– Не знаю, – ответил Ермаков. – Тогда или после построили новый дом, – Витька ненадолго замолчал, заставив своих собеседников испытать неприятные мгновения волнительного нетерпения. – Жила в нем в последнее время, на самом деле, пожилая женщина. Но! – Витька предупреждающе повысил голос, – Она там не последний жилец.
   – Как? – удивилась Марина. – Я только ее помню…
   – Дом у Петровны купили, причем как-то очень быстро, в несколько дней.
   – Она хотела переехать куда-нибудь к детям? – спросила Яна.
   – Вроде нет, – ответил ей Витька, – мы вообще все удивились, когда о продаже узнали. Кажется, она и не хотела никогда его продавать. Или скрывала…
   – Вот, наверное, новость была! – посмеиваясь, воскликнул Федотов. – Поди-ка, месяц деревня об этом гудела?
   Ермаков промолчал. Потом сказал:
   – Жена извелась вся: кто да кто соседом новым будет. А мне все равно…
   – И дорого дом продали? – спросила Марина. – За сколько его купили?
   – Купили до-орого, – протянул Ермаков. – Так по крайней мере на селе говорят.
   – И куда же ваша соседка делась? – поинтересовалась Милославская.
   – Не знаю. Исчезла, – ответил Витька, выразительно пожав плечами.
   Между собеседниками более чем на минуту установилось молчание. Причем это была полностью немая сцена. Даже не жевал никто, застыв в одном движении. Сам Витька оцепенел, удивившись, наверное, произведенному им впечатлению или только что по-настоящему осознав, что он по-соседски причастен к какой-то тайне.
   Милославская «ожила» первой и со скрипом придвинулась ближе к столу. Ей казалось, что наконец-то удается ухватиться за неуловимую ниточку. Она смотрела на Ермакова, взглядом настойчиво требуя дополнительных объяснений.
   – Не, да вы не пугайтесь, ничего страшного с ней вроде не случилось, – переводя взгляд с одного на другого, сказал Витька. – Она, кажется, письмо кому-то прислала.
   – А кому? – Яна все больше загоралась азартом.
   – Верке Щуровой, вроде, – удивленно протянул Ермаков, – племяннице своей внучатой.
   Гадалка попыталась максимально напрячь память, чтобы прочнее закрепить в ней услышанное. «Верка Щурова», – мысленно повторила она.
   – Там во дворе, – неожиданно заявил Витька, – потом около недели орудовали «крутые». Они дом и разрушили.
   Милославская пододвинула к себе бутылку, наполнила рюмашку, приготовленную для нее Мариной, наполнила ее и разом опустошила. Вслед за ней то же самое сделала Федотова. Саша удивленно переводил взгляд с одной женщины на другую. До него, казалось, позже других дошел смысл сказанного Ермаковым. Он, наморщив нос, вдруг переспросил:
   – Крутые?
   – Крутые, – Витька ответил с интонацией полной уверенности в своих словах. – И мент с ними был. Они перекопали весь двор, дом по бревнам разобрали.
   – Во потеха-то местным была! – Федотов рассмеялся, но смех его звучал неестественно.
   – И давно… Давно это было? – спросила гадалка.
   – Недавно. Недавно исчезли, – Витька будто сам увлекся своим рассказом.
   – А зачем же они дом купили, если собирались его разрушить и бросить? – спросила гадалка.
   – А кто их знает, – Ермаков пожал плечами. – Никто о тех крутых ничего не знает. Все покрыто тайной.
   – К-как… как они выглядели? Вы их видели? – Милославская в упор посмотрела на Витьку.
   – Мне люди такого сорта всегда были неприятны, – сухо отрезал он, – Я их не разглядывал.
   Между собеседниками снова установилось молчание.
   – Ты выпей еще, Витек, – предложил Федотов.
   – Не-не, – Витька рукой отстранил водку. – Мне пора уже. Пойду. Мои там маются теперь…
   Ермаков встал из-за стола.
   – Ну что ты, Витя, – протянула Марина, – посиди еще. Что быстро так?
   – Хм, – ухмыльнувшись, ответил тот, – это у вас, городских, два часа не время. А у нас каждая минута на счету.
   Ермаков направился к двери.
   – Благодарю за угощенье, – остановившись, сказал он и посмотрел на Марину, – все было вкусно. Санек, спасибо за поддержку.
   Саша поднялся.
   – Я отвезу, – сказал он.
   – Ты же выпил! – возразила Марина.
   – Ерунда, – сердито отмахнулся он и пошел к выходу. – Тут полем можно…
   – Магнитолу посмотрим, возьми инструменты, – бросил ему Ермаков, спускаясь по ступенькам.
   – Ага, – скоро пробормотал Федотов и юркнул в соседнюю комнату, откуда вскоре появился с маленьким чемоданчиком инструментов.
   Он скользнул взглядом как-то мимо Марины и быстро исчез.
   – Во дела-а, – протянула она, покачивая головой. – Целый детектив!
   Яна ничего не ответила. Проведя в молчании около пяти минут и не слыша вопросов Марины, она задумчиво и глядя в одну точку проговорила:
   – Пойду отдохну.
   – Иди, – удивленно ответила ей Федотова.
   Марина, которую просто переполняли эмоции и которой хотелось ими поделиться, никак не могла понять, что такое происходит с ее подругой. Милославская словно впала в какой-то транс и была вообще не способна на какое-либо взаимодействие с внешним миром.
   На самом деле гадалка спешила как следует обдумать услышанное. Между ней и Мариной всегда было взаимопонимание, но сейчас она не хотела с подругой ничего обсуждать, ей требовалось побыть в одиночестве. Яна прокручивала все в голове, боясь, что какая-нибудь деталь вдруг ускользнет от нее.
   Получив согласие хозяйки, Милославская медленно побрела в комнату, которая не так давно была для нее отведена Федотовыми.
   Войдя, она упала на кровать, уставилась в потолок и продолжала думать, думать, думать. «Дом у Петровны купили, – думала она, – так-так-так, значит, бывшая хозяйка руин – какая-то Петровна. Ну что ж, это уже кое-что. Дом она продала очень быстро, в несколько дней. Это очень странно. Может быть, и ей тоже грозила опасность?… Возможно, между ней и Ермаковой произошел какой-то конфликт… Возможно, исчезнувшая Петровна даже как-то причастна к преступлению, раз она так скоропостижно оставила деревню незадолго до совершившегося с Евдокией Петровной», – Яна даже немного приподнялась с подушки, но тут же снова уронила на нее голову. Внизу раздался грохот, и мысли гадалки ненадолго прервались.
   Милославская услышала бранную ругань Марины, расстроенной, очевидно, тем, что она разбила что-то ценное. Яна улыбнулась, ибо впервые для себя открыла, что Федотова способна крепко выражаться. Ругалась она как-то неумело, сотворяя гремучую смесь слов высокого стиля с откровенным матом, которая звучала не угрожающе, а смешно. К тому же Яна поймала себя на мысли, что как только Марина успокоится, она по-детски покраснеет до ушей, ибо за собственные слова ей – как пить дать – станет стыдно.
   Установилась тишина, и гадалка снова погрузилась в свои размышления. «Петровна не планировала переезжать и переехала… Это заставляет задуматься. Дом она продавать не собиралась и продала… Хотя… Витька же оговорился, что, возможно, женщина скрывала свое намерение. Кому приятно, когда вся деревня загодя обсуждает твое решение? – Яна села, согнув ноги в коленях и облокотившись на них. – Дом дорого продали… Тут неувязочка получается. Вряд ли дом в этом селе мог стоить дорого. И если бы сама Петровна назначила за него высокую цену, то так скоро на него покупатель нашелся едва ли, если вообще это когда-нибудь могло случиться. Скорее, дело тут в покупателях!» – гадалка поднялась с кровати и продолжила размышления, прохаживаясь из стороны в сторону.
   «Петровна исчезла. А что если она и не исчезала никуда, а ее того, уходили, как и Ермакову? Хотя нет. Что это я? Она же письмо кому-то прислала. Какой-то Верке Щуровой. Племяннице своей внучатой… А это уже один-ноль в мою пользу! Верка – объект досягаемый!» – Милославская даже хлопнула в ладоши. Но тут же она вдруг подумала о покупателях дома Петровны.
   «Какие-то крутые… Хм, крутые… От киллеров, что ли, скрываться в Багаевке собирались? Что им тут могло понадобиться? Зачем они дом разрушили? И главное – мент с ними был. А менту-то чего? Или он так, не по работе? М-да, весьма загадочно все это… Перекопали весь двор, дом по бревнам разобрали… Особняк строить будут? А может, магазин какой? А почему на окраине села? Нерентабельно же! Черт их разберет! А не могла ли Ермакова сунуть свой нос куда не надо и за это поплатиться?… Хотя… не думаю, что эта бабулька была настолько дееспособной, что единственным методом воздействия на нее у крутых оказалось убийство. Федотов говорит, потеха местным была. А я думаю, они до сих пор от шока отходят и предположениями терзаются. Поди-ка и до Щуровой уж добрались с расспросами своими. Но раз по-прежнему ничего не известно, та молчит. Или Петровна намеренно о продаже дома в письме умолчала… О другом говорила…»
   Гадалка закурила и подошла к окну. Глядя в него, вслух заговорила:
   – Почему крутые дом бросили? Деньги кончились? Передумали? Или еще приедут? И кто они вообще такие были? Зря Витька их не разглядывал! Но что я действительно понять не могу – так это связи всей этой ерунды с убийством Ермаковой. А может быть, все же… Да, кажется, такое могло быть… Вдруг и впрямь Ермакова проявила излишнее любопытство или даже пошла на какой-нибудь конфликт с крутыми? Во дела! Нужно обязательно отыскать эту Петровну. Пожалуй, Верка Щурова – моя единственная надежда…
   Милославская скорым шагом направилась к двери и вскоре уже стояла перед Федотовой.
   – Как думаешь, Саша скоро приедет? – спросила она.
   Марина в ответ пожала плечами. Она сидела за столом и держала в руках маленькую чашку чаю, на которую дула, трубочкой вытянув губы.
   – Чай будешь? – спросила она.
   Яна словно не слышала ответа.
   – Через сколько? Через сколько он тут будет? – повторила она.
   – Ну, если только туда и назад, – Федотова задумалась, – то жди с минуты на минуту.
   – А что, есть другой вариант? – испуганно спросила гадалка.
   – И даже не один. Можно, например, посидеть у Ермакова, потрепаться с его женой. Это минут на двадцать максимум, – Федотова говорила неторопливо, прихлебывая горячий чай. – Плюс дорога. А можно с Витькой посиделки продолжить. Это продлится дольше…
   – Черт возьми! – отчаянно воскликнула Милославская, сжав губы.
   – Ты чего? – удивилась Марина, округлив глаза.
   – Мне в Багаевку надо! – с досадой поджав губы, сказала Милославская.
   – Зачем? – Федотова поставила чашку на стол.
   – Давай потом об этом, а? – сморщившись, ответила гадалка.
   Она огляделась, взяла свою сумочку, перекинула ее через плечо и, подмигнув молча созерцавшей ее действия Марине, направилась к выходу.
   Федотова не окликнула ее, хотя ей и не терпелось обо всем как следует расспросить подругу. К тому же и у Марины насчет услышанного были свои соображения, которыми ей смерть как хотелось поделиться с гадалкой. Однако Марина знала, что если уж у Милославской загорится что – ее не остановишь. Без всякой обиды на Яну она дружелюбно махнула ей рукой и стала допивать чай.
   Федотова считала, что Яне проще было дождаться Сашу и, если бы он вернулся в более или менее «жизнеспособном» состоянии, отправляться в Багаевку с ним. А если нет – тогда уж и другие средства передвижения искать. Милославская же, как достаточно опытный детектив, была на этот счет другого мнения. Во-первых, полупьяный Саша в намеченном деле был ей не лучшим помощником, во-вторых, она очень ценила время, отлично зная, что порой минуты решают многое, даже все, порой они предотвращают новое преступление. К тому же сидеть и ждать, когда ее сознание озаряла какая-то новая идея, она просто не могла. Она хорошо себе представляла, что ей снова придется «общаться с населением», чтобы найти эту Щурову, но теперь гадалку это не пугало.

ГЛАВА 17

   – Добрый день, вы Щурова Вера? – деловым тоном спросила Милославская.
   – Я, – заправляя за ухо упавшую на лицо прядь волос ответила рослая девица лет двадцати семи.
   В одной руке она держала половую тряпку, с которой ей на ногу капала вода. Вопросительно, даже испуганно глядя на незнакомку, Щурова поджала мокрую ногу и бросила тряпку в сторону.
   – Можно пройти? – смело спросила Яна, видя, что эту девчонку можно атаковать смелостью. – Мне нужно с вами поговорить.
   – Проходите, пожалуйста, – гостеприимно ответила Вера, пошире открыв дверь и отойдя немного в сторону. – А что такое? Вы насчет обмена старого паспорта? Так я обменяю. У меня просто денег пока нет. Обменяю обязательно, я же участковому сказала. Присядьте вот сюда, – Щурова указала гадалке на старое кресло с потертыми подлокотниками, на котором она торопливо расправила покрывало, а сама как-то не по-хозяйски присела на соседнее.
   – Да нет, Вера, – вздохнув, сказала Яна и накрыла Веркину ладонь своею, – ваш паспорт меня совершенно не интересует. Я по другому поводу.
   – Да? По какому? – Щурова, казалось, испытала огромное облегчение, услышав, что ее беспокоят не по тому поводу, который ее саму очень беспокоил.
   – Понимаете… – тихо и осторожно начала Милославская, решив говорить начистоту. Она сразу увидела в Щуровой человека наивного, доверчивого, искреннего и открытого и поняла, что это может сейчас сыграть ей на руку, – я следователь; веду одно дело, в котором вы мне сейчас очень можете помочь.
   – Это про Ермакову? Я про вас слыхала! – Вера расплылась в улыбке, а потом вдруг перекрестилась, – Царство ей небесное, хорошая бабулька была.
   – Конечно, хорошая, – обрадованно подхватила Милославская и тоже перекрестилась. – Поможете?
   – Помогу, – серьезно ответила Верка и вся как-то вытянулась, по-боевому выпрямив спину. – А что надо?
   – Почему ваша родственница, бывшая соседка Евдокии Петровны, дом свой продала?
   Верка посмотрела на гадалку, округлив глаза.
   – Она ведь его не собиралась продавать, так? – тихо спросила Яна.
   – Не собиралась, – Верка замотала головой.
   – А почему же?
   – Ей деньги хорошие предложили. Намного больше, чем дом ее на самом деле стоит.
   – Дом вообще добротный был?
   – Когда-то добротный. Но в доме ведь мужик нужен, работник. Как в поговорке: «Дом невелик, да сидеть не велит!» А что она, старуха, могла-то? И крышу перекрыть надо было, и забор поправить, и полы перебрать – погнили доски некоторые… Так что не собиралась-то не собиралась, а как деньги хорошие предложили, да о возможностях своих по уходу за домом задумалась, так и согласилась…
   – А других причин для продажи не было? – Милославская прищурилась.
   – Каких других?
   – Ну-у-у… Каких-нибудь. Кто знает… Может, еще что было? Это очень важно.
   – Почему же не было? Были. Как я считаю, в огороде работать как следует она уже не могла. Посадить посадила, да только засохло все. Летом с водой плохо было, так мы ведрами таскали. А она разве много принесет?
   – И все же человек редко так легко по таким причинам расстается с местом, на котором доживает последние, может быть, годы…
   – Да она и не рассталась бы никогда! Просто когда ей деньги огроменные предложили, она все как следует взвесила и согласилась. Деньги ее подкупили.
   – И все же, может быть, были еще какие-то причины? – напирала гадалка.
   – Ну не зна-аю, – задумавшись, протянула Щурова. – Не знаю, – она подняла глаза на гадалку.
   – Подумайте.
   – Нет, не знаю. Мне даже и в голову не приходило, что могло быть что-то еще. Я и не спрашивала. А что, вы считаете…
   – Вы письмо недавно получали?
   – От кого?
   – Ну от Петровны своей! – Яну начинала сердить Веркина недалекость.
   – Получала, – не понимая, к чему клонит гостья, удивленно протянула Щурова.
   – А в письме она ничего такого не сказала, почему дом продала, например?
   – Не-а. Я ей должна двести рублей. Все не отдам никак. Она только затем и написала, чтоб напомнить, а о доме ни-ни.
   – А вы письмо сохранили?
   – Да где-то тут, среди газет, – Верка открыла тумбочку, стоящую рядом с креслами, и из нее с шелестом посыпались газеты, небрежно наваленные друг на друга. – Ну вот, опять! – сердито воскликнула она и стала разгребать газеты, отыскивая, очевидно, письмо. – Ага! Вот.
   Щурова протянула Милославской конверт, неаккуратно вскрытый с одного краю.
   – Прочту?
   – Читайте, – девушка пожала плечами.
   Яна тут же извлекла из него одинарный листок в клетку, исписанный крупным размашистым почерком, и жадно стала читать. Верка тем временем пихала газеты назад в тумбочку. Уже по одному ее невозмутимому виду можно было понять, что вряд ли она в чем-то слукавила насчет содержания письма и всего остального. Милославская, конечно, это поняла, но все же в изучении письма себе не стала отказывать.
   Петровна без всяких свойственных эпистолярному стилю преамбул гневно напоминала своей внучатой племяннице о денежном двухсотрублевом долге, который она, соизмеряя со своей пенсией, считала «значительным», почему и требовала немедленного его возврата. В заключение Веркина родственница жаловалась на одолевающие ее болезни и на дороговизну лекарств, которые она, будто бы только из-за невозвращенных денег, купить была не в силах. О продаже дома в письме, действительно, не было ни слова.
   Яна свернула листок и всунула его назад в конверт.
   – Убедились? – спросила Щурова, присаживаясь опять в кресло.
   – Убедилась, – ответила гадалка и перевернула конверт, внимательно вглядевшись тут же в адрес отправителя.
   – Адресок возьму? – спросила она тут же Верку.
   – Берите.
   Милославская достала свой блокнот и перенесла в него адрес, начертанный на конверте, а внизу отчетливо приписала: Михалева Анастасия Петровна.
   – Ну что ж, благодарю, – сказала после этого Яна.
   – Да за что же? – Верка улыбнулась и немного покраснела.
   – Вы мне немного помогли, прояснили кое-что, – гадалка встала. – Проводите?
   – Провожу.
   Щурова проводила гостью до ворот и, когда та уселась в дожидавшееся ее такси, по-дружески замахала ей рукой.

ГЛАВА 18

   – Кто там? – раздался из-за двери грубоватый женский голос.
   – Откройте, пожалуйста, – вежливо произнесла Милославская.
   – Что вам нужно?
   – Михалева Анастасия Петровна тут проживает?
   – Ту-ут, – в голосе Михалевой почувствовалась осторожность и удивление.
   – Я к вам от вашей племянницы внучатой, Веры Щуровой.
   Послышалось какое-то движение, потом ключ в замочной скважине стал поворачиваться. Вскоре дверь приоткрылась, и на Яну из-за тонкой металлической цепочки, которая не позволяла двери распахнуться более чем на десять сантиметров, на Милославскую устремился изучающий взгляд.
   – Я вам долг привезла, Вера передала двести рублей, – произнесла гадалка заранее заготовленную фразу.
   Михалева убрала цепочку, пошире открыла дверь и кивком пригласила Милославскую войти. Взгляд хозяйки квартиры заметно смягчился. Яна сразу принялась рыться в своей сумочке, откуда вскоре выудила пухлый кошелек.
   – Вы пройдите, пройдите, – сухо и даже строго сказала ей женщина.
   Гадалка быстро скинула туфли, нырнула в тапочки и последовала за хозяйкой, которая, казалось, вовсе не отрывая ног от пола, двигалась впереди нее.
   – Присядьте, – сказала Михалева, указав Яне на высокий деревянный табурет. Та поспешно присела на краешек, поправив маленькую подушечку, положенную на него сверху.
   В комнате был «рабочий» беспорядок. Судя по всему, Анастасия Петровна еще не обустроилась после переезда: в одном углу почти до самого потолка друг на друге стояли коробки, в другом лежал огромный полиэтиленовый мешок, набитый каким-то тряпьем; старый полированный сервант стоял наискосок комнаты; к нему были придвинуты два кресла и журнальный стол на тонких высоких ножках, накрытый газетой. Только три табурета аккуратно стояли в ряд вдоль стены.
   – Вот возьмите, – сказала Милославская, протягивая Михалевой две сотенные, с которыми ей по предварительному замыслу теперь приходилось расстаться.
   – Ох, – вздохнула хозяйка, – наконец-то.
   Она взяла деньги и, аккуратно свернув, сунула их в карман своего халата.
   – Вы Веркина знакомая? – прищурившись, спросила она Милославскую.
   – Угу, – промычала та.
   – Что-то я вас не знаю.
   – А мы на днях только познакомились. Я по работе в Багаевке была.
   – На днях? И она вам деньги, простите, доверила? Как была балбеской, так и осталась! Вы с деревни сейчас?
   – Угу, – снова ответила Яна.
   – Как она там, стоит? – дрогнувшим голосом спросила Михалева.
   – Стоит, – протянула гадалка.
   Немного помолчав, она спросила:
   – Как же вы решили с таким прекрасным местом расстаться?
   – Решила вот, – глаза хозяйки увлажнились.
   – Хорошую цену предложили? – осторожно спросила Милославская.
   – Хорошую, – с грустью протянула Михалева.
   – Интересно, а какой им смысл был покупать ваш дом? Цель-то какая?
   – Откуда я знаю, – огрызнулась Анастасия Петровна. – Не расспрашивала. Да и не сказали бы, если б спросила. Не больно-то они с нашим человеком разговаривают…
   – Вы раньше не знали этих покупателей?
   – Не знала.
   – А про соседку вашу, извините, слышали?
   – Слышала. Верка телеграмму прислала, – у Михалевой выступили слезы, которые она тут же утерла, крепко прижав пальцы к глазам.
   – Простите, а она в конфликт с покупателями вашими не вступала случайно? Может, интересовалась очень, зачем им ваш дом…
   – При мне – нет.
   – А вообще могла?
   – Евдокия любопытством никогда не страдала и вообще была очень осторожной: моя хата с краю, ничего не знаю… С такими связываться точно бы не стала. А чего вы все расспрашиваете-то? – хозяйка пристально посмотрела на гадалку, ища ответа на свой вопрос.
   – Да так, интересно просто, – ответила Милославская. – Значит, не конфликтовала?
   – Нет. Да и они бы со старухой разговаривать не стали.
   – Понятно. Ладно, пойду я, – Яна встала.
   – Спасибо, что деньги передали, думала не дождусь, – Михалева повела гостью к выходу. – У меня ноги отнимаются, а натирание такое дорогое, такое дорогое…
   – До свидания.
   – До свидания, – дверь за гадалкой закрылась, но она до тех пор, пока не пришел лифт, слышала за ней жалобы Анастасии Петровны.
   Яна вышла из подъезда и остановилась, задумавшись. Ничто в этот момент ее не радовало. Она подняла глаза к небу, словно ища у него помощи. Солнце заслонили серо-перламутровые, неизвестно откуда взявшиеся вдруг тучки, и Милославская долго простояла так, глядя куда-то ввысь.
   Ответа на свой вопрос она не находила. Петровна, на которую она так надеялась, ничем не порадовала ее. Казалось, связи ее разрушенного дома с исчезновением Ермаковой вообще не существовало. Но зачем тогда карты намекнули ей о бывшем жилище Ермаковой? Врать старуха вроде бы не врала, да и зачем ей? Дело упорно не хотело двигаться с мертвой точки.
   Гадалка не спеша побрела в неизвестном ей самой направлении по тротуару. Она старалась прокрутить все в голове с самого начала и отмести все то, что заставляло ее идти по ложному следу. «Что еще могло остаться?» – спрашивала она себя, пытаясь предположить, какие еще причины убийства пожилой женщины могли иметь место.
   Дело казалось ей все более загадочным. Этот привидевшийся кувшин с золотом, купленный и заброшенный дом, какие-то крутые… Яне никак не хотелось верить, что все эти моменты никак не были связаны со случившимся с Евдокией Федоровной. Но результаты поисков говорили сами за себя. Разочарование в очередной раз овладело Милославской, и она всерьез загрустила.
   Она села в трамвай, идущий до Агафоновки, и, отвернувшись к стеклу, всю дорогу до своей остановки провела в легкой полудреме.

ГЛАВА 19

   – Все куришь? – посмеиваясь, спросил Руденко, исподлобья поглядывая на свою подругу и тяжело опускаясь в кресло. – Вон чад какой стоит! – Семен Семеныч замахал рукой, с некоторой деланной брезгливостью отгоняя дым и покосился на форточку.
   – У меня депрессия, – ответила Милославская, глядя мимо него. – Ты сам-то как будто праведник… Давно ли к портвейну своему прикладывался? Вчера поди только?
   – А как ты узнала?! – искренне удивляясь, с глуповатым выражением лица спросил Три Семерки.
   – Я все знаю, – вздохнув, ответила Яна.
   – Фу-у-у, – протянул Руденко, – никак не отдышусь. В гору твою пешком подымался.
   – Надо же, – сыронизировала гадалка.
   – Машину на СТО оставил, подлечить кое-что надо, а сам вот к тебе, пешим…
   – Обленился, что ли? Сам уже не хочешь под «подругой» своей лежать? Достала же она тебя…
   – Нет, там поломка существенная просто, мне не справиться. Ладно… – Семен Семеныч провел ладонью по вспотевшему лбу. – А ты чего вся ершистая сегодня такая? А? А ну, давай выкладывай, в чем дело!
   – Прости, Сема, – Яна затушила сигарету, – я действительно не в духе. Не идет дело и все! Понимаешь, обидно до смерти! Решила друзьям помочь, а тут фигня такая… Лучше бы и не бралась! Но ведь друзьям не отказывают! Очередная моя попытка размотать клубок закончилась неудачей… – удрученно подытожила Милославская и потянулась за новой сигаретой.
   Руденко немного помолчал, задумавшись, а потом вдруг, видимо придя к выводу, что Яна нуждается в утешении, задорно воскликнул:
   – Ничего-о! – Три Семерки бойко хлопнул подругу по плечу. – У тебя все дела всегда – несмотря ни на что – заканчиваются успешно, – заговорщически прошептал он, наклонившись к ее уху. – Чего нос-то повесила?