Страница:
За это их и держали.
Только не все методы той работы теперь годились.
Это раньше можно было сунуть во время обыска пару книжек Петра Григоренко и Александра Солженицына – сунуть на полку незаметно от понятых, и еще несколько купюр долларовых в книжку стихов Анны Ахматовой… А потом зови понятых да предъявляй обвинение! А еще он умел вербовать до смерти испугавшихся интеллигентиков, которые от первого предъявления им красненьких корочек с надписью «КГБ» уже пускали в штаны.
Только здесь, на Западе, от этих навыков было мало проку.
Кому тут подбросишь Солженицына или сто долларов в томик Ахматовой?
Да и в России Солженицын миллионными тиражами на тех же типографиях теперь печатается, где раньше печатались брошюры Юрия Владимировича… Андропова. А доллар теперь в России так же официален, как и рубль, и даже более. Вот дожили!
Но тем не менее… Страстишки везде людьми правят. А отсюда и компромат. А отсюда и папки заветные с файлами. А отсюда и рычаги к управлению людишками. Надо только надыбать этот компромат. Или создать его.
И здесь, на Западе, – у очень богатых и очень влиятельных людей случаются неприятности. В этой самой открытости их общества и заключается их слабость. Ведь если у члена Политбюро его сынок попа дал в грязную историю, разве эту историю доводили до суда? Асуров вспомнил случай с Кириленко и усмехнулся. Вся контора знала, да что там контора, по «Голосу Америки» на всю вселенную рассказывали, а толку? Система!
А вот здесь, здесь никакие связи и деньги не помогут, когда сынок в дерьмо влипнет. Вот битл Ринго Старр – один из самых богатых людей в Европе, а когда сынок его попался на наркотиках, то сидел, родимый, как обычный рядовой англичанин… Разве что в суде адвокат покрасноречивее и подороже был у него. Или вот сынок министра федеральной земли Нижняя Саксония – скандал двухнедельной давности, тоже – пьяный задавил своей бэ-эм-вухой двоих пешеходов, насмерть задавил… И ведь не замять этого скандала! Потому как общество открытое.
Большие детки – большие бедки… Большие бедки – большие бабки… Не хочешь больших бедок от больших деток, плати большие бабки!
И Мамедов заплатит!..
– Общую вашу мысль я поняла, – сказала Анна, выслушав Асурова. – А что вы предполагаете делать конкретно?
– Прибудем на место, я изучу обстановку, выработаю решение и дам вам знать, – важно надувая щеки, изрек Асуров…
Экспресс все стучал и стучал колесами, проносясь по германской земле. Стемнело. Разговаривать больше было не о чем, они разобрались по диванчикам и выключили свет.
Обоим не спалось, и каждый думал о своем…
Как их учили в школе КГБ? Иных вербуют за две минуты. Иных – вербуют за час. На курсах повышения в Теплом Стане Асурову рассказывали о примерах стремительной, буквально виртуозной вербовки агентов.
Большинство агентов, которых Асурову доводилось вербовать, были личности ничтожные, жалкие слизняки… Их припрешь, запугаешь, посулишь загранкомандировку на научный конгресс. Или помощь с поступлением в аспирантуру… А то возьмешь, бывало, за жабры, припрешь к стенке – ага! У тебя в тумбочке Солженицын лежит? Ты анекдот про Ленина вчера в туалете рассказывал? И этот уже полные штаны от страха наложил! Будет теперь, как миленький, на шефа любимого стучать – отчеты левой рукой писать на имя старшего оперуполномоченного Асурова… Правда, для отдельных личностей, типа того же Баренцева, будь он неладен, приходилось изощряться, придумывать индивидуальные подходы. Но такие личности попадались ох как редко!..
Однако для предстоящего дела не стукач нужен. Не слизняк-интеллигент, что любого шороха боится! Нужна помощница такая, что сама кого хочешь напугает! Такая, что не побоится и пистолет в руки взять, и яд в стакан сыпануть! И чтоб не предала…
И для этого требовалась настоящая вербовка. Крепчайший крючок, с которого его агентессе не соскочить, не сорваться… Заваривая всю эту кашу, он понимал, что страшно рискует, но, похоже, риск оправдался.
Девчонка будет работать на него.
Потому что он крайне убедительно разъяснил ей, что если она не будет на него работать, он грохнет, он уроет всех ее корешей – и немчика Северина, и самого Нила Баренцева, с которым она столь трогательно обжималась под липами одноименной берлинской улицы Унтер-ден-Линден. Вконец припер, не оставив никакого иного выбора, кроме как по служить ему, Косте Асурову. Верой и правдой по служить. И тогда он по-честному, «по честноку» отпустит ее подобру-поздорову на все четыре стороны. И простит ей даже ту парижскую подставу… Вот ведь какая чертовка! За одну только эту проделку следовало ее так наказать, чтоб помнила всю оставшуюся жизнь…
Но он умеет быть и великодушным. Он, экс-подполковник Костя Асуров… Will you walk into my parlor, said the spider to the fly… Вот он, Асуров, и есть этот паук… А она, Аннушка, – глупая муха-цокотуха… Нет, ну до чего же ловко он ее опутал! Никуда теперь не денется. Будет выполнять его волю. Будет!
Иных вербуют за две минуты.
Иных – вербуют за час.
Теперь и он, если потребуется, расскажет коллегам, как за несколько часов, пока ехал в купе с прикованной наручниками девушкой, сделал из нее верную помощницу, этакую Никиту из известного кино.
Вот это работа!
Никиту готовили к вербовке целый месяц, а он, Асуров, за один вечер справился!
Тут весь блеск в верном расчете. В верном психологическом расчете. Как в Теплом Стане учили… Одному надо денег. Другого припугни… А эту он взял на чувствительности ее.
В Теплом Стане они внимательно изучали фильм Лиозновой по Юлиану Семенову «Семнадцать мгновений весны».
Хихикали над некоторыми чисто бабскими режиссерскими сопливыми выдумками, типа безмолвной встречи Штирлица с женой в кафе «Элефант»… Но в целом… В целом на примере фильма можно было многому научиться. Вот почему у Биттнера ничего не получилось с перевербовкой радистки Кэт? Ведь у него в руках было самое любимое и дорогое для женщины – ее грудное дитя! А не получилось с перевербовкой, и все тут!
Они долго обсуждали с психологами этот сюжет и все же пришли не к тому выводу, что советского разведчика перевербовать нельзя… Среди своих коллег такую пропагандистскую муру они не жаловали. Они пришли к выводу, что Биттнер не смог перевербовать Кэт оттого, что психологически она опиралась на веру в то, что резидент Штирлиц придет и выручит ее. Не будь надежды на Штирлица – от несокрушимой верности Кэт Лубянке не осталось бы и следа, как только Биттнер раздел ребенка перед раскрытой форточкой…
Во г и в случае с Анной.
Он ее потому завербовал, что ей надеяться не на кого…
Плюс, как учили, – склонные к авантюрам люди легче идут на сделку. Анна же… Нюрочка, Нюточка… Она уж точно имела эту склонность. Ангелочек с чертиком внутри.
Ай да Костя, ай да сукин сын!..
Лежит вон, сопит…
Трахнуть бутылкой из-под пива по кумполу, вызвать проводника, наябедничать что-нибудь? Только тогда дело кончится полицией, а с полиции общаться ей совсем неинтересно…
Или тихонько сойти на ближайшей станции, сесть на встречный до Берлина, вместе с Северином разыскать Нила, рассказать, как бывший его служащий козни строит, грохнуть грозится, урыть… Да Нил сам его сто раз уроет, мокрого места не останется…
Или… или все-таки сыграть в эту игру?
Во-первых, чтобы гада, дрыхнущего на соседнем диванчике, подставить совсем уж по полной программе.
Во-вторых, больно уж у этих Мамедовых из асуровской папочки морды противные, что у панаши, что у сынка. Таких общипать – не грех, наоборот, доброе дело.
В-третьих, и самых главных, – тогда и к любимому можно явиться гордой победительницей. Смотри, единственный мой, никакая я не соплячка, которой при папочке с мамочкой самое место, а взрослая, умная и красивая женщина. И вообще самая крутая, меня не только любить надо, но уважать и восхищаться…
А в-четвертых, просто интересно…
(2)
Только не все методы той работы теперь годились.
Это раньше можно было сунуть во время обыска пару книжек Петра Григоренко и Александра Солженицына – сунуть на полку незаметно от понятых, и еще несколько купюр долларовых в книжку стихов Анны Ахматовой… А потом зови понятых да предъявляй обвинение! А еще он умел вербовать до смерти испугавшихся интеллигентиков, которые от первого предъявления им красненьких корочек с надписью «КГБ» уже пускали в штаны.
Только здесь, на Западе, от этих навыков было мало проку.
Кому тут подбросишь Солженицына или сто долларов в томик Ахматовой?
Да и в России Солженицын миллионными тиражами на тех же типографиях теперь печатается, где раньше печатались брошюры Юрия Владимировича… Андропова. А доллар теперь в России так же официален, как и рубль, и даже более. Вот дожили!
Но тем не менее… Страстишки везде людьми правят. А отсюда и компромат. А отсюда и папки заветные с файлами. А отсюда и рычаги к управлению людишками. Надо только надыбать этот компромат. Или создать его.
И здесь, на Западе, – у очень богатых и очень влиятельных людей случаются неприятности. В этой самой открытости их общества и заключается их слабость. Ведь если у члена Политбюро его сынок попа дал в грязную историю, разве эту историю доводили до суда? Асуров вспомнил случай с Кириленко и усмехнулся. Вся контора знала, да что там контора, по «Голосу Америки» на всю вселенную рассказывали, а толку? Система!
А вот здесь, здесь никакие связи и деньги не помогут, когда сынок в дерьмо влипнет. Вот битл Ринго Старр – один из самых богатых людей в Европе, а когда сынок его попался на наркотиках, то сидел, родимый, как обычный рядовой англичанин… Разве что в суде адвокат покрасноречивее и подороже был у него. Или вот сынок министра федеральной земли Нижняя Саксония – скандал двухнедельной давности, тоже – пьяный задавил своей бэ-эм-вухой двоих пешеходов, насмерть задавил… И ведь не замять этого скандала! Потому как общество открытое.
Большие детки – большие бедки… Большие бедки – большие бабки… Не хочешь больших бедок от больших деток, плати большие бабки!
И Мамедов заплатит!..
– Общую вашу мысль я поняла, – сказала Анна, выслушав Асурова. – А что вы предполагаете делать конкретно?
– Прибудем на место, я изучу обстановку, выработаю решение и дам вам знать, – важно надувая щеки, изрек Асуров…
Экспресс все стучал и стучал колесами, проносясь по германской земле. Стемнело. Разговаривать больше было не о чем, они разобрались по диванчикам и выключили свет.
Обоим не спалось, и каждый думал о своем…
Как их учили в школе КГБ? Иных вербуют за две минуты. Иных – вербуют за час. На курсах повышения в Теплом Стане Асурову рассказывали о примерах стремительной, буквально виртуозной вербовки агентов.
Большинство агентов, которых Асурову доводилось вербовать, были личности ничтожные, жалкие слизняки… Их припрешь, запугаешь, посулишь загранкомандировку на научный конгресс. Или помощь с поступлением в аспирантуру… А то возьмешь, бывало, за жабры, припрешь к стенке – ага! У тебя в тумбочке Солженицын лежит? Ты анекдот про Ленина вчера в туалете рассказывал? И этот уже полные штаны от страха наложил! Будет теперь, как миленький, на шефа любимого стучать – отчеты левой рукой писать на имя старшего оперуполномоченного Асурова… Правда, для отдельных личностей, типа того же Баренцева, будь он неладен, приходилось изощряться, придумывать индивидуальные подходы. Но такие личности попадались ох как редко!..
Однако для предстоящего дела не стукач нужен. Не слизняк-интеллигент, что любого шороха боится! Нужна помощница такая, что сама кого хочешь напугает! Такая, что не побоится и пистолет в руки взять, и яд в стакан сыпануть! И чтоб не предала…
И для этого требовалась настоящая вербовка. Крепчайший крючок, с которого его агентессе не соскочить, не сорваться… Заваривая всю эту кашу, он понимал, что страшно рискует, но, похоже, риск оправдался.
Девчонка будет работать на него.
Потому что он крайне убедительно разъяснил ей, что если она не будет на него работать, он грохнет, он уроет всех ее корешей – и немчика Северина, и самого Нила Баренцева, с которым она столь трогательно обжималась под липами одноименной берлинской улицы Унтер-ден-Линден. Вконец припер, не оставив никакого иного выбора, кроме как по служить ему, Косте Асурову. Верой и правдой по служить. И тогда он по-честному, «по честноку» отпустит ее подобру-поздорову на все четыре стороны. И простит ей даже ту парижскую подставу… Вот ведь какая чертовка! За одну только эту проделку следовало ее так наказать, чтоб помнила всю оставшуюся жизнь…
Но он умеет быть и великодушным. Он, экс-подполковник Костя Асуров… Will you walk into my parlor, said the spider to the fly… Вот он, Асуров, и есть этот паук… А она, Аннушка, – глупая муха-цокотуха… Нет, ну до чего же ловко он ее опутал! Никуда теперь не денется. Будет выполнять его волю. Будет!
Иных вербуют за две минуты.
Иных – вербуют за час.
Теперь и он, если потребуется, расскажет коллегам, как за несколько часов, пока ехал в купе с прикованной наручниками девушкой, сделал из нее верную помощницу, этакую Никиту из известного кино.
Вот это работа!
Никиту готовили к вербовке целый месяц, а он, Асуров, за один вечер справился!
Тут весь блеск в верном расчете. В верном психологическом расчете. Как в Теплом Стане учили… Одному надо денег. Другого припугни… А эту он взял на чувствительности ее.
В Теплом Стане они внимательно изучали фильм Лиозновой по Юлиану Семенову «Семнадцать мгновений весны».
Хихикали над некоторыми чисто бабскими режиссерскими сопливыми выдумками, типа безмолвной встречи Штирлица с женой в кафе «Элефант»… Но в целом… В целом на примере фильма можно было многому научиться. Вот почему у Биттнера ничего не получилось с перевербовкой радистки Кэт? Ведь у него в руках было самое любимое и дорогое для женщины – ее грудное дитя! А не получилось с перевербовкой, и все тут!
Они долго обсуждали с психологами этот сюжет и все же пришли не к тому выводу, что советского разведчика перевербовать нельзя… Среди своих коллег такую пропагандистскую муру они не жаловали. Они пришли к выводу, что Биттнер не смог перевербовать Кэт оттого, что психологически она опиралась на веру в то, что резидент Штирлиц придет и выручит ее. Не будь надежды на Штирлица – от несокрушимой верности Кэт Лубянке не осталось бы и следа, как только Биттнер раздел ребенка перед раскрытой форточкой…
Во г и в случае с Анной.
Он ее потому завербовал, что ей надеяться не на кого…
Плюс, как учили, – склонные к авантюрам люди легче идут на сделку. Анна же… Нюрочка, Нюточка… Она уж точно имела эту склонность. Ангелочек с чертиком внутри.
Ай да Костя, ай да сукин сын!..
* * *
«Ну и сукин сын! – думала между тем Нюта, глядя в потолок купе. – Сукин сын и недоумок! Северина он убьет, видишь ли, Нила убьет… Заодно уж и папу римского, и канцлера Коля… Напугал…»Лежит вон, сопит…
Трахнуть бутылкой из-под пива по кумполу, вызвать проводника, наябедничать что-нибудь? Только тогда дело кончится полицией, а с полиции общаться ей совсем неинтересно…
Или тихонько сойти на ближайшей станции, сесть на встречный до Берлина, вместе с Северином разыскать Нила, рассказать, как бывший его служащий козни строит, грохнуть грозится, урыть… Да Нил сам его сто раз уроет, мокрого места не останется…
Или… или все-таки сыграть в эту игру?
Во-первых, чтобы гада, дрыхнущего на соседнем диванчике, подставить совсем уж по полной программе.
Во-вторых, больно уж у этих Мамедовых из асуровской папочки морды противные, что у панаши, что у сынка. Таких общипать – не грех, наоборот, доброе дело.
В-третьих, и самых главных, – тогда и к любимому можно явиться гордой победительницей. Смотри, единственный мой, никакая я не соплячка, которой при папочке с мамочкой самое место, а взрослая, умная и красивая женщина. И вообще самая крутая, меня не только любить надо, но уважать и восхищаться…
А в-четвертых, просто интересно…
(2)
Идея, которая привела в этот город Асурова, обрела мощнейший дополнительный импульс, когда он просматривал фоторепортаж, опубликованный в субботнем выпуске «Журналь де Женев». Константин Сергеевич листал это издание за своим полуденным кофе на террасе отеля «Бель Эсперанс», что на улице Балле. Отсюда открывался превосходный вид на Женевское озеро.
Вообще, что касается здоровья и жизни в этом швейцарском городе, то Константину Сергеевичу вспоминалась одесская присказка. «Щоб я так жил…» – говорил он про себя, глядя на размеренное неторопливое бытие местных, которые своим здоровым флегматизмом, выработавшимся за пять веков мирной жизни, влияли даже на итальянских туристов, заставляя тех меньше кричать и размахивать руками.
Женева, куда Асуров пять дней тому назад прибыл с Анной, была совершенно иной, нежели те города, где Асурову доводилось работать, страдать, завидовать, любить женщин, пить вино… в общем, жить. Жизнь здесь была ничуть не провинциальнее парижской, но в то же самое время совсем иной. Плавной, чрезмерно сытой и даже жирной… Люди, обитающие по так называемому «левому» берегу, как будто это не озеро, а река, настолько внутренне переродились, обалдев от своих сытости и безопасности, что в чудачествах городского своего жизненного завода в корне отличались не то что от российских жителей, но и от парижских и тем более берлинских.
Первое, что прежде всего бросилось ему в глаза, – в Женеве, даже не в выходные, а в обычные будние дни, в два-три часа ночи на улицах было полно народу. При этом отнюдь не туристов, а самых обыкновенных граждан, коих встретишь обычно средь бела дня. Пожилые благопристойные дамочки, не торопясь… выгуливали своих собачек… И это в три-то часа утра, бессонница, что ли, там у них? Вот пожилой мужчина катается на велосипеде… Причем именно не спешит домой, а катается, а вот двое соседей мирно беседуют, встретившись у подъезда, о погоде и последних новостях. Вот останавливается машина, в ней полно народу, и спрашивают дорогу, как проехать к озеру Ле-Ман? Вот девушка, одетая, как будто только что вышла из офиса, спокойно, не торопясь и не шарахаясь, объясняет этим немчикам, как проехать к озеру, по всей видимости, домой вообще не торопится, идет прогуливается. А при этом магазины закрываются в полседьмого…
Спокойно-размеренная атмосфера, источавшая какой-то уэллсовский элойский дух земного рая, раздражала Асурова… Жизнь здесь была дороже, чем во Франции, процентов на двадцать. И за короткое время своего пребывания Асуров уже узнал, что из-за изначальной дороговизны швейцарского франка многие хитрые французы обожали селиться где-нибудь на французской границе, а работать в швей царской фирме.
В первые дни, из чистого любопытства, Асуров попробовал все местные вкусности – белые вина из Вадуа, красное цюрихское, минеральные воды, кирш, швейцарский шоколад, расплавленный сыр фондю, подаваемый в специальной тефлоновой кастрюльке, когда нанизанные на палочки кусочки хлеба макаются в расплавленную сырную жижицу… Перепробовал, но про себя отметил, что лучше немецкого «эрбсен зуппе», что он едал в берлинских гаштетах, ничего такого в Западной Европе нет…
Константин Сергеевич пил свой кофе, листал толстенный «Журналь» – и вдруг почувствовал, как от злобы и зависти начинают пылать его щеки. Грудь вновь стеснило от приступившей ревности, когда под серией фотографий он увидел комментарии с повторяющейся фамилией Мамедов…
Сын российского олигарха Рашида Мамедова, юный прожигатель жизни Юсуф Мамедов татарским красавицам предпочитает европейских топ-моделей.
И далее более подробно:
Старший сын советника президента Татарстана по экономическим вопросам Рашида Мамедова, девятнадцатилетний Юсуф Рашидович, предпочитает жить не в Казани, а в Женеве, где его отец приобрел в позапрошлом году большой участок земли с дворцом постройки архитектора Шинкеля.
Отец Юсуфа, Рашид Мамедов, является классическим российским олигархом из числа так называемых «назначенных миллионеров». Бывший генерал КГБ, татарин по национальности, личный друг татарского президента и премьера Черновыдрина, в период приватизации Мамедов был поставлен во главе огромной нефтяной компании «Татнефтепродукт». Его личное состояние, по материалам журнала «Форбс», оценивается в пятьсот миллионов долларов.
Рашид Мамедов теперь является одним из самых влиятельных людей в Татарстане. Он имеет троих детей. Старшего сына Юсуфа и двух дочерей – Фариду и Фатиму.
Юсуф Мамедов, второй год проживающий в Швейцарии, ведет самый светский образ жизни.
Его сестра, семнадцатилетняя Фарида Мамедова, тоже любит вечеринки, и если ее старшего брата интересуют гоночные машины, то ее больше привлекают студии звукозаписи, где юная Фарида пытается записать свой первый диск вместе с модным ди-джеем Ральфом фон Дудендорфом, больше известным под кличкой Кокс…
Далее, под серией живописующих ночную жизнь фотографий, шли короткие подписи типа: «Новой подружкой Юсуфа Мамедова стала супер-топ модель Надя Штайнер. Татары предпочитают блондиночек… И это у них со времен Чингисхана!»
Юсуф Мамедов купил себе новый «феррари» желтого цвета стоимостью двести тысяч швейцарских франков и теперь катает на нем свою белокурую Надю Штайнер… Интересно, кто выбирал цвет машины? Как читатель видит из фоторепортажа, цвет платья и шляпки на очаровательной Наде Штайнер подобран в тон машине… Или машина была подобрана в тон к платью?..
– Тьфу на вас сто раз! – Асуров в сердцах швырнул журнал на стол, едва не сметя блюдечко с бисквитом.
Эти генералы, с которыми он, Асуров, в свое время был «на ты и за руку», все они теперь шикарно устроились! Имеют яхты, дворцы, владеют компаниями с миллиардным оборотом.. А еще буквально вчера они вместе сидели на партийных собраниях в родном управлении Конторы, и изображали внутренние радения за социалистическую родину и ненависть к капитализму!
Эх!
Как же так?
Он, Асуров, всегда был таким способным и перспективным офицером и еще подсмеивался над чуркой Мамедовым… А теперь этот Мамедов так легко превратился в самого богатого в Татарстане капиталиста. Как же так? Разве это справедливо? Разве умный и способный Костя Асуров не достоин лучшей жизни? Ему, Косте Асурову, тоже хочется своего куска от жирного пирога, который так стремительно поделили его бывшие сослуживцы, примазавшиеся к приватизационной кормушке, среди которых самым удачливым оказался именно генерал Мамедов.
Злоба…
Злоба и ревность…
А вернее сказать, простая зависть, что сдавливала жилку в самом сердце. И гулко стучала в висках. Но Асуров не допускал мысли о том, что это была простая зависть неудачника. Нет! По его мнению, в нем клокотала благородная обида…
Он жаждал справедливости.
Справедливости в его, Константина Асурова, понимании.
И вскоре справедливость должна восторжествовать.
Именно за этим он сюда и приехал. Бывший офицер госбезопасности Константин Асуров. И именно за тем он и привез сюда в эту сытую, обожравшуюся Женеву и свою агентессу… Аню, Нюру, Нюточку…
Думала о том, как сперва в дело ввязаться и как потом сорваться с крючка, но чтобы еще и с жирной наживкой во рту… А потом и сдать Асурова со всеми потрохами.
Какой же, однако, идиот, а еще называет себя ветераном контрразведки! Влезать в такое дело, не имея никакого плана, никаких иных наработок, кроме как использовать ее, Анюту. На авось, на арапа! Значит, она должна таскать для него каштаны из огня, а он такой умный и весь во всем белом! Видала она таких умных!
И поумнее в десять раз тоже видала…
Нюта набрала номер гостиничного сервиса и заказала пиццу с ветчиной и грибами и бутылку красного вина. Съев пиццу и запив ее недорогим красным «Кот дю Рон», Нюта принялась названивать по номерам из своей секретной книжки…
Хорошая задачка, однако, – выйти на эту Надю Штайнер и быстро-быстро стать ее ближайшей подружкой!
Но на то она и рыжий сорванец, эта непростая девчонка Нюта, которую еще в детстве звали пятнадцатилетним капитаном!
Надо было обзвонить кое-кого из тусовочных ребят, знакомых по Парижу и Берлину.
Где эта Надя сейчас работает?
В рекламном агентстве «Рив-Гош».
А кто там занимается пиаром? А кому там можно сделать такое заманчивое предложение, от которого никто не в силах отказаться?
Денег и славы хотят все.
Если только отмести монахов и монахинь… Но рекламное агентство «Рив-Гош» – это ведь не монастырь!
Телефонный разговор, назначенная встреча в кафе «Огюстин», десять минут на прическу и макияж, полчаса на такси до бульвара Сен-Жорж…
Фрицци Хоффнер оказался крашеным блондином. Он прикатил на красивом черном «Кавасаки». Сам тоже весь в коже. Снял свой мотоциклетный шлем с викинговскими рожками и рассыпал по плечам мелированные кудри… Качок…
Гомик, что ли?
Нюта представилась американской писательницей Анной Бах. Вчера в книжном на набережной Монблан как раз выискала пару книжек этой Анны Бах с биографиями теннисистки Штефи Граф и супер-модели Клаудии Шиффер.
– Я думал, что вы старше, – сказал Фрицци.
– Я что, вас разочаровала? – спросила Нюта кокетливо.
– Нет, что вы, наоборот, это такой для меня плезир, просто я не предполагал, что известная автор бестселлеров о звездах так молода.
– Мне на самом деле двадцать семь, не так уж и мало, я выгляжу моложе своих лет, – ответила Нюта, – меня в университете все принимали за младшую сестренку кого-нибудь из студентов или за профессорскую дочку, что просто зашла в кампус посмотреть на взрослую жизнь… У меня даже проблемы были с сексом, парни думали, что я малолетка… Вы понимаете мой немецкий?
– Да, да, – рассеянно отвечал Фрицци…
– А ты не голубой? – спросила она вдруг, перейдя на немецкое «ду».
– А что? – вопросом на вопрос ответил Фрицци.
– Просто я подумала, не придется ли мне с тобой переспать, чтобы ты свел меня с Надей?
– А ты лесбиянка? – спросил Фрицци.
– Конечно, – ответила Нюта, улыбнувшись, – неужели ты не понял, с какой любовью я писала про моих героинь – Шлефи и Клаудию?
– Но ведь Надя Штайнер не лесбиянка, – возразил Фрицци.
– А это и не важно, – ответила Нюта, – мне не обязательно спать с моими героинями, мне необходимо их обожать…
Нюте нравилось мчаться по женевским улицам, сидя верхом на рычащем «кавасаки». Она обнимала Фрицци за его кожаную талию и робко выглядывала из-за его могучего плеча на дорогу.
Мотоцикл буквально пролетал сквозь автомобильные пробки, пронизывая их в узких проемах между боковыми зеркалами заднего вида. И водители бесконечных «мерседесов», «опелей» и «пежо» только с завистливой улыбкой провожали этих нахалов на мотоцикле, которым никакая пробка не помеха!
– Это Анна Бах, а это Надя Штайнер…
Фрицци был воплощением хорошей швейцарской воспитанности.
Позади Нади, жуя свою бесконечную жвачку, покачивались на мысочках два выразительных бодигарда… И это здесь! В безопасной Женеве. Не много ли для нее? Небось до встречи с Юсуфом и без телохранителей обходилась! «Это, наверное, он их к ней приставил», – подумала Нюта.
– Мне бы хотелось побывать с вами на паре вечеринок, посмотреть, как вы отдыхаете, расслабляетесь, – сказала Нюта.
– А это как, это надо? – спросила Надя, посмотрев на Фрицци.
– Конечно, эта книга будет супер-рекламой и для тебя и для агентства, – кивнул Фрицци.
– Тогда о’кэй, и нет проблем, – облегченно рассмеявшись, воскликнула Надя, – у нас тут как раз завтра вечеринка в «Суисс Коттедж», это на улице Бартон, знаете?
– И там будет ваш друг? – спросила Нюта.
– Юсуф? – переспросила Надя. – Конечно, будет!
Все складывалось, как нельзя лучше!
Вечером они встретились с Асуровым, и тот сунул ей пакетик с кокаином и портативную видеокамеру.
– В сумочку положишь, – наставительно проговорил он. – Когда все нанюхаются и начнут вести себя неадекватно, достанешь незаметно и будешь снимать.
«У-у, козел. Так бы и прибила», – подумала Нюта…
Вечеринку в «Суисс Коттедж» устраивали по самому ничтожному поводу – по случаю выхода в свет рекламного буклета магазинов «Мерседес-Бенц». Буклет делало агентство «Рив-Гош», и Надя снялась во всех видах, от самого благопристойного – в рекламе престижного представительского лимузин-мерседеса, и до самого фривольного – в бикини, на глянцевом развороте, представляющем двухдверный кабриолет-купе с откинутым верхом…
– «Мерседес» заплатил кучу денег, – ворковала Надя, – их пиарщик еще шутил, что, к сожалению, у них нет в Штутгарте такой модели, чтобы я снялась топлесс…
– Ты снимешься без лифчика в моей новой «Феррари», – плотоядно улыбаясь, сказал Юсуф.
Он оглядел Нюту таким взглядом, как будто покупал наложницу себе в гарем.
– Американка? Писательница? Напиши книгу обо мне!
– А вы разве знаменитость?
– Кто? Я! – Юсуф даже задохнулся от такого возмутительного невежества. – Да мой отец владеет половиной такой страны, как Татарстан, а когда Татарстан обретет независимость от России, тогда он станет президентом…
– Да-а-а! А я и не знала! – с интересом протянула Нюта. – Значит, вы настоящий татарский шейх?
– Что-то вроде, – гордо ответил Юсуф…
Дважды приносили шампанское.
– А это кто? – спросила Анна, кивнув на серьезного мужчину, обнимавшего Юсуфа за плечи и что-то шептавшего ему на ухо.
– Это Аслан, чеченец, – ответила Надя. – Там, в России, война с Чечней, ты слышала об этом?
– А какие у Юсуфа с ним дела, ведь Татарстан с Россией не воюет? – с наивным видом спросила Нюта.
– Я в их дела не лезу, – ответила Надя, и взгляд ее при этом приобрел напряженно-отсутствующее рассеянное выражение, потеряв осмысленность, как это бывает при испуге или неприятных ассоциациях, – но у Аслана всегда можно хорошего коксу взять, – вдруг добавила она.
– Коксу? «Снежку», что ли? – переспросила Нюта.
– Ну да, а что? Можно подумать, что у вас в Америке вы все цел очки, как Белоснежка диснеевская! – вскипела топ-модель. – Только в книжку свою, если и взаправду будешь писать, эти мои слова включать не надо, – добавила Надя и нервно захихикала.
«Ну дела! – подумала Нюта. – Наденька-то не дура коксу занюхать!»
– А смешно, Надя, Белоснежка… Бланш-Нэж, это у Диснея прямо как специально намек на «снежок», правда? – примирительно и совсем по-дружески дотронувшись до руки своей визави, сказала Нюта.
Надя в ответ истерически засмеялась, откинув голову и закатывая взоры так, что оставались видны только белки глаз.
– А что до того, целки мы там в Америке или нет, так давай, пойдем в дамскую комнату, я тебя угощу, – сказала Нюта и сделала приглашающий жест рукой.
В дамской комнате Нюте пришлось продемонстрировать всю шпионскую ловкость рук.
На стерильной поверхности туалетного столика из одного пакетика она насыпала дорожку того «правильного» кокаина, что дал Асуров, и тут же, скрытым, еле уловимым движением пальцев подменив пакетик, рядом настелила ручеек из безобидной смеси тонко натертого мела с сахарной пудрой.
– За неимением стодолларовой банкноты, – сказала Нюта, сворачивая в трубочку оранжевую бумажку достоинством в двести франков.
И, не дожидаясь, пока Надя выберет дорожку, она ловко всосала в ноздри белую смесь сахара с мелом и теперь выжидающе глядела на Надю.
– Ах, что жизнь артистки? – патетически воскликнула Надя. – Sex and drugs and rock’n’roll…
И с не меньшей ловкостью, чем только что продемонстрировала Нюта, тоже с громким присвистом всосала в себя белую смесь.
– Ну что, подруга, пойдем оторвемся по полной программе? – нервно захохотав, воскликнула Надя.
В большой гостиной бухала низкими частотами «кислотная» дискотека. Лупил по глазам стробоскоп, чернокожий ди-джей на помосте пилил пальцем свою заевшую пластинку. Публика, простирая руки, в безумии закатывая глаза, дрожала мелкой дрожью, сотрясаемая дьявольским ритмом модного, экспортированного из Лондона, диск-жокея.
Надя протиснулась между бившимися в пляске святого Витта телами и вся отдалась танцу, извиваясь, оглаживая руками свое длинное тонкое тело… Нюта встала рядом и тоже принялась трясти кудрями, но при этом ее глаза четко и пристально сканировали углы гостиной.
А вот и Юсуф с Асланом.
Юсуф дружески хлопнул Аслана по спине, как бы прощаясь, и стал протискиваться к танцующей в центре площадки Наде. Он взял ее за руку и что-то громко прокричал ей в ухо. Но сквозь бухание низких частот Нюте ничего расслышать не удалось.
Увлекаемая Юсуфом, Надя поймала Нюту за запястье и сквозь грохот дискотеки прокричала:
– Пойдем, подруга, теперь я угощаю!
На лифте спустились в подземный гараж.
– А где твоя знаменитая «Феррари»? – спросила Нюта, когда Юсуф предложил девушкам забраться в просторное чрево длиннющего белого лимузина.
– А это корпоративное авто от «Рив-Гош», – ответил Юсуф, – потому как в моей «Феррари» нам всем не поместиться…
Вообще, что касается здоровья и жизни в этом швейцарском городе, то Константину Сергеевичу вспоминалась одесская присказка. «Щоб я так жил…» – говорил он про себя, глядя на размеренное неторопливое бытие местных, которые своим здоровым флегматизмом, выработавшимся за пять веков мирной жизни, влияли даже на итальянских туристов, заставляя тех меньше кричать и размахивать руками.
Женева, куда Асуров пять дней тому назад прибыл с Анной, была совершенно иной, нежели те города, где Асурову доводилось работать, страдать, завидовать, любить женщин, пить вино… в общем, жить. Жизнь здесь была ничуть не провинциальнее парижской, но в то же самое время совсем иной. Плавной, чрезмерно сытой и даже жирной… Люди, обитающие по так называемому «левому» берегу, как будто это не озеро, а река, настолько внутренне переродились, обалдев от своих сытости и безопасности, что в чудачествах городского своего жизненного завода в корне отличались не то что от российских жителей, но и от парижских и тем более берлинских.
Первое, что прежде всего бросилось ему в глаза, – в Женеве, даже не в выходные, а в обычные будние дни, в два-три часа ночи на улицах было полно народу. При этом отнюдь не туристов, а самых обыкновенных граждан, коих встретишь обычно средь бела дня. Пожилые благопристойные дамочки, не торопясь… выгуливали своих собачек… И это в три-то часа утра, бессонница, что ли, там у них? Вот пожилой мужчина катается на велосипеде… Причем именно не спешит домой, а катается, а вот двое соседей мирно беседуют, встретившись у подъезда, о погоде и последних новостях. Вот останавливается машина, в ней полно народу, и спрашивают дорогу, как проехать к озеру Ле-Ман? Вот девушка, одетая, как будто только что вышла из офиса, спокойно, не торопясь и не шарахаясь, объясняет этим немчикам, как проехать к озеру, по всей видимости, домой вообще не торопится, идет прогуливается. А при этом магазины закрываются в полседьмого…
Спокойно-размеренная атмосфера, источавшая какой-то уэллсовский элойский дух земного рая, раздражала Асурова… Жизнь здесь была дороже, чем во Франции, процентов на двадцать. И за короткое время своего пребывания Асуров уже узнал, что из-за изначальной дороговизны швейцарского франка многие хитрые французы обожали селиться где-нибудь на французской границе, а работать в швей царской фирме.
В первые дни, из чистого любопытства, Асуров попробовал все местные вкусности – белые вина из Вадуа, красное цюрихское, минеральные воды, кирш, швейцарский шоколад, расплавленный сыр фондю, подаваемый в специальной тефлоновой кастрюльке, когда нанизанные на палочки кусочки хлеба макаются в расплавленную сырную жижицу… Перепробовал, но про себя отметил, что лучше немецкого «эрбсен зуппе», что он едал в берлинских гаштетах, ничего такого в Западной Европе нет…
Константин Сергеевич пил свой кофе, листал толстенный «Журналь» – и вдруг почувствовал, как от злобы и зависти начинают пылать его щеки. Грудь вновь стеснило от приступившей ревности, когда под серией фотографий он увидел комментарии с повторяющейся фамилией Мамедов…
Сын российского олигарха Рашида Мамедова, юный прожигатель жизни Юсуф Мамедов татарским красавицам предпочитает европейских топ-моделей.
И далее более подробно:
Старший сын советника президента Татарстана по экономическим вопросам Рашида Мамедова, девятнадцатилетний Юсуф Рашидович, предпочитает жить не в Казани, а в Женеве, где его отец приобрел в позапрошлом году большой участок земли с дворцом постройки архитектора Шинкеля.
Отец Юсуфа, Рашид Мамедов, является классическим российским олигархом из числа так называемых «назначенных миллионеров». Бывший генерал КГБ, татарин по национальности, личный друг татарского президента и премьера Черновыдрина, в период приватизации Мамедов был поставлен во главе огромной нефтяной компании «Татнефтепродукт». Его личное состояние, по материалам журнала «Форбс», оценивается в пятьсот миллионов долларов.
Рашид Мамедов теперь является одним из самых влиятельных людей в Татарстане. Он имеет троих детей. Старшего сына Юсуфа и двух дочерей – Фариду и Фатиму.
Юсуф Мамедов, второй год проживающий в Швейцарии, ведет самый светский образ жизни.
Его сестра, семнадцатилетняя Фарида Мамедова, тоже любит вечеринки, и если ее старшего брата интересуют гоночные машины, то ее больше привлекают студии звукозаписи, где юная Фарида пытается записать свой первый диск вместе с модным ди-джеем Ральфом фон Дудендорфом, больше известным под кличкой Кокс…
Далее, под серией живописующих ночную жизнь фотографий, шли короткие подписи типа: «Новой подружкой Юсуфа Мамедова стала супер-топ модель Надя Штайнер. Татары предпочитают блондиночек… И это у них со времен Чингисхана!»
Юсуф Мамедов купил себе новый «феррари» желтого цвета стоимостью двести тысяч швейцарских франков и теперь катает на нем свою белокурую Надю Штайнер… Интересно, кто выбирал цвет машины? Как читатель видит из фоторепортажа, цвет платья и шляпки на очаровательной Наде Штайнер подобран в тон машине… Или машина была подобрана в тон к платью?..
– Тьфу на вас сто раз! – Асуров в сердцах швырнул журнал на стол, едва не сметя блюдечко с бисквитом.
Эти генералы, с которыми он, Асуров, в свое время был «на ты и за руку», все они теперь шикарно устроились! Имеют яхты, дворцы, владеют компаниями с миллиардным оборотом.. А еще буквально вчера они вместе сидели на партийных собраниях в родном управлении Конторы, и изображали внутренние радения за социалистическую родину и ненависть к капитализму!
Эх!
Как же так?
Он, Асуров, всегда был таким способным и перспективным офицером и еще подсмеивался над чуркой Мамедовым… А теперь этот Мамедов так легко превратился в самого богатого в Татарстане капиталиста. Как же так? Разве это справедливо? Разве умный и способный Костя Асуров не достоин лучшей жизни? Ему, Косте Асурову, тоже хочется своего куска от жирного пирога, который так стремительно поделили его бывшие сослуживцы, примазавшиеся к приватизационной кормушке, среди которых самым удачливым оказался именно генерал Мамедов.
Злоба…
Злоба и ревность…
А вернее сказать, простая зависть, что сдавливала жилку в самом сердце. И гулко стучала в висках. Но Асуров не допускал мысли о том, что это была простая зависть неудачника. Нет! По его мнению, в нем клокотала благородная обида…
Он жаждал справедливости.
Справедливости в его, Константина Асурова, понимании.
И вскоре справедливость должна восторжествовать.
Именно за этим он сюда и приехал. Бывший офицер госбезопасности Константин Асуров. И именно за тем он и привез сюда в эту сытую, обожравшуюся Женеву и свою агентессу… Аню, Нюру, Нюточку…
* * *
А Нюта в это время валялась у себя в номере гостиницы «Виктория» на рю Женераль дю-Фур. Щелкала пультиком кабельные музыкальные программы, курила и думала….Думала о том, как сперва в дело ввязаться и как потом сорваться с крючка, но чтобы еще и с жирной наживкой во рту… А потом и сдать Асурова со всеми потрохами.
Какой же, однако, идиот, а еще называет себя ветераном контрразведки! Влезать в такое дело, не имея никакого плана, никаких иных наработок, кроме как использовать ее, Анюту. На авось, на арапа! Значит, она должна таскать для него каштаны из огня, а он такой умный и весь во всем белом! Видала она таких умных!
И поумнее в десять раз тоже видала…
Нюта набрала номер гостиничного сервиса и заказала пиццу с ветчиной и грибами и бутылку красного вина. Съев пиццу и запив ее недорогим красным «Кот дю Рон», Нюта принялась названивать по номерам из своей секретной книжки…
Хорошая задачка, однако, – выйти на эту Надю Штайнер и быстро-быстро стать ее ближайшей подружкой!
Но на то она и рыжий сорванец, эта непростая девчонка Нюта, которую еще в детстве звали пятнадцатилетним капитаном!
Надо было обзвонить кое-кого из тусовочных ребят, знакомых по Парижу и Берлину.
Где эта Надя сейчас работает?
В рекламном агентстве «Рив-Гош».
А кто там занимается пиаром? А кому там можно сделать такое заманчивое предложение, от которого никто не в силах отказаться?
Денег и славы хотят все.
Если только отмести монахов и монахинь… Но рекламное агентство «Рив-Гош» – это ведь не монастырь!
Телефонный разговор, назначенная встреча в кафе «Огюстин», десять минут на прическу и макияж, полчаса на такси до бульвара Сен-Жорж…
Фрицци Хоффнер оказался крашеным блондином. Он прикатил на красивом черном «Кавасаки». Сам тоже весь в коже. Снял свой мотоциклетный шлем с викинговскими рожками и рассыпал по плечам мелированные кудри… Качок…
Гомик, что ли?
Нюта представилась американской писательницей Анной Бах. Вчера в книжном на набережной Монблан как раз выискала пару книжек этой Анны Бах с биографиями теннисистки Штефи Граф и супер-модели Клаудии Шиффер.
– Я думал, что вы старше, – сказал Фрицци.
– Я что, вас разочаровала? – спросила Нюта кокетливо.
– Нет, что вы, наоборот, это такой для меня плезир, просто я не предполагал, что известная автор бестселлеров о звездах так молода.
– Мне на самом деле двадцать семь, не так уж и мало, я выгляжу моложе своих лет, – ответила Нюта, – меня в университете все принимали за младшую сестренку кого-нибудь из студентов или за профессорскую дочку, что просто зашла в кампус посмотреть на взрослую жизнь… У меня даже проблемы были с сексом, парни думали, что я малолетка… Вы понимаете мой немецкий?
– Да, да, – рассеянно отвечал Фрицци…
– А ты не голубой? – спросила она вдруг, перейдя на немецкое «ду».
– А что? – вопросом на вопрос ответил Фрицци.
– Просто я подумала, не придется ли мне с тобой переспать, чтобы ты свел меня с Надей?
– А ты лесбиянка? – спросил Фрицци.
– Конечно, – ответила Нюта, улыбнувшись, – неужели ты не понял, с какой любовью я писала про моих героинь – Шлефи и Клаудию?
– Но ведь Надя Штайнер не лесбиянка, – возразил Фрицци.
– А это и не важно, – ответила Нюта, – мне не обязательно спать с моими героинями, мне необходимо их обожать…
Нюте нравилось мчаться по женевским улицам, сидя верхом на рычащем «кавасаки». Она обнимала Фрицци за его кожаную талию и робко выглядывала из-за его могучего плеча на дорогу.
Мотоцикл буквально пролетал сквозь автомобильные пробки, пронизывая их в узких проемах между боковыми зеркалами заднего вида. И водители бесконечных «мерседесов», «опелей» и «пежо» только с завистливой улыбкой провожали этих нахалов на мотоцикле, которым никакая пробка не помеха!
– Это Анна Бах, а это Надя Штайнер…
Фрицци был воплощением хорошей швейцарской воспитанности.
Позади Нади, жуя свою бесконечную жвачку, покачивались на мысочках два выразительных бодигарда… И это здесь! В безопасной Женеве. Не много ли для нее? Небось до встречи с Юсуфом и без телохранителей обходилась! «Это, наверное, он их к ней приставил», – подумала Нюта.
– Мне бы хотелось побывать с вами на паре вечеринок, посмотреть, как вы отдыхаете, расслабляетесь, – сказала Нюта.
– А это как, это надо? – спросила Надя, посмотрев на Фрицци.
– Конечно, эта книга будет супер-рекламой и для тебя и для агентства, – кивнул Фрицци.
– Тогда о’кэй, и нет проблем, – облегченно рассмеявшись, воскликнула Надя, – у нас тут как раз завтра вечеринка в «Суисс Коттедж», это на улице Бартон, знаете?
– И там будет ваш друг? – спросила Нюта.
– Юсуф? – переспросила Надя. – Конечно, будет!
Все складывалось, как нельзя лучше!
Вечером они встретились с Асуровым, и тот сунул ей пакетик с кокаином и портативную видеокамеру.
– В сумочку положишь, – наставительно проговорил он. – Когда все нанюхаются и начнут вести себя неадекватно, достанешь незаметно и будешь снимать.
«У-у, козел. Так бы и прибила», – подумала Нюта…
Вечеринку в «Суисс Коттедж» устраивали по самому ничтожному поводу – по случаю выхода в свет рекламного буклета магазинов «Мерседес-Бенц». Буклет делало агентство «Рив-Гош», и Надя снялась во всех видах, от самого благопристойного – в рекламе престижного представительского лимузин-мерседеса, и до самого фривольного – в бикини, на глянцевом развороте, представляющем двухдверный кабриолет-купе с откинутым верхом…
– «Мерседес» заплатил кучу денег, – ворковала Надя, – их пиарщик еще шутил, что, к сожалению, у них нет в Штутгарте такой модели, чтобы я снялась топлесс…
– Ты снимешься без лифчика в моей новой «Феррари», – плотоядно улыбаясь, сказал Юсуф.
Он оглядел Нюту таким взглядом, как будто покупал наложницу себе в гарем.
– Американка? Писательница? Напиши книгу обо мне!
– А вы разве знаменитость?
– Кто? Я! – Юсуф даже задохнулся от такого возмутительного невежества. – Да мой отец владеет половиной такой страны, как Татарстан, а когда Татарстан обретет независимость от России, тогда он станет президентом…
– Да-а-а! А я и не знала! – с интересом протянула Нюта. – Значит, вы настоящий татарский шейх?
– Что-то вроде, – гордо ответил Юсуф…
Дважды приносили шампанское.
– А это кто? – спросила Анна, кивнув на серьезного мужчину, обнимавшего Юсуфа за плечи и что-то шептавшего ему на ухо.
– Это Аслан, чеченец, – ответила Надя. – Там, в России, война с Чечней, ты слышала об этом?
– А какие у Юсуфа с ним дела, ведь Татарстан с Россией не воюет? – с наивным видом спросила Нюта.
– Я в их дела не лезу, – ответила Надя, и взгляд ее при этом приобрел напряженно-отсутствующее рассеянное выражение, потеряв осмысленность, как это бывает при испуге или неприятных ассоциациях, – но у Аслана всегда можно хорошего коксу взять, – вдруг добавила она.
– Коксу? «Снежку», что ли? – переспросила Нюта.
– Ну да, а что? Можно подумать, что у вас в Америке вы все цел очки, как Белоснежка диснеевская! – вскипела топ-модель. – Только в книжку свою, если и взаправду будешь писать, эти мои слова включать не надо, – добавила Надя и нервно захихикала.
«Ну дела! – подумала Нюта. – Наденька-то не дура коксу занюхать!»
– А смешно, Надя, Белоснежка… Бланш-Нэж, это у Диснея прямо как специально намек на «снежок», правда? – примирительно и совсем по-дружески дотронувшись до руки своей визави, сказала Нюта.
Надя в ответ истерически засмеялась, откинув голову и закатывая взоры так, что оставались видны только белки глаз.
– А что до того, целки мы там в Америке или нет, так давай, пойдем в дамскую комнату, я тебя угощу, – сказала Нюта и сделала приглашающий жест рукой.
В дамской комнате Нюте пришлось продемонстрировать всю шпионскую ловкость рук.
На стерильной поверхности туалетного столика из одного пакетика она насыпала дорожку того «правильного» кокаина, что дал Асуров, и тут же, скрытым, еле уловимым движением пальцев подменив пакетик, рядом настелила ручеек из безобидной смеси тонко натертого мела с сахарной пудрой.
– За неимением стодолларовой банкноты, – сказала Нюта, сворачивая в трубочку оранжевую бумажку достоинством в двести франков.
И, не дожидаясь, пока Надя выберет дорожку, она ловко всосала в ноздри белую смесь сахара с мелом и теперь выжидающе глядела на Надю.
– Ах, что жизнь артистки? – патетически воскликнула Надя. – Sex and drugs and rock’n’roll…
И с не меньшей ловкостью, чем только что продемонстрировала Нюта, тоже с громким присвистом всосала в себя белую смесь.
– Ну что, подруга, пойдем оторвемся по полной программе? – нервно захохотав, воскликнула Надя.
В большой гостиной бухала низкими частотами «кислотная» дискотека. Лупил по глазам стробоскоп, чернокожий ди-джей на помосте пилил пальцем свою заевшую пластинку. Публика, простирая руки, в безумии закатывая глаза, дрожала мелкой дрожью, сотрясаемая дьявольским ритмом модного, экспортированного из Лондона, диск-жокея.
Надя протиснулась между бившимися в пляске святого Витта телами и вся отдалась танцу, извиваясь, оглаживая руками свое длинное тонкое тело… Нюта встала рядом и тоже принялась трясти кудрями, но при этом ее глаза четко и пристально сканировали углы гостиной.
А вот и Юсуф с Асланом.
Юсуф дружески хлопнул Аслана по спине, как бы прощаясь, и стал протискиваться к танцующей в центре площадки Наде. Он взял ее за руку и что-то громко прокричал ей в ухо. Но сквозь бухание низких частот Нюте ничего расслышать не удалось.
Увлекаемая Юсуфом, Надя поймала Нюту за запястье и сквозь грохот дискотеки прокричала:
– Пойдем, подруга, теперь я угощаю!
На лифте спустились в подземный гараж.
– А где твоя знаменитая «Феррари»? – спросила Нюта, когда Юсуф предложил девушкам забраться в просторное чрево длиннющего белого лимузина.
– А это корпоративное авто от «Рив-Гош», – ответил Юсуф, – потому как в моей «Феррари» нам всем не поместиться…