– Ну что ж, это их дело, – заключил Руденко.
– Ты что это приуныл? – глядя другу в глаза, спросила гадалка.
– Не приуныл я! – раздраженно ответил Три Семерки.
– Сем, а Сем, давай сотрудничать, а? – вкрадчиво протянула Яна. – Знаю наперед, мне твоя помощь понадобится…
– Понадобится, так помогу, – отрезал Три Семерки, все, хватит об этом, давай лучше о чем-нибудь более приятном.
– О приятном, так о приятном, – согласилась Милославская и пригласила друга пить кофе, который уже практически остыл.
С полчаса они говорили о том-о сем, об общих знакомых, минувших удачных делах и прочем. Яна не забыла поинтересоваться здоровьем жены Руденко, Маргариты Ивановны, и успехами его сына. О домочадцах Семен Семеныч говорил с удовольствием, он искренне любил их и был хорошим семьянином, хотя редкие вечера ему доводилось проводить в стенах своей квартиры. С женой Руденко повезло, поэтому ему не приходилось выслушивать упреки за это. Маргарита Ивановна для него была просто подарком судьбы. Профессия требовала от него огромных усилий, рабочий день был ненормированным, часто случались какие-нибудь неприятности, после которых Три Семерки долго ходил злой и раздраженный. Однако дома его всегда ждал теплый прием, ласковые слова, понимание и ужин, приготовленный с душой. В общем, жена Руденко была не только истинной хранительницей семейного очага, но и своеобразным антистрессовым средством.
Чему уж поистине завидовали сослуживцы и друзья Руденко, так это тому, что даже если он приходил домой, предварительно уговорив на работе бутылку любимого портвейна, Маргарита Ивановна хмурилась, бурчала, но через несколько минут от ее рассерженности не оставалось и следа.
Маргарита Ивановна с годами не утратила своей былой красоты, и даже появившиеся с годами морщинки не лишали ее облик неповторимого обаяния и привлекательности. Глядя на таких, как она, всегда думается, что некоторые люди с течением лет только хорошеют. Возможно, причина этого кроется в неутомимом оптимизме, жизнерадостности и редком человеческом радушии, которые, такие, как Маргарита Ивановна, не теряют даже в самые критические моменты жизни.
Поговорив о близких, Семен Семеныч вновь пришел в прежнее, веселое расположение духа и вновь стал смотреть на мир глазами оптимиста. Милославская решила воспользоваться этим, поэтому предложила:
– Ну что, теперь за работу?
– За какую работу? – удивился Три Семерки.
– Едем к Вершининой? Ведь я еще с ней не познакомилась.
– Не-ет. Уволь, – Руденко отрицательно покачал головой, – на данный момент у меня другие планы. Было свободных два часа, я тебя навестить решил, а далее все пойдет по заранее предначертанной схеме. Завтра… или даже послезавтра с утра я к твоим услугам, а сейчас – извини, занят.
– Нет, Сема, ждать я не могу, не имею права. Возьмусь за работу прямо сейчас. Приехала домой передохнуть, а тут ты позвонил. Поговорила вот с близким человеком и будто заново родилась. Чувствую вновь порыв к деятельности. Ну а ты… подвезешь хотя бы?
– О чем речь?! – Три Семерки загремел ключами, лежавшими на столе, и встал, чтобы направиться к выходу.
– Семен Семеныч, я скоро. Минут пятнадцать подождешь? Мне одеться надо.
– Давай по-шустрому, – буркнул Руденко и вышел из дома.
Яна Борисовна здесь тоже стала смотреть в окно внимательнее, раздумывая, где ей лучше выйти, чтобы побыстрее добраться до указанного на смятом листочке адреса. Наталья Евгеньевна, уже выйдя за калитку, продиктовала его Яне, точно также, как номер своего рабочего и домашнего телефона. Улица, на которой проживали Вершинины, не была центральной, поэтому Милославская недостаточно хорошо себе представляла, где именно на ней находится дом под номером двадцать пять дробь один.
– Семен Семеныч, – вдруг обратилась она к Руденко, – останови.
Справа от дороги на одном из пятиэтажных домов виднелась вывеска – магазин «Смарагд». Объясняя местонахождение дома, Наталья Евгеньевна сказала, что ориентироваться надо именно на этот магазин.
– Прибыли? – спросил Руденко.
– При-ибыли, – протянула Яна, – ну, что, до встречи? Увидимся?
– Увидимся или созвонимся, – ответил Три Семерки, улыбаясь.
Милославская хлопнула дверью и отправилась в сторону «Смарагда». Она быстро, пока на светофоре горел зеленый, пересекла дорогу и вскоре очутилась перед магазином. Из любопытства разглядев сверкающие витрины, Яна стала медленно брести вдоль дома, пока не дошла до угла. Посмотрев вверх, она обнаружила на доме табличку с названием улицы, которая ей и была нужна.
Экстрасенс вновь зашагала вдоль здания, пока вновь не дошла до его угла. Дом здесь не заканчивался, а заворачивал. Гадалка предположила, что он построен в форме буквы «Г». Но вскоре выяснила, что ошибалась. Дом вновь заворачивал. Однако нигде не было видно арки, проникнув в которую, человек мог оказаться во дворе постройки.
Пройдя немного вперед, Милославская обнаружила железные ворота, выкрашенные светло-голубой краской. На них крупными черными буквами было написано: «Посторонним въезд и вход воспрещен». Ворота оказались распахнутыми, но за ними находилась небольшая, застекленная сверху будка, в которой сидел старик, зорко следящий за тем, что творилось на улице. Однако, отчаиваться было не в правилах Яны. Подняв голову, она увидела, что прямо навстречу ей спешит прохожий.
– Извините, – остановила его гадалка, – как мне найти дом под номером двадцать пять дробь один по улице Токмаковской?
– А это он и есть, – ответил прохожий, кашлянув.
– Да, но я видела табличку с названием этой улицы совершенно с другой стороны.
– Ну и что? Весь дом относится к этой улице! – прохожий удивленно пожал плечами и пошел дальше.
Яна хлопала глазами, обескураженная таким положением дел. Без подсказки знающего человека здесь вряд ли смог сориентироваться даже самый смышленный. Эта запутанность с адресом почему-то показалась гадалке символичной. «Наверное, – пронеслось у нее в голове, – и дело окажется таким же запутанным».
Теперь Яна понимала – нужный ей дом, наконец-то, найден. Однако, предупреждающая надпись на воротах не внушала никакого желания входить во двор. На сегодняшний день в городе построили множество элитных домов, в которых имелись шикарные холлы, охраняемые, как и весь дом, несколькими вооруженными мужчинами. Гадалка предположила, что и эту старую пятиэтажку решили модернизировать подобным образом и отказалась от попытки пройти в ворота. Обойти же дом не представлялось возможным, поскольку с обеих сторон к нему были пристроены другие. В одном месте оставался узенький прогал, протискиваться по которому было бы просто неприлично. «Вот накуралесили!» – сердито вспомнила гадалка перестаравшихся строителей.
Вдруг на углу противоположного дома Милославская заметила таксофон, и у нее возникла неплохая, в общем-то, спасительная мысль. Позвонив Вершининым, она получала шанс выяснить, как же в конце концов до них добраться. Поднимая трубку телефонного аппарата, Яна бормотала:
– Если начало дела такое, то каким же будет его продолжение?!
После пары длинных гудков, на том конце провода послышался незнакомый гадалке девический голос. Милославская предположила, что это и есть Валерия, но она не знала, с чего начать разговор с ней и как вообще представиться.
– Наталью Евгеньвну можно? – спросила она наконец.
– Ее нет, – ответила девушка меланхолично.
– А с кем я говорю? Это Валерия? – осторожно произнесла Милославская.
– Да. Кто это?
– Яна Борисовна Милославская. Сегодня ваша мама была у меня. Она вам обо мне говорила?
– Вы гадалка?
– Да.
– Да. Мама мне сказала о вас.
– Валерия, я бы хотела с вами поговорить, но не могу найти вход в дом.
– Где вы находитесь?
– Напротив каких-то голубых ворот.
– Вы в правильном месте. Зайдите в ворота. Дверь нашего подъезда, в отличии от других, без кодового замка.
– А как же вахтер? – поинтересовлась Милославская.
– Это формальность, – ответила Валерия и положила трубку.
Оглядевшись, Яна быстро перешла дорогу и направилась прямо к воротам. Сказанное Валерией позволило ей держаться уверенно, поэтому вахтер-старик лишь любопытно оглядел ее, не предъявляя никаких претензий.
Миновав определенное количество ступенек грязного зловонного подъезда, Милославская оказалась перед дверью с нужным номером. Она протянула руку к кнопке звонка и осторожно нажала ее пару раз. Раздался переливчатый звук, напоминающий соловьиную трель. Вслед за этим дверь почти сразу же отворилась. Вероятно, Валерия сидела в ожидании гостьи.
Перед экстрасенсом стояла высокая стройная девушка с очень бледным лицом. Казалось, она перенесла какую-нибудь тяжелую болезнь, оставившую после себя заметный след. Валерия стояла молча и поправляла пряди волос, упавшие на лицо. Она была крашеной блондинкой, обесцвеченной до такой степени, что волосы ее стали похожими на стекло.
В глазах Вершининой стояла какая-то неизъяснимая грусть, всеобъемлющая тоска, отчаяние, разочарование. Человеку неосведомленному, наверное, показалось бы странным такое выражение лица у юной, довольно привлекательной леди. Милославской же многое было ясно.
– Добрый день, я Яна Борисовна Милославская, – стараясь выглядеть как можно более добродушной, произнесла гадалка.
– Я Валерия. Заходите, – произнесла девушка.
Валерия молча последовала по длинному коридору в направлении одной из комнат. Не дожидаясь приглашения, Яна прошла за ней. Она так же по-хозяйски расположилась в кресле и достала из сумочки пачку сигарет. От Вершининой веяло таким холодом, ужасом, что все внутри у Милославской сжималось от боли и сочувствия, и, хотя это и нарушало правила этикета, она закурила.
– Вы позволите? – спросила гадалка, когда конец ее сигареты уже светился багряным огоньком.
– Да… Пожалуйста, – ответила Валерия, которой сейчас, казалось все было безразлично.
– Ну что ж тогда начнем? – произнесла гадалка нерешительно улыбнувшись.
– Начинайте, – несколько саркастически отозвалась Вершинина.
Она положила ногу на ногу, от чего запах ее длинного махрового халата немного приоткрылся, и в нем мелькнула нога, на которой зиял иссиня-черный огромный синяк. Милославская от ужаса, охватившего ее, поморщилась, и это не ускользнуло от взгляда Валерии, однако она промолчала и никак не отреагировала на мимику гадалки.
– Валерия… – после этого слова Яна немного замялась, но, помолчав, все-таки продолжила: – Я глубоко сочувствую трагедии, произошедшей с вами, и, поверьте, всем сердцем желаю помочь.
– Пожалуйста, – Вершинина сделала предупреждающий жест рукой, – давайте без лишних слов, я в них не нуждаюсь.
Яна оставила телевизор включенным на том канале, где показывали мультфильмы, так как это было, на ее взгляд лучшим из всего имеющегося. Кто-то другой, возможно, обрадовался бы многочисленным сериалам-боевикам, идущим по разным каналам. Но гадалка их не просто не любила, она испытывала подлинное чувство отвращения при одном упоминании о нескончаемой серии убийств, расстрелов, взрывов и тому подобного.
Недолго пронаблюдав за проделками ловкого и находчивого диснеевского Вудди, Яна незаметно для самой себя вновь обратилась к размышлениям о деле Валерии Вершининой. На экране во всю хохотал победивший врагов мультгерой, а гадалка смотрела в телевизор, но ничего этого не видела и не слышала, не осознавала.
Кофе уже не обжигал губ, он возбуждал, волновал кровь, воображение и мышление. Карты лежали рядом, на журнальном столике. Милославская протянула руку и взяла колоду. Она машинально стала перетасовывать ее, думая, какой из карт лучше воспользоваться на этот раз.
Пока все было слишком неясно и непредсказуемо, и поэтому Яна остановила свой выбор на столь же непредсказуемой карте, информация от которой всегда была непонятной – «Джокере». Милославская еще называла эту карту «Сюрпризом», что говорило само за себя. «Джокер» всегда удивлял гадалку, он давал информацию, на первый взгляд, не поддающуюся расшифровке, но потом обязательно выяснялась решающая роль этого видения в разгадке преступления.
Яна бережно взяла «Сюрприз» и положила его отдельно от колоды, на журнальный столик. Затем она накрыла «Джокер» своей ладонью. Так гадалка делала всегда, независимо от того, с какой картой она работала. Постепенно в ладони должно было начинать чувствоваться тепло, и если это происходило, то в ближайшее время оно переходило в какое-нибудь видение. Однако нередко случалось и так, что ладонь желанного тепла почувствовать не могла, как бы экстрасенс этого не хотела. Тогда приходилось откладывать колоду в сторону до следующего, более благополучного случая.
Каждый сеанс гадания, даже неудавшийся, отнимал у Милославской море сил, поэтому она не могла использовать две карты подряд. Единственным исключением являлся «Джокер», и в этом был его несомненный плюс. Работая с «Джокером», гадалка всегда могла повторить неудавшуюся попытку, еще раз приложив руку к «Сюрпризу».
Поэтому действия гадалки на этот раз ни в чем не отличались от обычных. Чтобы лучше расслабиться, она прислонилась к спинке кресла, запрокинула на нее голову и закрыла глаза. Теперь нужно было приложить все усилия для того, чтобы сосредоточиться. А сосредоточиться следовало не только мысленно: для работы с картой требовалась прежде всего концентрация энергии и тех сил, которые были даны гадалке свыше.
Постепенно Милославская все глубже и глубже уходила в себя. Она даже перестала слышать телевизор, который забыла выключить. И вот, спустя пять, или немногим более, минут, в кончиках пальцев почувствовалось долгожданное покалывание, быстро перешедшее в ощущение тепла. Тепло шло по ладони нежной непрерывной волной, способствующей расслаблению и вместе с тем сосредоточению на этом тепле всего Яниного тела.
Вдруг искрящаяся мгла, стоящая в закрытых глазах, рассеялась, сменив собою картину, напоминающую реальность. Милославская сначала смутно увидела очертания непонятного предмета, но вскоре поняла, что этот предмет – телефон. Аппарат был серого цвета, глянцево-сверкающий, будто бы совершенно новый или натертый заботливой рукой до сияния. Гадалка ожидала развития действий: она предполагала, что сейчас кто-то начнет звонить по телефону, что удастся увидеть лицо какого-либо человека или по меньшей мере запомнить номер телефона адресата. Однако все ее предположения оказались ошибочными. Картина не двигалась с места, и в ее центре продолжал оставаться только телефон.
Экстрасенс стала внимательно присматриваться к каждой его детали, надеясь увидеть что-то особенное, наводящее на размышления. Но и эти попытки являлись тщетными. Так видение само собой стало угасать. Банальный и в то же время загадочный предмет обихода продолжал оставаться единственным, что «показал» гадалке «Джокер».
Яна уже чувствовала себя вернувшейся к реальности, но она по-прежнему не открывала глаз. «Что бы это могло значить?» – этот вопрос настойчиво терзал сознание Милославской. Однако, ответа на него не находилось. Все возможные варианты разгадок видения, приходящие в голову, были настолько несостоятельными, что Яна брезгливо морщилась, подумав о них.
Гадалка испытывала гнетущее чувство неудовлетворения проделанной работой, поэтому успокоиться на этом не могла. Она поднялась с кресла и стала прохаживаться по комнате взад и вперед, размышляя вслух. Ей казалось, что так проще соблюдать логику в соображениях. Однако, каждая мысль заканчивалась фразой: «Какая чушь!» или чем-то вроде этого.
Яна подошла к окну, слегка отодвинула тюлевую занавеску, искусно расшитую белыми шелковыми узорами, и стала отрешенно смотреть вдаль, продолжая мысленно анализировать недавнее видение. Но и эта попытка не увенчалась успехом – никакой мысли, за которую можно было бы зацепиться, у нее не возникало.
Вдруг ее осенило – она использовала «Джокер», а это давало ей шанс на его повторное применение. На самом деле, отчаявшись найти ответ на главный в данный момент вопрос, Милославская и не осознала, что в ее организме еще достаточно сил, необходимых для работы с картами.
Резко отвернувшись от окна, экстрасенс направилась к креслу, на котором лежал «Джокер», взяла его и, полная надежд, плюхнулась на диван, стоящий рядом. На этой карте изображался полумесяц, выпускающий воздушную струйку на колокольчик, болтающийся на его собственном кончике.
Почувствовав, что это положение не слишком удобно, гадалка уже закрыв глаза, вытянула ноги, под голову сунула маленькую плюшевую думочку, руки положила вдоль туловища и приготовилась к таинственному сеансу. Ладонь ее накрывала карту, поэтому Яна целиком и полностью сосредоточилась на всем, что ей было известно о случившемся с Вершининой. Конкретного вопроса она не формулировала, так как видения от «Джокера» никогда не зависели от заданного ему вопроса. Гадалка просто спокойно перебирала в мыслях известные ей факты, одновременно думая о том, что все неизвестное обязательно нужно прояснить.
Поначалу Милославская ничего, предвещающего наступление видения, не чувствовала. Но, тем не менее, спустя некоторое время ладонь все-таки окутало приятное тепло. Рядом тикали часы, и в абсолютной тишине звуки, производимые ими, казались очень громкими. Шли минуты, однако, темнота в глазах не сменялась никаким видением. Яна попыталась отключиться от всех посторонних ощущений. Постепенно она перестала чувствовать даже собственное тело. Казалось, состояние, в котором она находится – невесомость. И вот в этой темноте, где-то далеко-далеко, послышалось жужжание. Видения гадалки редко сопровождались звуками, поэтому она насторожилась. Милославская предположить не могла, чего от него следует ожидать и что он вообще значит.
Между тем звук усиливался, и через пару минут экстрасенс поняла, что это далеко не жужжание. Теперь оно больше напоминало позвякивание, а вскоре стало совсем ясно – слышался телефонный звонок. Это немало удивило Яну. «Джокер» второй раз пытался подвести ее к какому-то одному выводу, а значит аппарат, представший перед ней в прошлом видении, не был случайным и бессмысленным. Телефон прозвонил несколько раз, достаточно громко и отрывисто, затем все потухло. Потухли необъяснимые ощущения, возникающие всегда во время гадания, и Милославская открыла глаза. Она чувствовала не только необыкновенную усталость во всем теле, но и какую-то опустошенность, принесенную видением.
Яна привстала. Голова слегка закружилась, но гадалка понимала, что сейчас не время для расслабления. Напротив, вопреки всему надо принять решение, касающееся дальнейших шагов расследования.
– Что же ты мне подсказываешь, «Джокер»? – проговорила экстрасенс. – К чему подталкиваешь?
Милославская посмотрела на свой телефонный аппарат и вновь, только уже более серьезно, стала размышлять над возможными вариантами развития событий. Возле телефона лежала домашняя потрепанная записная книжка. Яна вдруг встала и необыкновенно возбужденно воскликнула:
– Как же я об этом сразу не подумала! Хотя… Может быть, опять ошибаюсь? Тем не менее, я должна все проверить!
Гадалке просто-напросто пришла мысль о том, что, возможно, печальные события, произошедшие с Валерией и Ириной, повлек за собой какой-либо важный разговор, состоявшийся недавно по телефону между подругами и их неизвестным пока знакомым. Это могло также быть случайное телефонное знакомство и последовавшая за ним встреча, увенчавшаяся трагическим финалом. Подобных вариантов в сознании Яны было несколько. Она не стала раздумывать сейчас над тем, какой из них более правдоподобен, так как главным в ее недавно возникшем плане на данный момент являлась работа с записными книжками девушек. Милославская надеялась, пролистав их, найти какую-нибудь более или менее существенную зацепку.
Действия следовало начинать как можно скорее, поскольку результаты любого промедления могли оказаться плачевными. Яна вспомнила встречу с Валерией. Мысль о том, что сегодня ей придется еще раз пережить уже испытанное щемящее душу чувство, была более, чем неприятна. Однако, сложилась ситуация, не терпящая возражений, поэтому выбирать не приходилось.
– Ну и дене-ок! – протянула гадалка, покачивая головой. – Сегодня я похожа на бумеранг, отправляющийся вперед и возвращающийся обратно!
В комнату вошла Джемма, которая все это время, наверное, дремала в одной из других комнат.
– Да, Джемма? – обратилась к любимице Яна. – Сколько я раз сегодня ездила в город?
Джемма непонимающе смотрела на Милославскую, пытаясь догадаться, чего от нее хотят. Затем собака подошла вплотную к хозяйке и стала ласково тереться о ее ноги.
– И тобой-то некогда заняться, – по-детски выпятив губы, протянула гадалка, – идем погуляем?
Эта фраза, по-видимому, Джемме была понятна как никакая другая, потому что она стремглав бросилась к порогу и, толкнув передними лапами незапертую дверь, распахнула ее. Она стала, как оголтелая, носится из одного угла двора в другой, ненарадуясь предоставившейся свободе. Яна со счастливой улыбкой наблюдала за собакой, которой она сегодня, на самом деле, практически не уделяла внимания. Джемма между тем, немного опомнившись, подбежала к калитке и стала с тоской смотреть на нее, давая хояйке понять, что нуждается в более просторной территории для выгула.
– А знаешь что? – произнесла гадалка, окликнув Джемму. – Наверное, я возьму тебя с собой в город!
Овчарка начала радостно поскуливать, энергично виляя хвостом и с благодарностью глядя на Милославскую.
– Только тебе сначала надо подкрепиться. Чаппи!
Последнее слово подействовало на Джемму, как магическое заклинание, и она пулей бросилась обратно в дом, откуда скоро принесла хрустящий пакет с собачьим кормом.
– Нет-нет! Идем к миске!
Собака подчинилась. Пока она ела, Милославская привела себя в порядок и была готова к очередному путешествию в Октябрьский район города. Конечно, она намеревалась взять с собой Джемму не только по причине необходимости как следует ее выгулять. Возвращение гадалки вполне могло быть поздним, а вследствие этого небезопасным. По вечерам улица, ведущая к дому Яны, пустовала, к тому же ни один фонарь ее не освещал. Так что сопровождение сильной, смелой и преданной собаки здесь не являлась лишним.
– Ты что это приуныл? – глядя другу в глаза, спросила гадалка.
– Не приуныл я! – раздраженно ответил Три Семерки.
– Сем, а Сем, давай сотрудничать, а? – вкрадчиво протянула Яна. – Знаю наперед, мне твоя помощь понадобится…
– Понадобится, так помогу, – отрезал Три Семерки, все, хватит об этом, давай лучше о чем-нибудь более приятном.
– О приятном, так о приятном, – согласилась Милославская и пригласила друга пить кофе, который уже практически остыл.
С полчаса они говорили о том-о сем, об общих знакомых, минувших удачных делах и прочем. Яна не забыла поинтересоваться здоровьем жены Руденко, Маргариты Ивановны, и успехами его сына. О домочадцах Семен Семеныч говорил с удовольствием, он искренне любил их и был хорошим семьянином, хотя редкие вечера ему доводилось проводить в стенах своей квартиры. С женой Руденко повезло, поэтому ему не приходилось выслушивать упреки за это. Маргарита Ивановна для него была просто подарком судьбы. Профессия требовала от него огромных усилий, рабочий день был ненормированным, часто случались какие-нибудь неприятности, после которых Три Семерки долго ходил злой и раздраженный. Однако дома его всегда ждал теплый прием, ласковые слова, понимание и ужин, приготовленный с душой. В общем, жена Руденко была не только истинной хранительницей семейного очага, но и своеобразным антистрессовым средством.
Чему уж поистине завидовали сослуживцы и друзья Руденко, так это тому, что даже если он приходил домой, предварительно уговорив на работе бутылку любимого портвейна, Маргарита Ивановна хмурилась, бурчала, но через несколько минут от ее рассерженности не оставалось и следа.
Маргарита Ивановна с годами не утратила своей былой красоты, и даже появившиеся с годами морщинки не лишали ее облик неповторимого обаяния и привлекательности. Глядя на таких, как она, всегда думается, что некоторые люди с течением лет только хорошеют. Возможно, причина этого кроется в неутомимом оптимизме, жизнерадостности и редком человеческом радушии, которые, такие, как Маргарита Ивановна, не теряют даже в самые критические моменты жизни.
Поговорив о близких, Семен Семеныч вновь пришел в прежнее, веселое расположение духа и вновь стал смотреть на мир глазами оптимиста. Милославская решила воспользоваться этим, поэтому предложила:
– Ну что, теперь за работу?
– За какую работу? – удивился Три Семерки.
– Едем к Вершининой? Ведь я еще с ней не познакомилась.
– Не-ет. Уволь, – Руденко отрицательно покачал головой, – на данный момент у меня другие планы. Было свободных два часа, я тебя навестить решил, а далее все пойдет по заранее предначертанной схеме. Завтра… или даже послезавтра с утра я к твоим услугам, а сейчас – извини, занят.
– Нет, Сема, ждать я не могу, не имею права. Возьмусь за работу прямо сейчас. Приехала домой передохнуть, а тут ты позвонил. Поговорила вот с близким человеком и будто заново родилась. Чувствую вновь порыв к деятельности. Ну а ты… подвезешь хотя бы?
– О чем речь?! – Три Семерки загремел ключами, лежавшими на столе, и встал, чтобы направиться к выходу.
– Семен Семеныч, я скоро. Минут пятнадцать подождешь? Мне одеться надо.
– Давай по-шустрому, – буркнул Руденко и вышел из дома.
* * *
«Шестерка» Руденко спешила по одной из нешироких улиц, то и дело ловко обгоняя другие автомобили. Машина, конечно, была старой, зато Семен Семеныч показывал себя первоклассным водителем. К тому же, всю жизнь проработав в милиции, он отлично знал город, поэтому, не задумываясь, летел вперед от самой Агафоновки до центрального Октябрьского района, где по правилам полагалось снизить скорость.Яна Борисовна здесь тоже стала смотреть в окно внимательнее, раздумывая, где ей лучше выйти, чтобы побыстрее добраться до указанного на смятом листочке адреса. Наталья Евгеньевна, уже выйдя за калитку, продиктовала его Яне, точно также, как номер своего рабочего и домашнего телефона. Улица, на которой проживали Вершинины, не была центральной, поэтому Милославская недостаточно хорошо себе представляла, где именно на ней находится дом под номером двадцать пять дробь один.
– Семен Семеныч, – вдруг обратилась она к Руденко, – останови.
Справа от дороги на одном из пятиэтажных домов виднелась вывеска – магазин «Смарагд». Объясняя местонахождение дома, Наталья Евгеньевна сказала, что ориентироваться надо именно на этот магазин.
– Прибыли? – спросил Руденко.
– При-ибыли, – протянула Яна, – ну, что, до встречи? Увидимся?
– Увидимся или созвонимся, – ответил Три Семерки, улыбаясь.
Милославская хлопнула дверью и отправилась в сторону «Смарагда». Она быстро, пока на светофоре горел зеленый, пересекла дорогу и вскоре очутилась перед магазином. Из любопытства разглядев сверкающие витрины, Яна стала медленно брести вдоль дома, пока не дошла до угла. Посмотрев вверх, она обнаружила на доме табличку с названием улицы, которая ей и была нужна.
Экстрасенс вновь зашагала вдоль здания, пока вновь не дошла до его угла. Дом здесь не заканчивался, а заворачивал. Гадалка предположила, что он построен в форме буквы «Г». Но вскоре выяснила, что ошибалась. Дом вновь заворачивал. Однако нигде не было видно арки, проникнув в которую, человек мог оказаться во дворе постройки.
Пройдя немного вперед, Милославская обнаружила железные ворота, выкрашенные светло-голубой краской. На них крупными черными буквами было написано: «Посторонним въезд и вход воспрещен». Ворота оказались распахнутыми, но за ними находилась небольшая, застекленная сверху будка, в которой сидел старик, зорко следящий за тем, что творилось на улице. Однако, отчаиваться было не в правилах Яны. Подняв голову, она увидела, что прямо навстречу ей спешит прохожий.
– Извините, – остановила его гадалка, – как мне найти дом под номером двадцать пять дробь один по улице Токмаковской?
– А это он и есть, – ответил прохожий, кашлянув.
– Да, но я видела табличку с названием этой улицы совершенно с другой стороны.
– Ну и что? Весь дом относится к этой улице! – прохожий удивленно пожал плечами и пошел дальше.
Яна хлопала глазами, обескураженная таким положением дел. Без подсказки знающего человека здесь вряд ли смог сориентироваться даже самый смышленный. Эта запутанность с адресом почему-то показалась гадалке символичной. «Наверное, – пронеслось у нее в голове, – и дело окажется таким же запутанным».
Теперь Яна понимала – нужный ей дом, наконец-то, найден. Однако, предупреждающая надпись на воротах не внушала никакого желания входить во двор. На сегодняшний день в городе построили множество элитных домов, в которых имелись шикарные холлы, охраняемые, как и весь дом, несколькими вооруженными мужчинами. Гадалка предположила, что и эту старую пятиэтажку решили модернизировать подобным образом и отказалась от попытки пройти в ворота. Обойти же дом не представлялось возможным, поскольку с обеих сторон к нему были пристроены другие. В одном месте оставался узенький прогал, протискиваться по которому было бы просто неприлично. «Вот накуралесили!» – сердито вспомнила гадалка перестаравшихся строителей.
Вдруг на углу противоположного дома Милославская заметила таксофон, и у нее возникла неплохая, в общем-то, спасительная мысль. Позвонив Вершининым, она получала шанс выяснить, как же в конце концов до них добраться. Поднимая трубку телефонного аппарата, Яна бормотала:
– Если начало дела такое, то каким же будет его продолжение?!
После пары длинных гудков, на том конце провода послышался незнакомый гадалке девический голос. Милославская предположила, что это и есть Валерия, но она не знала, с чего начать разговор с ней и как вообще представиться.
– Наталью Евгеньвну можно? – спросила она наконец.
– Ее нет, – ответила девушка меланхолично.
– А с кем я говорю? Это Валерия? – осторожно произнесла Милославская.
– Да. Кто это?
– Яна Борисовна Милославская. Сегодня ваша мама была у меня. Она вам обо мне говорила?
– Вы гадалка?
– Да.
– Да. Мама мне сказала о вас.
– Валерия, я бы хотела с вами поговорить, но не могу найти вход в дом.
– Где вы находитесь?
– Напротив каких-то голубых ворот.
– Вы в правильном месте. Зайдите в ворота. Дверь нашего подъезда, в отличии от других, без кодового замка.
– А как же вахтер? – поинтересовлась Милославская.
– Это формальность, – ответила Валерия и положила трубку.
Оглядевшись, Яна быстро перешла дорогу и направилась прямо к воротам. Сказанное Валерией позволило ей держаться уверенно, поэтому вахтер-старик лишь любопытно оглядел ее, не предъявляя никаких претензий.
Миновав определенное количество ступенек грязного зловонного подъезда, Милославская оказалась перед дверью с нужным номером. Она протянула руку к кнопке звонка и осторожно нажала ее пару раз. Раздался переливчатый звук, напоминающий соловьиную трель. Вслед за этим дверь почти сразу же отворилась. Вероятно, Валерия сидела в ожидании гостьи.
Перед экстрасенсом стояла высокая стройная девушка с очень бледным лицом. Казалось, она перенесла какую-нибудь тяжелую болезнь, оставившую после себя заметный след. Валерия стояла молча и поправляла пряди волос, упавшие на лицо. Она была крашеной блондинкой, обесцвеченной до такой степени, что волосы ее стали похожими на стекло.
В глазах Вершининой стояла какая-то неизъяснимая грусть, всеобъемлющая тоска, отчаяние, разочарование. Человеку неосведомленному, наверное, показалось бы странным такое выражение лица у юной, довольно привлекательной леди. Милославской же многое было ясно.
– Добрый день, я Яна Борисовна Милославская, – стараясь выглядеть как можно более добродушной, произнесла гадалка.
– Я Валерия. Заходите, – произнесла девушка.
Валерия молча последовала по длинному коридору в направлении одной из комнат. Не дожидаясь приглашения, Яна прошла за ней. Она так же по-хозяйски расположилась в кресле и достала из сумочки пачку сигарет. От Вершининой веяло таким холодом, ужасом, что все внутри у Милославской сжималось от боли и сочувствия, и, хотя это и нарушало правила этикета, она закурила.
– Вы позволите? – спросила гадалка, когда конец ее сигареты уже светился багряным огоньком.
– Да… Пожалуйста, – ответила Валерия, которой сейчас, казалось все было безразлично.
– Ну что ж тогда начнем? – произнесла гадалка нерешительно улыбнувшись.
– Начинайте, – несколько саркастически отозвалась Вершинина.
Она положила ногу на ногу, от чего запах ее длинного махрового халата немного приоткрылся, и в нем мелькнула нога, на которой зиял иссиня-черный огромный синяк. Милославская от ужаса, охватившего ее, поморщилась, и это не ускользнуло от взгляда Валерии, однако она промолчала и никак не отреагировала на мимику гадалки.
– Валерия… – после этого слова Яна немного замялась, но, помолчав, все-таки продолжила: – Я глубоко сочувствую трагедии, произошедшей с вами, и, поверьте, всем сердцем желаю помочь.
– Пожалуйста, – Вершинина сделала предупреждающий жест рукой, – давайте без лишних слов, я в них не нуждаюсь.
– Хорошо, – Милославская кивнула головой.
Говорить и даже находиться здесь ей было необыкновенно тяжело, как было бы тяжело любому человеку найтись в подобной ситуации.
– Я прошу вас быть искренней и говорить начистоту, – продолжала экстрасенс, – чтобы помочь вам, я должна быть в курсе всех, даже мельчайших деталей.
– Боже мой, – возопила Валерия, закрыв лицо руками, – я об этом уже столько говорила: не помню, я ничего не помню! Что вам всем от меня надо?! Как еще объяснять то, что вся эта ужасная история для меня начинается с того момента, как я выбралась из-под земли! Как я попала в то место, какие события предшествовали этому – не помню, хоть убейте, не помню.
Валерия зарыдала и откинулась на спинку кресла, по-прежнему закрывая лицо руками. Яна не знала, как себя вести, но девушка вдруг неожиданно успокоилась и, глядя гадалке прямо в глаза скороговоркой проговорила:
– Уходите. Пожалуйста, уходите! Я столько уже перенесла от этих тупых, как пробка ментов, от бездарных психотерапевтов, которые говорили со мной только из любопытства, как с под опытным кроликом! Я, в конце концов, просто хочу побыть одна!
Милославская резко затушила сигарету и поднялась, чтобы уйти. Слова Валерии ее нисколько не обижали, поскольку она слишком хорошо понимала положение несчастной девушки. Яна решила пока отказаться от разговора, отложив его на некоторое время.
– Не думайте, – вдруг переменив тон, заговорила Вершинина, – не думайте, что это я лично против вас так агрессивно настроена. Нет. Просто я в отчаяньи! Мне страшно!
– Я понимаю. Я хорошо вас понимаю. Успокойтесь Валерия. Поговорим позже. Нам нужно побеседовать хотя бы о том, что вы помните: о вашем прошлом.
– Да, я знаю. Но сейчас уходите. Пожалуйста.
Яна сочувственно вздохнула и направилась к выходу. Вершинина ее не провожала, поэтому гадалке пришлось самой открывать дверь этой, чужой ей, квартиры.
Милославская вышла из подъезда с каким-то тяжелым, необъяснимым чувством. Она всегда глубоко переживала трагедии тех, кто обращался к ней с просьбой о расследовании, но в этот раз груз сочувствия огромным камнем лежал на ее сердце. Гадалка решала поехать домой и прибегнуть к единственно возможному сейчас и целесообразному методу ведения дела – гаданию.
Говорить и даже находиться здесь ей было необыкновенно тяжело, как было бы тяжело любому человеку найтись в подобной ситуации.
– Я прошу вас быть искренней и говорить начистоту, – продолжала экстрасенс, – чтобы помочь вам, я должна быть в курсе всех, даже мельчайших деталей.
– Боже мой, – возопила Валерия, закрыв лицо руками, – я об этом уже столько говорила: не помню, я ничего не помню! Что вам всем от меня надо?! Как еще объяснять то, что вся эта ужасная история для меня начинается с того момента, как я выбралась из-под земли! Как я попала в то место, какие события предшествовали этому – не помню, хоть убейте, не помню.
Валерия зарыдала и откинулась на спинку кресла, по-прежнему закрывая лицо руками. Яна не знала, как себя вести, но девушка вдруг неожиданно успокоилась и, глядя гадалке прямо в глаза скороговоркой проговорила:
– Уходите. Пожалуйста, уходите! Я столько уже перенесла от этих тупых, как пробка ментов, от бездарных психотерапевтов, которые говорили со мной только из любопытства, как с под опытным кроликом! Я, в конце концов, просто хочу побыть одна!
Милославская резко затушила сигарету и поднялась, чтобы уйти. Слова Валерии ее нисколько не обижали, поскольку она слишком хорошо понимала положение несчастной девушки. Яна решила пока отказаться от разговора, отложив его на некоторое время.
– Не думайте, – вдруг переменив тон, заговорила Вершинина, – не думайте, что это я лично против вас так агрессивно настроена. Нет. Просто я в отчаяньи! Мне страшно!
– Я понимаю. Я хорошо вас понимаю. Успокойтесь Валерия. Поговорим позже. Нам нужно побеседовать хотя бы о том, что вы помните: о вашем прошлом.
– Да, я знаю. Но сейчас уходите. Пожалуйста.
Яна сочувственно вздохнула и направилась к выходу. Вершинина ее не провожала, поэтому гадалке пришлось самой открывать дверь этой, чужой ей, квартиры.
Милославская вышла из подъезда с каким-то тяжелым, необъяснимым чувством. Она всегда глубоко переживала трагедии тех, кто обращался к ней с просьбой о расследовании, но в этот раз груз сочувствия огромным камнем лежал на ее сердце. Гадалка решала поехать домой и прибегнуть к единственно возможному сейчас и целесообразному методу ведения дела – гаданию.
* * *
Кофе оказался слишком горячим, и пройдя с остывающей чашечкой в комнату, Милославская взяла в руки пульт дистанционного управления телевизором и стала переключать кнопки разных каналов в поисках чего-нибудь веселенького. Ей хотелось отвлечься от грустных раздумий хотя бы во время наслаждения любимым напитком. Она надеялась остановить свой выбор на какой-нибудь развлекательной или, что было бы еще лучше, юмористической передаче. Однако, поиски не увенчались успехом, поскольку в это время дня подобных шоу не транслировалось.Яна оставила телевизор включенным на том канале, где показывали мультфильмы, так как это было, на ее взгляд лучшим из всего имеющегося. Кто-то другой, возможно, обрадовался бы многочисленным сериалам-боевикам, идущим по разным каналам. Но гадалка их не просто не любила, она испытывала подлинное чувство отвращения при одном упоминании о нескончаемой серии убийств, расстрелов, взрывов и тому подобного.
Недолго пронаблюдав за проделками ловкого и находчивого диснеевского Вудди, Яна незаметно для самой себя вновь обратилась к размышлениям о деле Валерии Вершининой. На экране во всю хохотал победивший врагов мультгерой, а гадалка смотрела в телевизор, но ничего этого не видела и не слышала, не осознавала.
Кофе уже не обжигал губ, он возбуждал, волновал кровь, воображение и мышление. Карты лежали рядом, на журнальном столике. Милославская протянула руку и взяла колоду. Она машинально стала перетасовывать ее, думая, какой из карт лучше воспользоваться на этот раз.
Пока все было слишком неясно и непредсказуемо, и поэтому Яна остановила свой выбор на столь же непредсказуемой карте, информация от которой всегда была непонятной – «Джокере». Милославская еще называла эту карту «Сюрпризом», что говорило само за себя. «Джокер» всегда удивлял гадалку, он давал информацию, на первый взгляд, не поддающуюся расшифровке, но потом обязательно выяснялась решающая роль этого видения в разгадке преступления.
Яна бережно взяла «Сюрприз» и положила его отдельно от колоды, на журнальный столик. Затем она накрыла «Джокер» своей ладонью. Так гадалка делала всегда, независимо от того, с какой картой она работала. Постепенно в ладони должно было начинать чувствоваться тепло, и если это происходило, то в ближайшее время оно переходило в какое-нибудь видение. Однако нередко случалось и так, что ладонь желанного тепла почувствовать не могла, как бы экстрасенс этого не хотела. Тогда приходилось откладывать колоду в сторону до следующего, более благополучного случая.
Каждый сеанс гадания, даже неудавшийся, отнимал у Милославской море сил, поэтому она не могла использовать две карты подряд. Единственным исключением являлся «Джокер», и в этом был его несомненный плюс. Работая с «Джокером», гадалка всегда могла повторить неудавшуюся попытку, еще раз приложив руку к «Сюрпризу».
Поэтому действия гадалки на этот раз ни в чем не отличались от обычных. Чтобы лучше расслабиться, она прислонилась к спинке кресла, запрокинула на нее голову и закрыла глаза. Теперь нужно было приложить все усилия для того, чтобы сосредоточиться. А сосредоточиться следовало не только мысленно: для работы с картой требовалась прежде всего концентрация энергии и тех сил, которые были даны гадалке свыше.
Постепенно Милославская все глубже и глубже уходила в себя. Она даже перестала слышать телевизор, который забыла выключить. И вот, спустя пять, или немногим более, минут, в кончиках пальцев почувствовалось долгожданное покалывание, быстро перешедшее в ощущение тепла. Тепло шло по ладони нежной непрерывной волной, способствующей расслаблению и вместе с тем сосредоточению на этом тепле всего Яниного тела.
Вдруг искрящаяся мгла, стоящая в закрытых глазах, рассеялась, сменив собою картину, напоминающую реальность. Милославская сначала смутно увидела очертания непонятного предмета, но вскоре поняла, что этот предмет – телефон. Аппарат был серого цвета, глянцево-сверкающий, будто бы совершенно новый или натертый заботливой рукой до сияния. Гадалка ожидала развития действий: она предполагала, что сейчас кто-то начнет звонить по телефону, что удастся увидеть лицо какого-либо человека или по меньшей мере запомнить номер телефона адресата. Однако все ее предположения оказались ошибочными. Картина не двигалась с места, и в ее центре продолжал оставаться только телефон.
Экстрасенс стала внимательно присматриваться к каждой его детали, надеясь увидеть что-то особенное, наводящее на размышления. Но и эти попытки являлись тщетными. Так видение само собой стало угасать. Банальный и в то же время загадочный предмет обихода продолжал оставаться единственным, что «показал» гадалке «Джокер».
Яна уже чувствовала себя вернувшейся к реальности, но она по-прежнему не открывала глаз. «Что бы это могло значить?» – этот вопрос настойчиво терзал сознание Милославской. Однако, ответа на него не находилось. Все возможные варианты разгадок видения, приходящие в голову, были настолько несостоятельными, что Яна брезгливо морщилась, подумав о них.
Гадалка испытывала гнетущее чувство неудовлетворения проделанной работой, поэтому успокоиться на этом не могла. Она поднялась с кресла и стала прохаживаться по комнате взад и вперед, размышляя вслух. Ей казалось, что так проще соблюдать логику в соображениях. Однако, каждая мысль заканчивалась фразой: «Какая чушь!» или чем-то вроде этого.
Яна подошла к окну, слегка отодвинула тюлевую занавеску, искусно расшитую белыми шелковыми узорами, и стала отрешенно смотреть вдаль, продолжая мысленно анализировать недавнее видение. Но и эта попытка не увенчалась успехом – никакой мысли, за которую можно было бы зацепиться, у нее не возникало.
Вдруг ее осенило – она использовала «Джокер», а это давало ей шанс на его повторное применение. На самом деле, отчаявшись найти ответ на главный в данный момент вопрос, Милославская и не осознала, что в ее организме еще достаточно сил, необходимых для работы с картами.
Резко отвернувшись от окна, экстрасенс направилась к креслу, на котором лежал «Джокер», взяла его и, полная надежд, плюхнулась на диван, стоящий рядом. На этой карте изображался полумесяц, выпускающий воздушную струйку на колокольчик, болтающийся на его собственном кончике.
Почувствовав, что это положение не слишком удобно, гадалка уже закрыв глаза, вытянула ноги, под голову сунула маленькую плюшевую думочку, руки положила вдоль туловища и приготовилась к таинственному сеансу. Ладонь ее накрывала карту, поэтому Яна целиком и полностью сосредоточилась на всем, что ей было известно о случившемся с Вершининой. Конкретного вопроса она не формулировала, так как видения от «Джокера» никогда не зависели от заданного ему вопроса. Гадалка просто спокойно перебирала в мыслях известные ей факты, одновременно думая о том, что все неизвестное обязательно нужно прояснить.
Поначалу Милославская ничего, предвещающего наступление видения, не чувствовала. Но, тем не менее, спустя некоторое время ладонь все-таки окутало приятное тепло. Рядом тикали часы, и в абсолютной тишине звуки, производимые ими, казались очень громкими. Шли минуты, однако, темнота в глазах не сменялась никаким видением. Яна попыталась отключиться от всех посторонних ощущений. Постепенно она перестала чувствовать даже собственное тело. Казалось, состояние, в котором она находится – невесомость. И вот в этой темноте, где-то далеко-далеко, послышалось жужжание. Видения гадалки редко сопровождались звуками, поэтому она насторожилась. Милославская предположить не могла, чего от него следует ожидать и что он вообще значит.
Между тем звук усиливался, и через пару минут экстрасенс поняла, что это далеко не жужжание. Теперь оно больше напоминало позвякивание, а вскоре стало совсем ясно – слышался телефонный звонок. Это немало удивило Яну. «Джокер» второй раз пытался подвести ее к какому-то одному выводу, а значит аппарат, представший перед ней в прошлом видении, не был случайным и бессмысленным. Телефон прозвонил несколько раз, достаточно громко и отрывисто, затем все потухло. Потухли необъяснимые ощущения, возникающие всегда во время гадания, и Милославская открыла глаза. Она чувствовала не только необыкновенную усталость во всем теле, но и какую-то опустошенность, принесенную видением.
Яна привстала. Голова слегка закружилась, но гадалка понимала, что сейчас не время для расслабления. Напротив, вопреки всему надо принять решение, касающееся дальнейших шагов расследования.
– Что же ты мне подсказываешь, «Джокер»? – проговорила экстрасенс. – К чему подталкиваешь?
Милославская посмотрела на свой телефонный аппарат и вновь, только уже более серьезно, стала размышлять над возможными вариантами развития событий. Возле телефона лежала домашняя потрепанная записная книжка. Яна вдруг встала и необыкновенно возбужденно воскликнула:
– Как же я об этом сразу не подумала! Хотя… Может быть, опять ошибаюсь? Тем не менее, я должна все проверить!
Гадалке просто-напросто пришла мысль о том, что, возможно, печальные события, произошедшие с Валерией и Ириной, повлек за собой какой-либо важный разговор, состоявшийся недавно по телефону между подругами и их неизвестным пока знакомым. Это могло также быть случайное телефонное знакомство и последовавшая за ним встреча, увенчавшаяся трагическим финалом. Подобных вариантов в сознании Яны было несколько. Она не стала раздумывать сейчас над тем, какой из них более правдоподобен, так как главным в ее недавно возникшем плане на данный момент являлась работа с записными книжками девушек. Милославская надеялась, пролистав их, найти какую-нибудь более или менее существенную зацепку.
Действия следовало начинать как можно скорее, поскольку результаты любого промедления могли оказаться плачевными. Яна вспомнила встречу с Валерией. Мысль о том, что сегодня ей придется еще раз пережить уже испытанное щемящее душу чувство, была более, чем неприятна. Однако, сложилась ситуация, не терпящая возражений, поэтому выбирать не приходилось.
– Ну и дене-ок! – протянула гадалка, покачивая головой. – Сегодня я похожа на бумеранг, отправляющийся вперед и возвращающийся обратно!
В комнату вошла Джемма, которая все это время, наверное, дремала в одной из других комнат.
– Да, Джемма? – обратилась к любимице Яна. – Сколько я раз сегодня ездила в город?
Джемма непонимающе смотрела на Милославскую, пытаясь догадаться, чего от нее хотят. Затем собака подошла вплотную к хозяйке и стала ласково тереться о ее ноги.
– И тобой-то некогда заняться, – по-детски выпятив губы, протянула гадалка, – идем погуляем?
Эта фраза, по-видимому, Джемме была понятна как никакая другая, потому что она стремглав бросилась к порогу и, толкнув передними лапами незапертую дверь, распахнула ее. Она стала, как оголтелая, носится из одного угла двора в другой, ненарадуясь предоставившейся свободе. Яна со счастливой улыбкой наблюдала за собакой, которой она сегодня, на самом деле, практически не уделяла внимания. Джемма между тем, немного опомнившись, подбежала к калитке и стала с тоской смотреть на нее, давая хояйке понять, что нуждается в более просторной территории для выгула.
– А знаешь что? – произнесла гадалка, окликнув Джемму. – Наверное, я возьму тебя с собой в город!
Овчарка начала радостно поскуливать, энергично виляя хвостом и с благодарностью глядя на Милославскую.
– Только тебе сначала надо подкрепиться. Чаппи!
Последнее слово подействовало на Джемму, как магическое заклинание, и она пулей бросилась обратно в дом, откуда скоро принесла хрустящий пакет с собачьим кормом.
– Нет-нет! Идем к миске!
Собака подчинилась. Пока она ела, Милославская привела себя в порядок и была готова к очередному путешествию в Октябрьский район города. Конечно, она намеревалась взять с собой Джемму не только по причине необходимости как следует ее выгулять. Возвращение гадалки вполне могло быть поздним, а вследствие этого небезопасным. По вечерам улица, ведущая к дому Яны, пустовала, к тому же ни один фонарь ее не освещал. Так что сопровождение сильной, смелой и преданной собаки здесь не являлась лишним.