* * *
   – Я пока не хочу, чтобы он знал об этом.
   Она закончила перевязку и пристально на него посмотрела.
   – Понимаешь?
   В его глазах еще отражалась боль. Раненое плечо горело огнем. Шея ныла. Он не мог двинуть левой рукой.
   – Не совсем. Нет, не понимаю.
   Она перевела взгляд на черное тело, распростертое на кровати. Джиндо был крепко привязан за руки и за ноги к четырем металлическим стойкам – обсидиановая звезда, чем-то похожая на его собственные метательные звездочки.
   – Он приходил за мной, Туолин, разве ты этого не понял?
   – Но я думал…
   – Естественно. Ты решил, что он явился убить Воина Заката, а вместо него наткнулся на меня. – Она тряхнула головой, разметав темные волосы. – Ошибки не было, я уверена. Он напал на меня, Туолин. Он не искал никого другого.
   Туолин повернулся к выходу.
   – Мы должны сказать Воину Заката…
   Она остановила его, положив ладонь на его здоровую руку.
   – Знаешь, что он сделает, – тихо сказала она, – если сейчас вдруг войдет?
   – А разве ты не убьешь его?
   Она рассмеялась, и смех ее прозвучал холодным шепотом ночи.
   – О да, риккагин. Я убью его, но не сейчас и не скоро. Не раньше, чем он расскажет мне то, что я хочу узнать.
   Туолин устроил левую руку поудобнее. На повязке уже проступила кровь. Кисть онемела.
   – Мне тоже хотелось бы знать, откуда нашим врагам известно о тебе, Моэру. Но он – джиндо. Он скорее умрет, но не скажет ни слова.
   – И все же мне нужно узнать, кто его подослал, – проговорила она, глядя на закутанную фигуру.
   – Ты ничего от него не добьешься.
   Ее глаза мерцали в неярком лунном свете.
   – Смотри.
   Она бесшумно приблизилась к кровати и резко ударила джиндо по лицу. Еще раз. Еще.
   А когда глаза его ожили и он полностью пришел в себя, она сдернула с него черную маску.
   Взгляды их встретились.
   – Кто послал тебя?
   Она произнесла это негромко, но так, чтобы он видел, как ее губы выговаривали каждое слово.
   Он смотрел на нее, не мигая.
   Она опустила руку. Впечатление было такое, что она хочет только слегка надавить на его тело. Глаза у джиндо широко распахнулись. Он побледнел, от лица его разом отхлынула кровь. Через какое-то время он раскрыл рот, словно хотел закричать, но крика не последовало.
   Она повторила вопрос и движение, и постепенно Туолин начал понимать, что она нашла ритм, который каким-то образом усиливал воздействие ее слов.
   Воздух в комнате накалялся, несмотря на прохладную ночь. Резко запахло потом и чем-то еще.
   Туолин подошел к столу и выпил холодной воды из кувшина.
   Джиндо периодически терял сознание. Во время одной из таких пауз Туолин спросил:
   – Это действительно необходимо? Мы теряем время. Он не заговорит.
   – Похоже, ты не понимаешь.
   – Какая разница, кто его подослал? Убей его, и покончим с этим.
   – Он скажет.
   – Не нравится мне это.
   Она не сводила глаз с бледного лица на кровати.
   – Ты настолько чувствительный человек, риккагин? Наверное, я тебя пугаю.
   Он глухо рассмеялся.
   – Или ты думаешь, я получаю от этого удовольствие?
   – Нет, я… – Он подошел поближе. – Хотя, может, и так.
   – А что, если так оно и есть?
   – Ты всегда с ним…
   Она повернулась к нему, стоя над взмокшим от пота телом.
   – Послушай, я совсем не хотел…
   Он запнулся, наткнувшись на ее пристальный взгляд, который как будто обшаривал его лицо.
   – Ты спасла мне жизнь. Ты буджунка, великолепный воин, но я…
   – Что?
   – Я тебя не понимаю.
   – Ты хочешь сказать, что не можешь представить себе, как добро и зло уживаются в одном человеке.
   Он отступил на шаг.
   – Я думаю, что ты ничего…
   – О, я хорошо понимаю тебя, Туолин.
   Она продолжала посматривать на лоснящееся от пота, изможденное лицо джиндо.
   – Значит, себя ты считаешь добрым, не так ли?
   Он вспомнил о Кири.
   – Да.
   – И в тебе нет никаких дурных чувств? Ненависти, например? И ты не способен убить человека?
   – Я – солдат, – осторожно отозвался он. – Убивать – это моя профессия.
   – Ты сам сказал, это твое ремесло. И ты сам его выбрал.
   – Да. Именно так.
   Джиндо застонал. Веки у него задрожали: он снова стал приходить в сознание.
   Она положила ладонь на его липкую от пота грудь, проверяя одновременно дыхание и пульс.
   Туолин вдруг разъярился.
   – Да, в этом профессионал. Что бы ты делала, если бы я не…
   – Но всему есть свой предел.
   Он на мгновение задумался.
   – Да.
   – Глупец! Неужели ты никогда не заглядывал к себе в душу? Неужели ты всегда был настолько занят искусным, профессиональным убийством, что не сумел осознать себя целиком?
   Она снова переключилась на джиндо и, удостоверившись, что он полностью пришел в сознание, возобновила воздействие на нервы, расположенные на внутренней стороне его бедер. На лбу у него опять проступил пот, а грудь начала судорожно вздыматься. Глаза у него закатились. Похоже, он снова впадал в беспамятство, но Моэру уже водила пальцами по его телу, выводя его из этого состояния. Джиндо открыл глаза. Теперь во взгляде у него впервые появился проблеск каких-то чувств.
   Склонившись над дрожащим телом, она прошептала:
   – Дело в том, что ты не умрешь. Потому что я не позволю тебе умереть. Теперь ты понял, что я могу это сделать. Если не скажешь, кто послал тебя, я свяжу тебе руки и ноги и переброшу обратно через реку. Что будет, когда они все узнают? Что с тобой сделает твой хозяин, когда узнает, что ты не исполнил свою задачу?
   Она намеренно выдержала паузу.
   – Что тебя взяли в плен?
   Ее тонкие сильные пальцы нажали еще раз. Тело джиндо изогнулось, и рот беззвучно раскрылся. Он потерял сознание.
   – Значит, Туолин, я злобная женщина. Зачем тогда слушать, что я говорю? А вдруг это все – ложь?
   – Нет, – угрюмо выдавил он. – Я так не думаю.
   Он присел на кровать и сгорбился, словно под тяжестью невыносимой усталости.
   – Тогда где же правда?
   Она отвела взгляд, покосившись мельком на джиндо.
   – Правда в тебе самом, риккагин. Нет легких ответов. Слова мудрецов – это миф. Жизнь редко бывает настолько простой. – Она снова проверила пульс у пленника. – Верь в себя. И не бойся себя. В каждом из нас есть что-то от зверя. Прими это как должное. Потому что без этого ты не сможешь жить.
   – Выходит, до сих пор я не жил… И что же я делал?
   – Пытался выжить.
   Она провела пальцами по груди джиндо, приводя его в чувство. Глаза у него открылись. Остекленевший взгляд постепенно обрел осмысленность. Моэру опять опустила руку, и только сейчас Туолин отчетливо рассмотрел, что именно она делает. Медленно. Бесконечно медленно.
   – Говори.
   Сильнее.
   Джиндо обливался потом. Его рвало, но она прижала ему гортань, и его тело не позволило ему захлебнуться собственной блевотиной: джиндо уже не контролировал себя.
   – Говори.
   Его тело начало биться в судорогах, и Моэру усилила воздействие, поднимая болевой порог до невыносимого уровня. Веки у него затрепетали, а дыхание стало неровным. Он жадно хватал воздух, но она закрыла ему рот ладонью, заставляя дышать носом. Приток кислорода был недостаточен, чтобы поддерживать организм пленника в его теперешнем состоянии, и Моэру понимала, что долго он не протянет.
   Она постепенно усилила боль, дивясь про себя его стойкости, и в то же время ее огорчало, что все это скоро закончится.
   При недостатке кислорода боль стала еще сильнее, и теперь его больше всего мучил не страх смерти, а понимание того, что, если он сейчас же не потеряет сознание, мучения возобновятся.
   Она довела его до предела.
   – Говори…
   И он сказал, уже теряя сознание.
   Когда его мозг наполовину отключился, а самоконтроль ослаб на несколько драгоценных мгновений, он выдавил из себя два слова.
   Она резко нажала большими пальцами, и вязким облаком хлынула кровь.
   Промокшая от пота, она поднялась с кровати и помогла Туолину добраться до низкой кушетки в другом конце комнаты. Его лихорадило, плечо у него распухло. Заглянув под повязку, Моэру дала ему воды. Потом задумчиво уставилась на него.
   – Кто такой Саламандра?

ЗАСТЫВШИЕ СЛЕЗЫ

   – Теперь ты уверена?
   – Абсолютно. Впрочем, я давно уже не сомневалась.
   – И насколько давно?
   – Достаточно.
   – Ага. Расскажи еще раз. Все, от начала до конца.
   Она повторила рассказ.
   Он слушал, поглядывая на белое, искаженное мукой лицо По, ожесточившегося торговца, который настолько любил свой народ, что предал ради него все человечество. Вид у него сейчас был ужасный.
   Воин Заката отвернулся. Он знал, что сделала Моэру. И он понимал ее.
   – Как они обо мне узнали?
   – Есть другой, более важный вопрос.
   Он посмотрел на ее овальное лицо, бледное и утонченное при неровном свете лампы, на ее густые волосы, изящный изгиб шеи, полные округлые губы, ногти, покрытые алым лаком, сверкающим яркими бликами, на темную капельку крови у нее на ключице.
   Что-то необъяснимое творилось у него в душе. Он знал, что Ронин любил ее, но была в их отношениях какая-то странная неопределенность, скорее недосказанность, чем недвусмысленность, переходившая в стремление к чему-то большему. Но теперь все это вышло за пределы любви, далеко за ее пределы – в область новую и таинственную. Трепетное предчувствие чего-то большего…
   – Ронин знал этого человека.
   – Джиндо?
   – Еще одна напрасно потерянная жизнь…
   – Он знал и Саламандру…
   Воин Заката рассмеялся, но его взгляд остался холодным. Теперь все казалось вполне логичным. Единственное, чего он не мог понять, – почему он этого не предвидел.
   – Я до сих пор не могу привыкнуть к твоему новому голосу.
   Он подошел к высокому окну. На улице было темно. Только желтые точки небольших фонарей немного рассеивали кромешный мрак. Он всмотрелся в толстый слой облаков, буквально физически ощущая их давящую тяжесть.
   Может быть, поговорим лучше так? — раздался ее голос у него в сознании.
   По-моему, луна зашла. Это напоминает мне…
   Он не закончил мысль, и она его не торопила. Или, может быть, просто она уловила тень картины, мысленный образ, который поняла лучше, чем он смел надеяться.
   Она прошла через комнату, почти машинально развязала пояс своего халата, заляпанного спекшейся кровью. Она наблюдала за тем, как свет лампы дрожит на его странном лице с резкими чертами.
   Она налила воды в миску, сложила чашечкой ладони.
   – Знаешь, сейчас ты мне кажешься не таким чужим…
   Он закрыл ставни и повернулся к ней.
   Брызги воды блестели на ее длинных гибких ногах, на узкой талии, на широких бедрах, на упругих грудях..
   – Я думала, что любила мужа… – Ее темные волосы с капельками влаги рассыпались по плечам. – Какое-то время я боролась со своими чувствами. Я не могла, не хотела любить Ронина. Ведь он не был буджуном, хотя и дрался, как буджун.
   Она взяла с кушетки большой кусок ткани и вытерлась насухо.
   – Но потом я нашла тебя.
   Таким. Ее голос как ласка у него в сознании.
   Она шагнула к нему. Волосы темной волной упали ей на лицо. Она подняла руку, чтобы убрать их.
   Он смотрел ей в глаза, потом отвел взгляд.
   – Что с Туолином?
   Уронив ткань, она предстала перед ним полностью обнаженной. Потом набросила на себя чистый халат и завязала пояс.
   – Я скажу Кири…
   – Пусть кто-нибудь из солдат…
   – Нет.
   – Охрана…
   – Надежная. Я хочу…
   – Шип прошел мимо.
   Он словно только теперь начал что-то понимать.
   – Да, но сюрикен, ранивший его, был тоже отравлен. Левая рука у него уже парализована.
   – Нет ничего…
   – Я приведу ее.
   Она прильнула губами к его губам.
* * *
   Кири вздрогнула и на мгновение прекратила набивать длинную, тонкую трубку. Как наяву ей послышался крик Мацу. Она тряхнула головой. Она хорошо знала действие опия – она поэтому и курила. Мацу тоже когда-то курила, но сейчас ощущение было совсем другим. Она лихорадочно думала, продолжая машинально набивать трубку. Но что, если Мацу жива? Нет. Невозможно! Она вновь и вновь терзала себя страшными видениями: прекрасное белое тело, плавающее в дымящейся крови; голова, которая держится лишь на тонкой полоске влажной кожи; когти Маккона, раздирающие горло и вонзающиеся в мозг.
   Она сглотнула комок, подступивший к горлу при воспоминании о холодной хватке смерти. Стоит лишь раз отойти… Она снова нащупала рукоятку прямого ножа в парадных ножнах, удобно упиравшихся в живот. Это холодное светлое лезвие терпеливо дожидалось того, кто возьмет его и пронзит ей внутренности.
   Кири прикрыла веки, чтобы удержать слезы, и подумала, в который уже раз: «Без нее я умираю».
   – Кири.
   Она открыла глаза. Рядом с ней присела на корточки Моэру.
   – Кири, послушай. Сколько ты выкурила?
   Кири безмолвно покачала головой. Ей почудилось, что в глазах Моэру промелькнуло что-то страшное, темное.
   – В Камадо проник джиндо. Его послали убить меня. Туолин сразился с ним и был ранен.
   – Опасно?
   – Думаю, тебе надо с ним повидаться.
   Она ощутила щекой холод камня. Она закрыла глаза.
* * *
   – Хорошо, – сказал он. – Я себя чувствую хорошо.
   Лоб у него был сухим и горячим.
   Она чувствовала, как он нежно гладит ее по лицу. Так мягко. Что-то странное было в его глазах.
   – Я люблю тебя, – произнес он очень тихо.
   И она не смогла больше сдерживаться. Что-то надломилось в ее душе, и по щекам покатились слезы – все муки, вся боль выходили сейчас из нее вместе с рыданиями, а Туолин обнимал ее, укачивал, поглаживал волосы. Она прижалась к нему, словно испуганный ребенок, но теперь уже не одинокий.
   – Долгая была ночь, – сказал он.
* * *
   – Эффект внезапности, – проговорил Ду-Синь. – Надо застать их врасплох.
   – Да, – откликнулся Азуки-иро. – Все правильно. Если мы выставим сразу ударные силы, Макконам придется возглавить контратаку.
   – Главное – продумать диспозицию, – заметил риккагин Эрант.
   – Да. И выбрать ее самим, – согласился Лу-Ву. – Может быть, нам уже стоило бы организовать переправу и форсировать реку вот здесь… – Он ткнул пальцем в карту. – Когда они будут контратаковать, здесь им легче всего переправиться.
   – Это вряд ли имеет смысл, – сказал Азуки-иро. – Мы, буджуны, будучи островным народом, имеем большой опыт сражений у воды, так что могу вам сказать, что, если мы растянем наши боевые порядки, а они навалятся на нас всем скопом, нас просто зажмут в тиски и, как следствие, будет сумятица и полный разгром.
   – И что вы предлагаете? – спросил риккагин Эрант.
   – Изобразить ложную переправу и дать им знать об этом, – спокойно проговорил куншин. – Они выступят, чтобы отрезать нас, а как только они дойдут до воды, мы атакуем. Пусть пехота прикроет лучников, а потом, когда противник завязнет в грязи, лучники выйдут вперед.
   – Неплохой план, – заметил риккагин Эрант.
   – Нам придется здорово исхитриться, – Подал голос Боннедюк Последний.
   – У них превосходство в силах, – подтвердил Эрант.
   – А что, если в битву вступит сам Дольмен? – спросил один из риккагинов постарше. – Есть ли у нас тогда хоть какие-то шансы?
   – Дольмена предоставьте мне, – сказал Воин Заката. – В предстоящем сражении каждый должен занять свое место, иначе мы проиграем.
   – Мне было бы намного спокойнее, – снова заговорил Эрант, – если бы я имел более четкое представление об их диспозиции. Сейчас ночь, а под покровом темноты многое может измениться. Но мы не можем себе позволить и дальше терять людей. Те, кто вчера ночью ушел на разведку, так и не вернулись.
   После небольшой паузы Воин Заката сказал:
   – Это я тоже беру на себя.
* * *
   – Что ты делаешь? – воскликнула она.
   – Я не закончил одно дело.
   – Но тебе нельзя, ты ранен!
   – Это его выбор, Кири.
   Она опустилась на колени перед полулежащим Туолином.
   – Что ты делаешь?
   – Я солдат, – просто ответил он.
   – Разве ты должен выполнять все до единого приказы?
   – Никто мне не приказывал. Я сам так хочу… я должен.
   Она подняла голову, сверкнув глазами.
   – Что ты ему сказал?
   Воин Заката бесстрастно взглянул на нее. У него за спиной стояла Моэру, прислонившись к двери, выходившей в узкий коридор казармы.
   – Я сказал только, что мне нужна его помощь…
   – Его помощь? – В ее голосе звучало презрение. – Как ты не понимаешь, что это убьет его?!
   – Туолин сделает так, как считает нужным.
   Она повернулась к Моэру:
   – Моэру, прошу тебя, поговори с ними.
   – Кири, решение принято, ты же видишь.
   – Я вижу лишь то, что ради какой-то ночной вылазки пренебрегают человеческой жизнью… И вообще, чья это затея? Какой хитромудрый риккагин все это придумал? Пусть сам и идет!
   – Никто не знает здешнюю местность лучше Туолина. Если наше предприятие будет успешным…
   – Будь оно проклято, это ваше предприятие!
   Туолин поднялся, поморщившись от боли, и обнял Кири.
   – Дайте мне пару минут. Я поговорю с ней, – обратился он к Моэру и Воину Заката.
   Они вышли в коридор. Моэру закрыла за собой дверь.
   В комнате было тихо.
   Через какое-то время они услышали приглушенный крик Кири: «Нет!»
   Потом к ним вышел Туолин, и вместе с Воином Заката они пошли по длинному коридору прочь от безмолвной комнаты.
* * *
   В тишине ночи кричал козодой.
   Они припали к земле в густой тени тополей. В отдалении слышался плеск реки. Луна уже зашла, на небе, затянутом облаками, не было видно звезд. На верхушках деревьев призрачной паутиной висел туман.
   Туолин молча указал влево. Сквозь длинные нижние ветви деревьев они разглядели какое-то движение – черное на черном.
   Они осторожно двинулись вперед. Теперь уже явственно слышался лязг металла и резкий, гортанный шепот.
   Они подобрались еще ближе, стараясь держаться в густой тени от стволов. Они оба были одеты в черное. У каждого за поясом – по паре длинных стилетов без ножен.
   Теперь они отчетливо различали десятка два приземистых воинов, возившихся с громадной боевой машиной. По периметру площадки, где располагалась машина, были выставлены часовые.
   Ночью похолодало. Снег покрылся твердой коркой и стал ломким. Сейчас главное было следить за тем, чтобы тонкая наледь не хрустнула под ногами.
   Они пробрались сквозь густые ветви тополей, скрытые опустившимся туманом, осторожно миновали хрустящий снег и выскочили из-за деревьев, во взвихренную метель, словно пара огромных летучих мышей.
   Пошел снег. Ночь стала серой.
   Белые клубы пара от их дыхания поднимались в морозном воздухе.
   Они схватились с противником.
   «Это какие-то новые, – подумал Воин Заката, – таких я еще не видел. И я знаю, почему их выставляют на стражу ночью».
   У них были совиные глаза – большие, круглые, светло-коричневые. Быстрые, не упускающие ничего. Они по-птичьи вращали головами на коротких шеях, словно глаза у них не могли двигаться в орбитах. Сросшиеся в хрящеватую массу нос и рот, хотя и не слишком похожие на клюв. Неуклюжие руки больше напоминают крылья. Пальцы длинные, тонкие, жилистые, как веревки.
   Они не издали ни звука.
   Их глаза горели ярким огнем.
   Воин Заката пользовался перчатками из шкуры Маккона: его кулаки, как увесистые кувалды, били со страшной силой по глазницам, по суставам.
   Высушенные, бесплотные, словно на протяжении многих веков они жарились на горячем ветру пустыни, эти создания были безжалостными, беспощадными воинами.
   Туолин как раз пытался вытащить из-за пояса стилет, как вдруг краем глаза отметил косой удар, направленный на него. Он отвел левое плечо и всадил клинок в грудь одной из тварей. Раздался резкий хруст, неестественно отчетливый в холодном, сыром воздухе. Оружие завязло, словно угодило в стык между костями.
   Туолин прикрывался предплечьями от яростных ударов. Левая рука у него онемела. Он стал искать опору для ног, нашел гребень из льда и земли, оттолкнулся и ударил носком сапога по бедру противника.
   Тварь хрюкнула и отвалилась, но на ее место тут же встали двое других.
   Воин Заката скрестил запястья и резко провернул руки. Сухо хрустнула шея, вывернутая под немыслимым углом.
   Руки его замелькали в густом ночном тумане, сокрушая кости и хрящи.
   Покончив с противником, он присел посреди кучи тел и глубоко вдохнул.
   Сделав обманное движение бесполезной левой рукой, Туолин пробил защиту наступающей на него твари молниеносным ударом правой. Хрящеватый псевдоклюв треснул, его обломки вошли в широкие холодные глаза. В это же время второй противник вцепился риккагину в горло и надавил когтеобразными пальцами на гортань. В глазах у Туолина потемнело. Легкие горели от нехватки воздуха. Не сумев высвободить руки, он согнул ноги и резко рванулся вперед; его ноги описали в воздухе ювелирно отмеренную дугу и пробили кожный покров прямо под грудной клеткой птицеобразного воина. Хлынула липкая кровь. Снег превратился в розовый град, и Туолин, отвернув лицо, перекатился в сторону по мерзлой земле. Сильные руки Воина Заката подхватили его.
   – Пойдем отсюда, – прошептал Туолин, жадно хватая ртом воздух. – Быстро.
   Уже потом, в темноте, он сказал:
   – Я слышал об этом месте. Мы как-то в дозоре убили трех красных. Я был с зелеными. Двоих они прикончили на месте, я не успел их остановить. Третий…
   Слева, из ветвей деревьев, послышалось одинокое уханье снежной совы.
   – Третьим я занялся сам, прежде чем дал ему умереть. Тогда мне показалось, что он просто бредил, но теперь я бы, пожалуй, поверил в его рассказ.
   Снег шел сплошной пеленой; сейчас он был их союзником, потому что глушил все звуки.
   – Он говорил о какой-то пещере, где рождаются всякие твари.
   – Что за твари?
   – Не знаю.
   – А где пещера?
   – Там, – Туолин показал налево. – Где-то там, за деревьями.
   Он приподнялся, чтобы идти.
   Воин Заката остановил его, положив ладонь ему на руку.
   – Силы у тебя еще есть?
   – Надо идти.
   Воин Заката подал ему один из своих стилетов, но Туолин покачал головой:
   – Сейчас я могу воспользоваться только одним зараз.
   Они перебежали через открытое поле – под прикрытие густых деревьев. Здесь они начали передвигаться уже осторожней, высоко поднимая ноги, чтобы не споткнуться о корни. Неподалеку журчала река. Звук становился все громче. А потом деревья неожиданно расступились, и они оказались на поросшем тростником берегу.
   – Здесь неглубоко, – заметил Туолин. – Подходящее место для переправы.
   Миновав тростники, они вошли в ледяную воду. Из-за черных валунов, громоздящихся у берегов реки, течение здесь замедлялось, что облегчало переход. Но посередине – там, где не было камней, – река неслась стремительным потоком, и Туолин пару раз терял равновесие.
   Они благополучно добрались до противоположного берега и, поднявшись на заросший кустарником откос, поспешили к скоплению низкорослых сосен.
   Там они присели и прислушались. Туолин слегка дрожал.
   Сначала им показалось, что вдалеке звонит колокол, приглушенный и немного печальный. Потом стало тихо. Не было никаких звуков, кроме шороха падающего снега. Туолин украдкой потрогал левый бок, провел ладонью по ребрам. Левая половина туловища онемела.
   – Сюда, – шепнул он, тронувшись с места.
   Миновав деревья, они вышли к лощинам, напоминавшим зазубрины шрамов на теле земли. Теперь им приходилось передвигаться с еще большей осторожностью, поскольку они углублялись все дальше на территорию Дольмена. В глубине души Воин Заката надеялся наткнуться на тропу Макконов, потому что из его памяти еще не стерлись воспоминания о том, что один из них сделал с людьми, близкими Ронину. Но ночь была тихой, и им не встретился ни один из Макконов.
   Лощины становились все более каменистыми, а когда они подошли к четвертой, почва у них под ногами полностью сменилась камнем.
   Они присели на высоком краю оврага, словно еще два черных валуна, и замерли, вглядываясь сквозь снег.
   Они заметили это одновременно.
   Мимолетный оранжевый сполох.
   Под прикрытием камней они сползли вниз, следя за тем, чтобы не пошевелить свободно лежащие камешки.
   Снег пошел еще гуще. Его пелена заглушала все звуки.
   Им пришлось пережить несколько беспокойных минут, когда они пересекали небольшой открытый участок, но из-за снега видимость была ограниченной, и они благополучно добрались до противоположного края и приникли к покатым бокам валунов, покрытых ледяной коркой.
   Потом они медленно пробирались через лабиринт камней, пока впереди не показалась маленькая расчищенная прогалина.
   Вокруг костра сидели несколько темных тварей с глазами насекомых. За кругом света от костра, чуть правее, чернел вход в пещеру, у которого топтались приземистые воины.
   Они отошли немного назад, под прикрытие валунов.
   – Ты не знаешь, что там внутри? – спросил Воин Заката.
   Туолин мотнул головой.
   – Ладно, план действий, стало быть, такой: я займусь тварями, а ты тем временем осмотришь пещеру. Другого способа я не вижу.
   – Там, по-моему, нет света.
   – Да. Тебе надо будет зажечь факел от костра.
   Воин Заката извлек из ножен Ака-и-цуши. Длинный сине-зеленый клинок, казалось, светился в ночи, а снежинки, падая на его поверхность, тут же таяли и превращались в слезинки.
   Одним мощным прыжком Воин Заката выскочил на прогалину и двумя размашистыми ударами уложил троих приземистых воинов, прежде чем они успели понять, что происходит.