
   — Ты нашел Марка, я правильно понимаю?
   — Нет, но я поговорил с Дианой. Она сказала, что он только что звонил ей из Амстердама. Он будет еще ей звонить, так что я ей сказал, чтобы она ему передала, чтобы он сразу же мне перезвонил, — говорит он и добавляет умоляющим тоном: — Прости, малыш, я был весь на нервах. Опять этот кокс…
   Я подхожу к нему и нежно беру его за яйца, прямо сквозь брюки. Я чувствую, как напрягается его член. Его губы растягиваются в улыбке.
   — Ах ты, сексуальная маньячка, — смеется он, и вот он уже на мне и во мне, и мы занимаемся любовью с такой отчаянной одержимостью, даже жарче, чем когда в первый раз.
   Потом мы встречаемся с Мел и Кертом и отправляемся на вечеринку в «Фокс Серчлайт». Поначалу там скучно, но у них там хороший диджей, и он оживляет обстановку, и уже очень скоро нас снова колбасит. По окончании сейшна мы садимся на катер и едем на прием на корабле «Private», это старое судно для морских круизов, оно стоит на вечном приколе, и там теперь киностудия. Это специальная вечеринка для порнозвезд, с грохочущим, модным европейским техно и бесплатной выпивкой. Саймон весь как комок нервов, все время висит на мобильном, дозванивается до Марка. Он пытается держать удар.
   — Если и после этой музыки ты не захочешь анального секса, Никки, то не захочешь уже никогда.
   — Ты прав, — говорю я ему, — никогда.
   Мы с Мел и Кертисом идем на танцевальную палубу, хотя Кертис периодически исчезает и возвращается с довольной усмешкой на лице и очередной ненормальной старлеткой на буксире. Нас с Мел отчаянно атакуют ражие парни, включая Ларса Лэвиша и Миза, но мы наслаждаемся упоением власти, отшиваем их всех, только сначала флиртуем самым возмутительным образом и играем своей сексапильностью. Потом мы с ней уединяемся в туалетной кабинке и занимаемся там любовью, доводя друг друга до оргазма, а ведь мы всего-навсего во второй раз вот так вот интимно общаемся не перед камерой.
   Когда мы возвращаемся обратно на палубу, возбужденные и довольные, мы видим, что Саймон все еще терзает мобильник. Прибывают еще катера, и яхта наполняется народом. Краем глаза я вижу стройную девушку с длинными светлыми волосами, что меня совершенно не удивляет, но вот голос парня, который обращается к ней, заставляет меня быстренько обернуться в ту сторону. Саймон тоже стоит и смотрит с отпавшей челюстью, чуть мобильник, бедняга, не выронил.
   — …ага, все считают, што меня называют Терри Сок из-за количества сока, который я выплескиваю из себя на этих любительских порносъемках. Но не-ет, это еще раньше пошло, когда я занимался доставкой соков, ну и прочих напитков, которые вы там у себя, в Америке, называете содовой и газировкой, но технический термин для этого дела — аэрированная вода, да. Слушай, куколка, как насчет сходить вниз ненадолго, посмотреть корабль и все такое? Мож, и не только корабль?
   — Лоусон! — кричит Саймон.
   — Психхи! — ревет в ответ Терри, потом видит меня и Мел. — Никки! Ну и ну! Мел! Вот класс какой! — Он поворачивается к своей спутнице. — Это Карла, она из нашего бизнеса, ну, работает в долине Сан-Фернандо. Еще раз, как твой фильм называется, куколка?
   — «Любитель анальных игрищ в Городе Влагалищ», — криво улыбается американка.
   — Ага, и Биррел здесь, то есть старший Биррел, вот как. Сказал, собирается навестить свою птичку в Ницце, а я вроде как сел на хвост. Раз меня не приглашали, я, значит, сам пригласился. Сел себе в поезд и зарулил за пригласительным в павильон фестиваля порнофильмов. Сказал там, что я Терри Сок из «Семи раз», и мне дали пропуск. — Он показывает на оранжевый бэджик с надписью ЧАСТНЫЙ ПОКАЗ ФИЛЬМОВ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ, ТЕРРИ «СОК» ЛОУСОН, АКТЕР, четким красивым шрифтом. — Не могу уже прямо дождаться, когда я вернусь в Эдинбург и пройдусь по Слатлэнду в Уэст-Энде с вот этой вот штукой.
   — Рад, что ты с нами, Тел, — сухо говорит Саймон кратко, — прошу прощения, я на минутку. — Он направляется к правому борту, нажимая кнопки на зеленом мобильнике.
   Терри игриво хватает меня за задницу, потом повторяет это упражнение с Мел и, небрежно нам подмигнув, исчезает с Карлой, которая, очевидно, уверена — благодаря тому, что Саймон там нарежиссировал в «Семи разах», — что у Терри член, как у Кертиса.
   — Она будет разочарована, — хохочет Мел, — хотя не так уж и сильно.
   Этот европейский техно такой драйвовый, что мне уже почти жалко, что у меня нет экстази, хотя вообще-то я химией не увлекаюсь. Через какое-то время к нам подходит встревоженный Саймон с очередным сообщением:
   — До Рентона не дозвониться, но он сейчас должен быть в дороге, а эта очкастая крошка, Лорен, говорит, что и Диана уехала! То есть это я так понял, что она уехала. Эта мелкая сварливая шлюшка не хочет со мной разговаривать, Никки. Позвони ей сама. — Он сует мне свой белый мобильник. — Пожалуйста, — просит он.
   Я звоню Лорен и спрашиваю, как дела, как здоровье. Потом я спрашиваю про Диану. Потом поворачиваюсь к Саймону:
   — Диана всего лишь уехала к маме, на пару дней, вот и все. У нее со здоровьем какие-то нелады.
   — А какой там, телефон, у матери? Мне нужно поговорить с Дианой!
   — Саймон, чего ты психуешь? Марк завтра приедет. Он же сам говорил, он ни за что на свете этого не пропустит! — говорю я, покачиваясь в такт музыке.
   Но Саймон трясет головой. Он совершенно меня не слушает.
   — Нет… нет… — стонет он, а потом бьет кулаком по раскрытой ладони, — этот мудила Рентой… ну ладно, уебок, раз так! — Он достает свой зеленый мобильный.
   — А теперь ты кому звонишь?
   — Бегби!
   Мелани в изумлении смотрит на меня.
   — Почему он звонит Бегби с зеленого, а Лорен — с белого?
   Он как-то раз мне объяснил насчет этих мобильников разноцветных, но это было так скучно, что я не вникала. Теперь Саймон со все возрастающим нетерпением выслушивает шумную тираду по телефону, а за спиной у него пламенеет закат. В конце концов он орет в трубку:
   — Да на хуй все то дерьмо. Ты меня послушай. Рентой вернулся. Куда?! Туда! В Эдинбург!
   Потом следует краткая пауза, и вид у Саймона недоверчивый, и вдруг он орет благим матом:
   — Что?! Через дорогу?! Какого хуя… Задержи его, Франко! НЕ УПУСТИ ЕГО! У НЕГО МОИ ДЕНЬГИ, БЛЯДЬ!
   Он пристально смотрит на умолкший телефон у себя в руке, потом грубо трясет его:
   — МУДАК БЕЗГОЛОВЫЙ, БЛЯДЬ!
   Подходят Миз с Ларсом Лэвишем. Миз тянет Саймона за рукав.
   — Знаешь, Саймон, мы тут подумали…
   К моему несказанному ужасу, Саймон разворачивается и со всей дури бьет его головой в лицо, и вот он уже сидит верхом на бедном Мизе и орет:
   — ВЫ, МУДИЛЫ ГОЛЛАНДСКИЕ, ВЫ МОИ ДЕНЬГИ ЗАБРАЛИ, НАХ, ГРЯЗНЫЕ РЫЖИЕ ПИДОРЫ…
   Наконец мы его оторвали от Миза — то есть все мы, и еще шесть громил-шведов, очень вовремя подоспевших на помощь. Терри опять появился на палубе, и он смеется, глядя, как эти амбалы подталкивают Саймона к сходням.
   — Тебе еще повезло, что нам тут полиция совершенно не в тему, а то мы бы вызвали пару нарядов, — кричит один из громил Саймону, а мы тоже спускаемся на катер: я, Кертис, Мел, две какие-то девушки, Терри и Карла. Терри исподтишка бьет разговорчивого шведа по кумполу.
   — Поговори мне еще, — говорит он. Парень остается стоять на месте, недовольно потирая челюсть, и вид у него такой, как будто он сейчас расплачется, а катер уже отходит от лайнера. Направляясь к берегу, мы слышим истошные вопли Миза:
   — Он сумасшедший! Псих — Псих и есть! Терри оборачивается к Кертису:
   — Твой член сослужил мне хорошую службу, приятель, — говорит он, приобнимая Карлу за плечи. Потом он внимательно смотрит на Керта, у которого с каждого боку стоит по девушке.
   — Думаю, он и тебе тоже вреда не приносит.
   Я смотрю на Саймона, который сидит, плотно зажмурив глаза и обхватив плечи руками, и бормочет сдавленным шепотом:
   — …toleranza zero… toleranza zero… — снова и снова.
   — Саймон, что это значит?
   — Я только надеюсь, что Френсис Бегби убьет Марка Рентона. Я очень на это надеюсь. Я об этом молюсь, — говорит он и крестится.

75. Карточная школа

   Выпивка после полудня: это губит тебя, ты знаешь, но ты просто не можешь сопротивляться, блядь. Тем не менее мне иногда кажется, что я их вижу, вижу, как они в бар заходят. Этот придурочный пидор Доннелли и скотина Чиззи. Вот в чем проблема: при том, что дел куча, времени на чтобы думать все равно слишком много, особенно дома. Вот почему я хожу в кабак. Просто чтобы ни о чем не думать.
   Нелли замолкает и начинает крутить свою кружку.
   — Что с тобой, блядь, такое? — спрашиваю.
   — Ларри вчера звонил. Когда я тут с вами сидел. — Он кивает Малки. — Моя была дома одна, с детьми. Он говорит: «Я щас за вами приду». Потом он ей говорит: «Если у тебя голова хоть немного работает, ты уедешь обратно в Манчестер или откуда ты там…
   — Твоя ведь из Уэльса, да? — спрашивает Малки.
   — Ага, из Суонси, — сварливо отвечает Нелли, — но он этого не знает. Я с ней в Манчестере познакомился. И знаете, что сказал этот мудак? У меня на автоответчике все записано.
   Мы с Малки дружно качаем головами, нах.
   — Я вам сейчас покажу, блядь, — говорит Нелли. — Я вам покажу, с каким мудаком мы вместе выпивали, — говорит он и смотрит на нас с таким обиженным видом, как будто это мы его заставляли пить с Ларри. Я ничего, нах, не говорю, потому что от этой хуйни мне смеяться охота.
   В общем, мы идем к Нелли, и он запускает свой автоответчик. Отматывает на одно сообщение назад, и мы слышим голос Ларри, ну, такой тихий противный шепот:
   — Уезжай, бля, из города. Уезжай, на хрен, а то я до тебя доберусь. Приду к тебе в гости, чтобы пожелать вам всем спокойной ночи.
   — Этот уебок насмотрелся боевиков, — смеется Малки. Нелли косится на него.
   — Моя просто с ума сходит от страха. Она уже поговаривает о том, чтобы уехать с детьми к своей матери в Уэльс.
   Я смотрю на него, но молчу. Зато Малки разговорился, куда деватца.
   — Мне нужно с ним разобраться. Если он будет продолжать так и дальше, я его просто урою, мудилу.
   Кого он пытается обмануть? Он никогда никого не убивал, ни разу в жизни. Все это пиздобольство про то, что он сделал с кодлой Читэма Хилла в Манчестере… Если он там был такой крутой, то какого же хуя вернулся сюда?
   — Это уже ни в какие ворота не лезет, — говорит Малки и смотрит на меня. — Франко, ты с Ларри поговоришь, ну, разберешься?
   Теперь еще этот уебок Малки будет мне говорить, что мне делать, чего не делать, что ли, так получается? Ладно, посмотрим, блядь. Но потом я думаю: ладно, хер с ним, сыграем в его игру. Я смотрю на Нелли:
   — Ну, если хочешь. А Малки ему говорит:
   — Но ты должен будешь сказать мудаку, что ты был не прав и извиняешься за то, что натворил в пабе.
   Нелли пару секунд молчит, а потом говорит:
   — Если он извинится за эти звонки мне домой, совершенно ублюдочные, я извинюсь перед ним за то, что его отмудохал.
   — Хорошо, — говорю. — И хватит дерьмо разводить. Вроде как мы все друзья. Надо по-человечески разобратца. Вечером, на карточной школе у Психа.
   — А Ларри придет? — интересуется Малки.
   — Если я ему скажу, то придет, — отвечаю.
   Вот опять получается, что я совершаю по доброму делу в день, ну чиста весь из себя миротворец, нах. Если б не я, эти уроды уже давно бы друг друга поубивали. Все это хуйня, но у меня из-за этих дел, натурально, мигрень начинается, так что по дороге домой я забегаю в аптеку на Бульваре и беру нуро-фен-плюс. Звоню на мобилу Психу, чтобы напомнить, что сегодня вечером у нас карточная школа.
   — Я во Франции, Френк, на Каннском кинофестивале, — отвечает мне этот мудак.
   И до меня вдруг доходит, что он ни хуя, ни разу не шутит.
   — А что насчет нашей карточной школы? Я же тебе говорил, что сегодня мы собираемся у тебя!
   — Френк? Ты еще здесь? Алло?
   — ЧТО С НАШЕЙ КАРТОЧНОЙ ШКОЛОЙ, БЛЯДЬ?! МНЕ СКАЗАЛИ, ЧТО РЕНТОНА ВИДЕЛИ В ГОРОДЕ! НАМ НАДО ПОГОВОРИТЬ, ТЫ, МУДИЛА!
   — Ты еще здесь, Френк? Алло? Какую игру он затеял, этот пидорас…
   — НАША КАРТОЧНАЯ ШКОЛА, БЛЯДЬ! Я ТЯ ПРИКОНЧУ, УЕБОК!
   В трубке только трещит. А потом этот мудак говорит:
   — Я тебя не слышу, и ты пропадаешь. Я тебе потом перезвоню, — и отключается, блядь!
 
   НЕДОУМОК ЕБУЧИЙ!
 
   Этот мудак что, считает, что можно со мной как с дерьмом обращацца, съебаться во Францию, улететь белым лебедем, нах, со всеми своими дружками из этого грязного клуба, с этим придурком Терри Соком и остальными ебучими извращенцами и отморозками… ну, блядь, я ему покажу, этому мудаку…
   Так что, выпив чаю, я звоню Нелли, и Малки, и Ларри и говорю им, что этот мудила нас кинул, и забиваю всем стрелку в Центральном Баре. Когда я туда прихожу, Нелли и Малки уже на месте, только Ларри что-то не видать. Он звонит мне на мобилу и говорит, что чуток опоздает, но точно придет. Я думаю, это он для того, чтобы заставить Нелли еще подергацца. Видно, что крендель весь на нервах. По-любому мы достаем карты, усаживаемся в кабинке, и кружки «Гиннесса» пустеют одна за другой. Вообще-то я нечасто бываю в Центральном, но если уж захожу, то кружку-другую уж выпью наверняка.
   Время идет, от Ларри по-прежнему ни слуху ни духу.
   У меня звонит мобила, но это не Ларри. Это наш добрый друг Псих, мудила. Ох, как я щас его расстрою… Я выхожу из бара, чтобы прием был получше. Да, это действительно Псих. Перезвонил все-таки. Вот и славно. Ему же лучше.
   — Ты где, блядь, шляешься? — говорю. — Нам с тобой есть за что поговорить! Про нашу карточную школу!
   — Да на хуй все это дерьмо, — кричит он, и я уже тоже собрался наорать на него, как положено, и тут он вдруг говорит: — Рентой вернулся. В Эдинбург!
   Так это правда… я пытаюсь придумать, что мне на это ответить, и поднимаю глаза, и на другой стороне улицы вижу его! Этот рыжий ворюга стоит себе у банкомата, прямо напротив меня!
   — Он… — Я просто, ну, блядь, ору в трубку. — ВОТ ОН, Я ЕГО ВИЖУ, БЛЯ! ОН ТУТ, ПРЯМО ЧЕРЕЗ ДОРОГУ!
   Псих что-то вопит в телефоне, типа: «Не упусти его, мне надо с ним поговорить, когда я вернусь…», — а потом этот уебок Рентон смотрит прямо на меня, и я отключаю мобилу, нах.

76. Шлюхи из города Амстердама (Часть 11)

   Вот блин, на фиг, чертов Урод! Я звоню ему сразу, как только возвращаюсь в Эдинбург. Он говорит, что отдал все деньги Али и чего, собственно, и следовало ожидать, спрашивает, не могу ли я дать ему в долг, ну, сотни три фунтов. Что на это сказать, кроме как «да, могу»? Он сидит дома, боится выходить на улицу.
   Так что я из аэропорта еду к Диане, чтобы захватить кота. Пока запихивал эту тварь в переноску, весь обчихался — у меня на них аллергия, так что из носа течет в три ручья. Диана тоже не так чтобы очень уж любит кошек, так что я благополучно теряю терпение и просто хватаю зверюгу за шкирку, получая в ответ царапину на руке.
   — Не делай ему больно, Марк, — говорит Диана, когда я запихиваю этот фырчащий ужас в переноску и закрываю дверцу. Диана уже собралась, так что я отвожу ее к Гэвину. Мы договариваемся встретиться в аэропорту в восемь, чтобы успеть на девятичасовой рейс, последний на Лондон, где мы пересядем на самолет до Сан-Франциско.
   Я вполне понимаю Урода, мне тоже вовсе не улыбается светиться на улице, но ведь вот он я, еду в такси, прямиком в Лейт, с этим ублюдским котом. Голова у меня гудит, и я думаю: вот вам и здрасте, получается, я опять кинул Психа. Впрочем, так ему и надо. Я выхожу у банкомата на Пилриг.
   Клайдсдейлский банкомат подвис, и рядом тусуется пожилой мужик, судя по акценту — из Глазго, стоит и в расстройстве попинывает автомат. Да еще и все эти такси куда-то подевались. Ни одного не видать. Так что я надвигаю шляпу пониже на лоб и, с некоторым внутренним трепетом, иду к Галифаксу в начале Бульвара. Кошачья переноска бьет меня по ноге при каждом шаге. Кот предательски мяучит, как будто специально стараясь привлечь внимание. Раньше я себя чувствовал на Бульваре как дома. Раньше я себя чувствовал здесь в безопасности. А теперь я как будто спустился в ад. Впрочем, я же не собираюсь здесь зависать, отдам Уроду его кота злоебучего и сразу же сяду в машину и поеду на встречу с Дианой, а потом мы с ней сядем в большую железную птицу и улетим прочь отсюда.
   Настроение стремительно улучшается, когда я вижу, что банкомат в начале Бульвара работает. Рядом стоит какой-то алкаш, пытается что-то там делать. Я осторожно приближаюсь к этому кренделю. Я весь на нервах, меня чуть ли не трясет. Слышу, как какие-то парни громко угрожают друг другу на Джанкшн-стрит. В Амстердаме этого нет — этой атмосферы сдержанного и небрежного насилия и агрессии, источника паранойи. Ее там просто не может быть. По определению.
   Давай, приятель. По-быстрому.
   И тут я слышу знакомый голос, и мне натурально становится плохо. Неимоверным усилием воли я заставляю себя посмотреть в ту сторону.
   Бегби.
   Кричит что-то в мобильный телефон.
   Потом он видит меня и замирает с отвисшей челюстью, на выходе из Центрального Бара. Он действительно замирает, словно его парализовало от потрясения. То есть нас обоих парализовало.
   Потом он захлопывает телефон и ревет:
   — РЕЕННТОООН!!!
   У меня кровь леденеет в жилах, когда я вижу, что Френк Бегби мчится ко мне через дорогу, с лицом, перекошенным от ярости, и у меня возникает странное впечатление, что он сейчас пронесется мимо меня, совсем рядом, и оприходует кого-то другого, потому что теперь он меня не знает, у нас с ним давно уже нет ничего общего. Но я знаю, что это ко мне он несется, и что это будет печально и больно, и мне нужно бежать, но я не могу сдвинуться с места. В эти несколько секунд жизнь разлетается на миллионы осколков-мыслей. Я размышляю, какими нелепыми и безнадежными оказались мои претензии на владение боевыми искусствами. Все тренировки и практика — это не в счет. Одно выражение его лица сводит все на нет. Я не могу ничего сделать, потому что у меня в голове неумолимо играет кассета из детства: Бегби — Зло — Страх. У меня общий паралич воли. Те части меня, которые представляют себе, как надо принять стойку вадориу, блокировать его удар, вбить ему нос прямо в мозг одним быстрым ударом ладони или уклониться от его броска и ударить локтем в висок — да, они где-то и как-то присутствуют. Но их слабые импульсы заглушаются унизительным страхом, от которого я весь дрожу крупной дрожью.
   Бегби идет ко мне, и я ничего не могу поделать.
   Я не могу закричать.
   Я не могу умолять.
   Я ничего не могу, ничего.

77. Дома

   Сестра Али, Кэт, всегда меня недолюбливала, и ей чиста не нравитца, что Али снова со мной. А Али хочет вернуться домой. Вместе с Энди. Я ведь боюсь выходить на улицу, но она пришла ко мне сама, и мы вместе пошли в киношку. Мне уже сняли проволоку с челюсти, так что я опять могу есть нормальную твердую еду, хотя челюсть вся такая жесткая, словно одеревенелая, да. Мы с Али годами так не обжимались, и челюсть — это не единственное, что у меня есть жесткого. Я все думаю, как бы мне ей сказать, чтобы она сегодня осталась со мной на подольше, и тут вспоминаю, что ко мне едет Рент!
   Так что я отрываюсь от нее, выхожу из квартиры и иду на Бульвар, возбужденный, но настороженный на случай нечаянной встречи с Бегби. А то были всякие разные разговоры, хотя это могли быть просто слухи. Никогда и ни в чем нельзя быть уверенным. Рент сказал, что он едет ко мне вот прямо щас, и я уже начинаю тревожитца, типа, вдруг мы с ним разминулись. Выхожу на Бульвар, там какая-то странная суета, «скорая помощь», полиция и толпа зевак. У меня мурашки бегут по коже, как будто я только что хорошо ширнулся, потому что когда видишь в Лейте полицию и «скорую», на ум сразу приходит пара-другая имен, но у меня в голове сейчас крутится только одно. А что, если Бегби достал Марка?!
   Сердце просто грохочет, брат.
 
   ОХ, БЛЯДЬ, НЕТ…
 
   Сперва я увидел его. Бегби. Он лежит на земле. Бегби лежит на земле! То есть не на земле — на носилках. Франко! Ему крепко досталось, потому что он лежит на носилках, а над ним стоят эти парни из «скорой помощи», и там еще мельтешит какая-то рыжая дылда, и он, этот парень, похож… ой, бля… это ведь Рент, и он вроде как в полном порядке. Это Рент и Бегби… и это…
   Нет.
   Нет…
   Как будто это Рент отмудохал Бегби, причем отмудохал порядочно… а потом я опять весь холодею, потому что где же мой кот, брат, где Заппа?
   Ни за что… я не дам себя во все это вовлечь. Я даже вот тут останавливаться не стану. Ни за что, блядь. Но мне нужно найти кота. Я поднимаю воротник, натягиваю бейсболку пониже на лоб и протискиваюсь сквозь толпу. Потом я вижу, как из толпы выходит Нелли и бьет Рента в челюсть.
   Рент малость пошатывается и трогает рукой челюсть, а Нелли что-то ему кричит и удирает обратно в толпу. Полицейский подходит к Ренту, но Марк качает головой, как будто он не обвиняет Нелли, и потом просто усаживается в машину «скорой», куда уже затащили Бегби.
   И вдруг я вижу его, своего Заппу. Мой бедный котяра, его просто бросили посреди улицы! Так что я подхожу и беру переноску здоровой рукой. Девчонка, которая сидела рядом на корточках и гладила Заппу сквозь прутья решетки, награждает меня убийственным взглядом.
   — Я знаю, чей это кот, — говорю я ей, — я отнесу его к хозяину.
   — Это правильно, нельзя так вот просто взять и оставить кота на улице, — говорит девчонка.
   — Ага, точно, — говорю я и собираюсь уже убираться оттуда, потому что все это — полный бред, мои нервы чиста гудят от напряга, понимаешь?
   Нелли видит меня, и вот он уже нависает надо мной. Он тычет в меня пальцем и шипит:
   — Наркоман, блядь, мудацкий.
   Никогда не любил этого кренделя, но я его не боюсь, даже такой весь размазанный, как сейчас. Я собираюсь что-нить сказать в ответ, и тут вижу этого пацана, который в последнее время вертелся около Франко, и он подходит к Нелли сзади и бьет его в спину, не так уж и сильно, потом отходит, эдак пританцовывая, и растворяется в толпе. Нелли изворачивается назад, будто хочет спину почесать, словно она у него зудит, и вдруг видит, что у него все руки в крови.
   Я вижу в его глазах страх, а тот пацан пробирается сквозь толпу с широкой ухмылкой на морде. Он мне легонько подмигивает, а потом исчезает. И я тоже, брат. Я просто иду домой вместе с Заппой. Я думаю, Марк поступил очень плохо, что оставил кота на улице, это было как-то не по-людски, но, с другой стороны, он явно был весь под стрессом, ну; из-за Франко, и все такое.
   А теперь кое-что обо мне: я вернул Заппу, и скоро вернутся Али и Энди, и все будет опять хорошо, адназначна.

78. Шлюхи из города Амстердама (Часть 12)

   Я ничего не мог сделать
   Я не мог ничего сделать.
   Ни кричать, ни умолять, ничего.
   А парни в машине его не видели.
   Я ничего не мог сделать.
   Все это случилось буквально в нескольких футах от меня. Машина на полной скорости сбила Франко. Его перебросило через крышу, и он упал на асфальт. Он лежит неподвижно, из носа течет струйка крови.
   Я уже рядом, причем я понятия не имею, какого хуя я тут вообще делаю. Я опускаюсь рядом с ним на колени, поддерживаю его голову, смотрю ему в глаза, полыхающие огнем и бессмысленно бегающие туда-сюда. Глаза, напоенные недоумением и злобой. Я не хочу, чтобы все было вот так. Действительно не хочу. Я хочу, чтобы он пинал меня, бил смертным боем…