Страница:
Большую опасность для пехоты, но в особенности для машин, шедших узкими лесными дорогами, представляла собой одна из наисовременных противотанковых мин ТМРП-6, бывшая не только противогусеничной, но и противоднищевой.Благодаря штырю на ее верху, эта мина имела еще одно отличие
– вогнутый диск из высококачественной стали, установленный над зарядом от 5,2 килограммов литого тротила. Этот диск вследствие резкого изменения формы под действием взрывной силы получал скорость в 1500-2000м/сек и пробивал до 50 миллиметров вертикальной литой брони на расстоянии 10 метров, а с расстояния 30 метров – 30 миллиметров, а с расстояния 50 метров –20 миллиметров(принцип-ударное ядро или Miznay-Shardin effecat). Понятно, что это, как и наличие штыря, делало эту мину порою и противопехотной, в особенности при вертикальной установке на высоте одного-полутора метров при либо натяжном действии /или через сам штырь или через проволоку, привязанную к его концу/,либо управляемого действия по проводам дополнительного взрывателя в дне мины. Наконец, как противопехотные мины, применялись и обычные противотанковые мины: ТММ-1,ТМА-1,ТМА-2, ТМА-З,ТМА-4,ТМА-5,ТМА-5А, на верх которых устанавливалась противопехотная нажимная мина. Использовалось для борьбы с пехотой и большое количество импровизированных минновзрывных средств: бетонных мин-растяжек, каменных управляемых фугасов и самодельных осколочных мин, как направленного, так и ненаправленного действия.Что касается взрывных зарядов, то на практике использовались заряды рассованного тратила / в основном тротиловые шашки от 75 и 200 грамм/ и защищенные пластикой тротиловые шашки по 100 и 500 грамм; фунтовые /453 грамма/ заряды от тетритола(смесь тротила и тетрила),а встречались и подрывные заряды/1,2 килограммов тетритола, 1,1 килограммов гексолита, 25 килограммов тротила, а так же ряд зарядов иностранного и ручного изготовления. Наиширокую известность и популярность все же имели пластичные взрывчатки на основе гексогена / М5А1,П-20 и ПЕ-64,ПП-01 и пентрита НП-65/,а так же промышленная пластичная взрывчатка витезит/20,25,30,35,40 и MVP-20/. Они, в силу легкости употребления, плотному налеганию на поверхность водоотпорность и пластичность чаще всего применялись в различных наступательных и диверсантских «акциях».
Что касается способов подрывов, то чаще всего использовался огневой способ с применением огнепроводного шнура, /спорогоречи штании/ и как правило, азидного капсюля-детонатора No8,крепившегося на конце шнура и соединявшегося либо с самим зарядом, либо, если зарядов было несколько, то с детонирующим шнуром, соединявшимся последовательно или параллельно с зарядами, либо через капсюль-детонатор No8/которого в войсках было достаточно, в том числе благодаря его упаковкам для ПМА-1А/,либо узлом этого шнура, устанавливаемого вовнутрь или вокруг снаряда, механический способ подрыва использовался, как правило, с помощью специальных взрывателей, как минно-взрывные ловушки, а электрический способ применялся в основном тогда, когда это позволяли время и обстановка.
Я здесь все это, перечислял, дабы показать сложность и опасность саперного дела в этой войне и нужность саперов в ударных отрядах.Список этот еще не полон, ибо в югославской войне применялось большое количества средств иностранного производства.Опасность от минно-взрывных средств была очень велика, давая очень высокий процент потерь в войсках. В сербских войсках в силу длительной практики работы с такими средствами и появилось со временем немало хороших специалистов, ныне за которых в одиночку стояли, порою по несколько десятков, а то и сот мин за день, а бывало столько же за день и снимавших, правда, по схемам. Сербские взрывники, которых, впрочем по настоящему профессиональных, было не так уж и много, нередко в ходе «акций» решали исход боя, рушив неприятельские укрепления, подходя вплотную к ним. Еще большее значение работа с минно-взрывными средствами имела в обороне, ибо минно-взрывные устройства были часто главной преградой противнику, и тут бывала устраивались минные ловушки из нескольких междоусобно связанных ПРОМов.Большую роль играло взрывное дело в устройстве линии обороны, особенно в городской войне, и думается, очень перспективно развитие боевых систем с жидкостными ВВ, могшими бы быстро закачиваться в нужном месте для устройства укрытия или разрушения объектов.
Что касается механических средств разминирования, то они в югославской войне использовались недостаточно, особенно в ВРС и СВК. Велико было здесь незнание и власть стереотипов. Вопреки таким расхожим стереотипам мне думается, что машины разграждения могли использоваться в горной местности, тем более что проход для наступления почти всегда мог быть выбран на проходящей для работы лужайке или поляне. Неплохо было бы создать легкую гусеничную бронемашину для разминирования минных полей или создать хотя бы тралы для подобных легких бронемашин повышенной проходимости практически не использовались и удлиненные заряды УЗ-3 для проделывания проходов, хотя эта система была на вооружении ЮНА.
По существу, главным методом разминирования был ручной, и тут использовались и легкие скручивающиеся щупы ЮНА и штык-ножи как от карабинов Маузер, так и от югославских «Калашниковых». Но главной проблемой в разминировании было не отсутствие средств, а отсутствие в этом порядка, мины в этой войне ставилась кем угодно и как угодно, нередко без соблюдения необходимых правил, хотя бы по созданию карты минных полей. Это вело к большим потерям в войсках от собственных мин. Конечно, главной причиной была недисциплинированность, но в то же время нельзя не учитывать то, что подразделения саперов, как правило, существовали на уровне бригады, а это естественно не соответствовало нуждам во взводном и ротном звеньях. Думается поэтому саперные подразделения, включавшие бы и взрывников и специалистов по боеприпасам, должны бы находиться во всех ударных отрядах. Что же касается обычных пехотных подразделений, то и они должны иметь в своем составе саперов, хотя бы несколько человек. Но все же главное внимание следует здесь уделять инженерно-строительному делу. При этом необходимо обучать всех бойцов основам минновзрывного дела, по крайней мера в отношении установки и обезвреживании всех видов минновзрывных средств, что не требует так уж много времени. Еще одной областью, на которую при изучения опыта этой войны надо бы обратить внимание, были снайперские действия. Все войска, сражавшиеся в этой войне, были насыщены различными видами снайперских винтовок как югославского, так и иностранного производства, но в ударных отрядах снайперское дело было, естественно, лучше поставлено. Наичаще встречалась полуавтоматическая снайперская винтовка М76, созданная в начале 70-х годов конструктором Божидаром Благоевичем на основе автомата Калашникова под патрон 7,92х57 мм. На эту винтовку устанавливался четырехкратный оптический прицел с подсветкой. Существовала и экспортная модель М 77 под патрон 7,62х51 мм /НАТО/. Сама по себе эта винтовка была неплохая, и интересно что из нее можно было получить короткую очередь, поставив предохранитель на среднее сложение. В боевой обстановке, однако, бойцы, особенно те, кто шел в разведку, не могли положиться на ее десятипатронный магазин и несли ее за плечами, неся в руках автомат.Вероятно, практика вызвала создание фабрикой «Цервена Застава» полуавтоматической снайперской винтовки М 91 под калибр 7,62х54 еще имевшихся советских винтовок Мосина, использовавшихся в 40-60 годы ЮНА как основная снайперская винтовка. М 91 по своей конструкции была практической копией СВД. Единственно, что было плохо, это имея вес 5 килограммов без магазина, она уступала в этом более легкой СВД /3.7 килограммов без магазина/. Наряду с самозарядной М 76 ЮНА имела на вооружении и снайперские винтовки классической конструкции «Маузер», обеспечивавших большую точность ведения огня. Вначале ЮНА в 50-х годах / имела снайперские варианты/с трехкратным оптическим прицелом/ винтовки М48 /М 48 А/ копии немецкого Маузера /калибр 7,92х57/,но затем была произведена снайперская винтовка М69 ,опять-таки на основе уже усовершенствованного Маузера– М 98. Все же для нужд войны в 1992 году была начата разработка новой снайперской винтовки классический конструкции М 93 под все тот же калибр 7,92х57 мм по заказу сил специального назначения. Эта винтовка, вследствие повышения требований по уменьшении силы отдачи, вибрации и нагрева, имела вес 6,5 килограммов со схемным восьмикратным оптическим прицелом. Модели иностранных снайперских винтовок перечислять нет смысла, можно, разве что, заметить частоту появления у противника таких винтовок немецкого производства.Югославская война показала, что сами задачи снайпера часто различаются в зависимости от боевой обстановки. Так, а разведывательно-диверсионных действиях была нужна легкая компактная винтовка с глушителем, значительно снижающим звук, тогда как югославский глушитель М91-2 лишь рассеивал звук и скрывал пламя. В подобных действиях вполне бы подходила винтовка с дальностью действия в 400– 500 метров, но с повышенной точностью, надежным глушителем, с оптическим и точным прицелом. Особо важна тут была бы ее надежность при любой погоде и при максимальном загрязнении. Большую эффективность показали винтовка калибров 12,7 миллиметров, и их необходимо было иметь хотя бы в каждой бригаде для плотного покрытия огнем расположения неприятеля, а так же для отдельных диверсий. В то же время в ротах следовало иметь более легкую снайперскую винтовку типа М 91.Стоило бы рассмотреть возможность усовершенствования ручных пулеметов М 71/72 /советский РПК/, бывшие, порою, более популярными, в отличии от автоматов из-за лучшего качества но в остальных отношениях М 71/72,ничем значительно автомат М 70 не превосходил хотя бойцы охотно брали его версии со складывающимся прикладом. Думается, раз уж изобретено подобное оружие, стоит его приспособить к снайперскому огню установкой оптических прицелов и глушителей при удобно/то есть влево или вправо/складывающемся прикладе. Если такое оружие будет даваться хорошим стрелкам им будут поставляться снайперский задачи, то это будет более эффективно в отличие от многочисленных в прошлой войне снайперов, немало из которых толком и не знало как и куда вести огонь.
Вообще все стрелковое дело, по моему мнению, должно находиться од особым контролем командования и иметь свою службу на уровне бригады с обязательными проверками знаний военнослужащих, их обучением и техобслуживанием оружия. Снайперы же должны получать отдельные задачи, действуя или с помощником, или по тройкам, состоящих либо из одних снайперов, либо из снайпера, пулеметчика и автоматчика ,для участия в прорывах неприятельской обороны, что и было нередко практикой этой войны.
Должен вестись отбор хороших снайперов и они в своем большинстве должны состоять в ударных отрядах.
Я не случайно постоянно упоминаю об ударных отрядах, ибо они в югославской войне, несмотря на свою малочисленность, решали исход операции бригад и корпусов. После этого задаешься вопросам, каковы бы были итоги сербских действий, если бы сербские войска, как здесь и предлагается были бы созданы а основе этих ударных оглядев. Я лично считаю, что тогда бы сербские войска сразу не могли получить хороший командный кадр из таких отрядов. Для этого их следовало бы сделать и школой, через которую обязан был бы пройти любой кандидат в командиры звена от взвода и выше. И уже не тратились бы зря средства на обучение тех,кто в бою пугался, а после боя искал «объективные» оправдания. Чтобы командовать, надо научиться подчиняться, и это очевидная истина, но надо учесть, что это подчинение должно относиться на выполнение боевых задач.Может технические виды имеют особые требования к командиру, хотя опять-таки умение командовать в боевой обстановке обязательно для командира любого рода войск, но и те, кто командует пехотными частями и подразделениями, а тем самым и остальными родами вооруженных сил, должен иметь боевой опыт, службы в ударном отряде.
Ничего лучше ударных отрядов, как школы командиров, тут не найти, ибо здесь действует сама общая психология отряда, собранного из уже более-менее опытных бойцов. Само понятие такого отряда, как боевого братства, не нова и имеет тысячелетний опыт. То, что ныне от такого опыта отказались, хотя в силах специального назначения некоторых стран в какой-то мере это еще сохранилось, является не следствием «научного прогресса», а наоборот, идеологического догматизма, не терпевшего подобный рыцарский «дух» в «прогрессивных обществах». Результат очевиден – катастрофическое падение духа и морали в войсках, при все ухудшающемся качестве командного кадра, в особенности в верхних эшелонах армии «наипрогрессивных» стран, а Югославия ведь на пути такого прогресса выбилась далеко. Кстати, США тоже шли по такому пути, но все же американская армия располагает несколько большими техническими и финансовыми возможностями, чем Югославия. Падение боевого духа в войсках ведет к падению уровня командования в боевых действиях тем более, что бюрократизация армии проводилась неуклонно, несмотря на отдельные паузы, вызванные самими войнами. Это очевидный факт и на Западе подмеченный выдающимися западными военными теоретиками Мартинем ван Кревельдом(Command in War, Harvard University Press 1985 перевод на сербско-хорватский Войноиздавачки и новински центр Београд 1992 год) и Ричардом Симпкиным (Race to the swift – ELS Consultant Linguists Ltd – перевод на сербско-хорватский Войноиздавачки и новински центр Белград 1991),связавшие рост успешности в командовании с уменьшением перегаточных звеньев в нем при увеличении инициативы низовых командиров. Книги этих теоретиков покрывались между тем пылью в книжных магазинов Югославии, а боевая практика ударных отрядов, во многом соответствующая идеям этих теоретиков, объявлялась либо партизанщиной, либо дилетантством. Правда, именно эти дилетанты /партизаны/ и несли три года главную тяжесть любых наступательных, да и многие оборонительных операций сербских войск, это не значит, что остальные войска не воевали, но именно ударные отряды и давали сербским войскам хоть какую-то маневренность. То же, что в их действиях было действительно много дилетантства /партизанщины/– следствие их неопределенного положения и неудовлетворительных организации и отбора.По сути, теория не соответствовала практике, потому что она не исходила из этой практики.Возвращаясь к теме того, как следовало бы использовать уже имевшуюся практику, следует привести положения военных теорий Симпкина. Я не собираюсь их пересказывать, ибо это заняло бы много места, да и лучше их изучать по оригиналу. Главное, что очевидно сходство боевой практики югославской войны и его теории. Симпкин, анализирую главным образом советскую и германскую военные теории, вывел несколько весьма интересных положений различного характера. В данном случае следует коснуться, его заключений о методе «молота и наковальни», то есть о прорыве ударных отборных сил в неприятельскую оборону при опоре на остальные войска, связывающие бы противника.По Симпкину очень важно правильное пропорциональное соотношение войск между группой «молота», прорывающего неприятельскую оборону, и группы «наковальни» его войска связывающей. Не раз на показываемых им примерах случалось что либо молот получал слишком мало войск и тогда выдыхался сразу после прорыва, либо слаба была «наковальня» а тогда «молот», оторвавшись от нее, лишался опоры. При этом большую роль играл темп наступления /для упоминавшихся Симпкиным примеров корпусного армейского уровня, это были дни/,дабы, выйдя на наиоптимальную глубину, нанести удар по наиважным целям неприятеля. В подобных прорывах Симпкин большую роль отводил как оснащению легкобронированными машинами передовых отрядов, так и парашютным вертолетным десантам. Характерно, что, хотя в послевоенном СССР, по признанию Симпкина раньше начал развиваться метод операции «молот и наковальня» применен он был как раз западными армиями в операции 1991 года «Буря в пустыне» /Ирак/. У Симпкина предусматривалось чтобы «молот» выйдя на достигнутый рубеж, становился новой «наковальней» для нового «молота».В этом можно увидеть определенное соответствие, упомянутое мною выше в этой же главе, теории двухволновой пехотной атаки. Не важно, что эта теория относилась к батальонному звену, а теория Симпкина – к корпусному. Война – есть одно целое, и действие корпусов лишь развивают действие батальонов. Основой для разработки тактики лехотных действий должны послужить действия ударных отрядов по прорыву неприятельских позиций,в особености в ходе вылазок,а так же разведывательно-диверсионные действия этих же отрядов.Римская армия выигрывала сражения выученными до автоматизма тактическими приемами и то на уровне манипул и когорт,так как легионы в полном составе редко употреблялись.Ныне надо идти этим же путем дабы бойцы ударных отрядов по сигналам как связи так и руками могли автоматически выстраивать боевые порядки как при нападение так и при обороне,а в том числе не забывая об обманных маневрах,завлекая противника в ловушку,а при необходимости и умело скрываясь от превосходящих сил противника.В нынешнее время господства авиации и артилерии отказ от отступления –самоубийство.По сути основа пехотных действий это движение колонной ради достижения наибольшей скрытности(а и преодоления минных полей) и движение цепью ради достижения предельной огневой мощи.Все остальные приемы должны представлять собою комбинацию данных движений,как например взятие противника в клещи или при разветывание боевых порядков в одну линию,прорыв в одном месте колоной бойцов следующих по одному или по два движущихся за бронемашинами или ползущих за складками местности.
Потому-то я и упомянул о соответствии практики Симпкина, ибо прорывы ударных отрядов соответствовали Симпкинову «молоту», только вот теоретической основы под собой они не имели и потому приносили ограниченные результаты в своих действиях, как раз благодаря неполадкам в командовании. В связи с этим можно указать на еще одно соответствие нужности практиковавшегося в этой войне(опять-таки, как правило, в ударных отрядах)нахождения командира в первых рядах и теорией Мартина ван Кревельда, показавшего на опыте многих войн необходимость наикороткой и наипростой связи командира с фронтом с наименьшим количеством передаточных звеньев и вышестоящих контролеров. Так что, военная теория необходима в военном деле, только вот надо знать как и кому ее надо передавать. Я думаю, что командиры ударных отрядов поняли бы и Симпкина и ван Кревельда, если бы мысли этих авторов были доведены до них в доступной и сжатой форме, возможно и под принуждением.При отсутствии же такого принуждения интересы спонсоров, партий или, наконец, своего узкого окружения вели к разложению отрядов. Тогда из этих отрядов хорошие бойцы уходили, зато в списке появлялись различные «нужные» люди с «нужными» связями.Такие лоботрясы в новой форме, с пистолетами за поясом и на «иномарках», занимали позиции по штабам и ресторанам,и тем самым дискредитировали ударные отряды, а вместе с ними боевые заслуги их бойцов. Все это вело к тому, что сами такие отряды пополнялись все чаще людьми без особо твердых принципов и способностей,а и просто всяким отпетим сбродом,худшым неприятеля. Боевое товарищество тут подрывалось, а военное искусство заменялось пропагандистской и штабной шумихой.. И тут я хотел бы напомнить ,в надежде, что меня правильно поймут, когда я пишу о добровольности. То, что она без сомнения хороша, но только в тех случаях, когда дело касается тех, кто уже сам хочет воевать, и потому ему через-чур свободу ограничивать не нужно, но при этом,приказы выполнять он обязан и тут принуждение, естественно обязательно. Просто-напросто надо поощрять стремление к знаниям и мастерству и наказывать глупость и самонадеянность. Это, кстати, достижимо и лучшим снабжением и большей заботой об отдельных бойцах и целых отрядах. Большое внимание следует уделять и личности командира. В этой войне многие сначала успешные командиры ударных отрядов начинали болеть «звездной» болезнью, что было характерно для местной среды,и в суете за деньгами и славой было уже не до войны. Воинская честь является, по моему убеждению, самым необходимым качеством воина и надо признать, что во всех сербских войсках это было одним из наиуязвимых мест. Почему это произошло – вопрос иной,но упоминая добровольность, надо заметить что она без воинского кодекса чести невозможна. Такой кодекс должен существовать не на официальном уровне с четкими правами и обязанностями всех воинов, за его нарушение следует наказывать стороже, нежели за обычные дисциплинарные и даже уголовные нарушения. Это относится на все войска. Именно это возможно один из наиважнейших опытов югославской войны, показавшей, что чрезмерное попустительство рождает общую катастрофу как государства, так и общества. Ведь что произошло в сербском обществе с началом войны. Сначала воевать пошли те, кто сам посчитал это своим долгом, затем пошли воевать те, которым об этом долге сообщили в государстве,затем те, кому некуда было деваться,и лишь потом государство стало хватать тех, кто старался избежать этого долга, но не облагал должными политическими или материальными возможностями. Таким образом, во время войны сербское общество теряло несоизмеримо больший процент лучшей части народа и, хотя конечно, в этой войне среди множества смертей гибли и правые и виноватые, и хорошие и плохие, но не затрагивая довольно сложные морально-нравственные нормы, следует указать однозначно, что подобный ход событий вел к неуклонному снижению боевой мощи войска,а тем самым и государства. Сербские победы в силу этого нередко оказывались «пирровыми», ибо оставалось не так уж много тех, кто ими мог воспользоваться, не столько даже из-за смертей и ранений, сколько из-за падения в людях боевого духа. Ударные отряды в таких условиях использовались как «расходный» материал, дабы как-то дотянуть войну до конца, и тут понятно, было не до военных теорий. Так что на одной добровольности войны, особенно широкомасштабной, не выиграть, ибо на одного добровольно идущего в бой может найтись несколько добровольно убегающих из этого боя. Идея заград-отрядов и штрафбатов – отнюдь не социалистическое изобретение, а неотъемлемая часть всей военной истории, эта идея не является чем-то совершенно необходимым, но тогда, когда под вопросом находится само существование государства и народа, но тут уже без таких мер не обойтись. Между тем, такая необходимость – следствие ошибок, а то и преступлений в верхах самой власти, и без перемен наверху никакое насилие внизу сложение не спасет, да и никогда не спасало.
Чрезмерное насилие может народную волю уничтожить, а без нее никакие государственные меры сложения не исправят. Главное в войне – воля к победе, и сербский народ в югославской войне эту волю все же имел, несмотря на всю хаотичность положения в обществе и государстве, он выдержал давление весьма многочисленных неприятелей. Опять-таки здесь следует сделать оговорку о том, что само по себе развитое военное дело еще не является залогом победы, но в то же время невнимание к нему – невнимание к народу вообще, и личностям, в частности. Это, в общем-то, свидетельство примитивных умов и сердец, для которых общее благо –вещь абстрактная. Даже вера в Бога без дала мертва,а тем более писание политических программ без путей их проведения.Война– это большой и тяжелый труд, и его неуважение дорого стоит народам.
– вогнутый диск из высококачественной стали, установленный над зарядом от 5,2 килограммов литого тротила. Этот диск вследствие резкого изменения формы под действием взрывной силы получал скорость в 1500-2000м/сек и пробивал до 50 миллиметров вертикальной литой брони на расстоянии 10 метров, а с расстояния 30 метров – 30 миллиметров, а с расстояния 50 метров –20 миллиметров(принцип-ударное ядро или Miznay-Shardin effecat). Понятно, что это, как и наличие штыря, делало эту мину порою и противопехотной, в особенности при вертикальной установке на высоте одного-полутора метров при либо натяжном действии /или через сам штырь или через проволоку, привязанную к его концу/,либо управляемого действия по проводам дополнительного взрывателя в дне мины. Наконец, как противопехотные мины, применялись и обычные противотанковые мины: ТММ-1,ТМА-1,ТМА-2, ТМА-З,ТМА-4,ТМА-5,ТМА-5А, на верх которых устанавливалась противопехотная нажимная мина. Использовалось для борьбы с пехотой и большое количество импровизированных минновзрывных средств: бетонных мин-растяжек, каменных управляемых фугасов и самодельных осколочных мин, как направленного, так и ненаправленного действия.Что касается взрывных зарядов, то на практике использовались заряды рассованного тратила / в основном тротиловые шашки от 75 и 200 грамм/ и защищенные пластикой тротиловые шашки по 100 и 500 грамм; фунтовые /453 грамма/ заряды от тетритола(смесь тротила и тетрила),а встречались и подрывные заряды/1,2 килограммов тетритола, 1,1 килограммов гексолита, 25 килограммов тротила, а так же ряд зарядов иностранного и ручного изготовления. Наиширокую известность и популярность все же имели пластичные взрывчатки на основе гексогена / М5А1,П-20 и ПЕ-64,ПП-01 и пентрита НП-65/,а так же промышленная пластичная взрывчатка витезит/20,25,30,35,40 и MVP-20/. Они, в силу легкости употребления, плотному налеганию на поверхность водоотпорность и пластичность чаще всего применялись в различных наступательных и диверсантских «акциях».
Что касается способов подрывов, то чаще всего использовался огневой способ с применением огнепроводного шнура, /спорогоречи штании/ и как правило, азидного капсюля-детонатора No8,крепившегося на конце шнура и соединявшегося либо с самим зарядом, либо, если зарядов было несколько, то с детонирующим шнуром, соединявшимся последовательно или параллельно с зарядами, либо через капсюль-детонатор No8/которого в войсках было достаточно, в том числе благодаря его упаковкам для ПМА-1А/,либо узлом этого шнура, устанавливаемого вовнутрь или вокруг снаряда, механический способ подрыва использовался, как правило, с помощью специальных взрывателей, как минно-взрывные ловушки, а электрический способ применялся в основном тогда, когда это позволяли время и обстановка.
Я здесь все это, перечислял, дабы показать сложность и опасность саперного дела в этой войне и нужность саперов в ударных отрядах.Список этот еще не полон, ибо в югославской войне применялось большое количества средств иностранного производства.Опасность от минно-взрывных средств была очень велика, давая очень высокий процент потерь в войсках. В сербских войсках в силу длительной практики работы с такими средствами и появилось со временем немало хороших специалистов, ныне за которых в одиночку стояли, порою по несколько десятков, а то и сот мин за день, а бывало столько же за день и снимавших, правда, по схемам. Сербские взрывники, которых, впрочем по настоящему профессиональных, было не так уж и много, нередко в ходе «акций» решали исход боя, рушив неприятельские укрепления, подходя вплотную к ним. Еще большее значение работа с минно-взрывными средствами имела в обороне, ибо минно-взрывные устройства были часто главной преградой противнику, и тут бывала устраивались минные ловушки из нескольких междоусобно связанных ПРОМов.Большую роль играло взрывное дело в устройстве линии обороны, особенно в городской войне, и думается, очень перспективно развитие боевых систем с жидкостными ВВ, могшими бы быстро закачиваться в нужном месте для устройства укрытия или разрушения объектов.
Что касается механических средств разминирования, то они в югославской войне использовались недостаточно, особенно в ВРС и СВК. Велико было здесь незнание и власть стереотипов. Вопреки таким расхожим стереотипам мне думается, что машины разграждения могли использоваться в горной местности, тем более что проход для наступления почти всегда мог быть выбран на проходящей для работы лужайке или поляне. Неплохо было бы создать легкую гусеничную бронемашину для разминирования минных полей или создать хотя бы тралы для подобных легких бронемашин повышенной проходимости практически не использовались и удлиненные заряды УЗ-3 для проделывания проходов, хотя эта система была на вооружении ЮНА.
По существу, главным методом разминирования был ручной, и тут использовались и легкие скручивающиеся щупы ЮНА и штык-ножи как от карабинов Маузер, так и от югославских «Калашниковых». Но главной проблемой в разминировании было не отсутствие средств, а отсутствие в этом порядка, мины в этой войне ставилась кем угодно и как угодно, нередко без соблюдения необходимых правил, хотя бы по созданию карты минных полей. Это вело к большим потерям в войсках от собственных мин. Конечно, главной причиной была недисциплинированность, но в то же время нельзя не учитывать то, что подразделения саперов, как правило, существовали на уровне бригады, а это естественно не соответствовало нуждам во взводном и ротном звеньях. Думается поэтому саперные подразделения, включавшие бы и взрывников и специалистов по боеприпасам, должны бы находиться во всех ударных отрядах. Что же касается обычных пехотных подразделений, то и они должны иметь в своем составе саперов, хотя бы несколько человек. Но все же главное внимание следует здесь уделять инженерно-строительному делу. При этом необходимо обучать всех бойцов основам минновзрывного дела, по крайней мера в отношении установки и обезвреживании всех видов минновзрывных средств, что не требует так уж много времени. Еще одной областью, на которую при изучения опыта этой войны надо бы обратить внимание, были снайперские действия. Все войска, сражавшиеся в этой войне, были насыщены различными видами снайперских винтовок как югославского, так и иностранного производства, но в ударных отрядах снайперское дело было, естественно, лучше поставлено. Наичаще встречалась полуавтоматическая снайперская винтовка М76, созданная в начале 70-х годов конструктором Божидаром Благоевичем на основе автомата Калашникова под патрон 7,92х57 мм. На эту винтовку устанавливался четырехкратный оптический прицел с подсветкой. Существовала и экспортная модель М 77 под патрон 7,62х51 мм /НАТО/. Сама по себе эта винтовка была неплохая, и интересно что из нее можно было получить короткую очередь, поставив предохранитель на среднее сложение. В боевой обстановке, однако, бойцы, особенно те, кто шел в разведку, не могли положиться на ее десятипатронный магазин и несли ее за плечами, неся в руках автомат.Вероятно, практика вызвала создание фабрикой «Цервена Застава» полуавтоматической снайперской винтовки М 91 под калибр 7,62х54 еще имевшихся советских винтовок Мосина, использовавшихся в 40-60 годы ЮНА как основная снайперская винтовка. М 91 по своей конструкции была практической копией СВД. Единственно, что было плохо, это имея вес 5 килограммов без магазина, она уступала в этом более легкой СВД /3.7 килограммов без магазина/. Наряду с самозарядной М 76 ЮНА имела на вооружении и снайперские винтовки классической конструкции «Маузер», обеспечивавших большую точность ведения огня. Вначале ЮНА в 50-х годах / имела снайперские варианты/с трехкратным оптическим прицелом/ винтовки М48 /М 48 А/ копии немецкого Маузера /калибр 7,92х57/,но затем была произведена снайперская винтовка М69 ,опять-таки на основе уже усовершенствованного Маузера– М 98. Все же для нужд войны в 1992 году была начата разработка новой снайперской винтовки классический конструкции М 93 под все тот же калибр 7,92х57 мм по заказу сил специального назначения. Эта винтовка, вследствие повышения требований по уменьшении силы отдачи, вибрации и нагрева, имела вес 6,5 килограммов со схемным восьмикратным оптическим прицелом. Модели иностранных снайперских винтовок перечислять нет смысла, можно, разве что, заметить частоту появления у противника таких винтовок немецкого производства.Югославская война показала, что сами задачи снайпера часто различаются в зависимости от боевой обстановки. Так, а разведывательно-диверсионных действиях была нужна легкая компактная винтовка с глушителем, значительно снижающим звук, тогда как югославский глушитель М91-2 лишь рассеивал звук и скрывал пламя. В подобных действиях вполне бы подходила винтовка с дальностью действия в 400– 500 метров, но с повышенной точностью, надежным глушителем, с оптическим и точным прицелом. Особо важна тут была бы ее надежность при любой погоде и при максимальном загрязнении. Большую эффективность показали винтовка калибров 12,7 миллиметров, и их необходимо было иметь хотя бы в каждой бригаде для плотного покрытия огнем расположения неприятеля, а так же для отдельных диверсий. В то же время в ротах следовало иметь более легкую снайперскую винтовку типа М 91.Стоило бы рассмотреть возможность усовершенствования ручных пулеметов М 71/72 /советский РПК/, бывшие, порою, более популярными, в отличии от автоматов из-за лучшего качества но в остальных отношениях М 71/72,ничем значительно автомат М 70 не превосходил хотя бойцы охотно брали его версии со складывающимся прикладом. Думается, раз уж изобретено подобное оружие, стоит его приспособить к снайперскому огню установкой оптических прицелов и глушителей при удобно/то есть влево или вправо/складывающемся прикладе. Если такое оружие будет даваться хорошим стрелкам им будут поставляться снайперский задачи, то это будет более эффективно в отличие от многочисленных в прошлой войне снайперов, немало из которых толком и не знало как и куда вести огонь.
Вообще все стрелковое дело, по моему мнению, должно находиться од особым контролем командования и иметь свою службу на уровне бригады с обязательными проверками знаний военнослужащих, их обучением и техобслуживанием оружия. Снайперы же должны получать отдельные задачи, действуя или с помощником, или по тройкам, состоящих либо из одних снайперов, либо из снайпера, пулеметчика и автоматчика ,для участия в прорывах неприятельской обороны, что и было нередко практикой этой войны.
Должен вестись отбор хороших снайперов и они в своем большинстве должны состоять в ударных отрядах.
Я не случайно постоянно упоминаю об ударных отрядах, ибо они в югославской войне, несмотря на свою малочисленность, решали исход операции бригад и корпусов. После этого задаешься вопросам, каковы бы были итоги сербских действий, если бы сербские войска, как здесь и предлагается были бы созданы а основе этих ударных оглядев. Я лично считаю, что тогда бы сербские войска сразу не могли получить хороший командный кадр из таких отрядов. Для этого их следовало бы сделать и школой, через которую обязан был бы пройти любой кандидат в командиры звена от взвода и выше. И уже не тратились бы зря средства на обучение тех,кто в бою пугался, а после боя искал «объективные» оправдания. Чтобы командовать, надо научиться подчиняться, и это очевидная истина, но надо учесть, что это подчинение должно относиться на выполнение боевых задач.Может технические виды имеют особые требования к командиру, хотя опять-таки умение командовать в боевой обстановке обязательно для командира любого рода войск, но и те, кто командует пехотными частями и подразделениями, а тем самым и остальными родами вооруженных сил, должен иметь боевой опыт, службы в ударном отряде.
Ничего лучше ударных отрядов, как школы командиров, тут не найти, ибо здесь действует сама общая психология отряда, собранного из уже более-менее опытных бойцов. Само понятие такого отряда, как боевого братства, не нова и имеет тысячелетний опыт. То, что ныне от такого опыта отказались, хотя в силах специального назначения некоторых стран в какой-то мере это еще сохранилось, является не следствием «научного прогресса», а наоборот, идеологического догматизма, не терпевшего подобный рыцарский «дух» в «прогрессивных обществах». Результат очевиден – катастрофическое падение духа и морали в войсках, при все ухудшающемся качестве командного кадра, в особенности в верхних эшелонах армии «наипрогрессивных» стран, а Югославия ведь на пути такого прогресса выбилась далеко. Кстати, США тоже шли по такому пути, но все же американская армия располагает несколько большими техническими и финансовыми возможностями, чем Югославия. Падение боевого духа в войсках ведет к падению уровня командования в боевых действиях тем более, что бюрократизация армии проводилась неуклонно, несмотря на отдельные паузы, вызванные самими войнами. Это очевидный факт и на Западе подмеченный выдающимися западными военными теоретиками Мартинем ван Кревельдом(Command in War, Harvard University Press 1985 перевод на сербско-хорватский Войноиздавачки и новински центр Београд 1992 год) и Ричардом Симпкиным (Race to the swift – ELS Consultant Linguists Ltd – перевод на сербско-хорватский Войноиздавачки и новински центр Белград 1991),связавшие рост успешности в командовании с уменьшением перегаточных звеньев в нем при увеличении инициативы низовых командиров. Книги этих теоретиков покрывались между тем пылью в книжных магазинов Югославии, а боевая практика ударных отрядов, во многом соответствующая идеям этих теоретиков, объявлялась либо партизанщиной, либо дилетантством. Правда, именно эти дилетанты /партизаны/ и несли три года главную тяжесть любых наступательных, да и многие оборонительных операций сербских войск, это не значит, что остальные войска не воевали, но именно ударные отряды и давали сербским войскам хоть какую-то маневренность. То же, что в их действиях было действительно много дилетантства /партизанщины/– следствие их неопределенного положения и неудовлетворительных организации и отбора.По сути, теория не соответствовала практике, потому что она не исходила из этой практики.Возвращаясь к теме того, как следовало бы использовать уже имевшуюся практику, следует привести положения военных теорий Симпкина. Я не собираюсь их пересказывать, ибо это заняло бы много места, да и лучше их изучать по оригиналу. Главное, что очевидно сходство боевой практики югославской войны и его теории. Симпкин, анализирую главным образом советскую и германскую военные теории, вывел несколько весьма интересных положений различного характера. В данном случае следует коснуться, его заключений о методе «молота и наковальни», то есть о прорыве ударных отборных сил в неприятельскую оборону при опоре на остальные войска, связывающие бы противника.По Симпкину очень важно правильное пропорциональное соотношение войск между группой «молота», прорывающего неприятельскую оборону, и группы «наковальни» его войска связывающей. Не раз на показываемых им примерах случалось что либо молот получал слишком мало войск и тогда выдыхался сразу после прорыва, либо слаба была «наковальня» а тогда «молот», оторвавшись от нее, лишался опоры. При этом большую роль играл темп наступления /для упоминавшихся Симпкиным примеров корпусного армейского уровня, это были дни/,дабы, выйдя на наиоптимальную глубину, нанести удар по наиважным целям неприятеля. В подобных прорывах Симпкин большую роль отводил как оснащению легкобронированными машинами передовых отрядов, так и парашютным вертолетным десантам. Характерно, что, хотя в послевоенном СССР, по признанию Симпкина раньше начал развиваться метод операции «молот и наковальня» применен он был как раз западными армиями в операции 1991 года «Буря в пустыне» /Ирак/. У Симпкина предусматривалось чтобы «молот» выйдя на достигнутый рубеж, становился новой «наковальней» для нового «молота».В этом можно увидеть определенное соответствие, упомянутое мною выше в этой же главе, теории двухволновой пехотной атаки. Не важно, что эта теория относилась к батальонному звену, а теория Симпкина – к корпусному. Война – есть одно целое, и действие корпусов лишь развивают действие батальонов. Основой для разработки тактики лехотных действий должны послужить действия ударных отрядов по прорыву неприятельских позиций,в особености в ходе вылазок,а так же разведывательно-диверсионные действия этих же отрядов.Римская армия выигрывала сражения выученными до автоматизма тактическими приемами и то на уровне манипул и когорт,так как легионы в полном составе редко употреблялись.Ныне надо идти этим же путем дабы бойцы ударных отрядов по сигналам как связи так и руками могли автоматически выстраивать боевые порядки как при нападение так и при обороне,а в том числе не забывая об обманных маневрах,завлекая противника в ловушку,а при необходимости и умело скрываясь от превосходящих сил противника.В нынешнее время господства авиации и артилерии отказ от отступления –самоубийство.По сути основа пехотных действий это движение колонной ради достижения наибольшей скрытности(а и преодоления минных полей) и движение цепью ради достижения предельной огневой мощи.Все остальные приемы должны представлять собою комбинацию данных движений,как например взятие противника в клещи или при разветывание боевых порядков в одну линию,прорыв в одном месте колоной бойцов следующих по одному или по два движущихся за бронемашинами или ползущих за складками местности.
Потому-то я и упомянул о соответствии практики Симпкина, ибо прорывы ударных отрядов соответствовали Симпкинову «молоту», только вот теоретической основы под собой они не имели и потому приносили ограниченные результаты в своих действиях, как раз благодаря неполадкам в командовании. В связи с этим можно указать на еще одно соответствие нужности практиковавшегося в этой войне(опять-таки, как правило, в ударных отрядах)нахождения командира в первых рядах и теорией Мартина ван Кревельда, показавшего на опыте многих войн необходимость наикороткой и наипростой связи командира с фронтом с наименьшим количеством передаточных звеньев и вышестоящих контролеров. Так что, военная теория необходима в военном деле, только вот надо знать как и кому ее надо передавать. Я думаю, что командиры ударных отрядов поняли бы и Симпкина и ван Кревельда, если бы мысли этих авторов были доведены до них в доступной и сжатой форме, возможно и под принуждением.При отсутствии же такого принуждения интересы спонсоров, партий или, наконец, своего узкого окружения вели к разложению отрядов. Тогда из этих отрядов хорошие бойцы уходили, зато в списке появлялись различные «нужные» люди с «нужными» связями.Такие лоботрясы в новой форме, с пистолетами за поясом и на «иномарках», занимали позиции по штабам и ресторанам,и тем самым дискредитировали ударные отряды, а вместе с ними боевые заслуги их бойцов. Все это вело к тому, что сами такие отряды пополнялись все чаще людьми без особо твердых принципов и способностей,а и просто всяким отпетим сбродом,худшым неприятеля. Боевое товарищество тут подрывалось, а военное искусство заменялось пропагандистской и штабной шумихой.. И тут я хотел бы напомнить ,в надежде, что меня правильно поймут, когда я пишу о добровольности. То, что она без сомнения хороша, но только в тех случаях, когда дело касается тех, кто уже сам хочет воевать, и потому ему через-чур свободу ограничивать не нужно, но при этом,приказы выполнять он обязан и тут принуждение, естественно обязательно. Просто-напросто надо поощрять стремление к знаниям и мастерству и наказывать глупость и самонадеянность. Это, кстати, достижимо и лучшим снабжением и большей заботой об отдельных бойцах и целых отрядах. Большое внимание следует уделять и личности командира. В этой войне многие сначала успешные командиры ударных отрядов начинали болеть «звездной» болезнью, что было характерно для местной среды,и в суете за деньгами и славой было уже не до войны. Воинская честь является, по моему убеждению, самым необходимым качеством воина и надо признать, что во всех сербских войсках это было одним из наиуязвимых мест. Почему это произошло – вопрос иной,но упоминая добровольность, надо заметить что она без воинского кодекса чести невозможна. Такой кодекс должен существовать не на официальном уровне с четкими правами и обязанностями всех воинов, за его нарушение следует наказывать стороже, нежели за обычные дисциплинарные и даже уголовные нарушения. Это относится на все войска. Именно это возможно один из наиважнейших опытов югославской войны, показавшей, что чрезмерное попустительство рождает общую катастрофу как государства, так и общества. Ведь что произошло в сербском обществе с началом войны. Сначала воевать пошли те, кто сам посчитал это своим долгом, затем пошли воевать те, которым об этом долге сообщили в государстве,затем те, кому некуда было деваться,и лишь потом государство стало хватать тех, кто старался избежать этого долга, но не облагал должными политическими или материальными возможностями. Таким образом, во время войны сербское общество теряло несоизмеримо больший процент лучшей части народа и, хотя конечно, в этой войне среди множества смертей гибли и правые и виноватые, и хорошие и плохие, но не затрагивая довольно сложные морально-нравственные нормы, следует указать однозначно, что подобный ход событий вел к неуклонному снижению боевой мощи войска,а тем самым и государства. Сербские победы в силу этого нередко оказывались «пирровыми», ибо оставалось не так уж много тех, кто ими мог воспользоваться, не столько даже из-за смертей и ранений, сколько из-за падения в людях боевого духа. Ударные отряды в таких условиях использовались как «расходный» материал, дабы как-то дотянуть войну до конца, и тут понятно, было не до военных теорий. Так что на одной добровольности войны, особенно широкомасштабной, не выиграть, ибо на одного добровольно идущего в бой может найтись несколько добровольно убегающих из этого боя. Идея заград-отрядов и штрафбатов – отнюдь не социалистическое изобретение, а неотъемлемая часть всей военной истории, эта идея не является чем-то совершенно необходимым, но тогда, когда под вопросом находится само существование государства и народа, но тут уже без таких мер не обойтись. Между тем, такая необходимость – следствие ошибок, а то и преступлений в верхах самой власти, и без перемен наверху никакое насилие внизу сложение не спасет, да и никогда не спасало.
Чрезмерное насилие может народную волю уничтожить, а без нее никакие государственные меры сложения не исправят. Главное в войне – воля к победе, и сербский народ в югославской войне эту волю все же имел, несмотря на всю хаотичность положения в обществе и государстве, он выдержал давление весьма многочисленных неприятелей. Опять-таки здесь следует сделать оговорку о том, что само по себе развитое военное дело еще не является залогом победы, но в то же время невнимание к нему – невнимание к народу вообще, и личностям, в частности. Это, в общем-то, свидетельство примитивных умов и сердец, для которых общее благо –вещь абстрактная. Даже вера в Бога без дала мертва,а тем более писание политических программ без путей их проведения.Война– это большой и тяжелый труд, и его неуважение дорого стоит народам.