Страница:
Мартин Бек мрачно кивнул.
По лицу Рада было видно, что он предвкушает интересный, даже увлекательный день.
Мартин Бек и Колльберг смотрели на дело иначе.
VII
VIII
IX
По лицу Рада было видно, что он предвкушает интересный, даже увлекательный день.
Мартин Бек и Колльберг смотрели на дело иначе.
VII
Это была роскошная процессия. Ровно в час дня шестого ноября тысяча девятьсот семьдесят третьего года они вышли из андерслёвского полицейского участка; впереди выступал нижний чин в форме. Следом за Мартином Беком шагал Колльберг, сопровождаемый по пятам псом Тимми. Замыкал шествие Рад, как всегда в зеленых резиновых сапогах и охотничьей шляпе, сдвинутой на затылок; рука его держала туго натянутый поводок.
Колльберг и Мартин Бек сели в патрульную машину, а Рад затолкал своего пса в томатную «аскону» и сел за руль, чтобы возглавить выезд.
В кортеже не хватало только одной машины — зеленого «зингера» Оке Бумана. Объяснялось это очень просто. Верный вчерашнему обещанию, Колльберг позвонил в Треллеборг и заранее известил Бумана, что намечено на этот день.
— Лучше не будем спешить, чтобы никто не отстал, — сказал, ухмыляясь, Рад.
— Завидую Херрготту, — произнес Колльберг — Веселая душа.
— Это верно, — сказал вдруг водитель. — Такого весельчака поискать надо. Работать с ним сплошное удовольствие, я рад такому начальнику, извините за каламбур. Да он никогда и не строит из себя начальника. Чином куда старше меня, но ни разу не дал мне это почувствовать.
— Давно в полиции служишь? — спросил Мартин Бек.
— Шесть лет. Больше никуда не смог устроиться. Не знаю, как вам понравятся мои слова, но начинал я службу в Мальмё и чувствовал себя так паршиво, что дальше некуда. Люди смотрели на меня, как на зверя, да я и сам чувствовал, что со мной что-то неладное творится. В шестьдесят девятом послали нас разгонять демонстрацию — как пошли мы колошматить народ дубинками! Я сам девчонку одну ударил, лет семнадцати, не больше, да еще с ней ребенок маленький был.
Мартин Бек посмотрел на Эверта Юханссона. Молодой парень, открытый, искренний взгляд.
Колльберг вздохнул, но промолчал.
— Потом я сам себя увидел в телевизоре. Прямо хоть иди вешайся. В тот же вечер решил бросить эту службу, но…
— Давай, давай.
— Ну, просто у меня жена молодец. Это она придумала, чтобы я попросился в провинцию. И мне повезло. Попал сюда. Иначе не носил бы я сегодня эту форму.
Рад свернул направо, и вскоре они оказались у цели.
Дом небольшой, старый, но не запущенный. Недалеко от калитки стояла машина Оке Бумана; сам владелец сидел впереди с книгой в руках.
Фольке Бенгтссон орудовал лопатой около курятника. Он был в комбинезоне, в кожаных сапогах, на голове клетчатая кепка.
Рад подошел к багажнику своей «асконы» и достал хозяйственную сумку из полиэтилена.
— Присмотри, пожалуйста, за псом, Эверт, — попросил Рад. — Знаю, знаю, задание нелегкое, но и наше ненамного лучше. И постарайся не пускать на участок компанию репортеров.
Он вошел в калитку, Мартин Бек и Колльберг последовали за ним. Колльберг аккуратно закрыл за собой калитку.
Фольке Бенгтссон отставил лопату в сторону и встретил их на крыльце.
Войдя в дом, Рад достал из сумки ботинки и переобулся.
Мартин Бек слегка опешил.
Он корил себя за плохое знание деревенских обычаев и нравов. А ведь все логично: отправляешься в гости в сапогах — захвати ботинки.
Фольке Бенгтссон тоже снял сапоги.
— Пойдем в гостиную, что ли, — произнес он бесцветным голосом.
Мартин Бек быстро осмотрел комнату. Обставлена скромно, но аккуратно. Единственные предметы роскоши — большой аквариум и телевизор.
Снаружи доносился шум тормозящих машин, его сменил нестройный галдеж.
Бенгтссон почти не изменился за девять лет. Если тюрьма и наложили на него свою печать, то в глаза это не бросалось.
Мартину Беку вспомнилось лето шестьдесят четвертого.
Бенгтссону было тогда тридцать восемь лет, он производил впечатление спокойного, сильного, здорового человека. Синие глаза, волосы чуть тронуты сединой. Высокий, плечистый, симпатичный. Аккуратная, располагающая внешность.
Теперь ему сорок семь, седины прибавилось.
В остальном никакой разницы.
Мартин Бек провел по лицу ладонью. Ему вдруг отчетливо представилось, как трудно было одолеть сопротивление этого человека, заставить его раскрыться, проговориться, хоть в чем-то признаться.
— Ну так, — начал Рад. — Вообще-то не мне вести допрос, но я полагаю, ты понимаешь, о чем речь.
Фольке Бенгтссон кивнул. Или не кивнул. Во всяком случае, дернул головой.
— Очевидно, тебе знакомы эти господа.
— Как же, — ответил Бенгтссон. — Я сразу узнал старшего ассистента Бека и ассистента Колльберга. Добрый день.
— Теперь они уже комиссары полиции, — поправил Рад. — Ну да это большой роли не играет.
— Гм, — вступил Колльберг. — Строго говоря, я только врио комиссара. А настоящий титул — инспектор. Но как сказал Херрготт, это роли не играет. Кстати, может, перейдем на «ты»?
— Пожалуйста, — согласился Бенгтссон, — Тем более что здешние вообще не церемонятся. Я заметил, что дети даже пастору говорят «ты». В тюрьме тоже обходились без церемоний.
— Неприятно тюрьму вспоминать? — спросил Мартин Бек.
— Почему же неприятно. Я там превосходно чувствовал себя. Полный порядок, правильный образ жизни. Куда лучше, чем дома. Ничего плохого сказать не могу. Мне жилось хорошо, никаких осложнений, как говорится… Может, сядем? — сказал Бенгтссон.
Мартин Бек сел, Рад тоже.
Никто из них не подумал о том, что стульев только три.
— Речь пойдет о Сигбрит Морд, — сказал Мартин Бек.
— Ясно.
— Вы… ты ведь ее знаешь?
— Конечно. Она живет в двухстах шагах отсюда, через дорогу.
— Она исчезла.
— Я слышал об этом.
— Последний раз ее видели около часа дня, семнадцатого, прошлого месяца. В среду, значит.
— Ну да, мне точно так и говорили.
— Она заходила на почту в Андерслёве. Оттуда должна была ехать на автобусе до здешней развилки.
— И это я тоже слышал.
— Свидетели утверждают, что вы с ней разговаривали на почте.
— Правильно, разговаривал.
— И о чем же вы говорили?
— Она хотела купить яиц, спросила, будет ли что-нибудь в пятницу.
— Так.
— Я сказал, что найдется десяток.
— Ну!
— Ее это устраивало. Сказала, что десятка хватит.
— А еще что она сказала?
— Спасибо сказала. Или что-то в этом роде. Точно не помню.
— Сигбрит Морд в тот день была без машины.
— Да, мне об этом тоже говорили.
— Вот я и хочу спросить: ты знал, что она без машины? Знал, когда вы встретились на почте?
Фольке Бенгтссон долго молчал, наконец ответил:
— Знал.
— Откуда тебе это было известно?
— Так ведь соседи, хочешь не хочешь — такие вещи примечаешь.
— А ты приехал и Андерслёв на своем грузовике?
— Ну да, он на плошали стоял.
Рад вытащил из кармана пиджака старые карманные часы и щелкнул крышкой.
— Как раз в это время Сигбрид Морд должна была стоять на автобусной остановке, — заметил он, — Если только ее не подобрала попутная машина.
Фольке Бенгтссон посмотрел на свои ручные часы.
— Точно. Все правильно, И мне так говорили.
— И в газетах так написано, — вставил Мартин Бек.
— Я не читаю газет и журналов, — ответил Фольке Бенгтссон.
— Даже развлекательных, вроде «Лектюр»? Даже спортивных?
— «Лектюр» стал не тот, что прежде, одни пошлости. Спортивных журналов совсем не осталось. И вообще еженедельники слишком дорого стоят.
— Раз уж вы встретились на почте и у нее не было машины, почему бы не подвезти ее на своем грузовике? Вам ведь было по пути?
Его вопрос опять заставил Бенгтссона задуматься.
— Верно, — произнес он наконец. — Кажется, почему бы не подвезти? Но это только кажется.
— Она просила подвезти ее?
На сей раз Бенгтссон так долго медлил с ответом, что Мартин Бек счел нужным повторить вопрос.
— Сигбрит Морд спрашивала вас, не подвезете ли вы ее на грузовике?
— Честное слово, не припомню.
— Но допускаете такую возможность.
— Не знаю. Это все, что я могу сказать.
Мартин Бек посмотрел на Рада. Тот поднял брови и пожал плечами.
— Может быть, дело было наоборот? Вы сами вызвались подвезти ее?
— Ни в коем случае, — немедленно ответил Бенгтссон.
Голос его звучал уверенно.
— Значит, на этот счет у вас нет никаких сомнений?
— Никаких. Я никогда никого не подвожу. Если кто и едет со мной, так это только в связи с моей работой. Да и это бывает очень редко.
— Вы говорите правду?
— Конечно.
— Значит, исключено?
— Абсолютно. Совершенно немыслимо.
— Почему же так — даже немыслимо.
— Видно, такая у меня натура.
Да, натура у Фольке Бенгтссона замысловатая. Есть о чем поразмыслить.
— Это как понимать? — спросил Мартин Бек.
— А так, что я привык по распорядку жить. Любой из моих клиентов может подтвердить, что я не люблю опаздывать. Если меня что-нибудь и задержит, потом спешу нагнать.
Мартин Бек поглядел на Рада, который изобразил на лице гримасу. Ее следовало понимать: мол, приверженность Бенгтссона к пунктуальности не подлежит сомнению.
— Меня выводит из себя все, что нарушает обычное течение моей жизни. Кстати, и наша беседа выбивает меня из колеи. Не то, чтобы меня лично, но из-за нее у меня куча дел останется невыполненной.
— Понятно.
— И могу повторить, что я никого не подвожу. Тем более женщин.
Колльберг поднял голову.
— Почему?
— Что «почему»?
— Почему ты сказал: «Тем более женщин»?
Лицо Бенгтссона изменилось, посуровело. И взгляд его был уже не безразличным. Но что он выражал? Ненависть? Отвращение? Страсть? Осуждение?
Возможно, безумие.
— Отвечай, — сказал Колльберг.
— У меня было много неприятностей из-за женщин.
— Это нам известно. Но ведь больше половины человечества составляют женщины, от этого никуда не денешься.
— Женщина женщине рознь, — возразил Бенгтссон. — Мне почти одни скверные попадались.
— Скверные?
— Вот именно. Скверные люди. Недостойные представительницы своего пола.
Колльберг безнадежно уставился на окно. Псих, да и только. Но что это доказывает? Вот на груше в двадцати шагах от дома повис, словно обезьяна, фотограф из газеты — можно считать его нормальным? Наверно, можно.
Колльберг глубоко вздохнул и обмяк.
Мартин Бек с присущей ему методичностью продолжал:
— Оставим пока эту тему.
— Оставим, — согласился Фольке Бенгтссон.
— Не будем заниматься общими рассуждениями, обратимся к фактам. Вы вышли из почты всего через несколько минут после нее, так? Что было дальше?
— Я сел в машину и поехал домой.
— Прямо сюда?
— Прямо сюда.
— Теперь следующий вопрос.
— Слушаю.
Мартин Бек был недоволен собой. Почему он никак не может заставить себя говорить «ты»? Колльберг смог, и у Рада это звучало вполне естественно.
— Машина должна была проехать мимо Сигбрит Морд, либо когда она стояла на остановке, либо в непосредственной близости от нее.
Фольке Бенгтссон молчал. Мартин Бек услышал свой собственный голос:
— Фру Морд при этом было видно?
— Вопрос-то простой, Фольке, проще некуда, — сказал Рад. — Видел ты Сигбрит или не видел?
Бенгтссон подумал еще, наконец вымолвил:
— Я ее видел.
— Чуть громче, пожалуйста, — попросил Мартин Бек.
— Я ее видел.
— Где именно?
— На автобусной остановке. Может быть, несколько шагов не доходя остановки.
— Один свидетель утверждает, что машина притормозила около остановки. Может быть, даже остановилась.
Убегали секунды. Время шло. Все стали на минуту старше. Наконец Бенгтссон тихо произнес:
— Я видел ее и, возможно, сбавил ход. Она шла вдоль правой обочины. Я всегда стараюсь ехать осторожно и притормаживаю, когда обгоняю пешехода. Может быть, так было и на этот раз, я не помню.
— Машина шла так тихо, что совсем остановилась?
— Нет, я не останавливался.
— А со стороны могло показаться, что машина остановилась?
— Не знаю. Честное слово, не знаю. Знаю только, что я не останавливался.
Мартин Бек повернулся к Раду:
— Кажется, он только что говорил, что старается ехать быстрее, когда запаздывает?
— Говорил, точно.
Мартин Бек снова обратился к убийце. Черт возьми, он в самом деле уже думал о нем как об убийце.
— Посещение почты не было задержкой, которая потом вынуждала бы поторапливаться?
— Я всегда захожу на почту по средам, — спокойно ответил Фольке Бенгтссон. — Во-первых, отправляю письмо матери в Сёдертелье. Ну и еще дела бывают.
— Сигбрит Морд не садилась в машину?
— Нет. Честное слово, не садилась.
Вопрос был наводящий, но в обратном смысле.
— Или Сигбрит Морд все же села в машину?
— Нет, не села. Я не останавливался.
— Еще вопрос. Может быть, Сигбрит Морд помахала рукой или сделала еще какой-нибудь знак?
Снова воцарилась мучительная, непонятная пауза.
Бенгтссон молчал.
Смотрел в глаза Мартину Беку и молчал.
— Сигбрит Морд сделала какой-нибудь знак, когда увидела машину?
Еще кусок жизни ушел в небытие. Мартин Бек думал о женщинах и о том, на что можно было потратить это время.
Снова на выручку пришел Рад. Он рассмеялся и сказал:
— Ну что ты молчишь, Фольке? Махала тебе Сигбрит или нет?
— Не знаю, — ответил Бенгтссон.
Так тихо, что они едва расслышали.
— Не знаете? — повторил Мартин Бек.
— Да, не знаю.
— Почему ты не хочешь говорить ему «ты»? Уж больно вычурно получается, — сказал Рад.
— Не могу, — ответил Мартин Бек.
Это была правда. Он не мог. Хорошо хоть, хватает духу быть честным.
— Ладно, не можешь, так не можешь, — вздохнул Рад. — Кто за правду горой, тот и герой. Всяк правду хвалит, да не всяк ее сказывает.
Колльберг слегка опешил.
— Народная мудрость, — объяснил Рад, смеясь.
Фольке Бенгтссон не смеялся.
— Итак, Бенгтссон знаком с Сигбрит Морд. Не может быть, чтобы вы никогда не думали о ней как о женщине. Я задам вопрос и хочу услышать честный ответ. Какого мнения Бенгтссон о ней? Как о женщине…
Молчание.
— Отвечай, — сказал Рад. — Фольке, ты должен ответить. Только по-честному.
— Иногда я думаю о ней как о женщине. Изредка.
— Ну и? — поторопил его Мартин Бек.
— По-моему, она…
— Что она?
Фольке Бенгтссон и Мартин Бек смотрели друг другу в глаза. У Бенгтссона — голубые. У Мартина Бека (ему ли об этом не знать) — серо-голубые.
— Отвратительная, — сказал Фольке Бенгтссон. — Безнравственная. Животное. От нее разит. Но я вижусь с ней часто. А думал вот так только два или три раза. Вы это хотели от меня услышать? — спросил Фольке Бенгтссон.
— Ты отнес ей яйца в пятницу?
— Нет, я же знал, что ее нет.
Они помолчали.
— Вы меня мучаете, — сказал Фольке Бенгтссон. — Но я на вас не в обиде. Такая уж у вас работа. Моя работа — торговать рыбой и яйцами.
— Верно, — мрачно произнес Колльберг. — Мы мучили тебя раньше и теперь мучаем. Я в тот раз сломал тебе руку. Ни за что ни про что.
— Ничего, она быстро срослась. Совсем зажила, честное слово. Вы приехали, чтобы забрать меня?
Мартина Бека вдруг осенило.
— Ты видел бывшего мужа Сигбрит Морд?
— Видел. Два раза. Он приезжал на бежевой «вольво».
Рад изобразил лицом нечто загадочное, но вслух ничего не сказал.
— Может быть, хватит? — спросил Колльберг.
Мартин Бек встал. Рад снял ботинки и убрал их в сумку. Надел сапоги.
Он один догадался сказать:
— Всего хорошего, Фольке. Извини.
— Всего, — сказал Колльберг.
Мартин Бек промолчал.
— Небось еще приедете, — сказал Фольке Бенгтссон.
— Там будет видно, — ответил Рад.
За калиткой их встретило щелканье фотокамер.
Кто-то, сидя в машине, говорил в микрофон передатчика:
— Шеф отдела по расследованию убийств в эту минуту выходит со своим ближайшим сотрудником из дома убийцы Розанны. Дом находится под наблюдением местной полиции и ищейки. Убийца, по-видимому, не арестован.
Рад прокашлялся и громко объявил:
— Пресс-конференция откладывается на полчаса. Сбор в здании муниципалитета. Лучше всего в библиотеке.
Колльберг и Мартин Бек сели в патрульную машину, а Рад затолкал своего пса в томатную «аскону» и сел за руль, чтобы возглавить выезд.
В кортеже не хватало только одной машины — зеленого «зингера» Оке Бумана. Объяснялось это очень просто. Верный вчерашнему обещанию, Колльберг позвонил в Треллеборг и заранее известил Бумана, что намечено на этот день.
— Лучше не будем спешить, чтобы никто не отстал, — сказал, ухмыляясь, Рад.
— Завидую Херрготту, — произнес Колльберг — Веселая душа.
— Это верно, — сказал вдруг водитель. — Такого весельчака поискать надо. Работать с ним сплошное удовольствие, я рад такому начальнику, извините за каламбур. Да он никогда и не строит из себя начальника. Чином куда старше меня, но ни разу не дал мне это почувствовать.
— Давно в полиции служишь? — спросил Мартин Бек.
— Шесть лет. Больше никуда не смог устроиться. Не знаю, как вам понравятся мои слова, но начинал я службу в Мальмё и чувствовал себя так паршиво, что дальше некуда. Люди смотрели на меня, как на зверя, да я и сам чувствовал, что со мной что-то неладное творится. В шестьдесят девятом послали нас разгонять демонстрацию — как пошли мы колошматить народ дубинками! Я сам девчонку одну ударил, лет семнадцати, не больше, да еще с ней ребенок маленький был.
Мартин Бек посмотрел на Эверта Юханссона. Молодой парень, открытый, искренний взгляд.
Колльберг вздохнул, но промолчал.
— Потом я сам себя увидел в телевизоре. Прямо хоть иди вешайся. В тот же вечер решил бросить эту службу, но…
— Давай, давай.
— Ну, просто у меня жена молодец. Это она придумала, чтобы я попросился в провинцию. И мне повезло. Попал сюда. Иначе не носил бы я сегодня эту форму.
Рад свернул направо, и вскоре они оказались у цели.
Дом небольшой, старый, но не запущенный. Недалеко от калитки стояла машина Оке Бумана; сам владелец сидел впереди с книгой в руках.
Фольке Бенгтссон орудовал лопатой около курятника. Он был в комбинезоне, в кожаных сапогах, на голове клетчатая кепка.
Рад подошел к багажнику своей «асконы» и достал хозяйственную сумку из полиэтилена.
— Присмотри, пожалуйста, за псом, Эверт, — попросил Рад. — Знаю, знаю, задание нелегкое, но и наше ненамного лучше. И постарайся не пускать на участок компанию репортеров.
Он вошел в калитку, Мартин Бек и Колльберг последовали за ним. Колльберг аккуратно закрыл за собой калитку.
Фольке Бенгтссон отставил лопату в сторону и встретил их на крыльце.
Войдя в дом, Рад достал из сумки ботинки и переобулся.
Мартин Бек слегка опешил.
Он корил себя за плохое знание деревенских обычаев и нравов. А ведь все логично: отправляешься в гости в сапогах — захвати ботинки.
Фольке Бенгтссон тоже снял сапоги.
— Пойдем в гостиную, что ли, — произнес он бесцветным голосом.
Мартин Бек быстро осмотрел комнату. Обставлена скромно, но аккуратно. Единственные предметы роскоши — большой аквариум и телевизор.
Снаружи доносился шум тормозящих машин, его сменил нестройный галдеж.
Бенгтссон почти не изменился за девять лет. Если тюрьма и наложили на него свою печать, то в глаза это не бросалось.
Мартину Беку вспомнилось лето шестьдесят четвертого.
Бенгтссону было тогда тридцать восемь лет, он производил впечатление спокойного, сильного, здорового человека. Синие глаза, волосы чуть тронуты сединой. Высокий, плечистый, симпатичный. Аккуратная, располагающая внешность.
Теперь ему сорок семь, седины прибавилось.
В остальном никакой разницы.
Мартин Бек провел по лицу ладонью. Ему вдруг отчетливо представилось, как трудно было одолеть сопротивление этого человека, заставить его раскрыться, проговориться, хоть в чем-то признаться.
— Ну так, — начал Рад. — Вообще-то не мне вести допрос, но я полагаю, ты понимаешь, о чем речь.
Фольке Бенгтссон кивнул. Или не кивнул. Во всяком случае, дернул головой.
— Очевидно, тебе знакомы эти господа.
— Как же, — ответил Бенгтссон. — Я сразу узнал старшего ассистента Бека и ассистента Колльберга. Добрый день.
— Теперь они уже комиссары полиции, — поправил Рад. — Ну да это большой роли не играет.
— Гм, — вступил Колльберг. — Строго говоря, я только врио комиссара. А настоящий титул — инспектор. Но как сказал Херрготт, это роли не играет. Кстати, может, перейдем на «ты»?
— Пожалуйста, — согласился Бенгтссон, — Тем более что здешние вообще не церемонятся. Я заметил, что дети даже пастору говорят «ты». В тюрьме тоже обходились без церемоний.
— Неприятно тюрьму вспоминать? — спросил Мартин Бек.
— Почему же неприятно. Я там превосходно чувствовал себя. Полный порядок, правильный образ жизни. Куда лучше, чем дома. Ничего плохого сказать не могу. Мне жилось хорошо, никаких осложнений, как говорится… Может, сядем? — сказал Бенгтссон.
Мартин Бек сел, Рад тоже.
Никто из них не подумал о том, что стульев только три.
— Речь пойдет о Сигбрит Морд, — сказал Мартин Бек.
— Ясно.
— Вы… ты ведь ее знаешь?
— Конечно. Она живет в двухстах шагах отсюда, через дорогу.
— Она исчезла.
— Я слышал об этом.
— Последний раз ее видели около часа дня, семнадцатого, прошлого месяца. В среду, значит.
— Ну да, мне точно так и говорили.
— Она заходила на почту в Андерслёве. Оттуда должна была ехать на автобусе до здешней развилки.
— И это я тоже слышал.
— Свидетели утверждают, что вы с ней разговаривали на почте.
— Правильно, разговаривал.
— И о чем же вы говорили?
— Она хотела купить яиц, спросила, будет ли что-нибудь в пятницу.
— Так.
— Я сказал, что найдется десяток.
— Ну!
— Ее это устраивало. Сказала, что десятка хватит.
— А еще что она сказала?
— Спасибо сказала. Или что-то в этом роде. Точно не помню.
— Сигбрит Морд в тот день была без машины.
— Да, мне об этом тоже говорили.
— Вот я и хочу спросить: ты знал, что она без машины? Знал, когда вы встретились на почте?
Фольке Бенгтссон долго молчал, наконец ответил:
— Знал.
— Откуда тебе это было известно?
— Так ведь соседи, хочешь не хочешь — такие вещи примечаешь.
— А ты приехал и Андерслёв на своем грузовике?
— Ну да, он на плошали стоял.
Рад вытащил из кармана пиджака старые карманные часы и щелкнул крышкой.
— Как раз в это время Сигбрид Морд должна была стоять на автобусной остановке, — заметил он, — Если только ее не подобрала попутная машина.
Фольке Бенгтссон посмотрел на свои ручные часы.
— Точно. Все правильно, И мне так говорили.
— И в газетах так написано, — вставил Мартин Бек.
— Я не читаю газет и журналов, — ответил Фольке Бенгтссон.
— Даже развлекательных, вроде «Лектюр»? Даже спортивных?
— «Лектюр» стал не тот, что прежде, одни пошлости. Спортивных журналов совсем не осталось. И вообще еженедельники слишком дорого стоят.
— Раз уж вы встретились на почте и у нее не было машины, почему бы не подвезти ее на своем грузовике? Вам ведь было по пути?
Его вопрос опять заставил Бенгтссона задуматься.
— Верно, — произнес он наконец. — Кажется, почему бы не подвезти? Но это только кажется.
— Она просила подвезти ее?
На сей раз Бенгтссон так долго медлил с ответом, что Мартин Бек счел нужным повторить вопрос.
— Сигбрит Морд спрашивала вас, не подвезете ли вы ее на грузовике?
— Честное слово, не припомню.
— Но допускаете такую возможность.
— Не знаю. Это все, что я могу сказать.
Мартин Бек посмотрел на Рада. Тот поднял брови и пожал плечами.
— Может быть, дело было наоборот? Вы сами вызвались подвезти ее?
— Ни в коем случае, — немедленно ответил Бенгтссон.
Голос его звучал уверенно.
— Значит, на этот счет у вас нет никаких сомнений?
— Никаких. Я никогда никого не подвожу. Если кто и едет со мной, так это только в связи с моей работой. Да и это бывает очень редко.
— Вы говорите правду?
— Конечно.
— Значит, исключено?
— Абсолютно. Совершенно немыслимо.
— Почему же так — даже немыслимо.
— Видно, такая у меня натура.
Да, натура у Фольке Бенгтссона замысловатая. Есть о чем поразмыслить.
— Это как понимать? — спросил Мартин Бек.
— А так, что я привык по распорядку жить. Любой из моих клиентов может подтвердить, что я не люблю опаздывать. Если меня что-нибудь и задержит, потом спешу нагнать.
Мартин Бек поглядел на Рада, который изобразил на лице гримасу. Ее следовало понимать: мол, приверженность Бенгтссона к пунктуальности не подлежит сомнению.
— Меня выводит из себя все, что нарушает обычное течение моей жизни. Кстати, и наша беседа выбивает меня из колеи. Не то, чтобы меня лично, но из-за нее у меня куча дел останется невыполненной.
— Понятно.
— И могу повторить, что я никого не подвожу. Тем более женщин.
Колльберг поднял голову.
— Почему?
— Что «почему»?
— Почему ты сказал: «Тем более женщин»?
Лицо Бенгтссона изменилось, посуровело. И взгляд его был уже не безразличным. Но что он выражал? Ненависть? Отвращение? Страсть? Осуждение?
Возможно, безумие.
— Отвечай, — сказал Колльберг.
— У меня было много неприятностей из-за женщин.
— Это нам известно. Но ведь больше половины человечества составляют женщины, от этого никуда не денешься.
— Женщина женщине рознь, — возразил Бенгтссон. — Мне почти одни скверные попадались.
— Скверные?
— Вот именно. Скверные люди. Недостойные представительницы своего пола.
Колльберг безнадежно уставился на окно. Псих, да и только. Но что это доказывает? Вот на груше в двадцати шагах от дома повис, словно обезьяна, фотограф из газеты — можно считать его нормальным? Наверно, можно.
Колльберг глубоко вздохнул и обмяк.
Мартин Бек с присущей ему методичностью продолжал:
— Оставим пока эту тему.
— Оставим, — согласился Фольке Бенгтссон.
— Не будем заниматься общими рассуждениями, обратимся к фактам. Вы вышли из почты всего через несколько минут после нее, так? Что было дальше?
— Я сел в машину и поехал домой.
— Прямо сюда?
— Прямо сюда.
— Теперь следующий вопрос.
— Слушаю.
Мартин Бек был недоволен собой. Почему он никак не может заставить себя говорить «ты»? Колльберг смог, и у Рада это звучало вполне естественно.
— Машина должна была проехать мимо Сигбрит Морд, либо когда она стояла на остановке, либо в непосредственной близости от нее.
Фольке Бенгтссон молчал. Мартин Бек услышал свой собственный голос:
— Фру Морд при этом было видно?
— Вопрос-то простой, Фольке, проще некуда, — сказал Рад. — Видел ты Сигбрит или не видел?
Бенгтссон подумал еще, наконец вымолвил:
— Я ее видел.
— Чуть громче, пожалуйста, — попросил Мартин Бек.
— Я ее видел.
— Где именно?
— На автобусной остановке. Может быть, несколько шагов не доходя остановки.
— Один свидетель утверждает, что машина притормозила около остановки. Может быть, даже остановилась.
Убегали секунды. Время шло. Все стали на минуту старше. Наконец Бенгтссон тихо произнес:
— Я видел ее и, возможно, сбавил ход. Она шла вдоль правой обочины. Я всегда стараюсь ехать осторожно и притормаживаю, когда обгоняю пешехода. Может быть, так было и на этот раз, я не помню.
— Машина шла так тихо, что совсем остановилась?
— Нет, я не останавливался.
— А со стороны могло показаться, что машина остановилась?
— Не знаю. Честное слово, не знаю. Знаю только, что я не останавливался.
Мартин Бек повернулся к Раду:
— Кажется, он только что говорил, что старается ехать быстрее, когда запаздывает?
— Говорил, точно.
Мартин Бек снова обратился к убийце. Черт возьми, он в самом деле уже думал о нем как об убийце.
— Посещение почты не было задержкой, которая потом вынуждала бы поторапливаться?
— Я всегда захожу на почту по средам, — спокойно ответил Фольке Бенгтссон. — Во-первых, отправляю письмо матери в Сёдертелье. Ну и еще дела бывают.
— Сигбрит Морд не садилась в машину?
— Нет. Честное слово, не садилась.
Вопрос был наводящий, но в обратном смысле.
— Или Сигбрит Морд все же села в машину?
— Нет, не села. Я не останавливался.
— Еще вопрос. Может быть, Сигбрит Морд помахала рукой или сделала еще какой-нибудь знак?
Снова воцарилась мучительная, непонятная пауза.
Бенгтссон молчал.
Смотрел в глаза Мартину Беку и молчал.
— Сигбрит Морд сделала какой-нибудь знак, когда увидела машину?
Еще кусок жизни ушел в небытие. Мартин Бек думал о женщинах и о том, на что можно было потратить это время.
Снова на выручку пришел Рад. Он рассмеялся и сказал:
— Ну что ты молчишь, Фольке? Махала тебе Сигбрит или нет?
— Не знаю, — ответил Бенгтссон.
Так тихо, что они едва расслышали.
— Не знаете? — повторил Мартин Бек.
— Да, не знаю.
— Почему ты не хочешь говорить ему «ты»? Уж больно вычурно получается, — сказал Рад.
— Не могу, — ответил Мартин Бек.
Это была правда. Он не мог. Хорошо хоть, хватает духу быть честным.
— Ладно, не можешь, так не можешь, — вздохнул Рад. — Кто за правду горой, тот и герой. Всяк правду хвалит, да не всяк ее сказывает.
Колльберг слегка опешил.
— Народная мудрость, — объяснил Рад, смеясь.
Фольке Бенгтссон не смеялся.
— Итак, Бенгтссон знаком с Сигбрит Морд. Не может быть, чтобы вы никогда не думали о ней как о женщине. Я задам вопрос и хочу услышать честный ответ. Какого мнения Бенгтссон о ней? Как о женщине…
Молчание.
— Отвечай, — сказал Рад. — Фольке, ты должен ответить. Только по-честному.
— Иногда я думаю о ней как о женщине. Изредка.
— Ну и? — поторопил его Мартин Бек.
— По-моему, она…
— Что она?
Фольке Бенгтссон и Мартин Бек смотрели друг другу в глаза. У Бенгтссона — голубые. У Мартина Бека (ему ли об этом не знать) — серо-голубые.
— Отвратительная, — сказал Фольке Бенгтссон. — Безнравственная. Животное. От нее разит. Но я вижусь с ней часто. А думал вот так только два или три раза. Вы это хотели от меня услышать? — спросил Фольке Бенгтссон.
— Ты отнес ей яйца в пятницу?
— Нет, я же знал, что ее нет.
Они помолчали.
— Вы меня мучаете, — сказал Фольке Бенгтссон. — Но я на вас не в обиде. Такая уж у вас работа. Моя работа — торговать рыбой и яйцами.
— Верно, — мрачно произнес Колльберг. — Мы мучили тебя раньше и теперь мучаем. Я в тот раз сломал тебе руку. Ни за что ни про что.
— Ничего, она быстро срослась. Совсем зажила, честное слово. Вы приехали, чтобы забрать меня?
Мартина Бека вдруг осенило.
— Ты видел бывшего мужа Сигбрит Морд?
— Видел. Два раза. Он приезжал на бежевой «вольво».
Рад изобразил лицом нечто загадочное, но вслух ничего не сказал.
— Может быть, хватит? — спросил Колльберг.
Мартин Бек встал. Рад снял ботинки и убрал их в сумку. Надел сапоги.
Он один догадался сказать:
— Всего хорошего, Фольке. Извини.
— Всего, — сказал Колльберг.
Мартин Бек промолчал.
— Небось еще приедете, — сказал Фольке Бенгтссон.
— Там будет видно, — ответил Рад.
За калиткой их встретило щелканье фотокамер.
Кто-то, сидя в машине, говорил в микрофон передатчика:
— Шеф отдела по расследованию убийств в эту минуту выходит со своим ближайшим сотрудником из дома убийцы Розанны. Дом находится под наблюдением местной полиции и ищейки. Убийца, по-видимому, не арестован.
Рад прокашлялся и громко объявил:
— Пресс-конференция откладывается на полчаса. Сбор в здании муниципалитета. Лучше всего в библиотеке.
VIII
До начала пресс-конференции было полчаса, и они воспользовались передышкой, желая разобраться, что же, собственно, сказал Фольке Бенгтссон. Или чего он не сказал.
— Он ведет себя в точности, как в прошлый раз, — заметил Мартин Бек. — Ясно и однозначно отвечает на все, что можно проверить.
— Он чокнутый, — мрачно произнес Колльберг.
— Вдруг перестает отвечать… — сказал Рад. — Ты это подразумеваешь?
— Мое впечатление вполне согласуется с тем, что мне известно о Бенгтссоне, — продолжил Мартин Бек. — Он настораживается, как только заходит речь о разговоре на почте и о том, что было на автобусной остановке. Знает, есть свидетели, которые могли слышать их разговор и видеть, как она сделала ему знак.
— Но зачем же ему врать, коли она просила подвезти ее? — спросил Рад. — Тем более если он не остановился.
— Не забудь, что он не видел ничего хорошего от полиции и правосудия, — сказал Колльберг. — Но пока у нас нет трупа, нет и убийства и не в чем обвинять Бенгтссона.
Мартин Бек потер переносицу указательным и большим пальцами правой руки.
Рад вынул из кармана часы и посмотрел на циферблат.
— Что, пора? — спросил Колльберг.
— Еще есть несколько минут. Я только хотел обратить внимание на одну деталь, которую вы могли упустить.
— Давай выкладывай… — Колльберг понурился.
— Так вот. Фольке заявил, что знает Бертиля Морда в лицо и два раза видел его на бежевой «вольво». Это расходится с моими данными. Морд уже давно здесь не показывался. Он развелся с Сигбрит еще до того, как Фольке приехал и купил старый дом по соседству.
— Верно, — подтвердил Мартин Бек. — Я тоже об этом думал. Морд сам сказал мне, что иногда наведывался к ней, но в последний раз был у нее года полтора назад.
— Выходит, твой капитан врет, — сказал Колльберг.
— В нашей беседе с ним было много такого, что заставляло меня сомневаться в его правдивости.
— А теперь пора спускаться вниз, — сообщил Рад. — Будем что-нибудь говорить о Морде?
— По-моему, не стоит, — сказал Мартин Бек.
Пресс-конференция была в высшей степени импровизированной и весьма неприятной для Мартина Бека и Колльберга, поскольку им почти нечего было сказать.
Но и отказаться от нее они не могли, иначе журналисты не дали бы им спокойно работать.
Рад был настроен более добродушно; похоже, что ему даже весело.
Первый же вопрос был характерен своей грубостью:
— По-вашему, Сигбрит Морд убита?
Мартин Бек был вынужден ответить:
— Мы не знаем.
— Но тот факт, что ты сам и твой ближайший сотрудник находитесь здесь, разве не свидетельствует, что вы подозреваете убийство?
— Правильно, такая возможность не исключена.
— Можно ли сказать, что есть подозреваемый, но тела нет?
— Я бы так не сказал.
— А как сказала бы в этом случае полиция?
— Мы не знаем, где находится фру Морд и что с ней могло случиться.
— Но ведь кто-то был подвергнут допросу?
— Мы многих опрашивали, чтобы выяснить, куда могла деться фру Морд.
Мартин Бек ненавидел пресс-конференции. Вопросы часто носили беззастенчивый и провокационный характер. Отвечать на них было нелегко, и никакой гарантии, что ответ не извратят.
— Будет ли кто-нибудь арестован в ближайшие дни?
— Нет.
— Но возможность ареста уже обсуждалась?
— Это было бы преждевременно. Нам даже неизвестно, можно ли говорить о каком-либо преступлении.
— Как же тогда объяснить присутствие здесь сотрудников отдела по расследованию убийств?
— Пропала женщина. Мы пытаемся выяснить, что произошло.
— Что-то полиция уж очень осторожничает.
— В отличие от прессы, — парировал Колльберг.
— Наша задача сообщать общественности факты. Когда мы не получаем сведений от полиции, приходится добывать их самим. Почему вы не хотите открыть свои карты?
— Потому что карт нет, — ответил Колльберг. — Мы разыскиваем Сигбрит Морд. Если вы хотите нам помочь, пожалуйста…
— Разве не естественно предположить, что она стала жертвой убийства по сексуальным мотивам?
— Нет, — сказал Колльберг. — Пока мы не знаем, где она, всякие предположения такого рода преждевременны.
— Хотелось бы услышать, как полиция резюмирует ситуацию.
Колльберг молча посмотрел на русую девушку лет двадцати пяти, которая задала этот вопрос.
— Так как?
Колльберг и Мартин Бек продолжали молчать.
Рад глянул на них и взял слово:
— То, что нам известно, изложить очень просто. Около полудня, в среду, семнадцатого октября, фру Морд вышла из почты. С тех пор ее никто не видел. Один свидетель, кажется, видел ее на автобусной остановке или около остановки. Вот и все.
Репортер, который назвал Бека в своей статье шведским Мегрэ, прокашлялся и сказал:
— Бек!
— Слушаю вас, редактор Мулин.
— Хватит нам голову морочить.
— О чем вы говорите?
— Это же не пресс-конференция, а пародия какая-то. Начальник отдела по расследованию убийств вместо того, чтобы отвечать по существу, все время отсиживается за спиной у своих помощников и представителей местной полиции. Ты собираешься арестовать Фольке Бенгтссона или нет?
— Мы разговаривали с ним. Это все.
Пресс-конференция явно дышала на ладан, и все это чувствовали, кроме Херрготта Рада, который вдруг заявил:
— Раз уж здесь собралось столько представителей центральных газет и радио, что бы вам взять да написать об Андерслёве!
— Это что, острота?
— Никак нет. Все твердят, что у нас в стране жуткие порядки. Если верить органам массовой информации, то в больших городах страшно высунуть голову за дверь, того и гляди, отрубят. А у нас тут тихо, спокойно. Ни безработных нет, ни наркоманов. И жить приятно. Народ симпатичный, местность красивая. Вы хотя бы на здешние храмы посмотрите.
И на этом кончилась пресс-конференция в муниципалитете Андерслёва.
Имя Бертиля Морда вообще не упоминалось.
Единственным, кто за всю пресс-конференцию не вымолвил ни слова, был Оке Буман.
— Он ведет себя в точности, как в прошлый раз, — заметил Мартин Бек. — Ясно и однозначно отвечает на все, что можно проверить.
— Он чокнутый, — мрачно произнес Колльберг.
— Вдруг перестает отвечать… — сказал Рад. — Ты это подразумеваешь?
— Мое впечатление вполне согласуется с тем, что мне известно о Бенгтссоне, — продолжил Мартин Бек. — Он настораживается, как только заходит речь о разговоре на почте и о том, что было на автобусной остановке. Знает, есть свидетели, которые могли слышать их разговор и видеть, как она сделала ему знак.
— Но зачем же ему врать, коли она просила подвезти ее? — спросил Рад. — Тем более если он не остановился.
— Не забудь, что он не видел ничего хорошего от полиции и правосудия, — сказал Колльберг. — Но пока у нас нет трупа, нет и убийства и не в чем обвинять Бенгтссона.
Мартин Бек потер переносицу указательным и большим пальцами правой руки.
Рад вынул из кармана часы и посмотрел на циферблат.
— Что, пора? — спросил Колльберг.
— Еще есть несколько минут. Я только хотел обратить внимание на одну деталь, которую вы могли упустить.
— Давай выкладывай… — Колльберг понурился.
— Так вот. Фольке заявил, что знает Бертиля Морда в лицо и два раза видел его на бежевой «вольво». Это расходится с моими данными. Морд уже давно здесь не показывался. Он развелся с Сигбрит еще до того, как Фольке приехал и купил старый дом по соседству.
— Верно, — подтвердил Мартин Бек. — Я тоже об этом думал. Морд сам сказал мне, что иногда наведывался к ней, но в последний раз был у нее года полтора назад.
— Выходит, твой капитан врет, — сказал Колльберг.
— В нашей беседе с ним было много такого, что заставляло меня сомневаться в его правдивости.
— А теперь пора спускаться вниз, — сообщил Рад. — Будем что-нибудь говорить о Морде?
— По-моему, не стоит, — сказал Мартин Бек.
Пресс-конференция была в высшей степени импровизированной и весьма неприятной для Мартина Бека и Колльберга, поскольку им почти нечего было сказать.
Но и отказаться от нее они не могли, иначе журналисты не дали бы им спокойно работать.
Рад был настроен более добродушно; похоже, что ему даже весело.
Первый же вопрос был характерен своей грубостью:
— По-вашему, Сигбрит Морд убита?
Мартин Бек был вынужден ответить:
— Мы не знаем.
— Но тот факт, что ты сам и твой ближайший сотрудник находитесь здесь, разве не свидетельствует, что вы подозреваете убийство?
— Правильно, такая возможность не исключена.
— Можно ли сказать, что есть подозреваемый, но тела нет?
— Я бы так не сказал.
— А как сказала бы в этом случае полиция?
— Мы не знаем, где находится фру Морд и что с ней могло случиться.
— Но ведь кто-то был подвергнут допросу?
— Мы многих опрашивали, чтобы выяснить, куда могла деться фру Морд.
Мартин Бек ненавидел пресс-конференции. Вопросы часто носили беззастенчивый и провокационный характер. Отвечать на них было нелегко, и никакой гарантии, что ответ не извратят.
— Будет ли кто-нибудь арестован в ближайшие дни?
— Нет.
— Но возможность ареста уже обсуждалась?
— Это было бы преждевременно. Нам даже неизвестно, можно ли говорить о каком-либо преступлении.
— Как же тогда объяснить присутствие здесь сотрудников отдела по расследованию убийств?
— Пропала женщина. Мы пытаемся выяснить, что произошло.
— Что-то полиция уж очень осторожничает.
— В отличие от прессы, — парировал Колльберг.
— Наша задача сообщать общественности факты. Когда мы не получаем сведений от полиции, приходится добывать их самим. Почему вы не хотите открыть свои карты?
— Потому что карт нет, — ответил Колльберг. — Мы разыскиваем Сигбрит Морд. Если вы хотите нам помочь, пожалуйста…
— Разве не естественно предположить, что она стала жертвой убийства по сексуальным мотивам?
— Нет, — сказал Колльберг. — Пока мы не знаем, где она, всякие предположения такого рода преждевременны.
— Хотелось бы услышать, как полиция резюмирует ситуацию.
Колльберг молча посмотрел на русую девушку лет двадцати пяти, которая задала этот вопрос.
— Так как?
Колльберг и Мартин Бек продолжали молчать.
Рад глянул на них и взял слово:
— То, что нам известно, изложить очень просто. Около полудня, в среду, семнадцатого октября, фру Морд вышла из почты. С тех пор ее никто не видел. Один свидетель, кажется, видел ее на автобусной остановке или около остановки. Вот и все.
Репортер, который назвал Бека в своей статье шведским Мегрэ, прокашлялся и сказал:
— Бек!
— Слушаю вас, редактор Мулин.
— Хватит нам голову морочить.
— О чем вы говорите?
— Это же не пресс-конференция, а пародия какая-то. Начальник отдела по расследованию убийств вместо того, чтобы отвечать по существу, все время отсиживается за спиной у своих помощников и представителей местной полиции. Ты собираешься арестовать Фольке Бенгтссона или нет?
— Мы разговаривали с ним. Это все.
Пресс-конференция явно дышала на ладан, и все это чувствовали, кроме Херрготта Рада, который вдруг заявил:
— Раз уж здесь собралось столько представителей центральных газет и радио, что бы вам взять да написать об Андерслёве!
— Это что, острота?
— Никак нет. Все твердят, что у нас в стране жуткие порядки. Если верить органам массовой информации, то в больших городах страшно высунуть голову за дверь, того и гляди, отрубят. А у нас тут тихо, спокойно. Ни безработных нет, ни наркоманов. И жить приятно. Народ симпатичный, местность красивая. Вы хотя бы на здешние храмы посмотрите.
И на этом кончилась пресс-конференция в муниципалитете Андерслёва.
Имя Бертиля Морда вообще не упоминалось.
Единственным, кто за всю пресс-конференцию не вымолвил ни слова, был Оке Буман.
IX
Если газетные сообщения в понедельник и вторник вызвали некоторый переполох в Андерслёве, то все же их можно было назвать легким бризом перед тем циклоном, который обрушился на поселок в среду.
Телефоны звонили непрерывно как дома у Херрготта Рада, так и внизу, в его служебном кабинете. Не говоря уже о полицейском управлении в Треллеборге.
Сигбрит Морд видели в Абиско и в Сканэре, на Мальорке, Родосе и на Канарских островах. А кто-то сообщил по телефону, что она накануне вечером выступала в стриптизе в одном из злачных мест Осло.
Сообщали, что она ехала на пароме из Истада в Польшу, из Треллеборга в Сассниц. По нескольку сообщений поступило из Мальмё, Стокгольма, Гётеборга и Копенгагена. Особенно настойчиво утверждалось, что она была в залах ожидания аэропортов Каструп и Стюруп.
Семь свидетелей приметили ее вместе с Фольке Бенгтссоном в самых невероятных местах.
Только в Андерслёве ее никто не видел.
Около трех часов дня Мартин Бек сидел дома у Рада, мучаясь головной болью. Только что он, неотступно сопровождаемый репортерами, побывал в аптеке и купил аспирин. И мысленно уже представлял себе заголовки в завтрашних газетах. Например: «Головная боль в Андерслёве». Ему очень хотелось заодно зайти и в винную лавку купить виски, но мысль о том, какие последуют комментарии, вынудила его воздержаться. «Похмелье в Андерслёве»?
Опять зазвонил телефон.
Чтоб ему было пусто.
Рад прикрыл микрофон ладонью и сообщил:
— Начальник отдела Мальм из Центрального полицейского управления. Хочешь поговорить с ним?
«Господи», — подумал Мартин Бек, хотя никогда не верил в Бога.
Мальм был для него все равно что пресловутая красная тряпка для быка.
Тем не менее он сказал:
— Ладно, поговорю.
Что еще остается несчастному служаке?
— Бек слушает.
— Привет, Мартин. Как дела?
— Пока что очень скверно.
Из голоса Мальма сразу пропали приятельские нотки.
— Вот что, Мартин, назревает настоящий скандал. Я только что разговаривал с начальником Центрального полицейского управления.
Скорее всего он находился в одном помещении с начальником. Известно было, что тот избегает говорить с людьми, которые способны задавать вопросы и даже прекословить.
Особенно не любил он разговаривать с Мартином Беком, который с годами завоевал очень уж большой авторитет.
К тому же начальник Центрального полицейского управления страдал манией преследования в тяжелой форме. Уже давно он внушал себе, что растущая непопулярность полиции — следствие нелюбви определенных элементов к нему лично. Причем считал: такие элементы засели и в его собственном ведомстве.
— Ты арестовал убийцу?
— Нет.
— Ты хочешь, чтобы полиция стала посмешищем?
«Стала?» — подумал Мартин Бек.
— Дело поручено нашим лучшим сотрудникам. И никакого движения. Убийца разгуливает на свободе, дает интервью, а полиция лебезит перед ним. В газетах есть снимок места, где захоронен труп.
Все свои сведения о деле Мальм почерпнул в вечерних газетах, все познания о практике полицейского следствия — из кинофильмов.
Телефоны звонили непрерывно как дома у Херрготта Рада, так и внизу, в его служебном кабинете. Не говоря уже о полицейском управлении в Треллеборге.
Сигбрит Морд видели в Абиско и в Сканэре, на Мальорке, Родосе и на Канарских островах. А кто-то сообщил по телефону, что она накануне вечером выступала в стриптизе в одном из злачных мест Осло.
Сообщали, что она ехала на пароме из Истада в Польшу, из Треллеборга в Сассниц. По нескольку сообщений поступило из Мальмё, Стокгольма, Гётеборга и Копенгагена. Особенно настойчиво утверждалось, что она была в залах ожидания аэропортов Каструп и Стюруп.
Семь свидетелей приметили ее вместе с Фольке Бенгтссоном в самых невероятных местах.
Только в Андерслёве ее никто не видел.
Около трех часов дня Мартин Бек сидел дома у Рада, мучаясь головной болью. Только что он, неотступно сопровождаемый репортерами, побывал в аптеке и купил аспирин. И мысленно уже представлял себе заголовки в завтрашних газетах. Например: «Головная боль в Андерслёве». Ему очень хотелось заодно зайти и в винную лавку купить виски, но мысль о том, какие последуют комментарии, вынудила его воздержаться. «Похмелье в Андерслёве»?
Опять зазвонил телефон.
Чтоб ему было пусто.
Рад прикрыл микрофон ладонью и сообщил:
— Начальник отдела Мальм из Центрального полицейского управления. Хочешь поговорить с ним?
«Господи», — подумал Мартин Бек, хотя никогда не верил в Бога.
Мальм был для него все равно что пресловутая красная тряпка для быка.
Тем не менее он сказал:
— Ладно, поговорю.
Что еще остается несчастному служаке?
— Бек слушает.
— Привет, Мартин. Как дела?
— Пока что очень скверно.
Из голоса Мальма сразу пропали приятельские нотки.
— Вот что, Мартин, назревает настоящий скандал. Я только что разговаривал с начальником Центрального полицейского управления.
Скорее всего он находился в одном помещении с начальником. Известно было, что тот избегает говорить с людьми, которые способны задавать вопросы и даже прекословить.
Особенно не любил он разговаривать с Мартином Беком, который с годами завоевал очень уж большой авторитет.
К тому же начальник Центрального полицейского управления страдал манией преследования в тяжелой форме. Уже давно он внушал себе, что растущая непопулярность полиции — следствие нелюбви определенных элементов к нему лично. Причем считал: такие элементы засели и в его собственном ведомстве.
— Ты арестовал убийцу?
— Нет.
— Ты хочешь, чтобы полиция стала посмешищем?
«Стала?» — подумал Мартин Бек.
— Дело поручено нашим лучшим сотрудникам. И никакого движения. Убийца разгуливает на свободе, дает интервью, а полиция лебезит перед ним. В газетах есть снимок места, где захоронен труп.
Все свои сведения о деле Мальм почерпнул в вечерних газетах, все познания о практике полицейского следствия — из кинофильмов.