Страница:
— Хватит о делах, Наоми, — предложил Ренделл. — Может, поболтаем о чем-нибудь другом?
— Как хотите. О чем вы желаете говорить?
— Ну, во-первых, обо мне и о том, как вы меня себе представляете. Вспомните ваши последние замечания. Вот вы сказали, что у меня не будет каких-либо трудностей с тем, чтобы справиться с Флорианом Найтом. Еще вы заметили, что вам кажется, будто бы я хорош в этом. Что вы хотели этим сказать? Это что — сарказм или, все-таки, комплимент?
Прежде, чем Наоми успела ответить, пришел официант, который принес им виски и убрал пустые бокалы.
Когда официант ушел, Наоми взяла стакан, задумалась, затем подняла голову.
— Когда я увидала вас в первый раз, вы были мне неинтересны. До недавнего времени я судила о вас превратно. Мне не нравятся люди, занимающиеся рекламным бизнесом. Они, как мне кажется, пребывают в каком-то фальшивом, притворном мире. Они жонглируют мнениями публики, и для них нет ничего святого.
— Если говорить о большинстве из них, то это так.
— Ага, и тут появляетесь вы. Выглядящий таким довольным, таким высокомерным, таким далеким от остальных людей. Я была очень обижена на вас. Ведь вы глядели на нас с таким превосходством, как будто все мы были глупые, озабоченные на почве религии клуши.
Ренделл не мог позволить себе даже самую мимолетную улыбку.
— Смешно, — сказал он, — когда я впервые увидал вас, то почувствовал, что вы недолюбливаете меня за то… за то, что я недалекий мирской типчик, в котором недостаточно веры и преданности идее. — Он помолчал. — Ну хорошо, и вы до сих пор испытываете ко мне подобные чувства?
— Если бы так было, я бы не разговаривала сейчас с вами, — искренне ответила та. — Пребывание рядом с вами в этом плавании заставило взглянуть на вас по-новому. Кстати, чувствую, что вам стыдно за то, что вы пригласили меня сюда.
— В какой-то мере вы правы.
— И я догадываюсь, что вы более чувствительны и ранимы, чем мне представлялось сначала. Что же касается моего замечания относительно того, что вы будете способны перебороть Найта, что вы хороши в этом, то это было комплиментом. Вы умеете быть очаровательным.
— Спасибо. Давайте выпьем за это.
Они, не спеша, сделали по глотку из своих бокалов.
— Наоми, а сколько времени вы уже работаете вместе с Уилером в «Мишшиэн Хаус»?
— Пять лет.
— А до этого чем занимались?
Она замерла, затем глянула Ренделлу прямо в глаза.
— Я была монахиней, монахиней францисканского ордена, в течение… в течение двух лет. Там меня звали сестрой Региной. Вы удивлены?
Мало сказать, что Ренделл был удивлен, только попытался этого не выказать. Он сделал большой глоток из своего бокала, не спуская глаз с лица Наоми, и тут ему пришло в голову, что во всех своих смелых фантазиях по раздеванию этой женщины — что ни говори, а она была сложена хорошо — он всегда представлял ее в длинных до пят монашеских одеяниях, которые затем Наоми станет с себя снимать.
Он не ответил на ее вопрос, а вместо этого задал ей свой:
— Почему же вы ушли из монастыря?
— С верой это не имело ничего общего. Я и сейчас верую так же, как и всегда… ну, почти так же. И ушла я не из-за суровой монотонности и жесткого распорядка. Я приняла решение — это значит, послала письмо Папе Римскому с просьбой освободить меня от обетов, что было автоматически сделано, и мне казалось, будто шаг в мир светской жизни будет сделать легче. Ну, а помимо этого, я была не единственной такой. Во всем мире сейчас существует миллион и двести тысяч живущих в монашестве, но в тот год, когда я освободилась от монашеского служения, так поступило еще семь тысяч человек. Тем не менее, это было так сложно, мне вновь пришлось пережить душевный кризис. Теперь уже не было орденской рутины и правил поведения. Не было обязательных молений, ежедневных урочных заданий, монашеской рясы, трапез, периодов одиночества. Целыми днями я размышляла о себе, пыталась заполнить для себя все дни, постепенно перестала чувствовать себя голой в коротких платьях, училась не реагировать на заигрывания мужчин или же использовать их. В колледже я изучала расширенный курс английского языка, так что после монастыря самым естественным мне показалось заняться какой-нибудь работой в издательстве. Работа в «Мишшиэн Хаус» мне весьма подходит. Так что, видите…
Рассказ Наоми был прерван визгливым голосом, раздавшимся у входа в бар:
— Так вот вы где!
Это была Дарлена Николсон. Одетая в облегающий, поднимающий полную грудь пуловер и такие же обтягивающие бедра брючки, она направилась в сторону Ренделла и Наоми.
— Я везде ищу вас, — объявила Дарлена. — Вы что, до сих пор работаете?
— Только что закончили, — ответил ей Ренделл. — Присоединяйся, пропустим по стаканчику.
— Нет, спасибо. Меня все еще мутит после вчерашнего. Удивляюсь, дорогой, как это у тебя не болит голова.
— Со мной все в порядке…
— Я только хотела сообщить, куда пойду теперь, — щебетала Дарлена, вытаскивая из кармана свою дневную программку. — Они тут показывают вот то классное кино, которое так нам понравилось месяц назад… Ну, помнишь, мы еще смотрели его на Третьей Авеню? Ну, про молоденькую девочку, которая втюрилась в женатого мужика, а тот притворился, будто он вдовец…
— Да, да, вспоминаю, — без особого энтузиазма сказал Ренделл.
— Так вот, я подумала, что стоит его пересмотреть по-новой. — После этого Дарлена проглядела распорядок дня. — Черт, оно уже сорок пять минут как началось. Ладно, хоть концовку захвачу. Все равно, в конце там самое классное. Она сунула буклет в карман, нагнулась и чмокнула Ренделла в губы. — Пока. Увидимся, когда будем переодеваться к ужину.
Ренделл с Наоми подождали, пока Дарлена уйдет. Ренделл взял бокал и беспокойно глянул на свою собеседницу.
— Так что же, Наоми, вы говорили…
— Не важно. Я и так уже достаточно рассказала. — Она допила своё виски и в течение нескольких секунд рассматривала Ренделла. — Возможно, это и неприлично, но меня кое-что интересует.
— Валяйте.
— Мне интересно знать, что мужчина, похожий… ну, вроде вас… видит в девушке типа Дарлены? — И, не дожидаясь ответа, продолжила:
— Я же знаю, что она вовсе не ваш секретарь. Знаю я и то, что она всего лишь раз была у себя в каюте. Полагаю, что она ваша — как же это, такое старомодное слово — метресса, временная любовница?…
— Да, вы правы. Вот уже два года, как мы с женой живем по отдельности. Через полгода после разъезда я встретил Дарлену, и вот она со мной.
— Понятно. — Наоми поджала губы, а потом, не глядя на Ренделла, спросила:
— И больше, кроме секса с молоденькой, ничего?
— Боюсь, что нет. Разрыв между поколениями мы можем заполнить только в кровати. А во всем остальном она милое дитя, и мне весьма приятно, когда такое молоденькое создание крутится рядом со мной.
Наоми оттолкнула свой пустой бокал к краю стола.
— Наверное, я повторю.
— Думаю, что и я тоже. Только, к вечеру мы будем тепленькие.
— Я всегда чувствую себя превосходно.
Ренделл сделал заказ; коктейли появились перед ними чуть ли не мгновенно.
Стив отпил свой виски и поглядел на Наоми над краем своего стакана.
— Я… мне хотелось бы спросить у вас о чем-то личном. О вашей жизни после ухода из монастыря. Как… как у вас было с мужчинами…
— Паршиво, — пробормотала Наоми, скорее для себя, чем для него.
— Я имею в виду…
— Мне не хочется говорить об этом, — с кислым выражением лица сказала Наоми. — Я устала от разговоров. Давайте лучше выпьем.
Они молча пили, и ее бокал опустел первым.
— Стивен, еще один, на дорожку…
Тот дал знак бармену и не успел допить предыдущую порцию, как перед ним материализовались два новых стакана с янтарной жидкостью.
Взяв в руку новую порцию, Наоми глядела на Ренделла сузившимися серыми глазами, потом сказала:
— Не забыть… Имеется кое-какой переведенный материал. Можно почитать, можно… перед тем, как приплывем. Он у меня в каюте. Могу дать.
— Можете дать мне и завтра, — предложил тот.
— Сейчас, — не слушала его Наоми. — Важно…
Она сделала последний глоток и, пошатываясь, поднялась с места.
Ренделл был уже рядом с ней. Он попытался было взять Наоми под руку, но та плотно прижала руку к своему платью, не позволяя себя обнять, и направилась к выходу, держась неестественно прямо, будто дама из высшего света. Ренделл последовал за ней, чувствуя себя заинтригованным и, одновременно, несколько сбитым с толку.
Они вошли в небольшой лифт и поднялись на два этажа, на верхнюю палубу. Направляясь в сторону фешенебельного холла «Нормандия», Наоми держалась за деревянный поручень.
Она вынула собственный ключ, открыла дверь и провела Ренделла в первую спальню. Это было просторное, красиво обставленное помещение, освещенное неяркой напольной лампой. Под серым покрывалом была самая настоящая кровать, не какая-то там кушетка; ноги вязли в длинном ворсе ковра. Казалось, что повсюду их окружают зеркала.
— Милая комнатка, — заметил Ренделл. — А где комната Уилера?
Наоми повернулась к нему.
— К чему вы это?
— Ну, я только хотел сказать, что он ведь тоже живет в этих апартаментах, разве не так?
— У меня отдельная комната, закрывающаяся на ключ. Вторая дверь ведет в большую гостиную. Спальня Уилера с другой стороны, в миле, а то и более, отсюда. А в гостиной мы работаем. — Она снова отвернулась. — Сейчас я дам вам эти материалы. — Наоми направилась к комоду, закрепленному на низкой металлической подставке. Открыв его, она покопалась внутри и вынула папку. — Вот. — Официальным жестом она передала папку Ренделлу. — Садитесь и быстренько просмотрите, пока я схожу в туалет. Извините.
Ренделл повел по сторонам затуманенным взглядом и, в конце концов, уселся на краешек кровати и открыл папку, оправленную в плотную ткань. Внутри находилось три комплекта документов. Три заглавия, отпечатанные заглавными буквами, говорили о переводческих методах, используемых для трех различных версий Библии: короля Иакова, Пересмотренной Стандартной Версии и Новой Английской Библии. Печатные знаки расплывались перед глазами. Зато Ренделл слышал, как Наоми пробирается к двери ванной комнаты, услышал шум спускаемой воды в унитазе, потом открыли кран. Ренделл попытался представить, как выглядела Наоми в тяжелой монашеской рясе — всегда молодой, неестественный облик монашки с вечными четками, болтающимися у пояса.
Дверь ванной комнаты открылась, и из них появилась Наоми. Выглядела она точно так же, как и пару минут назад, за одним небольшим исключением: мягкость исчезла с ее лица, уступив место непроницаемой маске.
Скользящим шагом она приблизилась к Ренделлу.
— Ну, и что вы думаете?
Тот поднял папку, потом положил ее на стоящую у кровати тумбочку.
— Материалы…
— Да не про материалы. Про меня…
Когда же она придвинулась еще ближе и присела рядом с ним на кровать, его брови, невольно, поползли вверх.
— Про вас?… — только и смог он ответить.
Наоми повернулась так, что подставила Ренделлу спину.
— Будь добр, расстегни мне молнию, — неестественным голосом выдавила она из себя.
Ренделл поискал застежку молнии у нее под волосами и очень медленно потянул ее совсем немножко. Нейлоновая ткань сама раскрылась, обнажая костлявую женскую спину со светлой, веснушчатой кожей. Бюстгальтера на Наоми не было, равно как не было видно и пояса колготок.
Наоми не поворачивалась.
— Тебя это шокирует? — дрожащим голосом спросила она. Под платьем на мне ничего нет. — После чего резко развернулась к нему лицом, при этом расстегнутое платье скользнуло вниз по плечам. — Это тебя возбуждает?
Ренделл был слишком ошеломлен, чтобы возбудиться. Когда же он только сконфуженно мигнул, Наоми начала освобождать руки от рукавов платья. Высвободив их, она плотно прижала их к бокам. Платье сползло до самого пояса. Тогда она откинулась назад, и маленькие, обнажившиеся груди, затвердев, выдвинулись вперед. Казалось, что на каждой груди главенствовали лишь широкие коричневатые кружки сосков.
Ренделл почувствовал как по нижней части живота прокатилась теплая волна.
— Так как, возбуждаю я тебя? — еле слышно спросила Наоми.
Ее рука скользнула Ренделлу между ног, и пальцы стали медленно тереться о его левое бедро. Ренделл чувствовал, как под ее пальцами его член набухает, становится все больше. Теперь уже ее пальцы сомкнулись вокруг его поднявшегося пениса.
— Мне это нравится, — прошептала Наоми. — Мне так нравится это. Сделай и мне так же. Ну же, давай.
Ренделл обнял Наоми одной рукой, прижав ее поближе к себе, в то время как его свободная рука скользнула женщине под платье, касаясь теплой кожи. Его пальцы массировали ее ногу, поднимаясь все выше, пока не достигли волос на лобке.
— Наоми… — пробормотал он. — Давай…
— Погоди, Стив, я раздену тебя.
С ее помощью Ренделл быстро разоблачился. Отбрасывая трусы, он успел заметить, как Наоми переступила через упавшее платье и осталась совершенно голой. Они тут же повалились на кровать, лицами друг к другу. Когда же он попытался прижаться к ней поплотнее, Наоми, сопротивляясь, выгнула спину.
— Стив, что ты делаешь с Дарленой? — неожиданно спросила она.
— Что я делаю? Я… ты хочешь знать, что я с ней делаю… ну… вхожу в нее, ясное дело.
— А больше… больше ты ничего не делаешь?
— Я… я пробовал, но, если тебе так уж хочется знать, она как-то брезгует.
— Мне хочется, чтобы ты знал, что я не брезгую и не стесняюсь…
— Прекрасно, дорогая, это просто здорово. А теперь давай…
— Стив, я девственница. Это мне не нравится. Но вот по-другому я сделаю все, что только тебе захочется.
Ренделл ослабил объятия.
— Что ты имеешь в виду?
— Стив, я готова. Не теряй времени. Давай, покажу.
Наоми быстро стала на колени, повернувшись к Ренделлу своими узкими ягодицами, приподняла таз, после чего навалилась на своего гостя. Руками она обхватила его мошонку с яичками и начала облизывать языком головку его члена, после чего обхватила ее губами.
Когда Наоми навалилась на него, Ренделл мог видеть раскрывшиеся губы ее вульвы. Он вцепился пальцами в ее ягодицы, прижимая их к себе все сильнее и сильнее.
Наоми выпустила его член изо рта и начала постанывать и корчиться.
— Нет, нет, нет… — упрашивала она. — Не надо, не надо… еще… сильнее… не останавливайся… не останавливайся…
Внезапно она замерла, крепко зажав его голову между собственных бедер, все крепче прижимая свой лобок к лицу Ренделла. Он услышал, как из ее горла исторгается какой-то глубинный крик, почувствовал содрогания всего ее тела, после чего она обмякла.
Медленно-медленно она перекатилась на спину.
— Прости, Стив, что все пошло не по-твоему, но…
— Расслабься, детка…
— Я не могу расслабиться, пока не расслабишься ты.
После этого он тоже лег на спину и не шевелился. Ренделл чувствовал, как ее прохладные руки охаживают его вялый член, как ее губы вновь захватывают его, как тот опять поднимается и распирает ее сомкнутые кольцом пальцы. Он закрыл глаза, порывисто задышал, после чего его рука нашла и попыталась придержать ее ходящую вверх-вниз голову.
Ренделл чувствовал, как оставляют его силы. Он выгнулся, приподнимая таз…
— О-о-о!!! — закричал он, испытав, как извергается его внутреннее содержимое, опустошая мозги, нутро, промежность, все… К нему пришло ощущение полнейшего облегчения, и он раскинулся на постели в блаженнейшем спокойствии.
Краешком сознания Ренделл понял, что Наоми встала с кровати, услышал, как она плещется в ванной, потом до него донесся шум спускаемой воды в туалете, и, в конце концов, он услышал, как Наоми вернулась. Нехотя, он открыл глаза. Наоми уселась на кровати рядом с ним.
Она все еще оставалась голой, в ее руке было полотенце. Не отрывая взгляда от Ренделла, Наоми нежными движениями вытерла его. Она не улыбалась, но и суровости на ее лице тоже не было.
Он не знал, что и сказать. Пока он испытывал пустоту, наполнившую все его тело.
— Ладно уж, — сказал он после молчания, — если мы и согрешили, то не мы первые… и это было так здорово.
Произошедшая в Наоми перемена смутила Ренделла. Черты ее размягченного чувственностью лица неожиданно закаменели в осуждающую маску.
— Это вовсе не смешно, Стив, — холодно произнесла она.
— Замолчи, Наоми. Что это с тобой?
Ренделл потянулся к женщине, но та уклонилась, встала с кровати и молча ждала, пока он не пройдет в ванную. Когда же Ренделл вернулся, чтобы одеться, Наоми вновь направилась в ванную, но у самой двери задержалась.
— Спасибо, — сказала она тихо. — Единственное, о чем я вас прошу, забудьте о том, что здесь произошло. Встретимся за ужином.
Через пять минут, уже одевшись, Ренделл вышел из ее каюты и остановился в коридоре, чтобы раскурить трубку и обдумать случившееся.
После всего того, что происходило сейчас у него на душе, впечатление от сексуального приключения совершенно не радовало. Только теперь до него дошло, что это и вправду было невесело, и после всего оставило на душе раздражение, а виной всему была не Наоми, а он сам. Причем, Ренделла раздосадовало не то, каким образом они занимались любовью. Он и раньше использовал женщин для того, чтобы получить удовольствие, равно как и женщины использовали его самого для того же. Если партнеры все позволяли друг другу, если это происходило естественно, если даже какие-то трения и случались, но прикрывались маской любовных отношений — тогда все было нормально. Но вот теперь, и Ренделл прекрасно понимал это, даже если бы у них с Наоми был самый обычный половой акт, а не орально-генитальные контакты, он все равно бы испытывал к себе отвращение.
Тут ему пришла в голову мысль, что, быть может, он занимается самобичеванием без всякой на то причины. Впрочем, нет, причина имелась. Все-таки, присоединяясь к «Воскрешению Два», пытаясь избавиться от всяких сомнений, он желал постичь цель проекта и его значимость, надеялся, что тем самым исправит и всю свою жизнь. У него были самые лучшие намерения. Эта перемена в жизни могла бы означать начало одиссеи по постижению и укреплению смысла собственного существования, поисков того, во что стоило бы верить, и становления его как личности, не стыдящейся более самой себя.
И вот теперь, на кровати в каюте, из которой он только что вышел, все его самые добрые намерения еще раз были опрокинуты. Он повел себя так, как и всегда вел с женщинами — лишенный любви секс, плотский контакт без человеческих чувств и теплоты, всего лишь потрафление желанию разгрузить тестикулы, выплескивание семени, которое не будет иметь потомства. Это было еще одно превращение в дешевку двух голых тел, животное совокупление, от которого тело и дух становятся только беднее. Он даже не мог оправдываться тем, что его соблазнили. Фрейд, Адлер, Юнг гораздо лучше разбирались в психологии, но он сам знал об этом еще больше. Совершенно бессознательно он был готов заняться сексом с Наоми еще в тот момент, когда они только взошли на борт лайнера. Он не хотел ее по любви, а только лишь потому, что она выглядела такой несгибаемой пуританкой, и победа над ней сулила дешевую гордость. На самом же деле он страстно желал легкой победы, только лишь затем, чтобы потешить свою пустую душу. Он излучал в пространство собственное чувственное желание, а она, тугая попка, всего лишь уловила флюиды…
Теперь же дело было сделано, и удовольствие от него равнялось удовольствию похмелья после дрянного джина.
Хотя, сказал он сам себе, направляясь к лифту, каким-то странным образом нельзя считать, будто все это было бесполезно. Какой-то урок был им получен и выучен. А точнее, ему вспомнились уроки, полученные и выученные им в первые годы работы в сфере рекламного бизнеса.
Вот они: святых нет, имеются только грешники. Поскольку человек сотворен из сучковатого, кривого дерева, то ничего путнего и прямого из него уже и не вытешешь. Об этом еще Иммануил Кант говорил.
И Наоми — в прошлом монахиня, верующая, добросердечный посол благой вести от религиозного издательства — оказалась всего лишь непрочным, смертным, человеческим, в конце концов, существом, которому свойственны все плотские пороки и недостатки.
Урок был выучен и проработан еще раз. И он не должен забыть его. «Воскрешение Два» не может быть населено божествами и их ангелами, их там не более, чем Иисуса-Сына Человеческого скрыто в Международном Новом Завете. Внутри этих святых снаружи типов, внутри каждого из них существовало человекообразное животное, которое пытается удержаться от падения.
Только после этих размышлений Ренделл почувствовал себя чуточку получше.
Завтра и послезавтра ему еще не нужно будет готовиться к тому, чтобы очистить себя, раз остальные уже находятся на небесах. Если правда выйдет наружу, он, попросту, станет одним из них, и все вместе они провалятся в преисподнюю.
Все заказанные Уилером блюда, от икры до «крепе Сюзетт» — запеченных блинчиков с начинкой из апельсиновой кожуры — были довольно тяжелыми для желудка, так что Ренделл ел понемногу, чувствуя, что лучше будет не излишествовать.
Сзади себя Ренделл чувствовал тепло, исходящее от приготовленных к подаче блинчиков, но, пусть Дарлена и была восхищена столь изысканным десертом, есть ему уже не хотелось. Перед ужином он даже прилег у себя в каюте, несмотря на урчание невыключающегося телевизора, и принял душ, после чего похмелье несколько отпустило. Но вот аппетита не было.
Он осмотрел их небольшой стол, разместившийся в задней части блиставшего огнями ресторана «Шамбор» с его покрытым звездами потолком. Слева от него Дарлена испытывала терпение юного стюарда, обращаясь к нему на своем ужасном французском, который преподают в колледжах. Справа, со скрещенными на коленях руками сидела Наоми Данн — холодная, надменная, отзывающаяся лишь тогда, когда к ней обращались. Ренделл попытался вспомнить ее обнаженной, все ее женские прелести, ее пароксизмы во время оргазма. Но только это ему никак не удавалось. Почему-то это было невозможно представить, как, скажем, изнасилование девственницы-весталки. Стул напротив его собственного места пустовал.
Минут пятнадцать назад Уилера вызвали по системе внутренней связи. Ему звонили из Лондона.
Отодвинув стул и проглотив последний кусок говядины «а-ля Шатобриан», Уилер прорычал:
— Черт подери, кому это понадобилось звонить в такое время?
Он ушел, лавируя между столиками, раздавая улыбки налево и направо, приветствуя знакомых пассажиров, затем поднялся на два пролета покрытой ковром лестницы в Центр связи.
Лениво следя за тем, как стюард накладывает Дарлене порцию «крепе Сюзетт», Ренделл неожиданно услышал голос Наоми Данн, обращавшейся к официанту:
— Мистер Уилер возвращается. Можете подавать десерт и ему.
И действительно, издатель уже спустился по ступеням и быстро прокладывал себе путь между столиками, даже не оглядываясь по сторонам. Когда он подошел поближе, Ренделл отметил, что Уилера что-то беспокоит.
Тот плюхнулся на свое место и засопел от досады.
— Вот же, черт побери, неудача, — пробормотал он, беря салфетку, затем нахмурился.
— Что случилось, мистер Уилер? — решилась спросить Наоми.
Тот вскинул голову, как будто впервые увидал своих соседей по столу.
— Звонил доктор Джеффрис из Лондона. Возможно, что у нас появятся проблемы.
Подошел официант, чтобы лично наложить Уилеру полагающуюся порцию блинчиков, но тот, брюзжащим голосом отослал его:
— У меня нет настроения на это. Лучше налейте-ка мне свеженького кофе по-американски.
— Какого рода проблемы? — допытывалась Наоми.
Уилер даже не обратил на нее внимания. Теперь он говорил только лишь с Ренделлом:
— Должен сообщить, что доктор Джеффрис очень взволнован. Он прекрасно понимает, как мало у нас времени на подготовку рекламной кампании, и знает, что у нас нет никакого запаса для всяческих отсрочек или переделок чего-либо. Но раз Флориан Найт недоступен для нас именно тогда, когда он нам более всего нужен, то у нас преполагаются неприятности.
Это было так непохоже на Уилера — говорить обиняками. Ренделл был заинтригован.
— Но почему же это доктор Найт для нас недоступен?
— Извини, Стив. Мне нужно было все объяснить. Доктор Джеффрис прибыл сегодня в Лондон из Оксфорда, чтобы встретиться с Флорианом Найтом в Британском Музее. Цель приезда доктора Джеффриса состояла в том, чтобы сообщить доктору Найту о необходимости поездки того в Амстердам в качестве твоего личного консультанта в «Воскрешении Два». Среди множества всех остальных твоих консультантов он самый ценный. Знания доктора Найта по всем аспектам Нового Завета — не только филологическим, но и, скажем, бытовым условиям в Палестине первого века нашей эры — весьма широкомасштабны и глубоки. Так вот, они обсудили новое назначение Найта и договорились встретиться еще и вечером, чтобы поужинать и продолжить беседу. Несколько часов назад, когда доктор Джеффрис уже выезжал из своего клуба, ему позвонила одна девушка, невеста доктора Найта. Как-то я с ней уже встречался. Весьма разумная молодая особа. Мисс Валери Хьюгз. Так вот, по телефону от имени Найта она сообщила Джеффрису, что ужин следует отменить. Доктор Найт неожиданно заболел, причем, заболел очень сильно — Джеффрис это тоже выяснил — так что он будет отсутствовать не только вечером, но даже не сможет встретиться с нами и со своим наставником и завтра.
— Как хотите. О чем вы желаете говорить?
— Ну, во-первых, обо мне и о том, как вы меня себе представляете. Вспомните ваши последние замечания. Вот вы сказали, что у меня не будет каких-либо трудностей с тем, чтобы справиться с Флорианом Найтом. Еще вы заметили, что вам кажется, будто бы я хорош в этом. Что вы хотели этим сказать? Это что — сарказм или, все-таки, комплимент?
Прежде, чем Наоми успела ответить, пришел официант, который принес им виски и убрал пустые бокалы.
Когда официант ушел, Наоми взяла стакан, задумалась, затем подняла голову.
— Когда я увидала вас в первый раз, вы были мне неинтересны. До недавнего времени я судила о вас превратно. Мне не нравятся люди, занимающиеся рекламным бизнесом. Они, как мне кажется, пребывают в каком-то фальшивом, притворном мире. Они жонглируют мнениями публики, и для них нет ничего святого.
— Если говорить о большинстве из них, то это так.
— Ага, и тут появляетесь вы. Выглядящий таким довольным, таким высокомерным, таким далеким от остальных людей. Я была очень обижена на вас. Ведь вы глядели на нас с таким превосходством, как будто все мы были глупые, озабоченные на почве религии клуши.
Ренделл не мог позволить себе даже самую мимолетную улыбку.
— Смешно, — сказал он, — когда я впервые увидал вас, то почувствовал, что вы недолюбливаете меня за то… за то, что я недалекий мирской типчик, в котором недостаточно веры и преданности идее. — Он помолчал. — Ну хорошо, и вы до сих пор испытываете ко мне подобные чувства?
— Если бы так было, я бы не разговаривала сейчас с вами, — искренне ответила та. — Пребывание рядом с вами в этом плавании заставило взглянуть на вас по-новому. Кстати, чувствую, что вам стыдно за то, что вы пригласили меня сюда.
— В какой-то мере вы правы.
— И я догадываюсь, что вы более чувствительны и ранимы, чем мне представлялось сначала. Что же касается моего замечания относительно того, что вы будете способны перебороть Найта, что вы хороши в этом, то это было комплиментом. Вы умеете быть очаровательным.
— Спасибо. Давайте выпьем за это.
Они, не спеша, сделали по глотку из своих бокалов.
— Наоми, а сколько времени вы уже работаете вместе с Уилером в «Мишшиэн Хаус»?
— Пять лет.
— А до этого чем занимались?
Она замерла, затем глянула Ренделлу прямо в глаза.
— Я была монахиней, монахиней францисканского ордена, в течение… в течение двух лет. Там меня звали сестрой Региной. Вы удивлены?
Мало сказать, что Ренделл был удивлен, только попытался этого не выказать. Он сделал большой глоток из своего бокала, не спуская глаз с лица Наоми, и тут ему пришло в голову, что во всех своих смелых фантазиях по раздеванию этой женщины — что ни говори, а она была сложена хорошо — он всегда представлял ее в длинных до пят монашеских одеяниях, которые затем Наоми станет с себя снимать.
Он не ответил на ее вопрос, а вместо этого задал ей свой:
— Почему же вы ушли из монастыря?
— С верой это не имело ничего общего. Я и сейчас верую так же, как и всегда… ну, почти так же. И ушла я не из-за суровой монотонности и жесткого распорядка. Я приняла решение — это значит, послала письмо Папе Римскому с просьбой освободить меня от обетов, что было автоматически сделано, и мне казалось, будто шаг в мир светской жизни будет сделать легче. Ну, а помимо этого, я была не единственной такой. Во всем мире сейчас существует миллион и двести тысяч живущих в монашестве, но в тот год, когда я освободилась от монашеского служения, так поступило еще семь тысяч человек. Тем не менее, это было так сложно, мне вновь пришлось пережить душевный кризис. Теперь уже не было орденской рутины и правил поведения. Не было обязательных молений, ежедневных урочных заданий, монашеской рясы, трапез, периодов одиночества. Целыми днями я размышляла о себе, пыталась заполнить для себя все дни, постепенно перестала чувствовать себя голой в коротких платьях, училась не реагировать на заигрывания мужчин или же использовать их. В колледже я изучала расширенный курс английского языка, так что после монастыря самым естественным мне показалось заняться какой-нибудь работой в издательстве. Работа в «Мишшиэн Хаус» мне весьма подходит. Так что, видите…
Рассказ Наоми был прерван визгливым голосом, раздавшимся у входа в бар:
— Так вот вы где!
Это была Дарлена Николсон. Одетая в облегающий, поднимающий полную грудь пуловер и такие же обтягивающие бедра брючки, она направилась в сторону Ренделла и Наоми.
— Я везде ищу вас, — объявила Дарлена. — Вы что, до сих пор работаете?
— Только что закончили, — ответил ей Ренделл. — Присоединяйся, пропустим по стаканчику.
— Нет, спасибо. Меня все еще мутит после вчерашнего. Удивляюсь, дорогой, как это у тебя не болит голова.
— Со мной все в порядке…
— Я только хотела сообщить, куда пойду теперь, — щебетала Дарлена, вытаскивая из кармана свою дневную программку. — Они тут показывают вот то классное кино, которое так нам понравилось месяц назад… Ну, помнишь, мы еще смотрели его на Третьей Авеню? Ну, про молоденькую девочку, которая втюрилась в женатого мужика, а тот притворился, будто он вдовец…
— Да, да, вспоминаю, — без особого энтузиазма сказал Ренделл.
— Так вот, я подумала, что стоит его пересмотреть по-новой. — После этого Дарлена проглядела распорядок дня. — Черт, оно уже сорок пять минут как началось. Ладно, хоть концовку захвачу. Все равно, в конце там самое классное. Она сунула буклет в карман, нагнулась и чмокнула Ренделла в губы. — Пока. Увидимся, когда будем переодеваться к ужину.
Ренделл с Наоми подождали, пока Дарлена уйдет. Ренделл взял бокал и беспокойно глянул на свою собеседницу.
— Так что же, Наоми, вы говорили…
— Не важно. Я и так уже достаточно рассказала. — Она допила своё виски и в течение нескольких секунд рассматривала Ренделла. — Возможно, это и неприлично, но меня кое-что интересует.
— Валяйте.
— Мне интересно знать, что мужчина, похожий… ну, вроде вас… видит в девушке типа Дарлены? — И, не дожидаясь ответа, продолжила:
— Я же знаю, что она вовсе не ваш секретарь. Знаю я и то, что она всего лишь раз была у себя в каюте. Полагаю, что она ваша — как же это, такое старомодное слово — метресса, временная любовница?…
— Да, вы правы. Вот уже два года, как мы с женой живем по отдельности. Через полгода после разъезда я встретил Дарлену, и вот она со мной.
— Понятно. — Наоми поджала губы, а потом, не глядя на Ренделла, спросила:
— И больше, кроме секса с молоденькой, ничего?
— Боюсь, что нет. Разрыв между поколениями мы можем заполнить только в кровати. А во всем остальном она милое дитя, и мне весьма приятно, когда такое молоденькое создание крутится рядом со мной.
Наоми оттолкнула свой пустой бокал к краю стола.
— Наверное, я повторю.
— Думаю, что и я тоже. Только, к вечеру мы будем тепленькие.
— Я всегда чувствую себя превосходно.
Ренделл сделал заказ; коктейли появились перед ними чуть ли не мгновенно.
Стив отпил свой виски и поглядел на Наоми над краем своего стакана.
— Я… мне хотелось бы спросить у вас о чем-то личном. О вашей жизни после ухода из монастыря. Как… как у вас было с мужчинами…
— Паршиво, — пробормотала Наоми, скорее для себя, чем для него.
— Я имею в виду…
— Мне не хочется говорить об этом, — с кислым выражением лица сказала Наоми. — Я устала от разговоров. Давайте лучше выпьем.
Они молча пили, и ее бокал опустел первым.
— Стивен, еще один, на дорожку…
Тот дал знак бармену и не успел допить предыдущую порцию, как перед ним материализовались два новых стакана с янтарной жидкостью.
Взяв в руку новую порцию, Наоми глядела на Ренделла сузившимися серыми глазами, потом сказала:
— Не забыть… Имеется кое-какой переведенный материал. Можно почитать, можно… перед тем, как приплывем. Он у меня в каюте. Могу дать.
— Можете дать мне и завтра, — предложил тот.
— Сейчас, — не слушала его Наоми. — Важно…
Она сделала последний глоток и, пошатываясь, поднялась с места.
Ренделл был уже рядом с ней. Он попытался было взять Наоми под руку, но та плотно прижала руку к своему платью, не позволяя себя обнять, и направилась к выходу, держась неестественно прямо, будто дама из высшего света. Ренделл последовал за ней, чувствуя себя заинтригованным и, одновременно, несколько сбитым с толку.
Они вошли в небольшой лифт и поднялись на два этажа, на верхнюю палубу. Направляясь в сторону фешенебельного холла «Нормандия», Наоми держалась за деревянный поручень.
Она вынула собственный ключ, открыла дверь и провела Ренделла в первую спальню. Это было просторное, красиво обставленное помещение, освещенное неяркой напольной лампой. Под серым покрывалом была самая настоящая кровать, не какая-то там кушетка; ноги вязли в длинном ворсе ковра. Казалось, что повсюду их окружают зеркала.
— Милая комнатка, — заметил Ренделл. — А где комната Уилера?
Наоми повернулась к нему.
— К чему вы это?
— Ну, я только хотел сказать, что он ведь тоже живет в этих апартаментах, разве не так?
— У меня отдельная комната, закрывающаяся на ключ. Вторая дверь ведет в большую гостиную. Спальня Уилера с другой стороны, в миле, а то и более, отсюда. А в гостиной мы работаем. — Она снова отвернулась. — Сейчас я дам вам эти материалы. — Наоми направилась к комоду, закрепленному на низкой металлической подставке. Открыв его, она покопалась внутри и вынула папку. — Вот. — Официальным жестом она передала папку Ренделлу. — Садитесь и быстренько просмотрите, пока я схожу в туалет. Извините.
Ренделл повел по сторонам затуманенным взглядом и, в конце концов, уселся на краешек кровати и открыл папку, оправленную в плотную ткань. Внутри находилось три комплекта документов. Три заглавия, отпечатанные заглавными буквами, говорили о переводческих методах, используемых для трех различных версий Библии: короля Иакова, Пересмотренной Стандартной Версии и Новой Английской Библии. Печатные знаки расплывались перед глазами. Зато Ренделл слышал, как Наоми пробирается к двери ванной комнаты, услышал шум спускаемой воды в унитазе, потом открыли кран. Ренделл попытался представить, как выглядела Наоми в тяжелой монашеской рясе — всегда молодой, неестественный облик монашки с вечными четками, болтающимися у пояса.
Дверь ванной комнаты открылась, и из них появилась Наоми. Выглядела она точно так же, как и пару минут назад, за одним небольшим исключением: мягкость исчезла с ее лица, уступив место непроницаемой маске.
Скользящим шагом она приблизилась к Ренделлу.
— Ну, и что вы думаете?
Тот поднял папку, потом положил ее на стоящую у кровати тумбочку.
— Материалы…
— Да не про материалы. Про меня…
Когда же она придвинулась еще ближе и присела рядом с ним на кровать, его брови, невольно, поползли вверх.
— Про вас?… — только и смог он ответить.
Наоми повернулась так, что подставила Ренделлу спину.
— Будь добр, расстегни мне молнию, — неестественным голосом выдавила она из себя.
Ренделл поискал застежку молнии у нее под волосами и очень медленно потянул ее совсем немножко. Нейлоновая ткань сама раскрылась, обнажая костлявую женскую спину со светлой, веснушчатой кожей. Бюстгальтера на Наоми не было, равно как не было видно и пояса колготок.
Наоми не поворачивалась.
— Тебя это шокирует? — дрожащим голосом спросила она. Под платьем на мне ничего нет. — После чего резко развернулась к нему лицом, при этом расстегнутое платье скользнуло вниз по плечам. — Это тебя возбуждает?
Ренделл был слишком ошеломлен, чтобы возбудиться. Когда же он только сконфуженно мигнул, Наоми начала освобождать руки от рукавов платья. Высвободив их, она плотно прижала их к бокам. Платье сползло до самого пояса. Тогда она откинулась назад, и маленькие, обнажившиеся груди, затвердев, выдвинулись вперед. Казалось, что на каждой груди главенствовали лишь широкие коричневатые кружки сосков.
Ренделл почувствовал как по нижней части живота прокатилась теплая волна.
— Так как, возбуждаю я тебя? — еле слышно спросила Наоми.
Ее рука скользнула Ренделлу между ног, и пальцы стали медленно тереться о его левое бедро. Ренделл чувствовал, как под ее пальцами его член набухает, становится все больше. Теперь уже ее пальцы сомкнулись вокруг его поднявшегося пениса.
— Мне это нравится, — прошептала Наоми. — Мне так нравится это. Сделай и мне так же. Ну же, давай.
Ренделл обнял Наоми одной рукой, прижав ее поближе к себе, в то время как его свободная рука скользнула женщине под платье, касаясь теплой кожи. Его пальцы массировали ее ногу, поднимаясь все выше, пока не достигли волос на лобке.
— Наоми… — пробормотал он. — Давай…
— Погоди, Стив, я раздену тебя.
С ее помощью Ренделл быстро разоблачился. Отбрасывая трусы, он успел заметить, как Наоми переступила через упавшее платье и осталась совершенно голой. Они тут же повалились на кровать, лицами друг к другу. Когда же он попытался прижаться к ней поплотнее, Наоми, сопротивляясь, выгнула спину.
— Стив, что ты делаешь с Дарленой? — неожиданно спросила она.
— Что я делаю? Я… ты хочешь знать, что я с ней делаю… ну… вхожу в нее, ясное дело.
— А больше… больше ты ничего не делаешь?
— Я… я пробовал, но, если тебе так уж хочется знать, она как-то брезгует.
— Мне хочется, чтобы ты знал, что я не брезгую и не стесняюсь…
— Прекрасно, дорогая, это просто здорово. А теперь давай…
— Стив, я девственница. Это мне не нравится. Но вот по-другому я сделаю все, что только тебе захочется.
Ренделл ослабил объятия.
— Что ты имеешь в виду?
— Стив, я готова. Не теряй времени. Давай, покажу.
Наоми быстро стала на колени, повернувшись к Ренделлу своими узкими ягодицами, приподняла таз, после чего навалилась на своего гостя. Руками она обхватила его мошонку с яичками и начала облизывать языком головку его члена, после чего обхватила ее губами.
Когда Наоми навалилась на него, Ренделл мог видеть раскрывшиеся губы ее вульвы. Он вцепился пальцами в ее ягодицы, прижимая их к себе все сильнее и сильнее.
Наоми выпустила его член изо рта и начала постанывать и корчиться.
— Нет, нет, нет… — упрашивала она. — Не надо, не надо… еще… сильнее… не останавливайся… не останавливайся…
Внезапно она замерла, крепко зажав его голову между собственных бедер, все крепче прижимая свой лобок к лицу Ренделла. Он услышал, как из ее горла исторгается какой-то глубинный крик, почувствовал содрогания всего ее тела, после чего она обмякла.
Медленно-медленно она перекатилась на спину.
— Прости, Стив, что все пошло не по-твоему, но…
— Расслабься, детка…
— Я не могу расслабиться, пока не расслабишься ты.
После этого он тоже лег на спину и не шевелился. Ренделл чувствовал, как ее прохладные руки охаживают его вялый член, как ее губы вновь захватывают его, как тот опять поднимается и распирает ее сомкнутые кольцом пальцы. Он закрыл глаза, порывисто задышал, после чего его рука нашла и попыталась придержать ее ходящую вверх-вниз голову.
Ренделл чувствовал, как оставляют его силы. Он выгнулся, приподнимая таз…
— О-о-о!!! — закричал он, испытав, как извергается его внутреннее содержимое, опустошая мозги, нутро, промежность, все… К нему пришло ощущение полнейшего облегчения, и он раскинулся на постели в блаженнейшем спокойствии.
Краешком сознания Ренделл понял, что Наоми встала с кровати, услышал, как она плещется в ванной, потом до него донесся шум спускаемой воды в туалете, и, в конце концов, он услышал, как Наоми вернулась. Нехотя, он открыл глаза. Наоми уселась на кровати рядом с ним.
Она все еще оставалась голой, в ее руке было полотенце. Не отрывая взгляда от Ренделла, Наоми нежными движениями вытерла его. Она не улыбалась, но и суровости на ее лице тоже не было.
Он не знал, что и сказать. Пока он испытывал пустоту, наполнившую все его тело.
— Ладно уж, — сказал он после молчания, — если мы и согрешили, то не мы первые… и это было так здорово.
Произошедшая в Наоми перемена смутила Ренделла. Черты ее размягченного чувственностью лица неожиданно закаменели в осуждающую маску.
— Это вовсе не смешно, Стив, — холодно произнесла она.
— Замолчи, Наоми. Что это с тобой?
Ренделл потянулся к женщине, но та уклонилась, встала с кровати и молча ждала, пока он не пройдет в ванную. Когда же Ренделл вернулся, чтобы одеться, Наоми вновь направилась в ванную, но у самой двери задержалась.
— Спасибо, — сказала она тихо. — Единственное, о чем я вас прошу, забудьте о том, что здесь произошло. Встретимся за ужином.
Через пять минут, уже одевшись, Ренделл вышел из ее каюты и остановился в коридоре, чтобы раскурить трубку и обдумать случившееся.
После всего того, что происходило сейчас у него на душе, впечатление от сексуального приключения совершенно не радовало. Только теперь до него дошло, что это и вправду было невесело, и после всего оставило на душе раздражение, а виной всему была не Наоми, а он сам. Причем, Ренделла раздосадовало не то, каким образом они занимались любовью. Он и раньше использовал женщин для того, чтобы получить удовольствие, равно как и женщины использовали его самого для того же. Если партнеры все позволяли друг другу, если это происходило естественно, если даже какие-то трения и случались, но прикрывались маской любовных отношений — тогда все было нормально. Но вот теперь, и Ренделл прекрасно понимал это, даже если бы у них с Наоми был самый обычный половой акт, а не орально-генитальные контакты, он все равно бы испытывал к себе отвращение.
Тут ему пришла в голову мысль, что, быть может, он занимается самобичеванием без всякой на то причины. Впрочем, нет, причина имелась. Все-таки, присоединяясь к «Воскрешению Два», пытаясь избавиться от всяких сомнений, он желал постичь цель проекта и его значимость, надеялся, что тем самым исправит и всю свою жизнь. У него были самые лучшие намерения. Эта перемена в жизни могла бы означать начало одиссеи по постижению и укреплению смысла собственного существования, поисков того, во что стоило бы верить, и становления его как личности, не стыдящейся более самой себя.
И вот теперь, на кровати в каюте, из которой он только что вышел, все его самые добрые намерения еще раз были опрокинуты. Он повел себя так, как и всегда вел с женщинами — лишенный любви секс, плотский контакт без человеческих чувств и теплоты, всего лишь потрафление желанию разгрузить тестикулы, выплескивание семени, которое не будет иметь потомства. Это было еще одно превращение в дешевку двух голых тел, животное совокупление, от которого тело и дух становятся только беднее. Он даже не мог оправдываться тем, что его соблазнили. Фрейд, Адлер, Юнг гораздо лучше разбирались в психологии, но он сам знал об этом еще больше. Совершенно бессознательно он был готов заняться сексом с Наоми еще в тот момент, когда они только взошли на борт лайнера. Он не хотел ее по любви, а только лишь потому, что она выглядела такой несгибаемой пуританкой, и победа над ней сулила дешевую гордость. На самом же деле он страстно желал легкой победы, только лишь затем, чтобы потешить свою пустую душу. Он излучал в пространство собственное чувственное желание, а она, тугая попка, всего лишь уловила флюиды…
Теперь же дело было сделано, и удовольствие от него равнялось удовольствию похмелья после дрянного джина.
Хотя, сказал он сам себе, направляясь к лифту, каким-то странным образом нельзя считать, будто все это было бесполезно. Какой-то урок был им получен и выучен. А точнее, ему вспомнились уроки, полученные и выученные им в первые годы работы в сфере рекламного бизнеса.
Вот они: святых нет, имеются только грешники. Поскольку человек сотворен из сучковатого, кривого дерева, то ничего путнего и прямого из него уже и не вытешешь. Об этом еще Иммануил Кант говорил.
И Наоми — в прошлом монахиня, верующая, добросердечный посол благой вести от религиозного издательства — оказалась всего лишь непрочным, смертным, человеческим, в конце концов, существом, которому свойственны все плотские пороки и недостатки.
Урок был выучен и проработан еще раз. И он не должен забыть его. «Воскрешение Два» не может быть населено божествами и их ангелами, их там не более, чем Иисуса-Сына Человеческого скрыто в Международном Новом Завете. Внутри этих святых снаружи типов, внутри каждого из них существовало человекообразное животное, которое пытается удержаться от падения.
Только после этих размышлений Ренделл почувствовал себя чуточку получше.
Завтра и послезавтра ему еще не нужно будет готовиться к тому, чтобы очистить себя, раз остальные уже находятся на небесах. Если правда выйдет наружу, он, попросту, станет одним из них, и все вместе они провалятся в преисподнюю.
* * *
ИХ ПОСЛЕДНИЙ УЖИН на борту лайнера «Франс» подходил к концу.Все заказанные Уилером блюда, от икры до «крепе Сюзетт» — запеченных блинчиков с начинкой из апельсиновой кожуры — были довольно тяжелыми для желудка, так что Ренделл ел понемногу, чувствуя, что лучше будет не излишествовать.
Сзади себя Ренделл чувствовал тепло, исходящее от приготовленных к подаче блинчиков, но, пусть Дарлена и была восхищена столь изысканным десертом, есть ему уже не хотелось. Перед ужином он даже прилег у себя в каюте, несмотря на урчание невыключающегося телевизора, и принял душ, после чего похмелье несколько отпустило. Но вот аппетита не было.
Он осмотрел их небольшой стол, разместившийся в задней части блиставшего огнями ресторана «Шамбор» с его покрытым звездами потолком. Слева от него Дарлена испытывала терпение юного стюарда, обращаясь к нему на своем ужасном французском, который преподают в колледжах. Справа, со скрещенными на коленях руками сидела Наоми Данн — холодная, надменная, отзывающаяся лишь тогда, когда к ней обращались. Ренделл попытался вспомнить ее обнаженной, все ее женские прелести, ее пароксизмы во время оргазма. Но только это ему никак не удавалось. Почему-то это было невозможно представить, как, скажем, изнасилование девственницы-весталки. Стул напротив его собственного места пустовал.
Минут пятнадцать назад Уилера вызвали по системе внутренней связи. Ему звонили из Лондона.
Отодвинув стул и проглотив последний кусок говядины «а-ля Шатобриан», Уилер прорычал:
— Черт подери, кому это понадобилось звонить в такое время?
Он ушел, лавируя между столиками, раздавая улыбки налево и направо, приветствуя знакомых пассажиров, затем поднялся на два пролета покрытой ковром лестницы в Центр связи.
Лениво следя за тем, как стюард накладывает Дарлене порцию «крепе Сюзетт», Ренделл неожиданно услышал голос Наоми Данн, обращавшейся к официанту:
— Мистер Уилер возвращается. Можете подавать десерт и ему.
И действительно, издатель уже спустился по ступеням и быстро прокладывал себе путь между столиками, даже не оглядываясь по сторонам. Когда он подошел поближе, Ренделл отметил, что Уилера что-то беспокоит.
Тот плюхнулся на свое место и засопел от досады.
— Вот же, черт побери, неудача, — пробормотал он, беря салфетку, затем нахмурился.
— Что случилось, мистер Уилер? — решилась спросить Наоми.
Тот вскинул голову, как будто впервые увидал своих соседей по столу.
— Звонил доктор Джеффрис из Лондона. Возможно, что у нас появятся проблемы.
Подошел официант, чтобы лично наложить Уилеру полагающуюся порцию блинчиков, но тот, брюзжащим голосом отослал его:
— У меня нет настроения на это. Лучше налейте-ка мне свеженького кофе по-американски.
— Какого рода проблемы? — допытывалась Наоми.
Уилер даже не обратил на нее внимания. Теперь он говорил только лишь с Ренделлом:
— Должен сообщить, что доктор Джеффрис очень взволнован. Он прекрасно понимает, как мало у нас времени на подготовку рекламной кампании, и знает, что у нас нет никакого запаса для всяческих отсрочек или переделок чего-либо. Но раз Флориан Найт недоступен для нас именно тогда, когда он нам более всего нужен, то у нас преполагаются неприятности.
Это было так непохоже на Уилера — говорить обиняками. Ренделл был заинтригован.
— Но почему же это доктор Найт для нас недоступен?
— Извини, Стив. Мне нужно было все объяснить. Доктор Джеффрис прибыл сегодня в Лондон из Оксфорда, чтобы встретиться с Флорианом Найтом в Британском Музее. Цель приезда доктора Джеффриса состояла в том, чтобы сообщить доктору Найту о необходимости поездки того в Амстердам в качестве твоего личного консультанта в «Воскрешении Два». Среди множества всех остальных твоих консультантов он самый ценный. Знания доктора Найта по всем аспектам Нового Завета — не только филологическим, но и, скажем, бытовым условиям в Палестине первого века нашей эры — весьма широкомасштабны и глубоки. Так вот, они обсудили новое назначение Найта и договорились встретиться еще и вечером, чтобы поужинать и продолжить беседу. Несколько часов назад, когда доктор Джеффрис уже выезжал из своего клуба, ему позвонила одна девушка, невеста доктора Найта. Как-то я с ней уже встречался. Весьма разумная молодая особа. Мисс Валери Хьюгз. Так вот, по телефону от имени Найта она сообщила Джеффрису, что ужин следует отменить. Доктор Найт неожиданно заболел, причем, заболел очень сильно — Джеффрис это тоже выяснил — так что он будет отсутствовать не только вечером, но даже не сможет встретиться с нами и со своим наставником и завтра.