ЛЕСНИКОВ: Пробовали. Не получилось. Мы тоже кое-что знаем.
ЛУНКИН: Вообще-то машина, она и есть машина. Все время что-то вылезает. Но мы разбираемся и устраняем.
РЫШКОВ: Во-вот. А лучше всего заранее причесать машину с помощью тестовых проверок. Мы в институте всегда так делали. Вы знаете о них?
ЛУНКИН: Они прикладывются к ЭВМ, но к нам не применимы. ЭВМ, Окуляр и наборное поле объединены в единое целое. Надо либо разъединять их, либо создавать новую тестовую модель.
РЫШКОВ: Хорошо. Василий Сергеевич, а каким конкретными рабочими материалами вы занимаетесь сейчас?
ЛЕСНИКОВ: Просматриваю отчет по НИР, по сходной тематике.
ЛУНКИН: я вот не понимаю в чем суть этих НИР. Я только и вижу, что все читают и пишут. Где эксперименты? Ведь только после них можно создать что-то новое. НИРы для этого делаются?
РЫШКОВ: (Обрадовался). Согласен. Но это не для печати. Нужно честно признаться, что некоторые у нас так и делают. Из нескольких НИР делают свою.
Я понял, что Костю опять втягивают в разговор с заранее известными выводами. Пришлось вмешаться.
ЛЕСНИКОВ: Многие великие ученые по чужим работам делали блестящие открытия. Вспомним Менделеева. Все элементы были известны. А он собрал все вместе, проанализировал, и из ничего получилась Таблица Менделеева. Кто-то пробовал обвинить его в плагиате? Наша тема может быть проверена в эксперименте на орбите. Но скажите, Валерий Иванович, когда будет возможен такой полет?
РЫШКОВ: С вами трудно разговаривать. Вы передергиваете карты. У нас еще будет время поговорить на эту тему. Сейчас, к сожалению, мне нужно спешить.
Посмотрим, как он этот разговор представит завтра.
26 ЯНВАРЯ
Вчера приехал Моисеев с помощницей для продолжения работ. До обеда все было нормально. Машина работала без сбоев.
Перед обедом Моисеев попросил не выключать машину, так как собирался быстро перекусить и продолжить работу. Костя уходил на сборы комсомольских секретарей, а у Лучко после обеда был курсы по «Алголу.
Решили с Барышниковым обедать по очереди. Сначала он, так как питался в столовой. Все ушли. Лучко остался, что-то доделывать на наборном поле. Меня на пять минут вызвал Рышков, а когда я вернулся, Толя уже уходил. Машина была выключена.
– Толя, зачем ты выключил машину? Ведь мы же договорились. Через 20 минут придет Моисеев. – Толя остановился, помолчал.
– Не включай пять минут, – повернулся и ушел. Мои призывы подождать и объяснить ситуацию ни к чему не привели.
Я знал, что после обеда его здесь не будет, а решение надо было принимать. Решил включить машину, чтобы прояснить ситуацию. Центральную стойку выбило. Это уже было чрезвычайное происшествие. Для чистоты эксперимента решил подождать пять минут. Вдруг Толя что-то заложил в программе новое. А время идет. В свете последних разговоров с Рышковым, и в связи с приездом разработчиков после долгого перерыва, ситуация выглядела совсем плохо. Все шишки посыпались бы на меня. Никто не стал бы разбираться.
Я очень сильно обозлился на Лучко. Включи через пять минут и все. Получается, что он знал, что машина не в порядке и ушел. А, может быть, ему и важно было, чтобы именно я погорел в такой ответственный момент.
Через 7 минут я включил машину. Снова выбило центральную стойку. Но я уже проанализировал ситуацию, и из двух предполагаемых блоков нашел неисправный. Заменил запасным. Машина работает. Но оказалось, что один из усилителей вошел в колебательный режим. Заменил и его. Благо я оказался запасливым, хотя и ругал меня за это Жегунов. Захламляю, мол, помещение. Теперь все в порядке. Весь в мыле, но успел. В помещение уже входили Моисеев с Барышниковым.
Перед уходом на обед, отозвал в сторонку Барышникова и обрисовал сложившуюся ситуацию. Сказал, что дальше так работать нельзя. И ушел.
Еще через час Барышникова вызвал к себе Жегунов, и стал распрашивать его об обстановке на тренажере, о том как сработались Лучко и Лесников.
Не вдаваясь в подробности, Барышников рассказал о случившемся. А еще через 15 минут к нам пришел Серкин. Если бы неисправности в стабилизаторе напряжения и в усилителе не подтвердились, мне было бы плохо. Начальство мне бы просто не поверило.
Вечером зашел к Косте посоветоваться. Он поздравил меня с успешной сдачей очередного экзамена на знание техники и добавил.
– Возможно, Толя ничего не объяснил тебе потому, что сам не понял что произошло. А показать свое незнание ему гордыня не позволила.
Мы договорились, что каждый день один час он будет заниматься со мной ЭВМ.
Рассказал Костя и о том, как в начале хотел побольше узнать о модели. Это в некоторых случаях помогло бы и при эксплуатации самой ЭВМ. Лучко разными путями пытался отвадить его от модели, но не вышло. Костя разобрался с моделью, но свое знание напоказ не выставлял.
Продолжение вчерашних событий началось утром. Я пришел, когда Барышников уже разговаривал с Лучко.
ЛУЧКО: Как вы могли подумать, что я брошу неисправную машину и уйду! Я ему сказал, чтобы включил машину через пять минут, а он включил сразу.
Сам сломал, а теперь я виноват.
ЛЕСНИКОВ: Но твой ответ не нес никакой информации, – вмешался в разговор я, так как уходить было уже бессмысленно. – А у меня в резерве было 15–20 минут. Мог бы и статься на пять минут. Вдвоем было бы легче во всем разобраться.
ЛУЧКО: Виктор Ильич, я работал во многих коллективах. Такого человека как Лесников еще не встречал. Вы что же, действительно думаете, что я могу пойти на такое дело? Да я отлично знаю, что он из себя представляет. Пройдет некоторое время, и откроется его истинное лицо.
ЛЕСНИКОВ: Может быть, по существу поговорим? Ты знал, что машина неисправна и ушел. Знал, что через 15 минут должна прийти бригада. Знал?
ЛУЧКО: Да я вообще об этом не хочу разговаривать! И не пошел бы ты на х…Умник нашелся.
БАРЫШНИКОВ: Ты только с Василием Сергеевичем не хочешь разговаривать? Или со мной тоже?
ЛУЧКО: Если на эту тему, то и с вами тоже.
БАРЫШНИКОВ: В таком случае результат разговора я вынужден доложить Жегунову.
А дальше все завертелось, как и должно было быть. Я согласился, а Лучко отказался от объяснений со мной при личной встрече.
Барышников в своих высказываниях осторожен.
1 ФЕВРАЛЯ.
Все эти дни Костя натаскивал меня по работе модели. И во время. Сегодня у нас в Центре было большое совещание на уровне начальников главков министерств и ведомств по развитию тренажной базы. Примчался Моисеев, так как планировался показ тренажера. Но при проверке снова перестал работать аварийный режим, а основной работал с дерганиями и перерывами. Моисеев решил, что при объяснениях скажет, что проводится проверка в релейном режиме. Пусть разбираются. Так как Костя меня уже кое чему научил, я подошел к модели и увидел, что одно гнездо усилителя пусто. По зоне расположения, похоже было, что это имеет отношение к аварийному режиму. Подозвал Костю. Через некоторое время все заработало.
Моисеев заявил, что они в последний раз устранили неисправность и больше не приедут.
3 ФЕВРАЛЯ.
Сегодня в доме космонавтов меня остановил офицер по режиму. Меня предупредили, что если я собираюсь писать в газету на любую тему, то предварительно текст надо согласовывать в специальной комиссии Центра.
Оказывается это целая процедура. Вот образец документа, который надо составить и согласовать, чтобы иметь право отправить заметку в газету. Пусть это буде даже несколько строк.
Во первых, надо составить авторскую справку, в которой надо указать, что в моем тексте нет секретных сведений и тому подобной информации. Мою подпись должно удостоверить командование Центра. Это как бы моя гарантия.
Во вторых, надо заполнить и подписать у членов комиссии «Акт экспертизы материалов подготовленных к открытой публикации». Акт утвердить у командира части (начальника Центра). Правильность каждого пункт акта нужно доказывать каждому члену комиссии и командиру.
Так что я теперь понимаю тех военных, которые не хотят связываться с прессой.
4ФЕВРАЛЯ.
Сегодня было продолжение истории с Лучко. Состоялось заседание партбюро с повесткой «О взаимоотношениях коммунистов Лесникова и Лучко». Продолжалось 2 часа и 50 минут. Как обычно, постараюсь вспомнить основное.
Заседание началось с информации Барышникова о нас двоих. О Косте, о себе не говорил.
Первым стали слушать Лучко.
– Что вы можете сказать о ваших взаимоотношениях с Лесниковым?
– Что еще можно говорить о таком человеке. Сам напакостил, подложил мне свинью и еще хочет переложить свою вину на других. Да я с таким человеком, который на меня грязь льет, не хочу иметь ничего общего. Я боюсь его…
– Толя, давай по существу. Кто что из себя представляет, мы сами решим.
– Как можно было ему поверить, что я мог такое совершить?!
– Толя, давай все же ближе к делу.
– А что говорить? Весь вопрос в том, кто кому верит. Я ему не верю. Я ведь сказал ему, чтобы не включал машину пять минут. Он не послушал меня. Включил сразу. Сам машину сломал, а теперь все на меня валит. Почему он не сделал то, что я ему сказал?
– А почему ты не объяснил ему причины отказа и ушел? Тем более, что знал, что после обеда тебя не будет. Ты не вернулся даже тогда, когда он тебя об этом просил.
– Не вернулся из принципа, так как он не выполнил то, что ему сказал. Если бы выполнил, то все было бы в порядке. Я уверен в этом.
– Если бы ты все объяснил Лесникову, то, может быть, и не надо бы было возвращаться.
– Я не понимаю в чем дело! Я вед сказал ему, чтобы не включал машину! Ему что, мало было моей информации? Надо было выполнить мое указание, и все было бы в порядке.
Потом пригласили выступить меня.
Я рассказал о том, что первая серьезная стычка с Толей у нас произошла в Климовске. И о том, что в тот раз Толя признал свою вину. Вторая стычка произошла 25 января. А 26 января, когда мы с Барышниковым попытались разобраться в ситуации, Толя послал меня на хутор, и отказался разговаривать на эту тему.
– И все же. Почему у вас такие отношения.
– Не только у меня. Если Толе задать любой вопрос, то прежде чем ответить, он прочтет лекцию о вашей бестолковости. И второй раз уже дураком выглядеть не хочется. В Климовске Толя считал, что только он хорошо знает рассматриваемую тему, а, следовательно, только он может задавать вопросы преподавателю. Остальные вопросы были детскими, идиотскими. Они только позорили нас перед разработчиками.
Потом пошли вопросы. Вот некоторые из них.
ВОПРОС: Сможете ли вы работать вместе?
ЛУЧКО: Нет. Я никогда не буду уверен в том, что он не совершит по отношению ко мне какую-нибудь подлость. Я боюсь его. Это же такой человек…
ЩЕРБАКВ: Я лично головой ручаюсь, что Вася никогда н совершит подлости.
ЛУЧКО: А я уверен в том, что он в любую удобную минуту подложит мне свинью и любому другому. Нельзя ему верить.
ЩЕРБАКОВ: Тогда свет перевернется. Мне все ясно. Давайте дальше.
ЛЕСНИКОВ: Честно говоря, я думал, что инцидент решится в рабочем, деловом порядке. Хотя за те 15–20 минут мне пришлось очень сильно поволноваться. Однако, когда меня на следующий день послали на «хутор»,
И до сих пор не извинились, я не могу начинать разговор о нормализации наших отношений.
Далее пошли выступления.
СЕРКИН: Считал и считаю, что на первом месте должно стоять отношение к делу. Лучко все делает из принципа, часто не на пользу делу.
БУРТАСОВ: Мы люди военные. Надо найти общий язык и работать. Толя, я знаю твои грешки еще по академии, но считаю, что в плохих взаимоотношениях виноваты оба. Не искали путей сближения.
САМОРОДОВ: Мне кажется, что Лесников слишком обидчив. Надо немножко притушить свою чувствительность. Так будет лучше для общего дела.
ФЕДОТОВ: Согласен по поводу Лесникова. Лучко слишком категоричен во многих случаях. Есть у него этакая непререкаемость. Как сказал, так только так и верно. Ведь можно и ошибиться. Ты не прав.
Я молчал во время выступлений. Толя наоборот. Перебивал. Уточнял. Обвинял всех в том, что они верят Лесникову, а не ему.
Самородов не выдержал и выступил вторично, но более эмоционально.
САМОРОДОВ: Слушай, Толя! Здесь все говорят, что ты неправ, а ты не соглашаешься, со всеми споришь. И даже здесь оскорбляешь Лесникова. Я удивляюсь терпению Лесникова. Лев Кованов на его месте давно привел бы тебя в порядок. И не только он. А работать надо вместе. Дело страдать не может. А Лесникову надо найти правильную линию поведения. Разберись где надо быть мягким, а где жестким. Для дела.
БУРТАСОВ: Это верно, Толя. Ты уже на партбюро несколько раз оскорбил Лесникова, а он тебя ни разу. Хотя и считаю, что в плохих взаимоотношениях есть и вина Лесникова.
РЫШКОВ: Лучко может обидеть человека своим пренебрежением. Возможно, это происходит от того, что в теоретических вопросах он подготовлен лучше Лесникова. В сочетании с его характером могли возникнуть и подобные ситуации. Но это не дает Лучко права свысока смотреть на своих товарищей.
ЩЕРБАКОВ: Одинаковые у них знания. Разные специальности? Это да.
И разные участки работы им поручены в группе. Но общий язык находить надо.
ЖЕГУНОВ: Уровень знаний у них одинаков. Характеры разные. И их надо обуздывать. Должен признать, что в отсутствии Лучко, Лесников работал отлично. Никого никуда я переводить не буду. Но плохо, если одному в аттестации я напишу «упрям, заносчив, игнорирует мнение товарищей», а другому – «болезненно реагирует на замечания товарищей». Надо работать.
И снова нас спросили о возможности работать вместе.
ЛУЧКО: Я все равно буду его бояться. Он опять на меня какую-нибудь грязь выльет.
ЛЕСНИКОВ: На работе с моей стороны наши любые отношения не скажутся. Но, пока мне не принесли извинений за «хутор», нельзя говорить о нормализации человеческих отношений.
САМОРОДОВ: Лучко, за вами слово.
ЛУЧКО: Я приношу свои извинения Лесникову за свой неэтичный поступок.
Принято постановление: «Ограничиться разбором вопроса на партбюро».
15 ФЕВРАЛЯ.
Сегодня в принципе решили, как устранять дефект, который проявлялся периодически уже два месяца. После команды «Стоп» изображение продолжало перемещаться, хотя и незначительно. После нескольких попыток других испытателей, сел в тренажер и я. Эффект сразу проявился очень сильно. Снова ели в тренажер другие испытатели Эффект мизерный. Снова посадил меня. И снова дефект проявился очень сильно.
Лучко пошутил: «Пора писать диссертацию о реагировании тренажера на вес, рост и цвет глаз оператора». Шутка, шуткой, но она навела меня на интересную мысль. Я снова попросился в тренажер. Сделал несколько попыток, и каждый раз результат был разным. Оказалось, что если ручка управления при команде «Стоп» находилась в покое, то эффект был мизерным. Достаточно было оставить на ручке управления руку, и эффект уже проявлялся сильнее. Моя рука всегда оставалась на ручке управления, может быть, даже немножко вздрагивала от напряжения. Поэтому и эффект проявлялся в полной мере. Заблокировать такую чувствительность тренажера оказалось совсем просто. Тренажер уже можно было предъявлять для пробных тренировок.
18 ФЕВРАЛЯ.
Вчера снова крупно поругался с Люсей. О мелких и средних конфликтах я уже не пишу. Утром рано уехала к подруге, что-то забрать. Приехала очень поздно. Сергей уже спал. И ничего не захотела объяснить.
На службе у нас придумали новую систему оценки результатов соцсоревнования. По моральным принципам я получил 4, так как разбирался на партбюро.
28 ФЕВРАЛЯ.
Хочу написать заметку в газету о музее в доме космонавтов. Говорил с Татьяной Филипповной Беляевой. Она дала мне для ознакомления две книги отзывов о музее. Прочел и статью Копылова о музее. Из двух отправленных материалов пока не напечатан ни один.
В отделе организовали культпоход в новый цирк с детьми. Жегунов отказался ехать. Володю Самородова всю дорогу донимали вопросом: «Ты поставишь теперь Жегунову тройку в графе об активности в общественной жизни?»
9 МАРТА.
Генерал Кузнецов закручивает гайки. Собрал в доме космонавтов собрание, и пообещал всех, кто не будет соблюдать порядок в жилых домах, выселить из городка.
Сегодня Рышков посылал меня на стройку к лейтенанту с четвертинкой спирта. Тот обещал ему пробить какие-то дополнительные дыры в стенах корпуса.
– Скажите ему, что это на смазку зубил. Чтобы сегодня пробили.
– Валерий Иванович, а может быть о таких вещах с ним должен говорить человек, которого он хорошо знает. Вдруг подумает, что я с проверкой к нему.
– Но это поручение Жегунова. Ладно. Ничего не говорите. Скажите, что Жегунов просил передать. И все.
Пришлось так и сделать. Еще один урок практического исполнения дел.
17 МАРТА.
Лучко меня игнорирует. Обращается по делу только через Барышникова или Костю. Если приходит на работу позже меня, то не здоровается ни с кем. Бросает в воздух какую-нибудь общую фразу вроде: «Ну и холодина на улице».
После обеда Ильич собрал нас.
БАРЫШНИКОВ: Надо поговорить работе. У кого будут предложения?
ЛЕСНИКОВ: По моему пришла пора определить ответственного за каждый объект техники, чтобы все работы на ней проводились и фиксировались только через него.
ЛУНКИН: У нас появляется много мелких дефектов. Надо где-то их фиксировать, а потом по мере появления времени их устранять. А то можем и забыть.
БАРЫШНИКОВ: Костя, разберись с документацией, которую ведут в группе Хотяновича. Адаптируй ее к наше технике.
ЛУЧКО: Пора нам писать свое описание тренажера.
ЛУНКИН: Для кого?
БАРЫШНИКОВ: Описание это дело будущего. У нас на другие дела времени не хватает. И еще. Нам пора налаживать хорошие контакты между собой. Если этого не будет, я поставлю вопрос о разводе с нежелательными последствиями для всех.
Затем Ильич поставил задачу каждому конкретно. Лучко досталась разработка всех технических заданий, а нам с Костей черновая работа на технике.
Два часа мы драили помещение к предстоящей комиссии, а потом я подошел к Барышникову.
– Виктор Ильич, вы действительно хотите поставить вопрос о выводе кого-то из нас из бригады?
– Костю скоро заберут это уже точно. В крайнем случае, будет работать в двух местах сразу.
– Выходит, что вы уже сделали свой выбор? Толя опять занимается техническими заданиями, перспективными разработками, а мне с Костей хозработы и техобслуживание. Это поприще при выдвижении у нас не очень ценится.
– В тоже время это и очень большой объем практической работы. Боюсь, что к концу года многое изменится. Работы по «Алмазу» ускоряются, а людей там практически нет. Когда придет станция, людей туда будут направлять в авральном режиме.
– Не подготовленных?
– Тебе выбирать. Если тебя заберут, то с порученными тебе системами, ты разберешься быстро. А от теории к конкретной технике переходить труднее.
Подумай.
24 МАРТА.
Вчера Люся пришла домой после 24 часов. Как всегда ее кто-то там задержал.
Сегодня Рышков целый час проводил со мной воспитательную беседу о том, как правильно вести себя с начальниками, как их надо уважать и пытаться правильно понимать их поведение.
ЛУНКИН: Вообще-то машина, она и есть машина. Все время что-то вылезает. Но мы разбираемся и устраняем.
РЫШКОВ: Во-вот. А лучше всего заранее причесать машину с помощью тестовых проверок. Мы в институте всегда так делали. Вы знаете о них?
ЛУНКИН: Они прикладывются к ЭВМ, но к нам не применимы. ЭВМ, Окуляр и наборное поле объединены в единое целое. Надо либо разъединять их, либо создавать новую тестовую модель.
РЫШКОВ: Хорошо. Василий Сергеевич, а каким конкретными рабочими материалами вы занимаетесь сейчас?
ЛЕСНИКОВ: Просматриваю отчет по НИР, по сходной тематике.
ЛУНКИН: я вот не понимаю в чем суть этих НИР. Я только и вижу, что все читают и пишут. Где эксперименты? Ведь только после них можно создать что-то новое. НИРы для этого делаются?
РЫШКОВ: (Обрадовался). Согласен. Но это не для печати. Нужно честно признаться, что некоторые у нас так и делают. Из нескольких НИР делают свою.
Я понял, что Костю опять втягивают в разговор с заранее известными выводами. Пришлось вмешаться.
ЛЕСНИКОВ: Многие великие ученые по чужим работам делали блестящие открытия. Вспомним Менделеева. Все элементы были известны. А он собрал все вместе, проанализировал, и из ничего получилась Таблица Менделеева. Кто-то пробовал обвинить его в плагиате? Наша тема может быть проверена в эксперименте на орбите. Но скажите, Валерий Иванович, когда будет возможен такой полет?
РЫШКОВ: С вами трудно разговаривать. Вы передергиваете карты. У нас еще будет время поговорить на эту тему. Сейчас, к сожалению, мне нужно спешить.
Посмотрим, как он этот разговор представит завтра.
26 ЯНВАРЯ
Вчера приехал Моисеев с помощницей для продолжения работ. До обеда все было нормально. Машина работала без сбоев.
Перед обедом Моисеев попросил не выключать машину, так как собирался быстро перекусить и продолжить работу. Костя уходил на сборы комсомольских секретарей, а у Лучко после обеда был курсы по «Алголу.
Решили с Барышниковым обедать по очереди. Сначала он, так как питался в столовой. Все ушли. Лучко остался, что-то доделывать на наборном поле. Меня на пять минут вызвал Рышков, а когда я вернулся, Толя уже уходил. Машина была выключена.
– Толя, зачем ты выключил машину? Ведь мы же договорились. Через 20 минут придет Моисеев. – Толя остановился, помолчал.
– Не включай пять минут, – повернулся и ушел. Мои призывы подождать и объяснить ситуацию ни к чему не привели.
Я знал, что после обеда его здесь не будет, а решение надо было принимать. Решил включить машину, чтобы прояснить ситуацию. Центральную стойку выбило. Это уже было чрезвычайное происшествие. Для чистоты эксперимента решил подождать пять минут. Вдруг Толя что-то заложил в программе новое. А время идет. В свете последних разговоров с Рышковым, и в связи с приездом разработчиков после долгого перерыва, ситуация выглядела совсем плохо. Все шишки посыпались бы на меня. Никто не стал бы разбираться.
Я очень сильно обозлился на Лучко. Включи через пять минут и все. Получается, что он знал, что машина не в порядке и ушел. А, может быть, ему и важно было, чтобы именно я погорел в такой ответственный момент.
Через 7 минут я включил машину. Снова выбило центральную стойку. Но я уже проанализировал ситуацию, и из двух предполагаемых блоков нашел неисправный. Заменил запасным. Машина работает. Но оказалось, что один из усилителей вошел в колебательный режим. Заменил и его. Благо я оказался запасливым, хотя и ругал меня за это Жегунов. Захламляю, мол, помещение. Теперь все в порядке. Весь в мыле, но успел. В помещение уже входили Моисеев с Барышниковым.
Перед уходом на обед, отозвал в сторонку Барышникова и обрисовал сложившуюся ситуацию. Сказал, что дальше так работать нельзя. И ушел.
Еще через час Барышникова вызвал к себе Жегунов, и стал распрашивать его об обстановке на тренажере, о том как сработались Лучко и Лесников.
Не вдаваясь в подробности, Барышников рассказал о случившемся. А еще через 15 минут к нам пришел Серкин. Если бы неисправности в стабилизаторе напряжения и в усилителе не подтвердились, мне было бы плохо. Начальство мне бы просто не поверило.
Вечером зашел к Косте посоветоваться. Он поздравил меня с успешной сдачей очередного экзамена на знание техники и добавил.
– Возможно, Толя ничего не объяснил тебе потому, что сам не понял что произошло. А показать свое незнание ему гордыня не позволила.
Мы договорились, что каждый день один час он будет заниматься со мной ЭВМ.
Рассказал Костя и о том, как в начале хотел побольше узнать о модели. Это в некоторых случаях помогло бы и при эксплуатации самой ЭВМ. Лучко разными путями пытался отвадить его от модели, но не вышло. Костя разобрался с моделью, но свое знание напоказ не выставлял.
Продолжение вчерашних событий началось утром. Я пришел, когда Барышников уже разговаривал с Лучко.
ЛУЧКО: Как вы могли подумать, что я брошу неисправную машину и уйду! Я ему сказал, чтобы включил машину через пять минут, а он включил сразу.
Сам сломал, а теперь я виноват.
ЛЕСНИКОВ: Но твой ответ не нес никакой информации, – вмешался в разговор я, так как уходить было уже бессмысленно. – А у меня в резерве было 15–20 минут. Мог бы и статься на пять минут. Вдвоем было бы легче во всем разобраться.
ЛУЧКО: Виктор Ильич, я работал во многих коллективах. Такого человека как Лесников еще не встречал. Вы что же, действительно думаете, что я могу пойти на такое дело? Да я отлично знаю, что он из себя представляет. Пройдет некоторое время, и откроется его истинное лицо.
ЛЕСНИКОВ: Может быть, по существу поговорим? Ты знал, что машина неисправна и ушел. Знал, что через 15 минут должна прийти бригада. Знал?
ЛУЧКО: Да я вообще об этом не хочу разговаривать! И не пошел бы ты на х…Умник нашелся.
БАРЫШНИКОВ: Ты только с Василием Сергеевичем не хочешь разговаривать? Или со мной тоже?
ЛУЧКО: Если на эту тему, то и с вами тоже.
БАРЫШНИКОВ: В таком случае результат разговора я вынужден доложить Жегунову.
А дальше все завертелось, как и должно было быть. Я согласился, а Лучко отказался от объяснений со мной при личной встрече.
Барышников в своих высказываниях осторожен.
1 ФЕВРАЛЯ.
Все эти дни Костя натаскивал меня по работе модели. И во время. Сегодня у нас в Центре было большое совещание на уровне начальников главков министерств и ведомств по развитию тренажной базы. Примчался Моисеев, так как планировался показ тренажера. Но при проверке снова перестал работать аварийный режим, а основной работал с дерганиями и перерывами. Моисеев решил, что при объяснениях скажет, что проводится проверка в релейном режиме. Пусть разбираются. Так как Костя меня уже кое чему научил, я подошел к модели и увидел, что одно гнездо усилителя пусто. По зоне расположения, похоже было, что это имеет отношение к аварийному режиму. Подозвал Костю. Через некоторое время все заработало.
Моисеев заявил, что они в последний раз устранили неисправность и больше не приедут.
3 ФЕВРАЛЯ.
Сегодня в доме космонавтов меня остановил офицер по режиму. Меня предупредили, что если я собираюсь писать в газету на любую тему, то предварительно текст надо согласовывать в специальной комиссии Центра.
Оказывается это целая процедура. Вот образец документа, который надо составить и согласовать, чтобы иметь право отправить заметку в газету. Пусть это буде даже несколько строк.
Во первых, надо составить авторскую справку, в которой надо указать, что в моем тексте нет секретных сведений и тому подобной информации. Мою подпись должно удостоверить командование Центра. Это как бы моя гарантия.
Во вторых, надо заполнить и подписать у членов комиссии «Акт экспертизы материалов подготовленных к открытой публикации». Акт утвердить у командира части (начальника Центра). Правильность каждого пункт акта нужно доказывать каждому члену комиссии и командиру.
Так что я теперь понимаю тех военных, которые не хотят связываться с прессой.
4ФЕВРАЛЯ.
Сегодня было продолжение истории с Лучко. Состоялось заседание партбюро с повесткой «О взаимоотношениях коммунистов Лесникова и Лучко». Продолжалось 2 часа и 50 минут. Как обычно, постараюсь вспомнить основное.
Заседание началось с информации Барышникова о нас двоих. О Косте, о себе не говорил.
Первым стали слушать Лучко.
– Что вы можете сказать о ваших взаимоотношениях с Лесниковым?
– Что еще можно говорить о таком человеке. Сам напакостил, подложил мне свинью и еще хочет переложить свою вину на других. Да я с таким человеком, который на меня грязь льет, не хочу иметь ничего общего. Я боюсь его…
– Толя, давай по существу. Кто что из себя представляет, мы сами решим.
– Как можно было ему поверить, что я мог такое совершить?!
– Толя, давай все же ближе к делу.
– А что говорить? Весь вопрос в том, кто кому верит. Я ему не верю. Я ведь сказал ему, чтобы не включал машину пять минут. Он не послушал меня. Включил сразу. Сам машину сломал, а теперь все на меня валит. Почему он не сделал то, что я ему сказал?
– А почему ты не объяснил ему причины отказа и ушел? Тем более, что знал, что после обеда тебя не будет. Ты не вернулся даже тогда, когда он тебя об этом просил.
– Не вернулся из принципа, так как он не выполнил то, что ему сказал. Если бы выполнил, то все было бы в порядке. Я уверен в этом.
– Если бы ты все объяснил Лесникову, то, может быть, и не надо бы было возвращаться.
– Я не понимаю в чем дело! Я вед сказал ему, чтобы не включал машину! Ему что, мало было моей информации? Надо было выполнить мое указание, и все было бы в порядке.
Потом пригласили выступить меня.
Я рассказал о том, что первая серьезная стычка с Толей у нас произошла в Климовске. И о том, что в тот раз Толя признал свою вину. Вторая стычка произошла 25 января. А 26 января, когда мы с Барышниковым попытались разобраться в ситуации, Толя послал меня на хутор, и отказался разговаривать на эту тему.
– И все же. Почему у вас такие отношения.
– Не только у меня. Если Толе задать любой вопрос, то прежде чем ответить, он прочтет лекцию о вашей бестолковости. И второй раз уже дураком выглядеть не хочется. В Климовске Толя считал, что только он хорошо знает рассматриваемую тему, а, следовательно, только он может задавать вопросы преподавателю. Остальные вопросы были детскими, идиотскими. Они только позорили нас перед разработчиками.
Потом пошли вопросы. Вот некоторые из них.
ВОПРОС: Сможете ли вы работать вместе?
ЛУЧКО: Нет. Я никогда не буду уверен в том, что он не совершит по отношению ко мне какую-нибудь подлость. Я боюсь его. Это же такой человек…
ЩЕРБАКВ: Я лично головой ручаюсь, что Вася никогда н совершит подлости.
ЛУЧКО: А я уверен в том, что он в любую удобную минуту подложит мне свинью и любому другому. Нельзя ему верить.
ЩЕРБАКОВ: Тогда свет перевернется. Мне все ясно. Давайте дальше.
ЛЕСНИКОВ: Честно говоря, я думал, что инцидент решится в рабочем, деловом порядке. Хотя за те 15–20 минут мне пришлось очень сильно поволноваться. Однако, когда меня на следующий день послали на «хутор»,
И до сих пор не извинились, я не могу начинать разговор о нормализации наших отношений.
Далее пошли выступления.
СЕРКИН: Считал и считаю, что на первом месте должно стоять отношение к делу. Лучко все делает из принципа, часто не на пользу делу.
БУРТАСОВ: Мы люди военные. Надо найти общий язык и работать. Толя, я знаю твои грешки еще по академии, но считаю, что в плохих взаимоотношениях виноваты оба. Не искали путей сближения.
САМОРОДОВ: Мне кажется, что Лесников слишком обидчив. Надо немножко притушить свою чувствительность. Так будет лучше для общего дела.
ФЕДОТОВ: Согласен по поводу Лесникова. Лучко слишком категоричен во многих случаях. Есть у него этакая непререкаемость. Как сказал, так только так и верно. Ведь можно и ошибиться. Ты не прав.
Я молчал во время выступлений. Толя наоборот. Перебивал. Уточнял. Обвинял всех в том, что они верят Лесникову, а не ему.
Самородов не выдержал и выступил вторично, но более эмоционально.
САМОРОДОВ: Слушай, Толя! Здесь все говорят, что ты неправ, а ты не соглашаешься, со всеми споришь. И даже здесь оскорбляешь Лесникова. Я удивляюсь терпению Лесникова. Лев Кованов на его месте давно привел бы тебя в порядок. И не только он. А работать надо вместе. Дело страдать не может. А Лесникову надо найти правильную линию поведения. Разберись где надо быть мягким, а где жестким. Для дела.
БУРТАСОВ: Это верно, Толя. Ты уже на партбюро несколько раз оскорбил Лесникова, а он тебя ни разу. Хотя и считаю, что в плохих взаимоотношениях есть и вина Лесникова.
РЫШКОВ: Лучко может обидеть человека своим пренебрежением. Возможно, это происходит от того, что в теоретических вопросах он подготовлен лучше Лесникова. В сочетании с его характером могли возникнуть и подобные ситуации. Но это не дает Лучко права свысока смотреть на своих товарищей.
ЩЕРБАКОВ: Одинаковые у них знания. Разные специальности? Это да.
И разные участки работы им поручены в группе. Но общий язык находить надо.
ЖЕГУНОВ: Уровень знаний у них одинаков. Характеры разные. И их надо обуздывать. Должен признать, что в отсутствии Лучко, Лесников работал отлично. Никого никуда я переводить не буду. Но плохо, если одному в аттестации я напишу «упрям, заносчив, игнорирует мнение товарищей», а другому – «болезненно реагирует на замечания товарищей». Надо работать.
И снова нас спросили о возможности работать вместе.
ЛУЧКО: Я все равно буду его бояться. Он опять на меня какую-нибудь грязь выльет.
ЛЕСНИКОВ: На работе с моей стороны наши любые отношения не скажутся. Но, пока мне не принесли извинений за «хутор», нельзя говорить о нормализации человеческих отношений.
САМОРОДОВ: Лучко, за вами слово.
ЛУЧКО: Я приношу свои извинения Лесникову за свой неэтичный поступок.
Принято постановление: «Ограничиться разбором вопроса на партбюро».
15 ФЕВРАЛЯ.
Сегодня в принципе решили, как устранять дефект, который проявлялся периодически уже два месяца. После команды «Стоп» изображение продолжало перемещаться, хотя и незначительно. После нескольких попыток других испытателей, сел в тренажер и я. Эффект сразу проявился очень сильно. Снова ели в тренажер другие испытатели Эффект мизерный. Снова посадил меня. И снова дефект проявился очень сильно.
Лучко пошутил: «Пора писать диссертацию о реагировании тренажера на вес, рост и цвет глаз оператора». Шутка, шуткой, но она навела меня на интересную мысль. Я снова попросился в тренажер. Сделал несколько попыток, и каждый раз результат был разным. Оказалось, что если ручка управления при команде «Стоп» находилась в покое, то эффект был мизерным. Достаточно было оставить на ручке управления руку, и эффект уже проявлялся сильнее. Моя рука всегда оставалась на ручке управления, может быть, даже немножко вздрагивала от напряжения. Поэтому и эффект проявлялся в полной мере. Заблокировать такую чувствительность тренажера оказалось совсем просто. Тренажер уже можно было предъявлять для пробных тренировок.
18 ФЕВРАЛЯ.
Вчера снова крупно поругался с Люсей. О мелких и средних конфликтах я уже не пишу. Утром рано уехала к подруге, что-то забрать. Приехала очень поздно. Сергей уже спал. И ничего не захотела объяснить.
На службе у нас придумали новую систему оценки результатов соцсоревнования. По моральным принципам я получил 4, так как разбирался на партбюро.
28 ФЕВРАЛЯ.
Хочу написать заметку в газету о музее в доме космонавтов. Говорил с Татьяной Филипповной Беляевой. Она дала мне для ознакомления две книги отзывов о музее. Прочел и статью Копылова о музее. Из двух отправленных материалов пока не напечатан ни один.
В отделе организовали культпоход в новый цирк с детьми. Жегунов отказался ехать. Володю Самородова всю дорогу донимали вопросом: «Ты поставишь теперь Жегунову тройку в графе об активности в общественной жизни?»
9 МАРТА.
Генерал Кузнецов закручивает гайки. Собрал в доме космонавтов собрание, и пообещал всех, кто не будет соблюдать порядок в жилых домах, выселить из городка.
Сегодня Рышков посылал меня на стройку к лейтенанту с четвертинкой спирта. Тот обещал ему пробить какие-то дополнительные дыры в стенах корпуса.
– Скажите ему, что это на смазку зубил. Чтобы сегодня пробили.
– Валерий Иванович, а может быть о таких вещах с ним должен говорить человек, которого он хорошо знает. Вдруг подумает, что я с проверкой к нему.
– Но это поручение Жегунова. Ладно. Ничего не говорите. Скажите, что Жегунов просил передать. И все.
Пришлось так и сделать. Еще один урок практического исполнения дел.
17 МАРТА.
Лучко меня игнорирует. Обращается по делу только через Барышникова или Костю. Если приходит на работу позже меня, то не здоровается ни с кем. Бросает в воздух какую-нибудь общую фразу вроде: «Ну и холодина на улице».
После обеда Ильич собрал нас.
БАРЫШНИКОВ: Надо поговорить работе. У кого будут предложения?
ЛЕСНИКОВ: По моему пришла пора определить ответственного за каждый объект техники, чтобы все работы на ней проводились и фиксировались только через него.
ЛУНКИН: У нас появляется много мелких дефектов. Надо где-то их фиксировать, а потом по мере появления времени их устранять. А то можем и забыть.
БАРЫШНИКОВ: Костя, разберись с документацией, которую ведут в группе Хотяновича. Адаптируй ее к наше технике.
ЛУЧКО: Пора нам писать свое описание тренажера.
ЛУНКИН: Для кого?
БАРЫШНИКОВ: Описание это дело будущего. У нас на другие дела времени не хватает. И еще. Нам пора налаживать хорошие контакты между собой. Если этого не будет, я поставлю вопрос о разводе с нежелательными последствиями для всех.
Затем Ильич поставил задачу каждому конкретно. Лучко досталась разработка всех технических заданий, а нам с Костей черновая работа на технике.
Два часа мы драили помещение к предстоящей комиссии, а потом я подошел к Барышникову.
– Виктор Ильич, вы действительно хотите поставить вопрос о выводе кого-то из нас из бригады?
– Костю скоро заберут это уже точно. В крайнем случае, будет работать в двух местах сразу.
– Выходит, что вы уже сделали свой выбор? Толя опять занимается техническими заданиями, перспективными разработками, а мне с Костей хозработы и техобслуживание. Это поприще при выдвижении у нас не очень ценится.
– В тоже время это и очень большой объем практической работы. Боюсь, что к концу года многое изменится. Работы по «Алмазу» ускоряются, а людей там практически нет. Когда придет станция, людей туда будут направлять в авральном режиме.
– Не подготовленных?
– Тебе выбирать. Если тебя заберут, то с порученными тебе системами, ты разберешься быстро. А от теории к конкретной технике переходить труднее.
Подумай.
24 МАРТА.
Вчера Люся пришла домой после 24 часов. Как всегда ее кто-то там задержал.
Сегодня Рышков целый час проводил со мной воспитательную беседу о том, как правильно вести себя с начальниками, как их надо уважать и пытаться правильно понимать их поведение.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента