Страница:
Если Черный Джек и понимал, какие чувства раздирали этих двух женщин, вида не подал.
— Пить хочу, — заявил он. — А где Полл?
Бесс громко позвала служанку, и через несколько секунд в дверях, ведущих в другую комнату, появилась заспанная женщина. Эта кухонная рабыня стояла босиком, неухоженная, с грязными светлыми волосами, свисавшими по шее. Но завидев Черного Джека, она покраснела, смущенно улыбнулась и сделала реверанс.
— Рада вашему возвращению, сэр.
— Благодарю, Полл. Я тоже доволен, что вернулся. Найдется что-нибудь выпить? Я предпочел бы шерри-бренди. А вы чего хотели бы, милочка? — повернулся он к Эмбер.
При этих словах Бесс выругалась и напала на Полл:
— Чем ты тут без нас занималась, шлюха ленивая! Почему посуда не вымыта? — она указала на стол, заваленный грязными мисками, костями, ореховой скорлупой, стаканами и винными бутылка ми. — Клянусь Богом, или ты исправишься, или я высеку тебя, слышишь, что я говорю?
Полл заскулила, очевидно, поверив ей, но Черный Джек вмешался:
— Оставь девушку в покое, Бесс. Может быть, она на кухне возилась.
— Возилась? Да она спала, вот что!
— Принеси рейнского для миссис Чаннелл, а для Бесс…
— Бренди! — рявкнула Бесс и бросила на Эмбер разъяренный взгляд.
Эмбер повернулась и села в кресло. Она очень устала и страдала от сознания, что никогда так плохо не выглядела, как сейчас. Единственное, о чем она мечтала — уйти от них от всех, выспаться, а утром принять горячую ванну с туалетным мылом. О, снова стать чистой!
Черный Джек и Бесс начали разговаривать, но вели речь на тюремном жаргоне, и Эмбер поняла лишь несколько слов. Она слышала голос, но даже не пыталась вникать в то, о чем они говорят. Она рассеянно разглядывала комнату, которую загромождало поразительно большое количество разных предметов — столов, стульев, табуретов. Вдоль стен стояло с полдюжины шкафов для посуды и сундуков, висело множество портретов в тяжелых золоченых рамах и еще несколько стояло на полу у камина. Некоторые предметы обстановки выглядели дорогими, другие были такие старые и поцарапанные, что едва ли представляли ценность.
Полл принесла стаканы и бутылки, и они выпили за удачную ночную операцию. Эмбер сказала Черному Джеку, что очень устала, и он попросил Полл проводить ее наверх в центральную западную спальню и пожелал ей спокойной ночи, чмокнув в щеку. Даже из-за этого Бесс надулась. Но Эмбер надеялась, что девушка получит свое в эту ночь, ибо сама слишком устала и не желала бы приставаний Джека.
Эмбер сидела в большом деревянном корыте, наполненном теплой водой с мыльной пеной. Она отлавливала мокрых и малоподвижных вшей и давила их. Свежевымытые волосы она отжала и закрутила наверх. В кресле с позолоченными брокадами сидел Черный Джек и от нечего делать втыкал нож в пол. Эмбер высунула из воды руку.
— А почему здесь так много всего?
Спальня тоже, как и гостиная внизу, была загружена мебелью. Кровать окружал полог из роскошного сиреневого бархата, одеяла были из желтого атласа, кресла с обивкой из того же сиреневого бархата, а некоторые — из алого, с золотистой бахромой. На стенах — не меньше двух дюжин портретов, очень много зеркал, три шкафа, два каминных экрана.
— Матушка Красная Шапочка занимается ростовщичеством, поэтому в доме остается то, что не выкупают, в первую очередь портреты дражайших предков, — он усмехнулся и поднял бровь, указывая на глядевших со стен старых джентльменов в черных камзолах и белых накрахмаленных воротниках с жабо.
Эмбер засмеялась. Она ожила и была полна энергии, оптимизма и уверенности в себе. Она знала, что принимать горячую ванну вредно для нее. Сара не раз говорила, что если сесть в горячую воду, могут произойти преждевременные роды, но Эмбер так наслаждалась мытьем, что не собиралась вылезать из корыта, по меньшей мере, еще полчаса.
— Кто здесь живет? Кроме матушки Красной Шапочки, Бесс и Полл? — спросила она. Ей показалось, что коридор, по которому провела ее Полл, очень длинный, а дом довольно большой.
— Матушка Красная Шапочка сдает четыре дополнительные спальни внаем. Один фальшивомонетчик занимает третий этаж, а на четвертом размещается школа фехтования.
Эмбер уже не раз слышала это имя — матушка Красная Шапочка. Матушка посылала деньги для взятки тюремщику, матушка — выборная настоятельница Святого прибежища, а накануне матушка проводила слушание в церкви Джордж и Дрэйгон. Матушка Красная Шапочка желала познакомиться с Эмбер, как только та оденется.
Наконец Эмбер встала, вытерлась и надела индийский халат Черного Джека. Они рассмеялись: подол волочился по полу, а рукава свисали ниже колен. Джек подмигнул, подошел к огромному сундуку и вынул из него большую коробку, которую вручил Эмбер. Она вопросительно взглянула на него. Джек отошел на шаг, сунул руки в карманы и стал раскачиваться на каблуках, широко улыбаясь и ожидая, когда Эмбер раскроет коробку.
Предвкушая подарок, Эмбер прижала коробку к груди, развязала тесемки и сбросила упаковочную бумагу. Крик восторга вырвался из ее груди: в коробке лежало зеленое платье из тафты с аппликациями из черного бархата. Под ним — черный бархатный плащ юбка, две нижние юбки, зеленые шелковые чулки и зеленые туфли.
— О Черный Джек! Ведь это просто чудесно! — она подбежала и поцеловала его. Джек несколько неловко наклонился, как застенчивый мальчик, — он всегда боялся ненароком сделать ей больно.
— Но как ты достал все это так быстро? — У мадам Дарнье на платье уходило не меньше недели.
— Сегодня утром выходил в город. На Хаундстич есть лавка подержанных товаров, где благородные господа продают свои вещи.
— О Джек, ведь это мой любимый цвет! — Она стянула с себя халат и стала торопливо одеваться, не переставая весело щебетать. — Похоже на листья яблоневого дерева, которое росло у меня дома под окном спальни. Как ты догадался, что зеленый — мой любимый цвет?
Но через секунду на ее лице появилось разочарование: платье не застегивалось на животе, и то, что она увидела в зеркале впервые за месяц, повергло ее в слезы. Будто она вечно была беременной.
— О! — зарыдала она и топнула ногой. — Как ужасно я выгляжу! Ненавижу, ненавижу беременность!
Но Черный Джек стал заверять ее, что никогда не видел женщины красивее ее, и они спустились в гостиную познакомиться с матушкой Красной Шапочкой. Когда они вошли, то застали матушку сидящей за столом, она писала что-то в огромней амбарной книге при свете свечи. Джек заговорил с ней, и она сразу встала и подошла к ним. Матушка дружески поцеловала Эмбер в щеку и одобрительно улыбнулась Черному Джеку, который стоял рядом и горделиво улыбался.
— Красивая женщина, Джек, — она бросила взгляд на фигуру Эмбер. — Когда рожать?
— Месяца через два.
Эмбер смотрела на нее во все глаза: матушка Красная Шапочка нисколько не походила на старую распутную греховодницу, какую она ожидала увидеть, она скорее напоминала тетю Сару. Несмотря на пятидесятилетний возраст, Красная Шапочка выглядела бодрой, энергичной, с гладкой, ухоженной кожей и стройной поджарой фигурой. Одежда на ней была простая, из шерсти и полотна, крахмальный воротник, манжеты и передник. И никаких украшений. Волосы полностью убраны под ярко-красную шапочку, которую, как сообщил Черный Джек, она уже лет десять не снимала.
— Когда подойдет время, я позову для вас повитуху, — пообещала она. — А также подыщем женщину для ухода за ребенком.
— Вы не заберете ребенка?! — вскричала Эмбер встревоженно.
— Не беспокойтесь, моя дорогая, — спокойно ответила матушка Красная Шапочка, и ее акцент напомнил Эмбер речь Карлтона. — Разве допустимо, чтобы ребенок жил во Фрайерэ? Большинство из тех, кто живет здесь, умирают в первый же год. Мы можем пригласить добропорядочную деревенскую женщину, которая станет заботиться о ребенке, а вы будете посещать своего младенца, когда захотите. Все устроим, как надо, — многие женщины так поступают, — заверила она Эмбер. — А теперь, — она быстро повернулась к столу с амбарной книгой, — назовите мне свое полное имя.
— Миссис Чаннелл — кроме этого, она ничего не хочет говорить о себе, — быстро сказал Черный Джек, — и я заплачу за нее вступительный взнос.
Эмбер не сказала Черному Джеку своего настоящего имени, а он даже вроде бы и не интересовался, потому что, по его словам, и сам пользовался вымышленным, как и все обитатели притона.
— Очень хорошо. Здесь никто не интересуется прошлым. Черный Джек сказал мне, что вы должны четыреста фунтов и хотите выплатить эту сумму, чтобы выбраться из Фрайерз. Я не осуждаю вас — считаю, что вы слишком красивы, чтобы долго оставаться здесь. Заверяю вас, что приму все меры, чтобы дать вам возможность заработать эти деньги, как только вы сможете выходить.
Эмбер хотела спросить — как именно заработать, но матушка Красная Шапочка продолжала:
— Пока надо что-то сделать, чтобы вы избавились от деревенского говора. Здесь в Лондоне считают, что если девушка из деревни — обязательно простофиля, а это — большое препятствие и. может нарушить самый лучший план операции. Думаю, что Майкл Годфри будет хорошим учителем для нее, не правда ли. Черный Джек? Так что устраивайтесь здесь поудобнее и просите обо всем, что вам понадобится. А я оставляю вас — сегодня первое число месяца, и я должна обойти своих съемщиков.
Она закрыла амбарную книгу, сунула ее в ящик стола, заперла на ключ и положила ключ в карман передника. Перекинув плащ через руку, она улыбнулась им и пошла к двери. В дверях еще раз обернулась, покачала головой, взглянув на Эмбер, и заметила:
— Жаль, что беременность зашла так далеко. Месяца три назад вы могли бы заработать сто фунтов на девственности.
С этими словами она вышла, а Черный Джек громко расхохотался. Эмбер сердито повернулась к нему, в глазах сверкнул гнев.
— Какие намерения у старухи? Если она думает, что я буду зарабатывать освобождение отсюда при помощи…
— Да не тревожься понапрасну. Ничего подобного она не замышляет — я позабочусь об этом. Но один раз шлюха — всегда шлюха. А матушка Красная Шапочка, ее кашей не корми, только дай посводничать. Да она могла бы поженить римского папу с королевой Елизаветой!
Каково было настоящее имя матушки Красной Шапочки, Эмбер не знала, но Черный Джек не только любил ее, он восхищался ее решительностью, ее успехом в делах, способностью выжить здесь и добиться процветания, не обращая внимания на то, что станется с другими. Но Эмбер никак не могла понять, почему эта женщина соглашается жить столь же скромно, когда может позволить себе жить в комфорте, почему она решила пребывать в мире греха, когда за плечами у нее, несомненно, блестящая юность. И оттого Эмбер не могла испытывать к ней молчаливого презрения. В конце концов, она решила, что просто недостаточно умна, чтобы понять все это.
— Ты, наверное, хочешь, чтобы я и дальше оставалась здесь?
— Конечно, хочу, иначе зачем бы я стал вызволять тебя из тюрьмы, дрянь неблагодарная!
— Пусть так, но кто захочет всю жизнь жить в этой дыре! А я выберусь отсюда, дай только срок! Если станешь мешать мне, я попрошу денег у матушки! Ей деньги не нужны, она охотно одолжит мне четыреста фунтов, я точно знаю!
Черный Джек рассердился. При его огромном росте и силе он в гневе мог бы переломать Эмбер все кости, но он только тряхнул головой и рассмеялся:
— Ну попробуй, попроси! Только она скорее удавится, чем одолжит тебе эти четыре сотни! Уж я-то знаю!
Глава двенадцатая
— Пить хочу, — заявил он. — А где Полл?
Бесс громко позвала служанку, и через несколько секунд в дверях, ведущих в другую комнату, появилась заспанная женщина. Эта кухонная рабыня стояла босиком, неухоженная, с грязными светлыми волосами, свисавшими по шее. Но завидев Черного Джека, она покраснела, смущенно улыбнулась и сделала реверанс.
— Рада вашему возвращению, сэр.
— Благодарю, Полл. Я тоже доволен, что вернулся. Найдется что-нибудь выпить? Я предпочел бы шерри-бренди. А вы чего хотели бы, милочка? — повернулся он к Эмбер.
При этих словах Бесс выругалась и напала на Полл:
— Чем ты тут без нас занималась, шлюха ленивая! Почему посуда не вымыта? — она указала на стол, заваленный грязными мисками, костями, ореховой скорлупой, стаканами и винными бутылка ми. — Клянусь Богом, или ты исправишься, или я высеку тебя, слышишь, что я говорю?
Полл заскулила, очевидно, поверив ей, но Черный Джек вмешался:
— Оставь девушку в покое, Бесс. Может быть, она на кухне возилась.
— Возилась? Да она спала, вот что!
— Принеси рейнского для миссис Чаннелл, а для Бесс…
— Бренди! — рявкнула Бесс и бросила на Эмбер разъяренный взгляд.
Эмбер повернулась и села в кресло. Она очень устала и страдала от сознания, что никогда так плохо не выглядела, как сейчас. Единственное, о чем она мечтала — уйти от них от всех, выспаться, а утром принять горячую ванну с туалетным мылом. О, снова стать чистой!
Черный Джек и Бесс начали разговаривать, но вели речь на тюремном жаргоне, и Эмбер поняла лишь несколько слов. Она слышала голос, но даже не пыталась вникать в то, о чем они говорят. Она рассеянно разглядывала комнату, которую загромождало поразительно большое количество разных предметов — столов, стульев, табуретов. Вдоль стен стояло с полдюжины шкафов для посуды и сундуков, висело множество портретов в тяжелых золоченых рамах и еще несколько стояло на полу у камина. Некоторые предметы обстановки выглядели дорогими, другие были такие старые и поцарапанные, что едва ли представляли ценность.
Полл принесла стаканы и бутылки, и они выпили за удачную ночную операцию. Эмбер сказала Черному Джеку, что очень устала, и он попросил Полл проводить ее наверх в центральную западную спальню и пожелал ей спокойной ночи, чмокнув в щеку. Даже из-за этого Бесс надулась. Но Эмбер надеялась, что девушка получит свое в эту ночь, ибо сама слишком устала и не желала бы приставаний Джека.
Эмбер сидела в большом деревянном корыте, наполненном теплой водой с мыльной пеной. Она отлавливала мокрых и малоподвижных вшей и давила их. Свежевымытые волосы она отжала и закрутила наверх. В кресле с позолоченными брокадами сидел Черный Джек и от нечего делать втыкал нож в пол. Эмбер высунула из воды руку.
— А почему здесь так много всего?
Спальня тоже, как и гостиная внизу, была загружена мебелью. Кровать окружал полог из роскошного сиреневого бархата, одеяла были из желтого атласа, кресла с обивкой из того же сиреневого бархата, а некоторые — из алого, с золотистой бахромой. На стенах — не меньше двух дюжин портретов, очень много зеркал, три шкафа, два каминных экрана.
— Матушка Красная Шапочка занимается ростовщичеством, поэтому в доме остается то, что не выкупают, в первую очередь портреты дражайших предков, — он усмехнулся и поднял бровь, указывая на глядевших со стен старых джентльменов в черных камзолах и белых накрахмаленных воротниках с жабо.
Эмбер засмеялась. Она ожила и была полна энергии, оптимизма и уверенности в себе. Она знала, что принимать горячую ванну вредно для нее. Сара не раз говорила, что если сесть в горячую воду, могут произойти преждевременные роды, но Эмбер так наслаждалась мытьем, что не собиралась вылезать из корыта, по меньшей мере, еще полчаса.
— Кто здесь живет? Кроме матушки Красной Шапочки, Бесс и Полл? — спросила она. Ей показалось, что коридор, по которому провела ее Полл, очень длинный, а дом довольно большой.
— Матушка Красная Шапочка сдает четыре дополнительные спальни внаем. Один фальшивомонетчик занимает третий этаж, а на четвертом размещается школа фехтования.
Эмбер уже не раз слышала это имя — матушка Красная Шапочка. Матушка посылала деньги для взятки тюремщику, матушка — выборная настоятельница Святого прибежища, а накануне матушка проводила слушание в церкви Джордж и Дрэйгон. Матушка Красная Шапочка желала познакомиться с Эмбер, как только та оденется.
Наконец Эмбер встала, вытерлась и надела индийский халат Черного Джека. Они рассмеялись: подол волочился по полу, а рукава свисали ниже колен. Джек подмигнул, подошел к огромному сундуку и вынул из него большую коробку, которую вручил Эмбер. Она вопросительно взглянула на него. Джек отошел на шаг, сунул руки в карманы и стал раскачиваться на каблуках, широко улыбаясь и ожидая, когда Эмбер раскроет коробку.
Предвкушая подарок, Эмбер прижала коробку к груди, развязала тесемки и сбросила упаковочную бумагу. Крик восторга вырвался из ее груди: в коробке лежало зеленое платье из тафты с аппликациями из черного бархата. Под ним — черный бархатный плащ юбка, две нижние юбки, зеленые шелковые чулки и зеленые туфли.
— О Черный Джек! Ведь это просто чудесно! — она подбежала и поцеловала его. Джек несколько неловко наклонился, как застенчивый мальчик, — он всегда боялся ненароком сделать ей больно.
— Но как ты достал все это так быстро? — У мадам Дарнье на платье уходило не меньше недели.
— Сегодня утром выходил в город. На Хаундстич есть лавка подержанных товаров, где благородные господа продают свои вещи.
— О Джек, ведь это мой любимый цвет! — Она стянула с себя халат и стала торопливо одеваться, не переставая весело щебетать. — Похоже на листья яблоневого дерева, которое росло у меня дома под окном спальни. Как ты догадался, что зеленый — мой любимый цвет?
Но через секунду на ее лице появилось разочарование: платье не застегивалось на животе, и то, что она увидела в зеркале впервые за месяц, повергло ее в слезы. Будто она вечно была беременной.
— О! — зарыдала она и топнула ногой. — Как ужасно я выгляжу! Ненавижу, ненавижу беременность!
Но Черный Джек стал заверять ее, что никогда не видел женщины красивее ее, и они спустились в гостиную познакомиться с матушкой Красной Шапочкой. Когда они вошли, то застали матушку сидящей за столом, она писала что-то в огромней амбарной книге при свете свечи. Джек заговорил с ней, и она сразу встала и подошла к ним. Матушка дружески поцеловала Эмбер в щеку и одобрительно улыбнулась Черному Джеку, который стоял рядом и горделиво улыбался.
— Красивая женщина, Джек, — она бросила взгляд на фигуру Эмбер. — Когда рожать?
— Месяца через два.
Эмбер смотрела на нее во все глаза: матушка Красная Шапочка нисколько не походила на старую распутную греховодницу, какую она ожидала увидеть, она скорее напоминала тетю Сару. Несмотря на пятидесятилетний возраст, Красная Шапочка выглядела бодрой, энергичной, с гладкой, ухоженной кожей и стройной поджарой фигурой. Одежда на ней была простая, из шерсти и полотна, крахмальный воротник, манжеты и передник. И никаких украшений. Волосы полностью убраны под ярко-красную шапочку, которую, как сообщил Черный Джек, она уже лет десять не снимала.
— Когда подойдет время, я позову для вас повитуху, — пообещала она. — А также подыщем женщину для ухода за ребенком.
— Вы не заберете ребенка?! — вскричала Эмбер встревоженно.
— Не беспокойтесь, моя дорогая, — спокойно ответила матушка Красная Шапочка, и ее акцент напомнил Эмбер речь Карлтона. — Разве допустимо, чтобы ребенок жил во Фрайерэ? Большинство из тех, кто живет здесь, умирают в первый же год. Мы можем пригласить добропорядочную деревенскую женщину, которая станет заботиться о ребенке, а вы будете посещать своего младенца, когда захотите. Все устроим, как надо, — многие женщины так поступают, — заверила она Эмбер. — А теперь, — она быстро повернулась к столу с амбарной книгой, — назовите мне свое полное имя.
— Миссис Чаннелл — кроме этого, она ничего не хочет говорить о себе, — быстро сказал Черный Джек, — и я заплачу за нее вступительный взнос.
Эмбер не сказала Черному Джеку своего настоящего имени, а он даже вроде бы и не интересовался, потому что, по его словам, и сам пользовался вымышленным, как и все обитатели притона.
— Очень хорошо. Здесь никто не интересуется прошлым. Черный Джек сказал мне, что вы должны четыреста фунтов и хотите выплатить эту сумму, чтобы выбраться из Фрайерз. Я не осуждаю вас — считаю, что вы слишком красивы, чтобы долго оставаться здесь. Заверяю вас, что приму все меры, чтобы дать вам возможность заработать эти деньги, как только вы сможете выходить.
Эмбер хотела спросить — как именно заработать, но матушка Красная Шапочка продолжала:
— Пока надо что-то сделать, чтобы вы избавились от деревенского говора. Здесь в Лондоне считают, что если девушка из деревни — обязательно простофиля, а это — большое препятствие и. может нарушить самый лучший план операции. Думаю, что Майкл Годфри будет хорошим учителем для нее, не правда ли. Черный Джек? Так что устраивайтесь здесь поудобнее и просите обо всем, что вам понадобится. А я оставляю вас — сегодня первое число месяца, и я должна обойти своих съемщиков.
Она закрыла амбарную книгу, сунула ее в ящик стола, заперла на ключ и положила ключ в карман передника. Перекинув плащ через руку, она улыбнулась им и пошла к двери. В дверях еще раз обернулась, покачала головой, взглянув на Эмбер, и заметила:
— Жаль, что беременность зашла так далеко. Месяца три назад вы могли бы заработать сто фунтов на девственности.
С этими словами она вышла, а Черный Джек громко расхохотался. Эмбер сердито повернулась к нему, в глазах сверкнул гнев.
— Какие намерения у старухи? Если она думает, что я буду зарабатывать освобождение отсюда при помощи…
— Да не тревожься понапрасну. Ничего подобного она не замышляет — я позабочусь об этом. Но один раз шлюха — всегда шлюха. А матушка Красная Шапочка, ее кашей не корми, только дай посводничать. Да она могла бы поженить римского папу с королевой Елизаветой!
Каково было настоящее имя матушки Красной Шапочки, Эмбер не знала, но Черный Джек не только любил ее, он восхищался ее решительностью, ее успехом в делах, способностью выжить здесь и добиться процветания, не обращая внимания на то, что станется с другими. Но Эмбер никак не могла понять, почему эта женщина соглашается жить столь же скромно, когда может позволить себе жить в комфорте, почему она решила пребывать в мире греха, когда за плечами у нее, несомненно, блестящая юность. И оттого Эмбер не могла испытывать к ней молчаливого презрения. В конце концов, она решила, что просто недостаточно умна, чтобы понять все это.
— Ты, наверное, хочешь, чтобы я и дальше оставалась здесь?
— Конечно, хочу, иначе зачем бы я стал вызволять тебя из тюрьмы, дрянь неблагодарная!
— Пусть так, но кто захочет всю жизнь жить в этой дыре! А я выберусь отсюда, дай только срок! Если станешь мешать мне, я попрошу денег у матушки! Ей деньги не нужны, она охотно одолжит мне четыреста фунтов, я точно знаю!
Черный Джек рассердился. При его огромном росте и силе он в гневе мог бы переломать Эмбер все кости, но он только тряхнул головой и рассмеялся:
— Ну попробуй, попроси! Только она скорее удавится, чем одолжит тебе эти четыре сотни! Уж я-то знаю!
Глава двенадцатая
Однажды днем, когда Черного Джека не было, Эмбер решила поговорить с матушкой Красной Шапочкой. Если матушка оставалась дома, а это было нечасто, она почти всегда трудилась над своей амбарной книгой — вписывала длинные колонки цифр, заполняла счета и многочисленные бланки — Она не любила, чтобы ее отрывали от этой работы. Вот и теперь, когда Эмбер вошла, матушка сделала ей знак молчать и продолжала аккуратно записывать цифры, шевеля губами. Наконец она подвела черту и повернулась к Эмбер.
— Ну, в чем дело, моя дорогая? Могу я чем-нибудь помочь?
Эмбер приготовила и отрепетировала свою речь, но сейчас неожиданно вскрикнула:
— Да! Одолжите мне четыреста фунтов, чтобы я могла уехать отсюда! О, пожалуйста, матушка Красная Шапочка! Я отдам вам деньги, обещаю!
Матушка минуту холодно смотрела на нее, потом улыбнулась:
— Четыреста фунтов, миссис Чаннелл, это большая сумма. Что вы можете предложить мне в залог?
— Я… я даю вам обещание, письменное или как хотите. Я заплачу вам с процентами, — добавила она, потому что уже поняла, что для матушки Процент был Богом всемогущим. — Я сделаю все, что угодно, но я должна, просто должна получить эти деньги.
— Похоже, вы не понимаете, что такое работа ростовщика, моя дорогая. Вам кажется, что четыреста фунтов — незначительные деньги. Но это немалые деньги, если под залог предлагается лишь обещание выплаты со стороны молодой женщины. Я не сомневаюсь в вашем обещании, но уверена, что вам непросто будет добыть эти четыреста фунтов, гораздо труднее, чем вам кажется.
Эмбер рассердилась, ее охватило разочарование.
— Как же так, вы же сами сказали, что можете достать для меня сто фунтов!
— Да, вероятно, смогу. Однако более половины этой сотни пойдет мне за сводничество, а не вам. Но, честно говоря, это лишь предположение. Черный Джек совершенно твердо сказал мне, что собирается оставить вас для себя, и мне кажется, вам следует быть благодарной, — ведь ему стоило триста фунтов вытащить вас из Ньюгейта.
— Триста фунтов… я и не знала этого!
— Я думаю, что пока Черный Джек здесь, мы не будем вас использовать.
— Пока он здесь? А он собирается куда-нибудь?
— Не очень скоро, надеюсь. Но когда-нибудь его все-таки увезут в телеге на Тайберн Хилл, и он больше не вернется.
Эмбер до смерти напугалась. Она знала, что на большом пальце левой руки у Джека выжжено клеймо, означающее, что за следующее преступление его повесят. Но, несмотря на это, ему снова удалось выкрутиться, и Эмбер считала его несокрушимым. Сейчас же она думала не о нем, а о себе.
— О, и с нами со всеми так будет! Я знаю! Нас всех повесят!
— Пожалуй, такое может случиться, но более вероятно, что мы умрем здесь от чахотки. — Она взяла в руки перо и отвернулась. Эмбер постояла еще некоторое время, хотя и поняла, что разговор окончен. Потом медленно поднялась наверх в спальню.
Она была обескуражена, но не сдалась. Она все равно выберется отсюда, так или иначе. Ведь удалось ей вырваться из Ньюгейта, хотя это было потруднее, — утешала она себя.
Район Фрайерз располагался к востоку от Темпл Гарден, а дальше вела узкая, местами сломанная лестница, которая так низко спускалась к реке, что была погружена в густой, тускло-желтый туман. Он обволакивал тротуары, проникал до костей, прилипал к лицу, даже дышалось в таком тумане тяжело. Улица Рэм Эллей, где стоял дом матушки Красной Шапочки, насквозь пропахла кухней и щелочным мылом, которым пользуются в прачечных.
Все дворы и переулки квартала заполняли нищие и воры, убийцы и проститутки, должники и бандиты — отчаявшиеся отбросы общества, непрерывно враждовавшие друг с другом, но при малейшей попытке вмешательства в их среду констебля или судейского пристава эти люди неизменно сплачивались и давали отпор. Повсюду под ногами вертелись дети, их было столько же, сколько собак и свиней — маленькие голодные карлики с запавшими глазами и хриплыми высокими голосами. Эмбер передергивало при виде их, и она отворачивалась из страха, что у ее младенца появится огромное родимое пятно из-за того, что она смотрела на этих малолетних бродяг. Эмбер чувствовала, что жить здесь — значит уйти от полноценного мира, единственного мира, где она надеялась когда-нибудь встретить Карлтона.
Именно Майкл Годфри, нанятый матушкой Красной Шапочкой, чтобы научить Эмбер говорить, как лондонская леди, напомнил ей о той жизни, к которой она стремилась всем сердцем.
Майкл учился в колледже Миддл темпл[21] вместе с сыновьями из многих зажиточных семей Англии. Как и многие другие, Майкл однажды забрел в район Фрайерз, движимый любопытством: как живут проклятые мира сего и как они выглядят. И опять-таки, как и многие другие, когда расходы превысили содержание, он, оказавшись в долгах, стал приходить и занимать деньги здесь, у матушки Красной Шапочки, известной ростовщицы. Не прошло и двух недель со дня прихода сюда Эмбер, как Майкла Годфри наняли в качестве учителя.
Двадцатилетний учитель был среднего роста, со светло-каштановыми волосами и голубыми глазами. Его отец, рыцарь и дворянин, владел недвижимостью в графстве Кент и имел достаточно денег, чтобы обеспечить сыну обычные преимущества своего класса: Майкл сначала обучался в Вестминстерской школе, где овладел латынью и греческим, в шестнадцать лет поступил в Оксфордский колледж для совершенствования в греческом и изучении римской литературы, истории, философии и математики. Трех лет считалось достаточно для обучения, ибо джентльмену не требовалось слишком много знаний. А год назад Майкл поступил в Миддл темпл. Еще два года, и он мог отправиться в путешествие за границу.
Дождь моросил, не переставая, — за мягкой зимой последовали недели дождя и сырости. Они с Эмбер сидели в гостиной у камина, пили горячий эль и разговаривали. Эмбер оказалась прекрасным слушателем — заинтересованным, горячим, она ловила каждое его слово, каждый жест, восхищаясь тем, что Майкл знал, видел и слышал.
Эмбер от души смеялась над его рассказами о том, как они с приятелями, будучи, как выражаются кавалеры, навеселе, опрокинули будку ночного сторожа, где старик мирно спал, пели серенады под окнами публичного дома на Уэтстоун-Парк, перебили все стекла и наконец раздели догола женщину, возвращавшуюся домой с мужем.
Банды молодых аристократов бесчинствовали в городе каждую ночь, совершали разбой и насилие, все разрушая на своем пути, они стали настоящим бедствием для мирных граждан. Но Майкл так весело рассказывал об этих эскападах, что они представлялись не более чем невинными проказами озорных детей.
Майкл рассказывал ей, что за последние три-четыре месяца на лондонской сцене стали появляться женщины, и теперь они непременные участницы в каждом спектакле — ярко накрашенные, шикарно одетые молодые куртизанки, и некоторых уже взяли на содержание богатые господа. Еще он рассказал, что видел, как выкопали из могил разложившиеся трупы Кромвеля, Айртона и Брэдшоу и перенесли в цепях на Тайберн, их нафаршированные головы торчат теперь на шестах Вестминстер Холла, а скелеты приколочены к семи городским воротам. Она узнала о планах на коронацию его величества в апреле, это будет самая роскошная коронация за всю историю британского престола. Майкл обещал рассказать о нарядах, драгоценностях, кто что сказал — все подробности.
Тем временем Эмбер избавлялась от деревенского говора. Она отличалась прекрасным слухом и великолепной памятью, умела превосходно подражать, кроме того, Эмбер сама страстно желала научиться подобающе вести себя в обществе. Она быстро отвыкла от неправильного произношения, перестала перемежать речь деревенскими словечками. Майкл Годфри научил Эмбер, как полагается представлять людей друг другу, а также нескольким французским фразам. Она жадно поглощала многочисленные сведения о последних модных выражениях вперемежку с жаргоном Фрайерз.
Майкл Годфри, по уши влюбленный в Эмбер, захотел узнать настоящее имя возлюбленной, кто она, откуда. Она отказалась сказать ему правду, но ярко расцветила историю о Салли Гудмен, и он поверил, что Эмбер — наследница загородного поместья, убежавшая из дому с мужчиной, который не пользовался симпатией в ее семье, а вот теперь он ее бросил. Майкл очень сочувствовал Эмбер и негодовал, что женщина такого благородного воспитания вынуждена теперь жить в столь недостойном окружении. Он предложил ей связаться с семьей. Но Эмбер наотрез отказалась, заявив, что они ни за что не помогут ей, когда узнают, что их дочь в этом страшном районе.
=Тогда поедемте со мной, — предложил он, — я позабочусь о вас.
=Спасибо, Майкл, я бы не против. Но не могу, пока я прикована беременностью. Боже, какой был бы фурор, если бы я рожала в вашем поместье! Вас бы в два счета выгнали из дома!
Они оба рассмеялись
— Мне десятки раз угрожали. Или исправляйся, голубчик, или убирайся вон! — он нарочно сдвинул брови и зарычал страшным голосом. Потом вдруг наклонился к ней и взял за руку. — Но, пожалуйста… потом… после всего, вы поедете со мной?
— Я только и мечтаю об этом. Но как мне быть, а вдруг констебль? Ведь если меня поймают, сразу возвратят в Ньюгейт.
Майкл жил на содержание, не покрывавшее его расходов, и он никогда не смог бы заплатить за нее долг.
— Не поймают. Я позабочусь об этом, вы будете в безопасности…
Пятого апреля Эмбер проснулась рано от тупой боли в спине. Она повернулась на другой бок, чтобы было поудобнее, и тут вдруг поняла, в чем дело. Она толкнула Черного Джека.
— Эй, Черный Джек! Проснись! Скажи матушке Красной Шапочке, что началось! И пришли повитуху!
— Что?
Он сонно заворчал, недовольный, что его разбудили. Но когда Эмбер тряхнула его довольно энергично, ибо слышала, что бывает, когда к родам не успевают приготовиться, — тогда он пробудился, удивленно уставился на нее и стал быстро одеваться.
Матушка Красная Шапочка навестила Эмбер, потом занялась своими обычными делами, убежденная, что в ближайшие часы ничего серьезного не случится. Пришла повитуха с двумя помощницами, осмотрела Эмбер и села ждать. Заглянула Бесс Коломбина, но ее сразу же отослали прочь: существовала примета, что присутствие человека, которого роженица не любит, препятствует нормальному выходу младенца. А Черный Джек, вспотевший и взволнованный, казалось, страдал не меньше Эмбер. Он не отходил от нее ни на шаг и пил бренди стакан за стаканом.
Наконец, часа в четыре пополудни стала появляться головка ребенка, похожая на красное сморщенное яблоко, и через несколько минут он родился. Эмбер лежала измученная и отрешенная, не способная ощущать ничего, кроме облегчения.
Она разочаровалась в ребенке: он был длинный, худой и красный, ничем не напоминавший своего красивого отца. Но матушка Красная Шапочка уверяла Эмбер, что сын станет очень симпатичным через месяц-другой. А сейчас крошечное личико постоянно искажалось криком, ибо мальчик хотел есть. Эмбер решила, что сама будет его нянчить. В деревне замужние женщины, имевшие детей, никогда не выглядели, как девушки, но матушка возмутилась, заявив, что благородные дамы не допускают, чтобы у них испортилась фигура. Они найдут женщину-кормилицу. Тщеславие Эмбер не нуждалось в дальнейших стимулах, и она с готовностью согласилась, но пока подыскивали подходящую кандидатуру, ребенок голодал.
Кормилицу нашли через четыре дня, и она отвечала всем требованиям матушки Красной Шапочки. После этого малыш стал спокойным и довольным, большую часть времени спал в своей люльке рядом с матерью. Эмбер испытывала страстную нежность к нему, она и сама не ожидала, что способна на такие чувства. Но все же она надеялась, что никогда больше не будет иметь детей.
Эмбер быстро оправлялась после родов и ко времени прихода кормилицы уже сидела на кровати, обложенная подушками и одетая в рубашку Черного Джека, ибо считалось, что мужская рубашка способствует быстрому высыханию молока в груди. Ее посещал Майкл Годфри; на крестины он принес красивую кружевную рубашку для ребенка, были и другие подарки. В общем, у Эмбер появилось гораздо больше друзей, чем она могла ожидать.
Одной из них стала Пенелопа Хилл, проститутка, жившая в доме напротив. Эта крупная, ширококостная молодая женщина могла претендовать на красоту лишь копной бледно-желтых волос и громадными дынеобразными грудями. Под мышками на грязном голубом платье из тафты виднелись пятна от пота, а весь ее облик источал похоть. Циничная и ленивая, Пенелопа смотрела на мужчин с добродушным презрением. Она предупредила Эмбер, что для успеха у мужчин надо использовать их слабости себе на пользу.
Но Эмбер интересовали не эти философские рассуждения, а советы иного рода. Практичная Пенелопа рассказала ей о многочисленных способах избежания беременности — прерывании или абортах. Слушая Пенелопу, Эмбер поражалась, как она могла быть такой глупой и не догадалась об этом сама, ведь это так очевидно.
Когда сыну исполнилось две недели, его окрестили одним именем — Брюс. По традиции незаконнорожденному младенцу давали имя матери, но Эмбер не могла пользоваться своим именем и не хотела использовать имя Льюка Чаннелла. Потом праздновали крестины, на которых присутствовали матушка Красная Шапочка, Черный Джек, Бесс Коломбина, Майкл и Пенелопа, итальянский джентльмен, который уехал из своей страны по причинам, не подлежавшим разглашению, и который ни слова не знал по-английски, обитатели третьего этажа — фальшивомонетчик с женой, два приятеля Черного Джека, которые сопровождали его во время вылазок в город, — Джимми Большой Рот и Синюшный, и еще разного рода мошенники, карманники и должники. Мужчины пили вино и играли в карты, а женщины обсуждали беременность и преждевременные роды с таким же увлечением, как и в Мэригрине.
— Ну, в чем дело, моя дорогая? Могу я чем-нибудь помочь?
Эмбер приготовила и отрепетировала свою речь, но сейчас неожиданно вскрикнула:
— Да! Одолжите мне четыреста фунтов, чтобы я могла уехать отсюда! О, пожалуйста, матушка Красная Шапочка! Я отдам вам деньги, обещаю!
Матушка минуту холодно смотрела на нее, потом улыбнулась:
— Четыреста фунтов, миссис Чаннелл, это большая сумма. Что вы можете предложить мне в залог?
— Я… я даю вам обещание, письменное или как хотите. Я заплачу вам с процентами, — добавила она, потому что уже поняла, что для матушки Процент был Богом всемогущим. — Я сделаю все, что угодно, но я должна, просто должна получить эти деньги.
— Похоже, вы не понимаете, что такое работа ростовщика, моя дорогая. Вам кажется, что четыреста фунтов — незначительные деньги. Но это немалые деньги, если под залог предлагается лишь обещание выплаты со стороны молодой женщины. Я не сомневаюсь в вашем обещании, но уверена, что вам непросто будет добыть эти четыреста фунтов, гораздо труднее, чем вам кажется.
Эмбер рассердилась, ее охватило разочарование.
— Как же так, вы же сами сказали, что можете достать для меня сто фунтов!
— Да, вероятно, смогу. Однако более половины этой сотни пойдет мне за сводничество, а не вам. Но, честно говоря, это лишь предположение. Черный Джек совершенно твердо сказал мне, что собирается оставить вас для себя, и мне кажется, вам следует быть благодарной, — ведь ему стоило триста фунтов вытащить вас из Ньюгейта.
— Триста фунтов… я и не знала этого!
— Я думаю, что пока Черный Джек здесь, мы не будем вас использовать.
— Пока он здесь? А он собирается куда-нибудь?
— Не очень скоро, надеюсь. Но когда-нибудь его все-таки увезут в телеге на Тайберн Хилл, и он больше не вернется.
Эмбер до смерти напугалась. Она знала, что на большом пальце левой руки у Джека выжжено клеймо, означающее, что за следующее преступление его повесят. Но, несмотря на это, ему снова удалось выкрутиться, и Эмбер считала его несокрушимым. Сейчас же она думала не о нем, а о себе.
— О, и с нами со всеми так будет! Я знаю! Нас всех повесят!
— Пожалуй, такое может случиться, но более вероятно, что мы умрем здесь от чахотки. — Она взяла в руки перо и отвернулась. Эмбер постояла еще некоторое время, хотя и поняла, что разговор окончен. Потом медленно поднялась наверх в спальню.
Она была обескуражена, но не сдалась. Она все равно выберется отсюда, так или иначе. Ведь удалось ей вырваться из Ньюгейта, хотя это было потруднее, — утешала она себя.
Район Фрайерз располагался к востоку от Темпл Гарден, а дальше вела узкая, местами сломанная лестница, которая так низко спускалась к реке, что была погружена в густой, тускло-желтый туман. Он обволакивал тротуары, проникал до костей, прилипал к лицу, даже дышалось в таком тумане тяжело. Улица Рэм Эллей, где стоял дом матушки Красной Шапочки, насквозь пропахла кухней и щелочным мылом, которым пользуются в прачечных.
Все дворы и переулки квартала заполняли нищие и воры, убийцы и проститутки, должники и бандиты — отчаявшиеся отбросы общества, непрерывно враждовавшие друг с другом, но при малейшей попытке вмешательства в их среду констебля или судейского пристава эти люди неизменно сплачивались и давали отпор. Повсюду под ногами вертелись дети, их было столько же, сколько собак и свиней — маленькие голодные карлики с запавшими глазами и хриплыми высокими голосами. Эмбер передергивало при виде их, и она отворачивалась из страха, что у ее младенца появится огромное родимое пятно из-за того, что она смотрела на этих малолетних бродяг. Эмбер чувствовала, что жить здесь — значит уйти от полноценного мира, единственного мира, где она надеялась когда-нибудь встретить Карлтона.
Именно Майкл Годфри, нанятый матушкой Красной Шапочкой, чтобы научить Эмбер говорить, как лондонская леди, напомнил ей о той жизни, к которой она стремилась всем сердцем.
Майкл учился в колледже Миддл темпл[21] вместе с сыновьями из многих зажиточных семей Англии. Как и многие другие, Майкл однажды забрел в район Фрайерз, движимый любопытством: как живут проклятые мира сего и как они выглядят. И опять-таки, как и многие другие, когда расходы превысили содержание, он, оказавшись в долгах, стал приходить и занимать деньги здесь, у матушки Красной Шапочки, известной ростовщицы. Не прошло и двух недель со дня прихода сюда Эмбер, как Майкла Годфри наняли в качестве учителя.
Двадцатилетний учитель был среднего роста, со светло-каштановыми волосами и голубыми глазами. Его отец, рыцарь и дворянин, владел недвижимостью в графстве Кент и имел достаточно денег, чтобы обеспечить сыну обычные преимущества своего класса: Майкл сначала обучался в Вестминстерской школе, где овладел латынью и греческим, в шестнадцать лет поступил в Оксфордский колледж для совершенствования в греческом и изучении римской литературы, истории, философии и математики. Трех лет считалось достаточно для обучения, ибо джентльмену не требовалось слишком много знаний. А год назад Майкл поступил в Миддл темпл. Еще два года, и он мог отправиться в путешествие за границу.
Дождь моросил, не переставая, — за мягкой зимой последовали недели дождя и сырости. Они с Эмбер сидели в гостиной у камина, пили горячий эль и разговаривали. Эмбер оказалась прекрасным слушателем — заинтересованным, горячим, она ловила каждое его слово, каждый жест, восхищаясь тем, что Майкл знал, видел и слышал.
Эмбер от души смеялась над его рассказами о том, как они с приятелями, будучи, как выражаются кавалеры, навеселе, опрокинули будку ночного сторожа, где старик мирно спал, пели серенады под окнами публичного дома на Уэтстоун-Парк, перебили все стекла и наконец раздели догола женщину, возвращавшуюся домой с мужем.
Банды молодых аристократов бесчинствовали в городе каждую ночь, совершали разбой и насилие, все разрушая на своем пути, они стали настоящим бедствием для мирных граждан. Но Майкл так весело рассказывал об этих эскападах, что они представлялись не более чем невинными проказами озорных детей.
Майкл рассказывал ей, что за последние три-четыре месяца на лондонской сцене стали появляться женщины, и теперь они непременные участницы в каждом спектакле — ярко накрашенные, шикарно одетые молодые куртизанки, и некоторых уже взяли на содержание богатые господа. Еще он рассказал, что видел, как выкопали из могил разложившиеся трупы Кромвеля, Айртона и Брэдшоу и перенесли в цепях на Тайберн, их нафаршированные головы торчат теперь на шестах Вестминстер Холла, а скелеты приколочены к семи городским воротам. Она узнала о планах на коронацию его величества в апреле, это будет самая роскошная коронация за всю историю британского престола. Майкл обещал рассказать о нарядах, драгоценностях, кто что сказал — все подробности.
Тем временем Эмбер избавлялась от деревенского говора. Она отличалась прекрасным слухом и великолепной памятью, умела превосходно подражать, кроме того, Эмбер сама страстно желала научиться подобающе вести себя в обществе. Она быстро отвыкла от неправильного произношения, перестала перемежать речь деревенскими словечками. Майкл Годфри научил Эмбер, как полагается представлять людей друг другу, а также нескольким французским фразам. Она жадно поглощала многочисленные сведения о последних модных выражениях вперемежку с жаргоном Фрайерз.
Майкл Годфри, по уши влюбленный в Эмбер, захотел узнать настоящее имя возлюбленной, кто она, откуда. Она отказалась сказать ему правду, но ярко расцветила историю о Салли Гудмен, и он поверил, что Эмбер — наследница загородного поместья, убежавшая из дому с мужчиной, который не пользовался симпатией в ее семье, а вот теперь он ее бросил. Майкл очень сочувствовал Эмбер и негодовал, что женщина такого благородного воспитания вынуждена теперь жить в столь недостойном окружении. Он предложил ей связаться с семьей. Но Эмбер наотрез отказалась, заявив, что они ни за что не помогут ей, когда узнают, что их дочь в этом страшном районе.
=Тогда поедемте со мной, — предложил он, — я позабочусь о вас.
=Спасибо, Майкл, я бы не против. Но не могу, пока я прикована беременностью. Боже, какой был бы фурор, если бы я рожала в вашем поместье! Вас бы в два счета выгнали из дома!
Они оба рассмеялись
— Мне десятки раз угрожали. Или исправляйся, голубчик, или убирайся вон! — он нарочно сдвинул брови и зарычал страшным голосом. Потом вдруг наклонился к ней и взял за руку. — Но, пожалуйста… потом… после всего, вы поедете со мной?
— Я только и мечтаю об этом. Но как мне быть, а вдруг констебль? Ведь если меня поймают, сразу возвратят в Ньюгейт.
Майкл жил на содержание, не покрывавшее его расходов, и он никогда не смог бы заплатить за нее долг.
— Не поймают. Я позабочусь об этом, вы будете в безопасности…
Пятого апреля Эмбер проснулась рано от тупой боли в спине. Она повернулась на другой бок, чтобы было поудобнее, и тут вдруг поняла, в чем дело. Она толкнула Черного Джека.
— Эй, Черный Джек! Проснись! Скажи матушке Красной Шапочке, что началось! И пришли повитуху!
— Что?
Он сонно заворчал, недовольный, что его разбудили. Но когда Эмбер тряхнула его довольно энергично, ибо слышала, что бывает, когда к родам не успевают приготовиться, — тогда он пробудился, удивленно уставился на нее и стал быстро одеваться.
Матушка Красная Шапочка навестила Эмбер, потом занялась своими обычными делами, убежденная, что в ближайшие часы ничего серьезного не случится. Пришла повитуха с двумя помощницами, осмотрела Эмбер и села ждать. Заглянула Бесс Коломбина, но ее сразу же отослали прочь: существовала примета, что присутствие человека, которого роженица не любит, препятствует нормальному выходу младенца. А Черный Джек, вспотевший и взволнованный, казалось, страдал не меньше Эмбер. Он не отходил от нее ни на шаг и пил бренди стакан за стаканом.
Наконец, часа в четыре пополудни стала появляться головка ребенка, похожая на красное сморщенное яблоко, и через несколько минут он родился. Эмбер лежала измученная и отрешенная, не способная ощущать ничего, кроме облегчения.
Она разочаровалась в ребенке: он был длинный, худой и красный, ничем не напоминавший своего красивого отца. Но матушка Красная Шапочка уверяла Эмбер, что сын станет очень симпатичным через месяц-другой. А сейчас крошечное личико постоянно искажалось криком, ибо мальчик хотел есть. Эмбер решила, что сама будет его нянчить. В деревне замужние женщины, имевшие детей, никогда не выглядели, как девушки, но матушка возмутилась, заявив, что благородные дамы не допускают, чтобы у них испортилась фигура. Они найдут женщину-кормилицу. Тщеславие Эмбер не нуждалось в дальнейших стимулах, и она с готовностью согласилась, но пока подыскивали подходящую кандидатуру, ребенок голодал.
Кормилицу нашли через четыре дня, и она отвечала всем требованиям матушки Красной Шапочки. После этого малыш стал спокойным и довольным, большую часть времени спал в своей люльке рядом с матерью. Эмбер испытывала страстную нежность к нему, она и сама не ожидала, что способна на такие чувства. Но все же она надеялась, что никогда больше не будет иметь детей.
Эмбер быстро оправлялась после родов и ко времени прихода кормилицы уже сидела на кровати, обложенная подушками и одетая в рубашку Черного Джека, ибо считалось, что мужская рубашка способствует быстрому высыханию молока в груди. Ее посещал Майкл Годфри; на крестины он принес красивую кружевную рубашку для ребенка, были и другие подарки. В общем, у Эмбер появилось гораздо больше друзей, чем она могла ожидать.
Одной из них стала Пенелопа Хилл, проститутка, жившая в доме напротив. Эта крупная, ширококостная молодая женщина могла претендовать на красоту лишь копной бледно-желтых волос и громадными дынеобразными грудями. Под мышками на грязном голубом платье из тафты виднелись пятна от пота, а весь ее облик источал похоть. Циничная и ленивая, Пенелопа смотрела на мужчин с добродушным презрением. Она предупредила Эмбер, что для успеха у мужчин надо использовать их слабости себе на пользу.
Но Эмбер интересовали не эти философские рассуждения, а советы иного рода. Практичная Пенелопа рассказала ей о многочисленных способах избежания беременности — прерывании или абортах. Слушая Пенелопу, Эмбер поражалась, как она могла быть такой глупой и не догадалась об этом сама, ведь это так очевидно.
Когда сыну исполнилось две недели, его окрестили одним именем — Брюс. По традиции незаконнорожденному младенцу давали имя матери, но Эмбер не могла пользоваться своим именем и не хотела использовать имя Льюка Чаннелла. Потом праздновали крестины, на которых присутствовали матушка Красная Шапочка, Черный Джек, Бесс Коломбина, Майкл и Пенелопа, итальянский джентльмен, который уехал из своей страны по причинам, не подлежавшим разглашению, и который ни слова не знал по-английски, обитатели третьего этажа — фальшивомонетчик с женой, два приятеля Черного Джека, которые сопровождали его во время вылазок в город, — Джимми Большой Рот и Синюшный, и еще разного рода мошенники, карманники и должники. Мужчины пили вино и играли в карты, а женщины обсуждали беременность и преждевременные роды с таким же увлечением, как и в Мэригрине.