Угрюмова Виктория. Огненная река

   – Неужели он ничего не заподозрил? – с восхищением спросила Каэ, когда Цоциха описывал ей в лицах разговор, который состоялся у него с таможенником.
   – Может, и заподозрил. Потому что даже спросил меня, не встречал ли я принцессу Коттравей и не видел ли галеру «Крылья Сурхака».
   – И как? – спросил Номмо.
   – Прекрасно. Я произнес клятву, что принцесса Коттравей ко мне за помощью не обращалась и ее я не встречал никогда. И заклинание Корс Торуна не подействовало.
   – Но ведь тебя же могло... – Барнаба задохнулся от ужаса, не договорив фразу до конца.
   – Ничего бы не было, – отмахнулся контрабандист. – Проще простого: госпожа Каэтана не принцесса Коттравей и, значит, я не лгу, когда произношу эту клятву. А галеру я видел, и врать об этом не стал. Но они же не приказывали мне не лгать, когда спросили, куда она направлялась. И я сказал, что в Аллаэллу.
   – И поверили?
   – Конечно. А почему бы и нет? Я дал достаточно много денег, чтобы вызвать доверие. Ну а мой корабль, груженный товарами и с капризными пассажирами, которые не хотят торчать в порту пару дней, пока до них дойдет очередь, никого не заинтересовал.
   – Великолепно! – одобрил Рогмо. – Мастерская работа.
   – Опыт, большой опыт, – скромно ответил господин Цоциха. – А теперь я вынужден попрощаться с вами – дела ждут.
   Перед тем как спуститься в ожидавшую его шлюпку, которая должна была доставить контрабандиста на берег, господин Цоциха зашел попрощаться с Богиней Истины.
   – Я был безмерно счастлив, госпожа, помочь вам. Жаль только, что никогда не попаду в Сонандан, не побываю в Храме Истины. Может, там мне что-нибудь такое бы сказали... Но не судьба.
   Он старался выглядеть беззаботным и веселым, но грустные глаза не позволяли поверить его ребяческому притворству.
   Каэ полезла в ящик столика, где лежала шкатулка преподнесенная на прощание правителем Сонандана. В ней было несколько камешков из Храма Истины и она часто прикасалась к ним, набираясь сил и тепла. Камешки эти жили собственной жизнью, как впрочем, и весь храм, который являлся не простым строением, а непостижимым существом, одушевленным и разумным.
   – Вот, возьмите. Это оттуда. Надеюсь, они принесут вам счастье.
   Господин Цоциха порывисто схватил шкатулку, склонился перед Каэтаной в низком поклоне и убежал, не оставив ни ей, ни себе возможности сказать что-либо еще. Когда Каэ вышла на палубу, шлюпка с четырьмя гребцами и пассажиром – огненно-рыжим и усатым – уже отчалила от борта «Астериона» и быстро продвигалась по направлению к порту Хаор.
   – Удивительно, – сказал капитан Лоой за плечом у Каэ, – господин Цоциха – человек во всех отношениях порядочный, но до сегодняшнего дня я не считал его бескорыстным. Вы знаете, что он не взял тех денег, которые я обещал ему заплатить?
 
   На довольно большом расстоянии от берегов Хадрамаута высится в Коралловом море голый, скалистый островок. Он абсолютно ничем не примечателен – нет здесь ни растительности, ни животных. И только морские птицы прилетают сюда, чтобы вывести птенцов в безопасном месте. В это время островок, уныло торчащий из воды, наполнен шумом, гамом, хлопаньем крыльев, а в остальное время тишину здесь нарушает только плеск волн да завывания ветра в трещинах и расселинах.
   «Астерион» на всех парусах шел к проливу Удевалла, чтобы пройти по нему в океан Локоджа. Однако корабль не миновал и трети расстояния, когда Морской эльф поспешно поднялся на капитанский мостик и заявил, что ему необходимо срочно поговорить с Лооем.
   – Я к вашим услугам, ваша милость, – отвечал капитан, который, как и большинство людей, сильно робел при виде статного, царственного эльфа.
   – Капитан, мне не хотелось бы пугать вас раньше времени, но я чувствую приближение Йа Тайбрайя.
   – И что же? – спросил Лоой, не надеясь, впрочем, услышать толковый ответ.
   – В нескольких милях восточное есть крохотный клочок суши. Нам необходимо попасть туда до того, как мы встретимся с пробудившимся.
   – Вы думаете, нам это поможет? – горько спросил капитан. – Он от Уатаха не оставил камня на камне. Я знаю островок, о котором вы говорите. Йа Тайбрайя раздавит его и не заметит.
   – Заметит, – сказал Мердок ап-Фейдли. – Обещаю вам. И прошу вас поторопиться, капитан. Это наш единственный шанс уцелеть и единственный шанс для меня выполнить то, что я обещал госпоже Каэтане,
   – Хорошо, – ответил капитан, – выбирать не приходится.
   В каюте, где Каэтана играла с Рогмо и Магнусом в карты, а Барнаба отчаянно жульничал, никто об этом разговоре не узнал. Но зато все почувствовали, что корабль сворачивает с курса.
   – Странно, – заметил Магнус. – Что это пришло в голову нашим морякам? Нам ведь не нужно на восток. Нам нужно прямо и прямо, до самого конца.
   – Может, что-нибудь пытаемся обойти, – неуверенно предположил Номмо.
   Альв не играл со всеми, но предпочитал находиться в компании.
   – А что, скажи на милость, можно пытаться обойти в открытом море? – поинтересовался Рогмо.
   – Я знаю что, – сказал Барнаба, – Йа Тайбрайя.
 
   Древний зверь был настолько прекрасен, что все на миг забыли о грозящей им неминуемой гибели, о страхе, который должны были бы испытывать перед этим чудовищем, о цели своего пути. Йа Тайбрайя вынырнул из пучины через несколько минут после того, как «Астерион» встал на якорь с подветренной стороны острова и люди высадились на это скопление скал, откуда мгновенно сорвались в лазоревое небо снежные хлопья – вспугнутые ими морские птицы с отчаянными криками кружили над покинутыми гнездами.
   Правда, капитан остался на корабле. Он не хотел рисковать и все спрашивал у Мердока ап-Фейдли, что будет, если зверь разрушит корабль: ведь тогда вся команда и пассажиры умрут от голода и жажды.
   – Была бы это самая большая беда, – сказал Магнус, – и думать было бы не о чем.
   Каэтана отнеслась к предложению сойти на остров немного скептически. Но Морской эльф твердо пообещал ей, что он может уговорить или заставить (это уж смотря по обстоятельствам) Йа Тайбрайя снова опуститься на глубину, оставив корабль в покое.
   Сангасои воспринимали приказы командира как приготовление к сражению. Ни один мускул не дрогнул на их загорелых красивых лицах, когда они осматривали свое оружие. И Мердок ап-Фейдли восхитился в очередной раз их мужеству и выдержке. Казалось, им безразлично, что они собираются драться с тем, кого панически боятся даже Новые боги. Но ведь сангасоям было не впервой побеждать богов и демонов. Они собирались справиться и с Йа Тайбрайя.
   Морской эльф оказался прав. Древний зверь искал их в водах Кораллового моря и, учуяв, стал догонять. Он вынырнул из-под воды с громоподобным ревом, лазорево-голубой, искрящийся в лучах солнца, мощный, грозный, и навис, как исполин над карликом, над крохотным скалистым островком, который рядом с тушей этого монстра сделался еще меньше.
   Каэ, затаив дыхание, смотрела на Йа Тайбрайя, стараясь не пропустить ни одной детали, запомнить каждую мелочь, ибо это было воистину прекрасное зрелище. Змей поднял гребень на голове, отчего сразу стал еще более красивым и страшным одновременно, и попытался выползти на берег, чтобы раздавить людей. Все невольно попятились, сжимая в руках орудие; но тут Морской эльф крикнул:
   – Я здесь, брат Йа Тайбрайя, – и голос его несся с вершины самой высокой, самой острой, самой недоступной скалы. Как раз на одном уровне с головой чудовища.
   Огромный, налитый кровью круглый глаз мигнул и уставился туда, где стоял на остром пике крохотный человечек и кричал:
   – Здравствуй, брат мой Йа Тайбрайя. Это я – Мердок ап-Фейдли. Поговорим?
   Никто не слышал, что ответило морское чудовище своему эльфийскому брату, но все увидели, что он перестал разевать жуткую пасть, перестал реветь и угрожающе раскачиваться из стороны в сторону. Йа Тайбрайя немного ушел под воду, отчего его голова полностью сровнялась с той площадкой на отвесной скале, куда каким-то образом забрался Морской эльф. Древний зверь положил голову на просторный выступ и замер, слушая. И только эти двое, братья по крови, знали, о чем станут они сейчас говорить.
   – Что с тобой, брат? – спросил князь. – Ты затаил обиду на людей? Зачем ты губишь их?
   – Мне тяжко, – отозвался змей. – Безмерно тяжко. Властная сила пробудила меня, и я ничего не могу поделать с этим. Кто-то иной, более сильный и могущественный, нежели я, управляет мною. Во мне почти нет моей крови. Я устал. Помоги мне, – попросил он почти жалобно.
   – Я для этого и пришел сюда, – ответил эльф. – Ты ведь узнаешь это место?
   – Узнаю, – откликнулся монстр.
   – Я смогу тебе помочь. Тебе нужна жертва, и тогда ты снова станешь хозяином самому себе.
   – Я уверен в этом, но сколько жертв я ни принес самому себе – ничего не помогло.
   – Брат мой, это уже не ты говоришь.
   – Твоя правда. Убивал я не ради этого. Кто-то приказал мне убивать всех. Кто-то требует, чтобы я уничтожил этот корабль. Помоги мне, Мердок ап-Фейдли. Не оставь меня слугой того чудовища, которое поселилось во мне.
   – Бедный брат, – прошептал эльф. – Обещай мне одно: как только ты станешь сам себе хозяином, ты отправишься на дно, опустишься в Улыбку Смерти и будешь спать столько времени, сколько захочешь. Но больше никого не убьешь.
   – Хорошо, – согласился змей. – Я обещаю. Я и сам того же хочу. Скажи мне, те существа внизу, на острове, в окружении множества людей, – они древней крови?
   Эльфа потрясла постановка вопроса.
   – Ты имеешь в виду Кахатанну? Богиню Истины? Ингатейя Сангасойю?
   Огромная голова несколько раз качнулась из стороны в сторону.
   – Я знавал Кахатанну в давние времена. Эти существа иной природы.
   – Это Время, мой могучий брат, это воплощенная вечность, явившаяся к Богине Истины.
   – А кто еще?
   – Еще там есть полуэльф, мой брат по крови, князь Энгурры и наш король.
   – Я не о нем. То существо, с мечами, – кто оно?
   Мердок ап-Фейдли застыл в недоумении:
   – Это сама Кахатанна, Богиня Истины. Ты же только что сказал, что знал ее когда-то. Неужели память начинает тебя подводить?
   – Это не она, – просто ответил змей. – Она не богиня, а нечто гораздо большее.
   – Это хорошо или плохо? – по-детски наивно спросил эльф.
   – Это невероятно. Послушай, я хотел сказать, что мне очень жаль. Я люблю тебя, брат. И мне очень горько.
   – Не вини себя, ведь я всегда знал, что должно случиться этим днем, я к этому готовился, я был призван. Это судьба, и в тебе нет зла.
   – Спасибо. Мне нужно было услышать это именно от тебя, – сказал змей. – Но ты хочешь приступить к обряду?
   – Конечно, только подожди одну минуту.
   Мердок ап-Фейдли наклонился и посмотрел вниз, где стояла довольно большая толпа людей: матросы с «Астериона», сангасои, его новые друзья – Магнус, Номмо и Барнаба; его родич Рогмо и Каэтана. Он смотрел на них с такой невыразимой любовью и нежностью, какую трудно было предположить в этом суровом существе. Но когда он выпрямился, его лицо было спокойно и безмятежно.
   Морской эльф подошел к самому краю отвесной скалы, воздел руки к равнодушному небу и начал нараспев произносить первые слова старинного обряда:
   – Я Мердок ап-Фейдли, князь моря и кровный брат морским существам, стоя здесь, на краю Алтаря, добровольно и с радостью отдаю свою кровь в жертву крови своего старшего брата Йа Тайбрайя и отпускаю ему эту вину, дабы он был свободен и от вины, и от зла, и от скверны и стал хозяином себе и своей воле. И это незыблемо до тех пор, пока брат Йа Тайбрайя не призовет к себе иного моей крови, чтобы вкусить ее.
   Слова, подхваченные ветром, неслись куда-то под облака, и поэтому стоящим внизу ничего не было слышно. Конечно, они слышали, что эльф что-то говорит, но не могли ничего разобрать в плеске волн и криках чаек.
   А потом стройная, точеная фигура Мердока ап-Фейдли четко обозначилась на фоне неба, и клонящееся к закату солнце осветило его золотыми лучами. Он весь засиял, засверкал, слепя глаза тем, кто смотрел на него с ужасом и восхищением оттуда, снизу; развел руки, как пылающие крылья, и, оттолкнувшись от камня, на котором стоял, бросился со скалы.
   Падающей звездой пронесся Мердок ап-Фейдли в вечернем небе и золотой стрелой вонзился в волны.
   Йа Тайбрайя метнулся к нему и схватил эльфа уже в воде. Громадные челюсти сомкнулись, во все стороны брызнула кровь, и освобожденный этой страшной жертвой змей погрузился в пучину, издав на прощание отчаянный, тоскливый вопль.
 
   Морской эльф безумно любил жизнь, и она не казалась ему пустой и бессмысленной даже спустя несколько тысячелетий после рождения. Но как-то так странно устроено, что жертвуют собой во имя других именно те, кто жаждет жить. Возможно, потому, что они прекрасно сознают ценность жизни вообще – не только своей, но и любой другой. А вот влачащие жалкое и бессмысленное существование отчаянно боятся умереть. В чем-то они правы: ведь смерть воздается как плата за прожитое, и что им потом делать за гранью тьмы? Пустых людей, впустую топтавших землю, после нее ждет такая же пустота.
   Морской эльф бежал по сверкающей дороге, которая оказалась потолком солнечных лучей, одним концом уходящим в небо, а другим – упирающимся в его любимое море. Он как на крыльях влетел в ослепительно зеленое, ласковое, тихое море и остановился. Он, конечно, не раз слышал древние легенды, но не представлял, что и на самом деле все сбудется.
   Его уже встречали братья, сестры, отец – все ушедшие когда-то: павшие в битвах, бросившиеся в море с Алтаря, чтобы отвести беду от людей; пронзенные предательскими кинжалами. Все они были здесь – Пресветлые эльфы моря. И среди прочих он увидел... Аэдону.
   – Ты здесь. – Он не спрашивал, он радовался.
   – Ты же знаешь, если бы не Вещь, то и мой отец, и я ушли бы тогда вместе в вами из Энгурры. Нам там было нечего делать.
   – Я не понял тогда, прости меня.
   – Пустое. Главное, что мы опять вместе. Как там мой мальчик, Мердок? Справляется ли с тяжестью моего наследства?
   – У тебя прекрасный сын, Аэдона. Чудный человек и настоящий эльф. Не знаю, как это может быть, но я рад этому. Ты боишься за него?
   – Нет, – ответил лучезарный Аэдона, и остальные эльфы отрицательно покачали головами. – Мы будем ждать его здесь. И если он выполнит свой долг и до конца останется достойным, мы скоро встретимся. А теперь пойдем, король ждет тебя.
   И легкие, почти прозрачные тени заскользили среди коралловых рифов, устремляясь к призрачному подводному дворцу.
   На Арнемвенде говорят, что души Морских эльфов уходят под воду и что именно эти души и создают море, давая ему особенную, ни с чем не сопоставимую суть...
 
   – О боги, – прошептал Рогмо в полном отчаянии. – Ах я слепец, дурак! Я забыл совершенно, что Морские эльфы не просто связаны узами родства с обитателями моря...
   – Я видел когда-то такую церемонию, – сказал Барнаба, обращаясь сразу ко всем. – Именно здесь, на этом самом месте. Они зовут его Алтарем.
   – Кто они?
   – Князья ап-Фейдли – братья и жрецы Йа Тайбрайя и ему подобных. Каэ, дорогая, не плачь. Это его судьба. Они сами ее избрали, когда ушли из Энгурры сюда. Он всегда знал, что должно случиться именно так, а не иначе. Не плачь. Этим ты плохо почтишь его память.
   Маленькая фигурка Номмо скорчилась на огромном валуне. Альв сидел обхватив колени мохнатыми лапками и раскачивался, как в трансе. Каэ подошла к нему, обняла за плечики:
   – Воршуд, не стоит. Барнаба прав: горе не лучший способ выразить благодарность и любовь.
   – Беда в том, что я его побаивался. Считал заносчивым и кичливым. Немного ревновал вас к нему. А оказалось, что он другой, только я этого не разглядел.
   – Он услышит тебя из любой дали, – молвил Рогмо. – И поймет, что ты увидел его истинное лицо. И ему будет приятно.
   – Страшно только, что мы не успели проститься, – сказала Каэ. – И что никого не было рядом в последний миг. Я должна была догадаться...
   Куланн дал знак своим воинам, и сотня сверкающих в закатном солнце мечей взлетела вверх, отдавая салют князю Мердоку ап-Фейдли.
   – Я хотел узнать... – Голос Магнуса был тверд, вот только глаза предательски покраснели, но, может, в том был повинен все тот же багровый закат? – Я хотел спросить, – повторил он. – Мне показалось или на самом деле в ту минуту, когда он собрался прыгнуть, рядом с ним стоял какой-то гигант в черных доспехах?
 
   Изогнутая дугой, длинная цепь коралловых островов, называемых Сарконовыми, преграждала выход в океан Локоджа. И только в одном месте, будто бы сжалившись над моряками, расступалась, образуя узкий пролив. Здесь всегда было бурное море, два течения сталкивались друг с другом, и только опытные лоцманы и капитаны рисковали проводить тут свои корабли. Большинство же отправлялось в путь с крайней западной оконечности Хадрамаута – мыса Крус. Но там суда попадали в мощное течение, и их выносило в открытый океан. Ничего опасного в этом не было, но такой путь длился месяца на два дольше. И все же была еще одна причина, по которой пролив Удевалла не пользовался особой популярностью. Об этом и говорили за обедом капитан Лоой и его пассажиры.
   – Видите ли, госпожа Каэтана, мы не станем сворачивать с намеченного курса, но всем нам нужно быть постоянно готовыми к нападению. Пролив Удевалла слишком узок, а корабли в нем слишком беспомощны, чтобы этим не воспользоваться. Поэтому пираты прочно обосновались на Сарконовых островах и потрошат все суда, которые имели несчастье попасть им в лапы.
   – Так что же мы рискуем? – возмутился Барнаба. – У меня знаете какой гардероб? Конечно, он привлечет внимание этих разбойников!
   Все весело и от души расхохотались.
   – Не понимаю, – рассердился толстяк, – что вы нашли смешного в предстоящей нам всем трагедии? Если нас возьмут на абордаж и лишат меня имущества, я так и буду ходить в одном костюме всю дорогу?
   – Если они возьмут нас на абордаж, – успокоил его Куланн, – то у костюмов больше шансов остаться в целости и невредимости, чем у тебя.
   – Я грозен во гневе, – сказал Барнаба. – И ужасен.
   – Вот им это и расскажешь, – посоветовала Каэтана.
   – С сотней воинов Куланна пираты нам страшны меньше, чем кому бы то ни было, – спокойно продолжил Лоой. – Именно поэтому я вообще согласился вести корабль через пролив Удевалла. И все же я настоятельно прошу вас – вечером мы приближаемся к Сарконовым островам. Не дайте застать себя врасплох.
   Когда обед закончился и большая часть путешественников разошлась по своим каютам, в столовой остались капитан, Каэ и Куланн.
   – Это очень серьезно? – спросила она, обращаясь к Лоою.
   – Не слишком. Но не хотелось бы с удивлением обнаружить себя ранним утром висящим на рее. А потому лучше немного сгустить краски, правда?
   – Вы правы, – согласилась она.
   Вечером, закончив точить и полировать свои клинки, Каэ осторожно положила Такахай и Тайяскарон в изголовье и собралась было укладываться спать, как ей показалось, что мечи чем-то возбуждены. Это было странное чувство, но нечто подобное клинки вытворяли в те времена, когда она только нашла их после долгой разлуки и постоянно чувствовала их легкую дрожь и тихое пение. Со временем она привыкла к этому состоянию своих клинков, а позже научилась различать оттенки их настроения. Сейчас Такахай и Тайскарон предупреждали ее об опасности. Души верных воинов, заключенных в блестящей стали, ставшие во много крат сильнее благодаря стараниям бога-кузнеца, предвидели близкую битву. И пытались сообщить о ней своей хозяйке.
   Каэ была согласна с капитаном в том, что лучше немного преувеличить опасность. Поэтому она встала со своего ложа, снова оделась, тщательно осмотрела свои метательные кинжалы, надела боевые наручи с шипами и, прихватив оба клинка, отправилась в каюту капитана. Она осторожно постучалась в двери и, когда сонный голос отозвался, произнесла:
   – Капитан, это я.
   – Да, госпожа. – Лоой уже протирал глаза, стоя на прохладном морском ветру, который быстро привел его в себя. – Почему вы не спите?
   Тут только капитан обратил внимание на то, что Каэ стоит перед ним снаряженная, как в битву, и удивленно на нее уставился.
   – Капитан, я понимаю, что могу и ошибаться, но не могли бы вы разбудить команду? А я попытаюсь объяснить ситуацию Куланну.
   – Что случилось?
   – Ничего конкретного. Но вы сами сказали, что висеть на рее, едва проснувшись, – это уж слишком. Мне кажется, что мои мечи предупреждают о скором сражении. Мне жаль будить всех – люди так устали за день.
   – Лучше бы вы ошиблись, – серьезно сказал капитан. – Но вы правы, я бужу команду.
   Каэ никогда не была так уверена в своей правоте, как верили в нее другие. И поэтому ей всегда было неудобно: она боялась беспокоить людей зря; но дрожь клинков все усиливалась, и Каэтана решительно направилась в каюту Куланна. Разговор с командиром сангасоев был еще более коротким, и уже через пять минут воины Сонандана занимали места на трех палубах «Астериона» согласно заранее составленному плану. Куланн не торопился и людей не подгонял, однако все происходило с молниеносной скоростью и в полной тишине, только слегка звякало оружие да стучали сапоги по дубовой палубе.
   Моряки тоже отнеслись к ее предчувствию с огромным доверием. Никто не выразил даже тени сомнения – люди готовились к предстоящему сражению споро и слаженно, хотя ни о каком противнике и речи не было. Море поражало своим спокойствием, ветер был, как всегда, попутный и ласковый, и, кроме плеска волн, не было слышно ни единого звука.
   Рогмо и Магнус уже стояли около нее, когда она подняла голову. Оба молодых человека выглядели свежими и отдохнувшими.
   – Где Барнаба и Номмо?
   – Мы разбудили их и велели не волноваться, но на палубу не высовываться.
   – Мне так неловко, – пожаловалась Каэ. – А если все это зря?
   – Тогда мы дружным хором скажем вам спасибо. С детства не любим пиратов, – улыбнулся Магнус.
   – И то ладно...
   – Воины расставлены, госпожа, – сообщил подошедший неслышно, как кошка, Куланн. – Идите к себе.
   – Еще чего? Я же бессмертна, забыли?
   – Госпожа! – Голос командира был тверд как сталь. – Мы посланы с вами, чтобы защищать вас, а не подвергать ненужному риску.
   – Я не буду спорить с вами, но и отсиживаться не стану.
   – Командир прав, – сказал Рогмо. – У вас впереди еще много испытаний, дайте себе шанс дожить до них.
   – Как оптимистично!
   Спорили они, надо сказать, шепотом. Корабль тихо скользил в ночи, освещенный неярким светом двух фонарей. Безмолвные тени застыли на своих местах, приготовившись к сражению. А сражаться было не с кем. И Каэ так уверилась в ошибочности своего предчувствия, что чуть было не подпрыгнула на месте, когда услышала негромкий звук, доносившийся со стороны моря. Это был тихий-тихий скрип весел. И его можно было отличить от прочих звуков лишь потому, что к этому все были подспудно готовы. Пираты Сарконовых островов знали свое дело – спящий корабль был бы обречен.
   Куланн махнул рукой и жестом приказал Рогмо и Магнусу находиться около госпожи, а сам поспешил к своим людям, как тень проскользнув по трапу на нижнюю палубу.
   Мерный плеск весел все приближался, и наконец едва заметный толчок сообщил о том, что пиратское судно подошло к «Астериону» вплотную.
   И тут же весь громадный корабль осветился огнями. Матросы зажгли приготовленные факелы, а сангасои дали залп из луков по ослепленным и застигнутым врасплох пиратам. Пляшущее пламя освещало их изумленные лица. С глухим звуком стрелы вонзились в тела нападавших, и пираты с воплями попадали за борт. Но они не растерялись и не испугались, возможно, еще и потому, что не представляли себе, с кем имеют дело. И с отчаянными криками бросились в атаку.
   Сражение закипело сразу повсюду – пиратов было много, около трех сотен вооруженных до зубов головорезов, которые на голову превосходили солдат регулярной армии. Они умели воевать, они были смелы и неукротимы. Размахивая топорами и кривыми саблями, зажав в зубах ножи, они перепрыгивали со своей галеры на борт «Астериона», прокладывая себе путь к капитанскому мостику.
   – У них большое судно, – сказал Рогмо, – и, по-моему, подходит еще одна галера. Я не сомневаюсь в сангасоях, но все же пираты могут перебить много наших матросов.
   – Наши матросы тоже сангасои, – заметил Магнус. Но особой уверенности в его голосе не было.
   – Надеюсь, Куланн позаботился об этом, – сказала Каэ. – И все-таки...
   Она не договорила, а, схватившись за свисавший над головой канат, легко соскользнула вниз. Рогмо и Магнус только и успели, что проводить ее взглядами. Через секунду полуэльф бросился следом. Молодой чародей оценил расстояние и... полез вниз по трапу.