- Ты права, дорогая. Эта женщина действовала вполне обдуманно и постаралась все предусмотреть. Что будет, если отказ от ребенка сойдет ей с рук? Кажется, закон предусматривает какую-то ответственность? Ты не знаешь, как это делается? Сотрудник социального обеспечения обращается в суд?
- Не знаю, но она предвидела и это. Она готова отстаивать свои интересы в суде, и утверждает, что медицинская экспертиза докажет, что ребенок не может быть ее; из этого будет сделан вывод, что она оказалась в роли матери-носительницы без своего ведома и согласия, а значит, и не может и нести ответственности за ребенка. Если такой ход не удастся, она возбудит дело против правительства, обвинив его в халатности, из-за которой ее здоровье было подвергнуто опасности; или это может быть обвинение в потворстве насилию или даже в сводничестве - она пока не уверена.
- Еще бы, - сказал Зеллаби. - Должно быть, весьма интересно построить такое обвинение!
- Мне показалось, она сомневается, что до этого дойдет, заметила Антея.
- И она совершенно права, - согласился Зеллаби. - Мы из кожи вон лезли, пытаясь сохранить все в тайне, а подобное судебное разбирательство станет манной небесной для журналистов со всего света. Надо полагать, доктор Хаксби придет от этого в восторг. Бедный мистер Кримм и бедный полковник Уэсткотт. Боюсь, они будут очень обеспокоены. Интересно, хватит ли здесь их влияния?..
Он на мгновение задумался и продолжал:
- Дорогая, я только что говорил с Аланом о том, чтобы он забрал отсюда Феррелин. Теперь это, похоже, становится еще более срочным. Как только поступок Маргарет Хаксби получит огласку, ее примеру могут последовать и другие, как ты думаешь?
- Некоторые - да, - согласилась Антея.
- А если предположить, что в скором времени бегство из Мидвича станет массовым, то не потребуются ли определенные меры, чтобы его остановить?
- Но если, ты говоришь, они не хотят огласки...
- Дело не в огласке, дорогая. Меня интересует, что произойдет, если окажется, что Дети так же не желают оставаться в Мидвиче в одиночестве, как они не желали, чтобы их отсюда увозили?
- Но не думаешь же ты...
- Я ничего не думаю. Я просто пытаюсь поставить себя на место кукушонка. В такой ситуации я сопротивлялся бы всему, что, по моему мнению, уменьшало бы заботу о моем комфорте и благополучии. Чтобы это уяснить, не надо быть кукушонком. Ты, конечно, понимаешь, что я только высказываю предположение, но мне очень хотелось бы, чтобы Феррелин не оказалась здесь в ловушке, если что-либо подобное произойдет.
- В любом случае, ей лучше уехать, - согласилась Антея. - Для начала - хотя бы на две-три недели, пока мы не выясним, что же здесь все-таки происходит, - сказала она Алану.
- Хорошо, - сказал Алан. - С этого я и начну. Где она сейчас?
- Я оставила ее на веранде.
Зеллаби и Антея смотрели, как Алан пересекает лужайку и исчезает за углом дома. Гордон Зеллаби вопросительно взглянул на жену.
- Я не думаю, что Феррелин будет сильно против, - сказала Антея. - Она хочет быть с Аланом, и уехать ей мешает лишь одно - чувство долга по отношению к ребенку. Из-за него она очень страдает.
- Она в самом деле привязана к мальчику?
- Трудно сказать. В такой ситуации на женщину очень давят традиции и общественное мнение. Боязнь осуждения толкает их на проторенный путь. Чтобы взяли верх личные убеждения, нужно время.
- Так как же с Феррелин? - напряженно спросил Заллаби.
- О, с ней все будет в порядке, я уверена. Просто она еще не может решиться. Ты же знаешь, столько ей пришлось испытать; она перенесла все тяготы и неудобства, вынашивая ребенка, как своего собственного, а теперь ей предстоит осознать, что он - ч у ж о й, что она для него только "приемная мать". Это серьезно.
Антея замолчала, задумчиво глядя вдаль.
- Я каждый вечер произношу благодарственную молитву, - добавила она. - Не знаю, слышит ли ее Бог, но я хочу, чтобы он знал, как я благодарна.
Зеллаби взял ее руку, и несколько минут они сидели молча.
- Удивляюсь, - заметил он спустя некоторое время, - как могла возникнуть столь глупая и невежественная метафора, как "Мать Природа"? Ведь Природа безжалостна, отвратительна и жестока, хотя некоторые утверждают, что без этого не возникла бы цивилизация. Мы считаем жестокими животных, но даже самые свирепые из них покажутся ангелами, если представить себе жестокость людей, например, на тонущем корабле. Нет глупее иллюзии, чем то ощущение уюта, которое возникает от слов "Мать Природа". Чтобы выжить, вид должен бороться, и он будет ради этого делать все, даже самое отвратительное, разве только какой-нибудь другой инстинкт не окажется сильнее инстинкта самосохранения.
- Тебя что-то мучает, Гордон, - озабоченно сказала Антея.
- Да, - признался Зеллаби, - я думаю о кукушках. Кукушки чертовски настойчивы в своем стремлении выжить. Настолько настойчивы, что если твое гнездо занято, у тебя остается только один выход... Я, как ты знаешь, гуманист; ни жестким, ни, тем более, жестоким меня назвать нельзя...
- Конечно, Гордон, - кивнула она.
- Более того, я цивилизованный человек. И поэтому не могу заставить себя одобрить то, что сделать необходимо. Впрочем, даже если я в душе соглашусь с тем, что иного выбора нет, не согласятся окружающие, и они мне этого не простят. И значит, мы, как бедные пеночки, будем выкармливать и пестовать чудовище, предавая тем самым свой собственный род. Странно, не правда ли? Мы запросто можем утопить выводок котят, которые ничем нам не угрожают, но будем заботливо растить эти создания...
Некоторое время Антея сидела неподвижно, потом повернулась и долгим пристальным взглядом посмотрела на мужа.
- Ты д е й с т в и т е л ь н о уверен, что другого пути нет, Гордон?
- Да, дорогая.
- На тебя не похоже.
- Я уже говорил об этом. Но и в подобной ситуации я оказался впервые. Мне пришло в голову, что правило "живи и давай жить другим" применимо лишь в определенных границах - пока оно подразумевает некое покровительство. Когда же я почувствовал - чего никогда ранее не случалось - что под угрозой оказалось мое положение венца творения, этот тезис сразу перестал мне нравиться.
- По-моему, ты преувеличиваешь, Гордон, В конце концов, несколько необычных малышей...
- Которые умеют вызывать невротическое состояние у взрослых женщин. Не забудь еще и Харримана. Они з а с т а в- л я ю т выполнять свои желания.
- А вдруг, когда они станут старше, это пройдет? Говорят, бывают случаи удивительного взаимопонимания, психической общности...
- В отдельных случаях - возможно. Но в шестидесяти взаимосвязанных случаях!? Нет, ни о какой нежной привязанности не может быть и речи. Это самые практичные, здравомыслящие и независимые детишки, какие когда-либо существовали на свете. Еще они, пожалуй, самые самовлюбленные, и тут ничего нет удивительного - ведь они могут получить все, что захотят. Пока они еще в том возрасте, когда им хочется не слишком многого, но позже... что ж, увидим...
- Доктор Уиллерс говорит... - начала его жена, но Зеллаби нетерпеливо перебил ее.
- Уиллерс в свое время оказался на высоте положения, так что не удивительно, что теперь он ведет себя как зазнавшийся страус. В истерию он уверовал почти патологически. Надеюсь, отпуск пойдет ему на пользу.
- Но, Гордон, он, по крайней мере, пытается как-то объяснить...
- Дорогая, я человек терпеливый, но не испытывай больше моего терпения. Уиллерс никогда не пытался ничего о б ъ я с-н и т ь. Он согласился с отдельными фактами, от которых нельзя было отмахнуться, а остальные постарался просто не заметить. Это уже политика.
- Но должно же быть какое-то объяснение?
- Конечно. Придется, правда, подождать, пока дети подрастут, и мы получим дополнительную информацию.
- Но у тебя есть какая-то идея?
- Боюсь, тебя это не обнадежит.
- Скажи.
Зеллаби покачал головой.
- Я не готов, - сказал он. - Но поскольку ты женщина умная, я задам тебе вопрос: если бы ты пожелала бросить вызов стабильному и хорошо вооруженному обществу, чтобы ты стала делать? Попробовала бы напасть - хоть это и дорого, и ненадежно, и опасно? Или, если время не играет сертьезной роли, использовала бы тактику "пятой колонны", чтобы атаковать врага изнутри?
16. Проблемы еще впереди
За несколько следующих месяцев в жизни Мидвича произошло множество перемен.
Феррелин уехала вместе с Аланом, оставив ребенка у Зеллаби. Доктор Уиллерс передал свою практику ассистенту, помогавшему ему во время кризиса, и отправился вместе с женой в заслуженный отпуск - как говорили, в кругосветное путешествие.
Однако самым сенсационным событием оказалась эвакуация Фермы, проведенная в спешном порядке - всего за несколько дней. Ученым сообщили об этом в понедельник, и они сразу принялись паковаться. В среду начали пребывать большие фургоны, а к концу недели главное здание и дорогостоящие новые лаборатории уже стояли пустыми, с темными окнами, и у жителей поселка осталось чувство, что на их глазах разворачивалась некая волшебная пантомима. Мистер Кримм исчез вместе со своими сотрудниками, уехали и две девушки, которые в начале лета уволились, а потом вновь поступили на работу; и когда этот Великий Исход завершился, единственным напоминанием о Ферме, не считая самого здания, осталась одна молодая женщина, которая предпочла быть рядом со своим ребенком, да четверо золотоглазых Детей, которым нужно было найти приемных родителей.
Неделю спустя, в коттедже, где раньше жил мистер Кримм, поселилась супружеская пара по фамилии Фриман. Своим видом они напоминали высушенные мумии, а их семнадцатилетная дочь выглядела немногим лучше. Мистер Фриман представился врачом, специализирующимся на социальной психологии, жена его тоже оказалась доктором медицины. Нам намекнули, что их задача - изучение развития Детей. Этим они и занимались, постоянно что-то высматривая, порой заглядывая в дома, и довольно часто их можно было видеть на одной из скамеек на лужайке, где они с важным видом бдительно несли свою вахту. Их заговорщицкий вид и нахальные манеры привели к тому, что уже через неделю все открыто возмущались их поведением и называли не иначе, как Пронырами. Впрочем, другой чертой характера Фриманов была настойчивость, и, в конце концов, их стали воспринимать как нечто неизбежное.
Бернард на мои расспросты ответил, что к его отделу они отношения не имеют, но действительно были командированы в Мидвич. Мне подумалось, что если это единственное последствие страсти Уиллерса к изучению Детей, то очень хорошо, что сейчас его с нами нет.
Зеллаби предложил Фриманам сотрудничество - безуспешно. Не знаю, какой департамент подбирал таких работников, но нам казалось, что, будь они чуть хоть немного пообщительнее, они смогли бы с гораздо меньшими усилиями получить куда больше информации. Так или иначе, какая-то польза от их рапортов, вероятно, была, и нам ничего не оставалось, кроме как смириться с их неприятной манерой манерой шнырять по поселку.
Однако, какой бы научный интерес ни представляли Дети в течение первого года их жизни почти ничего не внушало нам опасений. Кроме перманентного сопротивления попыткам увезти любого из них из Мидвича, прочие проявления их способностей к принуждению были весьма умеренны и нечасты. Они были, по словам Зеллаби, детьми очень разумными и самостоятельными, правда, до тех пор, пока к ним не начинали относиться пренебрежительно или препятствовать их желаниям. За двумя исключениями, здоровье их также было в полном порядке. Этими двумя исключениями оказались две болезненные девочки, которые незадолго до Рождества подхватили какую-то вирусную инфекцию и умерли в течение нескольких часов.
Казалось, ничто в поведении Детей не подтверждало зловещие предсказания старух или иначе сформулированные, но не менее мрачные, прогнозы самого Зеллаби; время текло настолько безмятежно, что не только мы с Джанет, но и многие другие начали сомневаться, не преувеличены ли наши страхи, и не ослабевают ли необычные способности Детей - может быть, они совсем исчезнут, когда те подрастут?
Но следующим летом Зеллаби сделал открытие, которое, судя по всему, ускользнуло от внимания Фриманов, несмотря на их добросовестную слежку.
Однажды летним утром Гордон Зеллаби явился к нам домой и бесцеремонно вытащил нас на улицу. Я пытался протестовать, но он был неумолим.
- Я все прекрасно понимаю, дорогой мой. Знаю, что отрываю вас от работы. У меня самого перед глазами стоит отчаянное лицо моего издателя. Но это очень важно. Мне нужны свидетели, заслуживающие доверия.
- Свидетели чего? - без всякого энтузиазма спросила Джанет.
Зеллаби покачал головой.
- Я ничего не буду говорить заранее. Я просто прошу вас наблюдать за экспериментом и делать свои выводы. Вот здесь, - он похлопал себя по карману, - наш инструмент.
Он положил на стол маленькую, размером в два дюйма, коробочку с орнаментом, а рядом - головоломку в виде двух больших изогнутых и сцепленных между собой гвоздей, которые нужно правильно повернуть, чтобы разъединить. Гордон поднял деревянную коробочку и слегка потряс. Внутри что-то стукнуло.
- Здесь леденец, - объяснил он. - Эта коробочка - плод бессмысленной изобретательности японцев. Как ее открыть, сразу не понятно, но стоит сдвинуть в сторону вот этот элемент орнамента, и она без труда откроется - получайте конфету. Зачем японцы придумали такую конструкцию, только они сами и знают, но нам она может сослужить хорошую службу. Итак, кого из Детей выберем для первой пробы? Давайте сначала мальчика.
- Но ни одному из малышей нет еще и года, - заметила Джанет.
- Вы же сами прекрасно знаете, что физически они ничем не отличаются от хорошо развитых двухлетних детей, - возразил Зеллаби. И в любом случае, то, что я предлагаю - не совсем проверка умственного развития. А может быть, и проверка... - нерешительно сказал он. Должен заметить, я в этом не уверен, но это и не важно. Просто назовите ребенка.
- Хорошо. Ребенок миссис Брант, - сказала Джанет. И мы отправились к миссис Брант.
Миссис Брант проводила нас на задний дворик, где играл ребенок. Он выглядел очень смышленым, и, как и говорил Зеллаби, на вид ему было не меньше двух лет. Зеллаби протянул ему коробочку. Мальчик взял ее, внимательно рассмотрел, обнаружил, что внутри что-то гремит, и осторожно потряс. Довольно долго он безуспешно пытался ее открыть, и мы молча за этим наблюдали, пока, наконец, Зеллаби не достал из кармана конфету и не отдал ее мальчику в обмен на коробочку. Коробочка так и осталась закрытой.
- Не понимаю, что вы хотели этим сказать, - заметила Джанет, когда мы ушли от миссис Брант.
- Терпение, моя дорогая, - укоризненно сказал Зеллаби. - Кто будет следующим? Нужен опять мальчик.
Джанет предложила пойти к викарию, но Зеллаби покачал головой.
- Нет, не подойдет. Рядом может оказаться девочка Полли Раштон.
- Это имеет какое-то значение? Слишком все таинственно, - сказала Джанет.
- Я хочу, чтобы мои свидетели были удовлетворены, - сказал Зеллаби. - Назовите кого-нибудь другого.
Мы отправились к старшей миссис Дорри. Там Гордон проделал ту же процедуру, но, поиграв немного с коробочкой, ребенок протянул ее обратно и выжидательно на него посмотрел. Зеллаби, однако, коробочку не забрал; показав ребенку, как она открывается, он дал мальчику самому это проделать и достать конфету. Затем Зеллаби положил в коробочку еще одну конфету, закрыл ее и снова протянул мальчику.
- Попробуй еще раз, - предложил он, и мы увидели, как малыш с легкостью открыл коробочку и взял вторую конфету.
- А теперь, - сказал Зеллаби, когда мы ущли, - вернемся к номеру первому, к ребенку миссис Брант.
В саду миссис Брант он снова дал ребенку коробочку. Тот нетерпеливо схватил ее, без всяких колебаний нашел подвижный участок орнамента, сдвинул его и достал конфету, как будто уже проделывал это раз десять. Зеллаби посмотрел на наши ошарашенные физиономии и, довольно подмигнув, забрал у мальчика коробочку и вложил в нее очередную конфету.
- Ну что ж, - сказал он, - назовите еще одного.
Мы побывали еще у троих, в разных концах поселка. Никого из них коробочка нисколько не озадачила. Они открывали ее сразу, словно были прекрасно знакомы с секретом, моментально завладевая конфетами.
- Интересно, правда? - заметил Зеллаби. - Теперь попробуем с девочками.
Мы снова повторили эксперимент, с тем отличием, что на сей раз Гордон открыл секрет коробочки не второму ребенку, а третьему. Дальше все происходило точно по тому же сценарию.
- Не правда ли, они очаровательны? - сиял Зеллаби. - Хотите попробовать с головоломкой?
- Лучше потом, - сказала Джанет. - Сейчас я хотела бы выпить чаю.
Все вместе мы вернулись домой.
- Идея с коробочкой была хороша, - скромно похвалил себя Зеллаби, поглощая бутерброд с огурцом. - Просто, наглядно, и прошло как по маслу.
- Вы хотите сказать, что ставили и другие опыты? - спросила Джанет.
- Да, и немало. Однако некоторые из них были слишком сложны, а другие не совсем убедительны. Кроме того, я не знал, с какого конца подступиться.
- А теперь знаете? Я в этом совсем не уверена, - сказала Джанет.
Зеллаби посмотрел на нее.
- Я все-таки думаю, что вы поняли, - сказал он, - и Ричард тоже. И незачем этого стесняться.
Взяв еще один бутерброд, он вопросительно взглянул на меня.
- Полагаю, - сказал я, - вы хотите, чтобы я подтвердил результат вашего эксперимента: то, что знает один из мальчиков, знают все мальчики, но девочки не знают, и наоборот. Согласен, именно так все это и выглядит - если только тут нет какого-то подвоха.
- Мой дорогой друг...
- Должен признаться, что все это сразу не переварить.
- Понимаю. Я сам пришел к этому постепенно, - кивнул Зеллаби.
- Но, - спросил я, - разве мы тоже обязаны были придти именно к такому выводу?
- Конечно, мой дорогой друг. Неужели не ясно? - он достал из кармана сцепленные гвозди и бросил их на стол. - Попробуйте сами. Или, еще лучше, придумайте какой-нибудь свой небольшой тест. И вы неминуемо придете к тем же выводам - по крайней мере, предварительным.
- Хорошо, - сказал я, - давайте рассматривать это как гипотезу, с которой я в данный момент согласен...
- Минутку, - вмешалась Джанет. - Мистер Зеллаби, вы утверждаете, что если я скажу что-либо одному из мальчиков, об этом будут знать все остальные?
- Наверняка. Конечно, если вы предложите им достаточно простое задание - для их возраста.
На лице Джанет появилось скептическое выражение.
Зеллаби вздохнул.
- Старая проблема, - сказал он. - Как будто, линчевав Дарвина, вы докажете невозможность эволюции. Но, как я уже говорил, вам нужно лишь провести свои собственные тесты. - Он повернулся ко мне. - Значит, вы допускаете мою гипотезу?..
- Да, - согласился я, - но вы сказали, что это - п р е- д в а р и т е л ь н ы е выводы. А что дальше?
- По-моему, установленных фактов и так достаточно, чтобы опрокинуть все наши социальные системы.
- Может, это просто более развитая форма взаимопонимания, вроде того, которое иногда возникает между близнецами? - спросила Джанет.
Зеллаби покачал головой.
- Вряд ли. Либо оно развилось настолько, что приобрело новые черты. Кроме того, мы имеем дело не с одной такой группой, а с двумя, причем непересекающимися. Теперь, если это действитиельно так, а мы видим чтому подтверждение, сразу же встает вопрос: насколько каждый из Детей индивидуален? Да, физически каждый из них - отдельная личность. Но так ли это на самом деле? Если у ребенка общее сознание с остальной группой, и он общается внутри нее с гораздо меньшими трудностями, чем это делаем мы, можно ли сказать, что он обладает собственным сознанием, является отдельной личностью в нашем понимании? Не думаю. Совершенно ясно, что, если А, Б и В обладают общим сознанием, тогда то, что говорит А, одновременно думают Б и В, и любое действие, совершаемое Б в определенных обстоятельствах, не отличается от действий - в тех же обстоятельствах - А и В. Отклонения возможны только из-за физических различий между ними, ибо поведение зависит от состояния желез и иных факторов.
Другими словами, если я задам вопрос любому из этих мальчиков, то получу абсолютно одинаковый ответ, кого бы ни спросил. Если я попрошу их выполнить какое-то действие, я снова получу один и тот же результат; но, вероятно, успешнее с заданием справится тот мальчик, чья физическая подготовка лучше. Кстати, Дети слишком похожи друг на друга, чтобы различия бросались в глаза.
Но должен сказать главное: тот из них, кто в данный момент отвечает мне или выполняет мою просьбу - не индивидуум, это просто - и прежде всего - член группы. И именно отсюда следуют как дальнейшие выводы, так и новые вопросы.
Джанет нахмурилась.
- Я все еще не понимаю...
- Можно иначе, - сказал Зеллаби. - Нам кажется, что перед нами пятьдесят восемь маленьких индивидуальностей. Но впечатление обманчиво, и мы обнаруживаем, что на самом деле индивидуальностей только две - "мальчик" и "девочка". Причем, "мальчик" состоит из тридцати элементов, а "девочка" - из двадцати восьми, и каждый из них имеет физическую структуру и форму отдельного мальчика или девочки, соответственно.
Последовала пауза.
- По-моему, слишком сложно, - осторожно сказала Джанет.
- Не спорю, - согласился Зеллаби. - Мне тоже так кажется.
- Послушайте, - сказал я. - Вы серьезно так считаете? Не слишком ли вы преувеличиваете?
- Я утверждаю, что это так - а доказательства я вам уже представил.
Я покачал головой.
- Вы показали нам лишь то, что они каким-то непонятным способом умеют общаться друг с другом. Но выводы о едином сознании - это, пожалуй, чересчур смело.
- На данном этапе - возможно. Но не забывайте - вы стали свидетелями только одного эксперимента. Я же провел целый ряд опытов, и результаты любого из них не противоречат идее того, что я называю коллективным разумом. Кстати, сама идея не так уж и странна, как кажется поначалу. Это обычная уловка, к которой прибегает эволюция, чтобы скомпенсировать несовершенство отдельной особи. Многие виды, которые на первый взгляд состоят из одиночных представителей, в действительности могут существовать только колониями. Самые яркие примеры можно найти среди низших форм жизни, но нет причин ограничиваться только ими. Пожалуйста - насекомые. Размеры их невелики, но вместе они действуют чертовски эффективно. И люди объединяются в группы с той же целью, правда, сознательно, а не инстинктивно. Так почему бы П снова не применить этот способ, продемонстрировав нам всю неуклюжесть наших попыток преодолеть пропасть в общении друг с другом? Быть может, именно таким образом Природа искусно копирует саму себя?
Наша цивилизация стоит сейчас перед барьером, который преграждает нам путь к развитию и, если мы не хотим застрять на нынешнем уровне, мы обязаны найти какой-то способ его преодолеть. Если мы не будем эволюционировать, мы просто вымрем, как динозавры. Помните, Бернард Шоу предлагал в качестве первого шага увеличить продолжительность человеческой жизни до трехсот лет. Вполне возможный путь - идея продления жизни весьма привлекательна для отдельной личности - но есть и другие. И хотя вряд ли стоит ожидать появления у высших животных коллективного сознания, все же нельзя утверждать, что оно совершенно невозможно.
Взглянув на выражение лица Джанет, я понял, что она отключилась. Когда кто-то, по ее мнению, начинал нести чушь, она просто отказывалась тратить силы на попытки понять и отгораживалась непроницаемым мысленным занавесом. Я задумчиво посмотрел в окно.
- Я чувствую себя хамелеоном, которого положили на поверхность, цвет которой он не в состоянии воспроизвести, - наконец сказал я. Если я правильно понял, вы утверждаете, что каждая из этих групп обладает единым разумом. Значит ли это, что мальчики обладают нормальными умственными способностями в тридцатикратном объеме, а девочки в двадцативосьмикратном?
- Сомневаюсь, - серьезно сказал Зеллаби. - Скорее всего, нет, и слава Богу, потому что нормальные способности в тридцатикратном объеме - это уже за гранью всякого понимания. Наверное, можно говорить о некотором увеличении умственных способностей, но в данный момент я не вижу способа, как его оценить, если это вообще возможно. Но сейчас более важной мне представляется степень их способности к принуждению. Последствия могут быть страшными. Никто не знает, каким образом они это делают, но не исключено, что при определенной концентрации этой способности, так сказать, в замкнутом объеме, может сработать закон Гегеля - то есть количество перейдет в новое качество. В данном случае, это будет означать прямое управление людьми. Честно говоря, все это пока мои домыслы, но поле для них чертовски обширно.
- Быть может, вы и правы, но, по-моему, это чересчур сложно.
- В деталях, возможно, - сказал Зеллаби, - но что касается принципов, то ничего сложного здесь нет. Вы согласны, что мы оцениваем человека по силе его духа?
- Конечно.
- Дух - это жизненная сила; она не статична, она либо развивается, либо атрофируется. Можно сказать, эволюция духа предполагает возникновение некоего сверхдуха. Допустим теперь, что этот великий дух, этот сверхдух, пытается выйти на сцену. Где ему обитать? Обыкновенный человек не приспособлен быть его вместилищем; сверхчеловека, который мог бы им стать, не существует. Но выход есть: при отсутствии подходящего единого вместилища создать их группу энциклопедия, слишком объемная для одного тома... Не знаю. Но если это так, то перед нами д в а сверхдуха, обитающие в двух группах. Зеллаби замолчал, глядя в окно на шмеля, перелетающего с одного цветка лаванды на другой, потом задумчиво добавил: - Я много думал об этом. Мне даже казалось, что оба сверхдуха должны иметь имена. Конечно, выбор имен огромен, но у меня в мозгу постоянно вертятся лишь два. Про себя я называю их Адам и Ева.
- Не знаю, но она предвидела и это. Она готова отстаивать свои интересы в суде, и утверждает, что медицинская экспертиза докажет, что ребенок не может быть ее; из этого будет сделан вывод, что она оказалась в роли матери-носительницы без своего ведома и согласия, а значит, и не может и нести ответственности за ребенка. Если такой ход не удастся, она возбудит дело против правительства, обвинив его в халатности, из-за которой ее здоровье было подвергнуто опасности; или это может быть обвинение в потворстве насилию или даже в сводничестве - она пока не уверена.
- Еще бы, - сказал Зеллаби. - Должно быть, весьма интересно построить такое обвинение!
- Мне показалось, она сомневается, что до этого дойдет, заметила Антея.
- И она совершенно права, - согласился Зеллаби. - Мы из кожи вон лезли, пытаясь сохранить все в тайне, а подобное судебное разбирательство станет манной небесной для журналистов со всего света. Надо полагать, доктор Хаксби придет от этого в восторг. Бедный мистер Кримм и бедный полковник Уэсткотт. Боюсь, они будут очень обеспокоены. Интересно, хватит ли здесь их влияния?..
Он на мгновение задумался и продолжал:
- Дорогая, я только что говорил с Аланом о том, чтобы он забрал отсюда Феррелин. Теперь это, похоже, становится еще более срочным. Как только поступок Маргарет Хаксби получит огласку, ее примеру могут последовать и другие, как ты думаешь?
- Некоторые - да, - согласилась Антея.
- А если предположить, что в скором времени бегство из Мидвича станет массовым, то не потребуются ли определенные меры, чтобы его остановить?
- Но если, ты говоришь, они не хотят огласки...
- Дело не в огласке, дорогая. Меня интересует, что произойдет, если окажется, что Дети так же не желают оставаться в Мидвиче в одиночестве, как они не желали, чтобы их отсюда увозили?
- Но не думаешь же ты...
- Я ничего не думаю. Я просто пытаюсь поставить себя на место кукушонка. В такой ситуации я сопротивлялся бы всему, что, по моему мнению, уменьшало бы заботу о моем комфорте и благополучии. Чтобы это уяснить, не надо быть кукушонком. Ты, конечно, понимаешь, что я только высказываю предположение, но мне очень хотелось бы, чтобы Феррелин не оказалась здесь в ловушке, если что-либо подобное произойдет.
- В любом случае, ей лучше уехать, - согласилась Антея. - Для начала - хотя бы на две-три недели, пока мы не выясним, что же здесь все-таки происходит, - сказала она Алану.
- Хорошо, - сказал Алан. - С этого я и начну. Где она сейчас?
- Я оставила ее на веранде.
Зеллаби и Антея смотрели, как Алан пересекает лужайку и исчезает за углом дома. Гордон Зеллаби вопросительно взглянул на жену.
- Я не думаю, что Феррелин будет сильно против, - сказала Антея. - Она хочет быть с Аланом, и уехать ей мешает лишь одно - чувство долга по отношению к ребенку. Из-за него она очень страдает.
- Она в самом деле привязана к мальчику?
- Трудно сказать. В такой ситуации на женщину очень давят традиции и общественное мнение. Боязнь осуждения толкает их на проторенный путь. Чтобы взяли верх личные убеждения, нужно время.
- Так как же с Феррелин? - напряженно спросил Заллаби.
- О, с ней все будет в порядке, я уверена. Просто она еще не может решиться. Ты же знаешь, столько ей пришлось испытать; она перенесла все тяготы и неудобства, вынашивая ребенка, как своего собственного, а теперь ей предстоит осознать, что он - ч у ж о й, что она для него только "приемная мать". Это серьезно.
Антея замолчала, задумчиво глядя вдаль.
- Я каждый вечер произношу благодарственную молитву, - добавила она. - Не знаю, слышит ли ее Бог, но я хочу, чтобы он знал, как я благодарна.
Зеллаби взял ее руку, и несколько минут они сидели молча.
- Удивляюсь, - заметил он спустя некоторое время, - как могла возникнуть столь глупая и невежественная метафора, как "Мать Природа"? Ведь Природа безжалостна, отвратительна и жестока, хотя некоторые утверждают, что без этого не возникла бы цивилизация. Мы считаем жестокими животных, но даже самые свирепые из них покажутся ангелами, если представить себе жестокость людей, например, на тонущем корабле. Нет глупее иллюзии, чем то ощущение уюта, которое возникает от слов "Мать Природа". Чтобы выжить, вид должен бороться, и он будет ради этого делать все, даже самое отвратительное, разве только какой-нибудь другой инстинкт не окажется сильнее инстинкта самосохранения.
- Тебя что-то мучает, Гордон, - озабоченно сказала Антея.
- Да, - признался Зеллаби, - я думаю о кукушках. Кукушки чертовски настойчивы в своем стремлении выжить. Настолько настойчивы, что если твое гнездо занято, у тебя остается только один выход... Я, как ты знаешь, гуманист; ни жестким, ни, тем более, жестоким меня назвать нельзя...
- Конечно, Гордон, - кивнула она.
- Более того, я цивилизованный человек. И поэтому не могу заставить себя одобрить то, что сделать необходимо. Впрочем, даже если я в душе соглашусь с тем, что иного выбора нет, не согласятся окружающие, и они мне этого не простят. И значит, мы, как бедные пеночки, будем выкармливать и пестовать чудовище, предавая тем самым свой собственный род. Странно, не правда ли? Мы запросто можем утопить выводок котят, которые ничем нам не угрожают, но будем заботливо растить эти создания...
Некоторое время Антея сидела неподвижно, потом повернулась и долгим пристальным взглядом посмотрела на мужа.
- Ты д е й с т в и т е л ь н о уверен, что другого пути нет, Гордон?
- Да, дорогая.
- На тебя не похоже.
- Я уже говорил об этом. Но и в подобной ситуации я оказался впервые. Мне пришло в голову, что правило "живи и давай жить другим" применимо лишь в определенных границах - пока оно подразумевает некое покровительство. Когда же я почувствовал - чего никогда ранее не случалось - что под угрозой оказалось мое положение венца творения, этот тезис сразу перестал мне нравиться.
- По-моему, ты преувеличиваешь, Гордон, В конце концов, несколько необычных малышей...
- Которые умеют вызывать невротическое состояние у взрослых женщин. Не забудь еще и Харримана. Они з а с т а в- л я ю т выполнять свои желания.
- А вдруг, когда они станут старше, это пройдет? Говорят, бывают случаи удивительного взаимопонимания, психической общности...
- В отдельных случаях - возможно. Но в шестидесяти взаимосвязанных случаях!? Нет, ни о какой нежной привязанности не может быть и речи. Это самые практичные, здравомыслящие и независимые детишки, какие когда-либо существовали на свете. Еще они, пожалуй, самые самовлюбленные, и тут ничего нет удивительного - ведь они могут получить все, что захотят. Пока они еще в том возрасте, когда им хочется не слишком многого, но позже... что ж, увидим...
- Доктор Уиллерс говорит... - начала его жена, но Зеллаби нетерпеливо перебил ее.
- Уиллерс в свое время оказался на высоте положения, так что не удивительно, что теперь он ведет себя как зазнавшийся страус. В истерию он уверовал почти патологически. Надеюсь, отпуск пойдет ему на пользу.
- Но, Гордон, он, по крайней мере, пытается как-то объяснить...
- Дорогая, я человек терпеливый, но не испытывай больше моего терпения. Уиллерс никогда не пытался ничего о б ъ я с-н и т ь. Он согласился с отдельными фактами, от которых нельзя было отмахнуться, а остальные постарался просто не заметить. Это уже политика.
- Но должно же быть какое-то объяснение?
- Конечно. Придется, правда, подождать, пока дети подрастут, и мы получим дополнительную информацию.
- Но у тебя есть какая-то идея?
- Боюсь, тебя это не обнадежит.
- Скажи.
Зеллаби покачал головой.
- Я не готов, - сказал он. - Но поскольку ты женщина умная, я задам тебе вопрос: если бы ты пожелала бросить вызов стабильному и хорошо вооруженному обществу, чтобы ты стала делать? Попробовала бы напасть - хоть это и дорого, и ненадежно, и опасно? Или, если время не играет сертьезной роли, использовала бы тактику "пятой колонны", чтобы атаковать врага изнутри?
16. Проблемы еще впереди
За несколько следующих месяцев в жизни Мидвича произошло множество перемен.
Феррелин уехала вместе с Аланом, оставив ребенка у Зеллаби. Доктор Уиллерс передал свою практику ассистенту, помогавшему ему во время кризиса, и отправился вместе с женой в заслуженный отпуск - как говорили, в кругосветное путешествие.
Однако самым сенсационным событием оказалась эвакуация Фермы, проведенная в спешном порядке - всего за несколько дней. Ученым сообщили об этом в понедельник, и они сразу принялись паковаться. В среду начали пребывать большие фургоны, а к концу недели главное здание и дорогостоящие новые лаборатории уже стояли пустыми, с темными окнами, и у жителей поселка осталось чувство, что на их глазах разворачивалась некая волшебная пантомима. Мистер Кримм исчез вместе со своими сотрудниками, уехали и две девушки, которые в начале лета уволились, а потом вновь поступили на работу; и когда этот Великий Исход завершился, единственным напоминанием о Ферме, не считая самого здания, осталась одна молодая женщина, которая предпочла быть рядом со своим ребенком, да четверо золотоглазых Детей, которым нужно было найти приемных родителей.
Неделю спустя, в коттедже, где раньше жил мистер Кримм, поселилась супружеская пара по фамилии Фриман. Своим видом они напоминали высушенные мумии, а их семнадцатилетная дочь выглядела немногим лучше. Мистер Фриман представился врачом, специализирующимся на социальной психологии, жена его тоже оказалась доктором медицины. Нам намекнули, что их задача - изучение развития Детей. Этим они и занимались, постоянно что-то высматривая, порой заглядывая в дома, и довольно часто их можно было видеть на одной из скамеек на лужайке, где они с важным видом бдительно несли свою вахту. Их заговорщицкий вид и нахальные манеры привели к тому, что уже через неделю все открыто возмущались их поведением и называли не иначе, как Пронырами. Впрочем, другой чертой характера Фриманов была настойчивость, и, в конце концов, их стали воспринимать как нечто неизбежное.
Бернард на мои расспросты ответил, что к его отделу они отношения не имеют, но действительно были командированы в Мидвич. Мне подумалось, что если это единственное последствие страсти Уиллерса к изучению Детей, то очень хорошо, что сейчас его с нами нет.
Зеллаби предложил Фриманам сотрудничество - безуспешно. Не знаю, какой департамент подбирал таких работников, но нам казалось, что, будь они чуть хоть немного пообщительнее, они смогли бы с гораздо меньшими усилиями получить куда больше информации. Так или иначе, какая-то польза от их рапортов, вероятно, была, и нам ничего не оставалось, кроме как смириться с их неприятной манерой манерой шнырять по поселку.
Однако, какой бы научный интерес ни представляли Дети в течение первого года их жизни почти ничего не внушало нам опасений. Кроме перманентного сопротивления попыткам увезти любого из них из Мидвича, прочие проявления их способностей к принуждению были весьма умеренны и нечасты. Они были, по словам Зеллаби, детьми очень разумными и самостоятельными, правда, до тех пор, пока к ним не начинали относиться пренебрежительно или препятствовать их желаниям. За двумя исключениями, здоровье их также было в полном порядке. Этими двумя исключениями оказались две болезненные девочки, которые незадолго до Рождества подхватили какую-то вирусную инфекцию и умерли в течение нескольких часов.
Казалось, ничто в поведении Детей не подтверждало зловещие предсказания старух или иначе сформулированные, но не менее мрачные, прогнозы самого Зеллаби; время текло настолько безмятежно, что не только мы с Джанет, но и многие другие начали сомневаться, не преувеличены ли наши страхи, и не ослабевают ли необычные способности Детей - может быть, они совсем исчезнут, когда те подрастут?
Но следующим летом Зеллаби сделал открытие, которое, судя по всему, ускользнуло от внимания Фриманов, несмотря на их добросовестную слежку.
Однажды летним утром Гордон Зеллаби явился к нам домой и бесцеремонно вытащил нас на улицу. Я пытался протестовать, но он был неумолим.
- Я все прекрасно понимаю, дорогой мой. Знаю, что отрываю вас от работы. У меня самого перед глазами стоит отчаянное лицо моего издателя. Но это очень важно. Мне нужны свидетели, заслуживающие доверия.
- Свидетели чего? - без всякого энтузиазма спросила Джанет.
Зеллаби покачал головой.
- Я ничего не буду говорить заранее. Я просто прошу вас наблюдать за экспериментом и делать свои выводы. Вот здесь, - он похлопал себя по карману, - наш инструмент.
Он положил на стол маленькую, размером в два дюйма, коробочку с орнаментом, а рядом - головоломку в виде двух больших изогнутых и сцепленных между собой гвоздей, которые нужно правильно повернуть, чтобы разъединить. Гордон поднял деревянную коробочку и слегка потряс. Внутри что-то стукнуло.
- Здесь леденец, - объяснил он. - Эта коробочка - плод бессмысленной изобретательности японцев. Как ее открыть, сразу не понятно, но стоит сдвинуть в сторону вот этот элемент орнамента, и она без труда откроется - получайте конфету. Зачем японцы придумали такую конструкцию, только они сами и знают, но нам она может сослужить хорошую службу. Итак, кого из Детей выберем для первой пробы? Давайте сначала мальчика.
- Но ни одному из малышей нет еще и года, - заметила Джанет.
- Вы же сами прекрасно знаете, что физически они ничем не отличаются от хорошо развитых двухлетних детей, - возразил Зеллаби. И в любом случае, то, что я предлагаю - не совсем проверка умственного развития. А может быть, и проверка... - нерешительно сказал он. Должен заметить, я в этом не уверен, но это и не важно. Просто назовите ребенка.
- Хорошо. Ребенок миссис Брант, - сказала Джанет. И мы отправились к миссис Брант.
Миссис Брант проводила нас на задний дворик, где играл ребенок. Он выглядел очень смышленым, и, как и говорил Зеллаби, на вид ему было не меньше двух лет. Зеллаби протянул ему коробочку. Мальчик взял ее, внимательно рассмотрел, обнаружил, что внутри что-то гремит, и осторожно потряс. Довольно долго он безуспешно пытался ее открыть, и мы молча за этим наблюдали, пока, наконец, Зеллаби не достал из кармана конфету и не отдал ее мальчику в обмен на коробочку. Коробочка так и осталась закрытой.
- Не понимаю, что вы хотели этим сказать, - заметила Джанет, когда мы ушли от миссис Брант.
- Терпение, моя дорогая, - укоризненно сказал Зеллаби. - Кто будет следующим? Нужен опять мальчик.
Джанет предложила пойти к викарию, но Зеллаби покачал головой.
- Нет, не подойдет. Рядом может оказаться девочка Полли Раштон.
- Это имеет какое-то значение? Слишком все таинственно, - сказала Джанет.
- Я хочу, чтобы мои свидетели были удовлетворены, - сказал Зеллаби. - Назовите кого-нибудь другого.
Мы отправились к старшей миссис Дорри. Там Гордон проделал ту же процедуру, но, поиграв немного с коробочкой, ребенок протянул ее обратно и выжидательно на него посмотрел. Зеллаби, однако, коробочку не забрал; показав ребенку, как она открывается, он дал мальчику самому это проделать и достать конфету. Затем Зеллаби положил в коробочку еще одну конфету, закрыл ее и снова протянул мальчику.
- Попробуй еще раз, - предложил он, и мы увидели, как малыш с легкостью открыл коробочку и взял вторую конфету.
- А теперь, - сказал Зеллаби, когда мы ущли, - вернемся к номеру первому, к ребенку миссис Брант.
В саду миссис Брант он снова дал ребенку коробочку. Тот нетерпеливо схватил ее, без всяких колебаний нашел подвижный участок орнамента, сдвинул его и достал конфету, как будто уже проделывал это раз десять. Зеллаби посмотрел на наши ошарашенные физиономии и, довольно подмигнув, забрал у мальчика коробочку и вложил в нее очередную конфету.
- Ну что ж, - сказал он, - назовите еще одного.
Мы побывали еще у троих, в разных концах поселка. Никого из них коробочка нисколько не озадачила. Они открывали ее сразу, словно были прекрасно знакомы с секретом, моментально завладевая конфетами.
- Интересно, правда? - заметил Зеллаби. - Теперь попробуем с девочками.
Мы снова повторили эксперимент, с тем отличием, что на сей раз Гордон открыл секрет коробочки не второму ребенку, а третьему. Дальше все происходило точно по тому же сценарию.
- Не правда ли, они очаровательны? - сиял Зеллаби. - Хотите попробовать с головоломкой?
- Лучше потом, - сказала Джанет. - Сейчас я хотела бы выпить чаю.
Все вместе мы вернулись домой.
- Идея с коробочкой была хороша, - скромно похвалил себя Зеллаби, поглощая бутерброд с огурцом. - Просто, наглядно, и прошло как по маслу.
- Вы хотите сказать, что ставили и другие опыты? - спросила Джанет.
- Да, и немало. Однако некоторые из них были слишком сложны, а другие не совсем убедительны. Кроме того, я не знал, с какого конца подступиться.
- А теперь знаете? Я в этом совсем не уверена, - сказала Джанет.
Зеллаби посмотрел на нее.
- Я все-таки думаю, что вы поняли, - сказал он, - и Ричард тоже. И незачем этого стесняться.
Взяв еще один бутерброд, он вопросительно взглянул на меня.
- Полагаю, - сказал я, - вы хотите, чтобы я подтвердил результат вашего эксперимента: то, что знает один из мальчиков, знают все мальчики, но девочки не знают, и наоборот. Согласен, именно так все это и выглядит - если только тут нет какого-то подвоха.
- Мой дорогой друг...
- Должен признаться, что все это сразу не переварить.
- Понимаю. Я сам пришел к этому постепенно, - кивнул Зеллаби.
- Но, - спросил я, - разве мы тоже обязаны были придти именно к такому выводу?
- Конечно, мой дорогой друг. Неужели не ясно? - он достал из кармана сцепленные гвозди и бросил их на стол. - Попробуйте сами. Или, еще лучше, придумайте какой-нибудь свой небольшой тест. И вы неминуемо придете к тем же выводам - по крайней мере, предварительным.
- Хорошо, - сказал я, - давайте рассматривать это как гипотезу, с которой я в данный момент согласен...
- Минутку, - вмешалась Джанет. - Мистер Зеллаби, вы утверждаете, что если я скажу что-либо одному из мальчиков, об этом будут знать все остальные?
- Наверняка. Конечно, если вы предложите им достаточно простое задание - для их возраста.
На лице Джанет появилось скептическое выражение.
Зеллаби вздохнул.
- Старая проблема, - сказал он. - Как будто, линчевав Дарвина, вы докажете невозможность эволюции. Но, как я уже говорил, вам нужно лишь провести свои собственные тесты. - Он повернулся ко мне. - Значит, вы допускаете мою гипотезу?..
- Да, - согласился я, - но вы сказали, что это - п р е- д в а р и т е л ь н ы е выводы. А что дальше?
- По-моему, установленных фактов и так достаточно, чтобы опрокинуть все наши социальные системы.
- Может, это просто более развитая форма взаимопонимания, вроде того, которое иногда возникает между близнецами? - спросила Джанет.
Зеллаби покачал головой.
- Вряд ли. Либо оно развилось настолько, что приобрело новые черты. Кроме того, мы имеем дело не с одной такой группой, а с двумя, причем непересекающимися. Теперь, если это действитиельно так, а мы видим чтому подтверждение, сразу же встает вопрос: насколько каждый из Детей индивидуален? Да, физически каждый из них - отдельная личность. Но так ли это на самом деле? Если у ребенка общее сознание с остальной группой, и он общается внутри нее с гораздо меньшими трудностями, чем это делаем мы, можно ли сказать, что он обладает собственным сознанием, является отдельной личностью в нашем понимании? Не думаю. Совершенно ясно, что, если А, Б и В обладают общим сознанием, тогда то, что говорит А, одновременно думают Б и В, и любое действие, совершаемое Б в определенных обстоятельствах, не отличается от действий - в тех же обстоятельствах - А и В. Отклонения возможны только из-за физических различий между ними, ибо поведение зависит от состояния желез и иных факторов.
Другими словами, если я задам вопрос любому из этих мальчиков, то получу абсолютно одинаковый ответ, кого бы ни спросил. Если я попрошу их выполнить какое-то действие, я снова получу один и тот же результат; но, вероятно, успешнее с заданием справится тот мальчик, чья физическая подготовка лучше. Кстати, Дети слишком похожи друг на друга, чтобы различия бросались в глаза.
Но должен сказать главное: тот из них, кто в данный момент отвечает мне или выполняет мою просьбу - не индивидуум, это просто - и прежде всего - член группы. И именно отсюда следуют как дальнейшие выводы, так и новые вопросы.
Джанет нахмурилась.
- Я все еще не понимаю...
- Можно иначе, - сказал Зеллаби. - Нам кажется, что перед нами пятьдесят восемь маленьких индивидуальностей. Но впечатление обманчиво, и мы обнаруживаем, что на самом деле индивидуальностей только две - "мальчик" и "девочка". Причем, "мальчик" состоит из тридцати элементов, а "девочка" - из двадцати восьми, и каждый из них имеет физическую структуру и форму отдельного мальчика или девочки, соответственно.
Последовала пауза.
- По-моему, слишком сложно, - осторожно сказала Джанет.
- Не спорю, - согласился Зеллаби. - Мне тоже так кажется.
- Послушайте, - сказал я. - Вы серьезно так считаете? Не слишком ли вы преувеличиваете?
- Я утверждаю, что это так - а доказательства я вам уже представил.
Я покачал головой.
- Вы показали нам лишь то, что они каким-то непонятным способом умеют общаться друг с другом. Но выводы о едином сознании - это, пожалуй, чересчур смело.
- На данном этапе - возможно. Но не забывайте - вы стали свидетелями только одного эксперимента. Я же провел целый ряд опытов, и результаты любого из них не противоречат идее того, что я называю коллективным разумом. Кстати, сама идея не так уж и странна, как кажется поначалу. Это обычная уловка, к которой прибегает эволюция, чтобы скомпенсировать несовершенство отдельной особи. Многие виды, которые на первый взгляд состоят из одиночных представителей, в действительности могут существовать только колониями. Самые яркие примеры можно найти среди низших форм жизни, но нет причин ограничиваться только ими. Пожалуйста - насекомые. Размеры их невелики, но вместе они действуют чертовски эффективно. И люди объединяются в группы с той же целью, правда, сознательно, а не инстинктивно. Так почему бы П снова не применить этот способ, продемонстрировав нам всю неуклюжесть наших попыток преодолеть пропасть в общении друг с другом? Быть может, именно таким образом Природа искусно копирует саму себя?
Наша цивилизация стоит сейчас перед барьером, который преграждает нам путь к развитию и, если мы не хотим застрять на нынешнем уровне, мы обязаны найти какой-то способ его преодолеть. Если мы не будем эволюционировать, мы просто вымрем, как динозавры. Помните, Бернард Шоу предлагал в качестве первого шага увеличить продолжительность человеческой жизни до трехсот лет. Вполне возможный путь - идея продления жизни весьма привлекательна для отдельной личности - но есть и другие. И хотя вряд ли стоит ожидать появления у высших животных коллективного сознания, все же нельзя утверждать, что оно совершенно невозможно.
Взглянув на выражение лица Джанет, я понял, что она отключилась. Когда кто-то, по ее мнению, начинал нести чушь, она просто отказывалась тратить силы на попытки понять и отгораживалась непроницаемым мысленным занавесом. Я задумчиво посмотрел в окно.
- Я чувствую себя хамелеоном, которого положили на поверхность, цвет которой он не в состоянии воспроизвести, - наконец сказал я. Если я правильно понял, вы утверждаете, что каждая из этих групп обладает единым разумом. Значит ли это, что мальчики обладают нормальными умственными способностями в тридцатикратном объеме, а девочки в двадцативосьмикратном?
- Сомневаюсь, - серьезно сказал Зеллаби. - Скорее всего, нет, и слава Богу, потому что нормальные способности в тридцатикратном объеме - это уже за гранью всякого понимания. Наверное, можно говорить о некотором увеличении умственных способностей, но в данный момент я не вижу способа, как его оценить, если это вообще возможно. Но сейчас более важной мне представляется степень их способности к принуждению. Последствия могут быть страшными. Никто не знает, каким образом они это делают, но не исключено, что при определенной концентрации этой способности, так сказать, в замкнутом объеме, может сработать закон Гегеля - то есть количество перейдет в новое качество. В данном случае, это будет означать прямое управление людьми. Честно говоря, все это пока мои домыслы, но поле для них чертовски обширно.
- Быть может, вы и правы, но, по-моему, это чересчур сложно.
- В деталях, возможно, - сказал Зеллаби, - но что касается принципов, то ничего сложного здесь нет. Вы согласны, что мы оцениваем человека по силе его духа?
- Конечно.
- Дух - это жизненная сила; она не статична, она либо развивается, либо атрофируется. Можно сказать, эволюция духа предполагает возникновение некоего сверхдуха. Допустим теперь, что этот великий дух, этот сверхдух, пытается выйти на сцену. Где ему обитать? Обыкновенный человек не приспособлен быть его вместилищем; сверхчеловека, который мог бы им стать, не существует. Но выход есть: при отсутствии подходящего единого вместилища создать их группу энциклопедия, слишком объемная для одного тома... Не знаю. Но если это так, то перед нами д в а сверхдуха, обитающие в двух группах. Зеллаби замолчал, глядя в окно на шмеля, перелетающего с одного цветка лаванды на другой, потом задумчиво добавил: - Я много думал об этом. Мне даже казалось, что оба сверхдуха должны иметь имена. Конечно, выбор имен огромен, но у меня в мозгу постоянно вертятся лишь два. Про себя я называю их Адам и Ева.