Уолферт Айра. Банда Тэккера

   — Ну, значит, не из фараонов, — заключил буфетчик.
   Когда Иган вышел на сумрачную, неприютную улицу, то снова призадумался. Вокруг не было ничего такого, что помогло бы ему скрыть свою профессию. Пс Эджком авеню проходила автобусная линия. Он решил, что самой лучшей маскировкой будет прикинуться контролером или ревизором автобусной компании. «Если у меня на роже написано, что я сыщик, — сказал он себе, — так уже лучше всего изобразить из себя сыщика частной компании».
   Он остановился на перекрестке, на самом виду, посматривая то вверх, то вниз по улице. Но чаще он поглядывал вниз, туда, где стоял дом, в котором помещался банк. Когда проходил автобус, он что-то отмечал в своей записной книжке. Ему доставляло удовольствие наблюдать, как проезжавшие мимо водители и кондукторы, взглянув на него украдкой, сразу выпрямлялись и начинали усердствовать. «Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь, ребятки, — покрикивал он мысленно, — Бернард Фрэнсис Иган вас подхлестывает».
   Вскоре после того как Иган занял свой пост, в дом, за которым он следил, вошел Мюррей, неся в руках черную металлическую коробку с завтраком. Коробка с завтраком и выдала его. Без нее он мог бы сойти за агента какой-нибудь фирмы или сборщика квартирной платы. «Вот один из них», — решил Иган. Вслед за Мюрреем появилась Делила и одна из сборщиц-испанок, которая несла коричневые пакетики с фруктами и сэндвичами. «Ну, это будет одно удовольствие, — подумал Иган, — преступники, вместо воровского инструмента, запаслись завтраками».
   Красота Делилы раздражала его, она казалась ему дерзостью. Одета Делила была скромно и со вкусом, в серое и коричневое, и если бы не чудесный, золотисто-кофейный цвет кожи, ничем бы не отличалась от тех женщин, перед которыми Иган всегда благоговел. Будь у нее белая кожа, она казалась бы ему «первым сортом». Спутница Делилы что-то рассказывала, и Делила слушала ее, полуоткрыв рот. Входя в подъезд, Делила вскрикнула:
   — Но это же невообразимо! — Ее негромкий, нежный голосок прозвучал по тихой улице, как музыка.
   «Тоже из себя что-то корчит, — возмутился Иган. — „Неваабазимо“. Ее интеллигентный вид также казался ему дерзостью. „Неваабазимо! Неваабазимо!“ — кипел он. — „Ваабазите, как Неваабазимо, эх, ты, воображала!“
   Враждебность Игана к Делиле не была врожденной. Если на то пошло, он даже любил кофейный цвет кожи. Тем не менее эта враждебность, из-за сложного комплекса чувств, воспитанных в нем обществом, в котором он работал, стала почти инстинктивной и никогда не вызывала в нем никаких сомнений.
   Подъехал автобус, и он записал в своей книжке: «Особа женского пола, низенькая, толстая, в сопровождении негритянки высокого роста, цвета мокко, ваабазите!» Водитель автобуса выпрямился. Кондуктор застыл на подножке. Иган вычеркнул «ваабазите», написал «шлюха» и ухмыльнулся.
   Когда Иган поднял голову, то увидел в нескольких шагах от подозрительного дома Бауера, таращившего на него глаза. Бауер словно окаменел. Иган не успел составить о нем мнения. Едва он взглянул на него, как позади себя услышал быстро приближающиеся шаги, и обернулся. Низенькая, тучная, совсем черная негритянка мчалась к нему со всех ног.
   — Вы автобусная компания, мистер? — спросила она еще на ходу. — Правда?
   Иган чуть не расхохотался. До чего она боялась его упустить. Она остановилась перед ним, и ему показалось, что сразу стало тихо, словно ветер улегся.
   — Да, мэм, — ответил Иган, — не сомневайтесь. Вам, что, желательно купить автобус?
   — Ничего нет смешного. — Она тряхнула головой. Глаза ее так налились кровью, что их трудно было отличить от кожи. — Я имею важную жалобу, и нечего тут смеяться.
   Иган уголком глаза заметил, что Бауер все еще стоит на прежнем месте и напряженно прислушивается к разговору.
   — Я вовсе не смеюсь, — сказал он.
   — Мои деньги не хуже других. Мои деньги такого же цвета, как ваши.
   — Совершенно справедливо, мэм. Вы на это и жалуетесь?
   — Если вы автобусная компания, зачем вы со мной так говорите, смеетесь и нахальничаете? Я ничего такого не сделала, чтобы надо мной смеяться только потому, что вы очень белый.
   Бауер нерешительно приближался к ним.
   — Я не смеюсь, сестричка, — сказал Иган. — Я бы рад выслушать вашу претензию, но пока от вас ничего не слышу. В чем дело? Я вас слушаю. У нас так заведено: прислушиваться к жалобам, а потом исправлять все, что плохо.
   Женщина вдруг оробела.
   — У меня болят ноги, — сказала она. — Я всегда езжу на автобусе. Даже когда пройти всего два шага, плачу десять центов. Я хорошая пассажирка автобуса.
   Бауер подошел вплотную. Вобрав голову в плечи, скосив глаза и дрожа всем телом, он напряженно прислушивался.
   — Что вам нужно? — спросил его Иган.
   — Вы от автобусной компании? — Бауер говорил тонким, срывающимся голосом.
   — Именно, — отрезал Иган. — Что вам нужно?
   — Кому… мне? — Лицо Бауера задергалось от резкого окрика Игана. — Мне? Я тоже пользуюсь автобусом каждый день, два раза в день, а обслуживание… Вот об этом я и хотел вам сказать.
   — Станьте в очередь. Вот за этой дамой, она пришла первая. Скажете после нее. — Иган повернулся к женщине с любезной улыбкой.
   — Я живу тут рядом, за углом, — начала она. — Вон где я живу, — и она показала пальцем. — Когда я уезжаю из дому, мне неважно, где остановка. Тут под гору. Я и под гору не могу ходить, как все, но все-таки это не то, что в гору. Но когда я еду обратно, мне почти всю дорогу до дому нужно идти в гору, а я не могу, у меня ноги болят. Разве это справедливо, мистер, я плачу десять центов, еду всего два квартала, а потом должна идти целый квартал пешком, да еще в гору. Это несправедливо.
   Иган смотрел на нее с сочувствием. Этой негритянки ему бояться нечего, это не то, что Делила. Эта необразованная. Она не пыталась сбросить с себя бремя белого человека, она позволила ему раздавить себя.
   — Видите, где автобус останавливается, когда едет назад, вон на том углу. — Она показала пальцем под гору, и Иган с Бауером посмотрели в ту сторону. — Видите? Я должна пройти целый квартал вверх. А мои ноги? А если я проеду дальше, остановка вон там, на горе. — Она снова показала пальцем, и снова мужчины посмотрели в ту сторону. — Тогда мне идти под гору, но это почти два квартала, а я не могу так далеко ходить, у меня ноги болят.
   — Как я вас понимаю, мэм, — сказал Иган, — вы хотите, чтобы мы перенесли остановку?
   — Ну, да. Я говорила водителю, почему он не может остановиться на этом углу, а не на том, чтобы мне с моими ногами не ходить в гору. Я говорила ему, у меня ноги болят, мне и стоять-то трудно, не то что ходить. Знаете, что он мне ответил, ваш водитель? Знаете? «Струкция» — говорит. Только и всего. Тогда я ему говорю — почему он не может остановить и тут и там? Пусть делает остановку, как всегда, а потом на углу, где я живу. Знаете, что он мне ответил, ваш водитель? «Струкция». — Она взглянула на Игана и сердито замотала головой, — «Струкция», говорит, нельзя останавливаться, где нет остановки. Какое он имеет право так говорить? Только потому, что я чернее его?
   — Вы напрасно так думаете, мэм, — сказал Иган. Он знал, что если бы больная была белая женщина, водитель наверняка бы остановил автобус у ее дома. — Есть инструкции, которым он должен следовать, а иначе его уволят. Существует Управление коммунальных услуг. Оно указывает, где надо останавливаться, а где нет. Все тщательно продумано по всей линии для общего удобства, даже для тех, кто не пользуется автобусом. Словом, с учетом всего движения. Поверьте, мэм, вам куда легче переменить квартиру, чем передвинуть автобусную остановку.
   — Нам нельзя переезжать. Дом принадлежит хозяину, где муж работает. Хозяин рассердится, если мы съедем с квартиры. Неужто вам так трудно снять дощечку «Остановка автобуса» и повесить ее тут? Уж если так трудно, муж сам сделает, когда придет с работы, а вы будете только сидеть и смотреть.
   — Вы думаете, что все дело в дощечке? — Иган рассмеялся. — Управление коммунальных услуг…
   — Мои деньги такого же цвета, как ваши. Я хорошая пассажирка. Всегда езжу на автобусе, пусть даже ходу всего два квартала, и всегда плачу свои десять центов.
   — Знаете, что мы сделаем? — сказал Иган. — Я для вас, так и быть, постараюсь, раз вы такая хорошая пассажирка. Я все сделаю, что смогу, но обещать не обещаю. Вы дайте мне ваш адрес и фамилию, и я поставлю вопрос перед Управлением коммунальных услуг, а они уже вас известят, что можно будет сделать.
   Он записал ее адрес и фамилию в книжку и повернулся к Бауеру.
   — Ну, а теперь чем я вам могу быть полезен? — спросил он.
   — А, черт! — Бауер с ожесточением махнул рукой. — Что к вам обращайся, что в муниципалитет, говори, не говори, все равно толку от крупных компаний не добьешься!
   — Вы так думаете?
   — Не думаю, а уверен.
   — Ишь ты, молодой, а как разговаривает. — Иган с удивлением заметил, что Бауер действительно молод. Ему, вероятно, было не больше тридцати лет. Но на первый взгляд он казался намного старше.
   — А-а, черт! — Бауер снова махнул рукой. — Все это ни к чему, — сказал он, быстро зашагал прочь и вошел в дом, где помещался банк.
   — Он верно говорит, — сказала женщина. — Верно, верно. — Покачивая головой и что-то бормоча себе под нос, она медленно пошла к своему дому.

 

 
   За следующие полчаса в дом, где помещался банк, вошло несколько человек, но насчет этих Иган уже не был так уверен. Он не сомневался лишь в тех преступниках, которые появлялись с воровским инструментом под мышкой. Джуса изобличил термос. Кубинцы принесли завтрак в кожаном чемоданчике, в котором когда-то носили ноты; их Иган тоже взял на заметку, как подозрительных.
   К дому подкатила большая зеленая машина Лео. Эдгар с почтовой сумкой в руке выскочил из нее и быстро скрылся в подъезде. Иган понял, что служащих банка больше ждать нечего. В сумке, несомненно, были лотерейные билеты за весь день. Он посмотрел на часы. Два часа сорок минут. Для успешного налета небесполезно знать, когда лотерейщиков можно застать с поличным.
   Когда Эдгар уехал, Иган подождал еще минут десять и только тогда вошел в дом. Войти туда было дело довольно щекотливое, но он решил, что ему все равно ничего другого не остается, пусть люди на улице думают, что им угодно. Очутившись в вестибюле, он почувствовал себя несколько увереннее.
   Жемчужная полоса света убегала по кафельному полу в глубь коридора. Она была фута три высотой и постепенно темнела, словно ее сверху замазали темно-бурой краской. Чем дальше он шел по коридору, тем сильнее становился едкий кисловатый запах. Его беспокоила мысль, что люди на улице стоят и гадают, к чему ревизору автобусной компании входить в этот дом.
   «Начну-ка я сверху, — решил он. — Это будет вернее». Ему хотелось уйти подальше от улицы.
   Предстоящая работа была не из приятных. Стоять, приложив ухо к двери, на самом виду, в длинном коридоре, где укрыться негде и объяснить свое присутствие нечем, стоять и прислушиваться, не орудует ли в квартире лотерейный банк — удовольствие ниже среднего. Не мешало бы придумать какую-нибудь басню на тот случай, если его застанут. Да, кстати, как же по звуку узнать лотерейный банк, черт его возьми! Арифмометры стучат или пишущие машинки, что ли? Нет, не пишущие машинки. Кому им там письма писать? Впрочем, лотерейный банк должен звучать так, как будто в квартире полно людей, а никакой домашней работы не слышно, все равно, как в конторе.
   По мере того как он углублялся в коридор и люди на улице отступали все дальше и дальше, страх, побудивший его начать обход сверху, проходил. Он подумал, что все-таки лучше начать снизу. Тогда у него будет хоть какая-нибудь отговорка, если его застанут подслушивающим у двери. Он скажет, что ищет приятеля, но забыл, в какой квартире тот живет.
   «Как-то неудобно стучать во все двери, — слышал он собственные объяснения воображаемому человеку, заставшему его на месте преступления. — Не хотелось всех беспокоить. Я думал, что, может быть, по голосу узнаю. Не скажете ли, где он живет?»
   А накрывший его человек спрашивал: «Кого же, собственно, вы ищете?»
   Он остановился. «Правильно, — подумал он, — надо назвать его как-нибудь!»
   Он вернулся в вестибюль, к звонкам, выбрал фамилию среди жильцов самого верхнего этажа и, идя назад, твердил: «Саймон Легри. Человек, который мне нужен и которого я разыскиваю, — мой приятель. Саймон Легри», но, дойдя до лестницы, строго одернул себя: «Бросьте дурачиться, мистер Иган, теперь вам надо думать только о деле». Он покачал головой и улыбнулся. «А я и не дурачился», — подумал он, но мысли этой словами не выразил. Он никогда не выражал словами того, на что толкало его чувство одиночества.
   Потом Иган перестал даже думать. Он начал медленно, на цыпочках, подниматься по лестнице, еле сдерживая волнение, холодным ветерком пробегавшее по всему телу. Он решил начать со второго этажа. Туда загнал его страх перед людьми на улице. Первый этаж он обойдет на обратном пути.
   Через обитые жестью коричневые двери долетали обычные звуки домашней жизни. Глухие шаги по половицам, звякание кастрюль о раковину, глухие голоса, глухое шарканье ночных туфель. Звуки падали в коридор тяжело, словно камни. Иган не задерживался подолгу у дверей. Наконец, он дошел до двери, из-за которой не долетало ни звука, и приник к ней ухом. Глаза его блуждали по темному коридору, еще более мрачному, чем в первом этаже: здесь полоска жемчужного света лежала на полу, как ковровая дорожка. Его уши, казалось, проникали сквозь холодное железо и шарили в пустоте.
   В конце коридора мелькнуло испуганное лицо, оно выглянуло из приотворенной двери и мгновенно скрылось. Иган услышал, как захлопнулась дверь и отчаянно загремела цепочка. Потом послышался удаляющийся топот.
   Иган медленно выпрямился. Женское лицо? Женские шаги? Трудно сказать. Неизвестно. Слишком темно. И топот слишком частый. Мозг Игана словно онемел. Он распирал голову и отказывался служить. Слишком уж Иган напрягал его. Иган бросился по коридору. Четыре прыжка, пять прыжков, беззвучно, на носках, не дыша. Он нажал звонок.
   Кто бы там ни был, нельзя допустить, чтобы вызвали полицию. Он вовсе не желал, чтобы сюда нагрянула полицейская машина и спугнула дичь, которую он выслеживал. Надо рассеять страх человека, увидевшего его. Даже если в квартире нет телефона, хозяин — или хозяйка — потом поделится своими страхами с соседями, и это, так или иначе, дойдет до лотерейщиков.
   Иган нажимал и нажимал на звонок и ждал, нажимал и ждал. Наконец он услышал голос:
   — Кто там? — Голос был мужской. Он бросил вопрос, как мяч, — издали.
   Иган представил себе: вот человек стоит в глубине темной передней и держит что-то наготове, может быть, даже нож. Стоит испуганный, готовый вступить в бой. Иган сложил ладони рупором и раздельно, негромко сказал в замочную скважину:
   — Мне нужна ваша помощь. — Слова отскочили от двери и загремели у него в ушах. «Вот черт, весь дом услышит», — подумал он.
   Последовало длительное молчание. Потом он опять услышал тот же голос:
   — Что надо? — Такой же далекий, испуганный и настороженный.
   — Мне нужна ваша помощь, — повторил Иган. Он знал, что негры любят, когда белые просят их о помощи. Об этом сказал ему один нищий. Белый нищий всегда что-нибудь выклянчит у негра.
   Иган подождал еще с минуту, потом за дверью послышались осторожные шаги, и голос спросил:
   — Чего вам?
   — Я не могу разговаривать через дверь, — сказал Иган. — Мне нужна ваша помощь по личному делу.
   — Эге, — сказал голос. — Еще чего захотел. Дверь как была закрыта, так и будет закрыта, а ты иди к чертовой матери. Я позову полицию, если ты сию минуту не уберешься отсюда.
   Для Игана за дверью был не человек. Это был не человек, в жизнь которого он непрошенно вторгся, до смерти напугав его, это был противник в бизнесе, и противник опасный.
   — Послушайте, — сказал он. — Теперь он мог говорить шепотом, человек стоял у самой двери. — Мне очень нужна ваша помощь, и дело это личное. Я не хочу, чтобы нас слышал весь дом. — Он знал, что ему нужно что-то немедленно придумать, если он хочет окончательно обезоружить своего противника. — Откройте дверь на одну минуту, — прошептал он. — Не снимайте цепочки. Я ведь не смогу войти, если вы оставите ее на цепочке, так что бояться вам нечего.
   — Я не боюсь. Убирайся отсюда, пока цел, вот и все. Кто боится? У меня тут есть, чем тебя угостить.
   «Если у этого черного ублюдка револьвер, — подумал Иган, — я его упрячу в тюрьму, да так, что он оттуда не скоро выберется».
   — Мне просто нужна ваша помощь, — повторил он. — Не бойтесь, мне просто очень нужна ваша помощь.
   Дверь чуть-чуть приоткрылась. В щель Иган увидел только темноту, а за ней совсем черную стену.
   — Ладно, — сказал негр, — говорите, что нужно. — Он стоял, спрятавшись за дверь.
   — У меня лотерейные билеты, — сказал Иган, — я не попал вовремя на место, где бы их забрали у меня. Понимаете, сдать их не успел. А теперь мне приходится сдавать самому. Я знаю, что банк в этом доме, а в какой квартире — не знаю.
   Человек встал так, чтобы видеть Игана. Он стоял у самой стены, как можно дальше от двери. Это был рослый негр с курчавыми лоснящимися волосами. В руке он держал широкий нож для хлеба. Внимательно, с важным видом он оглядел Игана с ног до головы.
   — Что вы хотите от меня? — Негр бросил вопрос тоном следователя, с торжествующим видом, словно сказал что-то такое хитрое, от чего свидетель непременно попадется в ловушку.
   — Я должен сдать билеты, иначе они пропадут, — сказал Иган. — Понимаете? Связался с девочкой. Ну и застрял немножко. Только было разошелся, а тут уже время ехать с билетами. Вот и опоздал. Побежал сюда, знаю, что банк здесь, а вот в какой квартире, не знаю.
   Негр поглядел на него, скаля зубы.
   — Квартира сорок шестая. Новый, только прошлую неделю, как сюда переехал. Поднимитесь двумя этажами выше, и там в углу, над этой квартирой. — Негр показал ему на одну из дверей.
   — Большое спасибо, вы меня так выручили. — Иган поспешил прочь и торопливо, через две ступеньки, стал подниматься по лестнице. Негр поглядел ему вслед, широко ухмыльнулся, потом, медленно прикрывая дверь, громко захохотал.
   — Ах ты, черт бы тебя подрал! — крикнул он.
   У Игана было такое ощущение, словно он проглотил что-то гадкое. «Ну и способ добывать кусок хлеба, — подумал он. — Вести такие разговоры с негром!» Он сплюнул.

2

   Бауер позвонил по телефону Фоггарти в надежде выкинуть Лео из лотерейного бизнеса. Только Лео откроет банк на новом месте, — бац! — полицейский налет. Потом опять налет, еще и еще. Тогда никто уже не решится делать у него ставки, дело замрет окончательно, и Лео придется волей-неволей отпустить Бауера, а он обратится за пособием по безработице, его пошлют на общественные работы, и он не будет жить в вечном страхе.
   Но все, за что бы ни брался этот человек, всегда оборачивалось против него же. У него были, как говорится, «мозги набекрень», то есть ум его был искалечен, искривлен, истерзан, беспомощен, парализован и вообще неспособен действовать и трезво рассчитывать. Даже его нехитрый план лишить Лео лотерейного банка, и тот превратился в нелепый фарс.
   В четверг, — в то самое время, когда капитан Фоггарти ломал себе голову, как бы поискуснее обойти рифы, то есть славировать между Миллетти, местной партийной машиной и Холлом, — Бауер, будучи уверен, что полиция нагрянет на банк, сидел дома. Он позвонил по телефону и сказался больным. В пятницу Бауер уже не сомневался, что никакого налета не будет. Так тебе полиция и прикатит на телефонный звонок! Все они у Джо Минча на жалованье.
   Поэтому в пятницу он вышел на работу. Увидев Игана, он уверился, что это ревизор автобусной компании. Потом разуверился в этом, потом снова уверился и снова разуверился и так уверял и разуверял себя целый день, пока к вечеру он окончательно и бесповоротно не решил, что Иган действительно автобусный ревизор, потому что налета в тот день не было. Он так измучился, что трясся, как в лихорадке, надевая пальто. Лео подумал, что Бауер все еще нездоров, и велел ему в субботу посидеть дома.
   — Вам надо больше следить за собой, — озабоченно сказал Лео. — Если человек заболел, я не требую, чтобы он надрывался.
   Так Бауер просидел субботу дома, все еще питая слабую надежду, что налет состоится в этот день. Но в субботу Иган только еще докладывал Фоггарти, что он банк разыскал, а личность доносчика установить не удалось и что ему придется обойти весь дом и произвести перепись. Иган был убежден, что не кто иной, как Бауер донес на банк, но ему нужен был предлог, чтобы оттянуть налет до понедельника, а в понедельник Бауер потерял всякую надежду и в отчаянии потащился на работу.

 

 
   Для налета в помощь Игану был назначен сыщик Баджли — коренастый черноволосый парень с низким лбом, оттопыренными ушами и толстым розовым лицом.
   Оба сыщика приехали из Центра в понедельник, во второй половине дня, после того как Эдгар привез билеты в банк, а Лео уехал в свою контору. Они молча поднялись по лестнице и остановились перед квартирой номер 46. С минуту они постояли, прислушиваясь. Потом вытащили из кармана свои бляхи и прикрепили их к отвороту пальто большими английскими булавками.
   Иган вытащил револьвер из кобуры и опустил его в боковой карман пальто. Баджли увидел это.
   — Думаешь, понадобится? — прошептал он.
   Иган усмехнулся. Повернувшись к двери, он наклонил голову, быстро перекрестился, и тотчас же, не опуская руки, два раза стукнул в дверь.
   Дверь открыл оказавшийся поблизости Джус. Проходя через переднюю напиться воды, он услышал стук.
   Не успела приоткрыться дверь, как Иган навалился на нее всем телом. Джуса отбросило. Иган ворвался в квартиру, держа руку в кармане пальто, где лежал револьвер. Он его не вытаскивал, решив, что кто-нибудь с перепугу может натворить всяких бед.
   Иган даже не дал себе времени выпрямиться. Как он налег плечом на дверь, так и ворвался в помещение, мимо попятившегося Джуса. Он пронесся через переднюю и появился перед сортировщиками прежде, чем они успели понять, в чем дело.
   — Ни с места! — Иган кричал, чтобы скрыть дрожь в голосе. — Рук со стола не убирать!
   Он держал палец на курке спрятанного в кармане револьвера. Стоял он, широко расставив ноги, а все остальные сидели, не шевелясь, и испуганно глядели на него. Когда его волнение немного улеглось, он снова поставил револьвер на предохранитель. Он разглядывал лица сидевших вокруг стола сортировщиков и видел, как с них медленно сползает страх.
   Появился Баджли, ведя с собой Джуса. «Ну и ну! — подумал Иган, увидев, какого силача он оттолкнул дверью. — Уберег господь!»
   — Ступай на свое место, — сказал Баджли Джусу, — и сядь.
   — Я здесь не работаю, — возразил Джус.
   — Что же ты здесь делаешь? Живешь, что ли? Иди садись, пока не получил по уху.
   Джус рассмеялся.
   — Ишь какой горячий, — сказал он и не спеша, посмеиваясь и покачивая головой, подошел к пустому стулу у стола сортировщиков.
   Вдруг из дальнего угла комнаты донесся царапающий звук. Он быстро приближался, все нарастая. Иган отвел взгляд от Джуса и увидел нескладного долговязого человека с открытым ртом, опрометью мчавшегося в обход стола к двери. Иган отступил на шаг и, крепко упершись ногами в пол, расставил руки. Он поймал Бауера, как вратарь ловит мяч. Бауер с силой ударился об него. Очки слетели с носа и упали на пол, а Иган крякнул.
   — Легче, малыш, — сказал Иган. Его смешила бессильная ярость, неожиданно проявившаяся в таком жидком, немощном теле. Бауер был настолько худ, что Игану не стоило никакого труда одной рукой стянуть ему руки за спилу. Он держал Бауера, как будто дружески обнимая его. Свободной рукой он потрепал Бауера по плечу. — Легче, легче, малыш, — сказал он. — Перестань брыкаться.
   Когда Иган ворвался, Бауер был в бухгалтерии, которая находилась позади сортировочной в конце небольшого коридора. Мгновение он стоял, пригвожденный к месту страхом. Потом его осенила мысль: хорошо, что он здесь, теперь никто не заподозрит его в причастности к налету. Эта мысль удерживала его еще с секунду. Потом панический ужас опрокинул все мысли, он вскрикнул и рванулся бежать.
   — Спокойней, спокойней, малютка, — повторял Иган.
   Тело Бауера пронизывал страх, и оно извивалось в объятиях Игана, как червяк на крючке. Бауер подпрыгивал, повисал на руке Игана, задирал ноги и молотил ими об пол, вырывался, вертелся, крутился с бешенством умалишенного, царапая Игану грудь и руки.
   Баджли подошел сбоку и выжидающе остановился. Потом поднял тяжелый кулак и безразлично поглядел на бьющееся тело. Кулак опустился на ухо Бауера в то мгновение, когда тот сделал рывок вверх. Бауер откачнулся в сторону, точно его подстрелили. Глаза у него закатились. Баджли увидел, как сверкнули белки, и все тело Бауера повисло, как тряпка.
   — Кажется, ты повредил ему ухо, — сказал Иган. Бауер тяжело висел на руке Игана. Игану пришлось перехватить его повыше, чтобы не упасть самому.
   — Может, и повредил, — сказал Баджли. Он испугался, когда Иган, стоя перед дверью, вынул револьвер. Страх и теперь еще не покинул его. Он взял Бауера из рук Игана, оттащил его к стене и бросил на стул. — Сиди тут, — сказал он. — Целее будешь.
   Баджли так швырнул Бауера на стул, что голова у того запрокинулась. Бауер открыл глаза и с минуту сидел, уставившись стеклянным взглядом на Баджли. Потом поднял обе руки, прижал их к ушам и при этом слегка наклонился вперед.