Ван Ластбадер Эрик. Сирены

   - Но никто не может победить тебя, Рубенс, не так ли?
   - Никто, - прошептал он. Обняв Дайну, он притянул ее и прижал к себе. - А теперь никто не может победить и тебя. - Она почувствовала возбуждение, зарождающееся в ней, которому она не могла противостоять.
   ЧАСТЬ 4
   ИКОНА
   "Там, - сказал Кот, махнув правой лапой, - живет Шляпный Болванщик; а там, - он махнул другой лапой, - живет Мартовский Заяц. Можешь навестить любого из них: они оба сумасшедшие".
   Глава 10
   Дайна действительно не возвращалась на съемочную площадку до тех пор, пока трейлер не был обустроен в соответствии с ее требованиями. Надо сказать, что это ей не доставило особого удовольствия, ну а Марион, разумеется, просто-таки рвал волосы на голове, проклиная трехдневную задержку. Впрочем, все могло быть сделано за один день, если бы электрики, получив почему-то неверные инструкции, не установили неоновые лампы чередующимися полосами розового и желтого цветов. В результате громоздкую конструкцию пришлось отдирать от потолка трейлера и всю работу начинать заново.
   Дайна провела большую часть этого времени, разъезжая по магазинам. В первый день ее поездка закончилась полной неудачей. В "Дохени" и "Максфилд Блю" на Санта-Монике она попадала в такие давки, что ей пришлось спасаться бегством в относительно безопасное убежище, какое представлял собой ее "Мерседес". После этого неудачного опыта она решила внять совету Рубенса и воспользоваться услугами телохранителя, нанятого им для нее. То был угрюмый человек с выдающими вперед славянскими скулами, короткими русыми с черными прожилками волосами, тонкими губами и полным отсутствием чувства юмора. Однако он был исключительно широк в плечах и обладал молниеносной реакцией качества, хорошо послужившие ему, когда он из "Джорджиос" вышвырнул молодого человека, шнырявшего вокруг кинозвезды, стараясь остаться незамеченным.
   Дайна зашла в раздевалку примерить салатовое платье с цветочным узором по подолу. Внезапно входная дверь распахнулась.
   - О, прошу прощения, - сказал вошедший. - Я полагал, что моя подруга зашла сюда.
   Услышав щелканье 35-миллиметровой автоматической камеры за мгновение до того, как он исчез. Дайна высунулась за дверь, крикнув: "Алекс!" - и указала пальцем на человека, торопливо пробирающегося к выходу из магазина, и на ходу натягивая одежду, кинулась за ним.
   К тому времени, когда она подоспела, Алекс уже держал беднягу за горло.
   - Вы не смеете так обращаться со мной! Я требую объяснений! Это нарушение моих гражданских прав!
   Дайна залезла под его спортивную куртку и вырвала из его пальцев новенький "Никон".
   - А как называется это? - свирепо осведомилась она. - Могу сказать: нарушение моих гражданских прав! Что, мне уже и одеться спокойно нельзя? - она открыла заднюю крышку камеры.
   - Эй! - завопил человек, протягивая руку к фотоаппарату, но Алекс, ударив по ней, произнес угрожающе:
   - Ну-ка веди себя потише.
   Засветив пленку, Дайна вернула и ее, и камеру владельцу.
   - В следующий раз, - заявила она, - я попрошу Алекса раздавить аппарат.
   - Господи, - с трудом произнес репортер, пятясь назад. - Я всего лишь пытался выполнить свою работу.
   Ее визит в "Джорджиос" закончился тем, что она-таки купила салатовое платье с несколькими другими; Алекс отвез ее в "Теодорес" на Родео-драйв, "Алан Остинс" на Брайтон-вэй и под конец в "Райт Бэнк" на Кэмден-драйв, где она приобрела восемь пар туфель, которые ей ужасно хотелось купить.
   После ленча она заскочила в "Ньюманс" на Беверли Хиллз и купила там широкий кожаный пояс темно-фиолетового цвета. Находясь там, она беспрестанно оглядывалась по сторонам, надеясь увидеть жену Бонстила и, лишь выйдя из магазина, вспомнила, что та все еще не вернулась из Европы.
   В "Нейман-Маркус" она наткнулась на Джорджа, покупавшего подарок родителям к годовщине свадьбы. Он выглядел еще более беспокойным, чем в ту ночь, когда они повстречались в "Ворхаусе", и пребывал в каком-то лихорадочном состоянии. Более того. Дайне показалось, будто в нем что-то изменилось до такой степени, что он предстал перед ней совершенно иным человеком.
   - Так, так, так. Мисс Уитней... и свита. Разве газетчики могут оставить вас в покое? - Он взглянул на свое отражение в зеркале, стоявшем на прилавке, и провел рукой по волосам, поправляя прическу. - Как наверно замечательно быть звездой. - Его голос плохо сочетался со словами. В нем звучала странная смесь зависти и презрения.
   Джордж отвесил ей поклон.
   - Насколько я понимаю, именно вам мы обязаны этой короткой передышкой в тяжкой каждодневной работе.
   - Перестань кривляться, Джордж. Когда ты подрастешь?
   - Я думаю, - задумчиво заметил он, - что это произошло со мной во время работы над нашей картиной. - Он вдруг заговорил вполне серьезно. - Или, что тоже возможно, я просто наконец образумился.
   - Образумился? - прошипела Дайна, точно разъяренная кошка. - После того, как ты избил Ясмин, я больше знаться с тобой не желаю. - Она вплотную приблизилась к нему. На ее лице появилось такое свирепое выражение, что Алекс подошел к ним, опасаясь, что придется защищать ее от Джорджа или возможно от самой себя. - Ты поступил недостойно. Ты просто ребенок, ищущий маму, которая позаботилась бы о тебе. Ты хочешь, чтобы кто-то водил тебя за ручку, кормил, одевал, возил в путешествия, укладывал спать и утешал, говоря, что все в порядке. Как, по-твоему, зачем ты ездишь домой каждый год? Ведь ты сам говорил мне это, не так ли? Брожу, мол, по городу, ищу чего-то. Так вот, я сказала тебе, что именно ты ищешь. - Ее глаза сверкали; Алекс уже стоял всего в полушаге от них, сдерживая натиск толпы любопытных и зевак.
   - Могу дать тебе один совет. Он может пригодиться, потому что в твоей жизни совсем не все в порядке. Если ты сможешь хоть ненадолго оторваться от бутылки с виски, к которой ты присосался, как пиявка к ране, то поймешь, что единственный человек на всем свете, способный помочь тебе - ты сам. - Они стояли так близко друг от друга, что их лица едва не соприкасались, и Дайна пыталась уловить запах виски в его движениях и не могла. - Господи, ты слабак, Джордж. Иначе ты никогда бы пальцем не тронул Ясмин.
   - Она спровоцировала меня, черт побери! Она не должна была...
   - Избить ее? Спровоцировала избить ее? - изумленно переспросила Дайна. Боже, Джордж, тебе следовало бы придумать что-нибудь поудачней.
   - Я вовсе не обязан отчитываться перед тобой! - взорвался он. - Уж во всяком случае после того, как ты поступила со мной так нечестно. Мое имя должно было стоять над твоим. Да, должно было, ты сама знаешь! - Его голос звучал вызывающе.
   - Это картина о Хэтер, - парировала она. - Ты просто устроил демонстрацию силы. Ты рискнул и проиграл. Почему бы тебе не признать это, по-мужски?
   - Это мое право, - возразил он. - Я тоже играю главную роль в этом фильме. Дайна покачала головой.
   - Ты должен заслужить это право, Джордж. Ты слишком сильно поглощен собой; своими белокурыми рыцарями на конях и заблуждениями относительно терроризма. Я вижу все это так, словно я - это ты.
   - Не забывайся, - угрожающим тоном произнес он. Его лицо потемнело. - Я знаю, что делаю. Ты не представляешь, насколько я могу быть опасен. Я нашел себе новых друзей, отдал часть своих денег... - Он вдруг остановился, словно осознав, что сказал слишком много.
   - Кому?
   - Никому, - отрезал он. - Забудь про это.
   - Ну, конечно забуду. - Она вложила в эту фразу ровно столько издевки, сколько было необходимо. - Еще одна твоя фантазия. - Теперь она подобрала ключ к нему.
   Он рассмеялся, уже определенно успев взять себя в руки. Однако Дайна знала, что теперь он расскажет ей все.
   - Твои слова означают лишь, что ты многого не знаешь, Дайна. О, да. У меня заготовлено немало сюрпризов, - его глаза сузились. - Я знаю, что ты считаешь меня тупым актером, всю жизнь играющим одинаковые роли в одинаковых фильмах, и я должен признать, что раньше это так и было. Раньше, но не теперь. - Дайна видела, что Джордж абсолютно серьезен. Соответствовали его слова действительности или нет она не знала, но не сомневалась, что он сам искренне верит в то, что говорит.
   - Кино - это твой мир, - продолжал он. - Ты герметически упакована в него и никогда не выйдешь наружу до тех пор, пока кто-то моложе, симпатичней и талантливей тебя не объявится на авансцене и не произведет достаточное впечатление, чтобы отпихнуть тебя в сторону. Вот тогда ты проснешься и увидишь реальный мир, бурлящий вокруг. Однако тогда уже будет слишком поздно. Жизнь пройдет мимо тебя; ты превратишься в окаменелость, мешок с костями, выброшенный штормом на незнакомый берег. Но я, - он ткнул себя в грудь указательным пальцем, - я уже знаю обо всем этом больше, чем ты, Марион или "Хэтер Дуэлл".
   - Видишь ли, это правильная лента. Просто неверен сам подход, выбранная точка зрения на тему. В действительности, Эль-Калаам - герой фильма. Или точнее, он должен был бы им быть. Он не стал таковым, но, - он пожал плечами, - какая разница? Это всего лишь фильм. - Он поднял палец вверх. - Иное дело реальная действительность, там это имеет значение. Там я и работаю всерьез.
   Состояние Джорджа казалось Дайне все более опасным, и она уже испугалась не на шутку.
   - Что ты имеешь в виду? - осведомилась она. Он улыбнулся ей с таким видом, словно она угодила в западню, к которой он ее подводил все это время.
   - Я начал помогать деньгами ООП.
   - Ты рехнулся?
   - Напротив. - Он улыбнулся ей шире. - Я образумился, как только что сообщил тебе. Подобная перспектива стала реальной для меня благодаря фильму. Я был прав, утверждая, что Эль-Калаам и я - одно и то же лицо. - Он поднял вверх сжатый кулак. - Я чувствую это теперь. У меня есть цель, к которой я стремлюсь.
   - Джордж, мне кажется, что ты путаешь фантазию и реальность. Твоя роль не имеет никакого отношения к нормальной жизни.
   - О нет. Вот тут ты как раз заблуждаешься... так же, как заблуждается Марион, утверждая, что это благодаря его указаниям я вложил столько сил в работу над картиной. Фильм был важен для меня лишь в том, что он открыл мне глаза. Актерство - занятие для подлецов и шлюх. - Он криво усмехнулся, и Дайна заметила, что он стал вынимать золотые коронки, которые были частью его грима во время съемок. Ей вновь стало не по себе. - Для тебя борьба за свободу просто абстрактное понятие, знакомое тебе разве что по книжкам. По утрам, помешивая ложечкой кофе, берешь в руки газету и сразу открываешь раздел моды. Что для тебя значат кровь и оружие?
   - То же самое, что и для тебя, Джордж.
   - О, нет. Ты опять заблуждаешься. Как и во всем, что касается предмета нашей беседы. - Он так широко развел руками, что столпившиеся вокруг покупатели испуганно шарахнулись назад. - Я знаю, что такое кровь и оружие в реальной жизни. Они представляют собой нечто подлинное, в отличие от всего того дерьма, которым ты занимаешься.
   Дайна молча смотрела на него, чувствуя легкую дрожь во всем теле. Алекс, прикоснувшись к ее плечу, сказал ей на ухо: "Мне кажется, мадам, нам лучше уйти отсюда".
   Однако отнюдь не Джордж внушал ей постоянный страх. Нет, Рубенс. Или скорее, ее любовь к нему. Как она могла любить человека, столь хладнокровно отдавшему приказ убить себе подобного? Рубенс утверждал, что Эшли сам сделал подобную развязку неизбежной. А Мейер? Что сказал бы он?
   Глядя на проносящийся за застекленными стеклами лимузина Лос-Анджелес, Дайна была уверена, что она знает ответ на этот вопрос. В прежние времена он согласился бы с решением Рубенса, и возможно ему даже случилось объяснять подобным образом собственные действия. Однако теперь, Дайна не сомневалась, он нашел бы иной способ уладить ситуацию.
   "Возможно, - рассуждала она про себя, - Мейер даже знал о намечающемся убийстве Эшли. Может быть именно поэтому он выбрал соответствующий момент для встречи с ней. У нее похолодело на сердце от этой мысли. Давал ли он ей шанс разубедить Рубенса? Была ли она так увлечена собой, что не поняла смысла его слов? В отчаянии она вновь и вновь мысленно возвращалась к разговору с Мейером, но так и не могла прийти к какому-нибудь определенному выводу. Она просто не знала истины, и это было даже еще хуже, чем сомнения".
   "Только ты можешь спасти его". Разве он не говорил ей этого? "Только ты". Она не могла допустить, чтобы нечто подобное случилось еще раз.
   Рубенс сделал то, что он сделал, и она по-прежнему любила его. Было ли это правильно? Не играло ли такое ее поведение на руку злу? Она знала, что должна растопить сердце Рубенса, но так, чтобы при этом ее собственное сердце не превратилось в кусок вулканического стекла.
   Вместо того, чтобы вернуться домой, она направилась к дому Криса. Группа вернулась с полей сражения, как говорил Крис: шесть долгих изнурительных недель провели они в дороге. Турне прошло потрясающе успешно: полные залы только со стоячими местами повсюду, где они играли, беспорядки, тонны материалов в прессе и, в довершение ко всему, три дополнительных концерта в Нью-Йорке на "Мэдисон Сквер Гарден", где они и без того, в соответствии с заранее намеченным графиком, выступали целую неделю.
   Дайна позвонила в офис "Хартбитс" прямо из лимузина. Чернокожая англичанка по имени Ванетта, координатор группы, сказала, что Крис дома.
   - Ты имеешь в виду дом в Малибу? - уточнила Дайна, испытывая облегчение оттого, что он не у Найджела и Тай.
   - В общем да, - ответила Ванетта. - Дом, действительно, в Малибу. Я тут по его указанию общалась с агентом по недвижимости. Новый дом примерно на полторы мили дальше, чем старый. - Она сообщила Дайне адрес. - У нас было достаточно времени решить все вопросы, пока группа была на гастролях. Там у него собственная студия позади дома и, вообще, все, чего только душа пожелает.
   Новый дом Криса был выкрашен в темно-багровый и серый тона и казался не больше и не меньше того, в котором он жил с Мэгги. Он стоял на самом берегу, и небольшой деревянный настил соединял его с пляжем.
   Нажав на кнопку звонка, Дайна долго ждала, пока дверь откроют и уже совсем было собиралась уходить, решив, что Ванетта ошиблась, или, что Крис успел уехать прямо перед ее появлением. Однако затем она заметила его "Роллс-Ройс", стоящий у дальнего угла дома, и надавила на кнопку еще раз. Над пляжем издалека разносилось томное щебетание Линды Ронстадт, накладывавшееся на хриплый шум и свист прибоя.
   Дверь распахнулась, и Дайна увидела на пороге его неподвижную худую фигуру. Он был одет в черную футболку с обрезанными рукавами и черные джинсы. Его волосы были длинней и находились в еще большем беспорядке, чем во время его последней встречи с Дайной в Сан-Франциско. Под глазами у него виднелись черные круги - следы "боевых действий". Из-за спины его доносилась музыка, незнакомая Дайне и завлекательная.
   Увидев ее, Крис расцвел.
   - Дайна! - крикнул он и, поймав ее в свои объятия, прижал к себе.
   Она поцеловала его в щеку и потрепала по волосам.
   - Как я вижу, ты все-таки добрался домой целым и невредимым после всего.
   - О господи, только-только... несмотря на упрямство Найджела. Этот козел хотел, чтоб мы отправились прямо в Европу без перерыва. В конце концов мне все же удалось переубедить его. - Он усмехнулся. - Однако, что же ты? Заходи. Я рад, что ты приехала. Я хочу показать тебе кое-что из музыки.
   Они прошли в просторную гостиную. Стены комнаты были выкрашены в бледно-голубой цвет, а пол застлан от стены до стены пушистым серым ковром. Мебель из лакированного ротанга прикрывали куски красивой хлопчатобумажной материи. В одном углу стояла даже настоящая пальма. В комнате царили прохлада и покой.
   Дайна уловила слабый аромат духов, показавшийся ей знакомым, однако она все же не могла распознать его. Он пропал, когда она вслед за Крисом вошла в холл, стены которого украшали многочисленные фотографии группы, сделанные на разных концертах. Они миновали одну за другой три спальни; Крис занимал, очевидно, самую большую из них. Там стояла низкая кровать необъятных размеров, изготовленная на заказ. Кроме нее Дайна успела еще разглядеть черную лакированную тумбочку и приоткрытую дверь, ведущую, вероятно, в ванную.
   Коридор заканчивался крошечной деревянной лестницей, спустившись по которой, они очутились на пороге студии, состоявшей из основной большой комнаты и контрольной кабины, отделенной от комнаты стеной из двойного стекла, в которой имелась звуконепроницаемая дверь.
   Крис выглядел, как малыш, забравшийся тайком в конфетную лавку, сумев каким-то чудом раздобыть ключ. Усевшись в черное кожаное переело с высокой спинкой, он стал возиться с магнитофоном. Вспыхнули розовый и зеленый огоньки, и чудовищная машина стала перематывать пленку назад. Раздался набор беспорядочных звуков, сменившийся затем тишиной. Было слышно лишь очень легкое, почти неразличимое шипение, выходившее из гигантских колонок, подвешенных высоко на стене.
   - Послушай вот это, - прошептал Крис и нажал кнопку.
   Раздался массированный залп гитар, канонада звуков, поначалу казавшаяся даже смазанной благодаря оглушительной громкости. Однако постепенно сквозь череду меняющихся аккордов и доминирующую партию соло-гитары стал проступать скелет изящной и нежной мелодии.
   Крис мурлыкал ее себе под нос, время от времени подхватывая обрывки слов и фраз, а в одном месте, где повторявшийся припев прозвучал с особенной силой, спел даже целую строчку, как решила Дайна, заглавную в песне: "Имя миру рок-н-ролл".
   Дайна была потрясена. То, что она услышала, можно было определить как музыку "Хартбитс" лишь при самом поверхностном взгляде. В творчестве группы (по крайней мере, после смерти Иона и, соответственно, конца их совместной работы с Крисом) присутствовала сырая, грубая сила, принесенная с улиц больших городов. Она проглядывала даже в балладах, исполняя которые, группа представала настолько утонченной и рафинированной, насколько это вообще было возможно. Однако они не были "чистюлями". Прежде всего из-за Найджела, как подозревала Дайна; он никогда не допустил бы этого.
   Музыка же, которую Крис поставил ей сейчас, была иной. В гармониях чувствовался почерк "Хартбитс", то есть - по крайней мере, для Дайны это было именно так - Криса. Однако наряду с ними присутствовала изощренность, совершенно немыслимая в рамках группы.
   Песня закончилась, и вновь наступила тишина. Крис сидел неподвижно, уронив голову на руки, словно пребывая в трансе. Дайне не было видно выражение его лица.
   - Это прекрасная музыка, - сказала она наконец.
   - Да, но можно ли ее продать?
   Она пристально посмотрела на него. Дайна явственно ощущала, что с ним произошли перемены. Раздражение и усталость по-прежнему не оставляли его, но теперь - и это было видно невооруженным глазом - к ним примешивалось жгучее желание творить, создавать музыку. Она все еще не могла сказать наверняка, какие факторы сдерживают Криса, мешают ему открыться перед ней, но внезапно поняла, что этот момент чрезвычайно важен для жизни каждого из них. "В конце концов, я его друг, - сказала она себе. - Я обязана высказать ему то, что я думаю".
   - Я сомневаюсь, - тихо произнесла она, - в том, что ты задаешь себе правильный вопрос.
   - А ты не сомневайся. - Он поднял голову. Своеобразный верхний свет, горевший в студии, отбрасывал на и без того изможденное и постаревшее лицо Криса причудливые тени, похожие на линии морщин, глубоко прорезавшие кожу. Это придавало ему жутковатый и вместе с тем еще более уязвимый вид.
   - Неужели ты полагаешь, - продолжал он, - что я наплюю на финансовую сторону дела, чтобы вот так запросто провалиться с треском. О, эти критики будут тут как тут, и они уж постараются сделать из меня фарш, обозвав это очередной выходкой моего эго. Хотя дело вовсе не в этом.
   Приблизившись к Крису, она прикоснулась к его плечу.
   - Я знаю, что не в этом, Крис. Дело в музыке, которую ты теперь станешь играть.
   - Ты знаешь, чего я боюсь больше всего, - произнес он со слезами на глазах. - Я боюсь стать на Чака Берри и мотаться по белому свету еще бог знает сколько лет, играя старые хиты "Хартбитс". - Он закрыл глаза и сморщил лицо, словно от боли. - Я скажу тебе по секрету то, чего не знает даже Найджел. Я не в состоянии даже слушать эти вещи, не говоря уже о том, чтобы исполнять их. Боже, я разбил все наши альбомы и выбросил их в мусорное ведро. - Он развел руками и слабо, болезненно улыбнулся. - У меня дома нет ни единой записи "Хартбитс". - Он обхватил Дайну за плечи, зарывшись лицом в ее животе. - Я больше не могу играть эту музыку. Дайна.
   - Тогда тебе и незачем делать это. - Она погладила его по голове. Затем наклонившись, нежно поцеловала в затылок. - Уйди из группы, Крис. Вот увидишь, это окажется легче, чем ты думаешь. Ты отдавал ей все, не получая ничего взамен. Я знаю, как это мучает тебя. - Она сделала паузу, ожидая его ответа, и, не дождавшись, позвала. - Крис?
   Он отстранился от нее, и Дайна увидела перед собой его огромные безумные глаза.
   - Я не могу уйти, - воскликнул он с болью в голосе. - Они - моя семья. Я не могу бросить их.
   Дайна видела, что она недалека от разгадки, но, не узнав, что скрывается за этим мучительным взглядом, была не в состоянии помочь Крису.
   - Крис, ты должен сказать мне, что делает это решение столь тяжким для тебя. Я знаю, что ты хочешь обрести свободу. Что останавливает тебя?
   - Нет! - Это был почти крик. Вскочив на ноги, он выбежал из комнаты. Дайна бросилась за ним, вверх по лестнице и дальше в холл. Когда она пробегала мимо спальни, что-то вдруг привлекло ее внимание. Она остановилась и зашла туда.
   В комнате царил настоящий хаос; повсюду валялась одежда и газеты. Экран маленького телевизора "Сони" светился, но звук был выключен. На правой кровати стоял магнитофон со вставленной кассетой.
   Нагнувшись, Дайна подняла блестевший на свету предмет, привлекший ее внимание. Это было ожерелье, состоявшее из четырех нитей, с головой египетского бога посредине. Амулет Тай. "Значит, так оно и есть, - подумала Дайна. - Теперь, когда Крис окончательно стал единолично олицетворять творческую силу группы, Тай перебралась к нему. Что скажет Найджел по этому поводу?" Она подозревала, что ровным счетом ничего. Он наверняка понимал, что не в состоянии сделать ничего, чтобы удержать ее возле себя, и не стал бы предпринимать ничего, могущего угрожать существованию группы.
   "Господи, - сказала она себе. - Именно Тай, и только она мешает ему уйти из группы". Однако она знала, что Тай действительно умеет внушать ужас. Вдруг в ее памяти всплыл обрывок беседы с Бонстилом. "Она любит тебя". "Нет, повторила Дайна, как тогда, шокированная этим его заявлением. - Это невозможно".
   Однако она знала, что обманывает себя, и теперь мысль, блуждавшая в потемках ее подсознания, стала выплывать на свет. Пот выступил у Дайны на лбу и над верхней губой, и она, внезапно обессилев, присела на угол кровати. "Боже мой! - прошептала она. - Боже мой! Ведь это можно сделать".
   Она посмотрела на ожерелье, лежавшее у нее на ладони, и сжала пальцы в кулак вокруг головы египетского божества. Стиснув его изо всех сил, она разжала руку и уронила амулет на покрывало.
   Не оборачиваясь, она вышла из комнаты и отправилась на поиски Криса. Не удивительно, что он не хотел отвечать на ее вопрос. Он знал, как на нее подействует известие, что он и Тай теперь вместе. Ну что ж, она не собиралась сообщать ему о своей находке.
   Пройдя через гостиную, Дайна вышла на настил. Крис стоял там, облокотившись на перила из кедра, и смотрел на море. Едва выйдя за порог дома, она почувствовала сладковатый запах травы, а подойдя поближе, увидела косяк в руке Криса. Волны бесконечной чередой катились по бескрайней глади моря, с шумом ударяясь о берег, выдерживая ровный однообразный режим. Эти удары порождали эхо и, благодаря ему, звучали громче, глубже и полнее.
   Дайна тихо подошла к Крису сзади. В ее голове наконец-то наступила ясность. Она обняла его и, погладив по шее, сказала:
   - Пошли обкуримся до одури.
   Вначале все казалось проще, чем Дайна предполагала. Она позвонила Тай и пригласила ту к себе в гости пропустить стаканчик другой. Это было время суток, когда сумерки сгущались над Лос-Анджелесом, ненадолго превращая отвратительный коричневатый смог в красивое покрывало, опускавшееся на город. В долине глаза людей слезились из-за выхлопных газов, но здесь на Бел Эйр воздух был чист и свеж.
   Тай прибыла в "Роллс-Ройсе" Найджела марки "Силвер Клауд", предпочтя его собственному "Спайдеру": подобный жест был вполне в ее духе. Она надела по такому случаю черную запахивающуюся юбку из фая и кремовую крепдешиновую блузку. Ее волосы, подстриженные короче, чем тогда, когда Дайна видела ее в последний раз, казалось слегка потемнели, их цвет приблизился к каштановому, в то время как кожа Тай, как ни странно, приобрела почти молочный белый оттенок.
   Дайна встретила ее у входа. Она была одета в облегающие темно-синие джинсы и льняную блузку со складками на груди, расстегнутую ровно несколько, чтобы показать, что под ней нет бюстгальтера.
   - Входи, - пригласила Дайна гостью и улыбнулась. Тай с трудом отвела взгляд от ее приоткрытой груди. Чувственные губы Тай покрывал густой слой помады того же ярко-красного цвета, что и лак на ее ногтях. Дайна видела розовый кончик языка, похожего на голову гадюки, чуть просовывавшийся между этих самых губ.
   Сама она, наоборот, в этот вечер подкрасила глаза, зная, что контраст их макияжа достаточно заметен. Показывая дорогу, она повернулась спиной к Тай и буквально тут же почти физически ощутила, как она впилась глазами в ее затылок.
   - Должна сказать, я удивилась, когда ты позвонила мне, - донесся до нее голос Тай. - Помнится, мы несколько раз всерьез повздорили тогда в Сан-Франциско.