— Спасибо… — говорит он и замолкает в напряженном ожидании.
— Собственно, не за что, — пытаюсь я отшутиться. Не люблю вести серьезные разговоры по телефону.
— Вас понял, — говорит полковник, сразу повеселев. — Но как будем жить дальше?
— А дальше — больше и лучше… — смеюсь я, убедившись, что он меня понимает.
— Будь осторожен, Герасим, я тебя очень прошу. — Он делает паузу, потом, кашлянув, говорит: — Ради Оли, будь осторожен.
— Спасибо, Владимир Андреевич, — благодарю его. — Я постараюсь.
— Надеюсь, скоро увидимся, — говорит полковник твердым голосом.
— Обязательно увидимся. Выздоравливайте!
Кладу трубку. Рывком поднимаюсь и топаю в душ. Через пять минут завариваю кофе и готовлю себе яичницу с колбасой. Я заканчивал ужин, когда от калитки позвонили. В сенях, справа от входных дверей, — небольшое окошечко, смотрю в него и вижу у калитки капитана милиции, с которым познакомился утром. Принесла нелегкая… Чертыхаясь, иду открывать. Кэп, хмурый и сосредоточенный, терпеливо ждет. Он без служебной машины и один.
— В чем дело, капитан? — спрашиваю его, улыбаясь. — Что-нибудь случилось?
Я, конечно, догадываюсь, почему капитан такой грустный. Работы я ему сегодня подбросил достаточно. Полицейский смотрит на меня испытующе. Улыбкой на улыбку отвечать не желает. Ничего, мы не гордые.
— Можно пройти? — спрашивает он.
— Разумеется. Никаких проблем, — говорю, открывая калитку, и пропускаю полицейского во двор.
Проходим в дом. Пригласив его в кухню, ставлю на плиту кофейник. Опер занимает свое утреннее место. Видок у него чахлый.
— Хотите перекусить? — предлагаю ему.
— Нет, что вы, не стоит… — возражает он и, пошарив по карманам, вытаскивает сигареты.
— Опера всегда ходят голодные, — смеюсь я и приготавливаю ему такую же яичницу с колбасой, как и себе недавно.
— Хмурый… — вдруг роняет опер у меня за спиной.
Я не оборачиваюсь, услышав свою кличку, и не напрягаюсь.
— Что вы сказали? — спрашиваю его как ни в чем не бывало, перекладывая яичницу со сковородки в тарелку и одновременно приглядывая за кофейником.
— Нет… Я так… Ничего… — говорит опер. Похоже, пронесло.
Снимаю с плиты кофейник и наливаю капитану кофе.
— Сейчас подзаправитесь, — подмигиваю ему.
Опер кисло улыбается, отложив сигарету в пепельницу и беря чашку двумя руками.
— У вас здесь все в порядке? — спрашивает он, наклонившись к чашке и косясь на меня исподлобья.
— Пока все нормально, — отвечаю. — Навестили Владимира Андреевича, потом я по вашему совету отвез Олю в безопасное место — к сестре жены полковника. Теперь вот сторожу дом…
Капитан рассеянно кивает.
— Я рад, что пока все хорошо, — бубнит он, думая о чем-то своем. Взгляд у него какой-то отсутствующий.
— Сейчас я вам сделаю салат из огурчиков и помидорчиков, — обещаю ему, открывая холодильник.
— Спасибо большое. И так достаточно… — вяло возражает опер.
— Ничего — стерпите. Витамины никому еще не вредили… — говорю, доставая овощи из холодильника. — Жаль, нет укропа…
— Спасибо. — Капитан, вооружившись ножом и вилкой, принимается за еду.
Быстро приготовив салат, заливаю его сметаной.
Пододвигаю открытую хлебницу.
— Очень вкусно. Спасибо, — благодарит полицейский, уплетая за обе щеки. — У вас странные шрамы на груди и спине. Это откуда? — спрашивает он как бы между прочим.
Черт! Я не успел накинуть рубашку и разгуливал перед ним в одних брюках и тапочках.
— А, ерунда, — бросаю небрежно и выхожу в другую комнату — одеться. Шрамов у меня действительно хватает: два — от пуль и четыре резаных — от тесаков. У каждой отметины — своя история, но обо всем этом пока необходимо забыть. Одевшись, возвращаюсь в кухню.
— Вы где-то служили? — интересуется капитан, не желая менять тему. Он почти уже расправился с едой.
— Спецназ ВДВ, — лаконично отвечаю ему, закуривая сигарету.
— А… Вот оно что… — Капитан смотрит на меня с нескрываемым уважением. — Извините…
— За что же извиняться? — Меня немного смешит его подчеркнутая вежливость. Удивительно такое слышать от матерого мента.
Кэп, покончив с едой, сам моет тарелку и чашку в раковине. Поставив чистую посуду на буфет, возвращается на свое место.
— Благодарю вас, — говорит он и закуривает.
Я спокойно жду, что будет дальше.
— Представляете, — начинает он, глубоко затянувшись и выпустив дым, — кто-то вплотную занялся людьми Бенгала…
Я делаю удивленное лицо, стряхивая пепел.
— Кто же это может быть? .
Кэп пожимает плечами и вдруг усмехается:
— Кто бы он ни был, ему можно только пожелать удачи.
«Что же у тебя все-таки на уме?» — думаю я, с возрастающим интересом глядя на опера.
— И чего же удалось добиться этим ребятам? — интересуюсь я.
— Трупов уже выше крыши. Всего за один неполный рабочий день, — хмыкает капитан, хитро поглядывая на меня. — Кто-то валит кавказцев штабелями, и черт его знает, что будет дальше. А может, вы, Герасим, в курсе, чего ожидать нам, операм?..
— Вряд ли я сумею вам чем-нибудь помочь, но судя по вашим же рассказам о банде этого… как его… Бенгала… желающие его прикончить не остановятся, пока не доведут дело до конца, — размышляю вслух.
— Послушайте, Герасим, — кэп наклоняется ко мне через стол, — вы очень похожи по описанию на одного человека, который совершил в городе всего за два дня целый фейерверк преступлений.
— Вот уж никогда бы не подумал, что у меня криминальная внешность, — говорю, усмехаясь. — И что же это за преступления?
Капитан откидывается на спинку стула и пристально смотрит мне в глаза. Глубоко затягивается сигаретой и вдруг заливается веселым мальчишеским смехом. Я тоже улыбаюсь. Этот капитан еще тот типчик… Умный, зараза, чертовски умный опер.
— Хорошо, очень хорошо, — говорит он, отсмеявшись. — Я теперь более чем уверен в своих догадках. Но пусть так и будет… — Он встает, надевает фуражку. — Я тоже когда-то служил в ДШБ… Четыре месяца жарился в Афгане…
Капитан протягивает мне руку. Крепко пожимаем друг другу лапы. Хватка у опера железная. Молча идем к выходу. Кэп вдруг останавливается.
— Можно дать вам один совет, Герасим? — как-то странно спрашивает он.
— Конечно.
— Запоминайте… — И опер зачем-то перечисляет названия медицинских препаратов, которые, дескать, можно купить теперь в аптеке.
Я удивленно смотрю на него:
— Я совершенно здоров.
— Не то… — отмахивается опер. — Вы запомнили?
Я повторяю названия. Кэп удовлетворенно кивает.
— Когда купите все это, то соотношение жидкостей следующее… — И он объясняет, что нужно делать с этими лекарствами и как их правильно смешать. Не понимаю, к чему он клонит, но слушаю его очень внимательно.
— Я все запомнил, — заверяю капитана. — Но зачем мне это?
— Тест на микрочастицы пороха у вас на руке вы не пройдете. Поэтому примите к сведению, — опер усмехается. — У вас, Хмурый, прекрасные нервы. И вообще вы делаете то, что я хотел бы делать сам, но не могу. Я по другую сторону. Впрочем, в этой войне я с вами…
Не прощаясь, он выходит во двор. Я смотрю с крыльца ему вслед. Он не побоялся прийти один, хотя был уверен, что я именно тот, кого ищет его ведомство. Взглянув на свою правую руку, вижу: действительно, порошинки пробили тонкую резину перчаток и въелись в кожу. Усмехаюсь: этот полицейский далеко пойдет.
На часах половина десятого вечера, но на улице светло, как днем. Белые ночи в городе Питере.
На ночь глядя собираюсь прокатиться за город. Дли лета я одеваюсь несколько странновато: темные, плотно облегающие джинсы, поверх них — широкие спортивные брюки. На мне также темные кроссовки под замшу, белая футболка с высоким воротником, сверху — черная рубашка из джинсовой ткани (воротник подогнут внутрь, пуговицы расстегнуты до середины груди). Натягиваю еще и синюю спортивную ветровку с капюшоном. Молнию куртки застегиваю так, чтобы видна была только белая футболка. На голове у меня темная бейсболка с длинным козырьком. В небольшой молодежный рюкзачок запихиваю полотенце, туалетные принадлежности, какую-то книжку в мягком переплете, которую позаимствовал из библиотечки полковника. Глушитель и пистолет по отдельности — за пояс джинсов. У полковника имеется спортивный велосипед, его я и вывожу во двор. Заперев дом, качу к железнодорожной станции Удельная.
Для позднего времени народу на платформе — не протолкнуться. Летний период! Владельцы приусадебных участков, нагруженные саженцами, досками, сумками и рюкзаками немыслимых размеров, прут на «отдых».
У нас в России отдыхать означает строить свой сарай за городом, ковыряться на огороде и пить горькую. Купив билет, маюсь в толпе полупьяных дачников, ожидая электрички. По перрону ковыляет жирная неопрятная тетка с большой корзиной, предлагая сомнительного вида пирожки с мясом. Этими образчиками вокзальной кулинарии я не стал бы кормить даже бездомных собак. Жалко песиков.
Четверо мужиков, однако, покупают эти пирожки на закусь в дороге. С ними, я думаю, ничего не случится — судя по их фиолетовым носам, мужики настолько проспиртованы, что никакая отрава их не возьмет. Стоя рядом с ними, ощущаешь крепчайший дух невыветриваемого алкоголя и термоядерных сигарет отечественного производства.
Подходит электричка. Я пережидаю, когда основная масса «курортников» занесет свои пожитки в вагон. Повалив чье-то огромное оцинкованное ведро, как будто специально поставленное в проходе и набитое тяпками и совочками, пристраиваю наконец свой велосипед в тамбуре у стены, поставив его «на дыбы».
— Можно и поаккуратней! — рычит обиженный хозяин сбитого мной ведра.
Мужику лет сорок, на мясистом носу большие, в роговой оправе очки.
— Можно, но трудно, — усмехаюсь я и придерживаю свой транспорт, чтобы он не грохнулся кому-нибудь на голову.
Напротив меня на небольшом рюкзачке примостилась молоденькая девчушка. У нее на коленях сумка, откуда неожиданно высовывается забавная мордочка таксы. Собака с любопытством рассматривает рассерженного мужика в очках. Подумав немного, она тявкает на него разок-другой и снова прячется в сумку. Девчонка весело смеется.
— Расплодили собак, мать вашу, прохода от них нет… — бормочет мужик с ненавистью. — Выродки!
Девчушка с наивным удивлением косится на мужика. Что ж тут удивляться, милая. Злобы в людях за годы «реформ» накопилось достаточно. И все-таки, тятенька, вести себя следует скромнее. По крайней мере, в публичных местах.
Электропоезд тронулся. Оставляю велосипед у стенки и, сделав шаг, резко сдергиваю очки с носа мужика.
— Если тебе, мешок с тухлыми костями, не нравится то, что ты видишь каждый день, — говорю ему мягко и с любезным оскалом, — то я, как окулист-кооператор, бесплатно могу выдавить твои шнифты прямо здесь и сейчас.
Водружаю очки на место и, похлопав мужика по дряблой щеке, улыбаюсь:
— Подумай, родной, ведь бесплатно… Мужик, подхватив свои манатки и ни слова не говоря в ответ, ломится в забитый народом вагон. Гремят железки в его дурацком ведре.
Пожилая пара тихо засмеялась ему вслед. Такса снова высунулась из сумки и победно тявкнула.
Выгружаюсь на платформе в Комарове. Первая мысль на свежем воздухе: нужно обязательно купить машину. Права у меня есть, денег трофейных уже вполне достаточно для приобретения транспорта посерьезней, чем велосипед.
Пролетаю по пустынным в этот час улочкам дачного поселка. Народ разошелся по домам.
Нахожу нужную улицу и проезжаю по ней до конца, к лесу. Улицы здесь не асфальтированы, а плотно утрамбованы местным грунтом. Немного пыльные, усеянные прошлогодней хвоей. Низкие кустики вереска подступают из леса вплотную к дорогам. Раньше тут можно было, выйдя из дома и не углубляясь в лес, набрать корзину черноголовых боровиков за двадцать минут, а сейчас в окрестных лесах все вытоптано несметными полчищами городских грибников и ягодников. В тех укромных уголках, где по осени после первых заморозков мы собирали белые грузди и волнушки, папоротник полег под ногами сотен тысяч искателей даров леса.
Засекаю номер дачи, которая мне нужна. Во дворе за низким заборчиком две иномарки — японские. В этом тихом уголке и снимает дачу Бенгал, если верить его дружкам, которые теперь уже просто удобрение. Не стоило тебе, Бенгал, сюда приезжать. Скоро ты в этом убедишься.
Углубляюсь в лес, ведя велосипед за руль. Хочу пока его припрятать. Найдя воронку от авиабомбы, прячу в ней свой транспорт. Начало двенадцатого. Все еще светло. Темнее и не будет, но делать нечего, с природой не поспоришь.
Собираю «стечкина», навинчиваю глушитель. Проверяю работу затвора, подачу патронов из обоймы в казенник. Удостоверяюсь, что машинка работает как надо, кладу ее возле себя на рюкзачок. Закинув руки за голову, лежу, глядя в чистое небо. Хорошо так лежать, не думая ни о чем хреновом в этой жизни. Через час слышу попискивание таймера. Смотрю на часы. Пора заняться делом. Покурив, затаптываю окурок в песок, оправляюсь. Из рюкзачка достаю тонкие лайковые перчатки. Иду в поселок, подсунув пистолет под куртку. По дороге никого из отдыхающих не встречаю. Уже легче. В поселке лениво брешут собаки. Вот и нужный мне дом. Большой, но одноэтажный. Готовят на ночь шашлычки. Отворяю калитку и, пройдя между машин, направляюсь прямо в дом. Один из абреков замечает меня.
— Эй, парэн? Ты к кому?!
— К друзьям, — бросаю в ответ, поднимаясь на крыльцо.
Краем глаза вижу, как он, что-то сказав приятелю, быстро идет к дому. Я уже в коридоре. Несколько шагов — и оказываюсь в большой гостиной, обставленной удобной мягкой мебелью. В комнате четверо, расселись по углам, кто в креслах, кто на диванах. Все они пузатые, с круглыми жирными лицами и, конечно же, при золотых цепях, перстнях, браслетах. В общем, все как положено солидным бандитам от коммерции.
Большая четверка смотрит на меня с недоумением. Вслед за мной в гостиную влетает парень из сада.
— Я тэбя спрашивал?.. — говорит он мне в спину и осекается, ожидая, как будут реагировать на мое появление хозяева. Может, они меня действительно пригласили. В воздухе запах дорогого одеколона. Скоро здесь запахнет порохом. У всех четверых в руках тонкие высокие бокалы с янтарным вином. Смотрю через плечо на охранника.
— Я же сказал: я друг… Но только не ваш… — объясняю ему.
Парень соображает туго, он хмурится, пытаясь догнать сказанное мной.
Ударом правой ноги под горло отбрасываю тупицу к порогу комнаты. «Стечкин» у меня в руке готов к действию. Странно, однако, почему так мало охранников? Или я кого-то проглядел?
У одного из кавказцев из руки выпадает бокал, но не разбивается, — пол застелен пышным импортным паласом. Дальняя стена — сплошь стеклянная. Широкие раздвижные двери выходят на веранду. Вот как раз со стороны веранды и слышится топот ног — в дверях появляется второй охранник, держа в обеих руках по пучку шампуров с уже готовыми шашлыками. Он застывает на пороге, глядя на пистолет в моей руке.
АПСБ плюется свинцом, две тяжелые пээмовские пули дырявят грудь любителя шашлыков, он отлетает на веранду, навеки потеряв аппетит.
Мои намерения теперь ясны, кажется, всем присутствующим. Четверка сидит молча, засунув языки в задницы.
— Кто из вас Бенгал? — спрашиваю их. В ответ — молчание. За спиной начинает шевелиться, приходя в себя, первый охранник. Резко заведя руку назад, двумя выстрелами успокаиваю его теперь уже окончательно.
— Говоришь ты! — навожу ствол на дальнего от меня, сидящего, в кресле.
Он нервно сглатывает слюну и икает.
— Ях-ха… — вырывается у него из горла хрип, но мужик, кашлянув, тут же поправляется: — Я хочу сказать, что здэс Бенгала нэт.
Я саркастически усмехаюсь.
— И где же он, неуловимый и властвующий? — интересуюсь у него.
— Я нэ могу сказат… — отвечает он. «Стечкин» клацает и сплевывает гильзу на пол. На месте носа у хрипуна теперь зияет приличная дыра от пули. Не очень эстетично получилось, но что поделаешь.
— Теперь ты… — целюсь в следующую жертву, довольно, надо отметить, упитанную. Нервы у пузана не выдерживают, и он указывает пальцем на господина в сером костюме, сидящего на диване.
— Что ты на это скажешь? — спрашиваю «серого кардинала».
Тот глядит на толстяка с ненавистью:
— Я скажу… Этот мраз — сын ишака и сам ишак! И я его маму… И его сэстра…
Толстяк вскакивает.
— Да я твою… — начинает он.
— Сидеть, сука! — рычу на него. — А ты заткнись! — говорю более спокойно Бенгалу, видя, как оба вздрогнули от окрика.
Забывшие на миг о моем присутствии, они затыкаются, снова уставившись на срез глушителя АПСБ.
Замечаю на маленьком столике полароид. Беру его левой рукой и делаю снимок с каждого из присутствующих.
— На память… — поясняю им. — Один вот только не очень удачно получился…
Фотки раскладываю подсыхать на столике рядом с камерой.
Вновь «стечкин» в работе, дырявлю еще двоих, — в каждого по три пули.
— Что ты хочэш? — взвизгивает Бенгал. — Дэнэг?
Я молча наблюдаю за ним, пытаясь про себя решить, как могла эта сволочь залезть к нам и так тут отлично устроиться на карманах и жизнях наших граждан, когда уже все знают, как выгоняли русских из республик Закавказья, как издевались и насиловали наших женщин и глумились над безоружными мужчинами… Почему эти суки живут у нас и процветают?
— Я дам тебе дэнэг! — обещает Бенгал и быстро достает из-под дивана дипломат.
Я не мешаю ему. Зачем? Даже если у него в дипломате оружие, ну что же, пусть попробует им воспользоваться.
Бенгал, бросив кейс на диван рядом с собой, снова смотрит на меня.
— Мне нужен не ты…— поясняю тихо. — Мне нужны твои люди. Те, кто исполняет…
Я говорю правду. Он мне уже не нужен, раз находится здесь…
А вот с его бойцами я бы еще позанимался.
На смуглом лице Бенгала появляется что-то вроде улыбки:
— Э-э… Что тэбэ до этих ишаков?
— Они мне нужны, Бенгал… — говорю, все так же не повышая голоса.
Даже к своим людям этот подонок относится по-скотски. Человечество для него делится на «богатых и знатных» (таких, как он) и рабов.
— Эсли тэбэ нужны эты бараны, я скажу тебе… — охотно соглашается Бенгал. — По-чэму нэ сказат хорошэму чэловэку, эсли он просыт… Я жэ выжу, ты настоящый джигыт!
— Говори, Бенгал, говори, — тихо подбадриваю его.
И он говорит. Теперь я знаю еще два места, где можно найти его боевиков. Бенгал между тем пытается заинтересовать меня, обещая очень большие деньги, эти монеты он готов с превеликим удовольствием подарить мне, как лучшему из лучших, и т. д. и т. п. — лишь бы я отпустил его целым и невредимым. С усмешкой слежу за его волосатыми лапами, как они суетливо мечутся по крышке кейса, пытаясь нащупать замки. Он что-то невнятно бормочет и вдруг, резко выдернув руку из дипломата, нацеливает на меня ПМ.
Шаг вправо — ухожу с линии огня. Мой «стечкин» пока молчит, Бенгал давит на курок. Хрен там. Он забыл снять пистолет с предохранителя. Даю ему время исправить ошибку. Делаю шаг влево и, не сводя глаз со ствола «Макарова», резко приседаю. Бах! Бах! Бах! Три выстрела подряд. Перекатом ухожу влево и, мгновенно поднявшись, отскакиваю вправо. Две пули дырявят спинку дивана в том месте, где я только что находился. Пируэт и прыжок в сторону двери. . Бросаюсь на пол. Гремят последние два выстрела. Я спокойно поднимаюсь и с улыбкой гляжу на Бенгала. Он стоит около дивана, стискивая обеими руками свой теперь уже бесполезный ПМ. Ствольная коробка пистолета ушла в крайнее заднее положение. Значит, девятого патрона в стволе не было. Тем лучше. Я дал зверьку шанс, но он не сумел его реализовать.
Бенгал, опуская ствол, смотрит на меня с недоумением и восклицает:
— Шайтан!
Мой ход. Резко приседаю и стреляю снизу вверх, чтобы шальные пули не залетели в соседние дома. «Стечкин» клацает, и бесшумная серия разносит череп Бенгала вдребезги. От ударивших по окнам пуль лопаются стекла на веранде. Пора уходить. Шума в доме было достаточно. Забираю кейс и выхожу на улицу, надвинув козырек бейсболки на глаза. Тишина, соседи, похоже, ничего не слышали. Деревянные стены дома приглушили звук выстрелов. Добираюсь до своего велосипеда и объезжаю поселок по краю. Деньги я переложил в рюкзак, а кейс выкинул.
Нужно уйти как можно дальше от поселка. Выходить на трассу я не рискую — по асфальтированной дороге через лес рулю в сторону Щучьего озера. Велосипед придется бросить, — потом куплю полковнику новый. Средства от собак у меня нет. Я искал у Ольги на кухонных полках хотя бы пакетик красного или черного перца, но так ничего и не нашел. Если на место приведут кинолога, то собака по моим следам притащит полицейских к воронке, где я прятал велосипед. Значит, надо от него избавиться.
Проезжаю Щучье озеро с правой стороны и миную спящую турбазу. Вдоль берега видны разноцветные палатки. Забираю дальше вправо и по дороге, ведущей в сторону Большого Симагинского озера, углубляюсь в лес. Ночью, особенно белой ночью, ехать по лесной дороге — одно удовольствие, жаль только, что она вдрызг разбита. Еще мистер Черчилль высказал в свое время интересную мысль: «В России нет дорог — есть направления…» Ничего с тех пор не изменилось. Через полчаса пересекаю трассу на Первомайское и спускаюсь к озеру.
Выбрав местечко поудобнее (подальше от каких бы то ни было туристов), разбираю велосипед. В первую очередь разрезаю покрышки и забрасываю их как можно дальше от берега. Потом летят в озеро колеса и рама. Немного подумав, решаю пистолет оставить пока при себе. Дело еще не закончено. Устраиваю пятизвездочный отель из еловых лап в песчаной воронке. Надо маленько подремать.
Прикемарил я плотно. Проснулся в восемь утра. Поднимаюсь и озираю окрестности.
Все спокойно. Ухожу глубже в лес и, найдя ручеек, привожу себя в порядок: тщательно умываюсь и бреюсь электрической дорожной бритвой. Побрызгавшись одеколоном, стаскиваю с себя спортивную одежду, зарываю ее в песок. Теперь у меня вид мирного дачника, проведшего ночь в собственном доме и с утра собравшегося в город. Выхожу к автобусной остановке. В моем рюкзачке, между прочим, теперь сто пятьдесят тысяч долларов, и ни центом меньше. Везет же некоторым… Правда, и «грязный» ствол наличествует, но он мне еще нужен, а доставать другой — некогда.
Автобусом добираюсь до Зеленогорского железнодорожного вокзала, где беру частника. Едем в Сестрорецк. Из Сестрорецка на маршрутном такси возвращаюсь в Питер.
Первым делом отправляюсь по нужному мне адресу. Это в Купчине. Нахожу девятиэтажный «кораблик» сто тридцать седьмой серии и поднимаюсь на седьмой этаж. Розовая кнопка звонка. Звоню, тут же пальцем смазывая с кнопки свой отпечаток.
— Кто? — раздается из-за двери голос с характерным акцентом.
— Легавые… — шучу я, глядя в затемненный глазок.
Слышу нечленораздельное бурчание, и дверь открывается.
— Тэбэ кого? — интересуется кавказец с помятой после пьянки рожей.
— Тебя и остальных, естественно… — усмехаюсь я. — Ну что? Так и будем через порог разговаривать? — уже зло спрашиваю я.
— Ну, заходы… — удивленно говорит он, пропуская меня в коридор.
Кидаю взгляд на кухню — там никого. Топаю в большую комнату.
— Э!.. Слюшай! Ты к кому, парэнь?! — продолжает удивляться зверек.
Не отвечая, вхожу в комнату. За столом еще двое пьют чай. Ставлю рюкзачок на стол. Абреки смотрят на меня с удивлением.
— Привет, орлы! — здороваюсь с ними и оборачиваюсь к открывшему мне дверь: — Я от Бенгала… Давай собирай остальных. Будете получать премию.
Не дожидаясь ответа, начинаю выкладывать из рюкзака увесистые пачки долларов.
Я, конечно, здорово рискую — вполне возможно, что они уже знают об убийстве их шефа, но фактор неожиданности и куча денег, подтверждающая мои добрые намерения, должны сработать.
Зверек у меня за спиной удивленно крякает и уже весело говорит:
— Вот это гост! Какой гост с утра! Сидящие за столом при виде такого количества баксов цокают языками, их настороженность улетучивается прямо на глазах. Значит, они еще не в курсе относительно происшедшего в Комарове.
Зверек уходит звать остальных.
— Премия большая. Никто не будет в обиде, — улыбаясь, говорю сидящим за столом.
Они завороженно глядят на кучу долларов. Из других комнат подтягиваются остальные. Всего их семеро.
— Все в сборе? — спрашиваю того, кто открыл мне дверь.
Тот кивает. Показываю рукой на большой диван:
— Давайте туда. И строго по списку…
Абреки послушно устраиваются на диване, и даже двое из-за стола пересаживаются к ним. Ну прямо детский сад, а не бандиты.
— Сейчас огласим список, — говорю строго и снова лезу в рюкзак. На свет появляется трудолюбивый «стечкин». Длинной очередью выкашиваю зверьков начисто.
Складываю пачки баксов обратно в рюкзак и осматриваю квартиру. После тщательного обыска нахожу оружие. Несколько акээмов, три «макара» с глушителями, несколько гранат Ф-1 с запалами, две «Беретты-92» и один «Глок-18» с глушителем. Плюс куча обойм ко всем стволам. Приготовились парни неслабо. Беру себе только «Глок» — с него почти не снята смазка, — один ПБМ и обоймы к оружию. Меняя частников, добираюсь до Озерков. Только успеваю спрятать оружие и деньги, как звонит телефон.
— Капитан Егоров. Здравствуйте, — у капитана сухой, официальный голос.
Легок на помине. Только что о нем вспоминал.
— Собственно, не за что, — пытаюсь я отшутиться. Не люблю вести серьезные разговоры по телефону.
— Вас понял, — говорит полковник, сразу повеселев. — Но как будем жить дальше?
— А дальше — больше и лучше… — смеюсь я, убедившись, что он меня понимает.
— Будь осторожен, Герасим, я тебя очень прошу. — Он делает паузу, потом, кашлянув, говорит: — Ради Оли, будь осторожен.
— Спасибо, Владимир Андреевич, — благодарю его. — Я постараюсь.
— Надеюсь, скоро увидимся, — говорит полковник твердым голосом.
— Обязательно увидимся. Выздоравливайте!
Кладу трубку. Рывком поднимаюсь и топаю в душ. Через пять минут завариваю кофе и готовлю себе яичницу с колбасой. Я заканчивал ужин, когда от калитки позвонили. В сенях, справа от входных дверей, — небольшое окошечко, смотрю в него и вижу у калитки капитана милиции, с которым познакомился утром. Принесла нелегкая… Чертыхаясь, иду открывать. Кэп, хмурый и сосредоточенный, терпеливо ждет. Он без служебной машины и один.
— В чем дело, капитан? — спрашиваю его, улыбаясь. — Что-нибудь случилось?
Я, конечно, догадываюсь, почему капитан такой грустный. Работы я ему сегодня подбросил достаточно. Полицейский смотрит на меня испытующе. Улыбкой на улыбку отвечать не желает. Ничего, мы не гордые.
— Можно пройти? — спрашивает он.
— Разумеется. Никаких проблем, — говорю, открывая калитку, и пропускаю полицейского во двор.
Проходим в дом. Пригласив его в кухню, ставлю на плиту кофейник. Опер занимает свое утреннее место. Видок у него чахлый.
— Хотите перекусить? — предлагаю ему.
— Нет, что вы, не стоит… — возражает он и, пошарив по карманам, вытаскивает сигареты.
— Опера всегда ходят голодные, — смеюсь я и приготавливаю ему такую же яичницу с колбасой, как и себе недавно.
— Хмурый… — вдруг роняет опер у меня за спиной.
Я не оборачиваюсь, услышав свою кличку, и не напрягаюсь.
— Что вы сказали? — спрашиваю его как ни в чем не бывало, перекладывая яичницу со сковородки в тарелку и одновременно приглядывая за кофейником.
— Нет… Я так… Ничего… — говорит опер. Похоже, пронесло.
Снимаю с плиты кофейник и наливаю капитану кофе.
— Сейчас подзаправитесь, — подмигиваю ему.
Опер кисло улыбается, отложив сигарету в пепельницу и беря чашку двумя руками.
— У вас здесь все в порядке? — спрашивает он, наклонившись к чашке и косясь на меня исподлобья.
— Пока все нормально, — отвечаю. — Навестили Владимира Андреевича, потом я по вашему совету отвез Олю в безопасное место — к сестре жены полковника. Теперь вот сторожу дом…
Капитан рассеянно кивает.
— Я рад, что пока все хорошо, — бубнит он, думая о чем-то своем. Взгляд у него какой-то отсутствующий.
— Сейчас я вам сделаю салат из огурчиков и помидорчиков, — обещаю ему, открывая холодильник.
— Спасибо большое. И так достаточно… — вяло возражает опер.
— Ничего — стерпите. Витамины никому еще не вредили… — говорю, доставая овощи из холодильника. — Жаль, нет укропа…
— Спасибо. — Капитан, вооружившись ножом и вилкой, принимается за еду.
Быстро приготовив салат, заливаю его сметаной.
Пододвигаю открытую хлебницу.
— Очень вкусно. Спасибо, — благодарит полицейский, уплетая за обе щеки. — У вас странные шрамы на груди и спине. Это откуда? — спрашивает он как бы между прочим.
Черт! Я не успел накинуть рубашку и разгуливал перед ним в одних брюках и тапочках.
— А, ерунда, — бросаю небрежно и выхожу в другую комнату — одеться. Шрамов у меня действительно хватает: два — от пуль и четыре резаных — от тесаков. У каждой отметины — своя история, но обо всем этом пока необходимо забыть. Одевшись, возвращаюсь в кухню.
— Вы где-то служили? — интересуется капитан, не желая менять тему. Он почти уже расправился с едой.
— Спецназ ВДВ, — лаконично отвечаю ему, закуривая сигарету.
— А… Вот оно что… — Капитан смотрит на меня с нескрываемым уважением. — Извините…
— За что же извиняться? — Меня немного смешит его подчеркнутая вежливость. Удивительно такое слышать от матерого мента.
Кэп, покончив с едой, сам моет тарелку и чашку в раковине. Поставив чистую посуду на буфет, возвращается на свое место.
— Благодарю вас, — говорит он и закуривает.
Я спокойно жду, что будет дальше.
— Представляете, — начинает он, глубоко затянувшись и выпустив дым, — кто-то вплотную занялся людьми Бенгала…
Я делаю удивленное лицо, стряхивая пепел.
— Кто же это может быть? .
Кэп пожимает плечами и вдруг усмехается:
— Кто бы он ни был, ему можно только пожелать удачи.
«Что же у тебя все-таки на уме?» — думаю я, с возрастающим интересом глядя на опера.
— И чего же удалось добиться этим ребятам? — интересуюсь я.
— Трупов уже выше крыши. Всего за один неполный рабочий день, — хмыкает капитан, хитро поглядывая на меня. — Кто-то валит кавказцев штабелями, и черт его знает, что будет дальше. А может, вы, Герасим, в курсе, чего ожидать нам, операм?..
— Вряд ли я сумею вам чем-нибудь помочь, но судя по вашим же рассказам о банде этого… как его… Бенгала… желающие его прикончить не остановятся, пока не доведут дело до конца, — размышляю вслух.
— Послушайте, Герасим, — кэп наклоняется ко мне через стол, — вы очень похожи по описанию на одного человека, который совершил в городе всего за два дня целый фейерверк преступлений.
— Вот уж никогда бы не подумал, что у меня криминальная внешность, — говорю, усмехаясь. — И что же это за преступления?
Капитан откидывается на спинку стула и пристально смотрит мне в глаза. Глубоко затягивается сигаретой и вдруг заливается веселым мальчишеским смехом. Я тоже улыбаюсь. Этот капитан еще тот типчик… Умный, зараза, чертовски умный опер.
— Хорошо, очень хорошо, — говорит он, отсмеявшись. — Я теперь более чем уверен в своих догадках. Но пусть так и будет… — Он встает, надевает фуражку. — Я тоже когда-то служил в ДШБ… Четыре месяца жарился в Афгане…
Капитан протягивает мне руку. Крепко пожимаем друг другу лапы. Хватка у опера железная. Молча идем к выходу. Кэп вдруг останавливается.
— Можно дать вам один совет, Герасим? — как-то странно спрашивает он.
— Конечно.
— Запоминайте… — И опер зачем-то перечисляет названия медицинских препаратов, которые, дескать, можно купить теперь в аптеке.
Я удивленно смотрю на него:
— Я совершенно здоров.
— Не то… — отмахивается опер. — Вы запомнили?
Я повторяю названия. Кэп удовлетворенно кивает.
— Когда купите все это, то соотношение жидкостей следующее… — И он объясняет, что нужно делать с этими лекарствами и как их правильно смешать. Не понимаю, к чему он клонит, но слушаю его очень внимательно.
— Я все запомнил, — заверяю капитана. — Но зачем мне это?
— Тест на микрочастицы пороха у вас на руке вы не пройдете. Поэтому примите к сведению, — опер усмехается. — У вас, Хмурый, прекрасные нервы. И вообще вы делаете то, что я хотел бы делать сам, но не могу. Я по другую сторону. Впрочем, в этой войне я с вами…
Не прощаясь, он выходит во двор. Я смотрю с крыльца ему вслед. Он не побоялся прийти один, хотя был уверен, что я именно тот, кого ищет его ведомство. Взглянув на свою правую руку, вижу: действительно, порошинки пробили тонкую резину перчаток и въелись в кожу. Усмехаюсь: этот полицейский далеко пойдет.
На часах половина десятого вечера, но на улице светло, как днем. Белые ночи в городе Питере.
На ночь глядя собираюсь прокатиться за город. Дли лета я одеваюсь несколько странновато: темные, плотно облегающие джинсы, поверх них — широкие спортивные брюки. На мне также темные кроссовки под замшу, белая футболка с высоким воротником, сверху — черная рубашка из джинсовой ткани (воротник подогнут внутрь, пуговицы расстегнуты до середины груди). Натягиваю еще и синюю спортивную ветровку с капюшоном. Молнию куртки застегиваю так, чтобы видна была только белая футболка. На голове у меня темная бейсболка с длинным козырьком. В небольшой молодежный рюкзачок запихиваю полотенце, туалетные принадлежности, какую-то книжку в мягком переплете, которую позаимствовал из библиотечки полковника. Глушитель и пистолет по отдельности — за пояс джинсов. У полковника имеется спортивный велосипед, его я и вывожу во двор. Заперев дом, качу к железнодорожной станции Удельная.
Для позднего времени народу на платформе — не протолкнуться. Летний период! Владельцы приусадебных участков, нагруженные саженцами, досками, сумками и рюкзаками немыслимых размеров, прут на «отдых».
У нас в России отдыхать означает строить свой сарай за городом, ковыряться на огороде и пить горькую. Купив билет, маюсь в толпе полупьяных дачников, ожидая электрички. По перрону ковыляет жирная неопрятная тетка с большой корзиной, предлагая сомнительного вида пирожки с мясом. Этими образчиками вокзальной кулинарии я не стал бы кормить даже бездомных собак. Жалко песиков.
Четверо мужиков, однако, покупают эти пирожки на закусь в дороге. С ними, я думаю, ничего не случится — судя по их фиолетовым носам, мужики настолько проспиртованы, что никакая отрава их не возьмет. Стоя рядом с ними, ощущаешь крепчайший дух невыветриваемого алкоголя и термоядерных сигарет отечественного производства.
Подходит электричка. Я пережидаю, когда основная масса «курортников» занесет свои пожитки в вагон. Повалив чье-то огромное оцинкованное ведро, как будто специально поставленное в проходе и набитое тяпками и совочками, пристраиваю наконец свой велосипед в тамбуре у стены, поставив его «на дыбы».
— Можно и поаккуратней! — рычит обиженный хозяин сбитого мной ведра.
Мужику лет сорок, на мясистом носу большие, в роговой оправе очки.
— Можно, но трудно, — усмехаюсь я и придерживаю свой транспорт, чтобы он не грохнулся кому-нибудь на голову.
Напротив меня на небольшом рюкзачке примостилась молоденькая девчушка. У нее на коленях сумка, откуда неожиданно высовывается забавная мордочка таксы. Собака с любопытством рассматривает рассерженного мужика в очках. Подумав немного, она тявкает на него разок-другой и снова прячется в сумку. Девчонка весело смеется.
— Расплодили собак, мать вашу, прохода от них нет… — бормочет мужик с ненавистью. — Выродки!
Девчушка с наивным удивлением косится на мужика. Что ж тут удивляться, милая. Злобы в людях за годы «реформ» накопилось достаточно. И все-таки, тятенька, вести себя следует скромнее. По крайней мере, в публичных местах.
Электропоезд тронулся. Оставляю велосипед у стенки и, сделав шаг, резко сдергиваю очки с носа мужика.
— Если тебе, мешок с тухлыми костями, не нравится то, что ты видишь каждый день, — говорю ему мягко и с любезным оскалом, — то я, как окулист-кооператор, бесплатно могу выдавить твои шнифты прямо здесь и сейчас.
Водружаю очки на место и, похлопав мужика по дряблой щеке, улыбаюсь:
— Подумай, родной, ведь бесплатно… Мужик, подхватив свои манатки и ни слова не говоря в ответ, ломится в забитый народом вагон. Гремят железки в его дурацком ведре.
Пожилая пара тихо засмеялась ему вслед. Такса снова высунулась из сумки и победно тявкнула.
Выгружаюсь на платформе в Комарове. Первая мысль на свежем воздухе: нужно обязательно купить машину. Права у меня есть, денег трофейных уже вполне достаточно для приобретения транспорта посерьезней, чем велосипед.
Пролетаю по пустынным в этот час улочкам дачного поселка. Народ разошелся по домам.
Нахожу нужную улицу и проезжаю по ней до конца, к лесу. Улицы здесь не асфальтированы, а плотно утрамбованы местным грунтом. Немного пыльные, усеянные прошлогодней хвоей. Низкие кустики вереска подступают из леса вплотную к дорогам. Раньше тут можно было, выйдя из дома и не углубляясь в лес, набрать корзину черноголовых боровиков за двадцать минут, а сейчас в окрестных лесах все вытоптано несметными полчищами городских грибников и ягодников. В тех укромных уголках, где по осени после первых заморозков мы собирали белые грузди и волнушки, папоротник полег под ногами сотен тысяч искателей даров леса.
Засекаю номер дачи, которая мне нужна. Во дворе за низким заборчиком две иномарки — японские. В этом тихом уголке и снимает дачу Бенгал, если верить его дружкам, которые теперь уже просто удобрение. Не стоило тебе, Бенгал, сюда приезжать. Скоро ты в этом убедишься.
Углубляюсь в лес, ведя велосипед за руль. Хочу пока его припрятать. Найдя воронку от авиабомбы, прячу в ней свой транспорт. Начало двенадцатого. Все еще светло. Темнее и не будет, но делать нечего, с природой не поспоришь.
Собираю «стечкина», навинчиваю глушитель. Проверяю работу затвора, подачу патронов из обоймы в казенник. Удостоверяюсь, что машинка работает как надо, кладу ее возле себя на рюкзачок. Закинув руки за голову, лежу, глядя в чистое небо. Хорошо так лежать, не думая ни о чем хреновом в этой жизни. Через час слышу попискивание таймера. Смотрю на часы. Пора заняться делом. Покурив, затаптываю окурок в песок, оправляюсь. Из рюкзачка достаю тонкие лайковые перчатки. Иду в поселок, подсунув пистолет под куртку. По дороге никого из отдыхающих не встречаю. Уже легче. В поселке лениво брешут собаки. Вот и нужный мне дом. Большой, но одноэтажный. Готовят на ночь шашлычки. Отворяю калитку и, пройдя между машин, направляюсь прямо в дом. Один из абреков замечает меня.
— Эй, парэн? Ты к кому?!
— К друзьям, — бросаю в ответ, поднимаясь на крыльцо.
Краем глаза вижу, как он, что-то сказав приятелю, быстро идет к дому. Я уже в коридоре. Несколько шагов — и оказываюсь в большой гостиной, обставленной удобной мягкой мебелью. В комнате четверо, расселись по углам, кто в креслах, кто на диванах. Все они пузатые, с круглыми жирными лицами и, конечно же, при золотых цепях, перстнях, браслетах. В общем, все как положено солидным бандитам от коммерции.
Большая четверка смотрит на меня с недоумением. Вслед за мной в гостиную влетает парень из сада.
— Я тэбя спрашивал?.. — говорит он мне в спину и осекается, ожидая, как будут реагировать на мое появление хозяева. Может, они меня действительно пригласили. В воздухе запах дорогого одеколона. Скоро здесь запахнет порохом. У всех четверых в руках тонкие высокие бокалы с янтарным вином. Смотрю через плечо на охранника.
— Я же сказал: я друг… Но только не ваш… — объясняю ему.
Парень соображает туго, он хмурится, пытаясь догнать сказанное мной.
Ударом правой ноги под горло отбрасываю тупицу к порогу комнаты. «Стечкин» у меня в руке готов к действию. Странно, однако, почему так мало охранников? Или я кого-то проглядел?
У одного из кавказцев из руки выпадает бокал, но не разбивается, — пол застелен пышным импортным паласом. Дальняя стена — сплошь стеклянная. Широкие раздвижные двери выходят на веранду. Вот как раз со стороны веранды и слышится топот ног — в дверях появляется второй охранник, держа в обеих руках по пучку шампуров с уже готовыми шашлыками. Он застывает на пороге, глядя на пистолет в моей руке.
АПСБ плюется свинцом, две тяжелые пээмовские пули дырявят грудь любителя шашлыков, он отлетает на веранду, навеки потеряв аппетит.
Мои намерения теперь ясны, кажется, всем присутствующим. Четверка сидит молча, засунув языки в задницы.
— Кто из вас Бенгал? — спрашиваю их. В ответ — молчание. За спиной начинает шевелиться, приходя в себя, первый охранник. Резко заведя руку назад, двумя выстрелами успокаиваю его теперь уже окончательно.
— Говоришь ты! — навожу ствол на дальнего от меня, сидящего, в кресле.
Он нервно сглатывает слюну и икает.
— Ях-ха… — вырывается у него из горла хрип, но мужик, кашлянув, тут же поправляется: — Я хочу сказать, что здэс Бенгала нэт.
Я саркастически усмехаюсь.
— И где же он, неуловимый и властвующий? — интересуюсь у него.
— Я нэ могу сказат… — отвечает он. «Стечкин» клацает и сплевывает гильзу на пол. На месте носа у хрипуна теперь зияет приличная дыра от пули. Не очень эстетично получилось, но что поделаешь.
— Теперь ты… — целюсь в следующую жертву, довольно, надо отметить, упитанную. Нервы у пузана не выдерживают, и он указывает пальцем на господина в сером костюме, сидящего на диване.
— Что ты на это скажешь? — спрашиваю «серого кардинала».
Тот глядит на толстяка с ненавистью:
— Я скажу… Этот мраз — сын ишака и сам ишак! И я его маму… И его сэстра…
Толстяк вскакивает.
— Да я твою… — начинает он.
— Сидеть, сука! — рычу на него. — А ты заткнись! — говорю более спокойно Бенгалу, видя, как оба вздрогнули от окрика.
Забывшие на миг о моем присутствии, они затыкаются, снова уставившись на срез глушителя АПСБ.
Замечаю на маленьком столике полароид. Беру его левой рукой и делаю снимок с каждого из присутствующих.
— На память… — поясняю им. — Один вот только не очень удачно получился…
Фотки раскладываю подсыхать на столике рядом с камерой.
Вновь «стечкин» в работе, дырявлю еще двоих, — в каждого по три пули.
— Что ты хочэш? — взвизгивает Бенгал. — Дэнэг?
Я молча наблюдаю за ним, пытаясь про себя решить, как могла эта сволочь залезть к нам и так тут отлично устроиться на карманах и жизнях наших граждан, когда уже все знают, как выгоняли русских из республик Закавказья, как издевались и насиловали наших женщин и глумились над безоружными мужчинами… Почему эти суки живут у нас и процветают?
— Я дам тебе дэнэг! — обещает Бенгал и быстро достает из-под дивана дипломат.
Я не мешаю ему. Зачем? Даже если у него в дипломате оружие, ну что же, пусть попробует им воспользоваться.
Бенгал, бросив кейс на диван рядом с собой, снова смотрит на меня.
— Мне нужен не ты…— поясняю тихо. — Мне нужны твои люди. Те, кто исполняет…
Я говорю правду. Он мне уже не нужен, раз находится здесь…
А вот с его бойцами я бы еще позанимался.
На смуглом лице Бенгала появляется что-то вроде улыбки:
— Э-э… Что тэбэ до этих ишаков?
— Они мне нужны, Бенгал… — говорю, все так же не повышая голоса.
Даже к своим людям этот подонок относится по-скотски. Человечество для него делится на «богатых и знатных» (таких, как он) и рабов.
— Эсли тэбэ нужны эты бараны, я скажу тебе… — охотно соглашается Бенгал. — По-чэму нэ сказат хорошэму чэловэку, эсли он просыт… Я жэ выжу, ты настоящый джигыт!
— Говори, Бенгал, говори, — тихо подбадриваю его.
И он говорит. Теперь я знаю еще два места, где можно найти его боевиков. Бенгал между тем пытается заинтересовать меня, обещая очень большие деньги, эти монеты он готов с превеликим удовольствием подарить мне, как лучшему из лучших, и т. д. и т. п. — лишь бы я отпустил его целым и невредимым. С усмешкой слежу за его волосатыми лапами, как они суетливо мечутся по крышке кейса, пытаясь нащупать замки. Он что-то невнятно бормочет и вдруг, резко выдернув руку из дипломата, нацеливает на меня ПМ.
Шаг вправо — ухожу с линии огня. Мой «стечкин» пока молчит, Бенгал давит на курок. Хрен там. Он забыл снять пистолет с предохранителя. Даю ему время исправить ошибку. Делаю шаг влево и, не сводя глаз со ствола «Макарова», резко приседаю. Бах! Бах! Бах! Три выстрела подряд. Перекатом ухожу влево и, мгновенно поднявшись, отскакиваю вправо. Две пули дырявят спинку дивана в том месте, где я только что находился. Пируэт и прыжок в сторону двери. . Бросаюсь на пол. Гремят последние два выстрела. Я спокойно поднимаюсь и с улыбкой гляжу на Бенгала. Он стоит около дивана, стискивая обеими руками свой теперь уже бесполезный ПМ. Ствольная коробка пистолета ушла в крайнее заднее положение. Значит, девятого патрона в стволе не было. Тем лучше. Я дал зверьку шанс, но он не сумел его реализовать.
Бенгал, опуская ствол, смотрит на меня с недоумением и восклицает:
— Шайтан!
Мой ход. Резко приседаю и стреляю снизу вверх, чтобы шальные пули не залетели в соседние дома. «Стечкин» клацает, и бесшумная серия разносит череп Бенгала вдребезги. От ударивших по окнам пуль лопаются стекла на веранде. Пора уходить. Шума в доме было достаточно. Забираю кейс и выхожу на улицу, надвинув козырек бейсболки на глаза. Тишина, соседи, похоже, ничего не слышали. Деревянные стены дома приглушили звук выстрелов. Добираюсь до своего велосипеда и объезжаю поселок по краю. Деньги я переложил в рюкзак, а кейс выкинул.
Нужно уйти как можно дальше от поселка. Выходить на трассу я не рискую — по асфальтированной дороге через лес рулю в сторону Щучьего озера. Велосипед придется бросить, — потом куплю полковнику новый. Средства от собак у меня нет. Я искал у Ольги на кухонных полках хотя бы пакетик красного или черного перца, но так ничего и не нашел. Если на место приведут кинолога, то собака по моим следам притащит полицейских к воронке, где я прятал велосипед. Значит, надо от него избавиться.
Проезжаю Щучье озеро с правой стороны и миную спящую турбазу. Вдоль берега видны разноцветные палатки. Забираю дальше вправо и по дороге, ведущей в сторону Большого Симагинского озера, углубляюсь в лес. Ночью, особенно белой ночью, ехать по лесной дороге — одно удовольствие, жаль только, что она вдрызг разбита. Еще мистер Черчилль высказал в свое время интересную мысль: «В России нет дорог — есть направления…» Ничего с тех пор не изменилось. Через полчаса пересекаю трассу на Первомайское и спускаюсь к озеру.
Выбрав местечко поудобнее (подальше от каких бы то ни было туристов), разбираю велосипед. В первую очередь разрезаю покрышки и забрасываю их как можно дальше от берега. Потом летят в озеро колеса и рама. Немного подумав, решаю пистолет оставить пока при себе. Дело еще не закончено. Устраиваю пятизвездочный отель из еловых лап в песчаной воронке. Надо маленько подремать.
Прикемарил я плотно. Проснулся в восемь утра. Поднимаюсь и озираю окрестности.
Все спокойно. Ухожу глубже в лес и, найдя ручеек, привожу себя в порядок: тщательно умываюсь и бреюсь электрической дорожной бритвой. Побрызгавшись одеколоном, стаскиваю с себя спортивную одежду, зарываю ее в песок. Теперь у меня вид мирного дачника, проведшего ночь в собственном доме и с утра собравшегося в город. Выхожу к автобусной остановке. В моем рюкзачке, между прочим, теперь сто пятьдесят тысяч долларов, и ни центом меньше. Везет же некоторым… Правда, и «грязный» ствол наличествует, но он мне еще нужен, а доставать другой — некогда.
Автобусом добираюсь до Зеленогорского железнодорожного вокзала, где беру частника. Едем в Сестрорецк. Из Сестрорецка на маршрутном такси возвращаюсь в Питер.
Первым делом отправляюсь по нужному мне адресу. Это в Купчине. Нахожу девятиэтажный «кораблик» сто тридцать седьмой серии и поднимаюсь на седьмой этаж. Розовая кнопка звонка. Звоню, тут же пальцем смазывая с кнопки свой отпечаток.
— Кто? — раздается из-за двери голос с характерным акцентом.
— Легавые… — шучу я, глядя в затемненный глазок.
Слышу нечленораздельное бурчание, и дверь открывается.
— Тэбэ кого? — интересуется кавказец с помятой после пьянки рожей.
— Тебя и остальных, естественно… — усмехаюсь я. — Ну что? Так и будем через порог разговаривать? — уже зло спрашиваю я.
— Ну, заходы… — удивленно говорит он, пропуская меня в коридор.
Кидаю взгляд на кухню — там никого. Топаю в большую комнату.
— Э!.. Слюшай! Ты к кому, парэнь?! — продолжает удивляться зверек.
Не отвечая, вхожу в комнату. За столом еще двое пьют чай. Ставлю рюкзачок на стол. Абреки смотрят на меня с удивлением.
— Привет, орлы! — здороваюсь с ними и оборачиваюсь к открывшему мне дверь: — Я от Бенгала… Давай собирай остальных. Будете получать премию.
Не дожидаясь ответа, начинаю выкладывать из рюкзака увесистые пачки долларов.
Я, конечно, здорово рискую — вполне возможно, что они уже знают об убийстве их шефа, но фактор неожиданности и куча денег, подтверждающая мои добрые намерения, должны сработать.
Зверек у меня за спиной удивленно крякает и уже весело говорит:
— Вот это гост! Какой гост с утра! Сидящие за столом при виде такого количества баксов цокают языками, их настороженность улетучивается прямо на глазах. Значит, они еще не в курсе относительно происшедшего в Комарове.
Зверек уходит звать остальных.
— Премия большая. Никто не будет в обиде, — улыбаясь, говорю сидящим за столом.
Они завороженно глядят на кучу долларов. Из других комнат подтягиваются остальные. Всего их семеро.
— Все в сборе? — спрашиваю того, кто открыл мне дверь.
Тот кивает. Показываю рукой на большой диван:
— Давайте туда. И строго по списку…
Абреки послушно устраиваются на диване, и даже двое из-за стола пересаживаются к ним. Ну прямо детский сад, а не бандиты.
— Сейчас огласим список, — говорю строго и снова лезу в рюкзак. На свет появляется трудолюбивый «стечкин». Длинной очередью выкашиваю зверьков начисто.
Складываю пачки баксов обратно в рюкзак и осматриваю квартиру. После тщательного обыска нахожу оружие. Несколько акээмов, три «макара» с глушителями, несколько гранат Ф-1 с запалами, две «Беретты-92» и один «Глок-18» с глушителем. Плюс куча обойм ко всем стволам. Приготовились парни неслабо. Беру себе только «Глок» — с него почти не снята смазка, — один ПБМ и обоймы к оружию. Меняя частников, добираюсь до Озерков. Только успеваю спрятать оружие и деньги, как звонит телефон.
— Капитан Егоров. Здравствуйте, — у капитана сухой, официальный голос.
Легок на помине. Только что о нем вспоминал.