И вдруг фигура, постепенно сливающаяся с горизонтом, остановилась.
   — Пошли, — обернулся Серега и сморкнулся в траву чем-то красным. — Там речка. Умоемся.
   Тим выдержал паузу (он помнил, что всегда надо держать паузу, если хочешь, чтобы тебя уважали) и не спеша поковылял к Сереге. Он заметил во рту у него жалкий окурок сигареты, который Серега пытался прикурить, не опалив себе брови и ресницы.
   — Елки, — прохрипел Серега и закашлялся, — какая отрава!..
   Он затянулся еще раз, но кашель опять скрутил его. Окурок полетел в траву.
   — Никогда не научусь курить, — сказал Серега обреченно.
   — Невелика потеря, — сказал Тим.
   — Может, эти гады легкие мне отбили?
   Тим резонно подумал, что когда-нибудь Серега, возможно, будет благодарен им за это, но вслух ничего не сказал — держал паузу.
   Серега тоже умолк. Молча они подошли к речке и молча умылись.
   — Смотри, — сказал Тим, — у тебя тенниска похожа на половую тряпку.
   — Гады, — коротко сказал Серега, осмотрев свою одежду.
   Он постирал майку, а заодно и брюки и разложил их на солнце сушиться. Тим тоже решил за компанию постираться. Потом они искупались в речке, позагорали и снова искупались.
   Солнце перестало быть нестерпимо жарким.
   Боль в ссадинах стала понемногу утихать.
   И жизнь каким-то непостижимым образом перестала казаться безнадежной, будто игра в дурака без единого козыря.
   А ещё Тиму показалось, что его бывший друг опять становится настоящим. Настоящим другом.
   — Тебя неплохо разукрасили, — сказал Серега, когда они лежали на траве, подставив солнцу спины.
   Тим осторожно потрогал свое лицо и подумал, что как минимум три синяка он за сегодняшний день заработал.
   — Это в круглом зале, — сказал он. — Один из твоих спарринг-партнеров на кулак меня поймал.
   — Зря ты лез, — лениво проговорил Серега. — Толку все равно никакого.
   — А какой должен быть толк? — Тим приподнялся за локте.
   —Успокойся… Думаешь, что я и в самом деле хожу к этим придуркам, чтобы здоровья набраться? «Главное — не результат, а участие…»
   — Не знаю, — сказал Тим.
   Он снова опустился на траву. Некоторое время они продолжали лежать молча, прислушиваясь к нарастающему ропоту своих желудков.
   — Мне деньги нужны, — вдруг сказал Серега.
   Тим кивнул и ничего не ответил. А кому они не нужны? К тому же если человек решил выговориться — ему лучше не мешать.
   — Этот «харли» на авторынке можно за двадцать тысяч спихнуть, — продолжал Серега. — С руками оторвут.
   — Двадцать тысяч — хорошие деньги, — философски заметил Тим.
   — Ты что думаешь: я конфеты на эти двадцать тысяч кинусь покупать?.. Или ларек открою? — ни с того ни с сего заорал на него Сергей.
   Он долго смотрел на Тима желтыми, злыми глазами, потом обессилено опустился на траву.
   — У меня с матерью нелады, — тихо сказал он.
   — Я знаю, — ответил Тим.
   — Да что ты можешь знать?.. — Серега поморщился, словно от зубной боли.
   — Все… Восемнадцать тысяч. Срочное лечение. Операция, — отрывисто произнес Тим, в упор глядя на друга.
   Серега бросил на него удивленный, недоверчивый взгляд и уселся на траве.
   — Откуда ты знаешь? — спросил он осипшим голосом.
   — Знаю.
   — Кто сказал?..
   — Это мое дело, — сурово ответил Тим. — Догадался.
   Серега громко запыхтел. Потом поднялся, достал из кармана измятую, порванную сигарету, оторвал фильтр и прикурил. Не докурив и до половины, с отвращением швырнул окурок в речку.
   — Отец ни копейки не прислал за последние два года. Даже открытку не потрудился подписать… Я когда-то думал, что смогу заработать эти деньги па мойке. Черта с два! Глухой номер. Как в танке. Мать десять раз успеет помереть, прежде чем я наскребу хотя бы две сотни.
   — А что врачи говорят?
   Врачам до лампы. Предлагают ложиться в обычную клинику, обещают обезболивающее колоть. Чтобы умирать было не больно… Мать по нескольку суток не спит, у нее ноги крутит. И то она радуется — потому что через месяц этих ног вообще чувствовать не будет.
   Сорвав стебелек дикого овса, Серега сунул его в рот. И, прищурившись, уставился на причудливый силуэт «Дома Ашеров». На его переносице четко обозначилась горизонтальная морщинка.
   — А операция?
   — Операция… — Серега сплюнул. — Тридцать процентов гарантии, что мать на следующий день после этой операции не окажется в гробу.
   — А при чем тогда эти восемнадцать тысяч?
   — Тогда она сможет лечиться в Германии — хоть с операцией, хоть без. Опасности никакой, стопроцентная гарантия. У немцев все на конвейер поставлено. Там большие спецы работают.
   — Ты уверен?
   Серега только махнул рукой: не задавай глупых вопросов.
   — У меня есть четвертной, — сказал Тим.
   — Сверни его в тонкую трубочку и… сам знаешь, что дальше, — пробормотал Серега и покраснел. — Вообще-то спасибо тебе, — добавил он торопливо. — Но… ты же сам все понимаешь. Твой четвертной мне как мертвому припарка. Лучше прибереги его, чтобы с Ростиком, Квашеным и Стиморолом расплатиться.
   — За что? — удивился Тим.
   — А ты забыл? Ты им десять долларов должен.
   — Да шли бы они!..
   — Нет. Я советую тебе заплатить, — серьезно сказал Серега. — Хотя у этого Ростика денег куры не клюют, Квашеный вот на днях несколько сотенных бумажек у него из кармана потянул, а тот даже не чихнул но этому поводу и не вспомнил о них ни разу… Но эту десятку несчастную он из тебя вытрясет — попомни мое слово. Из принципа. Ростик — принципиальная сволочь.
   Тимофею вдруг вспомнился визит Квашеного на заправку, их с Серегой негромкий разговор…
   — Значит, Квашеный тогда за деньгами приходил?
   Серега отвернулся.
   — Если бы ты сказал заранее — мы бы отметелили их как сукиных сынов, — сказал Тим. — Шарло со Снегиревым были бы на месте. Будильника предупредили бы, Сему Дворского привели.
   — Ерунда, — без выражения сказал Серега. — Ни черта ты против них не сделаешь, Ростик Качалово на корню скупил. Против него хоть весь Газопровод выстави — не поможет.
   — И это — из-за какой-то десятки?
   — Да не в десятке дело, дурья твоя башка. — Серега вздохнул и повернулся к Тимофею. Черные сузившиеся зрачки растворялись в радужке, словно «байеровский» аспирин. («Серега смертельно устал», — подумал Тим.) — Ростик играет, понимаешь? Он подыхает от скуки и, чтобы совсем не подохнуть, играет с нами в свою идиотскую игру!.. Мы для него — маленькие нарисованные уродцы из какой-нибудь компьютерной игры, которых необходимо загасить!.. Конечно, можно и не гасить — но так будет неинтересно… Ты играл в «Принца» или «Дину»?
   — Ну, — кивнул Тим.
   — Гасил в «Дине» всяких таракашек и осьминожек?
   — Ну…
   — А они тебе что-нибудь плохое в жизни сделали?
   — Так ведь…
   — Вот то-то и оно — понял? У Ростика точно такой же интерес к тебе. Загасить. Ради удовольствия.
* * *
   Потом они натянули джинсы на гудящие от солнца и усталости ноги и побрели домой. Близился вечер, чудесный вечер, когда не надо делать уроки — что может быть чудеснее? — но настроение было препоганым.
   Тим перебрал сотни способов заработать деньги, начиная от торговли «Гербалайфом» и кончая экспедицией в Бодайбо, на золотые прииски.
   — Чушь собачья, — прокомментировал Серега.
   Сначала Тим кипятился, полагая, что Серега просто привередничает.
   — Дурак. «Гербалайфом» торгуют только умственно неполноценные, — сказал Серега, — или откровенные жулики. А золотоискателям самим зарплату по полгода не выплачивают — я по телевизору вчера видел… Да и все равно не то это. Мне нужно много денег, понимаешь? И сразу.
   — Тогда только инкассатора взять, который по обменным пунктам разъезжает, — сказал Тим.
   — Можно еще финансовую пирамиду отгрохать.
   — А еще…
   — Хватит, — сказал Серега. — Тошнит уже.
   До самого подъезда они больше не разговаривали. Во дворе встретили Кольку Барбуса, он сидел верхом на столике, где обычно сражались местные доминошники, нахохлившийся, как воробей.
   — Выручайте, мужики, — сказал он. — Мамаша ревизию навела в личном сейфе. Выгребла все подчистую. Трояк не одолжите до послезавтра?..
   И тут Барбус рассмотрел лицо Тимофея.
   — Вы что, маханулись между собой? — удивленно протянул он, на время позабыв о деньгах.
   — С Квашеным повстречались, — сухо ответил Тим.
   — Ну-ну. — Барбус недоверчиво глянул на него. — Так как насчет трояка?
   — Глухо, — сказал Тимофей.
   Барбус огорченно махнул рукой и направился на поклон к Алле Рассолько: мама ее деньги считать не любила, и Алла, пользовавшаяся этой слабостью, обычно располагала некоторой суммой на карманные расходы.
   — Знаешь, о чем я подумал? — сказал Тим, когда сутулый силуэт Барбуса растворился в сумерках.
   — Ну?
   — Можно попробовать одолжить деньги.
   — Одолжить? У кого?
   — Не знаю. Может, у Лосика. Может, еще у кого-нибудь.
   — Ты сразу к Мавроди иди, — сказал Серега. — Не ошибешься.

Часть 3
МИША КУН-ФУ — ПОСЛЕДНИЙ МОСКОВСКИЙ НИНДЗЯ

Глава 14

   Прошло несколько дней, а может, даже и недель, в течение которых многое успело измениться: лето перевалило за половину, а еще прошел сильный ливень, Димка Смольский уехал с родителями к родственникам в Кемерово, а Наташка Решетникова безнадежно втрескалась в Майкла Джексона, еще в Тимином доме начали проводить капитальный ремонт, из-за чего отключили на несколько дней газ, канализацию и холодную воду.
   Менялось все.
   Все — кроме одного: ни Тим, ни Серега так и не придумали, где взять восемнадцать тысяч.
   «Моечный» бизнес оправдывал себя все меньше и меньше; иногда Тимофею казалось, что он с гораздо большей пользой потратил бы время, просто загорая на Битце. В конце концов Серега сказал:
   — Ладно, давай попробуем одолжить у кого-нибудь.
   И они отправились сначала к Будильнику, который, будучи заядлым, хотя и не слишком удачливым игроком в «храпа» (у него дома даже проводились «чемпионаты» с призовым фондом в несколько десятков долларов), водил знакомство с местными ростовщиками.
   — Да кому вы упали? — пренебрежительно сморщился Будильник. — И под какие гарантии вы собираетесь брать деньги?.. Каждому из вас со всеми потрохами красная цена — тысяча рублей, и то в красивой упаковке… Вот эту сумму кто-нибудь, возможно, и рискнет вам одолжить. Хотя я бы лично не рисковал.
   — У нас большие проблемы, Гена, — с чувством произнес Тим.
   Серега накануне запретил ему говорить о матери.
   — Начхать, — кратко заметил Будильник.
   И Тим с Серегой отправились к Семе Дворскому.
   Сема Дворский, как более удачливый игрок и более лояльный человек, благосклонно выслушал их и даже назвал в качестве путеводной звезды имя одной известной на Газопроводе (хотя и не слишком уважаемой) личности — Ахмета Бердыева.
   — Ахмет дает деньги под двадцать процентов в месяц. Но он выживет из ума не раньше чем лет через шестьдесят. А пока что не даст вам ни копейки.
   — А ты поручись за нас, — посоветовал Тим.
   — Я ведь тоже не дурак, — усмехнулся Сема. — Сколько вам нужно-то?
   Когда Серега назвал цифру, тот перестал усмехаться и выразительно покрутил пальцем у виска.
   — Если кто заикнется Ахмету, что это я вывел вас на него, — головы поотворачиваю, — пообещал он.
   И показал огромный кулачище — страшный, костистый, весь в засохших царапинах.
   Потом Сема Дворский ушел. По его вытянувшемуся лицу было видно, что он все-таки считает себя дураком — потому что сразу не послал Серегу и Тимофея подальше.
* * *
   Между друзьями произошел короткий спор, в результате которого дружба чуть было не расстроилась опять; дальше было решено все-таки сунуться к подозрительной личности по имени Ахмет Бердыев — больше для очистки совести, чтобы не думать потом, будто ничего не пытались сделать.
   Ахмет проживал на углу Газопровода и Дорожной. Тим хорошо знал его адрес, потому что у подъезда Бердыева часто собиралась местная газопроводская шушера — выпивали, резались в «храпа», дрались или просто стояли с умным видом и плевали на асфальт. Этот пункт сбора назывался «у Ахметки».
   Сегодня тусовщики, видно, устроили себе выходной. Или отправились в магазин. Тим с Серегой беспрепятственно поднялись на третий этаж (именно из этого окна обычно торчала лохматая голова Бердыева) и позвонили в дверь.
   Долго не открывали. Потом послышались осторожные шаги, чья-то тень заслонила свет в дверном глазке, и глухой голос спросил:
   — Чего надо?
   — Мы к Ахмету.
   Дверь распахнулась настежь, и чья-то рука схватила Серегу за волосы и втянула внутрь. Тим не успел даже пикнуть, как ворот его майки оказался намотан на чей-то кулак. Послышался треск рвущейся ткани. Тимофея грубо втолкнули в квартиру вслед за другом.
   Трое незнакомых мужчин в прихожке: черные суконные брюки (не иначе как от «Неккермана»), тонкие дорогие рубашки — но руки синие от наколок, и глаза крохотные, мышиные, а челюсти — во!.. Ахмет, весь серо-белый, как мартовский снеговик, сидел в гостиной в одних трусах, привязанный к стулу ремнями. На его кудлатой голове виднелась странная широкая проплешина — от затылка до лба, напоминающая медвежью таежную тропу… Высокий незнакомый господин в черном смокинге возвышался над Ахметом с опасной бритвой в руках, словно художник с кистью перед мольбертом.
   — Кто такие? — спросил он спокойным голосом, обернувшись через плечо на Тима и Сергея.
   — Мы к Ахмету, — упорно повторил Серега.
   — Понятно, — сказал мужчина, отступая и кивая в сторону Бердыева. — Вот вам Ахмет. Что дальше?
   Тим и Серега промолчали. Они уже не сомневались, что снова влипли в историю.
   Один из «конвоиров» наклонился к Сереге и прошептал ему на ухо:
   — Отвечай, когда тебя спрашивают, щенок.
   От него здорово несло спиртным (Серега так полагал, что это виски) и еще чем-то колючим, едким, — наверное, одеколоном.
   Тут на помощь друзьям неожиданно пришел Ахмет. Он вдруг заскулил высоким бабьим голосом:
   — Не нада-a-a-a-aL. Мужики-и-и-ы-ы-ы!!..
   В ту же секунду лезвие бритвы оказалось у него под подбородком.
   — Тебя побрить, Ахмет? — поинтересовался высокий.
   Бердыев промычал в ответ что-то нечленораздельное: если бы он раздвинул челюсти, бритва проехалась бы по его горлу.
   — Мальчишек — на кухню, — скомандовал мужчина в черном. — И поживее.
   «Поживее»… Это слово (вернее, его буквальный смысл) прозвучало жестокой насмешкой. Серега захлопал глазами и скрутил ноги жгутом — жизнь и уборная сравнялись для него по своей значимости; он попытался было закричать, но огромная синяя, в наколках, ладонь мягко легла на его лицо. Другая ладонь обхватила тонкую шею Тимофея, словно ствол молодого деревца. Пальцы с холеными ногтями сомкнулись на его горле.
   — Один звук — и вы оба трупы, — раздалось над его ухом.
   Тим все понял.
   На кухне их усадили на табуреты у противоположной от окна стены. Один из громил остался с ними и принялся чистить ногти миниатюрной пилкой, насвистывая под нос «Бесамо мучо». Серега бросил на Тима выразительный взгляд.
   «Какие мы с тобой идиоты!..»
   Тим кивнул в сторону гостиной и незаметно провел пальцем по горлу.
   «Они хотят грохнуть Бердыева».
   Серега зажмурил глаза и покачал головой.
   «Тогда и нам крышка».
   Тим отвернулся к окну.
   «Все может быть».
   — Разговорчики, — лениво протянул громила, не переставая любоваться своими ногтями.
   Из гостиной доносилась торопливая сбивчивая речь Ахмета. Он что-то доказывал мужчине в черном, о чем-то умолял, что-то обещал. То и дело слышалось по-восточному темпераментное: «слюшай, дарагой!..», «мамой клянусь, слюшай!..» Суровый голос его собеседника звучал редко, но веско.
   Наконец высокий мужчина появился на кухне.
   — Воды, — коротко приказал он.
   Громила резво вскочил на ноги и, схватив с полки полуторалитровую бутыль минералки, наполнил высокий стакан. Главарь отпил немного и поставил стакан на стол.
   — Уходим, — сказал он. Мальчишек быстро подняли на ноги и повели к выходу. «Сейчас…» — подумал Тимофей, имея в виду, что самое время убирать свидетелей. Но один из бандитов широко распахнул перед ними дверь и сказал:
   — Спокойно спускаетесь вниз. Не бежать, не дергаться, не визжать.
   Тим оглянулся и увидел Ахмета. Тот сидел в прежней позе и остановившимся взглядом смотрел на стену перед собой. Его голову украшал единственный пучок курчавых волос надо лбом. Вся остальная площадь черепа была грубо обскоблена и представляла собой черную унылую зябь.
   Заметив взгляд Тимофея, Ахмет оскалился и высунул длинный язык.
   — Шевели поршнями, щенок, — последовал резкий толчок в спину.
   Они спустились в сопровождении суровых дяденек. Едва мальчишки вышли из подъезда, как напротив затормозил серый «чероки».
   — Полезай, — скомандовали сзади.
   Тим и Серега, ни слова не говоря, погрузились в машину. Их усадили прямо на пол, а рядом, на сиденьях, расселись бандиты. Главарь в черном смокинге сел сзади. Он отодвинул носком туфли Серегину ладонь в сторону, чтобы поставить свою ногу.
   — Позвольте, молодой человек.
   Серега прижался к дверце автомобиля.
   Водитель о чем-то негромко переговорил с главарем, потом чиркнула зажигалка, салон наполнился терпким дымом — и машина мягко тронулась с места.
   — Вы куда нас повезете, дяденьки? — спросил Тим, с потерянным видом глядя на бандитов.
   — В дремучий-дремучий лес, — сказал один из них. — И закопаем.
   Серега побелел как ватман. Бандиты громко засмеялись. А потом они дружно, как по команде, закурили длинные вонючие сигары.
   — Вы должны что-нибудь Ахметке? — неожиданно спросил главарь, наклонив к Тимофею широкое лицо с хищными раскосыми глазами.
   Тот отчаянно замотал головой, в глубине души надеясь, что, может, хотя бы это как-то отсрочит их смерть.
   — А зачем приходили?
   — Мы… мы хотели одолжить у него… Только хотели… Мы даже не успели…
   — Ахмет — нехороший человек, — назидательно произнес главный бандит.
   Тим закивал.
   — Никогда не одалживайте у него деньги. Ахмет обманывает.
   Тимофей тут же мысленно поклялся никогда в жизни не одалживать деньги у нехорошего человека Ахмета Бердыева — даже если он будет давать их даром.
   — Передайте всем, что Ахмет — банкрот, — продолжал главарь. Перед глазами Тима замаячил указательный палец с огромным перстнем. — Передайте, что так сказал сам Миша Кун-Фу.
   Тим продолжал кивать, не сводя глаз с маячившего перед ним пальца. Потом замер.
   Миша Кун-Фу… Об этом человеке ходили легенды. И не только на Газопроводе — по всей Москве.
   — А как мы, собственно, будем передавать, если нас закопают? — послышался мрачный голос Сереги Светлова.
   Бандиты снова заржали.
   — С меня достаточно того, что вы напоминаете сейчас пару жалких обмочившихся щенят, — веско сказал Миша Кун-Фу.
   — Ты сам… большая разъевшаяся гиена, — прошипел из своего угла Серега.
   Бандиты неожиданно развеселились, и один из них схватил Серегу за нос, и Серега тут же укусил его за палец.
   — Оставьте его, — сказал Миша Кун-Фу. — Этот волчонок мне определенно нравится. Я занесу его в свою Красную книгу… — Потом он перевел взгляд на Тимофея. — И этого, пожалуй, тоже.
   Тим подумал, что Серега имеет шанс остаться в истории: шутка ли, принародно обозвать знаменитого бандита и остаться в живых.
   Потом он вспомнил эпизод из учебника по русской истории, где каким-то мятежникам объявили смертный приговор и привели на место казни и даже накинули мешки на головы, а потом в самый последний момент объявили, что заменили смертную казнь на пожизненную каторгу, — и он понял, что чувствовали эти мятежники, и как им хотелось прыгать, петь и размахивать в воздухе своими мешками.

Глава 15

   А потом Тим и Серега неожиданно оказались в гостях у знаменитого Миши Кун-Фу.
   Случилось это после того, как Миша поинтересовался, зачем им нужны деньги, а Тим не выдержал и все рассказал: и про Серегину маму, и про операцию, и про то, какой Серега отважный человек и как он ради больной мамы пошел драться с Ростиком, Квашеным, Стиморолом и всей каюк-компанией. Тим даже заплакал. И Серега тоже заплакал и рассказал, какой Тимофей хороший друг, и как он пошел в «Дом Ашеров», и как они дрались там плечом к плечу.
   А бандиты притихли и молча смолили свои длинные вонючие сигары, задумчиво стряхивая пепел на Серегины и Тимины джинсы.
   — Стоп, — вдруг сказал Миша Кун-Фу. — Что это за «Дом Ашеров»? И что это за замечательный мальчик, который придумал такое замечательное развлечение?
   Серега немножко рассказал про Ростика Зельнова и про то, как ему, «бедняге», скучно в отцовском дворце.
   — Зельнов? — вдруг удивился Миша Кун-Фу, и его монголоидные глаза еще больше сузились.
   — Зельнов, — кивнул Серега.
   Миша Кун-Фу повернулся к бандиту, который сидел рядом с водителем, и о чем-то пошептался с ним.
   — А какую сумму вы намеревались поиметь с Ростика Зельнова? — обернувшись, спросил он Серегу.
   Серега, видимо, вспомнил, как отреагировал на эту цифру Сема Дворский, — и замялся.
   — Не ломайся, — наставил на него длинный палец Миша.
   — Восемнадцать тысяч, — выдавил мальчишка после минутной паузы.
   О чудо! Бандиты не попадали со своих сидений и даже нисколько не изменились в лице. И Тим вдруг понял, что восемнадцать тысяч для них не деньги. Подумаешь: КАКИЕ-ТО ВОСЕМНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ!.. И он представил себе, как Миша Кун-Фу достает из кармана тугую пачку пятисотенных бумажек и протягивает ее Сереге… Тим вспотел от волнения.
   — Отвези меня на Тверскую, — сказал Миша Кун-Фу водителю.
   Тот молча кивнул. Тимофею и Сереге сказали, что теперь можно не прятаться и что они могут подняться и устроиться на сиденьях. Бандиты подвинулись, уступая им место. Когда Тим посмотрел в окно, то обнаружил, что они находятся где-то в районе Химок.
   Может, их и в самом деле собирались везти в дремучий-дремучий лес?
   А потом «чероки» мягко притормозил в запыленном чумазом дворике на Тверской, и Миша Кун-Фу вышел из машины и велел Тиме и Сереге идти за ним.
   — Есть мужской разговор, — небрежно бросил он.
   И добавил:
   — Если вы, конечно, мужчины.
   Некоторые мальчики из тех, чьи фотографии расклеены на столбах под заголовками: «Московским УВД разыскивается…», тоже, наверное, думали, что их приглашают на серьезный мужской разговор.
   Но отказаться — значило признать себя жалкими обмочившимися щенятами. И Тим с Серегой вышли вместе с Мишей Кун-Фу и еще одним бандитом. А остальная компания поехала дальше.
   — Считайте, что я пригласил вас в гости, — сказал Миша, когда они подошли к подъезду неприметной с виду трехэтажки, которой определенно требовался капитальный ремонт.
   Миша набрал код на охранном устройстве, дверь щелкнула — и вдруг вместо обычной загаженной площадки они очутились в просторном белом холле с широкой мраморной лестницей. Тим посмотрел вверх и удивленно замер: вместо положенных по проекту шести лестничных маршей он увидел высоченный стеклянный потолок, за которым пылали освещенные солнцем перистые облака.
   В стороне от лестницы находился громадный стол. Закинув ноги на столешницу, здесь сидел квадратный детина в светлом летнем костюме. «Вахтер», — подумали мальчишки. Из-под пиджака у него выглядывала короткая портупея с кобурой. Тим заметил отполированную до блеска деревянную рукоять пистолета (хотя, судя по размеру, это мог оказаться и ручной гранатомет).
   — О, шеф!.. — воскликнул детина и с грохотом вскочил с места.
   — Мечтаешь, — покачал головой Миша Кун-Фу и, не останавливаясь, проследовал к лестнице. — Меня никто не спрашивал?
   — Факс из Багдада. Саддам опять чего-то удумал. Михаил Катаямович, если он опять будет по-арабски писать, я ему такое отвечу…
   — Отфаксируй, что меня нет дома, — бросил Миша.
   Его сопровождающий забежал вперед и отпер перед ним тяжелую дверь. За ней оказалась комната размером с теннисный корт. Вдоль стен стояло несколько книжных шкафов, в стену был вмонтирован настоящий закопченный дочерна камин, а ближе к окну застыли, словно голосуя «за», игральные автоматы — «однорукие бандиты». Но самое большое и, надо думать, самое почетное место здесь занимали всевозможные спортивные тренажеры.
   — Присаживайтесь, — сказал Миша Кун-Фу, кивнув на высокие брезентовые маты, что валялись в центре комнаты.
   Тим и Серега, немного помявшись, уселись. Миша о чем-то вполголоса переговорил со своим сопровождающим, и тот моментально испарился.
   — Ну что? — словно продолжая прерванный разговор, поинтересовался Миша Кун-Фу и опустился на мат рядом с мальчишками.
   — Ничего, — пожал плечами Серега.
   — Ничего, — сказал Тим.
   Миша внимательно посмотрел на них.
   — Это хорошо, — значительно кивнул он после паузы.
   Тут пришел громила-адъютант и прикатил на тележке поднос, уставленный низкими широкими чашками.
   — Сакэ употребляете? — поинтересовался Миша.