По мнению многих югославских артиллерийских офицеров, пехота не использовала все эффекты артогня, хотя, конечно, видение боевой обстановки у пехоты и у артиллерии значительно различалось, а там, где последняя теряла боеприпасы, первая – людей. Артиллерия так же ведь очень часто подводила пехоту из-за растягивания огневой подготовки по времени при недостаточной точности. Между тем, нет ничего нового в том, что артиллерии следовало действовать очень быстро, но очень точно, за полчаса-час подавив сопротивление противника на переднем крае его обороны, перенося огонь на его вторую линию обороны и ведя контрбатарейную борьбу. В то же время нельзя, как это было в этой войне, ожидать от артиллерии всемогущества и давать только ей задачи непосредственной огневой поддержки пехоты и танков, тогда как средства этой поддержки в батальонах и ротах толком не использовались. Само использование этих средств велось, в основном, без соблюдения элементарных правил и координации с артиллерией. Оказалось же, что эти средства могут постигать большие эффекты при огне по переднему краю противника, что требует, артилерийскую службу на уровне батальонов, могущую бы обеспечить соблюдение правил их использования и одновременно включение их огневого действия в единый план огневой поддержки.
   В этой войне противотанковые пушки успешно использовались, особенно в городе, для уничтожения укреплений, и показалось, что старые 76-миллиметровые пушки М 42 были более популярными в пехоте, чем ПТРК, чье использование для таких целей часто было не только неэффективно, но и нерентабельно.
   Однако, самыми популярными в пехоте были все-таки минометы.
   Так как обученных расчетов не хватало, то была организована срочная переподготовка, и минбатареи, в которых до 90% людей с минометами знакомы не были, за несколько дней становилась боеспособными. Конечно, несколько дней – срок далеко недостаточный, но другого выхода не было. Еще одним популярным средством огневой поддержки стали зенитные установки, прежде всего самоходные «Праги» (М 53) и БОВ-3(М55) Первые ЗСУ были чехословацкой разработки и имели две спаренные 30 миллиметровые автоматические пушки, установленные на двухосном бронеавтомобиле, тогда как последние имели три 20 миллиметровые автоматические пушки тоже на двухосной колесной основе, но в данном случае использовалась база советской БРДМ. Так как последние были куда более маневренны и компактны, то их чаще включали в штурмовые отряды для ближней борьбы, тогда как «Праги» больше использовались для обороны и для действий с больших дистанций. Эти средства показали свою большую эффективность при действии по пехоте, а также по легкобронированным и небронированным целям и по укрытиям, прежде всего земляным брустверам и дзотам.
   В то же время подобное использование зенитной артиллерии было мерой вынужденной и далеко не оптимальной из-за уязвимости этих ЗСУ противотанковым средствам, прежде всего от ПТРК, что пытались возместить размещением ЗСУ несколько сзади наступающих или за первой линией обороны, по возможности на возвышениях, употребляя в таких случаях различные типы укрытий, в том числе и арматурные каркасы для защиты от ПТУРСов. Это однако вступало в определенное противоречие с возможностями ЗСУ по широкому и быстрому подавлению большого количества слабо защищенных целей, которые, естественно, появлялись в основном вблизи боевых порядков первой линии. Все это было результатом недостатков бронетехники ЮНА, характерных, впрочем, для всех современных армий. В ее развитие главное внимание было уделено танкам.
   Так, югославский танк М-84 по своим характеристикам был вполне сопоставим с современными танками третьего поколения (как западного производства М-1 Abrams, Leopard-2, AMX-40, так и советского Т-80). М-84 был создан на основе Т-72, чью лицензию закупила Югославия, но в отличие от Т-72 он был оснащен более современной СУО, новым двигателем и была улучшена ходовая часть. В Ираке этот танк себя довольно хорошо показал. ЮНА до войны имела этих танков где-то около четырех сотен, но с началом войны их производство остановилось, так как сборка велась на фабрике в Славонском Броде (Хорватия). В то же время далеко не все танковые подразделения ЮНА были оснащены М-84, появившимися первый раз на военном параде в 1985 году. Имелось около сотни советских танков Т-72, столько же ПТ-76, полсотни американских М-47. Много было старых советских танков Т-55 (до тысячи), впрочем, обладавших вполне удовлетворительными характеристиками для этой войны (в которой использовались даже танки времен Второй Мировой войны Т-34-85 и М-4 «Sherman»). Но проблема была не в танках и не в отсутствии достаточного количества ПТРК, в особенности самоходных в ЮНА. Главной проблемой была незащищенность пехоты, в своем большинстве не имевшей вообще никакой бронезащиты. Помимо двух сотен устаревших гусеничных М-60 собственного производства, ЮНА имела на вооружении БМП М-80 (семь-восемь сотен) также собственного производства, но их было недостаточно, да и характеристики ее оказались неудовлетворительными. Сама концепция М-80, ставившая на первое место подвижность, затем огневую мощь, и лишь затем защиту, была противоестественна. БМП предназначена не для самостоятельных действий, а для поддержки танков и, следовательно, ей не было смысла иметь лучшую подвижность, чем у танков, так же, как и амфибийные свойства.Такая машина была бы нужна в разведке и в боевом охранении, но никак не при проведении атак. Четырнадцатитонная М-80 не могла обеспечить пехоте необходимую бронезащиту, и пехотинцы, даже имея ее, что было, как я уже упоминал, не часто, предпочитали действовать в пешем порядке, в особенности, действуя в городе и в горах. Эта же БМП использовалась больше для огневой поддержки, а броневую защиту обеспечивала, в основном от стрелкового огня. Тяжело было требовать от пехоты иного, когда лобовая бронезащита БМП М-80 даже по официальным данным, не выдерживала огня 20 миллиметровых снарядов, а боковая защита не выдерживала огня 7,9 миллиметровых пулеметов М-53 на расстояниях меньших 100 метров в теории, (а на практике это относилось и на 7,62 миллиметровые пулеметы М-84 и советские ручные пулеметы Калашникова).
   Спрашивается, какой смысл было называть М-80 БМП, когда практически никаких боевых действий в атаке пехота с ней без большого риска для себя выполнять не могла, тем более против неприятеля, оснащенного современными ПТ средствами. М-80 была все тем же бронетранспортером, чья оснащенность 20 миллиметровой пушкой и ПТРК «Фагот», должна была лишь в теории изменить тактику боя, но на практике это, понятно, не произошло. А ведь М-80 многим по своим характеристикам была схожа советским БМП-1 и БМП-2, французской БМП АМХ-10П, американскому БТР М 113А1 (являвшемуся по сути БМП). Новая версия М80-М80АК, с учетом боевого опыта, оснащенная лучшей бронезащитой, более мощным двигателем и 30 миллиметровой пушкой, могла сравниться не только с вышеупомянутыми машинами, но и в некоторых отношениях с куда лучше защищенными американскими М2 Bradly (М3 – обозначение для БРМ), немецкими Marder, британскими MCV-80 Warrior. Однако имея в 1,5-2 раза больший вес от М-80, М-80АК все равно не давала бы нужную пехоте бронезащиту, особенно в условиях современного боя с массовым применением не только ПТ–средств, но и кассетных боеприпасов. Дело, таким образом, не в качестве М-80, а в концепции ее создателей, точнее заказчиков. Конструкторы М-80 АК попытались вытянуть максимум из этой концепции, но, естественно, это не меняло общей ситуации. Подобная концепция наилучшим образом представлена на советской БМП-3, вооруженной 100 миллиметровой и 30 миллиметровой пушками, ПТРК, оснащенной броней, дающей защиту от 20-30 миллиметровых снарядов и имеющей высокие маневренные, в том числе амфибийные свойства. Без сомнения, в югославской войне такая БМП была бы незаменима, но прежде всего самостоятельно обеспечивая действия хорошо подготовленных ударных пехотных подразделений в условиях горной и городской войны и при захвате плацдармов. Нужна была такая БМП и в разведке, да и как основа для иных вариантов боемашин. Так, М-80АК служила основой для разработок М-80АЛТ (самоходный ПТРК). М-80АСПА (30 миллиметровая ЗСУ), М-80АСН (санитарная машина), М-80АКВ (командно-штабная машина батальона) и М-80АКЧ (КШМ роты). Подобные машины, без сомнения, нужны, и следовало бы пополнить это семейство бронетранспортерами и самоходными минометами купольной установки типа советской НОНА, а также разведывательным вариантом с РЛС и приборами связи, и легким танком. Однако эти машины должны обеспечивать действия такой БМП, которой должны быть оснащены пехотные подразделения, предназначенные для самостоятельных действий без поддержки танков в маневренных действиях на труднопроходимой местности и при проведении десантов. Как мне видится, они должны играть роль легких бронетанковых сил, которым следует иметь на вооружении и легкую колесную технику.
   Необходимость подобных сил основывается на всем опыте югославской войны, как и боевых действий на Косово, да и иностранного опыта развития легких вооруженных пушками калибра 76-105 мм бронемашин (гусеничные: американские – Stingray, AGM XM-8, Sheridan (оснащенный короткоствольной пушкой калибра 152 мм), французский легкий танк АМХ-13, британские легкие танки Scorpion и Storm, австрийский легкий танк Kurassier; колесные американо-канадская LAV-600, французская AMX-10 RC, итальянская Centauro, швейцарская Pirana, южноафриканская Rooikat) которые хорошо себя показали во многих вооруженных конфликтах. Довольно перспективно и развитие БМД-3 в России, которая обеспечивает огневую мощь и маневренность десанту. Эти же цели преследуются и в Германии в развитии гусеничных бронемашин типа «Visel-1», предназначенных для огневой поддержки десанта. Перспективность легких бронемашин, в том числе БМП, не вызывает сомнения, как и развитие немецкой колесной бронемашины EFX и французской колесной бронемашины Vextra, в том числе в вариантах БМП и легких танков. Важную роль сыграл и БТР-80 в последних вооруженных конфликтах на территории бывшего СССР, чьи возможности увеличились в варианте БТР-80А с 30-ти миллиметровой пушкой 2А72.
   В югославской войне недостаток колесной техники не мог компенсироваться БМП М-80, а югославский вариант советской БРДМ-2, в том числе его полицейский транспортный вариант ВПБ-86(около 200), а также устаревших колесных БТР-50 советского производства(около 200) показался непрактичным из-за слабости вооружения и брони. Ощущался в это войне и недостаток легких колесных бронемашин повышенной проходимости типа американских Hummer М-998 и М-1037, в которых легкая бронезащита обеспечивала бы защиту пехоте в операциях по боевому охранению конвоев и казарм в первый период войны, как и ведение разведывательных действий и борьбы с диверсионными группами в течении всей войны.
   Однако ведь нельзя соединить несоединимое, и поэтому, создавая семейство легких бронемашин на базе той же М-80АК, следовало бы создать и настоящую БМП для защиты пехоты в танковых порядках. В этом, без сомнения, правильнее концепция НАТО, в которой первое место ставится защита. Ведь само создание БМП было вызвано не необходимостью увеличить огневую мощь бронетанковых войск (в этом случае просто бы увеличили бы число танков), а улучшить защищенность пехоты. Пехотные же БМП нужны не для «архаичных» атак цепями за танками – это такая же бессмыслица ныне, как и атаки польской кавалерии на немецкие танки во Второй Мировой войне – но для переброски ее до тех рубежей, за которыми начинается труднопроходимая и опасная для танков местность. Защищенность поэтому наиважное дело, и Германия, развивая свою БМП «Marder-2», увеличила ее вес до 42 тонн при вооружении 50 миллиметровой пушкой. Однако такое развитие все равно не уравняло защищенность танка и БМП, к тому же дело это довольно дорогостоящее. Неважно ведь, насколько современных будут образцы боевой техники у, допустим, российской армии, важно насколько будет отвечать условиям современного боя общее состояние ее парка бронемашин. Ведь что толку в сотне-другой БМП-3, когда парк остальных БМП составляют модели БМП-2 и БМП-1. Поэтому весьма важна скорость перевооружения новой техникой. Поучителен тут опыт Израиля, где захваченные у арабов советские танки Т-54 и Т-55, переоборудовались в бронетранспортер «Ashzarit», вооруженный четырьмя 7,62 миллиметровыми пулеметами, но обеспечивший нужную защиту пехоте. Израильская армия, надо заметить, находится на правильном пути, и даже ее танки «Merkava» в силу переднего расположения мотора, обеспечивают укрытие пехоте в своих задних отсеках, в которых перевозятся боеприпасы, что опять-таки безопаснее для транспортировки и облегчает пополнение ими в бою.
   Ценность подобных, казалось, не особо значительных деталей понятно лишь тому, кто сам воевал с автоматом в руках и знает насколько, неприятно оказаться без защиты на открытом пространстве. Что касается пехотных действий, то ни в югославской, ни в любой другой современной войне пехота цепями за танками и БМП не наступает, по крайней мере на хорошо вооруженного противника. Современные средства ПТ-борьбы, которые пехота, якобы, и должна подавлять огнем с ходу, в основном находятся под защитой брони или укрытий, а пехотный огонь и не может быть прицельным, так как стрелки должны ведь еще и бежать! Спрашивается, как же можно сочетать скорость танков и БМП в бою (минимум 20-30 км/ч) со скоростью тяжело нагруженных солдат, вряд ли могущих превысить скорость 5-6 км/ч? Это уже не раз указывалось в прессе. Так например, майор Баранов в статье «О способах атак» (Военный вестник, 1991 год,No 3) писал, что пехота должна идти в атаку под укрытием брони. Ныне и в России создана на базе танка Т-55 новая бронемашина, по всем характеристикам являющаяся БМП, (БТР-Т), вооруженная 30 миллиметровой пушкой и ПТРК «Конкурс», единственным замечанием к которой является недостаточное число десанта (5) при трех членах экипажа.
   Таким образом, главным требованием, предъявляемым к БМП, является бронезащита, даже возможно лучшая, чем у танка, и не случайно, что в американской армии прорабатывается вопрос о создании новой БМП на танковой базе взамен не особо удачной БМП М-2 «Bradly». В конце концов, не стоит ведь забывать о минной опасности, а противопехотные осколочные мины, в особенности прыгающие, надолго останавливали или просто сламывали атаки в югославской войне. Что тогда говорить о новых кассетных минах, оснащенных разнообразными сенсорами.
   Еще один важный вопрос – это вооружение БМП. Не зря в боевых действиях и в Хорватии, и в Боснии и Герцеговине столь большое внимание получили 20-30 миллиметровые автоматические пушки, ибо они куда более эффективны, чем танковые пушки, вели борьбу с неприятельской живой силой. Недостатки вооружения современных БМП очевидны, ибо одна тридцатимиллиметровая пушка М 80АК не могла сравниться с двумя 30 миллиметровыми пушками «Праги». Мне представляется необходимым наличие двуствольной З0 миллиметровой установки устанавливаемой на некоторых БМП с двумя 7,62 миллиметровыми пулеметами и с АГС и пулеметами на других. Такое вооружение возместило бы многократно огонь стрелкового оружия в обороне, а тем более в атаке, вследствие его стабилизация по уровням, а БМП смогли бы играть и роль ЗСУ в борьбе с неприятельскими вертолетами и авиацией, при условии единого управления всеми действиями ПВО батальона.
   Интересно здесь решение словацкого танка Т-72М-2 «Moderna», оснащенного двумя 20 миллиметровыми пушками по краям купола, хотя это большая перегруженность вооружением. Что же касается ПТРК БМП, то они редко играли большую роль, в наступлениях, а в обороне переносные ПТРК ничем не уступали ПТРК БМП на равнинной местности, а в городских и горных условиях превосходили их.
   Куда эффективнее ПТУРсы использовались операторами самоходных ПТРК, предназначенных для борьбы с танками, и тут действительно было бы весьма интересно изучить опыт некоторых фирм по созданию телескопических направляющих ПТРК, обеспечивавших бы тем скрытность, что немаловажно, в особенности при организация засад в лесу и городе, да и при обороне из полевых укрытий. Достаточно тут интересен и опыт фирмы «Oerlikon Aerospacе» по созданию комплекса «ADATS», могущего действовать не только по наземным целям, но и по воздушным. Что же касается ПТРК БМП, то тут следует применить легкие ПТРК, могущие сниматься с машин для переноски пехотой, а во многих случаях их следует заменять автоматическими гранатометами.
   ЮНА после опыта боевых действий в Хорватии поторопилась с введением на вооружение автоматического гранатомета АБГ-30 калибра 30 мм (скорострельность 60-70 выст/мин – минимальная и 350-400 выс/мин.максимальная) с дальностью действия 1700 м, общим весом с треногой – 45 кг. Также началось было принятие на вооружение ПТРК «Бумбар» калибра 136 мм, с минимальной дальностью 60 м, а максимальной 6ОО м, общим весом 16 кг, при боевом расчете в два человека. Ракета «Бумбара» имеет тандемную кумулятивную БГ пробивной силой 900 мм брони, созданы и ракеты с осколочно-фугасной БГ, как раз на основе опыта, боевых действий, когда ПТРК употреблялись не столько для борьбы с бронетехникой неприятеля, сколько с его укреплениями. При этом ракета «Бумбара» имеет начальную скорость 20 м/с и может выстреливаться из закрытого пространства, дабы затем ее скорость возросла до 250 м/с. Ракета наводится полуавтоматически с помощью ТВ камеры, а локатор защищен от помех. Сама же ракета может закладывать крутые виражи и обходить острые углы в полете до цели.
   Таким образом югославская армия располагала средствами, чтобы сравнительно быстро создать парк хорошо защищенных БМП, используя танки Т-55, многие из которых позднее попали под сокращение. Однако никаких шагов к этому не принималось все по тем же причинам, по каким так неуспешно использовалась бронетехника в Хорватии 1991-92 годах. Заключались они в догматизме и неспособности большей части высшего командного кадра, руководившего войсками с настолько поразительным примитивизмом, что будь на местах многих высших офицеров простые солдаты, хотя бы с несколькими месяцами боевого опыта, то войска использовались бы куда более рациональнее. Это возможно звучит довольно резко, но уже поразителен сам факт того, что при многократной превосходстве югославские войска получали частые приказы об остановке, неся большие потери, а танки, как и другие бронемашины, расстреливались как на полигоне противником. Бессмысленно ныне замалчивать о том, что уже сыграло свою роль. Весь этот бардак в войсках с факторами многочисленных предательств, дезертирств и просто трусости и глупости шел сверху по пословице «рыба тухнет с головы», и куда лучше было бы поменять голову, чем наращивать рост самой «рыбы».
 
    Операция по взятию Вуковара.Военная организация сербской стороны.Тактика действий в городе.
   Главное и вполне достаточное свидетельство низкого уровня руководства и командования ЮНА – операция по взятию Вуковара. Она хоть и на бумаге закончилась для ЮНА успешно, на деле для всей Югославии обернулась поражением. Вуковар, находясь на границе с Сербией, то есть совершенно неважный для судьбы Хорватии, оттянул на себя главные силы ЮНА на очень важных три месяца. В это время во всем мире началась пропагандистская компания против ЮНА, Югославии и всех сербов. Все это закончилось западным «миротворчеством», уходом ЮНА из Хорватии и последующим в 1995 году разгромом Республики Сербской Краины, созданными за четыре года вооруженными силами Хорватии, на что хорватским вооруженным силам потребовалось всего несколько дней. Вряд ли бы потребовалось ЮНА намного больше времени в 1991 году, чтобы разгромить Хорватию, если бы первая вела маневренную современную войну. Эта война не является чем-то специфическим, а необходимым свойством всякой успешной армии с подготовленным и опытным командным кадром. Не важны здесь чьи-то чины, ордена и дипломы, важны результаты, и если верховное командование не может вести такую маневренную войну, значит, оно не способно командовать этой армией. Всякая война, в сущности, маневренна, если командование желает победы и умеет побеждать. Маневр, конечно, несет риск поражения лично командиру, но такой же риск несет и война позиционная, но уже всему государству. При этом позиционная война, как правило сопряжена с куда большими жертвами для того государства, чья армия ведет такую войну при куда меньших достижениях и, в сущности, такой характер войны – следствие личного неумения одних командиров и недоверия к умению других командиров. Бюрократизация армии, ведущая к ограничению инициативы, нужной быть никогда не может, и именно она ведет к позиционной войне. Чем больше командных звеньев и чем больше их интересы смешиваются, тем меньше порядка в войсках, и любая талантливая инициатива сверху теряется из-за длинных путей в ее осуществлении.
   Ни один великий полководец не загружал подчиненных ему командиров десятками различных циркуляров, приказов, таблиц и прочих бумажных обязательств, а именно этим и вынуждены были заниматься многие югославские офицеры, в особенности начальники служб, что приводило к дилетантскому использованию этих служб командирами, лишенными помощи. Всегда стоит делать различие между командными должностями, в особенности пехотных подразделений, и штабными должностями. Они требуют различных качеств и различных, нередко, людей, а штабисты, в том числе начальники служб, обязаны обладать полнотой технических знаний и быть своеобразными советниками, тогда как принятие и проведение решений зависит от командиров, предельно самостоятельных, но ограниченных, естественно, Уставом и вышестоящими командирами. Эти ограничения должны относиться, прежде всего на количество собственных сил и средств, на содействие с соседями и на конечную цель. Как же до этой цели дойти – дело самих командиров, для которых как раз важны знания не тех или иных технических областей, а опыт командования в боевых условиях. Это, естественно, требует отбора командного кадра на несколько иных основах, чем это делается ныне, так как оказалось, что настоящий боевой опыт в пол-года – год может быть равен пяти годам учения по военным школам. Ни в одной сфере деятельности теоретическая подготовка не может усваиваться без постоянной практики, однако военное дело стало тут исключением и молодой югославский подпоручик, только окончивший военную школу, сразу же ставился на командование взводом, хотя не имел ни опыта самостоятельного участия в боевых действиях. Но главный вопрос, конечно, не в подпоручиках. Это было бы вопросом решаемым, хоть бы и ценой чьих-то жизней. Дело в генералитете, в своей общей массе не готового к новой войне и не имевшего в своем абсолютном большинстве боевого опыта, который приобретается только на войне и который никакая Академия не заменит. Но и это было бы тоже относительно решаемым вопросом, если бы во все поры ЮНА не проникла идеология старой социалистической Югославии, чей вред был уже хотя бы в том, что она бюрократизацию армии возводила в идеологическую догму, тем самым, связывая любую инициативу. Не хотелось бы слишком вникать в идеологические вопросы, но такая идеологичность наносила прямой вред выполнению задач не только в Хорватии, но и во всех боевых действиях, которые велись на территории бывшей Югославии сербской стороной. Так, например, абсурдом было при массовом дезертирстве резервистов отказываться от помощи добровольцев или ставить перед ними разнообразные преграды только потому, что те, в своем большинстве, были в той или иной степени под влиянием сербского национализма. Не касаясь, опять-таки, идейной стороны, все же следует задаться вопросом, какое дело было командованию до личных принципов добровольцев, когда эти люди готовы были воевать, а уж обеспечение порядка на фронте – обязанность любого командования в любой армии. Из десяти тысяч добровольцев прошедших фронт в Восточной Славонии, большая часть себя хорошо показала, понеся при этом пропорционально наибольшие потери из всех категорий военнослужащих. Да и сама политика куда меньше имеет значения в боевых условиях. Неразумно было требовать от военнослужащих соблюдения тех идеологических догм. от которых само общество отказалось, но которые играли роль явно ущербную. Не случайно, что в операции по взятию Вуковара были часты конфликты между добровольцами и верховным командованием, да и разными регулярными формированиями. Не отрицая многочисленных фактов недисциплинированности и неподготовленности добровольцев, все же следует учитывать то, что они и были тем материалом, с которым должны были работать генералы, но которые, в своем большинстве, решили вообще отказаться от него, пусть и ценой больших жертв и меньших достижений. Не только добровольцы, но и резервисты, и срочнослужащие, и профессиональные военнослужащие не раз в ходе Вуковарской операции говорили о предательстве наверху, и, хотя нередко это служило оправданием для чьей-то пассивности, все же в большинстве случаев такие обвинения имели под собой серьезные основания. Приказы на остановку нередко приходили в разгар боя, что естественно вело к потерям и соответственно к росту недоверия к офицерам. В общем-то, было очевидно, что эта война была «срежиссирована». Это важно учесть с сугубо военной оценки, что избавит от многих ошибочных выводов. Это была не просто позиционная война, но и в какой-то мере игра в позиционную войну, потому что, уже посмотрев на карту боевых действий, можно увидеть несоответствие темпов продвижения ЮНА реальной боевой обстановке, даже с учетом всех вышеупомянутых ошибок. В конце концов, после взятия Вуковара осенью 1991 г., когда силы 12-го корпуса ЮНА стали входить в Осиек, тогдашний центр хорватской обороны в Западной и Восточной Славонии, командующий этим корпусом генерал Андрия Биочевич получил от осиечкого жупана (шефа новой хорватской власти в этой области) Бранимира Главаша и градоначальника Осиека Златко Крамарича предложение о сдачи Осиека с просьбой защитить его от действий югославских артиллерии и авиации. Однако лично Велько Кадиевич запретил взятие Осиека приказом командующему 1-ой военной области (армии) генералу Животе Паничу, кстати, сербу, и при том вскоре заменившему генерала Кадиевича на посту командующего ЮНА. Генерал же Панич, недолго думая, приказал арестовать командующего 12 корпусом Андрию Биочевича. Когда того в наручниках отправили в Белград в министерство обороны Югославии, то там его спросили о том, когда, мол, Осиек был сербский? Сменивший Биочевича на должности командующего корпуса генерал Младен Братич поначалу безприкословно исполнял приказы сверху, но когда и он стал прислушиваться ко мнению штабов бригад, то погиб от разрыва минометной мины. Все это говорит само за себя, поэтому удары по войскам ЮНА хорватской артиллерией на основе свежих данных из иных штабов ЮНА, как и хорватская осведомленность обо всех взлетах самолетов ВВС Югославии, не удивляют. Целый штаб 12 корпуса открыто обвинял главнокомандующего Кадиевича в предательстве. В конце концов, все это было характерно не для одной ЮНА, и не только в ней те, кто должны идти под трибунал получают чины и награды, тогда как те, кто должен получать эти чины и награды идут под трибунал. Так что смысла говорить о каком-то оперативном искусстве в этой войне нет, и Вуковар – место главной операции ЮНА в кампании 1991-92 годов с сотнями(официально только ЮНА потеряла здесь убитыми 1180 человек) потерянных человеческих жизней и сотнями уничтоженных единиц техники – явное тому доказательство. Этот город с довоенным населением в 60 тысяч человек брался наиболее бессмысленным способом. Два с половиной месяца по нему летели бомбы, ракеты, снаряды сил ЮНА, разрушая его и убивая не только хорватских бойцов, но и гражданское население, как хорватов, так и сербов (тем более что сербы до войны в Вуковаре составляли 30-40% от общего населения и в своей немалой части не успели выйти из города).