Видимо, гарпия все-таки была одна. То ли она оказалась слишком злобной, то ли давно никто не забредал в ее владения и оттого чудовище оголодало сверх всякой меры, но оно расправило крылья, взвилось в воздух и ринулось на людей.
   Волна удушливого смрада чуть не заставила Каэтану потерять сознание. Она чувствовала, что ее вот-вот вывернет наизнанку, и слезы потоками бежали из глаз. Каэ увидела, что сходная реакция была и у других ее спутников. Все явно ощутили острый приступ дурноты и слабости, отчего противостоять гарпии было сложно.
   Бордонкай, решительно шагнув вперед, подхватил копье, выпавшее из ослабевших ручек Воршуда. Гарпия с отвратительными криками неслась на оторопевших друзей, извергая большие куски помета.
   Великан расставил ноги, выставил копье вперед и, когда тварь спикировала на него, изо всех сил вонзил острие в самую середину дряблого тела.
   Гарпия завизжала так, что у людей заложило уши. Она билась и металась, скалила острые зубы, которые еще более жутко выглядели на старушечьем лице, и пыталась освободиться от острого жала, терзавшего ее плоть.
   Невзирая на сопротивление твари, Бордонкай насадил ее на копье так, что оно прошло насквозь. Невероятно живучая гарпия билась и кричала, и тогда гигант размахнулся и метнул копье с насаженной на него тушей в ствол ближайшего дерева.
   От страшного удара гарпия содрогнулась всем тело и застыла, словно намертво пришпиленная громадной булавкой. Она издала несколько протяжных воплей и наконец затихла. Ее голова на длинной шее бессильно свесилась вниз.
   Бордонкай подошел к дереву и выдернул копье. Он несколько раз сильно ударил древком о землю, пока тело гарпии не соскочило и не осталось валяться грудой заскорузлых перьев.
   – Ну и падаль, – с чувством сказал Джангарай. – Меня сейчас вытошнит.
   Они обошли труп гарпии стороной, не желая даже вспоминать о том, что приключилось с ними.
   – А ведь это только начало Аллефельда, мы даже болото не пересекли, – сказал Ловалонга. – Дальше, если верить легендам и рассказам трикстеров, будет еще хуже.
   – Хуже, знаете ли, быть не может, – сварливо заметил альв, который стал гораздо бодрее себя чувствовать после того, как копье понес Бордонкай. А тому пришлось и по руке, и по душе увесистое копье с широким наконечником – о такую тварь, как гарпия, было бы жаль марать обожаемую секиру.
   – И никак не избежать болот? – уныло спросил у аллоброга Бордонкай.
   – Никак. Поверь, я и сам не люблю ходить по болотам.
   – Понятно, – печально пробасил гемерт. Они шли до самой темноты и наконец выбрались на широкую прогалину. Здесь было сыро и влажно. В сгущающейся темноте загудели назойливые комары. Раздались громкие крики ночных птиц.
   – На открытом пространстве еще можно было бы идти, – сказал талисенна, – но в лесу уже ничего не видно. Подождем до света, а там опять двинемся в путь.
   – А трикстеры? – спросил Джангарай.
   – В эту часть леса они уже не суются. Они не стали разводить костер и тут же свалились где стояли, оставив на страже неутомимого Бордонкая.
 
   Трикстеры оставались на месте еще ровно час, а затем гнулись в погоню, напрочь забыв о том, что видели хромого человека в буром плаще. Они не догадывались, что это он украл их воспоминания о встрече в лесу, как не догадывались, что он же направил погоню в противоположную сторону.
   Размахивающий мечом Маннагарт, его военачальники и разъяренные воины вернулись в селение, оседлали своих скакунов и бросились прочесывать лес в той стороне, где находился караванный путь в Урукур. Направиться на болота не пришло в голову никому из варваров.
   Хромой печальный человек даже не улыбнулся, когда погоня вылетела из ворот селения и припустила во весь опор, и тяжелым шагом двинулся прочь. Но он не прошел в глубь леса и полкилометра, как дорогу ему заступили двое высоких мужчин в черных доспехах.
   – Как дела, Гайамарт? – обратились они к хромому.
   – Выслал погоню за вашей беглянкой.
   – То есть как погоню? – грозно надвинулся на хромого рыжеволосый зеленоглазый собеседник.
   – Они убили Муругана и сбежали, вам надо было прийти пораньше.
   – А ты для чего же был приставлен?
   – Вы не предупреждали меня, каких искусных войнов возьмут в плен мои варвары.
   – Послушай, Гайамарт, – холодным тоном произнес желтоглазый черноволосый воин, на боку которого висел черный, без единого блика меч. – Ты, помнится, не хотел покидать Арнемвенд. И хотел жить.
   – Я не хочу становиться поперек дороги у неизбежности.
   – Ты сам выбрал свою судьбу, когда согласился жить в Аллефельде, под властью Кодеша.
   – Согласился. Тогда, – зло ответил Гайамарт. – А теперь, если Кодеш является настоящим владыкой этих лесов, пусть он и решает проблему.
   – Это не проблема, – сказал рыжеволосый. Но особой уверенности в его голосе не было.
   – Конечно, не проблема, особенно для вас, – испытующе глянул на него хромой.
   – Издеваешься? – грозно спросил воин.
   – Куда мне, убогому, – недобро сверкнул глаза Гайамарт.
   – Странный ты бог – убогий, – улыбнулся желтоглазый. – Не обессудь, но мне придется сказать Лахаталу, что ты не оправдал наших надежд.
   – Скажи, конечно, скажи. А еще скажи Верховному владыке, что это все-таки его головная боль и не нужно перекладывать ее на других.
   – На твоем месте я бы поменьше ехидничал, – посоветовал рыжий.
   – Посмотрим, Арескои, что ты будешь делать, когда окажешься на моем месте, – печально проговорил Гайамарт и шагнул в пространство, которое услужливо распахнулось перед ним.
 
   Трое беседуют под сенью старого дуба в самой чаще леса. Двое похожи на людей – воины в черном, закутанные в плащи, высокие и статные. Только один из них смугл и черноволос, а другой бледен, и рыжие кудри языками пламени окружают его спокойное надменное лицо. Третий же – темнокожий исполин в одеянии из звериных шкур, пальцы его рук заканчиваются кривыми когтями, а сплетенные рога на голове образуют подобие странной короны.
   – Ты уверен, что она ничего не помнит? – спрашивает рыжий у черноволосого.
   – Не знаю, Арескои, – Отвечает тот. – До сих пор она вела себя достаточно глупо, и мне кажется, что ее успехи – это случайность. Да и о каких успехах можно говорить вообще: она не прошла и трети пути, а их уже взяли в плен.
   – Ну, это как раз моя заслуга, – бросает Арескои.
   – Они освободились, – змеей шипит рогатый.
   Черноволосый невесело и как-то неопределенно смеется.
   – Тебе же лучше, Кодеш, тебе же лучше. И у тебя есть возможность отличиться. Им не остается ничего другого, как двигаться через Аллефельд, а затем и через Ангех, – а там они в твоей власти и во власти старшего братца.
   – Что-то Джоу Лахатал не торопится принять участие в охоте, – язвительно замечает Арескои.
   На некоторое время повисает гнетущая, почти осязаемая тишина.
   – И без него справимся, – говорит наконец черноволосый.
   – Знаешь, га-Мавет, – неожиданно злится рогатый, – это ты должен был справиться еще там, в замке.
   – Я немного растерялся...
   – Скажи – испугался, – смеется Арескои одними губами.
   – Глупости, – спокойно возражает Малах га-Мавет, грозный Бог Смерти. – Ты бы тоже не стал убивать мертвую игрушку, бездушную куклу. Кто же знал, что Арра пробудил ее? А бояться и тогда, и сейчас просто нелепо.
   – Нельзя недооценивать противника, – наставительно замечает Арескои. – Что-то ты, желтоглазый, ударился в лирику.
   Га-Мавет молчит. Ни один мускул не дрожит на его словно изваянном из камня лице, на котором отдельной жизнью живут желтые глаза с вертикальными зрачками. Он ослепительно красив и страшен одновременно.
   – Хорошо, – обращается к ним Кодеш. – Я уничтожу их.
   – Будь осторожен, – предупреждает Арескои. – У нее мечи Гоффаннона.
   – Она же не знает; как ими пользоваться.
   – Зато клинки сами все знают, – усмехается га-Мавет. И добавляет тихо, чтобы его никто не слышал: – Просто это великое счастье, что она ничего не помнит...
 
   На лес опускается звездная бархатная ночь.
   – Болото, – с тоской сказал Бордонкай, ступая ев ей ножищей на зыбкую почву. – Я совсем не люблю болот.
   – Боги, – взмолился альв, – он говорит это как будто кто-нибудь любит болота.
   – А ты разве не любишь? – искренне изумился исполин. – Ты же лесной.
   – Я не лесной, а библиотечный. Просто я никак попаду в свою библиотеку. И если события будут развиваться так и дальше, то, боюсь, никогда не попаду.
   – Сколько шума из-за одного несчастного болота. Внешне беззаботный ингевон весело тюкал топором отобранным у трикстеров, вырубая длинные легкие кусты из орешника. – Подумаешь, болото! Пройдем нибудь, нам торопиться надо.
   – Не забывай, что это Аллефельд, – предостерег его Довалонга. – Бояться нет смысла, но и пренебрегать опасностью не стоит.
   – Какой опасностью?! – взвился Джангарай, которому аллоброг с самого начала пришелся не по душе. Ловалонга был аристократом до мозга костей, а Джангарай, несмотря на свое происхождение, не любил таких холеных молодых людей со спокойными лицами и сдержанными чувствами.
   – Опасностей здесь хоть отбавляй, – примирительно вставила Каэтана. – Самая страшная из них – рассориться между собой. Лучше решайте быстрее, как пойдем через болото.
   – Очень просто, – моментально успокоился ингевон. – Обвяжемся веревками, вооружимся шестами – и вперед. Я пойду первым, буду нащупывать путь. Бордонкай – последним. Идем след в след, старайтесь ни на полшага в сторону не отступать. Если кто провалится – не паниковать вытащим, нас много. – И добавил неожиданно: – Я ведь из Тевера по болотам уходил, когда на меня розыск объявили. Ну ничего. Однажды я найду того, кто убил учителя Амадонгху, и посчитаюсь с ним. – Эти слова Джангарай говорил, завязывая на поясе крепкую веревку из запасов Каэтаны.
   Спутники, слушая его, быстро и молча собирались. Самые необходимые вещи были уложены в заплечные мешки. Оружие крепко привязано к телу. Руки оставались свободными.
   – Боюсь болот, – опять прозвучал голос Бордонкая. – Как подумаю, что. мне придется утонуть в болоте – оторопь берет,
   – А отчего придется? – ужаснулся Воршуд. – Предсказали?
   – Нет, что ты, – испугался воин. – Это я сам так думаю, что очень уж страшная смерть получается.
   – Назови мне, голубчик, не страшную смерть, – полюбопытствовал Джангарай. – Может, мне удастся довериться с богами насчет нее.
   – Не знаю, – пожал плечами Бордонкай. – По мне, лучше погибнуть в бою, чем тут завязнуть...
   Он реальным жестом отверг шест и взялся за копье.
   Когда все были готовы и встали цепочкой друг за другом, Джангарай прощупал дно шестом и сделал первый решительный шаг. Но тут же провалился по колено и воскликнул:
   – Ух ты!
   Всюду вокруг них была непрозрачная липкая жижа Рассветало. Стоял молочно-белый туман, и ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Беглецы понимали, что идти по болотам в тумане рискованно до крайности.
   – Откуда-то отсюда, из чащоб Аллефельда, принесли ваши мечи, – сказал Джангарай Каэтане.
   – Лучше бы кто-нибудь объяснил, откуда меня сюда принесло, – пробормотала она, яростно тыча шестом в дно вокруг себя.
   Джангарай шагал довольно быстро и уверенно выбирал дорогу. Маленький отряд двигался к центру трясины, ступая след в след и раздвигая камыши.
   – Как вы думаете, – обратился к Каэтане Воршуд, – мы выберемся? Ой! – схватился он за поцарапанную осокой щеку.
   – Главное – не заплутать, – ответил вместо нее Ловалонга, – болото здесь. Ну и сарвоха бы не встретить.
   – Кто такой сарвох? – спросила Каэ.
   – Болотный дух. Любит запутать дорогу и утопить тех, кто ему попался.
   – Человеколюбивый, однако, – процедила Каэ.
   – Уж какой есть...
   Они сначала даже не поняли, что последняя фраза, повисшая в воздухе, произнесена голосом, который не принадлежит ни одному из них. Некоторое время беглецы еще брели в тумане, изредка поглядывая по сторонам, будто могли разглядеть хоть что-нибудь. Наконец альв не удержался:
   – Кто из вас сказал: «Уж какой есть»?
   – Я и сказал, – отозвался моментально негромкий голос, – сарвох то есть.
   Альв подпрыгнул от неожиданности, но болото не пустило, так что он только дернулся.
   – И где же ты? – мягко поинтересовалась Каэтана, начиная понимать, что Джангарай инстинктивно движется на звук этого приятного грустного голоса. Как животный инстинкт сработал у нее – неизвестно, но она остановилась как вкопанная.
   – Около вас. – Голос прозвучал чуть дальше, на пару шагов правее.
   Ингевон подался было вперед, но, почувствовав сопротивление, прекратил движение.
   – Что же вы остановились? – участливо осведомился голос.
   – Отдыхаем, – приветливо отозвалась Каэтана, неслышно вытаскивая из ножен меч Гоффаннона. – А иу-ка, Джангарай. – Она потянула ингевона за плечо, прикладывая губы к его уху. Тот наклонился. – Давай поменяемся местами.
   Джангарай хотел было запротестовать, но понял, что не вовремя, и нехотя подчинился. Они споро справились с веревками, узлы на которых были завязаны как раз в расчете на необходимость быстро освободиться, и Каэ встала впереди. Она так и не поняла, заметил ли это сарвох в жутком тумане.
   – Устали? – Голос был, похоже, мужской, но очень высокий. Или если женский, то слишком низкий.
   Впрочем, пол сарвоха Каэтану не интересовал. Она пристально вглядывалась в белую завесу, пытаясь определить контуры того, кто, невидимый, говорил с ними. И ей показалось, что она высмотрела в тумане темное пятно. Раз ухватив его взглядом, Каэ старалась уже не упустить эту зыбкую тень, так что все ее внимание было сосредоточено только на этом.
   – Ты поможешь нам выбраться отсюда? – задала она вопрос только для того, чтобы определить, угадала ли.
   – Смотря куда, – дружелюбно ответила тень и тут же переместилась еще правее. Но так как путники с места не двинулись, она возвратилась. – Я ведь не такой плохой, как про меня рассказывают... – Тень опять сместилась вправо.
   – Что вы видите в этом тумане? – зашептал Джангарай, которому надоело стоять на месте.
   – Ничего, – честно призналась Каэтана. – Зато я, кажется, знаю, куда нам нужно идти. – Она крепко Ухватила свой шест левой рукой, зажала меч в правой и памятуя, что сарвох держится с правой стороны, сделалa первый шаг в левую сторону.
   Сарвох тихо взвыл, но обострившийся слух Каэтаны уловил этот едва слышный вой.
   – Свалитесь в трясину, – вдруг промолвил голос сарвоха прямо около нее.
   Каэтана осторожно повернула голову и обмерла. Он стоял совсем близко, вероятно потеряв терпение, и был готов нападать. Темная плотная тень, видимая сквозь завесу тумана, была слишком велика для тихого мягкого голоса. И стояла она как-то странно.
   – Я помогу, – убедительно сказал голос, но Каэтана ему уже совсем не верила.
   И когда голова на тонкой шее метнулась к ней из белого марева, она точно и аккуратно отрубила ее клинком.
   Из страшной раны фонтаном хлынула кровь, залив ее и Джангарая. Маленький Воршуд остался относительно чистым, если можно назвать чистым мохнатое существо, сплошь измазанное в болотной грязи.
   Справа забилось в конвульсиях нечто огромное и тяжелое.
   Каэтана не двигалась с места, тяжело дыша и заботливо вытирая клинок полой своего плаща.
   – Что у вас случилось? – спросил наконец Бордонкай.
   И тут только она сообразила, что сзади, за спиной Джангарая, никто и не понял, какой страшной смерти они избежали. Там просто доверчиво стояли и ждали. Вот от этого сделалось по-настоящему страшно.
   – Я убила сарвоха, – ответила она громко, не боясь, что их услышит другой сарвох или кто-нибудь еще, кому непременно нужно на них напасть.
   – Уже? – изумился Ловалонга. – Это он так бился?
   – А кто же еще? – ответила Каэ. Все это время они стояли на месте, и ноги их медленно и неумолимо затягивало в трясину.
   – Нет, – сказал Джангарай, – тут хочешь не хочешь, а надо двигаться вперед, иначе засосет.
   В этот момент словно покрывало тумана сорвали с болота и в небе вспыхнуло полуденное солнце.
   Каэтана стояла первой, заляпанная грязью и темной, как грязь, кровью, и смотрела на скользкое тело, похожее на туловище гигантской жабы, поставленное на отвратительные лапы с когтями, каждый размером с хороший кинжал. Вдоль спины шел небольшой гребень, а непропорционально тонкая по сравнению с громоздким рыхлым телом шея была перерублена почти у основания. У ног Каэтаны, наполовину уже погрузившись в грязь, лежала голова. Обычная или почти обычная человеческая голова с бледным лицом и широко открытыми удивленными глазами. Отвратительно алые на фоне кожи губы были полуоткрыты, и изо рта торчали тонкие и острые, как иглы, зубы, чуть загнутые внутрь.
   – М-да, – сказал, глядя на них, потрясенный ингевон, – как рыболовные крючки. Если вопьются, то уже не отпустят.
   – Я читал о сарвохах, – прошептал Воршуд. – Их описаний приводилось много, но все они были разноречивы. А чтобы такая гадость... Он же не топит людей, он их жрет.
   – Вот теперь ты сможешь написать статью для энциклопедии, – сказал Джангарай.
   – Правда? – обрадовался Воршуд, забывая о только что испытанном ужасе и погружаясь в сладкие мечты.
   Они прошли еще совсем немного. Почва под ногами заметно уплотнилась, а камыши и осока становились все гуще и гуще. Под конец идти стало просто невозможно, а Джангараю пришлось поменяться местами с Бордонкаем, забрав у него копье, благо перспектива провалиться в болото уже не маячила перед путниками. Исполин взял меч Ловалонги и стал быстро прорубать в камышах коридор – но прошло еще около получаса, прежде чем они достигли твердой земли.
   Когда все выбрались и почистились, смывая грязь водой из небольшой речушки, впадавшей в болото, напились и отдохнули на берегу, разведя маленький дымный костерок, чтобы спасаться от мошкары, Ловалонга поднялся и произнес почти торжественно:
   – Добро пожаловать в Аллефельд.
   – Лес как лес, – заметил альв, потягиваясь. – Ничем особенным не отличается. Разве что комарами.
   Ловалонга с укоризной посмотрел на мохнатого человечка, но ничего не сказал, а вот Джангарай недовольно бросил:
   – Не накликай беды. Ты что, не знаешь, куда нас занесло?
   – Проскочим, -неуверенно сказал Воршуд. Глаза его стали беспокойньми, и он начал озираться по сторонам.
   Бордонкай воспринимал происходящее с философским спокойствием – он был готов сражаться, если появится враг, и готов отдыхать в любую свободную минуту.
   – Пойдем? – спросил гемерт, устраивая поудобнее на плече свою Ущербную Луну и направляясь в лесные заросли. – Комары возле болота...
   – Ты думаешь, там будет легче? – спросил Джангарай уже вдогонку.
   Он и Ловалонга зашагали рядом.
   – Скажи откровенно, – пересилив неприязнь к аллоброгу, начал ингевон, – ты-то зачем с нами идешь?
   – Я талисенна герцога Арры, и госпожа Каэтана находится под моей охраной и защитой.
   – Ты видел, как госпожа Каэтана рубила трикстеров в капусту? Ты-то ее как охранишь?
   – Это не имеет никакого значения, – упрямо ответил Ловалонга. – В бою у воина всегда должна быть прикрыта спина.
   Джангарай с уважением посмотрел на талисенну – эти слова ему явно понравились. Поэтому он решил говорить откровенно.
   – Видишь ли, друг мой, – начал он, – нам так или иначе придется путешествовать вместе и доверять друг другу жизнь, честь, свободу и достоинство. Я иду в ал-Ахкаф, потому что Каэтана учит меня фехтовать. И еще мне нужно узнать у Тешуба, кто убил учителя Амадонгху и могу ли я поквитаться с убийцей. Это два вопроса, которые для меня дороже и важнее моей, скажем прямо непутевой и не очень удавшейся жизни. А что гонит тебя?
   Ловалонга задумался, прикидывая, стоит ли признаваться в главном, но наконец решился:
   – Откровенность за откровенность. Я не помню большую часть своей жизни. Но меня неотвязно преследует единственная мысль, и долгое время я даже считал себя сумасшедшим: я должен выполнить некое обязательство – но какое, перед кем?..
   Скажу больше: еще несколько лет назад я был абсолютно невменяем и только недавно обрел разум. Но, как и госпожа наша, лишен памяти о том, что происходило со мной до момента просветления. Я пришел в себя пять лет назад талисенной герцога Элама, по имени Ловалонга, с мыслью о взятом на себя обязательстве перед кем-то, мне неизвестным. Когда герцог привез госпожу Каэтану в замок, мне очень полегчало – возможно, оттого, что впервые мои мысли были заняты не только и не столько собой. Двойник госпожи был почти что ожившим мертвецом – немым, полуслепым, полубезумным, но не абсолютно равнодушным. Герцог оставлял ее на мое попечение, и я проводил с ней все время, пытаясь докричаться до нее. Однажды она заговорила, будто кого-то искала. Я не понял ни слова, но с той поры мысль о моем долге неотступно меня преследовала. Я открылся герцогу, но он сказал, что давно обо всем знает и обещает мне в скором времени избавление от душевной боли. Я уверен, что он выполнил бы свое обещание, но не успел. Незадолго до его гибели я оказался в плену у трикстеров. Так что теперь никто, кроме Тешуба, не сможет объяснить мне, в чем заключается мой долг. Одно я знаю наверняка: он как-то связан с госпожой Каэтаной, ибо в ее присутствии мне становится легче. Надеюсь, вы не станете считать меня безумцем после того, как я все это рассказал?
   – Все мы немного чокнутые, – откровенно высказался Джангарай. Затем протянул Ловалонге руку: – Можешь рассчитывать на меня, брат.
   – Спасибо, брат. И ты тоже. – Других слов им не потребовалось.
   Однако, когда маленький альв, понурившись, отошел в сторонку, они подозвали и его. Бордонкай оказался рядом как-то незаметно – словно так и должно быть.
   Тот день был незабываемым для Воршуда – впервые в жизни трое человек одновременно назвали его своим братом.
   – Ну и чем же так опасен Аллефельд? – спросила Каэтана несколько часов спустя.
   Они шли через лес, состоящий из вековых деревьев. Лесок был невысокий, а ноги пружинили на мягком членом мху. Усталость давала о себе знать, и путешественники уже подумывали о ночлеге.
   – Это царство Кодеша – Владыки Лесов, – пояснил Бордонкай. – И еще – в центре Аллефельда стоит один из самых древних храмов Джоу Лахатала. Сейчас он, конечно, заброшен, но раньше, на заре времен, в нем приносили кровавые человеческие жертвы. Да вы и сами знаете – мечи Гоффаннона отсюда. Так что если верить людям, то и посейчас неупокоенные души и монстры, сотворенные Лахаталом во времена его юности, бродят по Аллефельду. Во всяком случае, трикстеров силой не заставишь ступить на эту сторону болот.
   – Занятно, – сказала Каэтана. – А как по-вашему, насколько эти предания соответствуют действительности?
   – Боюсь, что очень соответствуют, – ответил Ловалонга. – К несчастью.
   Порывы яростного ветра, сгибали вековые деревья. Небо было затянуто черными тучами, и по нему метались огненные змеи. Лил косой сильный дождь. Лесные твари в ужасе попрятались, притихли, затаились, – Владыка Лесов впал в бешенство.
   Темнокожий исполин в развевающемся зеленом чешуйчатом плаще, увенчанный короной сплетенных рогов, метался в ярости. Его лицо, странное смешение звериных и человечьих черт, было более всего похоже на застывшую маску гнева. Изредка он вздымал к небу мускулистые руки, и тогда молнии принимались носиться по нему с удвоенной силой.
   В ушах исполина все еще эхом отдавались слова, произнесенные неприязненным холодным тоном: «Я же просил тебя, Кодеш». Слово «просил» было выделено так, что становилось ясно, какого рода эта просьба и что просивший имеет право повелевать.
   Сознавать это было отвратительно, а поделать с таким положением вещей ничего нельзя. Кодеш снова воздел руки к небу, клубящемуся тучами, грозовому и страшному, и заревел. Этот трубный рев всполошил окрестности, заставил затаившихся было птиц брызнуть в отчаянии в разные стороны, распугал зверей, прятавшихся по логовам, и сорвал листву с ближних деревьев. Ужасен был гнев Кодеша – гнев самой дикой и неукротимой природы.
   То, что жалкие людишки так просто избежали гибели на болоте, не только разозлило его, но и раззадорило. Он почувствовал нечто похожее на азарт, с которым обычно выслеживал в своих лесах дикую охоту надменного зеленоглазого братца.
   Кодеш не сильно жаловал своих родственников – особенно воинственного и жестокого Арескои. Тот вытаптывал его поля и луга, безжалостно уничтожал священных животных, себе на потеху, – казалось, мир между двумя братьями-богами практически недостижим. То шаткое равновесие, которое сохранялось до сих пор, никак нельзя было назвать миром – хотя и войной оно, конечно же, не являлось. Однако с появлением реальной угрозы братья объединились. Даже безглазый Баал-Хаддад, Владыка Подземного Царства, соизволил примкнуть к странному союзу бессмертных, не терпевших друг друга.
   Не сильно искушенный в интригах, Лесной бог плохо представлял себе, какую угрозу может нести появление в этом мире беспомощной женщины, лишенной к тому же памяти. То, что братья-боги засуетились вокруг этого незначительного события, Кодеша несколько раздражало, и он долгое время просто наблюдал за происходящим со стороны. Но когда вестник Вахаган передал Владыке Лесов недвусмысленное пожелание (понимай – приказ) Джоу Лахатала, Кодешу волей-неволей пришлось подчиниться.