— Как ты думаешь, что имела в виду Сирокко Джонс, когда сказала, что я должна присоединиться к человеческому роду? — Спросив об этом, Искра немного успокоилась. Его ответ, насколько она понимала, все равно ни черта значить не будет. Дурочкой надо быть, чтобы в первую очередь спрашивать об этом именно его. Быть может, мама сможет что-то объяснить, когда они останутся наедине.
   Но Конел ее удивил.
   — И я о том же задумывался, — сказал он. — Думаю, у нее просто не было времени сказать то, что она имела в виду. Вот она и сказала то, что привлекло бы твое внимание.
   — Так ты все-таки не знаешь, что она имела в виду?
   — Нет-нет, я этого не сказал. Я знаю, что она имела в виду. — Конел помрачнел и одарил Искру кривой улыбкой. — Просто сомневаюсь, что смогу тебе это объяснить.
   — Может, все-таки попытаешься?
   Он долго-долго на нее смотрел. От этого взгляда Искре стало не по себе.
   — А чего ради? — наконец спросил Конел. Девушка со вздохом отвернулась.
   — Не знаю, — отозвалась она.
   Конел пожал плечами:
   — Я спрашивал себя. Чего ради я буду пытаться что-то тебе объяснить, когда на любую мою дружелюбную улыбку ты отвечаешь таким взглядом, будто я жук навозный или еще что похлеще? Тебе не кажется, что и у меня могут быть чувства?
   Над такими вопросами Искре даже задумываться не хотелось. Но ведь, не задумываясь об этом, она недавно получила пощечину.
   — Совсем недавно тебя мои чувства не трогали.
   — Согласен, я допустил невольный промах, — сказал он. — Хочешь знать, что я намерен делать дальше? — Он снова посмотрел на Искру и ухмыльнулся. — Я намерен сказать, что мне очень жаль, что я приношу извинения, что в дальнейшем постараюсь исправиться. Как тебе такая головомойка?
   Искра попыталась достойно встретить его взгляд, но все-таки пришлось отвернуться.
   — Я чувствую неловкость, — признала она. — И не знаю почему.
   — Я знаю. Хочешь узнать? — Да.
   — Скажи «пожалуйста».
   Что за наглец! Однако Искра втянула в себя долгий мучительный вдох, скрестила руки на груди и сверкнула глазами.
   — Пожалуйста.
   — Господи, как это, должно быть, мучительно.
   — Вовсе нет. Это просто слово.
   — Это и вправду мучительно, и это не просто слово.
   — Мучительно это по той же самой причине, почему ты не любишь, когда я извиняюсь. Теперь тебе дважды пришлось увидеть во мне человека.
   Искра несколько минут думала, а Конел все это время молчал.
   — Так ты говоришь, тебе известно, что имела в виду Сирокко? Наверное, я должна стать гетеросексуалкой, заниматься любовью с мужчинами?
   — Не все так резко и далеко не так просто. — Конел потер ладонью щеку и покачал головой. — Слушай, я для этого не гожусь. Вот бы сюда Сирокко. Почему ты не подождешь, чтобы с ней обо всем переговорить?
   — Нет, — ответила Искра, все более заинтересовываясь. — Мне хотелось бы узнать об этом от тебя.
   — Убей Бог, не знаю почему, — пробормотал Конел. Затем он вдохнул поглубже и начал: — Вот смотри. У тебя все разделено границами. Есть наши и есть ваши. Наши, надо полагать, совсем маленькая группочка. Ладно, это я могу понять. Я и сам ощущаю то же. Мне нравятся не все люди. И я знаю, что вокруг Сирокко тоже собралась не самая большая группа, какую порождала человеческая цивилизация. К тому же она имела в виду не только людей, ибо титаниды — не люди. Но они часть того, к чему она призывала тебя присоединиться. Пока что тебе понятно?
   — Не знаю. Но продолжай.
   — Ч-черт! Да повзрослей же ты! — прогремел он. — Именно это она и сказала. Прекрати судить о людях по тому, как они выглядят. — Конел приумолк и грустно покачал головой. — Я могу еще полчаса вещать в том же духе — будто канал общественного обслуживания Си-би-эс — о том, как тебе надо любить квебекушек и нормандцев, белых и нигеров, богатых и бедных, скунсов и бобров, кобр и гремучих змей. Когда я был мальчишкой, я тоже многих ненавидел. Теперь я сохраняю в себе ненависть к рабовладельцам и детокрадам... и тому подобной сволочи. Каждый человек, с которым я встречаюсь, проходит испытание, ибо здесь нешуточно опасный мир и ты имеешь полное право испытывать подозрение к каждому новому лицу. Но, если они не оказываются негодяями, почему тогда не поступать с ними так же, как ты хочешь, чтобы они поступали с тобой, как гласит древнее золотое правило. Если у моего друг есть друг, тогда он и мой друг, пока он сам не докажет обратного. Меня не волнует, черный он или коричневый, желтый или белый, мужчина или женщина, молодой или старый, двуногий, четырехногий или шестнадцатиногий. И меня тоже неплохо иметь в друзьях. Я чертовски преданный друг и сам мою за собой тарелки.
   — Я тоже чертовски преданная! — запротестовала Искра.
   — Конечно. Всем, кто на твоей стороне. А это только двуногие самки. Валья не может быть твоей подругой, потому что она выглядит как животное, а я — потому что у меня есть член. — Он указал через ветровое стекло на пустое небо. — Твой несчастный братишка тоже не может быть твоим другом, потому что ты не видишь в нем человека. Пойми, Искра, достаточно только на тебя взглянуть — на все хорошее в тебе — и сразу начинаешь понимать, какую потрясающую личность мне хотелось бы иметь на своей стороне. Но той границы мне не пересечь.
   Конел вздохнул и откинулся на спинку сиденья. Искра завороженно наблюдала, многого не понимая — например, всего, что касалось квебекушек, нигеров и тому подобного. Она даже не представляла себе, кто это такие. И при чем тут цвет кожи? Он-то какое ко всему этому имеет отношение?
   — Так что бы ты предложил мне сделать. Заняться с тобой сексом?
   Конел развел руками:
   — Мне больно. По-настоящему. Ты думаешь, я все это сказал только затем, чтобы забраться к тебе в штаны?
   — Я... извини меня. Хоть я и не понимаю, что я такого сказала.
   Лицо у Конела сделалось усталым.
   — Не сомневаюсь. Ладно. Можешь ты принять все честно и не злиться? Я был бы счастлив «заняться с тобой сексом». А оскорбился я потому, что там, где я рос, парни обычно болтали все, что угодно, — только бы затащить девушку в постель. А я тут разыгрываю такое паршивое благородство, что самому тошно. И мне стало больно, когда ты подумала, что я только к этому и веду. Но ведь ты предложила серьезно, да?
   — Да. Если я должна это сделать, я это сделаю.
   — Ничего ласковей я в жизни не слышал.
   — Я опять тебя оскорбила? Извини. Он усмехнулся:
   — Вот ты уже делаешь успехи. Я это ценю. Видно, что ты стараешься. Знаешь, Искра, лучше бы тебе поговорить об этом с твоей матерью. Она прикинет, что делать. Но если хочешь знать, то тебе следует сделать то же самое, что сделал я, когда Сирокко начала вправлять мне мозги. Когда я сюда явился, я был чертовски смрадным расистом. Я не идеален, но теперь я куда лучше. Так что когда я думаю «лягушатник» или «квебекушка», я просто меняю это на «канадец». Когда я думаю «черный», я меняю это на «белый». Так что когда ты слышишь мужчина", измени это на «женщина». Когда ты смотришь на кого-то и думаешь «титанида», измени это на «сестра». Когда ты думаешь про Адама, притворись, что он — твоя сестренка. Представь, что ты тогда почувствуешь.
   Искра подумала и изумилась своему гневу. Гнев быстро прошел, — в конце концов, это был просто фокус. Но интересно было подумать, как выглядел бы мир, если бы все это оказалось правдой.
   — Могу я проверить впечатление, которое на тебя произвожу? — спросил Конел. Искра кивнула. — Ты считаешь меня... физически отталкивающим, да?
   Случилась еще одна поразительная вещь. Искра почувствовала, что краснеет.
   — Не хочу тебя оскорбить...
   — Лучше сказать все как есть. Она с неохотой кивнула:
   — Ты слишком волосатый. Подбородок такой тяжелый, что с тобой, по-моему, больно целоваться. Твои руки и ноги какие-то... не такие. Неужели все это привлекает земных женщин?
   Конел снова ухмыльнулся:
   — Еще как.
   — А меня ты находишь... привлекательной, — сказала Искра.
   — Не просто привлекательной. Ослепительной. Таких красавиц я в жизни почти и не встречал.
   Искра изумленно покачала головой.
   — Какой странный мир, — сказала она.
   — А что? Разве у лесбиянок другие представления о красоте?
   — Не знаю. В Ковене я была уродливо высока. Красавицей меня никто не считал. — Она снова на него посмотрела. — А правда, что мужчины не находят очень высоких непривлекательными?
   — В Артиллери-Лейк — нет, — хихикнул Конел. — Богом клянусь, после Сирокко Джонс ты — номер два.
   — Ты возмутительно себя ведешь, — фыркнула Искра. Наверное, она добавила бы что-то еще, но тут зашлась радарная тревога, и Сирокко стала указывать им новый курс.

ЭПИЗОД XV

   Общим потрясением стало открытие, что тварью, унесшей Адама, был вовсе не ангел. Вернее, если это был ангел, то тогда зомби — это человек.
   Разглядывая его в бинокль, Сирокко негромко материлась. А Крис не мог отвести глаз от твари. Но, когда Сирокко передала ему бинокль, ему пришлось заставить себя смотреть.
   Худшие его страхи не подтвердились. Внимательно осмотрев Адама, он не заметил укусов смертезмей. Качаясь в отвратительных лапах и свесив голову, Адам дремал.
   Крису пришлось опустить бинокль и дождаться, пока перестанут дрожать руки. Когда он посмотрел снова, то убедился с уверенностью в том, что сердце уже ему подсказало. Дважды Крис видел, как рот Адама раскрывается и закрывается, словно он жует. Потом стало заметно, как от дыхания поднимается и опускается крошечная грудь.
   Наконец Крис смог перевести внимание на зомби-ангела.
   Ангел был совсем дряхл. Крис даже не увидел на нем кожи. Остался только скелет, перья и сплетения смертезмей, держащие все это воедино.
   Робин требовала все настойчивей. И Крису пришлось отдать ей бинокль.
   Сирокко вдруг резко выдохнула.
   — Понятно. Вот почему мы вначале его не нашли. Он летает быстрее нормального ангела. Мы уже почти в Кроне.
   Крису хотелось вопить. Хотелось выкрикнуть тысячу глупых вопросов, бегать кругами, выть на Луну. Он все это проглотил. Спокойствие, спокойствие. Определи, где пожарные выходы. Двигайся как всегда, без суеты. Не теряй самообладания, а если станет дурно, то сунь голову между коленей... и думай. Думай!
   — Есть идеи? — спросила Сирокко. Крис прислушался к мертвой тишине — как в самолете, так и по рации.
   — Ладно, — сказала Сирокко. — Что самое главное? Во-первых, мы не делаем ничего, что могло бы его потревожить. Конел, мы собираемся немного отстать. Так, чтобы не было даже шанса нарушить воздушные потоки. Как тебе двести метров?
   — Порядок, — донесся голос Конела.
   — Есть идеи? — снова спросила она.
   — А ч-что, если он... мм... его уронит? — сумел выдавить из себя Крис.
   — Это не идея. Это ситуация. — Помрачнев, Сирокко некоторое время над этим поразмышляла. — Ладно. Я спущусь вниз примерно на километр и останусь чуть позади него. Конел, ты летишь где летел. Если увидишь, что ребенок падает, я должна буду узнать об этом примерно через десятую долю секунды. Тогда я выпрыгну и поймаю его.
   «Парашюты!» — подумал Крис. Что-то с ним было неладно. Об этом следовало подумать. Обернувшись, он стал рыться в снаряжении позади себя, разыскивая парашют. Нет, это должна быть не Сирокко. Просто безумие. Это должен быть...
   — Извини, Сирокко, — сказал Конел. На миг Сирокко явно изумилась.
   — Что это еще, черт возьми, за «извини, Сирокко»?
   — Ничего не выйдет, — сказал Конел. — Во-первых, капитан не покидает своего корабля. Наверное, ты просто забыла. Но, даже если бы ты решилась, тебе: все равно придется вести самолет.
   — Крис может вести самолет!
   — Опять извини, Сирокко. Он как-то говорил мне, что становится слишком велик.
   «Спасибо тебе, парень», — подумал Крис.
   — Конел прав, Сирокко, — быстро сказал он, уже пристегивая свой парашют — тканевую трубку размером примерно с плотно сложенный зонтик — к кольцам на своем бронежилете.
   — Ты спятил, — рявкнула Сирокко. — Опусти свою паршивую задницу на место и...
   Крис смотрел ей в глаза.
   — Я уже забыл, как вести самолет, — сказал он. Сирокко продолжала пристально на него смотреть, но Крис спокойно встречал ее взгляд. Наконец, она со вздохом кивнула.
   — Ладно. Тогда...
   — Прыгать буду я, — заявила Робин.
   — Черт вас подери! Кто здесь...
   — У меня уже есть кое-какой опыт свободного падения, — сказала Робин, чуть повышая голос. — А у Криса нет. У меня больше шансов сделать все, как надо.
   — Я за него отвечаю, — возразил Крис, посмотрев на Робин со значением.
   — А я лучше подготовлена, — парировала Робин. Сирокко перевела огненный взгляд с одного на другую.
   — Кто еще желает высказаться? — поинтересовалась она.
   — Я желаю, — донесся голос Искры. — С парашютом я прыгала раз в двадцать больше Робин. Два года назад я была чемпионкой Ковена.
   — Да мне тут прямо дыхнуть не дают, — пробормотала Сирокко, затем повысила голос. — Все, хватит. Одна показуха, и никакого реального дела. Конел, ты остаешься там, где сейчас.
   — Есть, Капитан.
   — Робин, Крис, как только возникает нужда, прыгаете оба.
   Оба пристегнули парашюты и обсудили процесс открывания дверцы и прыжка. Робин несколько раз проверила задвижку, пока не убедилась, что сможет открыть дверцу почти мгновенно.
   — Идет, — сказала Сирокко. — Еще идеи?
   — Я тут, Сирокко, подумал про передачу эстафеты, — сказал Конел.
   — А что такое?
   — Ну, можно проверить, не прибудет ли второй на место передачи гораздо раньше первого. Что, если мы его собьем?
   Все молча пытались продумать возможные последствия. Крису показалось, что идея неплохая.
   — Нет, — наконец сказала Сирокко. — Пока, во всяком случае, нет. Во-первых, я не верю, что они справятся только с одной передачей. Думаю, их будет четыре или пять. Так что надо проследить за первой, посмотреть, как она будет сделана, и приготовиться поймать Адама. Если же первый ангел пролетит полпути и только тогда появится смена, можно будет передумать.
   — Не понимаю, — возразила Робин. — Если мы собьем смену, этот первый устанет и ему придется сесть. Тогда мы его возьмем. Проще простого.
   Сирокко кивнула:
   — Да, звучит логично. Но можно побиться об заклад, что Гея об этом подумала и нашла какую-то уловку. Что это за уловка, можно будет узнать при первой передаче.
   Крис согласился, хотя ожидание казалось пыткой.
   — Предлагаю еще вот что обсудить, — начал Конел. — Не попытаться ли нам все-таки его отобрать? Может, мне удастся подобраться поближе... ну, деталей я пока не разработал.
   — Не думаю, Конел, — сказала Сирокко. — Мы должны держаться первого приоритета — то есть ничем его не тревожить.
   — Тогда я вот что скажу, — возразил Конел. — Почему Адаму безопаснее лететь в лапах этой твари, чем падать вниз, когда Крис и Робин будут готовы его поймать? И почему ты думаешь, что с ним будет все в порядке, если эти выродки доставят его Гее?
   Крис сглотнул комок в горле. Он удерживал эти мысли где-то на задворках сознания, но они постоянно стремились оттуда вырваться. Теперь же они заворошились с такой силой, что он едва не закричал.
   Вид у Сирокко стал очень усталый.
   — Я думаю, у Геи он будет в полной безопасности, — мрачно проговорила она. — По крайней мере в физическом плане. Уверена, он ей нужен живым. — Она помрачнела. — Это точно. Сейчас я это проверю.
   Она стукнула кулаком по развалившейся во сне фигурке Стукачка. Тот завизжал и вскочил на лапки.
   — Только без спичек, только без спичек! — Вид у него был предельно обалделый. — Ох, голова моя, голова! — Стукачок скорчился на приборной доске, упершись в нее подбородком, и накрыл голову лапками. Сирокко одну за другой оторвала обе лапки от головы твари.
   — Успокойся, Стукачок, — сказала она. — Ответишь на несколько вопросов, и я тебя больше не трону. Даже дам еще три капли.
   Один глаз твари вылез наружу на тоненьком стебельке.
   — Так ты не сделаешь бо-бо малышу Стукачочку? — захныкал он.
   — Не-а.
   — И дашь выпить-закусить?
   Сирокко достала фляжку и капнула из пипетки в пасть демону.
   — Теперь ответишь на вопросы?
   — Валяй, если готова, кошечка.
   — Мы нашли ребенка, которого искали.
   — Вот и чудно, вот и хорошо. Нашли, а толку мало, ага?
   — Ага. Он направляется к Гее, верно? Стукачок кивнул:
   — Гея любит мелкого засерю. Гея будет к нему ох как добра. Почетный пленник. Ни в чем не будет отказу мелкому старине Адаму. Вонючие жрецы много недель носами землю рыли, пока не пришло известие, что мелкий ублюдок уже в пути.
   — Не понимаю, как... — начала было Робин, но Сирокко жестом приказала ей молчать. Она нагнулась пониже, и Крис едва расслышал шепот.
   — Когда он не настороже, можно узнать очень многое. — Казалось, Стукачок снова погрузился в сон. Сирокко помахала пипеткой, и морда демона тоже стала ходить вправо-влево.
   — Еще, Стукачок. Крошечный демон захныкал:
   — Еще, еще, еще, всю дорогу еще... что им от меня нужно? Почему меня не оставят в покое? Вечно достают, ни минуты покоя... а я тебе скажу — я не виноват! Меня просто подставили! Я ни о чем таком не просил, я...
   — Скажи, Стукачок, куда я должна послать Оскара?
   — Мой агент обо всем позаботится, — ответил он, мгновенно очухиваясь.
   — Вонючие жрецы много недель носами землю рыли... — отважилась Сирокко.
   — ...много недель! Кто первый его найдет, говорит Гея, станет новым Магом. Или Феей. Феей, Феей, чудесной, замечательной Феей!
   — А ребенок?
   — Он станет Царем. Царем колеса! Можешь поверить, Гея славно позаботится о мелком недоноске! Только самое лучшее.
   — Она не хочет его смерти?
   — Ни Боже мой! Не повредить ни единого волоска на его мелкой башке, говорит Гея, или лучше сразу откинуть копыта! Иначе она целый год будет отрезать от тебя по кусочку, а умереть не даст! У нее для засери уже готов дворец — весь из золота, самоцветов там всяких и чистой платины. А по всему дворцу уже носятся взмыленные кормилицы, лакеи рвут и мечут, готовясь расчесывать жидкую волосню, мыть пипку и маслить пятки.
   — А зачем ей все это нужно? — поинтересовалась Робин.
   Стукачок икнул и обратил на Робин один мутный глаз. Он оглядел ее с головы до ног, а потом один уголок его пасти пополз вверх.
   — Сиськи славненькие, губки сладенькие. А хочешь глянуть, где у меня татуировочка?
   Сирокко щелкнула его по морде. Стукачок рыгнул.
   — Как там змейка? Хвост я вижу, а где голова? Сирокко еще раз его щелкнула. Стукачок заморгал, покачал головой и запел:
   — Змейка-змейка, в дурдоме ты иль где? Хвост наружу виснет, а голова в...
   На сей раз его щелкнула Робин — причем от души.
   — Вот те на! — разбушевался Стукачок, злобно расхаживая по приборной доске. — От тебя, крыса, я еще готов всякие гадости терпеть! От тебя — но не от нее! Все, абзац — больше ни слова не скажу. Мой рот на замке!
   Сирокко ухватила демона и просунула ему в глотку спичку. Из пасти остался торчать только маленький кусочек спичинки и головка. Глаза Стукачка полезли на лоб, когда Сирокко развернула его вниз головой и чиркнула спичечной головкой о приборную доску. Затем она вернула его в нормальное положение, крепко прижимая лапки к бокам. Все смотрели, как сгорает спичка.
   — Думаю, эта спичка до самого твоего хвоста прогорит, — спокойно сказала Сирокко. — Что меня интересует, так это — всем ли нам удастся это увидеть. Тебе не кажется, что ты будешь сиять как фонарь? Что-что? Говори немного громче, а то я тебя не слышу. — Она подождала, пока Стукачок тщетно пытался высвободиться. — Извини, Стукачишка, ни слова не разобрать. Что-что? А, ну конечно. — Облизнув пальцы, она притушила спичечную головку, которая тут же с шипением погасла. Когда Сирокко вытащила из Стукачка спичку, тот, захныкав, распростерся на приборной доске.
   — Твоя беда в том, — выговорил наконец он, — что ты шуток не понимаешь. Ну и сволочь же ты, Сирокко Джонс.
   — Принимаю это как профессиональный комплимент. Между тем она задала тебе вопрос. И ты будешь обращаться к ней «мисс Робин», с подобающим уважением, а свои грязные мыслишки оставишь при себе.
   — Ладно-ладно. — Он поднял на Робин усталый глаз. — Не будете ли вы так любезны, мисс Робин, повторить ваш вопрос?
   — Я просто спросила, зачем Гее все это нужно? Чего ради она пустилась во все тяжкие с похищением Адама?
   — Ничего странного, мисс Робин. Понимаете, что бы ни случилось, Гея все равно выиграет. Если она получит щенка, а Сирокко не явится — что ж, тоже неплохо. Но Гея прикидывает, что если она получит щенка, тогда Сирокко явится непременно. — Повернув голову, Стукачок хитро глянул на Сирокко. — И Сирокко тоже знает, почему ей придется прийти.
   Сирокко схватила его и сунула обратно в банку. Крис слышал, как Стукачок выкрикивает свои возражения — в основном насчет обещанного спирта, — пока Сирокко плотно завинчивала крышку. Какое-то время все молчали. Выражение на лице Сирокко исключало праздные разговоры. Наконец она немного успокоилась — взглянула на Робин, затем на Криса.
   — Вы, наверное, хотите знать, о чем он болтал. Не уверена, следует ли мне об этом трепаться, но я скажу. В любом случае я отправлюсь за Адамом. Если Гея его получит, я не угомонюсь, пока его не отобью.
   — Не понимаю, о чем ты, — призналась Робин, — но ничего другого я и не ожидала.
   — А я понимаю о чем, — сказал Крис, — но тоже ничего другого и не ожидал.
   — Спасибо. Вам обоим. Пойми, Робин, у меня есть причина, помимо долга дружбы, сделать все, чтобы Адам не попал в лапы Геи. А если уж он туда попадет, мне позарез надо будет вырвать его оттуда. — Тут она набрала какой-то код на клавиатуре. — Рокки, сколько яиц ты нашел в той комнате?
   — Пятнадцать, Капитан, — донеслось из рации. Сирокко повернулась к Крису.
   — Так и было?
   — Нет. Уверен, в той комнате у меня на полке было шестнадцать. Полка была заполнена.
   — Конел, — сказала Сирокко. — Что ты можешь сказать про полку с титанидскими яйцами, которыми играл Адам?
   — Стандартная сувенирная полка, Капитан. Два ряда — восемь штук сверху и восемь снизу. Заполнена целиком. — Сирокко снова набрала код на клавиатуре.
   — Рокки, похоже...
   — Я нашел полку, Капитан, — сказал Рокки. — На ней умещаются шестнадцать. Я искал прилежно, как ты и приказывала.
   — Рокки, так помоги мне, если ты...
   — Капитан, позволь мне тебя перебить, прежде чем ты скажешь что-то для меня оскорбительное. Я не стал дожидаться того, пока будут найдены все, чтобы их уничтожить. Выражаясь точнее, я разрубил их на половинки — так, чтобы ты по возвращении смогла все их пересчитать. Просто я предвидел неприятную ситуацию, которая, похоже, уже возникла. Итак, я по-прежнему могу найти недостающее яйцо. Или его мог держать в руке Адам, когда его забирали. Но если яйцо не будет найдено, то это будет преступлением, если я в ближайшее время окажусь беременным, тебе не кажется?
   — Извини, Рокки, — сказала Сирокко. — Но дело в том, что я знаю, в какие бездны может погрузиться отчаянная титанида, чтобы...
   — Капитан, никаких обид.
   — Господи. — В голосе Конела звучал благоговейный страх. — Капитан, я этого не предвидел.
   — О чем вы толкуете? — спросила Робин.
   — Речь об Адаме, — ответила Сирокко. — Внезапно он стал для всех нас важен не только сам по себе.
   — Он способен оплодотворять титанидские яйца, — объяснил Робин Крис. — Те, которые он грыз, сделались прозрачными — они активировались.
   — Да, — подтвердила Сирокко. — Он может делать то, что уже почти столетие могла делать только я. Так что мы просто обязаны его вернуть. Мы не можем позволить Гее его заполучить, потому что, когда он окажется у нее, все титаниды станут ее рабами. А если мы сможем сохранить ему свободу... — Она подняла взгляд, взглянула через ветровое стекло в пустоту и, похоже, сама удивилась. — ... тогда я смогу умереть.
 
   — Тихо, спокойно, — увещевал Конел. — Она ведь совсем не в том смысле.
   — Да какой тут, к черту, еще может быть смысл? — потребовала ответа Искра.
   — Она же не сказала, что собирается покончить с собой, верно? — Он дал ей несколько мгновений подумать. Правда заключалась в том, что слова Сирокко поразили и его, но Конел вскоре сумел понять лежащий за ними смысл.
   — Так что же она хотела этим сказать? Объясни.
   — Вначале ты должна понять, что с ней сделала Гея, — начал Конел. — Это было давным-давно — еще когда Сирокко и другие члены первоначальной команды только сюда добрались. Гея предложила ей должность Феи. Должность Сирокко приняла. Часть сделки между ними — и Гея об этом не упомянула — составляло то, что, по требованию Сирокко, раса титанид подверглась изменению. Гея изъяла встроенную в них ненависть к ангелам и остановила войну, которая к тому времени продолжалась уже давно. Она также изменила их таким образом, что... слушай, ты вообще-то представляешь себе, как размножаются титаниды?
   — Очень смутно.
   — Ладно. Вначале происходит переднее совокупление. Самка производит на свет полуоплодотворенное яйцо. Ты видела несколько таких яиц в комнате Адама. Затем их следует имплантировать в заднее влагалище и дооплодотворить задним пенисом.