Вальтер Варлимонт
В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала
Предисловие
Судьба ставки ОКБ[1] (или ставки фюрера) в период Второй мировой войны тесно связана с судьбой того человека, имя которого она носила. Временами на нее смотрели как на источник блестящих планов военных кампаний и кладезь военного руководства высочайшей квалификации; для многих она оставалась, даже долгое время после того, как война обернулась против самой Германии, святая святых безопасности, которой можно безоговорочно доверять; в конце войны каждый, независимо от того, был он в составе вермахта или нет, осыпал ее проклятиями за поражение своей страны. Даже сегодня, когда улеглось столько страстей, разгоревшихся в результате краха Германии, ни один человек, переживший то время, не скажет вам спасибо за пробуждение воспоминаний о ставке фюрера.
В большой степени, конечно, такие настроения в германском общественном мнении были и остаются направленными лично против Гитлера в роли Верховного главнокомандующего вермахта. Но за компанию с Гитлером, хотя лишь в качестве подчиненного, любой офицер, занимавший высокую штабную должность в этой ставке, должен нести свою долю ответственности – не столь большую, ибо она была возложена на него другими людьми, – но по той причине, что вся его карьера стала сознательным выбором высокой степени ответственности. Правда, действующие уставы того времени утверждали обратное и определенно исключали так называемую общую ответственность высших штабных офицеров, которую Людендорф считал золотым правилом; правда и то, что только в редких случаях во время войны вставал в германской верховной ставке вопрос о том, что правильно и что ошибочно в ходе военных действий; наконец, военный трибунал союзников пришел в итоге к совершенно противоречащим друг другу решениям по этому вопросу. Тем не менее остается груз ответственности, над которым каждый отдельный человек вынужден по-прежнему ломать голову. Даже если сделать скидку на обычную человеческую ошибку и неудачу, все, кто служил в этой ставке, должны чувствовать, что зловещие богини древних бросают на них свою тень и обращают к ним свое заклятие: Орос, ослепившая успехом, Ибрис, грозившая своим жертвам утерей морали и умственного равновесия, и, наконец, Атае, заставлявшая тех, на кого пало заклятие, верить, что они способны достичь невозможного.
Взявшись, несмотря на все это, написать книгу, я полон решимости, даже вынужден делать это, следуя требованиям беспристрастного исторического анализа. Кроме того, я надеюсь таким образом выполнить личный долг по отношению к тем, кто когда-то служил вместе со мной. Потому что созданное до сих пор представление о характере и функционировании германской верховной ставки было односторонним, что, пожалуй, неудивительно, поскольку очень многие старшие офицеры, которые могли бы пролить свет на эти события, погибли.
Вряд ли стоит добавлять, что желание написать книгу именно под таким углом зрения никак не повлияло на мою непреклонную решимость дойти до истины. Единственное, что все время мною руководило, – это старание пролить больше света на произошедшие события и добиться лучшего их понимания. Слабости и неудачи не даются здесь в качестве доказательств обвинения, так же как достижения и успехи – как доказательства защиты. Тем не менее эта книга покажет отчетливее, чем другие послевоенные описания, что при общении с таким человеком, как Гитлер, возможности для собственного решения и независимого поступка были ограниченными и напрямую зависели от близости отношений с ним конкретного офицера. В значительной мере это относится к Кейтелю и Йодлю – двум генералам, возглавлявшим ОКВ, и к их подчиненным, штабным офицерам, одним из которых был и я. Многие рассказывали, что почти никто из главнокомандующих войсками на главных театрах военных действий, приглашенных в ставку для представления или доклада, не мог устоять против непреодолимого влияния присутствия Гитлера. В этом смысле «аргумент защиты» старших офицеров ОКВ есть не более чем одна сторона правды. Каковы выводы – этот вопрос следует оставить на суд истории.
Естественно, во многих случаях источником мне служил мой собственный опыт. Если кто-то из читателей сомневается в моей правдивости, то могу лишь сказать, что эти воспоминания, в большинстве своем, можно перепроверить у офицеров бывшего вермахта, некоторые из них и ныне занимают высокие военные посты. Кроме того, картину событий дополняют и подтверждают выдержки из приказов и других, лишь частично опубликованных документов, отрывки из мемуаров и различных послевоенных публикаций, признанных достоверными, и, наконец, краткие протоколы совещаний в ставке Гитлера. Несколько лет я затратил на сбор и анализ этих материалов, прежде чем летом 1960 года приступил к написанию текста. Я ушел от какого бы то ни было спора относительно «мифов» или аутентичности многочисленных «фактических докладов», который возник вокруг германской верховной ставки. Я не стал также описывать события, не связанные с военной сферой или не касавшиеся ее напрямую.
В соответствии с германской военной терминологией слово «ставка» использовано в этой книге для обозначения как функции оперативного командования на высшем уровне, так и самого местоположения Верховного командования.
Эта книга посвящена всем, кто жил и работал со мной в ставке ОКВ.
Вальтер Варлимонт
В большой степени, конечно, такие настроения в германском общественном мнении были и остаются направленными лично против Гитлера в роли Верховного главнокомандующего вермахта. Но за компанию с Гитлером, хотя лишь в качестве подчиненного, любой офицер, занимавший высокую штабную должность в этой ставке, должен нести свою долю ответственности – не столь большую, ибо она была возложена на него другими людьми, – но по той причине, что вся его карьера стала сознательным выбором высокой степени ответственности. Правда, действующие уставы того времени утверждали обратное и определенно исключали так называемую общую ответственность высших штабных офицеров, которую Людендорф считал золотым правилом; правда и то, что только в редких случаях во время войны вставал в германской верховной ставке вопрос о том, что правильно и что ошибочно в ходе военных действий; наконец, военный трибунал союзников пришел в итоге к совершенно противоречащим друг другу решениям по этому вопросу. Тем не менее остается груз ответственности, над которым каждый отдельный человек вынужден по-прежнему ломать голову. Даже если сделать скидку на обычную человеческую ошибку и неудачу, все, кто служил в этой ставке, должны чувствовать, что зловещие богини древних бросают на них свою тень и обращают к ним свое заклятие: Орос, ослепившая успехом, Ибрис, грозившая своим жертвам утерей морали и умственного равновесия, и, наконец, Атае, заставлявшая тех, на кого пало заклятие, верить, что они способны достичь невозможного.
Взявшись, несмотря на все это, написать книгу, я полон решимости, даже вынужден делать это, следуя требованиям беспристрастного исторического анализа. Кроме того, я надеюсь таким образом выполнить личный долг по отношению к тем, кто когда-то служил вместе со мной. Потому что созданное до сих пор представление о характере и функционировании германской верховной ставки было односторонним, что, пожалуй, неудивительно, поскольку очень многие старшие офицеры, которые могли бы пролить свет на эти события, погибли.
Вряд ли стоит добавлять, что желание написать книгу именно под таким углом зрения никак не повлияло на мою непреклонную решимость дойти до истины. Единственное, что все время мною руководило, – это старание пролить больше света на произошедшие события и добиться лучшего их понимания. Слабости и неудачи не даются здесь в качестве доказательств обвинения, так же как достижения и успехи – как доказательства защиты. Тем не менее эта книга покажет отчетливее, чем другие послевоенные описания, что при общении с таким человеком, как Гитлер, возможности для собственного решения и независимого поступка были ограниченными и напрямую зависели от близости отношений с ним конкретного офицера. В значительной мере это относится к Кейтелю и Йодлю – двум генералам, возглавлявшим ОКВ, и к их подчиненным, штабным офицерам, одним из которых был и я. Многие рассказывали, что почти никто из главнокомандующих войсками на главных театрах военных действий, приглашенных в ставку для представления или доклада, не мог устоять против непреодолимого влияния присутствия Гитлера. В этом смысле «аргумент защиты» старших офицеров ОКВ есть не более чем одна сторона правды. Каковы выводы – этот вопрос следует оставить на суд истории.
Естественно, во многих случаях источником мне служил мой собственный опыт. Если кто-то из читателей сомневается в моей правдивости, то могу лишь сказать, что эти воспоминания, в большинстве своем, можно перепроверить у офицеров бывшего вермахта, некоторые из них и ныне занимают высокие военные посты. Кроме того, картину событий дополняют и подтверждают выдержки из приказов и других, лишь частично опубликованных документов, отрывки из мемуаров и различных послевоенных публикаций, признанных достоверными, и, наконец, краткие протоколы совещаний в ставке Гитлера. Несколько лет я затратил на сбор и анализ этих материалов, прежде чем летом 1960 года приступил к написанию текста. Я ушел от какого бы то ни было спора относительно «мифов» или аутентичности многочисленных «фактических докладов», который возник вокруг германской верховной ставки. Я не стал также описывать события, не связанные с военной сферой или не касавшиеся ее напрямую.
В соответствии с германской военной терминологией слово «ставка» использовано в этой книге для обозначения как функции оперативного командования на высшем уровне, так и самого местоположения Верховного командования.
Эта книга посвящена всем, кто жил и работал со мной в ставке ОКВ.
Вальтер Варлимонт
Часть первая
Предыстория
Когда разразилась Вторая мировая война, в Германии не было утвержденного законом центра, способного осуществлять общее руководство военными действиями. 1 сентября 1939 года по воле одного-единственного человека, возглавившего германский рейх и грубо поправшего всю оппозицию и все теплившиеся до последней минуты надежды на мир, была развязана война. Вечером того же дня в зимнем саду старой рейхсканцелярии неожиданно собрали одетых в различную форму офицеров, а также ответственных гражданских чиновников, с тем чтобы они прослушали доклад о текущей обстановке. Как полковника штаба оперативного руководства[2] ОКВ, меня вызвали прочитать этот доклад. Сцена настолько напоминала декорации лагеря Валленштейна[3], что у меня даже перехватило дыхание. Я не слишком далеко продвинулся со своим выступлением. Гитлера интересовало в основном, на сколько километров углубилась армия за границы Польши, и эту информацию тут же выдали хорошо поставленными голосами его славные трудолюбивые помощники. Геринг считал, что благодаря донесениям «своих» ВВС он информирован гораздо лучше, чем кто бы то ни было; во всяком случае, он был выше всякой штабной работы и презрительно относился к директиве № 1 по ведению войны, только что выпущенной ОКВ. Хотя под ней и стояла подпись Гитлера, Геринг отреагировал на этот документ памятной репликой: «И что я должен делать с этой макулатурой? Все это мне давно известно». Визитеры и дежурные офицеры входили и уходили. Я незаметно ускользнул и был чрезвычайно разочарован контрастом между серьезностью момента и таким поведением собравшихся.
Я был старшим офицером оперативного штаба Кейтеля с осени 1938 года. На следующий день он вызвал меня и сказал, что Гитлер предложил наблюдать за кампанией на границе с Польшей из своего поезда, так называемого специального состава фюрера. Однако в нем оказалось лишь одно свободное место для старшего офицера ОКВ, поэтому встал вопрос, кому это место предоставить – мне или генерал-майору Йодлю, который вернулся в качестве начальника штаба оперативного руководства ОКВ[4]. Не колеблясь ни секунды, я посоветовал ехать Йодлю; к тому времени меня весьма угнетали некоторые новые свидетельства о гитлеровских методах ведения военных действий, да и в любом случае у Йодля было преимущественное право занять это место. Поэтому 3 сентября спецпоезд фюрера отправился в туманном восточном направлении к неопределенному пункту назначения. Заполнен он был в основном так называемым личным окружением, в котором военных лиц было гораздо меньше, чем гражданских. В ходе Польской кампании этот состав присвоил себе название «ставка фюрера». Фактически такое название было абсолютно неправильным, так как у находившихся в нем великих «умников» не имелось даже элементарных средств, чтобы командовать войсками. Настоящий оперативный штаб оставался в Берлине.
Возникает вопрос: как могла возникнуть такая неорганизованность и по каким причинам? Чтобы ответить на него, я должен кратко рассказать о тех проблемах, связанных в течение некоторого времени с так называемым высшим командованием вермахта, проблемах, которым суждено было впоследствии оказывать все большее, а на самом деле решающее влияние на характер и действия германского Верховного главнокомандования до самого конца войны.
Схема 1
СТРУКТУРА ВЫСШЕГО КОМАНДОВАНИЯ ВЕРМАХТА
На момент начала войны – по видам вооруженных сил[5]
Я был старшим офицером оперативного штаба Кейтеля с осени 1938 года. На следующий день он вызвал меня и сказал, что Гитлер предложил наблюдать за кампанией на границе с Польшей из своего поезда, так называемого специального состава фюрера. Однако в нем оказалось лишь одно свободное место для старшего офицера ОКВ, поэтому встал вопрос, кому это место предоставить – мне или генерал-майору Йодлю, который вернулся в качестве начальника штаба оперативного руководства ОКВ[4]. Не колеблясь ни секунды, я посоветовал ехать Йодлю; к тому времени меня весьма угнетали некоторые новые свидетельства о гитлеровских методах ведения военных действий, да и в любом случае у Йодля было преимущественное право занять это место. Поэтому 3 сентября спецпоезд фюрера отправился в туманном восточном направлении к неопределенному пункту назначения. Заполнен он был в основном так называемым личным окружением, в котором военных лиц было гораздо меньше, чем гражданских. В ходе Польской кампании этот состав присвоил себе название «ставка фюрера». Фактически такое название было абсолютно неправильным, так как у находившихся в нем великих «умников» не имелось даже элементарных средств, чтобы командовать войсками. Настоящий оперативный штаб оставался в Берлине.
Возникает вопрос: как могла возникнуть такая неорганизованность и по каким причинам? Чтобы ответить на него, я должен кратко рассказать о тех проблемах, связанных в течение некоторого времени с так называемым высшим командованием вермахта, проблемах, которым суждено было впоследствии оказывать все большее, а на самом деле решающее влияние на характер и действия германского Верховного главнокомандования до самого конца войны.
Схема 1
СТРУКТУРА ВЫСШЕГО КОМАНДОВАНИЯ ВЕРМАХТА
На момент начала войны – по видам вооруженных сил[5]
Глава 1
Высший аппарат вермахта
Главнокомандующий и его штаб
Когда в 1933 году генерал (позднее фельдмаршал) Бломберг был назначен военным министром, он номинально был и главнокомандующим вермахта. Хотя при Веймарской республике все военные министры обладали аналогичными прерогативами и властью, Бломберг отличался от них тем, что поставил перед собой задачу идти по пути централизации управления и поэтому решил, что главное – создать сильное главнокомандование. Когда в марте 1935 года было объявлено, что Германия «вновь обрела свободу действий» в вопросах обороны, Бломберг стал военным министром и главнокомандующим вермахта и был уверен, что новая структура командования должна отражать его истинный смысл и полномочия. В его руках была власть над армией, флотом и воздушными силами, и он поставил перед собой задачу создать структуру объединенного командования всеми видами вооруженных сил вермахта по образцу централизованной системы власти в самом рейхе. Он считал, что сам должен нести ответственность за координацию руководства не только военными операциями, но и другими средствами тотальной войны[6], такими, как военная пропаганда и экономическая война и даже гражданская оборона во всех гражданских учреждениях[7].
Такая жесткая схема организации военного командования, построенная до самой его верхушки с безупречной логикой, привела к тому, что Германия того времени ввела систему, которую не пыталась выстроить ни одна из великих военных держав, и, следует сразу же добавить, ни одна из них не последовала германскому примеру. Еще более показательным является тот факт, что никто, даже в самих военных кругах, не рассматривал новую структуру командования как допустимое или даже необходимое зло. Генерал Бек считал образцом эффективности французское главнокомандование 1940 года. Для решения проблемы объединенного руководства англосаксонские державы решили поднять на один уровень главнокомандующих сухопутными, военно-морскими и военно-воздушными силами под председательством того, кто был первым среди равных.
С 1918 года и до сих пор президент рейха номинально возглавлял вооруженные силы, как и в большинстве других демократических стран. Однако, как правило, он осуществлял эти прерогативы только в ограниченной сфере, главным образом в том, что касалось кадров и протокола. Новый главнокомандующий вермахта с его всеохватывающей властью вынужден был поэтому первым добиваться для себя подобающего места между главой государства с одной стороны, и главнокомандующими тремя видами войск – с другой. По сути дела, это могло означать только то, что главнокомандующим сухопутными, военно-морскими и военно-воздушными силами, которые до сих пор обладали независимой властью в своих областях, в частности в ведении боевых действий, пришлось отдать существенную часть своих полномочий Верховному главнокомандующему, вклинившемуся теперь между ними и главой государства. Другим следствием стало то, что главнокомандующие отдельными видами вооруженных сил поняли, что их понизили на целый уровень в военной иерархии, и еще до того, как появилась возможность всесторонне проверить целесообразность такого разделения власти, а следовательно, и ответственности.
Изменившаяся ситуация стала абсолютна ясна всем видам вооруженных сил, когда с 1934 года главнокомандующий вермахта начал, хотя в какой-то степени и в порядке эксперимента, увеличивать количество высших должностей в своем министерстве, которое до сих пор носило название «канцелярия министра»[8] и в качестве таковой занималось в основном лишь административными вопросами. Однако теперь она начала расширяться, создавая в себе зародыш штаба единого оперативного управления вермахтом. Цель была понятна: в отличие от оперативных штабов отдельных видов вооруженных сил, этот межведомственный штаб должен был выполнять высшие координационные функции. Но в свете ситуации, которая сложилась в то время в Германии, едва ли можно было считать такую структуру приемлемой для любого из трех видов вооруженных сил, прежде всего для Генерального штаба сухопутных сил, так как последние являлись самым большим и самым важным из всех видов; не устраивало это и Генеральный штаб военно-морских сил, поскольку он привык к независимости в оперативных вопросах морского флота; и, наконец, недоволен был только что созданный Генеральный штаб военно-воздушных сил с его растущими амбициями. Даже в те времена, когда император, или кайзер, имел всю полноту командования, не было высшего штаба оперативного руководства, которому подчинялись армия и флот. В те времена большой Генеральный штаб армии, позднее, во время Первой мировой войны, называвшийся Верховным главнокомандованием армии, фактически принимал основные решения по всем военным вопросам.
Такая жесткая схема организации военного командования, построенная до самой его верхушки с безупречной логикой, привела к тому, что Германия того времени ввела систему, которую не пыталась выстроить ни одна из великих военных держав, и, следует сразу же добавить, ни одна из них не последовала германскому примеру. Еще более показательным является тот факт, что никто, даже в самих военных кругах, не рассматривал новую структуру командования как допустимое или даже необходимое зло. Генерал Бек считал образцом эффективности французское главнокомандование 1940 года. Для решения проблемы объединенного руководства англосаксонские державы решили поднять на один уровень главнокомандующих сухопутными, военно-морскими и военно-воздушными силами под председательством того, кто был первым среди равных.
С 1918 года и до сих пор президент рейха номинально возглавлял вооруженные силы, как и в большинстве других демократических стран. Однако, как правило, он осуществлял эти прерогативы только в ограниченной сфере, главным образом в том, что касалось кадров и протокола. Новый главнокомандующий вермахта с его всеохватывающей властью вынужден был поэтому первым добиваться для себя подобающего места между главой государства с одной стороны, и главнокомандующими тремя видами войск – с другой. По сути дела, это могло означать только то, что главнокомандующим сухопутными, военно-морскими и военно-воздушными силами, которые до сих пор обладали независимой властью в своих областях, в частности в ведении боевых действий, пришлось отдать существенную часть своих полномочий Верховному главнокомандующему, вклинившемуся теперь между ними и главой государства. Другим следствием стало то, что главнокомандующие отдельными видами вооруженных сил поняли, что их понизили на целый уровень в военной иерархии, и еще до того, как появилась возможность всесторонне проверить целесообразность такого разделения власти, а следовательно, и ответственности.
Изменившаяся ситуация стала абсолютна ясна всем видам вооруженных сил, когда с 1934 года главнокомандующий вермахта начал, хотя в какой-то степени и в порядке эксперимента, увеличивать количество высших должностей в своем министерстве, которое до сих пор носило название «канцелярия министра»[8] и в качестве таковой занималось в основном лишь административными вопросами. Однако теперь она начала расширяться, создавая в себе зародыш штаба единого оперативного управления вермахтом. Цель была понятна: в отличие от оперативных штабов отдельных видов вооруженных сил, этот межведомственный штаб должен был выполнять высшие координационные функции. Но в свете ситуации, которая сложилась в то время в Германии, едва ли можно было считать такую структуру приемлемой для любого из трех видов вооруженных сил, прежде всего для Генерального штаба сухопутных сил, так как последние являлись самым большим и самым важным из всех видов; не устраивало это и Генеральный штаб военно-морских сил, поскольку он привык к независимости в оперативных вопросах морского флота; и, наконец, недоволен был только что созданный Генеральный штаб военно-воздушных сил с его растущими амбициями. Даже в те времена, когда император, или кайзер, имел всю полноту командования, не было высшего штаба оперативного руководства, которому подчинялись армия и флот. В те времена большой Генеральный штаб армии, позднее, во время Первой мировой войны, называвшийся Верховным главнокомандованием армии, фактически принимал основные решения по всем военным вопросам.
Единство вермахта – внутреннее и внешнее
Именно поэтому ОКХ[9] и Генеральный штаб сухопутных сил оказали самое яростное и упорное сопротивление Бломбергу и его «оперативному штабу обороны». Главнокомандующий сухопутными силами генерал-полковник Фрейер фон Фрич был убежден, что поскольку Германия сухопутная держава, то сухопутная армия должна оставаться главной силой вермахта и в будущем, несмотря на все новые теории войны в воздухе. Посему он требовал, чтобы во время войны армия имела решающий голос в вопросах оперативного управления, касающихся вермахта в целом. «Главнокомандующий сухопутными силами должен быть во главе боевых действий, – говорилось в одной из памятных записок, которыми обменивались Генеральный штаб армии и ОКВ в середине тридцатых годов, – поэтому он должен быть главным советником главы государства по всем вопросам, касающимся ведения войны, включая операции на море и в воздухе, и единственным – по вопросам боевых действий на суше». Фрич считал такую позицию более чем справедливой, так как все важные посты в новом высшем координационном штабе обороны занимали армейские генералы и офицеры штаба, которые, естественно, отдавали приоритет армейским делам. Эти частные заботы не затрагивали два других вида вооруженных сил; но их главнокомандующие и генеральные штабы имели иные основания для защиты своей независимости от ОКВ; гросс-адмирал Редер, главнокомандующий ВМС, основывал свою аргументацию на географическом факторе: континентальное положение рейха предполагает, что единое Верховное командование мало что даст флоту; Геринг, бывший одновременно министром авиации и главнокомандующим люфтваффе, опирался на свое высокое положение как в государстве, так и в партии, а также на близкие личные отношения с Гитлером. В мемуарах Бломберга, написанных в 1933 году, говорится, что «Герингу явно трудно было согласиться с тем, что он стоит не выше всех в вермахте, а на втором уровне вместе с двумя другими равными ему высокими чинами».
При таких обстоятельствах яростное сопротивление Бломбергу и даже еще большее сопротивление его штабу оперативного руководства было неизбежным. В ходе обычных деловых отношений постоянно множились расхождения во взглядах высших чинов вермахта. И кроме того, военные учения ОКВ, учебные занятия и тактические упражнения, а также единственные маневры вермахта, проведенные в 1937 году, – все, что предназначалось для проверки и подготовки новой структуры командования, рождало критику снизу, доходившую почти до прямого бунта, что совсем уж недопустимо в армии.
Несмотря на это, главнокомандующий вермахта продолжал следовать своей и самим собой утвержденной линии, с виду абсолютно невозмутимо. С 1935 года его слепо, просто неистово поддерживал начальник его оперативного штаба[10]полковник Йодль, который с головой окунулся в свою работу и даже отказался от должности начальника Генерального штаба люфтваффе[11]. В перспективе стояла задача создать «министерство вермахта» и всеохватывающий Генеральный штаб, который включал бы в себя люфтваффе, все еще являвшееся в то время частью геринговского министерства авиации. Кроме того, уже в 1937 году встал вопрос о подчинении военных округов непосредственно ОКВ. Было предложено, чтобы представители ОКВ заменили армейских командующих округами и отвечали за все, что касается вермахта в целом, включая местные военные власти, внутреннюю безопасность, разведку, административные дела и снабжение. Йодль отмечает в своем дневнике (27 января), что, когда этот вопрос впервые был поставлен на обсуждение, главнокомандующий сухопутными силами подал в отставку, а 15 июля Гитлер отверг это предложение.
Сложившиеся по причине этих разногласий натянутые официальные отношения повлияли даже на взаимоотношения личного характера. Другим результатом стало беспрецедентное расхождение во взглядах среди старших офицеров армии. Они увлекали за собой своих непосредственных подчиненных, что практически привело к расколу по политическим взглядам всего офицерского состава: с одной стороны – неожиданно выдвинувшиеся революционно настроенные нацисты, а с другой – армейские приверженцы традиции. Последнее стало существенным фактором в развитии событий в самой верховной ставке.
Несмотря на все это, следует признать, что военное чутье Бломберга помогло, когда все уже было сказано и сделано, спасти высшую структуру вермахта от подступавшего хаоса, до которого оставался один шаг. Еще важнее то, что он смог использовать свою координирующую роль и свою военную власть, чтобы оказать решающее и в большинстве случаев сдерживающее влияние на военную политику или, во всяком случае, на военное планирование Гитлера. Ряд важных событий, отражающих взгляды Бломберга в то время, подтверждает это предположение. Например, когда 5 ноября 1937 года Гитлер открыл ограниченному кругу лиц свои воинственные намерения, основанные на теории Лебеншраума, главнокомандующие вермахта и сухопутными силами проявили полную солидарность, высказав свои возражения. В докладе Бломберга от 13 декабря 1937 года по поводу военных приготовлений против Чехословакии, которых требовал Гитлер, был сделан особый упор на неадекватность военного потенциала вермахта, особенно с точки зрения снабжения боеприпасами[12]; настоящей причиной подчеркивания им этого фактора, несомненно, было несогласие с подобным опасным политическим курсом. Кроме того, не всем известно, что годом раньше он так решительно сопротивлялся дополнительному вовлечению германских сухопутных сил в Гражданскую войну в Испании, что едва не потребовалось вмешательство главнокомандующего армией[13]. Не менее важно вспомнить, что в разгар войны Гитлер имел обыкновение давать выход своей периодически возникающей неприязни к генералам, Генеральному штабу и его подготовке, а также высказывать свои взгляды на армию в целом такими словами: «Все это идет с того времени, когда широкие плечи Бломберга разъединяли меня с вермахтом»[14].
При таких обстоятельствах яростное сопротивление Бломбергу и даже еще большее сопротивление его штабу оперативного руководства было неизбежным. В ходе обычных деловых отношений постоянно множились расхождения во взглядах высших чинов вермахта. И кроме того, военные учения ОКВ, учебные занятия и тактические упражнения, а также единственные маневры вермахта, проведенные в 1937 году, – все, что предназначалось для проверки и подготовки новой структуры командования, рождало критику снизу, доходившую почти до прямого бунта, что совсем уж недопустимо в армии.
Несмотря на это, главнокомандующий вермахта продолжал следовать своей и самим собой утвержденной линии, с виду абсолютно невозмутимо. С 1935 года его слепо, просто неистово поддерживал начальник его оперативного штаба[10]полковник Йодль, который с головой окунулся в свою работу и даже отказался от должности начальника Генерального штаба люфтваффе[11]. В перспективе стояла задача создать «министерство вермахта» и всеохватывающий Генеральный штаб, который включал бы в себя люфтваффе, все еще являвшееся в то время частью геринговского министерства авиации. Кроме того, уже в 1937 году встал вопрос о подчинении военных округов непосредственно ОКВ. Было предложено, чтобы представители ОКВ заменили армейских командующих округами и отвечали за все, что касается вермахта в целом, включая местные военные власти, внутреннюю безопасность, разведку, административные дела и снабжение. Йодль отмечает в своем дневнике (27 января), что, когда этот вопрос впервые был поставлен на обсуждение, главнокомандующий сухопутными силами подал в отставку, а 15 июля Гитлер отверг это предложение.
Сложившиеся по причине этих разногласий натянутые официальные отношения повлияли даже на взаимоотношения личного характера. Другим результатом стало беспрецедентное расхождение во взглядах среди старших офицеров армии. Они увлекали за собой своих непосредственных подчиненных, что практически привело к расколу по политическим взглядам всего офицерского состава: с одной стороны – неожиданно выдвинувшиеся революционно настроенные нацисты, а с другой – армейские приверженцы традиции. Последнее стало существенным фактором в развитии событий в самой верховной ставке.
Несмотря на все это, следует признать, что военное чутье Бломберга помогло, когда все уже было сказано и сделано, спасти высшую структуру вермахта от подступавшего хаоса, до которого оставался один шаг. Еще важнее то, что он смог использовать свою координирующую роль и свою военную власть, чтобы оказать решающее и в большинстве случаев сдерживающее влияние на военную политику или, во всяком случае, на военное планирование Гитлера. Ряд важных событий, отражающих взгляды Бломберга в то время, подтверждает это предположение. Например, когда 5 ноября 1937 года Гитлер открыл ограниченному кругу лиц свои воинственные намерения, основанные на теории Лебеншраума, главнокомандующие вермахта и сухопутными силами проявили полную солидарность, высказав свои возражения. В докладе Бломберга от 13 декабря 1937 года по поводу военных приготовлений против Чехословакии, которых требовал Гитлер, был сделан особый упор на неадекватность военного потенциала вермахта, особенно с точки зрения снабжения боеприпасами[12]; настоящей причиной подчеркивания им этого фактора, несомненно, было несогласие с подобным опасным политическим курсом. Кроме того, не всем известно, что годом раньше он так решительно сопротивлялся дополнительному вовлечению германских сухопутных сил в Гражданскую войну в Испании, что едва не потребовалось вмешательство главнокомандующего армией[13]. Не менее важно вспомнить, что в разгар войны Гитлер имел обыкновение давать выход своей периодически возникающей неприязни к генералам, Генеральному штабу и его подготовке, а также высказывать свои взгляды на армию в целом такими словами: «Все это идет с того времени, когда широкие плечи Бломберга разъединяли меня с вермахтом»[14].
Захват Гитлером военной власти
4 февраля 1938 года Гитлеру представилась возможность, к несчастью слишком удобная, преодолеть это препятствие, и он де-факто взял на себя командование вермахтом в качестве Верховного главнокомандующего. Обстоятельства этого хорошо известны, и нет нужды повторять их здесь. С того момента уже не существовало промежуточного звена между ним и главнокомандующими армией, флотом и военно-воздушными силами, если не считать штаба Бломберга, который Гитлер оставил нетронутым с Кейтелем на посту главнокомандующего ОКВ.
Соответствующий приказ Гитлер набросал с обычной для него страстью к вычурным выражениям. Впервые он появился в основополагающем указе, датированном 4 февраля 1938 года, относительно всего командования вермахта. Именно этот приказ, наряду с тем, что формулировка, данная ОКВ и вермахтом, получилась неясной и двусмысленной, привел к убежденности, кое-кем поддержанной, что ОКВ является самостоятельной ветвью военной власти под командованием Кейтеля. Это не так. На самом деле Кейтель выполнял функции начальника штаба ОКВ для Верховного главнокомандующего вермахта Гитлера, который обладал всей полнотой власти. Поэтому надо иметь в виду, что, где бы ни говорилось об ОКВ как верховной ставке с командными полномочиями, под этим следовало понимать Гитлера. Точно таким же образом ОКХ, в полном смысле этого названия, подразумевало главнокомандующего сухопутными силами и только осуществляло командование сухопутной армией от его имени.
Соответствующий приказ Гитлер набросал с обычной для него страстью к вычурным выражениям. Впервые он появился в основополагающем указе, датированном 4 февраля 1938 года, относительно всего командования вермахта. Именно этот приказ, наряду с тем, что формулировка, данная ОКВ и вермахтом, получилась неясной и двусмысленной, привел к убежденности, кое-кем поддержанной, что ОКВ является самостоятельной ветвью военной власти под командованием Кейтеля. Это не так. На самом деле Кейтель выполнял функции начальника штаба ОКВ для Верховного главнокомандующего вермахта Гитлера, который обладал всей полнотой власти. Поэтому надо иметь в виду, что, где бы ни говорилось об ОКВ как верховной ставке с командными полномочиями, под этим следовало понимать Гитлера. Точно таким же образом ОКХ, в полном смысле этого названия, подразумевало главнокомандующего сухопутными силами и только осуществляло командование сухопутной армией от его имени.