Угрюмова Виктория. Имя богини

   – Нет, – призналась Каэ. – Во-первых, мне никто и никогда не давал в руки эту книгу, а во-вторых, я слышала, что полного экземпляра нет почти ни у кого. Мне обязательно нужно ее прочесть?
   – Может, и не стоит, – вдруг сказал второй ийя. – Во всем есть некое предопределение. Истину нельзя отыскать, она сама открывается в совершенно неожиданных случаях. Будем надеяться на то, что великий Олорун знал, что говорил, когда предсказывал возрождение мира.
   – Прими наше благословение, – улыбнулся первый жрец. – Это самое большее, что мы можем тебе дать, ибо все остальное в состоянии отобрать у тебя люди или боги, а вот нашу веру и надежду отнять не сможет никто.
   – Благодарю вас, – ответила Каэ, почувствовав то, что стояло за этими простыми словами, – благодарю.
   Они вышли из полумрака храма на яркий солнечный свет.
   Притихшие спутники долго разглядывали Каэ как некое особое существо, но она подозревала, что этих впечатлений хватит им ненадолго, – потрясение скоро пройдет.
   – Что будем делать теперь? – спросил Джангарай, когда они спустились на площадь.
   – Спать, – откликнулась Каэ. – Покажите мне какой-нибудь дом, в котором можно найти постель, и я в нее упаду.
   Друзья еще не успели ничего придумать, как на площади появился взмыленный отряд тхаухудов, посланный императором для сопровождения его гостей. Не прошло и нескольких минут, как их с почетом доставили в пышные покои дворца, где уже успели убрать все следы разорения.
   Дахак Даварасп жил отнюдь не бедно, поэтому спутники не могли пожаловаться на отведенные им помещения. Пожелав им приятного отдыха и сообщив, что к вечерней трапезе император будет рад их видеть, охранники удалились. А друзья разбрелись по своим комнатам и отдали должное прекрасным пышным постелям, созданным для того, чтобы на них видеть самые яркие, сказочные и сладкие сны.
   Солнце уже клонилось за городские стены, окрашивая их во все оттенки красного цвета, который навевал грустные размышления о недавней битве, когда их разбудили и пригласили в покои императора. Каэтана обнаружила, что ее наряд был заменен другим, не менее практичным, но более добротным, а то, что замене не подлежало, было вычищено, выглажено и выглядело лучше нового. Она с радостью погрузилась в ванну с горячей водой и получила немалое удовольствие, надевая хрустящую, пахнущую чистотой и свежестью одежду.
   Когда Каэ вышла в длинный коридор, блещущий золочеными лепными украшениями, то обнаружила уже поджидавших ее товарищей – таких же умытых, нарядных и сияющих свежестью.
   – Прекрасно отдохнул, – поделился впечатлениями Бордонкай. – А девушки тут какие прислуживают – одно удовольствие смотреть.
   – Удовольствие не смотреть, а... – Джангарай махнул рукой. – Смотреть – какое уж тут удовольствие?
   – Ну и как? – поинтересовалась Габия.
   – Не трави душу, – отмахнулся Джангарай. Суровый Ловалонга, обычно не приветствовавший такие разговоры и никогда прежде в них не участвовавший, неожиданно рассмеялся и спросил:
   – Выходит, мы все время зря теряли?
   – То есть?
   – То есть зря заботливый Агатияр прислал нам самых лучших рабынь?
   – Н-да... – расстроился Бордонкай.
   Коридор огласился дружным хохотом, который не смолкал до тех пор, пока они не остановились у покоев императора.
   Большой отряд тхаухудов стоял перед дверями. Они почтительно расступились, пропуская друзей. Двери отворились, и спутники вступили в огромный пиршественный зал, убранный на западный манер. В высоком кресле во главе стола восседал Зу-Л-Карнайн. Вокруг суетились слуги и рабы. За столами сидели суровые полководцы и военачальники, поэтому праздник мало походил на те, что были привычны Ловалонге и Джангараю, – никто не лебезил и не кричал хвалу. И воины и их повелитель хорошо знали себе цену и не нуждались в лести.
   Навстречу маленькому отряду поспешил седобородый Агатияр, так пышно разряженный, что они едва признали его под грудой шелков и драгоценностей.
   – Агатияр, – не удержалась Каэ, – зачем это тебе?
   – Не говорите, дорогая госпожа, – рассмеялся визирь. – Ненавижу все эти наряды, драгоценности и связанные с ними церемонии. И мне это действительно ни к чему. Но сейчас Зу-Л-Карнайн будет принимать изъявления преданности от побежденных князей Урукура и лично от Дахака Давараспа. Конечно, наш император отказался напяливать что-либо подобное, пользуясь. своей неограниченной властью, и удовлетворился простеньким нарядом. А впечатление могущества и богатства призван производить я, вот мне и мучиться.
   Пока они говорили, Агатияр подвел их к императору и стал усаживать на самые почетные места. Каэтане досталось кресло по правую руку аиты, которое было ничуть не ниже его собственного.
   – Не жалуйся, Агатияр, – наклонился к визирю юный полководец. – Я тебе целую провинцию подарил во искупление.
   Тот возвел глаза к потолку, всем своим видом показывая, что разве это искупление.
   – Ийя многого не захотели мне говорить, – негромко сказал император Каэтане после того, как приветливо поздоровался со всеми гостями и они заняли отведенные им места. – Мотивируя тем, что это знание таит в себе еще больше скорби и опасностей, чем все остальные. Но они предупредили меня, что тебе нужно торопиться, и я должен помочь, чем смогу. Знаешь, я помог бы и без совета предсказателей, потому что вы мне очень. понравились. Не будь я императором, поехал бы вместе с тобой.
   – Я не покоряю весь мир, ваше величество, -рассмеялась Каэтана.
 
   – Как знать, дорогая Каэтана, как знать... Что-то говорит мне, что ты, возможно, делаешь гораздо большее, – ответил император, наливая себе и Каэ вина.
   Слуги Давараспа при виде такой царственной простоты застыли в изумлении. На их веку ни один повелитель не делал этого сам.
   – Не хочется так быстро расставаться. Твой исполин меня покорил – я ему хотел что-нибудь подарить, и узнаешь, что он мне ответил?
   – Что? – заинтересовалась Каэ.
   – Что у него все есть – друзья, оружие, конь и задело, ради которого он готов умереть. Что, говорит, ты можешь мне еще дать, аита? И смеется. Великий воин...
   – Великий, – откликнулась Каэ, разглядывая Бордонкая.
   Гигант, довольный тем, что на пиру вино наливают сразу, как пустеет кубок, не тратил усилий на то, чтобы сдерживаться, а добросовестно пил и ел за пятерых, рассудив, что неизвестно, где и когда он опять попадет на такое пышное празднество.
   – Человек, который не побоялся выйти против бога, велик, – опять заговорил император. – Может быть, на обратном пути заедете ко мне? Сделаю Бордонкая полководцем – дам ему армию обучать. Ловалонгу поставлю наместником, Джангараю княжество отыщем; альву библиотеку выстрою размером с город, свезу туда со всего мира редкости; как ты думаешь – согласятся?
   – Не знаю, – честно сказала Каэ. – Ты от души предлагаешь, поэтому жаль отказываться. А так я бы не огласилась. Ну что Ловалонга будет с провинцией делать или даже с целым королевством? Он же оттуда сбежит через несколько дней.
   – Сбежит, – согласился Зу-Л-Карнайн, – и я бы сбежал. С удовольствием.
   – За все нужно платить, император – это твоя плата за славу и великие подвиги.
   – Ну да. Ты говоришь, как Агатияр, – по-мальчишески обиделся аита, и опять стало заметно на неуловимо короткое мгновение, что ему не так уж много лет – великому полководцу и Льву Пустыни. Что он еще очень и очень юн. – Ладно, – сказал Зу-Л-Карнайн, делая небрежный жест. – Надо перетерпеть церемонию, а там уж будем со спокойной душой веселиться.
   Повинуясь приказу императора, в зал впустили побежденных князей. Аита повернулся к Каэтане со страдальческим выражением на красивом лице и спросил грустным голосом:
   – Ну как? Вид у меня достаточно грозный? Каэ не покатилась со смеху только потому, что нужно было поддерживать авторитет полководца. Она набрала побольше воздуха в легкие, затем медленно выдохнула, расслабляясь.
   – Нахмурься, что ли, – обратилась она к Зу-Л-Карнайну.
   Аита послушно сдвинул брови и обратил гневный лик к Дахаку Давараспу, стоявшему перед ним на коленях. Точнее, бывший правитель Урукура опустился на пол, где стоял, а от императора его отделял еще длинный стол, за которым сидели пирующие. В зале воцарилась тишина. Все переводили взгляд с императора на побежденного князя и обратно.
   – Ты посмел, – загрохотал аита, и Каэ поразилась тому, как изменился его голос, – теперь это был грозный голос прирожденного владыки, не терпящего возражений и непокорности, – ты посмел восстать против меня. Знаешь, каким будет твое наказание?
   – Прости, Лев, – еле слышно пролепетал князь. – Я не знал, что так получится. Сам бы я никогда не. посмел восстать, но ко мне явился посланец от Арескси и заверил в том, что ты проиграешь все последующие сражения, ибо в твоем лагере находятся...
   Император привстал с кресла, чтобы лучше расслышать последние слова Давараспа, а люди замерли, боясь упустить хоть единый звук, но тут высокое окно с цветными стеклами разбилось со звоном и грохотом, и страшное нечто ворвалось в пиршественный зал. В мгновение ока, раньше, чем успели что-либо понять ошеломленные тхаухуды, чем сорвались со своих мест Джангарай и Ловалонга, а Бордонкай оторвался от очередного кубка, – птица, более всего похожая на ворона, только огромных размеров, пронеслась через весь зал, подлетела к Давараспу и изо всей силы клюнула его в глаз. Судя по тому, как мгновенно оборвался на звенящей высокой ноте крик мятежного князя, клюв пробил ему глазницу и проник прямо в мозг. Тело урукурского владыки безвольно свалилось на пол, обагрив узорчатые каменные плиты кровью. А ворон вылетел через разбитое окно прежде, чем кто-либо опомнился и пришел в себя.
   – Это говорит нам больше, чем он сказал бы живой, – заметил Зу-Л-Карнайн.
   Подбежавшие слуги подобрали тело пленника, вытерли кровь и посыпали это место свежими цветами. Празднество продолжалось, однако воины Зу-Л-Карнай-на пили в тягостном молчании.
   – Прости, аита, – наклонилась к нему Каэтана. – Из-за нас ты столкнулся с Арескои, да еще и с его братьями.
   – Рано или поздно это все равно бы произошло, – отозвался тот. – Зато увидел Траэтаону и повоевал под его командованием. К тому же теперь я лично заинтересован, чтобы ты благополучно добралась до Запретных земель.
   – Знаешь... – Она тронула его рукой, и император, отвыкший за время своей власти и славы от таких жестов, удивленно на нее посмотрел. – Я насчет библиотеки – ты бы действительно мог это сделать для Воршуда?
   – Конечно, – улыбнулся аита.
   – Я думаю, зачем тащить его в такую даль? А вдруг он захочет остаться с тобой и засесть в самой большой библиотеке мира – это ведь его мечта. Давай спросим...
   – Спроси, дорогая Каэтана, – сказал император. Каэ поманила к себе Воршуда. Альв менее других казался потрясенным только что происшедшим событием и с аппетитом уплетал жареную гусиную грудинку в каком-то пряном соусе. Увидев приглашающий жест Каэ, он старательно вытер шерстку салфеткой из белого полотна и степенно двинулся к императору. Воршуда распирала гордость – он и помыслить не мог, что будет сидеть за одним столом с князьями, ханами, полководцами и самим Зу-Л-Карнайном, от одного имени которого ему становилось дурно в таком далеком теперь Аккароне.
   Он поклонился императору, но не очень глубоко, и тут же подумал, что гордость распирает его не слишком сильно. Воршуд чувствовал себя ребенком, обнаружившим вдруг, что он вырос из старых вещей и игрушек. Занятый этими мыслями, альв не сразу понял, что говорит полководец о какой-то самой большой в мире библиотеке...
   Наконец ему удалось уразуметь, что Зу-Л-Карнайн приглашает его к себе на службу и сулит неслыханное – построить огромное здание и свезти туда все книги, какие только укажет ему Воршуд или назовут знатоки. И альву будет позволено всю жизнь провести в этой сокровищнице знаний – это будет его владение, его княжество, его дом.
   Ослепительная реальность, лучше всякой мечты, вставала во весь рост перед маленьким мохнатым человечком. Он смотрел во все глаза на аиту, пожелавшего сделать ему такой грандиозный подарок. Наконец он решился задать вопрос. И то, что он спросил, удивило его самого гораздо больше, чем собеседников.
   – А вы? – спросил он у Каэтаны.
   – Мы двинемся дальше. Послушай, Воршуд, – она притянула его к себе за руку, – у нас положение шаткое и ненадежное. Новые боги не простят нам победы у ал-Ахкафа. Мы стали опасны, так что меры против нас будут приняты гораздо более серьезные. Но мы должны идти – это единственное, что остается. А ты... Такого шанса не будет больше никогда. Пока Зу-Л-Карнайн хочет сделать тебе этот подарок, пока он не занят более важными делами, соглашайся, Воршуд!
   Маленький альв смотрел на Каэтану темными глубокими глазами:
 
   – Вы действительно хотите мне добра?
   – Зачем ты спрашиваешь?
   Аита наклонился поближе, чтобы услышать ответ Воршуда. Почему-то он был уверен, что заранее знает этот ответ.
   – Я благодарен императору за его доброту. Само желание создать для меня библиотеку – это уже огромный подарок, больше которого никто не сможет сделать. – И альв поклонился Зу-Л-Карнайну. – Но я пойду с вами, дорогая госпожа. Пойду, потому что не могу не идти. Когда-нибудь, возможно, я напишу книгу об этом путешествии, и, возможно, император согласится принять ее в дар. Но ни одна книга на свете не заменит мне той жизни, которой я живу сейчас. – Он обратился к аите: – Госпожа Каэтана всегда говорила мне, что человек ежесекундно делает свой выбор. И каждая секунда определяет всю его дальнейшую жизнь. Я делаю свой выбор здесь и сейчас, о император! Я благодарю тебя, но отвечаю – нет.
   – Так я и думал, – ответил аита, откидываясь на спинку кресла. – Я был уверен, что ты откажешься, как уверен в том, что Ловалонга откажется от королевства, Джангарай – от княжества, а Бордонкай – от армии. Я не предлагал ничего вашим близнецам, но, что бы ни предложил им, и они откажутся – уверен. Ты, – повернулся он к Каэтане, – можешь дать им значительно больше, чем обыкновенный владыка одной четверти Варда. Ты могущественнее, поэтому у меня есть к тебе просьба. Я серьезно, – заверил он, видя, что Каэ улыбается.
   – Хорошо, император. Если это в моих, силах, я выполню ее.
   – Я попрошу очень много или очень мало – это как посмотреть. Но не сегодня. Сегодня мы будем праздновать победу и не станем говорить о том, что ждет нас впереди. А завтра... завтра ты уедешь. И перед тем как мы расстанемся, я попрошу у тебя об одной вещи. Вина! – крикнул император, и слуги, наконец оказавшись в своей тарелке, бросились наливать вино из кувшина, Лкоторый стоял у правой руки аиты.
   Утром следующего дня, бодрые и отдохнувшие, члены маленького отряда собрались около дворца, следя за сборами каравана. Жрецы ознакомили друзей с картой, которая хранилась ими как зеница ока. На ней Вард был изображен значительно подробнее, чем на любой другой карте. Она не заканчивалась Джераланом, а показывала, что за хребтом Онодонги есть еще огромное пространство, называемое Запретными землями. Между Онодонгой и страной тагаров лежали леса, официально относящиеся к территории Джералана, но там никто из тагаров не жил.
 
   Жрец объяснял друзьям путь, одновременно набрасывая его пером на прекрасной старинной бумаги карты:
   – Удобнее всего идти прямо через весь Урукур, по пустыне, на Эреду. Затем через Джералан и леса – к Онодонге. Запретные земли носят еще одно название: Сонандан – Земля детей Интагейи Сангасойи.
   – Странное название, – сказал Джангарай.
   – Я не могу точно объяснить, почему она так называется, – мягко улыбнулся жрец. – Слишком много легенд ходит об этом, и никто не знает, сколько в них выдумки, а сколько правды. Раньше, бывало, люди шли в Сонандан, а теперь времена очень изменились. Ну ладно. О главном, – перебил он себя. – За Онодонгой протекает река Шанг. На ее правом берегу и начинается Сонандан.
 
   – А насколько он велик? – спросил альв.
   – Сонандан, если верить легендам, – огромное государство. Но что там происходит сейчас, не знаю.
   – Может, – вдруг испуганно прошептала Габия, – может, Сонандана уже и нет вовсе? Может, и храма нет? Мы придем, а там пустыня или развалины, как в Тор Ангехе.
   – Глупая ты животная, – лучезарно улыбнулся Эйя. – Госпоже-то кто сказал отправляться в Запретные земли? Вот видишь!.. – торжествующе закончил он, глядя на покрасневшую Габию. Но последнее слово все равно осталось за его неугомонной сестрой.
   – Что касается животного... – начала она, но Эйя предпочел не спорить и поднял руки, сдаваясь.
   Ийя с отеческой улыбкой наблюдал за ними, думая о том, дойдут ли они до далекой земли. Чем больше опасностей преодолеет маленький отряд, тем большие испытания будут ждать его впереди. А боги мстительны. Они не прощают людям своих ошибок. Так было всегда...
   По рядам воинов и слуг прокатился ропот и стих: перед дворцом появился император. Лев Пустыни, аита Зу-Л-Карнайн со свитой и неизменным верным Агати-яром, которому наконец удалось избавиться от праздничных одеяний и отвоевать право носить свой любимый синий халат и боевую саблю. Агатияр приветливо раскланялся с друзьями и лично отправился проверять, все ли взяли с собой в дорогу тхаухуды, выделенные в качестве сопровождения по землям императора.
   Слуги в последний раз проверяли подковы у коней и крепость сбруи; пересчитывали бурдюки с водой и мешки с продовольствием. Несколько кузнецов на переносных горнах подправляли оружие солдатам, уходившим в поход вместе с Каэтаной и ее друзьями. Площадь перед дворцом превратилась в небольшой военный лагерь, и аита, глядя на него после вынужденного пребывания в роскошных палатах, явно отдыхал душой.
   – Знаешь, – пожаловался он Каэтане сразу после приветствия, – я вырос в строгих условиях. Наша Фарра не очень богата. На меня нынешняя роскошь давит. Снова хочу в поход, на войну. Может, завоевать для тебя Запретные земли?
   – Запретные земли нельзя завоевать, владыка, – вмешался в разговор жрец. – Даже боги не решаются этого делать. Равновесие мира нарушится и он придет к гибели, если какой-нибудь безумец пойдет в Сонандан с войском.
   – Ладно, ладно, – отозвался император. – Кажется, пора становиться тираном, а то все время кто-нибудь в чем-нибудь с тобой не согласен. Предсказатели запрещают воевать там, где хочешь. У Агатияра свой взгляд на финансовый вопрос. – Зу-Л-Карнайн махнул рукой с видом полной безнадежности. – Теперь вот ты...
   – А что я? – встревожилась Каэтана.
   – Уезжаешь... Я ведь обещал высказать тебе свою просьбу.
   – Да, император. Я слушаю.
   – Перестань называть меня императором, – взмолился аита.
 
   – Это вся просьба? – обрадовалась Каэ. – Стоило ждать до сегодня?
   – Подожди, подожди, – встревожился полководец. – Никакая это не просьба, точнее, тоже просьба, но не та... – Он выдохнул. – Если ты исполнишь все, что тебе предназначено, и захочешь вернуться... Если ты не встретишь своего единственного в мире человека... В общем, Агатияр все твердит, что в империи нельзя обойтись без мудрой императрицы, так что я буду ждать.
   Каэтана молчала, глядя в упор на красневшего и бледневшего юношу, который положил к своим ногам одну четвертую часть Варда и угрожал западным королевствам.
   Потрясатель Тверди, Лев Пустыни, великий полководец Зу-Л-Карнайн набрал полные легкие воздуха и решился выговорить:
   – Выходи за меня замуж... Нет! – запротестовал он, видя, что Каэ собирается возразить. – Не торопись отказываться. Я же буду ждать. Зачем торопиться, если. тебя ждут. Я хочу, чтобы в моем государстве императрицей была ты. Если захочешь...
   В этот момент зазвучал рожок, оповещая всех о том, что отряд тхаухудов готов к отправлению. Кочевники-саракои расселись по верблюдам. Они должны были сопровождать Каэтану до самого Эреду, а там поворачивали назад, в свои родные пустыни; до Онодонги должны были дойти двадцать отборных тхаухудов из личной гвардии императора.
   Джангарай и Ловалонга, Эйя и Габия, альв и Бор-донкай поочередно подходили к аите, кланялись ему и говорили слова искренней благодарности. Юноша печально смотрел, как они усаживаются на коней, устраиваются в седлах, распрямляют плечи, отряхивая прах прошедшего, и устремляются в будущее. «Эти люди живут будущим», – неожиданно понял полководец. А он для них приятное, радостное, но уже прошлое. И ему сделалось горько.
   Каэтана еще была здесь. Он повернулся. ней:
   – Что ты ответишь?
   – Ты почти не знаешь меня:
   – Догадываюсь, что это и есть типично женские отговорки...
   – Не совсем. Я не знаю, сколько мне лет, не знаю, кто я. Ищи себе другую жену, аита, – славную, достойную, знатную.
   – Даже Агатияр не стал говорить мне эти глупости, когда я объявил ему свою волю. Я уже сказал – иди в Запретные земли. Я подожду тебя. Или, быть может... – Он не договорил.
   – Нет-нет, я еще не нашла себе мужа. – Каэтана не знала, как объяснить аите то, что требовало долгих бесед, за несколько оставшихся минут.
   Телохранители стояли с напряженными лицами, будто понимали, что сейчас решается судьба их повелителя, а они не могут ему помочь.
   Каэтана молчала, не в силах выразить все, что молнией проносилось у нее в голове.
   – Хорошо, – наконец не выдержал Зу-Л-Карнайн. – Счастливого тебе пути.
   – Спасибо, – сказала она, не зная, как попрощаться с этим странным человеком, который вдруг стал милым и близким так внезапно, причем в самый миг разлуки. – Прощай.
   Она чувствовала, что это не те слова, которые нужна ему сказать, но нужных не находилось. Она повернулась, подошла к Агатияру и подставила ему лоб.
   – Прощай и ты. Спасибо от всего сердца.
   – Удачи, дорогая Каэ. – Визирь поцеловал ее. – Буду ждать, вдруг ты еще поцарствуешь на пару с моим мальчиком, а?
   Она растерянно посмотрела на старого советника:
   – Найди ему хорошую жену, Агатияр. Я ведь просто увлечение...
   – Если бы ты оказалась права, – вздохнул советник. – Я еле уговорил его не ехать вместе с вами. Пусть хранят тебя наши надежды и чаяния.
   Старые жрецы-ийя стояли рядом, благословляя путешественников, и Каэтана, попрощавшись с ними, вскочила в седло Ворона, который немедленно взвился на дыбы, продемонстрировав, что не устал и готов нести ее хоть на край света.
   Каэ потрепала коня по холке и догнала друзей. Караван змеей проструился по улицам ал-Ахкафа и вышел из городских ворот. Со стен на них смотрели солдаты и жители города. Они отошли уже довольно далеко, когда Каэ обернулась в последний раз посмотреть на город, который должен был стать конечной целью ее странствий, а оказался только отправной точкой длинного и трудного пути. И увидела, что из ворот города вылетел небольшой отряд из нескольких всадников и на бешеной скорости понесся к ним, вздымая за собой тучи пыли.
   – Опять что-нибудь забыли, – обреченным голосом сказал Зу-Самави, командир тхаухудов, которому и дотошный Агатияр, и сам обожаемый аита за это утро успели надоесть хуже слепней, вызывая его к себе для все новых и новых указаний, смысл которых вкратце сводился к следующему: довезти госпожу живой и невредимой хоть на край света, иначе император со свету сживет, Агатияр разорвет на части, а потом оба они тоже умрут.
   – Тоже мне великая загадка, – бормотал под нос мудрый воин. Он достаточно долго прожил на свете и знал, как возникает любовь в столь юном возрасте, как у их владыки, – для этого хватает и нескольких дней. Тем более что в очаровательную госпожу он и сам бы влюбился, да времени на это нет...
   Между тем всадники приблизились к поджидавшему их каравану, и оказалось, что первым скачет на превосходном скакуне сам император с таким выражением лица, будто он уже успел потерять свою империю. Сзади несется Агатияр с растрепанной и всклокоченной бородой – ни дать ни взять кто-то пытался выдрать ее с корнем. А уже за ними, на несколько корпусов отстав от повелителя, скачут те немногие телохранители, которые успели вскочить на коней, когда обнаружили, что-их полководец неистово шпорит своего скакуна, вылетая из ворот дворца...
   Император на всем скаку что-то кричал. Но встречный ветер относил его слова. И, судя по лицам телохранителей, они были не совсем обычны.
   Многие из них – сейчас еще совсем молодые – надолго переживут своего повелителя. И долгими зимними вечерами будут рассказывать о нем, великом и легендарном, своему многочисленному потомству. Конечно же, о битвах и сражениях, о походах в дальние страны, но обязательно – о таком непривычном и незнакомом в тот единственный день в ал-Ахкафе.
   Император скачет и кричит:
   – Я люблю тебя! Слышишь?! Я люблю тебя!
   Наконец он подлетает к застывшей девушке, которая как влитая сидит на вороном скакуне; девушке в мужской одежде и с двумя мечами, висящими крест-накрест за спиной. Он хватает ее за руку и говорит:
   – Это самое убедительное, что я мог придумать, чтобы ты вернулась. Я буду ждать, потому что я тебя люблю. И если ты не хочешь быть императрицей, мне не нужна империя.