и у каждого четыре лица, и у каждого из них четыре крыла... Во время шествия своего они не оборачивались, а шли каждое по направлению лица своего. Подобие лиц их - лице человека и лице льва с правой стороны у всех четырёх; а с левой стороны лице тельца у всех четырёх и лице орла у всех четырёх... И шли они, каждое в ту сторону, которая пред лицем его..."
Вопрос: так куда же они шли, дорогой Г.Г.П, в сторону какого лица, которого из ч е т ы р ё х?
... Вова смотрел и видел, как лицо её теряет свой фокус, оплывает, плавится.
Словно фоторобот, перебираясь в отдельных деталях, оно всё дальше и дашьше уходит от первоначального замысла, всё точнее приближается к новой разгадке. То, прежнее лицо не исчезло - оно превратилось. Кто-то другой находился теперь перед ним в пространстве комнаты, захватанном, как старая фотография. Но лицо это пока было засвечено белизной. Чьё-то белое-белое бельмо уставилось прямо на него.
Младенец - тот так ничего и не западозрил о подмене и продолжал гугукать у себя в кроватке. Но Вова-то уже догадался! И вдруг она, огромная белая старуха в чём-то до пят длинном выплыла и вошла в его зрачок. Она зависла между полом и потолком так, что нельзя было отвернуться или закрыть глаза - неотвратимо, как будто ты и так уже спишь, провалившись в безымянную бездну. Глядя куда-то мимо, старуха купалась в этой сонной, облепляющей белизне, как в молочной реке, и каждая жилка, каждая клеточка бескостно перетекающего её тела трепетала и радовалась, необъятная грудь вздымалась, выдыхая обратно парное сладострастие.
Она как бы коначалась, но всё время продолжала быть, вся исходила в последнем вдохе-выдохе, как в истоме смертной, но улыбка её оставалась плотоядно-счастливой, даже снисходительной. Улыбка-оскал... Смерть, мелькнуло Вове? Но почему тогда без косы, без лязгающих костей и черепа в дырках? Почему старухино тело полно избытком чего-то вяжущего, истекающего духом-запахом, чего-то замешанного на кровавой, красной, живительной влаге? Жизнь... Но почему нет в ней никаких посул и обещаний будущего. И оглядки, прощения - тоже нет.
Одно застывшее, ненасыщаемое томление. А старуха словно угадывала чужое - ею уже целиком было замещено всё пространство комнаты, каждое её движение оставляло тягучий долгий след, всё было опутано, склонно, помазано ею.
Мать-мирохранительница!.. Она уже накрывала его с головой белою своею полою, и он был опять сокрыт в громадном чреве, где было одновременно безвременно - тесно и просторно, насыщено звуками и стерильно тихо, тяжело надышено и абсолютно чисто разящей хирургической чистотой. Здесь можно было жить, умирать, заново рождаться - в самой сердцевине тьмы, в эпицентре множества горящих, пульсирующих точек. Вова вдруг понял: выхода нет, его уже не пустят обратно! И уже окончательно поглощаясь, перемалываясь в лёгкий прах, усваиваясь целиком, без остатка, сжимаясь в невидимый комок на самом дне затхлого мешка вечности, - он вдруг увидел: мамин молодой глаз блеснул ему, как нож, мамина молодая рука над круглым столом протягивает ему чашку, чая...
Он стал тянуться, потянулся за обжигающим этим питьем - рука тонкая, детская, длинная, такая длинная, что за неё можно ухватиться и тянуть еще дальше, еще тоньше, еще выше...
:Что там? Чрево или вечность? Кто там? Отец или мать? Младенец или Вова?..
Потом его отпустило, и лететь наконец-то стало совсем легко.
4.
..."Сказал сие. Он поднялся в глазах их, и облако взяло его из вида их..."
..."На крыше одного из домов, что по улице Ленина, был обнаружен труп неизвестного мужичины с признаками разложения. Особенно пострадало лицо..."
..."Никто не знает, а между тем над столицей нашей Родины вот уже несколько минут как взошла и горит незнакомая звезда..."
. .."Она увидела себя, летящей по узкой длинной трубе и одновременно лежащей там, внизу, на операционном столе. Какие-то люди в белом склонились над ней:
..."И родила Сына своего первенца, и спеленала Его, и положила Его в ясли:"
:"Младенец смотрел прямо перед собой. Он знал, что сейчас к нему войдёт мама. Он хотел есть, он хотел пить, он хотел жить. А мама всё не шла и не шла..."
... "В то время, продолжая речь, Иисус сказал, славлю Тебя, Отче, Господа неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам..."
... "В комнату, пахнущую материнским молоком и пеленками, вошла женщина. Она увидела, что под кроваткой наклонился мужчина в тёмной куртке. И большой рюкзак был у его ног..."
..."Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них.
И сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное:
И кто умалился, как это дитя, тот и больше в Царстве небесном; И кто примет одно такое дитя во имя Моё, тот Меня принимает; Кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничных жерновов на шею и потопили его во глубине морской..."
***
..."Голова сама по себе не кажется большой на невысоком, на крепко, ладно сколоченном ритмичном теле. Но огромным кажутся на голове лоб и голые выпуклости черепа... Из-под могучего лобно-черепного навеса выступают ленинские глаза...
Рокот рукоплесканий растет, кидая волну на волну. Да здра: Ленин...вождь, Ильич... Вот мелькнёт в свете электрических ламп неповторимое человеческое тело, со всех сторон захлёбываемое необузданными волнами. И когда, казалось, вихрь восторга достиг уже высшего неистовства - вдруг через рёв, и гул, и плеск чей-то молодой, напряженный, счастливый и страстный голос, как сирена, прорезывающая бурю: Да здравствует Ильич! И откуда-то из самых глубоких и трепетных глубин солидарности, любви, энтузиазма поднимается в ответ уже грозным циклоном общий безраздельный, потрясающий своды, вопль: Да здравствует Ленин!.."
... "He прикасаясь к поверхности воды, гражданин К. зарядил её своей энергией и все увидели, как с головы омытого ребёнка стали исчезать гнойные струпья, начали расти волосы:"
"Маленькая Вовина тень метнулась по чёрному тунеллю к выходу и вдруг оказалась перед приоткрытым окошком..."
..."Перед нею была дверь - одна из многих в этом длинном коридоре. Ручка металлическая, холодная. И зачем-то её нужно открыть... Зачем-то войти..."
..."Долго играл господин X, пока не проиграл своё родовое имение господину У.
Каково же было возмущение последнего, когда, войдя во владение, он открыл фамильную усыпальницу и обнаружил там свежее надгробье. С криком "он проиграл мне собственную мать!" несчастный навсегда бежал из этих мест..."
..."Рабы остаются детьми, не вырастают. Страна- инфантильное чудовище...
Страна-подросток, страна-литература, страна-привидение, - так написал в своих черновиках философ тех лет, похожих на бесконечный летаргический сон... Кто знает, что он видел в последнем своем сне - красные башни родного Содома, крутыми ступенями спускающиеся к быстрым водам реки, к собственному отражению; овал женского лица в высоком окне детства :"
: "Возлюбленные! Мы теперь дети Божии, но еще не открылось, что будем:"
Ай да Вова! Ай да чей-то сукин сын! Надо ж такому присниться: Хорошо еще, что мама не видит, хорошо, что не видит никто. Лишь экран мигает. Сплошная белая муть.
Вова тянет руку, натыкается на колючий скелетик: елка. Вот и начат еще один год.
О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!
Вова зевает.
Вова закрывает глаза.
Вова, засыпая, лепечет во сне.
- "Мы ж Гекате вслед летим, И как сны во тьме мы таем; Но пока везде чудим, Дом счастливый облетаем."
Шекспир. "Сон в летнюю ночь". - - Сон в зимнюю ночь. Долгий Вовин сон. Вовинсон:Жалкий детский лепет, что он по сравнению с прекрасным лепетом человечества, уже видевшего все свои золотые сны, уже давшего миру все имена, уже знающего все слова, уже, уже:
Вопрос: так куда же они шли, дорогой Г.Г.П, в сторону какого лица, которого из ч е т ы р ё х?
... Вова смотрел и видел, как лицо её теряет свой фокус, оплывает, плавится.
Словно фоторобот, перебираясь в отдельных деталях, оно всё дальше и дашьше уходит от первоначального замысла, всё точнее приближается к новой разгадке. То, прежнее лицо не исчезло - оно превратилось. Кто-то другой находился теперь перед ним в пространстве комнаты, захватанном, как старая фотография. Но лицо это пока было засвечено белизной. Чьё-то белое-белое бельмо уставилось прямо на него.
Младенец - тот так ничего и не западозрил о подмене и продолжал гугукать у себя в кроватке. Но Вова-то уже догадался! И вдруг она, огромная белая старуха в чём-то до пят длинном выплыла и вошла в его зрачок. Она зависла между полом и потолком так, что нельзя было отвернуться или закрыть глаза - неотвратимо, как будто ты и так уже спишь, провалившись в безымянную бездну. Глядя куда-то мимо, старуха купалась в этой сонной, облепляющей белизне, как в молочной реке, и каждая жилка, каждая клеточка бескостно перетекающего её тела трепетала и радовалась, необъятная грудь вздымалась, выдыхая обратно парное сладострастие.
Она как бы коначалась, но всё время продолжала быть, вся исходила в последнем вдохе-выдохе, как в истоме смертной, но улыбка её оставалась плотоядно-счастливой, даже снисходительной. Улыбка-оскал... Смерть, мелькнуло Вове? Но почему тогда без косы, без лязгающих костей и черепа в дырках? Почему старухино тело полно избытком чего-то вяжущего, истекающего духом-запахом, чего-то замешанного на кровавой, красной, живительной влаге? Жизнь... Но почему нет в ней никаких посул и обещаний будущего. И оглядки, прощения - тоже нет.
Одно застывшее, ненасыщаемое томление. А старуха словно угадывала чужое - ею уже целиком было замещено всё пространство комнаты, каждое её движение оставляло тягучий долгий след, всё было опутано, склонно, помазано ею.
Мать-мирохранительница!.. Она уже накрывала его с головой белою своею полою, и он был опять сокрыт в громадном чреве, где было одновременно безвременно - тесно и просторно, насыщено звуками и стерильно тихо, тяжело надышено и абсолютно чисто разящей хирургической чистотой. Здесь можно было жить, умирать, заново рождаться - в самой сердцевине тьмы, в эпицентре множества горящих, пульсирующих точек. Вова вдруг понял: выхода нет, его уже не пустят обратно! И уже окончательно поглощаясь, перемалываясь в лёгкий прах, усваиваясь целиком, без остатка, сжимаясь в невидимый комок на самом дне затхлого мешка вечности, - он вдруг увидел: мамин молодой глаз блеснул ему, как нож, мамина молодая рука над круглым столом протягивает ему чашку, чая...
Он стал тянуться, потянулся за обжигающим этим питьем - рука тонкая, детская, длинная, такая длинная, что за неё можно ухватиться и тянуть еще дальше, еще тоньше, еще выше...
:Что там? Чрево или вечность? Кто там? Отец или мать? Младенец или Вова?..
Потом его отпустило, и лететь наконец-то стало совсем легко.
4.
..."Сказал сие. Он поднялся в глазах их, и облако взяло его из вида их..."
..."На крыше одного из домов, что по улице Ленина, был обнаружен труп неизвестного мужичины с признаками разложения. Особенно пострадало лицо..."
..."Никто не знает, а между тем над столицей нашей Родины вот уже несколько минут как взошла и горит незнакомая звезда..."
. .."Она увидела себя, летящей по узкой длинной трубе и одновременно лежащей там, внизу, на операционном столе. Какие-то люди в белом склонились над ней:
..."И родила Сына своего первенца, и спеленала Его, и положила Его в ясли:"
:"Младенец смотрел прямо перед собой. Он знал, что сейчас к нему войдёт мама. Он хотел есть, он хотел пить, он хотел жить. А мама всё не шла и не шла..."
... "В то время, продолжая речь, Иисус сказал, славлю Тебя, Отче, Господа неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам..."
... "В комнату, пахнущую материнским молоком и пеленками, вошла женщина. Она увидела, что под кроваткой наклонился мужчина в тёмной куртке. И большой рюкзак был у его ног..."
..."Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них.
И сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное:
И кто умалился, как это дитя, тот и больше в Царстве небесном; И кто примет одно такое дитя во имя Моё, тот Меня принимает; Кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничных жерновов на шею и потопили его во глубине морской..."
***
..."Голова сама по себе не кажется большой на невысоком, на крепко, ладно сколоченном ритмичном теле. Но огромным кажутся на голове лоб и голые выпуклости черепа... Из-под могучего лобно-черепного навеса выступают ленинские глаза...
Рокот рукоплесканий растет, кидая волну на волну. Да здра: Ленин...вождь, Ильич... Вот мелькнёт в свете электрических ламп неповторимое человеческое тело, со всех сторон захлёбываемое необузданными волнами. И когда, казалось, вихрь восторга достиг уже высшего неистовства - вдруг через рёв, и гул, и плеск чей-то молодой, напряженный, счастливый и страстный голос, как сирена, прорезывающая бурю: Да здравствует Ильич! И откуда-то из самых глубоких и трепетных глубин солидарности, любви, энтузиазма поднимается в ответ уже грозным циклоном общий безраздельный, потрясающий своды, вопль: Да здравствует Ленин!.."
... "He прикасаясь к поверхности воды, гражданин К. зарядил её своей энергией и все увидели, как с головы омытого ребёнка стали исчезать гнойные струпья, начали расти волосы:"
"Маленькая Вовина тень метнулась по чёрному тунеллю к выходу и вдруг оказалась перед приоткрытым окошком..."
..."Перед нею была дверь - одна из многих в этом длинном коридоре. Ручка металлическая, холодная. И зачем-то её нужно открыть... Зачем-то войти..."
..."Долго играл господин X, пока не проиграл своё родовое имение господину У.
Каково же было возмущение последнего, когда, войдя во владение, он открыл фамильную усыпальницу и обнаружил там свежее надгробье. С криком "он проиграл мне собственную мать!" несчастный навсегда бежал из этих мест..."
..."Рабы остаются детьми, не вырастают. Страна- инфантильное чудовище...
Страна-подросток, страна-литература, страна-привидение, - так написал в своих черновиках философ тех лет, похожих на бесконечный летаргический сон... Кто знает, что он видел в последнем своем сне - красные башни родного Содома, крутыми ступенями спускающиеся к быстрым водам реки, к собственному отражению; овал женского лица в высоком окне детства :"
: "Возлюбленные! Мы теперь дети Божии, но еще не открылось, что будем:"
Ай да Вова! Ай да чей-то сукин сын! Надо ж такому присниться: Хорошо еще, что мама не видит, хорошо, что не видит никто. Лишь экран мигает. Сплошная белая муть.
Вова тянет руку, натыкается на колючий скелетик: елка. Вот и начат еще один год.
О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!
Вова зевает.
Вова закрывает глаза.
Вова, засыпая, лепечет во сне.
- "Мы ж Гекате вслед летим, И как сны во тьме мы таем; Но пока везде чудим, Дом счастливый облетаем."
Шекспир. "Сон в летнюю ночь". - - Сон в зимнюю ночь. Долгий Вовин сон. Вовинсон:Жалкий детский лепет, что он по сравнению с прекрасным лепетом человечества, уже видевшего все свои золотые сны, уже давшего миру все имена, уже знающего все слова, уже, уже: