Страница:
— Вы давно знакомы с Хуго Десницей? — спросила она, чувствуя, что краснеет и изо всех сил пытаясь сделать вид, что вопрос она задала между прочим.
— Больше двадцати лет, — ответил Старейший. — С тех пор как он пришел к нам долговязым юнцом.
Иридаль это удивило. Ей было любопытно, что же это за Братство такое, которое правит всем островом. А Хуго был одним из Братства, причем его явно уважали. Удивительное дело для человека, который отказался от своего пути и добровольно отрекся от мира.
— Вы говорили, что обучали его какому-то мастерству, — сказала она. — А чему вы его учили? — Судя по добродушному и ласковому виду старика, это могла быть музыка.
— Искусству владения ножом, госпожа. Ах, я никогда не видел человека, который владел бы клинком, как Хуго Десница! Я был хорош в этом, но он превзошел меня. Однажды он заколол человека, который сидел рядом с ним в харчевне. Он проделал эту работу так чисто, что этот человек даже не пошевелился и не вскрикнул. Никто не знал, что он мертв, пока на следующее утро его не обнаружили сидящим на том же самом месте, холодным, как стенка. Вся штука в том, что надо знать нужную точку, провести лезвие между ребрами прямо в сердце так, чтобы жертва не успела понять, что ее закололи. Ну, вот мы и пришли, миледи. Хорошая уютная комнатка с прекрасно растопленным камином и кроватью, ежели вам заблагорассудится немного соснуть. Какое вино вам подать к трапезе — красное или белое?
Хуго медленно шел по коридорам крепости, наслаждаясь возвращением в привычную обстановку. Ничто не изменилось — кроме него самого. Потому он и не возвращался, хотя и знал, что его примут с радостью. Его не поняли бы, а он не смог бы объяснить. Кирские монахи тоже не поняли его. Но они и не спрашивали.
Многие члены Братства возвращались сюда, чтобы умереть. Некоторые старики, вроде Старейшего, возвращались сюда, чтобы провести остаток своих дней среди тех, кого считали своей семьей — семьей более крепкой и преданной, чем большинство прочих семейств. Остальные, помоложе, возвращались, чтобы залечить раны — издержки профессии — или умереть от них. В большинстве случаев пациенты выздоравливали. Братство, долго имея дело со смертью, накопило изрядные знания в области обработки ран, нанесенных кинжалами, мечами и стрелами, драконьими зубами и когтями, а также изобрело противоядия от некоторых ядов. Маги Братства были искусны в снятии заклятий, наложенных другими магикусами, снятии чар с проклятых колец, во всякой работе такого рода. Хуго Десница, общаясь с Кирскими монахами, которые всегда имели дело с мертвыми и маги которых создали заклятья против заразы note 51, кое-что у них перенял.
«Я мог бы прийти сюда, — размышлял Хуго, попыхивая трубкой, и с ностальгичестким любопытством разглядывая темные сумрачные коридоры. — Но что бы я им сказал? Что я умираю не от смертельной раны, а от бессмертной?»
Он покачал головой и прибавил шагу. Чанг, как всегда, будет задавать вопросы, вот только теперь Хуго мало на что мог ответить. Но, поскольку он тут по делу, Чанг не станет давить на него. Как и тогда, когда он пришел сюда впервые.
Он поднялся по винтовой лестнице в пустой темный коридор. По обеим его сторонам шли закрытые двери. Одна, в конце, была открыта. Оттуда в коридор проникал свет. Хуго пошел на свет, постоял на пороге, чтобы глаза освоились после темноты.
Внутри находились трое. Двое, мужчина и юноша лет девятнадцати, не были ему знакомы. Третьего, вернее, третью, Хуго прекрасно знал. Она повернулась ему навстречу, не поднимаясь из-за стола, только слегка склонила голову, глядя на него острыми раскосыми глазами, которые видели все, но в них самих не было видно ничего.
— Входи, — сказала она. — Приветствую тебя. Хуго вытряхнул пепел из трубки в коридор и засунул ее в карман своего кожаного жилета.
— Привет тебе, Чанг note 52, — сказал он и вошел в комнату. Он встал перед ней и низко поклонился.
— Привет тебе, Хуго Десница. — Она протянула ему руку.
Он взял ее и поднес к губам. Это позабавило Чанг.
— И ты целуешь эту старую сморщенную клешню?
— Это честь для меня, Чанг, — тепло и искренне сказал Хуго.
Женщина улыбнулась ему. Она была одной из старейших жителей Ариануса, поскольку была эльфийкой и считалась долгожительницей даже среди собственного народа. Лицо ее представляло собой путаницу морщин, кожа туго обтягивала скулы и тонкий крючковатый нос, белый, как слоновая кость. По эльфийскому обычаю она подкрашивала губы, и они изгибались меж морщин маленьким кровавым ручейком. Голова ее была совершенно лысой — волосы ее выпали давным-давно, однако ее гладкий череп был прекрасной формы. Она прекрасно сознавала, как устрашающ взгляд ее ярких глаз, темных на белом как кость лице.
— Некогда принцы бились насмерть ради чести поцеловать эту тогда нежную и гладкую руку, — сказала она.
— Некоторые и сейчас были бы счастливы биться за эту честь, Чанг, — сказал Хуго.
— Да, старина, но уж не ради ее красоты. И все же то, что я имею теперь, гораздо лучше. Я не вернулась бы в прошлое. Сядь по правую руку от меня, Хуго. Ты будешь свидетелем приема этого молодого человека.
Чанг знаком приказала ему взять стул. Хуго только было направился за стулом, как юноша подскочил к нему.
— П-позвольт-те м-мне, с-сударь, — заикаясь, проговорил он и покраснел.
Он поднял тяжелый стул из драгоценного дерева, столь редкого на Арианусе, и поставил его там, где указала Чанг, по правую руку от нее.
— А-а… вы п-правда Хуго Д-десница? — выпалил юноша, поставив стул на пол и попятившись.
— Да, — ответила Чанг. — Мало кто удостаивается чести носить титул Десницы. Может, однажды эта честь выпадет и тебе, юноша, но сейчас перед тобой мастер.
— Я… я не в силах поверить, — заикаясь, произнес охваченный порывом юноша. — Чтобы сам Хуго Десница присутствовал при моем посвящении! Я… — У него не было слов.
Его старший товарищ, которого Хуго не знал, потянул юношу за рукав назад, на место, к столу Чанг. Молодой человек по-юношески неуклюже попятился, по дороге споткнулся.
Хуго ничего не сказал, глянул на Чанг. Уголок ее рта дрогнул, но она пощадила чувства юноши и удержалась . от смеха.
— Правильно и похвально, — серьезно сказала она. — Младшему должно уважать старшего. Его имя Джон Дарби. Его поручитель Эрнст Твист. Думаю, вы незнакомы.
Хуго покачал головой. Эрнст тоже. Он искоса посмотрел на Хуго, неуклюже дернул головой в почтительном поклоне и потянул себя за волосы дурацким жестом неотесанного мужлана. Он и выглядел как деревенщина — в мешковатой заплатанной одежде, в засаленной шляпе и разбитых башмаках. Однако он вовсе не был деревенщиной. Те же, кто принимал его за деревенщину, вероятно, не успевали даже пожалеть о своей ошибке. У него были тонкие руки с длинными пальцами, явно не знакомые с тяжелой работой. А в его холодных глазах, избегавших прямого взгляда Хуго, таился странный красноватый блеск, и это приводило Хуго в замешательство.
— Шрамы Твиста еще свежи, — сказала Чанг, — но он уже поднялся от ножен до острия. Год еще не минет, как он достигнет клинка.
В устах Чанг это было высокой похвалой note 53. Хуго с отвращением посмотрел на этого человека. Перед ним был тот, кто убивает, как говорится, «за тарелку жаркого». По некой напряженности и холодности тона Чанг Хуго догадался, что и она разделяет с ним чувство брезгливости. Но Братству нужны были всякие убийцы, и деньги этого пахли ничуть не хуже, чем прочие. Покуда Эрнст Твист подчиняется законам Братства, его работой будет попрание законов людей и природы, как бы подло это ни было.
— Твисту нужен напарник, — продолжала Чанг. — Вот он и привел этого молодого человека, Джона Дарби, и после рассмотрения этого дела я дала согласие принять его в Братство на обычных условиях.
Чанг поднялась. Хуго тоже. Высокая эльфийка держалась прямо, и лишь легкая сутулость была ее уступкой годам. На ней были длинные одежды из тончайшего мерцающего шелка с замысловатым рисунком, что так любили эльфы. Она была похожа на королеву — во всем своем ужасающем и внушающем благоговение величии.
Юноша, несомненно бывший хладнокровным убийцей, поскольку никто не мог войти сюда, не доказав каким-либо образом свое искусство, покраснел от смущения и засуетился. Казалось, ему вот-вот станет дурно.
Его спутник грубо толкнул его в спину.
— Стой прямо. Будь мужчиной, — пробормотал Эрнст.
Юноша проглотил комок в горле, выпрямился, глубоко вздохнул и сказал побелевшими губами:
— Я готов.
Чанг искоса посмотрела на Хуго и закатила глаза, словно желала сказать: «Все мы когда-то были молоды». Она указала длинным пальцем на инкрустированную сверкающими драгоценными камнями, деревянную шкатулку, что стояла в центре стола.
Хуго наклонился, почтительно взял шкатулку, пододвинул ее поближе к эльфийке и поднял крышку. Внутри лежал острый кинжал с золотой рукоятью в форме руки с открытой ладонью и плотно сжатыми пальцами. Большой палец был отведен в сторону под прямым углом. Чанг осторожно вынула кинжал. Отсвет камина сверкнул на остром, как бритва, лезвии.
— Ты левша или правша? — спросила Чанг.
— Правша, . — ответил Джон Дарби. На его висках выступил пот и капельками побежал по щекам.
— Дай мне свою правую руку, — приказала Чанг. Молодой человек протянул ей открытую ладонь.
— Поручитель, ты можешь помочь ему…
— Нет! — выдохнул юноша, облизнул пересохшие губы и оттолкнул предложенную руку. — Я сам выдержу. Чанг одобрительно подняла брови.
— Держи свою правую руку, как полагается, — сказала она. — Хуго, покажи ему.
Хуго взял с каминной полки свечу и поставил ее на стол. Пламя свечи заиграло на полированном дереве, заляпанном чем-то темным. Молодой человек посмотрел на пятна. Кровь отхлынула от его щек.
Чанг ждала.
Джон Дарби плотно сжал губы и придвинул руку.
— Я готов, — повторил он.
Чанг кивнула. Она взяла кинжал за рукоять острием вниз.
— Возьмись за лезвие, — сказал Чанг, — как за рукоять.
Джон Дарби осторожно взял лезвие в ладонь. Рукоять в форме руки торчала из его кулака, отставленный в сторону большой палец лежал параллельно его собственному большому пальцу. Юноша тяжело задышал.
— Стисни, — бесстрастно сказала Чанг.
Джон Дарби затаил дыхание. Он почти закрыл глаза, но вовремя взял себя в руки. Пристыженно посмотрев на Хуго, юноша заставил себя не закрывать глаз. Он сглотнул слюну и стиснул лезвие кинжала. Судорожно вздохнул, но больше не издал ни звука. На стол закапала кровь, тонкая струйка побежала по руке юноши.
— Хуго, жгут, — сказала Чанг.
Хуго достал из шкатулки мягкую полоску кожи шириной примерно в два мужских пальца. По длинной полоске снизу доверху шли изображения символа Братства. Она тоже местами была в темных пятнах.
— Дай его поручителю, — сказала Чанг.
Хуго передал жгут Эрнсту Твисту, который взял его в свои руки с длинными пальцами, руки, несомненно, запятнанные тем же, что и жгут.
— Перевяжи, — сказала Чанг.
Все это время Джон Дарби стоял, сжимая лезвие кинжала, с которого капала кровь. Эрнст обернул жгут вокруг кисти руки юноши, затянул его, оставив концы свободными. Эрнст взялся за один конец, Хуго за другой. Оба посмотрели на Чанг. Та кивнула. Они оба рванули жгут за концы, заставляя лезвие еще сильнее войти в плоть, до кости. Кровь потекла быстрее. Джон Дарби не выдержал боли. Он судорожно вскрикнул, глаза его закрылись, он пошатнулся и оперся на стол. Затем, сглотнув, он часто задышал и выпрямился. Посмотрел на Чанг. Кровь капала на стол.
Чанг улыбнулась так, словно с наслаждением пила эту кровь.
— Теперь повтори клятву Братства.
Джон Дарби повиновался, сквозь затуманивавшую разум боль вспоминая с трудом вызубренные слова. С нынешней минуты эти слова врежутся в его память, как шрамы посвящения врезались в его плоть.
Клятва была дана. Джон выпрямился и покачал головой, отвергая помощь поручителя. Чанг улыбнулась молодому человеку, и от этой улыбки на ее старом лице на миг вспыхнул отсвет некогда замечательной красоты. Она положила свою ладонь на истерзанную руку молодого человека.
— Он принят. Снимите жгут.
Хуго снял кожаный жгут с кровоточащей руки Джона Дарби. Юноша медленно, с усилием разжал ладонь, поскольку пальцы его слиплись от крови. Чанг вырвала кинжал из дрожащей руки.
Теперь, когда все было кончено, неестественное возбуждение иссякло и нахлынула слабость. Джон Дарби уставился на свою руку, на рассеченную плоть, на кровь, толчками бьющую из ран, и внезапно боль обрушилась на него так, как будто он раньше и не чувствовал ее. Он посерел и зашатался. Теперь он был благодарен Эрнсту Твисту за то, что тот подхватил его и помог держаться прямо.
— Можешь посадить его, — сказала Чанг.
Обернувшись, она передала окровавленный кинжал Хуго, а тот вымыл клинок в нарочно для этого принесенной чаше с водой. Покончив с этим, Хуго досуха вытер кинжал чистой белой тряпочкой, затем вернул его Чанг. Она положила его и кожаный шнур в шкатулку и закрыла ее, поставила шкатулку на место на свой стол. Кровь юного Дарби, что закапала стол, оставили впитываться в дерево, чтобы она смешалась с кровью тех бесчисленных членов Братства, которые прошли то же самое испытание. Оставалось завершить только один небольшой обряд.
— Поручитель, — сказала Чанг, переведя взгляд на Эрнста Твиста.
Тот только что усадил в кресло бледного дрожащего Дарби. Обманчиво-простецки улыбаясь, Твист шаркающей походкой подошел к ней и протянул Чанг свою правую руку с открытой ладонью. Та омочила кончики пальцев в крови Дарби и провела две алые полосы поверх шрамов на ладони Твиста, повторявших очертаниями свежие раны на ладони Дарби.
— Твоя жизнь залогом его жизни, — продекламировала Чанг, — как его жизнь — залогом твоей. Кара за нарушение клятвы постигнет обоих.
Хуго отстранение смотрел на происходившее, его мысли были заняты предстоящим трудным разговором с Чанг. Тем не менее он заметил, как глаза мужчины сверкнули странным красным блеском, словно кошачьи глаза на свету факела. Когда Хуго, заинтересованный этим необычным явлением, попытался присмотреться к нему попристальнее, Твист опустил глаза в знак почтения к Чанг и зашаркал назад к своему напарнику.
Чанг перевела взгляд на юного Дарби.
— Старейший даст тебе снадобья, чтобы рана не загноилась. Можешь забинтовать руку. Однако будь готов снять повязку в любой момент. Можешь оставаться здесь, пока не оправишься достаточно, чтобы тронуться в путь. Обряд даром не проходит, молодой человек. Отдохни сегодня, подкрепись мясом и питьем. С нынешнего дня стоит тебе только открыть ладонь вот так, — показала Чанг, — как любой из Братства признает тебя.
Хуго посмотрел на собственную руку, на шрамы, ныне едва заметные на его мозолистой ладони. Шрам, начинавшийся у основания большого пальца, был самым четким и самым большим, поскольку его залечили последним. Он тонкой белой чертой пересекал то, что хироманты называют линией жизни. Другой шрам шел почти параллельно линиям сердца и разума. Такие невинные шрамики… Никто никогда и не замечал их, кроме тех, для кого они были предназначены.
Дарби и Твист собрались уходить. Хуго встал и сказал несколько подходящих к случаю слов. От удовольствия на серых щеках юноши выступил слабый румянец. Дарби шел уже более твердо. Хлебнет немного эля, сразу расхвастается свой удалью и будет чувствовать себя героем. А ночью, когда пульсирующая боль пробудит его от беспокойного сна, он будет думать об этом совсем по-другому.
Старейший возник в дверях как по приказу, хотя Чанг и не вызывала его. Старик видел много таких обрядов и вплоть до секунды знал, когда они кончаются.
— Покажи братьям их комнаты, — приказала Чанг. Старейший поклонился.
— Не принести ли чего-нибудь вам и вашему гостю, госпожа?
— Нет, благодарю тебя, друг мой, — милостиво сказала Чанг. — Я позабочусь о нас сама.
Старейший снова поклонился и повел Дарби и Твиста прочь по коридору.
Хуго подобрался, пошевелился в кресле, готовясь встретить умный проницательный взгляд. Но он не был готов услышать того, что она сказала.
— Итак, Хуго Десница, — с удовольствием произнесла Чанг, — ты вернулся к нам из объятий смерти.
Глава 27. СКУРВАШ. Волкаранские острова, Срединное царство
— Больше двадцати лет, — ответил Старейший. — С тех пор как он пришел к нам долговязым юнцом.
Иридаль это удивило. Ей было любопытно, что же это за Братство такое, которое правит всем островом. А Хуго был одним из Братства, причем его явно уважали. Удивительное дело для человека, который отказался от своего пути и добровольно отрекся от мира.
— Вы говорили, что обучали его какому-то мастерству, — сказала она. — А чему вы его учили? — Судя по добродушному и ласковому виду старика, это могла быть музыка.
— Искусству владения ножом, госпожа. Ах, я никогда не видел человека, который владел бы клинком, как Хуго Десница! Я был хорош в этом, но он превзошел меня. Однажды он заколол человека, который сидел рядом с ним в харчевне. Он проделал эту работу так чисто, что этот человек даже не пошевелился и не вскрикнул. Никто не знал, что он мертв, пока на следующее утро его не обнаружили сидящим на том же самом месте, холодным, как стенка. Вся штука в том, что надо знать нужную точку, провести лезвие между ребрами прямо в сердце так, чтобы жертва не успела понять, что ее закололи. Ну, вот мы и пришли, миледи. Хорошая уютная комнатка с прекрасно растопленным камином и кроватью, ежели вам заблагорассудится немного соснуть. Какое вино вам подать к трапезе — красное или белое?
Хуго медленно шел по коридорам крепости, наслаждаясь возвращением в привычную обстановку. Ничто не изменилось — кроме него самого. Потому он и не возвращался, хотя и знал, что его примут с радостью. Его не поняли бы, а он не смог бы объяснить. Кирские монахи тоже не поняли его. Но они и не спрашивали.
Многие члены Братства возвращались сюда, чтобы умереть. Некоторые старики, вроде Старейшего, возвращались сюда, чтобы провести остаток своих дней среди тех, кого считали своей семьей — семьей более крепкой и преданной, чем большинство прочих семейств. Остальные, помоложе, возвращались, чтобы залечить раны — издержки профессии — или умереть от них. В большинстве случаев пациенты выздоравливали. Братство, долго имея дело со смертью, накопило изрядные знания в области обработки ран, нанесенных кинжалами, мечами и стрелами, драконьими зубами и когтями, а также изобрело противоядия от некоторых ядов. Маги Братства были искусны в снятии заклятий, наложенных другими магикусами, снятии чар с проклятых колец, во всякой работе такого рода. Хуго Десница, общаясь с Кирскими монахами, которые всегда имели дело с мертвыми и маги которых создали заклятья против заразы note 51, кое-что у них перенял.
«Я мог бы прийти сюда, — размышлял Хуго, попыхивая трубкой, и с ностальгичестким любопытством разглядывая темные сумрачные коридоры. — Но что бы я им сказал? Что я умираю не от смертельной раны, а от бессмертной?»
Он покачал головой и прибавил шагу. Чанг, как всегда, будет задавать вопросы, вот только теперь Хуго мало на что мог ответить. Но, поскольку он тут по делу, Чанг не станет давить на него. Как и тогда, когда он пришел сюда впервые.
Он поднялся по винтовой лестнице в пустой темный коридор. По обеим его сторонам шли закрытые двери. Одна, в конце, была открыта. Оттуда в коридор проникал свет. Хуго пошел на свет, постоял на пороге, чтобы глаза освоились после темноты.
Внутри находились трое. Двое, мужчина и юноша лет девятнадцати, не были ему знакомы. Третьего, вернее, третью, Хуго прекрасно знал. Она повернулась ему навстречу, не поднимаясь из-за стола, только слегка склонила голову, глядя на него острыми раскосыми глазами, которые видели все, но в них самих не было видно ничего.
— Входи, — сказала она. — Приветствую тебя. Хуго вытряхнул пепел из трубки в коридор и засунул ее в карман своего кожаного жилета.
— Привет тебе, Чанг note 52, — сказал он и вошел в комнату. Он встал перед ней и низко поклонился.
— Привет тебе, Хуго Десница. — Она протянула ему руку.
Он взял ее и поднес к губам. Это позабавило Чанг.
— И ты целуешь эту старую сморщенную клешню?
— Это честь для меня, Чанг, — тепло и искренне сказал Хуго.
Женщина улыбнулась ему. Она была одной из старейших жителей Ариануса, поскольку была эльфийкой и считалась долгожительницей даже среди собственного народа. Лицо ее представляло собой путаницу морщин, кожа туго обтягивала скулы и тонкий крючковатый нос, белый, как слоновая кость. По эльфийскому обычаю она подкрашивала губы, и они изгибались меж морщин маленьким кровавым ручейком. Голова ее была совершенно лысой — волосы ее выпали давным-давно, однако ее гладкий череп был прекрасной формы. Она прекрасно сознавала, как устрашающ взгляд ее ярких глаз, темных на белом как кость лице.
— Некогда принцы бились насмерть ради чести поцеловать эту тогда нежную и гладкую руку, — сказала она.
— Некоторые и сейчас были бы счастливы биться за эту честь, Чанг, — сказал Хуго.
— Да, старина, но уж не ради ее красоты. И все же то, что я имею теперь, гораздо лучше. Я не вернулась бы в прошлое. Сядь по правую руку от меня, Хуго. Ты будешь свидетелем приема этого молодого человека.
Чанг знаком приказала ему взять стул. Хуго только было направился за стулом, как юноша подскочил к нему.
— П-позвольт-те м-мне, с-сударь, — заикаясь, проговорил он и покраснел.
Он поднял тяжелый стул из драгоценного дерева, столь редкого на Арианусе, и поставил его там, где указала Чанг, по правую руку от нее.
— А-а… вы п-правда Хуго Д-десница? — выпалил юноша, поставив стул на пол и попятившись.
— Да, — ответила Чанг. — Мало кто удостаивается чести носить титул Десницы. Может, однажды эта честь выпадет и тебе, юноша, но сейчас перед тобой мастер.
— Я… я не в силах поверить, — заикаясь, произнес охваченный порывом юноша. — Чтобы сам Хуго Десница присутствовал при моем посвящении! Я… — У него не было слов.
Его старший товарищ, которого Хуго не знал, потянул юношу за рукав назад, на место, к столу Чанг. Молодой человек по-юношески неуклюже попятился, по дороге споткнулся.
Хуго ничего не сказал, глянул на Чанг. Уголок ее рта дрогнул, но она пощадила чувства юноши и удержалась . от смеха.
— Правильно и похвально, — серьезно сказала она. — Младшему должно уважать старшего. Его имя Джон Дарби. Его поручитель Эрнст Твист. Думаю, вы незнакомы.
Хуго покачал головой. Эрнст тоже. Он искоса посмотрел на Хуго, неуклюже дернул головой в почтительном поклоне и потянул себя за волосы дурацким жестом неотесанного мужлана. Он и выглядел как деревенщина — в мешковатой заплатанной одежде, в засаленной шляпе и разбитых башмаках. Однако он вовсе не был деревенщиной. Те же, кто принимал его за деревенщину, вероятно, не успевали даже пожалеть о своей ошибке. У него были тонкие руки с длинными пальцами, явно не знакомые с тяжелой работой. А в его холодных глазах, избегавших прямого взгляда Хуго, таился странный красноватый блеск, и это приводило Хуго в замешательство.
— Шрамы Твиста еще свежи, — сказала Чанг, — но он уже поднялся от ножен до острия. Год еще не минет, как он достигнет клинка.
В устах Чанг это было высокой похвалой note 53. Хуго с отвращением посмотрел на этого человека. Перед ним был тот, кто убивает, как говорится, «за тарелку жаркого». По некой напряженности и холодности тона Чанг Хуго догадался, что и она разделяет с ним чувство брезгливости. Но Братству нужны были всякие убийцы, и деньги этого пахли ничуть не хуже, чем прочие. Покуда Эрнст Твист подчиняется законам Братства, его работой будет попрание законов людей и природы, как бы подло это ни было.
— Твисту нужен напарник, — продолжала Чанг. — Вот он и привел этого молодого человека, Джона Дарби, и после рассмотрения этого дела я дала согласие принять его в Братство на обычных условиях.
Чанг поднялась. Хуго тоже. Высокая эльфийка держалась прямо, и лишь легкая сутулость была ее уступкой годам. На ней были длинные одежды из тончайшего мерцающего шелка с замысловатым рисунком, что так любили эльфы. Она была похожа на королеву — во всем своем ужасающем и внушающем благоговение величии.
Юноша, несомненно бывший хладнокровным убийцей, поскольку никто не мог войти сюда, не доказав каким-либо образом свое искусство, покраснел от смущения и засуетился. Казалось, ему вот-вот станет дурно.
Его спутник грубо толкнул его в спину.
— Стой прямо. Будь мужчиной, — пробормотал Эрнст.
Юноша проглотил комок в горле, выпрямился, глубоко вздохнул и сказал побелевшими губами:
— Я готов.
Чанг искоса посмотрела на Хуго и закатила глаза, словно желала сказать: «Все мы когда-то были молоды». Она указала длинным пальцем на инкрустированную сверкающими драгоценными камнями, деревянную шкатулку, что стояла в центре стола.
Хуго наклонился, почтительно взял шкатулку, пододвинул ее поближе к эльфийке и поднял крышку. Внутри лежал острый кинжал с золотой рукоятью в форме руки с открытой ладонью и плотно сжатыми пальцами. Большой палец был отведен в сторону под прямым углом. Чанг осторожно вынула кинжал. Отсвет камина сверкнул на остром, как бритва, лезвии.
— Ты левша или правша? — спросила Чанг.
— Правша, . — ответил Джон Дарби. На его висках выступил пот и капельками побежал по щекам.
— Дай мне свою правую руку, — приказала Чанг. Молодой человек протянул ей открытую ладонь.
— Поручитель, ты можешь помочь ему…
— Нет! — выдохнул юноша, облизнул пересохшие губы и оттолкнул предложенную руку. — Я сам выдержу. Чанг одобрительно подняла брови.
— Держи свою правую руку, как полагается, — сказала она. — Хуго, покажи ему.
Хуго взял с каминной полки свечу и поставил ее на стол. Пламя свечи заиграло на полированном дереве, заляпанном чем-то темным. Молодой человек посмотрел на пятна. Кровь отхлынула от его щек.
Чанг ждала.
Джон Дарби плотно сжал губы и придвинул руку.
— Я готов, — повторил он.
Чанг кивнула. Она взяла кинжал за рукоять острием вниз.
— Возьмись за лезвие, — сказал Чанг, — как за рукоять.
Джон Дарби осторожно взял лезвие в ладонь. Рукоять в форме руки торчала из его кулака, отставленный в сторону большой палец лежал параллельно его собственному большому пальцу. Юноша тяжело задышал.
— Стисни, — бесстрастно сказала Чанг.
Джон Дарби затаил дыхание. Он почти закрыл глаза, но вовремя взял себя в руки. Пристыженно посмотрев на Хуго, юноша заставил себя не закрывать глаз. Он сглотнул слюну и стиснул лезвие кинжала. Судорожно вздохнул, но больше не издал ни звука. На стол закапала кровь, тонкая струйка побежала по руке юноши.
— Хуго, жгут, — сказала Чанг.
Хуго достал из шкатулки мягкую полоску кожи шириной примерно в два мужских пальца. По длинной полоске снизу доверху шли изображения символа Братства. Она тоже местами была в темных пятнах.
— Дай его поручителю, — сказала Чанг.
Хуго передал жгут Эрнсту Твисту, который взял его в свои руки с длинными пальцами, руки, несомненно, запятнанные тем же, что и жгут.
— Перевяжи, — сказала Чанг.
Все это время Джон Дарби стоял, сжимая лезвие кинжала, с которого капала кровь. Эрнст обернул жгут вокруг кисти руки юноши, затянул его, оставив концы свободными. Эрнст взялся за один конец, Хуго за другой. Оба посмотрели на Чанг. Та кивнула. Они оба рванули жгут за концы, заставляя лезвие еще сильнее войти в плоть, до кости. Кровь потекла быстрее. Джон Дарби не выдержал боли. Он судорожно вскрикнул, глаза его закрылись, он пошатнулся и оперся на стол. Затем, сглотнув, он часто задышал и выпрямился. Посмотрел на Чанг. Кровь капала на стол.
Чанг улыбнулась так, словно с наслаждением пила эту кровь.
— Теперь повтори клятву Братства.
Джон Дарби повиновался, сквозь затуманивавшую разум боль вспоминая с трудом вызубренные слова. С нынешней минуты эти слова врежутся в его память, как шрамы посвящения врезались в его плоть.
Клятва была дана. Джон выпрямился и покачал головой, отвергая помощь поручителя. Чанг улыбнулась молодому человеку, и от этой улыбки на ее старом лице на миг вспыхнул отсвет некогда замечательной красоты. Она положила свою ладонь на истерзанную руку молодого человека.
— Он принят. Снимите жгут.
Хуго снял кожаный жгут с кровоточащей руки Джона Дарби. Юноша медленно, с усилием разжал ладонь, поскольку пальцы его слиплись от крови. Чанг вырвала кинжал из дрожащей руки.
Теперь, когда все было кончено, неестественное возбуждение иссякло и нахлынула слабость. Джон Дарби уставился на свою руку, на рассеченную плоть, на кровь, толчками бьющую из ран, и внезапно боль обрушилась на него так, как будто он раньше и не чувствовал ее. Он посерел и зашатался. Теперь он был благодарен Эрнсту Твисту за то, что тот подхватил его и помог держаться прямо.
— Можешь посадить его, — сказала Чанг.
Обернувшись, она передала окровавленный кинжал Хуго, а тот вымыл клинок в нарочно для этого принесенной чаше с водой. Покончив с этим, Хуго досуха вытер кинжал чистой белой тряпочкой, затем вернул его Чанг. Она положила его и кожаный шнур в шкатулку и закрыла ее, поставила шкатулку на место на свой стол. Кровь юного Дарби, что закапала стол, оставили впитываться в дерево, чтобы она смешалась с кровью тех бесчисленных членов Братства, которые прошли то же самое испытание. Оставалось завершить только один небольшой обряд.
— Поручитель, — сказала Чанг, переведя взгляд на Эрнста Твиста.
Тот только что усадил в кресло бледного дрожащего Дарби. Обманчиво-простецки улыбаясь, Твист шаркающей походкой подошел к ней и протянул Чанг свою правую руку с открытой ладонью. Та омочила кончики пальцев в крови Дарби и провела две алые полосы поверх шрамов на ладони Твиста, повторявших очертаниями свежие раны на ладони Дарби.
— Твоя жизнь залогом его жизни, — продекламировала Чанг, — как его жизнь — залогом твоей. Кара за нарушение клятвы постигнет обоих.
Хуго отстранение смотрел на происходившее, его мысли были заняты предстоящим трудным разговором с Чанг. Тем не менее он заметил, как глаза мужчины сверкнули странным красным блеском, словно кошачьи глаза на свету факела. Когда Хуго, заинтересованный этим необычным явлением, попытался присмотреться к нему попристальнее, Твист опустил глаза в знак почтения к Чанг и зашаркал назад к своему напарнику.
Чанг перевела взгляд на юного Дарби.
— Старейший даст тебе снадобья, чтобы рана не загноилась. Можешь забинтовать руку. Однако будь готов снять повязку в любой момент. Можешь оставаться здесь, пока не оправишься достаточно, чтобы тронуться в путь. Обряд даром не проходит, молодой человек. Отдохни сегодня, подкрепись мясом и питьем. С нынешнего дня стоит тебе только открыть ладонь вот так, — показала Чанг, — как любой из Братства признает тебя.
Хуго посмотрел на собственную руку, на шрамы, ныне едва заметные на его мозолистой ладони. Шрам, начинавшийся у основания большого пальца, был самым четким и самым большим, поскольку его залечили последним. Он тонкой белой чертой пересекал то, что хироманты называют линией жизни. Другой шрам шел почти параллельно линиям сердца и разума. Такие невинные шрамики… Никто никогда и не замечал их, кроме тех, для кого они были предназначены.
Дарби и Твист собрались уходить. Хуго встал и сказал несколько подходящих к случаю слов. От удовольствия на серых щеках юноши выступил слабый румянец. Дарби шел уже более твердо. Хлебнет немного эля, сразу расхвастается свой удалью и будет чувствовать себя героем. А ночью, когда пульсирующая боль пробудит его от беспокойного сна, он будет думать об этом совсем по-другому.
Старейший возник в дверях как по приказу, хотя Чанг и не вызывала его. Старик видел много таких обрядов и вплоть до секунды знал, когда они кончаются.
— Покажи братьям их комнаты, — приказала Чанг. Старейший поклонился.
— Не принести ли чего-нибудь вам и вашему гостю, госпожа?
— Нет, благодарю тебя, друг мой, — милостиво сказала Чанг. — Я позабочусь о нас сама.
Старейший снова поклонился и повел Дарби и Твиста прочь по коридору.
Хуго подобрался, пошевелился в кресле, готовясь встретить умный проницательный взгляд. Но он не был готов услышать того, что она сказала.
— Итак, Хуго Десница, — с удовольствием произнесла Чанг, — ты вернулся к нам из объятий смерти.
Глава 27. СКУРВАШ. Волкаранские острова, Срединное царство
Хуго, онемев от изумления, ошеломленно уставился на Чанг. И взгляд его был таким диким и мрачным, что теперь была ее очередь изумляться.
— Да что случилось, Хуго? Ты взаправду как покойник! Но ведь я не с призраком разговариваю. Ты же из плоти и крови. — Она накрыла ладонью его руку.
Хуго перевел дух, осознав, что Чанг просто пошутила насчет его долгого отсутствия в Скурваше. Его рука не дрогнула от ее прикосновения, он даже сумел рассмеяться и сбивчиво пробормотать какое-то объяснение насчет того, что последняя его работа привела его так близко к смерти, что ему не хочется смеяться над этим.
— Да, так я и слышала, — сказала Чанг. Она внимательно рассматривала его и явно начинала о чем-то догадываться.
По выражению ее лица Хуго понял, что он выдал себя. Эта женщина была слишком проницательной, слишком чувствительной, чтобы не заметить его непривычную реакцию. Хуго напряженно ждал вопроса и облегченно вздохнул, когда не услышал его, хотя это его несколько разочаровало.
— Вот к чему приводят путешествия в Верхнее Царство, — сказала Чанг, — и дела с мистериархами… и другими могущественными людьми. — Она встала. — Сейчас налью вина. А потом мы будем говорить.
«И другими могущественными людьми». «Что она хотела этим сказать?» — думал Хуго, наблюдая, как она медленно идет к буфету, на котором стояли чудесная хрустальная бутыль и два кубка. Может ли она что-либо знать о сартане? Или человеке с кожей, покрытой синей татуировкой? А если и знает, то что именно? «Возможно, больше, чем я», — подумал Хуго. Чанг по старости лет ходила медленно, но ее достоинство и осанка заставляли думать, что она ходит размеренной поступью по своей воле, а вовсе не уступая годам. Хуго прекрасно это понимал и не стал предлагать ей помощи. Она сочла бы это оскорблением. Чанг всегда сама прислуживала своим гостям. Это был обычай, восходивший к древним традициям эльфийской знати, когда короли собственноручно потчевали вином своих дворян. Нынешние эльфийские короли давно забыли этот обычай, но говорили, что мятежный принц Риш-ан вновь возродил его.
Чанг наполнила вином кубки, поставила их на серебряный поднос и пронесла через комнату, не пролив ни капли.
Она опустила поднос перед Хуго. Тот взял кубок, поблагодарил ее и с кубком в руке подождал, пока эльфийка села в свое кресло. Когда она подняла свой кубок, он встал, пожелал Чанг здоровья и выпил.
Чанг изящно поклонилась, пожелала ему здоровья и поднесла кубок к губам. Обменявшись ритуальными любезностями, оба сели. Теперь Хуго мог налить себе еще вина или помочь ей, ежели она того пожелает.
— Ты был тяжело ранен, — сказала Чанг.
— Да, — ответил Хуго, не глядя ей в глаза. Он смотрел в кубок, на вино, красное, как подсыхавшая на столе кровь юного Дарби.
— Ты не пришел к нам, — сказала Чанг, поставив кубок. — Это твое право.
— Знаю. Я не хотел никого видеть. — Он поднял мрачный, угрюмый взгляд. — Я проиграл. Не сумел выполнить уговор.
— Мы могли бы понять тебя. Такое и раньше случалось с другими…
— Но не со мной! — Хуго с внезапной яростью взмахнул рукой, чуть не опрокинув кубок. Он поймал его, посмотрел на Чанг и пробормотал извинения.
Та пристально смотрела на него.
— А теперь, — промолвила она после короткого молчания, — тебя призвали к ответу.
— Меня вызвали, чтобы я выполнил уговор.
— И это идет вразрез с твоими желаниями. Ты привез с собой женщину-мистериарха.
Хуго вспыхнул, хлебнул еще вина — не потому, что хотел, а потому, что это давало ему возможность избегать взгляда Чанг. В ее голосе он услышал — или ему почудилось — нотки упрека.
— Я никогда и не думал скрывать, кто она такая, от тебя, Чанг, — ответил Хуго. — Я таился только от тех городских дурней. Я не желал беспокойства. Эта женщина мой наниматель.
Он услышал шорох тонкого шелка и понял, что Чанг улыбается, пожимая плечами. Ему показалось, что он слышит ее невысказанные слова: «Ври себе, если уж так хочется. А мне врать не надо».
— Очень мудро, — только и сказала она вслух. — Какие сложности?
— Прошлый уговор противоречит моей нынешней работе.
— И что ты будешь делать, чтобы уладить это дело, Хуго Десница?
— Не знаю, — ответил Хуго, крутя ножку пустого кубка и глядя, как свет отражается от драгоценных камней на подставке.
Чанг тихонько вздохнула, легко постукивая кончиками пальцев по столу.
— Поскольку ты не просишь совета, я и не стану тебе советовать. Однако я прошу тебя подумать над словами, которые произносил здесь тот молодой человек. Уговор — дело святое. Если ты его нарушишь, нам не останется ничего другого, как признать, что ты нарушил и верность Братству. И никто не избежит кары note 54, даже ты, Хуго Десница.
— Знаю, — сказал он, но на этот раз посмотрел на нее.
— Очень хорошо. — Она оживилась, сложила руки. Неприятное ощущение улетучилось. — Ты пришел сюда по делу. Чем мы можем тебе помочь?
Хуго встал, подошел к буфету, налил еще вина, опорожнил кубок одним глотком, даже не замечая тонкого аромата напитка. Если ему не удастся убить Бэйна, то он утратит не только честь, но и жизнь. А убить ребенка — значит убить и его мать. По крайней мере, так понимал Хуго.
Он снова вернулся мыслью к тем минутам, когда Иридаль спокойно и доверчиво спала у него на руках.
Она пришла вместе с ним сюда, в это ужасное место, доверясь ему, доверясь чему-то, что есть в нем. Доверясь его чести, его любви. Он отдал ей и то, и другое как дар, когда умирал. И со смертью этот дар вернулся к нему стократ.
А затем его вырвали из объятий смерти, и любовь и честь умерли, хотя он и остался жить. Странный и страшный парадокс. Возможно, в смерти он снова обретет их, но только не в том случае, если он совершит это ужасное деяние. Он понимал, что если не сделает этого, то нарушит клятву Братству, и тогда они встанут против него и ему волей-неволей придется сражаться с ними. И он никогда не найдет того, что потерял. Он будет громоздить одно грязное преступление на другое, пока тьма не поглотит его окончательно.
«Может, лучше попросить Чанг достать этот кинжал из шкатулки и вонзить его в мое сердце?»
— Мне нужно добраться до эльфийских земель, — резко сказал он, повернувшись к ней. — И все сведения, которые ты сможешь сообщить мне.
— Добраться туда — не проблема, да ты и сам это прекрасно знаешь, — ответила Чанг. Если его долгое молчание и обеспокоило ее, то она не подала виду. — Но как ты останешься неузнанным? У тебя есть собственные методы маскировки на вражеской территории, поскольку ты не раз прежде бывал на Аристагоне и тебя не узнали. Но годятся ли они для твоей спутницы?
— Да, — коротко ответил Хуго.
Чанг не стала расспрашивать. В Братстве у каждого были свои методы и других это не касалось. Но скорее всего она просто их знала.
— Куда тебе нужно попасть? — Чанг взяла перо и потянула к себе лист бумаги.
— На Паксарию.
Чанг обмакнула перо в чернила.
— В Имперанон, — сказал Хуго. Чанг поджала губы, вставила перо в чернильницу и твердо посмотрела на Хуго.
— Тебе нужно по этому делу попасть в Имперанон? В императорский замок?
— Да, Чанг. — Хуго достал трубку, засунул ее в рот и задумчиво пососал ее.
— Можешь курить, — сказала Чанг, изящно кивнув на огонь. — Только окно открой.
Хуго чуть-чуть приоткрыл маленькое окошечко в свинцовом переплете. Набил трубку стрего, зажег ее угольком из камина и с благодарностью вдохнул едкий дым.
— Это будет нелегко, — продолжала Чанг. — Я могу дать тебе подробную карту дворца и его окрестностей. К тому же во дворце у нас есть свой человек, который за плату тебе поможет. Но войти в эльфийскую твердыню… — Чанг пожала плечами и покачала головой.
— Я смогу туда проникнуть, — мрачно сказал Хуго. — Это не труднее, чем выйти из нее… живым.
Он повернулся, подошел к своему креслу у ее стола и снова сел. Сейчас, когда они говорили о деле, когда в его руках была трубка, а стрего в его крови приятно смешивался с вином, он на время мог забыть о преследовавших его кошмарах.
— У тебя, конечно же, есть план, — сказала Чанг. — Иначе бы ты за такое не взялся.
— Только часть плана, — сказал он. — Именно поэтому мне нужны сведения. Хоть какие, пусть ничтожные или не относящиеся на первый взгляд к делу, все сгодится. Каково политическое положение императора?
— Да что случилось, Хуго? Ты взаправду как покойник! Но ведь я не с призраком разговариваю. Ты же из плоти и крови. — Она накрыла ладонью его руку.
Хуго перевел дух, осознав, что Чанг просто пошутила насчет его долгого отсутствия в Скурваше. Его рука не дрогнула от ее прикосновения, он даже сумел рассмеяться и сбивчиво пробормотать какое-то объяснение насчет того, что последняя его работа привела его так близко к смерти, что ему не хочется смеяться над этим.
— Да, так я и слышала, — сказала Чанг. Она внимательно рассматривала его и явно начинала о чем-то догадываться.
По выражению ее лица Хуго понял, что он выдал себя. Эта женщина была слишком проницательной, слишком чувствительной, чтобы не заметить его непривычную реакцию. Хуго напряженно ждал вопроса и облегченно вздохнул, когда не услышал его, хотя это его несколько разочаровало.
— Вот к чему приводят путешествия в Верхнее Царство, — сказала Чанг, — и дела с мистериархами… и другими могущественными людьми. — Она встала. — Сейчас налью вина. А потом мы будем говорить.
«И другими могущественными людьми». «Что она хотела этим сказать?» — думал Хуго, наблюдая, как она медленно идет к буфету, на котором стояли чудесная хрустальная бутыль и два кубка. Может ли она что-либо знать о сартане? Или человеке с кожей, покрытой синей татуировкой? А если и знает, то что именно? «Возможно, больше, чем я», — подумал Хуго. Чанг по старости лет ходила медленно, но ее достоинство и осанка заставляли думать, что она ходит размеренной поступью по своей воле, а вовсе не уступая годам. Хуго прекрасно это понимал и не стал предлагать ей помощи. Она сочла бы это оскорблением. Чанг всегда сама прислуживала своим гостям. Это был обычай, восходивший к древним традициям эльфийской знати, когда короли собственноручно потчевали вином своих дворян. Нынешние эльфийские короли давно забыли этот обычай, но говорили, что мятежный принц Риш-ан вновь возродил его.
Чанг наполнила вином кубки, поставила их на серебряный поднос и пронесла через комнату, не пролив ни капли.
Она опустила поднос перед Хуго. Тот взял кубок, поблагодарил ее и с кубком в руке подождал, пока эльфийка села в свое кресло. Когда она подняла свой кубок, он встал, пожелал Чанг здоровья и выпил.
Чанг изящно поклонилась, пожелала ему здоровья и поднесла кубок к губам. Обменявшись ритуальными любезностями, оба сели. Теперь Хуго мог налить себе еще вина или помочь ей, ежели она того пожелает.
— Ты был тяжело ранен, — сказала Чанг.
— Да, — ответил Хуго, не глядя ей в глаза. Он смотрел в кубок, на вино, красное, как подсыхавшая на столе кровь юного Дарби.
— Ты не пришел к нам, — сказала Чанг, поставив кубок. — Это твое право.
— Знаю. Я не хотел никого видеть. — Он поднял мрачный, угрюмый взгляд. — Я проиграл. Не сумел выполнить уговор.
— Мы могли бы понять тебя. Такое и раньше случалось с другими…
— Но не со мной! — Хуго с внезапной яростью взмахнул рукой, чуть не опрокинув кубок. Он поймал его, посмотрел на Чанг и пробормотал извинения.
Та пристально смотрела на него.
— А теперь, — промолвила она после короткого молчания, — тебя призвали к ответу.
— Меня вызвали, чтобы я выполнил уговор.
— И это идет вразрез с твоими желаниями. Ты привез с собой женщину-мистериарха.
Хуго вспыхнул, хлебнул еще вина — не потому, что хотел, а потому, что это давало ему возможность избегать взгляда Чанг. В ее голосе он услышал — или ему почудилось — нотки упрека.
— Я никогда и не думал скрывать, кто она такая, от тебя, Чанг, — ответил Хуго. — Я таился только от тех городских дурней. Я не желал беспокойства. Эта женщина мой наниматель.
Он услышал шорох тонкого шелка и понял, что Чанг улыбается, пожимая плечами. Ему показалось, что он слышит ее невысказанные слова: «Ври себе, если уж так хочется. А мне врать не надо».
— Очень мудро, — только и сказала она вслух. — Какие сложности?
— Прошлый уговор противоречит моей нынешней работе.
— И что ты будешь делать, чтобы уладить это дело, Хуго Десница?
— Не знаю, — ответил Хуго, крутя ножку пустого кубка и глядя, как свет отражается от драгоценных камней на подставке.
Чанг тихонько вздохнула, легко постукивая кончиками пальцев по столу.
— Поскольку ты не просишь совета, я и не стану тебе советовать. Однако я прошу тебя подумать над словами, которые произносил здесь тот молодой человек. Уговор — дело святое. Если ты его нарушишь, нам не останется ничего другого, как признать, что ты нарушил и верность Братству. И никто не избежит кары note 54, даже ты, Хуго Десница.
— Знаю, — сказал он, но на этот раз посмотрел на нее.
— Очень хорошо. — Она оживилась, сложила руки. Неприятное ощущение улетучилось. — Ты пришел сюда по делу. Чем мы можем тебе помочь?
Хуго встал, подошел к буфету, налил еще вина, опорожнил кубок одним глотком, даже не замечая тонкого аромата напитка. Если ему не удастся убить Бэйна, то он утратит не только честь, но и жизнь. А убить ребенка — значит убить и его мать. По крайней мере, так понимал Хуго.
Он снова вернулся мыслью к тем минутам, когда Иридаль спокойно и доверчиво спала у него на руках.
Она пришла вместе с ним сюда, в это ужасное место, доверясь ему, доверясь чему-то, что есть в нем. Доверясь его чести, его любви. Он отдал ей и то, и другое как дар, когда умирал. И со смертью этот дар вернулся к нему стократ.
А затем его вырвали из объятий смерти, и любовь и честь умерли, хотя он и остался жить. Странный и страшный парадокс. Возможно, в смерти он снова обретет их, но только не в том случае, если он совершит это ужасное деяние. Он понимал, что если не сделает этого, то нарушит клятву Братству, и тогда они встанут против него и ему волей-неволей придется сражаться с ними. И он никогда не найдет того, что потерял. Он будет громоздить одно грязное преступление на другое, пока тьма не поглотит его окончательно.
«Может, лучше попросить Чанг достать этот кинжал из шкатулки и вонзить его в мое сердце?»
— Мне нужно добраться до эльфийских земель, — резко сказал он, повернувшись к ней. — И все сведения, которые ты сможешь сообщить мне.
— Добраться туда — не проблема, да ты и сам это прекрасно знаешь, — ответила Чанг. Если его долгое молчание и обеспокоило ее, то она не подала виду. — Но как ты останешься неузнанным? У тебя есть собственные методы маскировки на вражеской территории, поскольку ты не раз прежде бывал на Аристагоне и тебя не узнали. Но годятся ли они для твоей спутницы?
— Да, — коротко ответил Хуго.
Чанг не стала расспрашивать. В Братстве у каждого были свои методы и других это не касалось. Но скорее всего она просто их знала.
— Куда тебе нужно попасть? — Чанг взяла перо и потянула к себе лист бумаги.
— На Паксарию.
Чанг обмакнула перо в чернила.
— В Имперанон, — сказал Хуго. Чанг поджала губы, вставила перо в чернильницу и твердо посмотрела на Хуго.
— Тебе нужно по этому делу попасть в Имперанон? В императорский замок?
— Да, Чанг. — Хуго достал трубку, засунул ее в рот и задумчиво пососал ее.
— Можешь курить, — сказала Чанг, изящно кивнув на огонь. — Только окно открой.
Хуго чуть-чуть приоткрыл маленькое окошечко в свинцовом переплете. Набил трубку стрего, зажег ее угольком из камина и с благодарностью вдохнул едкий дым.
— Это будет нелегко, — продолжала Чанг. — Я могу дать тебе подробную карту дворца и его окрестностей. К тому же во дворце у нас есть свой человек, который за плату тебе поможет. Но войти в эльфийскую твердыню… — Чанг пожала плечами и покачала головой.
— Я смогу туда проникнуть, — мрачно сказал Хуго. — Это не труднее, чем выйти из нее… живым.
Он повернулся, подошел к своему креслу у ее стола и снова сел. Сейчас, когда они говорили о деле, когда в его руках была трубка, а стрего в его крови приятно смешивался с вином, он на время мог забыть о преследовавших его кошмарах.
— У тебя, конечно же, есть план, — сказала Чанг. — Иначе бы ты за такое не взялся.
— Только часть плана, — сказал он. — Именно поэтому мне нужны сведения. Хоть какие, пусть ничтожные или не относящиеся на первый взгляд к делу, все сгодится. Каково политическое положение императора?