- Нет уж, позвольте, ваше величество...
Подобно тому, как взявшую разгон гончую невозможно сбить со следа, так и все попытки царя усмирить пыл Ржевского оказались тщетны.
Мимоходом загасив ночник, поручик подхватил мнимую царицу на руки и понес к постели.
"Была не была, - думал Ржевский, подогреваемый хмелем. - Или грудь в орденах, или голова в кустах!"
Сидевший в соседней комнате Акакий Филиппыч обомлел от такого поворота событий. Из-за наступившей в царицыной почивальне полной темноты, ему ничего не было видно. Но вместо того, чтобы поспешить на выручку царю, он прижался ухом к стене, боясь по давней шпиковской привычке пропустить хотя бы слово из криков, доносившихся сейчас с той стороны.
А крики эти были ужасны.
- Поручик, вы с ума сошли! - вопил царь, елозя на постели.
- С ума тот спрыгнет, кто вас полюбит, - говорил Ржевский, гладя по нему руками.
- Кто дал вам право...
- Моя любовь. Нет, дайте локоть.
- Как вы смеете!
- Смею. Ты ведь этого хотела?
- Что это вы мне тыкаете?!
- Ничего я тебе не тыкаю, я еще штанов не снял.
- Перестаньте обращаться со мной на "ты"!
- Вот вы о чем... Сами же говорили, что императрица такая же баба, как и все.
- Мало ли что я говорил... ла. Уберите руки! Пустите же меня!
- Отпущу, но прежде...
- Осторожнее! Порвете.
- Ха! Тоже мне нашлась девица.
- Я говорю, платье порвете.
- Все равно оно казенное. Сапоги, может, сами снимите, ваше величество? Или вам так удобнее?
- Ну, поручик, я вас умоляю. Ну не надо!
- Да вы, Елизавета Алексеевна, не волнуйтесь. Положитесь на меня.
- Сволочь! Не хочу я на вас ложиться... Эй, кто-нибудь!
- Не кричите мне в ухо.
- Имейте в виду, Ржевский, я вас повешу.
- Дайте введу, а там - хоть потоп!
- Я кусаться буду.
- Ай! Стерва, да ты какие зубы себе отрастила! А если я тебя так?
- Ой! Не надо за палец.
- Тогда лежите смирно.
- Пустите! Вы просто какой-то маркиз де Сад.
- А ну не обзываться у меня!
- Поручик, вы об этом пожалеете.
- Сколько таких угроз слышал, а жалеть пока не приходилось. Что же вы скукожились вся, как мумия? Не распряжешь вас никак, ваше величество.
- Поручик, опомнитесь, я мужчина!
- Ну, если эта мысль вас возбуждает, ничего не имею против.
- Я на самом деле мужчина.
- А кожа почему такая гладкая?
- Я же бреюсь каждое утро.
- А я предпочитаю бриться на ночь. Угадай почему, козочка.
- Перестаньте фамильярничать! И не щекотите меня вашими усами.
- Гусар без усов, что конь без хвоста.
- Оставьте ваш солдатский юмор. В последний раз говорю, я император.
- Александр Павлович?
- Да, это я.
- Это ваш муж.
- Нет, это я сам.
- А я говорю, муж.
- Нет, это я.
- Муж!
- Нет, я!
- Муж!
- Я!
- Муж!
- Я!
- Ты!
- Я!
- Ты!
- Акакий, сволочь, на помощь!!
Тайный советник, словно очнувшись от этого нечеловеческого вопля, выскочил в коридор и принялся дубасить кулаками в двери спальни.
Но двери была заперты на замок и не поддавались.
Глава 11
Светопреставление
- Ржевский, откройте! Стучат.
- Подождут.
- Акакий!
- Может, мне его позвать? Акакий, третьим будешь?
- Акакий! Акакий!!
- Не кричите, Акакий не поможет.
- Поможет.
- Елизавета Алексеевна, неужто вам одного меня мало?
- Много. Уберите с меня ваше колено.
- А ты царапаться будешь? Будешь, говорю, царапаться, стерва? Лизка, черт тебя возьми! Ногти поломаешь!
- Я тебе не Лизка.
- Пардон, забыл, что ты строишь из себя мужчину.
- Я все равно не дамся!
- Сами возьмем. Нечего было голыми коленками дразниться.
- А кто дразнился?
- Не я же. Ноги, между прочим, у тебя так себе.
- Ноги ему мои не нравятся!
- Конечно. Будто две оглобли.
- Думаете, ваши лучше?
- Ты не пихайся, не пихайся. Ноги - это не главное.
- А что главное?
- Сейчас узнаешь.
- Ржевский, вы поплатитесь. Ржевский, в последний раз... Пустите! Бабушка!
- Почему не мама?
- Мне Екатерина Великая была роднее матери. Ой, мамочка!
- Давно собирался спросить, Лиза, что у тебя с голосом?
- Говорю же вам, что я мужчина! Мужчина! Мужчина!!
- Это я уже слышал.
- Проверьте: у меня на голове парик.
- Ну и что? Сейчас такая мода.
- Возьмите меня за грудь.
- Давно бы так! - Ржевский пошарил рукой по груди императора. - Ай! Что это грудь у тебя блуждает и колется?
- Это подушечка для иголок.
- Зачем же ты ее себе вместе с иголками засунула?
- Это все Акакий, подлец, подстроил. Вы что не поняли? Я мужчина! У меня груди нет.
- Как нет? А это что?
- Но она же плоская.
- Детей надо было самой кормить, а не раскидывать по монастырским приютам.
- Ржевский, вы идиот, болван, скотина! - из последних сил заорал царь. - Дайте вашу руку... сейчас вы убедитесь. Вот здесь... чувствуете? Что это, по-вашему? Ну? Ну?
- Гермафродит! - возопил Ржевский, соскочив с постели как ошпаренный.
У императора не нашлось слов, чтобы что-либо возразить. Он чувствовал себя, как пьяная загнанная лошадь.
- Тьфу, какая гадость! - возмущался поручик, застегивая штаны. - Какая, право, гадость... Тьфу!! Кто бы мог подумать, что супруга государя нашего - и вдруг с яйцами. Три тысячи чертей!
Его чуть было не стошнило.
- Зажгите свет, - еле слышно произнес Александр. - Я не супруга государя, я сам государь.
- Да полно вздор молоть!
- Свет! - рявкнул царь.
Ржевский пожал плечами. Но потом все-таки зажег ночник. Тусклый свет озарил сгорбленную фигуру в женском платье, понуро сидевшую на краю постели. Это измученное круглое лицо с большим лбом, залысинами, тонкими бровями и прямым носом живо напомнило поручику портрет, что висел в Георгиевском зале. Этот человек был до смерти похож на императора Александра. И это удивительное сходство могло быть объяснено только тем, что поручик Ржевский видел перед собой оригинал.
- Не могу поверить! - воскликнул он.
- Откройте, пожалуйста, двери, - тупо произнес царь.
- Что?
- Двери откройте! - заорал Александр, тяжело вставая с постели. - Не слышите, что стучат?
Поручик открыл двери, и Акакий Филиппыч, который как раз перед тем разбежался, чтобы вышибить их плечом, влетел в комнату и грохнулся к ногам императора. Тот с наслаждением пнул его ногой в бок.
- Вот и вы наконец!
- Опаздал? Ваш-ваш-ваш... - пролепетал Акакий Филиппыч.
- Успели. Вы ведь, конечно, все слышали?
- Нет, ни единого словечка.
- Врете?
- Я на службе, государь.
- Значит, слышали.
- Да.
Лицо царя побагровело, сложившись в страшную гримасу.
- В двух шагах от вас императора чуть не изнасиловали! - закричал он. - А вы и ухом не вели, чтоб вас на том свете на куличи пустили!
- Нет, я п-подслушивал, я боялся пропустить хотя бы слово.
- Молчать! Мемуары вздумали писать? - Царь вытер мокрый от пота лоб. - Ржевский, у меня нет сил, дайте этому супостату прикурить.
- Но у меня нет при себе курительной трубки, государь.
- Я не о том. Врежьте ему как следует!
Экзекуция Акакия Филиппыча продолжалась добрых пять минут. Он визжал, оправдывался, защищал руками щеки, но был избит, повержен и уложен Ржевским поперек постели совершенно без чувств.
- Вы не представляете, поручик, - устало произнес Александр, - с каким dermom приходится иметь дело. Двор переполнен идиотами и интриганами, что, впрочем, почти одно и то же.
Ржевский внимал царю, не смея шелохнуться. После пережитого конфуза он был готов добровольно влезть в кандалы и пешком отправиться в Сибирь. Но император говорил с ним так, как-будто между ними ничего особенного не произошло. Не даром вся Европа считала российского самодержца отменным дипломатом.
- Наш разговор, поручик, еще не окончен, - сказал Александр. - Но мы продолжим его в другом месте.
Глава 12
Царь горы
На трех поставленных в ряд стульях сидело трое мужчин: в центре - царь, справа от него - негр в ливрее, слева - поручик Ржевский. Сбоку стоял Акакий Филиппыч. Он был с шишкой на лбу и фонарем под глазом.
Царица Елизавета лежала напротив в постели, опершись спиною на подушки. После недавних родов она находилась в прострации, куда ее обычно заносило недели на две-три. Но император Александр не собирался ждать, когда она придет в себя, и поручил Акакию Филиппычу провести ее дознание. Поручик Ржевский все еще был под подозрением. Царь жаждал услышать от самой своей супруги, кто послужил отцом ее новорожденной дочери. Он полагал, что в данных обстоятельствах царице не хватит ума, чтобы солгать.
Бессмысленный взгляд Елизаветы Алексеевны блуждал по лицам мужчин. Особенно часто ее взгляд останавливался почему-то на негре в ливрее.
Царь подал тайному советнику знак.
- Ваше величество, - обратился Акакий Филиппыч к императрице, - посмотрите на этих мужчин. Кого из них вы знали прежде?
- Елизавета Алексеевна я, - замогильным голосом произнесла императрица.
- А меня зовут Акакий Филиппыч. Но речь сейчас идет не о нас с вами, а вот об этих трех господах...
Тайный советник запнулся, заметив, что императрица протягивает ему руку. Он бросил взгляд на царя, тот нехотя кивнул. Пришлось поцеловать. Царь поморщился.
- Кажется, я опять беременна, - заявила Елизавета, с интересом разглядывая свое запястье.
Александр побелел как полотно. Негр разинул рот. Ржевский сдержанно улыбнулся в усы.
- Ваше величество... - опять начал тайный советник, но Елизавета с неожиданной живостью перебила:
- А что вы делаете сегодня вечером, пупсик? Может, сыграем в лото?
- С превеликим удовольствием, ваше величество. Но прежде ответьте, кого из этих людей...
Императрица громко засмеялась.
- Как забавно! Вот этот симпатичный мужчина, - она указала на императора пальцем, - напоминает мне моего супруга. Такая же ослиная физиономия.
Александр вскочил.
- Ваш муж - умнейший человек во всей Европе, милочка! - с вызовым крикнул он.
- В самом деле? - Ее лоб собрался в морщины, но тут же снова стал гладким, как зеркало. - Ну и слава богу. За дурака бы я и сама не пошла.
Царь хотел грязно выругаться, но передумал. Поиграв желваками, сел и кивнул тайному советнику продолжать.
- Ваше величество, кто этот человек? - спросил Акакий Филиппыч царицу, положив руку на плечо негра.
Она скорчила мину.
- Черт!
- Кто?
- Говорю же вам, это черт. Как это у Данте? "И черти жарят всех в аду".
- Не всех, а только грешниц, - заметил царь.
- И грешников тоже, - сказала Елизавета.
- А это кто, ваше величество? - спросил Акакий Филиппыч, встав около Ржевского.
Царица пригляделась. С лицом ее произошла удивительная перемена. До сей поры вялое и равнодушное, оно вдруг озарилось каким-то внутренним светом, наполнившись теплом и нежностью. Вскочив с постели, царица бросилась к поручику. Он в растерянности встал, и она повисла у него на шее.
- Дорогой мой! Золотце мое! - заливалась она слезами и смехом.
Неловко поддерживая у себя на груди вопящую царицу, Ржевский бросил недоуменный взгляд на царя.
Александр был страшен. Скулы его напряглись. Уши гневно шевелились. Он дрожал с головы до ног.
- Итак, поручик, вы проиграли, - скрипя зубами, проговорил он. - Лиза признала в вас своего любовника.
- Но, государь...
Ржевский развел руками, и, выпав из его объятий, царица грохнулась на пол.
- Я упала, - сказала Елизавета. - Почему вы постелили мне такую жесткую постель? - спросила она, с укором посмотрев на Александра.
- Иного вы не заслуживаете! - рявкнул тот. Увидев, что поручик намеревается помочь ей подняться, он перешел на визг: - Не прикасайтесь к моей жене! В порошок сотру! Повешу!
Подскочив к замершему в согнутой позе поручику, он дал ему пинка под зад.
- Ай! - воскликнул царь, схватившись за колено. - Что у вас там, медный таз?
- Никак нет, ваше величество. Жопа!
- Костяная она у вас что ли?
- Всю жизнь в седле, государь. Задубела-с.
Царь хромал по комнате, опершись на услужливо подставленное плечо тайного советника.
- Хорошо еще, что вы из легкой кавалерии. Будь вы кирасир - чтобы от меня осталось...
- Как вы посмели поднять ногу на моего сына! - вдруг завизжала с пола Елизавета. - Убожество, самодержец sranyj! Извинитесь немедленно.
- Что?! - остолбенел царь, забыв об ушибленной ноге. - Я ослышался или вы упомянули о каком-то своем сыне?
- Не о каком-то, а о своем единственном. - Она показала пальцем на Ржевского. - В эти роды я так тужилась, что у меня наконец получился мальчик. И вместо того, чтобы поцеловать его в нежную попку и возблагодарить Бога за эту милость, вы бьете его своим грязным сапогом.
- Я не бил Бога сапогом, - возразил царь, несколько отупев от столь решительной отповеди.
- Конечно, ноги коротки, - съязвила Елизавета.
Взгляд царя метался между развалившейся на персидском ковре Елизаветой и Ржевским.
- Вы принимаете его за сына?!
Царица фыркнула.
- Он и есть мой сын. Приди ко мне, мой маленький, мамочка покормит тебя грудью. - Она протянула к Ржевскому руку.
Поручик сделал шаг навстречу.
- Стоять! - крикнул царь.
Он никак не мог уразуметь, придуряется ли его супруга или она действительно сошла с ума.
- Скажите-ка мне, Лизон, - на французский манер вкрадчиво произнес Александр, - а как зовут вашего сына?
- Не знаю. Но отчество его будет Александрович.
Царь даже не моргнул глазом.
- А какое у него звание?
- Звание??
- Ну да, звание. Офицерское звание!
- Шура, вы спятили. Он же еще младенец.
Царь тяжело вздохнул. Кусая губы, пристально посмотрел на Ржевского.
- Нашла себе карапуза...
- Позвольте, государь, я помогу ее величеству подняться.
- Ни за что, - тихо, но твердо ответил царь. - Пусть пока полежит. Ей не следует после родов много двигаться. - Он задумчиво почесал нос. - Теперь мне понятно, Ржевский, что вы не являетесь отцом новорожденной. Однако тот пыл, с которым вы ухаживали за мной, когда я разыгрывал из себя царицу, признаться, до сих пор смущает мои мысли.
- Ваше величество, я всем сердцем предан интересам монархии. Видя желание государыни, я не мог ей отказать. К тому же я был пьян. На моем месте так поступил бы всякий.
Царя передернуло.
- И вы тоже, Акакий Филиппыч? - повернулся он к своему тайному советнику. Тот смущенно потупился, покраснев как маков цвет.
Александр, покачав головой, вновь обратился к поручику:
- Это хорошо, Ржевский, что вы монархист. Это превосходно! Но позвольте вам напомнить, что она (то есть я) сопротивлялась.
Поручик ухмыльнулся.
- Женщина не может, чтоб не поломавшись. Я думал, она (то есть вы, государь) только притворялась.
Царь показал разлегшейся на ковре царице кулак:
- Смотри у меня, Лизон! Смотри!!
- Было бы на что! - скривилась она.
За спиной Александра раздался чей-то ехидный смешок. Царь резко повернулся. Негр сделал невинное лицо. Но было поздно.
- А ты чего зубоскалишь! - набросился на него Александр.
Отвесив ему оплеуху, император с изумлением уставился на свою почерневшую ладонь.
- Акакий Филиппыч, что сие означает?
Тайный советник подошел к негру и тоже дал ему затрещину. Потом взглянул на свою ладонь: она стала черной!
- Ничего не понимаю, государь.
Поручик Ржевский не удержался и в свою очередь врезал негру по морде. С воплем слетев со стула, негр упал на императрицу.
- Экзо-о-о-тика... - прошептала Елизавета, прижав его к груди. - О негр, какой ты черный...
- Эта скотина, государь, полгода не мылась, - сказал Ржевский.
Но царя это уже не волновало.
- Слезь с моей жены, обезьяна! - орал он, пиная негра сапогами. - Слезь, а то хуже будет.
- Я не обезьяна, я Абрамзон, - вдруг сообщил тот. - Я только служу негром.
- Все равно слазь!
Бедняга и сам был бы рад отделаться от царицы, но она его не пускала, крепко обвив руками и ногами. И хихикала и шептала ему на ушко всякие глупости.
- Позвольте мне, ваше величество, - сказал Ржевский.
- Действуйте, поручик. Скорее!
Ржевский навалился на Абрамзона. Снизу раздался заливистый смех императрицы:
- Господа, вы меня совсем задавили!
- Нет, я сойду с ума! - схватился за голову царь. - Пусть это будет негр, Абрамзон или кто угодно, но только не Ржевский. Акакий, сволочь, что же вы смотрите? Растащите их!
Но вмешательство тайного советника только добавило неразберихи. Несчастный самодержец стоял над грудой копошащихся перед ним тел, с трудом различая, где рука императрицы, а где нога Ржевского. Не менее трудно было отличить зад Акакия Филиппыча от рожы Абрамзона.
Промаявшись от ревности еще немного, царь в конце концов махнул рукой:
- А, присоединяюсь. Куча мала! - и запрыгнул на них сверху.
Глава 13
Узурпатор
Когда Жозефина вошла в императорские покои, Наполеон Бонапарт сидел за столом, в треуголке, при сабле, и подписывал декреты.
- Это ты, Жужу? - спросил он, не поднимая головы.
- Да, ваше величество.
- Зачем же так официально?
- Прости, Боня, но с тех пор, как ты дал мне развод и женился на Марии-Луизе...
- Ложись! - перебил Наполеон, по-прежнему не отрываясь от своих бумаг. - Жена уехала в Дрезден, повидать своего папу Франца, так что на этот счет можешь не беспокоиться.
Обойдя его кресло, Жозефина с вызовом легла на противоположный край стола. Бонапарт даже не повел бровью.
Она невольно залюбовалась его каменным лицом.
- Какой у меня сейчас месяц? - отрывисто спросил Наполеон. - Термидор? брюмер?
- Июль. Ты же отменил республиканский календарь еще семь лет назад.
- Да? Проклятье! Придется переписать этот лист заново.
- Оставь, мой милый, уже поздно. Ты не жалеешь ни себя, ни своих подданных. Я слышала, вчера твой министр финансов сошел с ума и сидит теперь у себя дома, пересчитывая собственные пальцы.
- Так и должно быть! - мрачно ответил Наполеон. - Человек, которого я назначаю министром, через четыре года не должен быть в состоянии помочиться.
- Но у него, по слухам, недержание.
- Это неудивительно: он всегда был излишне болтлив, - отмахнулся Бонапарт.
В спальне наступила тишина, и только перо едва слышно поскрипывало в руке Наполеона.
- Боня, ну ты хоть взгляни на мое новое платье! - не выдержала Жозефина.
Он бросил на нее быстрый взгляд (первый за этот вечер) и вновь уткнулся в бумаги.
- Такие платья годятся для молоденьких женщин, - пробурчал он, задрожав левой икрой. - В твоем возрасте они невозможны.
- Боня, Боня, ты так и не научился говорить женщинам комплименты...
Лежа на краю стола, Жозефина нежно коснулась своей босой ногой его плеча. Он не глядя поцеловал ей большой палец и продолжал писать.
- Наполеон, мне скучно!
- Хочешь...
- Конечно!
- Я не о том. Хочешь свежий анекдот про поручика Ржевского?
- Уи.
- Императрица Елизавета опять родила девочку!
Жозефина даже не улыбнулась.
- Тебе не понравился анекдот? - мрачно спросил он.
Она пожала плечами.
- Пардон, но... я не нахожу в нем ничего смешного.
Наполеон раздраженно дернул рукой, и декрет о назначении трактирщика Фуко министром внешних сношений украсила жирная клякса. Он угрюмо выдернул из-под бедра лежавшей на столе Жозефины чистый лист.
- Как же так? - сказал он. - Супруга Александра опять родила девчонку, а ты говоришь, "ничего смешного"? Этот анекдот просто вершина остроумия!
- Но при чем здесь Ржевский?
- Вот это-то как раз и смешно, что анекдот - про него, а он тут вроде и не при чем.
- Боня, ты сегодня переутомился. Зачем ты забиваешь свою гениальную голову этими дурацкими анекдотами? Оставь в покое свои декреты и займись-ка лучше мной.
Отбросив перо, Наполеон вскочил и принялся маршировать из угла в угол. Правую руку он по старой привычке гордо держал на животе.
- Пойми же наконец, Жозефина! Я собираю все анекдоты про Ржевского потому, что они позволяют заглянуть в самую душу России. Мне непременно нужно знать, что представляет из себя русский гусар, этот загадочный русский медведь. Ибо моя новая война с Россией неизбежна! Между прочим, анекдот, который ты только что слышала, мне рассказал маршал Ней.
- Который из бывших конюхов? - презрительно скривила губы Жозефина.
- Это не имеет никакого значения! Все решает не происхождение, а талант. У меня почти все маршалы подобраны с улицы. Возьми Жюно - он из лакеев, Удино - из арлекинов. А Ожеро я вообще с галер снял, у него до сих пор клеймо на заднице.
- На спине, - сказала Жозефина, поправив прическу.
Наполеон замер посреди спальни как вкопанный, полубезумным взглядом уставившись на нее.
- Что?! - вскричал он. - На спине? А ты видела? Откуда у тебя такие сведения? Может, ты с ним в бане мылась? Спинку ему терла? Если это так, то ты - чудовище!
Наполеон быстро вошел в раж. Швырнув на пол свою любимую треуголку, он долго топтал ее сапогами, задыхаясь от злобы, и вопил:
- Ты предала меня, Жужу! Ты изменила мне! И с кем? С этим прохвостом, с этим разбойником, который был неоднажды сечен плетьми и сослан на галеры! И которого я произвел в маршалы в одной лишь надежде, что своим ревностным служением интересам Франции он смоет постыдное клеймо со своей грязной жопы!
- Со спины, - невозмутимо молвила Жозефина, которая знала Наполеона лучше, чем иная мать знает свое дитя, и на которую его выходка не производила ни малейшего впечатления. - Клеймо у него - на спине, Боня. Это известно всем, кроме тебя... И в бане я с ним не мылась. Как же тебе не стыдно бросать мне столь нелепые обвинения!
Она запустила в него чернильницей и намеренно промахнулась.
Наполеон сразу же умолк и сошел со своей шляпы. У него эти переходы - от припадков бешенства до холодного спокойствия - проходили легко и безболезненно.
- Ну, хорошо, извини...
Он подошел к Жозефине, которая по-прежнему лежала на столе, и в знак примирения поцеловал ее в висок. Она взъерошила ему волосы.
- Мой Наполеон... Ах, и зачем ты женился на этой легкомысленной австрийке?
- Во имя Франции, милая. К тому же Мария-Луиза не такая уж дура... я имею в виду - в постели. Она очень даже сообразительная.
- Перестань! Ты вечно хвалишься передо мной своими любовными победами, будто мне доставляет удовольствие слушать, что у маркизы Костен на попке родинка, мадемуазель Жорж любила, чтобы ей завязывали глаза и руки; что герцогиню Сюше ты ублажал, не отцепив от пояса саблю, а баронесса Витроль большая охотница попердеть. Фу! фу! фу! Впредь, клянусь, я буду затыкать себе уши. Лучше расскажи, как ты собираешься овладеть Россией.
Наполеон снял Жозефину со стола и перенес на постель. Потом, отцепив саблю, прилег рядом.
- Я покорю эту дикую страну, обещаю тебе, Жужу.
Он долго пыхтел и мучился, но накопившаяся за день нечеловеческая усталость давала о себе знать.
- Чем больше мыслей, тем меньше желаний, - угрюмо изрек император. - От великого до смешного - один шаг.
- Бонапарт, но ты же Наполеон!
- Да, милая, я Наполеон, но, когда я думаю о своей будущей войне с Россией, мне трудно сосредоточиться на любви.
- Тогда представь, что перед тобой лежит Россия. Она это я. Возьми меня, мой узурпатор! Плени меня, покори, овладей!
- Да, ты права, - словно в бреду, забормотал Наполеон, покосившись на пришпиленную к стене карту мира. - Если представить тебя Европой, то губы твои - Париж, одна грудь - Вена, другая - Дрезден, Варшава - пупок... и вот я уже на просторах России... я приближаюсь к Москве... о боги!.. Москва горит...
- Она пылает, мой милый деспот. Она зовет тебя. Где твоя Старая гвардия? Где твои пушки? Бейте, барабаны! Трубите, трубы! Москва у твоих ног!
И вдохновленный Наполеон Бонапарт одержал еще одну из своих блистательных побед.
Глава 14
Шерше ля фам
В час пополудни император Александр в сопровождении поручика Ржевского вышел из Зимнего дворца на прогулку.
- Простите, государь, - сказал Ржевский, - совсем забыл. Когда я покидал свой эскадрон перед отъездом в Питер, майор Гусев просил передать, что он всегда готов лечь за ваше величество.
- С Лизкой?! - вспыхнул царь.
- Пардон, кажется, я не так выразился. Майор Гусев собирался лечь костьми на поле брани.
- Ах вот как. Что ж, это хорошо, - рассеянно пробормотал царь. - Гусятину я предпочитаю без костей.
Они немного помолчали.
- Откровенно говоря, поручик, - проговорил царь, поигрывая лорнетом, - я до сих пор не могу понять, почему моя супруга, рожая, звала именно вас. Почему не Пресвятую Богородицу?
- Мое имя на устах у многих женщин. Ее величество могли наслушаться разговоров обо мне. И в бреду что-то привидилось. Я, конечно, сам никогда не рожал, но представляю, какие это острые ощущения.
Подобно тому, как взявшую разгон гончую невозможно сбить со следа, так и все попытки царя усмирить пыл Ржевского оказались тщетны.
Мимоходом загасив ночник, поручик подхватил мнимую царицу на руки и понес к постели.
"Была не была, - думал Ржевский, подогреваемый хмелем. - Или грудь в орденах, или голова в кустах!"
Сидевший в соседней комнате Акакий Филиппыч обомлел от такого поворота событий. Из-за наступившей в царицыной почивальне полной темноты, ему ничего не было видно. Но вместо того, чтобы поспешить на выручку царю, он прижался ухом к стене, боясь по давней шпиковской привычке пропустить хотя бы слово из криков, доносившихся сейчас с той стороны.
А крики эти были ужасны.
- Поручик, вы с ума сошли! - вопил царь, елозя на постели.
- С ума тот спрыгнет, кто вас полюбит, - говорил Ржевский, гладя по нему руками.
- Кто дал вам право...
- Моя любовь. Нет, дайте локоть.
- Как вы смеете!
- Смею. Ты ведь этого хотела?
- Что это вы мне тыкаете?!
- Ничего я тебе не тыкаю, я еще штанов не снял.
- Перестаньте обращаться со мной на "ты"!
- Вот вы о чем... Сами же говорили, что императрица такая же баба, как и все.
- Мало ли что я говорил... ла. Уберите руки! Пустите же меня!
- Отпущу, но прежде...
- Осторожнее! Порвете.
- Ха! Тоже мне нашлась девица.
- Я говорю, платье порвете.
- Все равно оно казенное. Сапоги, может, сами снимите, ваше величество? Или вам так удобнее?
- Ну, поручик, я вас умоляю. Ну не надо!
- Да вы, Елизавета Алексеевна, не волнуйтесь. Положитесь на меня.
- Сволочь! Не хочу я на вас ложиться... Эй, кто-нибудь!
- Не кричите мне в ухо.
- Имейте в виду, Ржевский, я вас повешу.
- Дайте введу, а там - хоть потоп!
- Я кусаться буду.
- Ай! Стерва, да ты какие зубы себе отрастила! А если я тебя так?
- Ой! Не надо за палец.
- Тогда лежите смирно.
- Пустите! Вы просто какой-то маркиз де Сад.
- А ну не обзываться у меня!
- Поручик, вы об этом пожалеете.
- Сколько таких угроз слышал, а жалеть пока не приходилось. Что же вы скукожились вся, как мумия? Не распряжешь вас никак, ваше величество.
- Поручик, опомнитесь, я мужчина!
- Ну, если эта мысль вас возбуждает, ничего не имею против.
- Я на самом деле мужчина.
- А кожа почему такая гладкая?
- Я же бреюсь каждое утро.
- А я предпочитаю бриться на ночь. Угадай почему, козочка.
- Перестаньте фамильярничать! И не щекотите меня вашими усами.
- Гусар без усов, что конь без хвоста.
- Оставьте ваш солдатский юмор. В последний раз говорю, я император.
- Александр Павлович?
- Да, это я.
- Это ваш муж.
- Нет, это я сам.
- А я говорю, муж.
- Нет, это я.
- Муж!
- Нет, я!
- Муж!
- Я!
- Муж!
- Я!
- Ты!
- Я!
- Ты!
- Акакий, сволочь, на помощь!!
Тайный советник, словно очнувшись от этого нечеловеческого вопля, выскочил в коридор и принялся дубасить кулаками в двери спальни.
Но двери была заперты на замок и не поддавались.
Глава 11
Светопреставление
- Ржевский, откройте! Стучат.
- Подождут.
- Акакий!
- Может, мне его позвать? Акакий, третьим будешь?
- Акакий! Акакий!!
- Не кричите, Акакий не поможет.
- Поможет.
- Елизавета Алексеевна, неужто вам одного меня мало?
- Много. Уберите с меня ваше колено.
- А ты царапаться будешь? Будешь, говорю, царапаться, стерва? Лизка, черт тебя возьми! Ногти поломаешь!
- Я тебе не Лизка.
- Пардон, забыл, что ты строишь из себя мужчину.
- Я все равно не дамся!
- Сами возьмем. Нечего было голыми коленками дразниться.
- А кто дразнился?
- Не я же. Ноги, между прочим, у тебя так себе.
- Ноги ему мои не нравятся!
- Конечно. Будто две оглобли.
- Думаете, ваши лучше?
- Ты не пихайся, не пихайся. Ноги - это не главное.
- А что главное?
- Сейчас узнаешь.
- Ржевский, вы поплатитесь. Ржевский, в последний раз... Пустите! Бабушка!
- Почему не мама?
- Мне Екатерина Великая была роднее матери. Ой, мамочка!
- Давно собирался спросить, Лиза, что у тебя с голосом?
- Говорю же вам, что я мужчина! Мужчина! Мужчина!!
- Это я уже слышал.
- Проверьте: у меня на голове парик.
- Ну и что? Сейчас такая мода.
- Возьмите меня за грудь.
- Давно бы так! - Ржевский пошарил рукой по груди императора. - Ай! Что это грудь у тебя блуждает и колется?
- Это подушечка для иголок.
- Зачем же ты ее себе вместе с иголками засунула?
- Это все Акакий, подлец, подстроил. Вы что не поняли? Я мужчина! У меня груди нет.
- Как нет? А это что?
- Но она же плоская.
- Детей надо было самой кормить, а не раскидывать по монастырским приютам.
- Ржевский, вы идиот, болван, скотина! - из последних сил заорал царь. - Дайте вашу руку... сейчас вы убедитесь. Вот здесь... чувствуете? Что это, по-вашему? Ну? Ну?
- Гермафродит! - возопил Ржевский, соскочив с постели как ошпаренный.
У императора не нашлось слов, чтобы что-либо возразить. Он чувствовал себя, как пьяная загнанная лошадь.
- Тьфу, какая гадость! - возмущался поручик, застегивая штаны. - Какая, право, гадость... Тьфу!! Кто бы мог подумать, что супруга государя нашего - и вдруг с яйцами. Три тысячи чертей!
Его чуть было не стошнило.
- Зажгите свет, - еле слышно произнес Александр. - Я не супруга государя, я сам государь.
- Да полно вздор молоть!
- Свет! - рявкнул царь.
Ржевский пожал плечами. Но потом все-таки зажег ночник. Тусклый свет озарил сгорбленную фигуру в женском платье, понуро сидевшую на краю постели. Это измученное круглое лицо с большим лбом, залысинами, тонкими бровями и прямым носом живо напомнило поручику портрет, что висел в Георгиевском зале. Этот человек был до смерти похож на императора Александра. И это удивительное сходство могло быть объяснено только тем, что поручик Ржевский видел перед собой оригинал.
- Не могу поверить! - воскликнул он.
- Откройте, пожалуйста, двери, - тупо произнес царь.
- Что?
- Двери откройте! - заорал Александр, тяжело вставая с постели. - Не слышите, что стучат?
Поручик открыл двери, и Акакий Филиппыч, который как раз перед тем разбежался, чтобы вышибить их плечом, влетел в комнату и грохнулся к ногам императора. Тот с наслаждением пнул его ногой в бок.
- Вот и вы наконец!
- Опаздал? Ваш-ваш-ваш... - пролепетал Акакий Филиппыч.
- Успели. Вы ведь, конечно, все слышали?
- Нет, ни единого словечка.
- Врете?
- Я на службе, государь.
- Значит, слышали.
- Да.
Лицо царя побагровело, сложившись в страшную гримасу.
- В двух шагах от вас императора чуть не изнасиловали! - закричал он. - А вы и ухом не вели, чтоб вас на том свете на куличи пустили!
- Нет, я п-подслушивал, я боялся пропустить хотя бы слово.
- Молчать! Мемуары вздумали писать? - Царь вытер мокрый от пота лоб. - Ржевский, у меня нет сил, дайте этому супостату прикурить.
- Но у меня нет при себе курительной трубки, государь.
- Я не о том. Врежьте ему как следует!
Экзекуция Акакия Филиппыча продолжалась добрых пять минут. Он визжал, оправдывался, защищал руками щеки, но был избит, повержен и уложен Ржевским поперек постели совершенно без чувств.
- Вы не представляете, поручик, - устало произнес Александр, - с каким dermom приходится иметь дело. Двор переполнен идиотами и интриганами, что, впрочем, почти одно и то же.
Ржевский внимал царю, не смея шелохнуться. После пережитого конфуза он был готов добровольно влезть в кандалы и пешком отправиться в Сибирь. Но император говорил с ним так, как-будто между ними ничего особенного не произошло. Не даром вся Европа считала российского самодержца отменным дипломатом.
- Наш разговор, поручик, еще не окончен, - сказал Александр. - Но мы продолжим его в другом месте.
Глава 12
Царь горы
На трех поставленных в ряд стульях сидело трое мужчин: в центре - царь, справа от него - негр в ливрее, слева - поручик Ржевский. Сбоку стоял Акакий Филиппыч. Он был с шишкой на лбу и фонарем под глазом.
Царица Елизавета лежала напротив в постели, опершись спиною на подушки. После недавних родов она находилась в прострации, куда ее обычно заносило недели на две-три. Но император Александр не собирался ждать, когда она придет в себя, и поручил Акакию Филиппычу провести ее дознание. Поручик Ржевский все еще был под подозрением. Царь жаждал услышать от самой своей супруги, кто послужил отцом ее новорожденной дочери. Он полагал, что в данных обстоятельствах царице не хватит ума, чтобы солгать.
Бессмысленный взгляд Елизаветы Алексеевны блуждал по лицам мужчин. Особенно часто ее взгляд останавливался почему-то на негре в ливрее.
Царь подал тайному советнику знак.
- Ваше величество, - обратился Акакий Филиппыч к императрице, - посмотрите на этих мужчин. Кого из них вы знали прежде?
- Елизавета Алексеевна я, - замогильным голосом произнесла императрица.
- А меня зовут Акакий Филиппыч. Но речь сейчас идет не о нас с вами, а вот об этих трех господах...
Тайный советник запнулся, заметив, что императрица протягивает ему руку. Он бросил взгляд на царя, тот нехотя кивнул. Пришлось поцеловать. Царь поморщился.
- Кажется, я опять беременна, - заявила Елизавета, с интересом разглядывая свое запястье.
Александр побелел как полотно. Негр разинул рот. Ржевский сдержанно улыбнулся в усы.
- Ваше величество... - опять начал тайный советник, но Елизавета с неожиданной живостью перебила:
- А что вы делаете сегодня вечером, пупсик? Может, сыграем в лото?
- С превеликим удовольствием, ваше величество. Но прежде ответьте, кого из этих людей...
Императрица громко засмеялась.
- Как забавно! Вот этот симпатичный мужчина, - она указала на императора пальцем, - напоминает мне моего супруга. Такая же ослиная физиономия.
Александр вскочил.
- Ваш муж - умнейший человек во всей Европе, милочка! - с вызовым крикнул он.
- В самом деле? - Ее лоб собрался в морщины, но тут же снова стал гладким, как зеркало. - Ну и слава богу. За дурака бы я и сама не пошла.
Царь хотел грязно выругаться, но передумал. Поиграв желваками, сел и кивнул тайному советнику продолжать.
- Ваше величество, кто этот человек? - спросил Акакий Филиппыч царицу, положив руку на плечо негра.
Она скорчила мину.
- Черт!
- Кто?
- Говорю же вам, это черт. Как это у Данте? "И черти жарят всех в аду".
- Не всех, а только грешниц, - заметил царь.
- И грешников тоже, - сказала Елизавета.
- А это кто, ваше величество? - спросил Акакий Филиппыч, встав около Ржевского.
Царица пригляделась. С лицом ее произошла удивительная перемена. До сей поры вялое и равнодушное, оно вдруг озарилось каким-то внутренним светом, наполнившись теплом и нежностью. Вскочив с постели, царица бросилась к поручику. Он в растерянности встал, и она повисла у него на шее.
- Дорогой мой! Золотце мое! - заливалась она слезами и смехом.
Неловко поддерживая у себя на груди вопящую царицу, Ржевский бросил недоуменный взгляд на царя.
Александр был страшен. Скулы его напряглись. Уши гневно шевелились. Он дрожал с головы до ног.
- Итак, поручик, вы проиграли, - скрипя зубами, проговорил он. - Лиза признала в вас своего любовника.
- Но, государь...
Ржевский развел руками, и, выпав из его объятий, царица грохнулась на пол.
- Я упала, - сказала Елизавета. - Почему вы постелили мне такую жесткую постель? - спросила она, с укором посмотрев на Александра.
- Иного вы не заслуживаете! - рявкнул тот. Увидев, что поручик намеревается помочь ей подняться, он перешел на визг: - Не прикасайтесь к моей жене! В порошок сотру! Повешу!
Подскочив к замершему в согнутой позе поручику, он дал ему пинка под зад.
- Ай! - воскликнул царь, схватившись за колено. - Что у вас там, медный таз?
- Никак нет, ваше величество. Жопа!
- Костяная она у вас что ли?
- Всю жизнь в седле, государь. Задубела-с.
Царь хромал по комнате, опершись на услужливо подставленное плечо тайного советника.
- Хорошо еще, что вы из легкой кавалерии. Будь вы кирасир - чтобы от меня осталось...
- Как вы посмели поднять ногу на моего сына! - вдруг завизжала с пола Елизавета. - Убожество, самодержец sranyj! Извинитесь немедленно.
- Что?! - остолбенел царь, забыв об ушибленной ноге. - Я ослышался или вы упомянули о каком-то своем сыне?
- Не о каком-то, а о своем единственном. - Она показала пальцем на Ржевского. - В эти роды я так тужилась, что у меня наконец получился мальчик. И вместо того, чтобы поцеловать его в нежную попку и возблагодарить Бога за эту милость, вы бьете его своим грязным сапогом.
- Я не бил Бога сапогом, - возразил царь, несколько отупев от столь решительной отповеди.
- Конечно, ноги коротки, - съязвила Елизавета.
Взгляд царя метался между развалившейся на персидском ковре Елизаветой и Ржевским.
- Вы принимаете его за сына?!
Царица фыркнула.
- Он и есть мой сын. Приди ко мне, мой маленький, мамочка покормит тебя грудью. - Она протянула к Ржевскому руку.
Поручик сделал шаг навстречу.
- Стоять! - крикнул царь.
Он никак не мог уразуметь, придуряется ли его супруга или она действительно сошла с ума.
- Скажите-ка мне, Лизон, - на французский манер вкрадчиво произнес Александр, - а как зовут вашего сына?
- Не знаю. Но отчество его будет Александрович.
Царь даже не моргнул глазом.
- А какое у него звание?
- Звание??
- Ну да, звание. Офицерское звание!
- Шура, вы спятили. Он же еще младенец.
Царь тяжело вздохнул. Кусая губы, пристально посмотрел на Ржевского.
- Нашла себе карапуза...
- Позвольте, государь, я помогу ее величеству подняться.
- Ни за что, - тихо, но твердо ответил царь. - Пусть пока полежит. Ей не следует после родов много двигаться. - Он задумчиво почесал нос. - Теперь мне понятно, Ржевский, что вы не являетесь отцом новорожденной. Однако тот пыл, с которым вы ухаживали за мной, когда я разыгрывал из себя царицу, признаться, до сих пор смущает мои мысли.
- Ваше величество, я всем сердцем предан интересам монархии. Видя желание государыни, я не мог ей отказать. К тому же я был пьян. На моем месте так поступил бы всякий.
Царя передернуло.
- И вы тоже, Акакий Филиппыч? - повернулся он к своему тайному советнику. Тот смущенно потупился, покраснев как маков цвет.
Александр, покачав головой, вновь обратился к поручику:
- Это хорошо, Ржевский, что вы монархист. Это превосходно! Но позвольте вам напомнить, что она (то есть я) сопротивлялась.
Поручик ухмыльнулся.
- Женщина не может, чтоб не поломавшись. Я думал, она (то есть вы, государь) только притворялась.
Царь показал разлегшейся на ковре царице кулак:
- Смотри у меня, Лизон! Смотри!!
- Было бы на что! - скривилась она.
За спиной Александра раздался чей-то ехидный смешок. Царь резко повернулся. Негр сделал невинное лицо. Но было поздно.
- А ты чего зубоскалишь! - набросился на него Александр.
Отвесив ему оплеуху, император с изумлением уставился на свою почерневшую ладонь.
- Акакий Филиппыч, что сие означает?
Тайный советник подошел к негру и тоже дал ему затрещину. Потом взглянул на свою ладонь: она стала черной!
- Ничего не понимаю, государь.
Поручик Ржевский не удержался и в свою очередь врезал негру по морде. С воплем слетев со стула, негр упал на императрицу.
- Экзо-о-о-тика... - прошептала Елизавета, прижав его к груди. - О негр, какой ты черный...
- Эта скотина, государь, полгода не мылась, - сказал Ржевский.
Но царя это уже не волновало.
- Слезь с моей жены, обезьяна! - орал он, пиная негра сапогами. - Слезь, а то хуже будет.
- Я не обезьяна, я Абрамзон, - вдруг сообщил тот. - Я только служу негром.
- Все равно слазь!
Бедняга и сам был бы рад отделаться от царицы, но она его не пускала, крепко обвив руками и ногами. И хихикала и шептала ему на ушко всякие глупости.
- Позвольте мне, ваше величество, - сказал Ржевский.
- Действуйте, поручик. Скорее!
Ржевский навалился на Абрамзона. Снизу раздался заливистый смех императрицы:
- Господа, вы меня совсем задавили!
- Нет, я сойду с ума! - схватился за голову царь. - Пусть это будет негр, Абрамзон или кто угодно, но только не Ржевский. Акакий, сволочь, что же вы смотрите? Растащите их!
Но вмешательство тайного советника только добавило неразберихи. Несчастный самодержец стоял над грудой копошащихся перед ним тел, с трудом различая, где рука императрицы, а где нога Ржевского. Не менее трудно было отличить зад Акакия Филиппыча от рожы Абрамзона.
Промаявшись от ревности еще немного, царь в конце концов махнул рукой:
- А, присоединяюсь. Куча мала! - и запрыгнул на них сверху.
Глава 13
Узурпатор
Когда Жозефина вошла в императорские покои, Наполеон Бонапарт сидел за столом, в треуголке, при сабле, и подписывал декреты.
- Это ты, Жужу? - спросил он, не поднимая головы.
- Да, ваше величество.
- Зачем же так официально?
- Прости, Боня, но с тех пор, как ты дал мне развод и женился на Марии-Луизе...
- Ложись! - перебил Наполеон, по-прежнему не отрываясь от своих бумаг. - Жена уехала в Дрезден, повидать своего папу Франца, так что на этот счет можешь не беспокоиться.
Обойдя его кресло, Жозефина с вызовом легла на противоположный край стола. Бонапарт даже не повел бровью.
Она невольно залюбовалась его каменным лицом.
- Какой у меня сейчас месяц? - отрывисто спросил Наполеон. - Термидор? брюмер?
- Июль. Ты же отменил республиканский календарь еще семь лет назад.
- Да? Проклятье! Придется переписать этот лист заново.
- Оставь, мой милый, уже поздно. Ты не жалеешь ни себя, ни своих подданных. Я слышала, вчера твой министр финансов сошел с ума и сидит теперь у себя дома, пересчитывая собственные пальцы.
- Так и должно быть! - мрачно ответил Наполеон. - Человек, которого я назначаю министром, через четыре года не должен быть в состоянии помочиться.
- Но у него, по слухам, недержание.
- Это неудивительно: он всегда был излишне болтлив, - отмахнулся Бонапарт.
В спальне наступила тишина, и только перо едва слышно поскрипывало в руке Наполеона.
- Боня, ну ты хоть взгляни на мое новое платье! - не выдержала Жозефина.
Он бросил на нее быстрый взгляд (первый за этот вечер) и вновь уткнулся в бумаги.
- Такие платья годятся для молоденьких женщин, - пробурчал он, задрожав левой икрой. - В твоем возрасте они невозможны.
- Боня, Боня, ты так и не научился говорить женщинам комплименты...
Лежа на краю стола, Жозефина нежно коснулась своей босой ногой его плеча. Он не глядя поцеловал ей большой палец и продолжал писать.
- Наполеон, мне скучно!
- Хочешь...
- Конечно!
- Я не о том. Хочешь свежий анекдот про поручика Ржевского?
- Уи.
- Императрица Елизавета опять родила девочку!
Жозефина даже не улыбнулась.
- Тебе не понравился анекдот? - мрачно спросил он.
Она пожала плечами.
- Пардон, но... я не нахожу в нем ничего смешного.
Наполеон раздраженно дернул рукой, и декрет о назначении трактирщика Фуко министром внешних сношений украсила жирная клякса. Он угрюмо выдернул из-под бедра лежавшей на столе Жозефины чистый лист.
- Как же так? - сказал он. - Супруга Александра опять родила девчонку, а ты говоришь, "ничего смешного"? Этот анекдот просто вершина остроумия!
- Но при чем здесь Ржевский?
- Вот это-то как раз и смешно, что анекдот - про него, а он тут вроде и не при чем.
- Боня, ты сегодня переутомился. Зачем ты забиваешь свою гениальную голову этими дурацкими анекдотами? Оставь в покое свои декреты и займись-ка лучше мной.
Отбросив перо, Наполеон вскочил и принялся маршировать из угла в угол. Правую руку он по старой привычке гордо держал на животе.
- Пойми же наконец, Жозефина! Я собираю все анекдоты про Ржевского потому, что они позволяют заглянуть в самую душу России. Мне непременно нужно знать, что представляет из себя русский гусар, этот загадочный русский медведь. Ибо моя новая война с Россией неизбежна! Между прочим, анекдот, который ты только что слышала, мне рассказал маршал Ней.
- Который из бывших конюхов? - презрительно скривила губы Жозефина.
- Это не имеет никакого значения! Все решает не происхождение, а талант. У меня почти все маршалы подобраны с улицы. Возьми Жюно - он из лакеев, Удино - из арлекинов. А Ожеро я вообще с галер снял, у него до сих пор клеймо на заднице.
- На спине, - сказала Жозефина, поправив прическу.
Наполеон замер посреди спальни как вкопанный, полубезумным взглядом уставившись на нее.
- Что?! - вскричал он. - На спине? А ты видела? Откуда у тебя такие сведения? Может, ты с ним в бане мылась? Спинку ему терла? Если это так, то ты - чудовище!
Наполеон быстро вошел в раж. Швырнув на пол свою любимую треуголку, он долго топтал ее сапогами, задыхаясь от злобы, и вопил:
- Ты предала меня, Жужу! Ты изменила мне! И с кем? С этим прохвостом, с этим разбойником, который был неоднажды сечен плетьми и сослан на галеры! И которого я произвел в маршалы в одной лишь надежде, что своим ревностным служением интересам Франции он смоет постыдное клеймо со своей грязной жопы!
- Со спины, - невозмутимо молвила Жозефина, которая знала Наполеона лучше, чем иная мать знает свое дитя, и на которую его выходка не производила ни малейшего впечатления. - Клеймо у него - на спине, Боня. Это известно всем, кроме тебя... И в бане я с ним не мылась. Как же тебе не стыдно бросать мне столь нелепые обвинения!
Она запустила в него чернильницей и намеренно промахнулась.
Наполеон сразу же умолк и сошел со своей шляпы. У него эти переходы - от припадков бешенства до холодного спокойствия - проходили легко и безболезненно.
- Ну, хорошо, извини...
Он подошел к Жозефине, которая по-прежнему лежала на столе, и в знак примирения поцеловал ее в висок. Она взъерошила ему волосы.
- Мой Наполеон... Ах, и зачем ты женился на этой легкомысленной австрийке?
- Во имя Франции, милая. К тому же Мария-Луиза не такая уж дура... я имею в виду - в постели. Она очень даже сообразительная.
- Перестань! Ты вечно хвалишься передо мной своими любовными победами, будто мне доставляет удовольствие слушать, что у маркизы Костен на попке родинка, мадемуазель Жорж любила, чтобы ей завязывали глаза и руки; что герцогиню Сюше ты ублажал, не отцепив от пояса саблю, а баронесса Витроль большая охотница попердеть. Фу! фу! фу! Впредь, клянусь, я буду затыкать себе уши. Лучше расскажи, как ты собираешься овладеть Россией.
Наполеон снял Жозефину со стола и перенес на постель. Потом, отцепив саблю, прилег рядом.
- Я покорю эту дикую страну, обещаю тебе, Жужу.
Он долго пыхтел и мучился, но накопившаяся за день нечеловеческая усталость давала о себе знать.
- Чем больше мыслей, тем меньше желаний, - угрюмо изрек император. - От великого до смешного - один шаг.
- Бонапарт, но ты же Наполеон!
- Да, милая, я Наполеон, но, когда я думаю о своей будущей войне с Россией, мне трудно сосредоточиться на любви.
- Тогда представь, что перед тобой лежит Россия. Она это я. Возьми меня, мой узурпатор! Плени меня, покори, овладей!
- Да, ты права, - словно в бреду, забормотал Наполеон, покосившись на пришпиленную к стене карту мира. - Если представить тебя Европой, то губы твои - Париж, одна грудь - Вена, другая - Дрезден, Варшава - пупок... и вот я уже на просторах России... я приближаюсь к Москве... о боги!.. Москва горит...
- Она пылает, мой милый деспот. Она зовет тебя. Где твоя Старая гвардия? Где твои пушки? Бейте, барабаны! Трубите, трубы! Москва у твоих ног!
И вдохновленный Наполеон Бонапарт одержал еще одну из своих блистательных побед.
Глава 14
Шерше ля фам
В час пополудни император Александр в сопровождении поручика Ржевского вышел из Зимнего дворца на прогулку.
- Простите, государь, - сказал Ржевский, - совсем забыл. Когда я покидал свой эскадрон перед отъездом в Питер, майор Гусев просил передать, что он всегда готов лечь за ваше величество.
- С Лизкой?! - вспыхнул царь.
- Пардон, кажется, я не так выразился. Майор Гусев собирался лечь костьми на поле брани.
- Ах вот как. Что ж, это хорошо, - рассеянно пробормотал царь. - Гусятину я предпочитаю без костей.
Они немного помолчали.
- Откровенно говоря, поручик, - проговорил царь, поигрывая лорнетом, - я до сих пор не могу понять, почему моя супруга, рожая, звала именно вас. Почему не Пресвятую Богородицу?
- Мое имя на устах у многих женщин. Ее величество могли наслушаться разговоров обо мне. И в бреду что-то привидилось. Я, конечно, сам никогда не рожал, но представляю, какие это острые ощущения.