— А что это?
   — Японский шнапс. Для настоящих мужчин.
   Миша Кун-Фу подмигнул Сереге.
   — Нет, — сказал Серега. — Не хочу.
   — И я не хочу, — эхом отозвался Тимофей.
   — А «чанконале» когда-нибудь пробовали?
   Тим открыл рот, чтобы спросить, что это такое, но Серега сразу ответил за обоих:
   — Нет. И не хотим.
   — Тогда обычного чаю, — Миша кивнул своему громиле-адъютанту.
   Тот снял с тележки две чашки с чаем и подал их мальчишкам. Потом он укатил вместе со своей тележкой, а Миша Кун-Фу нашарил на полу небольшой пульт с кнопочным управлением и направил его на левую от входа стену. Стена разъехалась в стороны, словно ширма, открыв гигантский мерцающий телеэкран.
   Послышалось шипение, на экране замелькали белые полосы, потом появилось изображение тигра, застывшего в прыжке. Вокруг тигра появилась круглая рамка, а под ней — иероглиф, похожий на человечка, танцующего на вершине дерева. Послышался монотонный сюсюкающий голос диктора, говорящего на каком-то из восточных языков.
   — Вы знаете, кто я такой? — неожиданно спросил Миша Кун-Фу.
   Тим и Серега оторвались от экрана, где уже вовсю носились, горланили и метелились между собой спортсмены в пестрых кимоно, и посмотрели на Мишу.
   — Я последний московский ниндзя, — сказал он.

Глава 16

   Все словно сговорились.
   Колька Барбус позвонил как-то Тимофею и говорит:
   — Куда это вы с Серегой пропали? Сема Дворский говорил: вы к Ахмету собирались на поклон. Вы что — совсем свихнулись?
   — Ничего серьезного, — сказал Тим. — Поклонились и ушли.
   — На Ахмета наезд был, — страшным шепотом сообщил Барбус. — Его чуть не прирезали. Он девятерых скрутил, насилу отбился. А потом череп себе выбрил.
   Тим с трудом удержался, чтобы не засмеяться.
   — А зачем он брился-то?
   — Денег много увели. Чужих денег. Убивается Ахмет — вот и побрился. А может, повырывал себе все волосы… Мы с пацанами думали: может, и вас с Серегой там случайно зарезали. Или в заложники взяли.
   — Делать нам больше нечего. Мы в спортивную секцию записались. По боксу.
   — Спятили, — немедленно поставил диагноз Барбус. — Так что же — заправка теперь побоку?
   — Не знаю, — сказал Тим.
   И только он с Барбусом распрощался, как из гостиной выплыли мама с папой (у них выходной был) и решили устроить ему допрос.
   — Ты целыми днями шляешься черт знает где, — сурово сказал папа. — В чем дело?
   — Лето, — сказал Тим. — Каникулы.
   — Раньше, когда ты на заправке пропадал, я хоть точный адрес знала, где тебя искать, — металлорежущим голосом заговорила мама. — А сейчас? Вчера вечером я вдруг спохватилась, всех твоих друзей обзвонила: где Тимоша? где Тимоша?.. И все как воды в рот набрали — все до одного! Что это значит?
   Тим вспомнил, в котором часу он вчера вернулся домой (кажется, было около двенадцати; родители уже спали — или делали вид, что спят), и ему расхотелось продолжать разговор на эту тему. Все равно им ничего не докажешь.
   — Я же говорил вам, что в спортивную секцию записался, — сказал он, отвернувшись в сторону.
   «Есть ли на свете хоть парочка родителей, которым не нужно врать?» — подумал он с тоской,
   — Я десять раз слышал о твоей секции, — рявкнул папа. — И десять раз просил тебя познакомить меня со своим тренером! Где он? Где?.. Я что-то не вижу его!.. — Папа сделал вид, будто ищет тренера. — У нормальных людей принято, чтобы родители знали, с кем их сын проводит время!
   — Ты посмотри на свои руки! — воскликнула мама. — И на свое лицо!..
   Она развернула Тимофея к зеркалу.
   — Где ты заработал эти фонари? Кого, скажи на милость, ты дубасишь так, что руки твои уже который день не заживают?!
   Тим глянул на свои опухшие ладони. Подумаешь… По сравнению с тем, как они выглядели неделю назад, — это еще ничего.
   — Это все Сережка твой! — продолжала набирать обороты мама. — Этот баламут!.. Раньше он один ходил подбитый, улицу освещал, а теперь скучно ему стало, видишь ли!.. Мать болеет, а он, вместо того чтобы поддержать ее в трудную минуту…
   Тут папа выразительно посмотрел на маму, и она, замолчав, вышла на кухню. Папино лицо стало чернее тучи,
   «Сейчас скажет, что мама извелась совсем», — подумал Тим.
   — Видишь, до чего мать довел? — сказал папа.
   — Все будет хорошо, папа, ты же сам знаешь.
   — Я ничего не знаю. И откуда мне знать?.. Ты начинаешь рассказывать нам о своих делах, только если на тебя хорошенько насесть.
   — Это возраст такой, переходный.
   Папа пропустил реплику мимо ушей.
   — Если ты еще раз… — угрожающе начал он.
   — Я буду приходить домой вовремя, — быстро сказал Тим. — Честно. Я… я очень постараюсь.
   Он и вправду намеревался очень постараться.
* * *
   Миша Кун-Фу сказал им тогда: «Деньги у меня есть. Много денег, гораздо больше, чем может себе представить семиклассник» — и добавил: «Только денег моих вы не увидите, потому что вы их не заработали, а я — заработал». Серега спокойно сказал: «А мы у вас их и не просили». Миша никак не отреагировал и продолжал: «Но зато я могу научить вас драться». Тим спросил: «А зачем?» А Миша удивился и ответил: «Разве вы не собираетесь еще раз наведаться в гости к Ростику Зельнову? По-моему, идея с „харли-дэвидсоном“ не так уж и плоха». На что Тим и Серега сказали, что могли бы попробовать еще разок, вот только синяки немного подживут. «А нечего ждать, — сказал Миша. — Надо тренироваться. И если через месяц регулярных тренировок вы не сможете разобрать по кирпичикам ваш „Дом Ашеров“ — то я не последний московский ниндзя, а последний дурак».
   Он показал мальчишкам несколько фильмов, только это были не «Зеленый шершень» и не «Путь дракона», а любительские фильмы, снятые в одном из древних японских кланов. Седенький старичок в черном глухом костюме двигался, словно танцуя, по спортивному залу и 'что-то бормотал себе под нос.
   — Это сэнсэй Такэнаучи, — сказал Миша. — Его далекие предки служили правителю Окинавы. До последней поры он был единственным хранителем фамильных секретов стиля Такэнаучи-рю.
   — Он танцор? — спросил Серега.
   Старичок описал еще один круг по залу и вдруг легко подпрыгнул вверх. Он сделал какое-то быстрое неуловимое движение — камера даже не успела проследить за ним. Крупный план: легкая щепка «вертолетиком» спускается к полу; рядом с ней еще одна и еще… Целый десант щепок. Потом камера поехала вверх. Баскетбольный щит был проломлен в центре, словно в него попало чугунное ядро.
   — Этот танец называется саенара-джитсу, — не поворачивая головы, сказал Миша. — От пола до баскетбольного щита не меньше двух с половиной метров. Несколько лет назад сэнсэй Такэнаучи мог поразить цель и на высоте трех метров.
   Ритм странного танца ускорялся. Старик играючи разбил в щепки баскетбольный щит в противоположном конце зала. Потом, сделав невероятный кульбит (камера опять заметалась в стороны), он переломил «хребет» спортивному коню. Металлические ноги снаряда беззвучно разъехались в стороны, а старичок продолжал самозабвенно выписывать круги.
   — Обратите внимание, — сказал негромко Миша Кун-Фу, — сэнсэй не напрягается. Он двигается, как кошка, которая гуляет сама по себе.
   Старик, казалось, лишь тронул пальцами ноги стену, рядом с которой находился оператор, — ив ней тонкими трещинами обозначился круг размером с «тарелку» спутниковой антенны. Еще одно прикосновение — и кусок стены рухнул, взметнув вокруг себя красную пыль. Оператор вышел наружу через отверстие, а спустя несколько секунд мальчишки увидели залитый солнцем осенний сад на вершине холма. Камера неторопливо развернулась. На экране появился домик, спрятавшийся в полуголых зарослях вербы. От стены отлетел толстый пласт штукатурки, и движение на экране замедлилось — Миша включил покадровый просмотр. Тим с Серегой видели, как плоскость стены постепенно вздувалась, словно гигантский фурункул; швы кирпичной кладки, обнажившейся под штукатуркой, расходились в стороны. Внезапно навстречу камере вылетел фонтан ярко-красной пыли: несколько кирпичей буквально превратились в туман, сквозь который проглядывали очертания кулака.
   Стена рухнула. Когда пыль осела, мальчишки увидели фигурку старика, как ни в чем не бывало продолжающего свой танец.
   — Понравилось? — спросил Миша Кун-Фу.
   — Да, — сказали Тим и Серега. — Такого мы еще не видели.
   — Этот комплекс сэнсэй Такэнаучи называет «саенара-джитсу для умственно отсталых». Смотрите, сейчас будет самое главное.
   Старик остановился, глядя куда-то вверх. С верхушки вербы сорвался лист и, кружась, медленно поплыл вниз. Сэнсэй, застыв на месте, следил за его полетом, затем поднял вверх ладонь правой руки, выставив два пальца — указательный и средний. Когда лист приблизился к руке, старик вдруг оглушительно закричал (что-то вроде «яяяй!») — и листок, коснувшись его пальцев, вдруг распался на две половинки, словно разрезанный бритвой.
   Тим и Серега приходили на занятия к Мише Кун-Фу каждый день, за исключением выходных, когда бдительные родители Тимофея были дома. Они брали с собой только тренировочную форму — Миша сразу предупредил их: «Никаких конспектов!»
   А также — никаких разговоров и намеков в присутствии посторонних («Если кто-нибудь что-нибудь пронюхает — головы пооткручиваю», — пообещал он. Понимать его здесь следовало буквально).
   На некоторое время мальчишкам пришлось перейти на одноразовое питание. Миша Кун-Фу запретил завтракать и обедать — только легкий ужин и чай в течение дня. Зато на вторую неделю тренировок он чуть не силой заставлял съедать в неимоверных количествах жирное рагу «чанконале» — излюбленное блюдо японских борцов сумо, которое готовил им молчаливый громила-адъютант.
   — Вы согласились учиться у меня, — сказал Миша Кун-Фу в первый день тренировки. — На некоторое время вы поступаете в полное мое распоряжение. Если я буду недоволен кем-то, мое право его наказать. Наказать так, как я сочту нужным.
   Миша заставлял их целыми часами неподвижно сидеть на корточках, уставившись перед собой. Это называлось «дза-дзэн». «Вы должны уметь слушать свое тело», — говорил он.
   Ежедневно с десяти утра до полудня Тим с Серегой, застыв в позе дза-дзэн, занимались мысленными поисками загадочной точки «ки» — источника жизненной энергии.
   — Почувствуйте ее так, словно там у вас лежит кошелек с восемнадцатью тысячами! — орал Миша Кун-Фу.
   Спустя несколько дней он показал простые на вид упражнения, заставляя отрабатывать их до полного изнеможения. Приставной шаг — и удар. Приставной шаг — и удар. Приставной шаг — и…
   — Лажа! — в тысячный раз кричал Миша Сереге. — Удар должен на сотую долю секунды опередить ногу иначе это будет ПРОСТО УДАР, какой может выполнить любой уличный мальчишка!
   В зал принесли тяжеленный мешок, наполненный песком (его тащили четверо здоровенных громил), и поставили стоймя.
   — Смотри! — сказал Миша.
   Он ступил — и ударил. Мешок даже не пошевелился, кулак словно врезался в каменное изваяние.
   — Видел?..
   А затем Миша снова ступил — и одновременно выбросил руку. Послышалось глухое БУХ — и мешок опрокинулся.
   — В первом случае била только рука. Во втором — рука плюс тело. Вместе они могут равняться энергии движущегося поезда — при соответствующей тренировке, конечно. Все уловил?
   Серега торопливо кивнул. .
   И снова пошло-поехало: приставной ша-а-(удар!)-аг… приставной ша-а-(удар!)-аг…
   Ближе к вечеру — лошадиная доза рагу «чанконале», и снова тренировка. Мальчишки в кровь разбивали руки и ноги о макивары — доски, покрытые грубой кожей, и тяжелые пуки соломы, подвешенные к потолку.
   — Не скулить! — прикрикивал на них Миша Кун-Фу, когда кто-нибудь начинал с сомнением разглядывать появившееся на ребре ладони или костяшках пальцев живое мясо.
   Он заставлял их прыгать на гимнастическом бревне, раскачивающемся на канатах. Падения и ушибы нисколько не смущали его. С каждым днем бревно становилось все уже и поднималось все выше.
   Однажды Тим отказался забираться на бревно, сказав, что не собирается ломать себе шею, и Миша Кун-Фу схватил его шею своими железными пальцами и сказал: «Бели полезешь, то, может, еще и не сломаешь. Не полезешь — я тебе гарантирую летальный исход». И Тим полез.
   Друзья не раз говорили между собой о том, что, если бы знали, на что их подбивает Миша Кун-Фу, — они бы ни за какие коврижки не согласились на тренировки.
   — Этот урка точно повыламывает нам руки, пооткручивает головы и закопает в лесу.
   На следующий же день Миша сказал им:
 
   Если кто-то из вас захочет уйти не попрощавшись, то может уже сейчас начинать обход соседей по подъезду и собирать деньги на собственные похороны. Запомните: я вас из-под земли достану.
   Плохо было то, что мальчишки совершенно перестали понимать, когда Миша шутит, а когда говорит серьезно.

Глава 17

   В один из выходных Димка Шарло принес плохую новость: Квашеный снова появился на заправке.
   — Барбуса отметелили так, что его родная мама не узнала. И остальным тоже досталось. Витьке Снегиреву бровь рассекли, Смольского ногами запинали. Я даже зубы почистить не могу — челюсть болит… Короче, труба дело.
   — А Генка с Семой где были? — спросил Тим.
   — Сема давно уже не появляется. А у Будильника сигареты кончились, он в город поехал. И тут сразу — эти…
   «Будильник определенно темнит, — подумал Тимофей. — Он прямо как летучий голландец, только наоборот: тот появляется накануне беды, а этот — исчезает».
   — Квашеный дань требует. Десятку в месяц с носа, — продолжал Шарло.
   — Именно десятку? — уточнил Тим.
   — Думаешь, мало?
   — Нет, не думаю. А что ребята?
   — Я ж говорю — труба дело. Надо давать, иначе с заправки нам придется убраться, — Шарло поморщился. — Да и не в ней дело — ну ее к лешему, эту заправку! — тут обидно просто: Квашеный нас за мамкиных сынков держит, понимаешь?
   — А сколько их человек было?
   — Много. Человек восемь. Бритоголовые битюги. Здоровые, сволочи…
   Нетрудно было догадаться, почему Квашеный определил именно такой размер дани. Ростик напоминает Тимофею о его долге за прошлую игру.
   И Тим решил отдать долг — благо что у него были и другие причины появиться в «Доме Ашеров».
   Он поднялся этажом выше и позвонил в Серегину дверь. Открыла Евгения Львовна. За последний месяц она постарела лет на десять, вдобавок почему-то перестала красить волосы, и Тим обнаружил, что они стали наполовину седые.
   Серега с аппетитом уписывал на кухне макароны с огурцом. Вилку он держал, далеко оттопырив указательный палец: на днях он разбил его, отрабатывая удар с труднопроизносимым названием «дзедангяку-цуки»… Кстати, Тим заметил, что с некоторых пор они с Серегой стали гораздо больше съедать за обедом — и это хоть немного успокаивало родителей.
   — Привет. Я и не слышал, как ты позвонил, — сказал Серега, продолжая сосредоточенно жевать. — А ты зря вставала, мам, — повернулся он к Евгении Львовне. — Я бы сам открыл.
   — Ничего страшного, — сказала она.
   Тим заметил, что Евгения Львовна все время поднимает брови, чтобы не видны были тонкие морщинки под глазами.
   — Но я, пожалуй, и в самом деле пойду… — тут же добавила она. — Напои гостя чаем. — Она строго глянула на Серегу и вышла.
   — Ей становится хуже? — спросил Тим.
   — Не знаю, — огрызнулся Серега. — Она мне ничего не говорит. Чего пришел?
   — Надо с Ростиком потолковать. Квашеный снова с цепи сорвался, к нашим пацанам на заправке цепляется. Деньги требует.
   Тим вкратце рассказал о последних новостях,
   — А я тебе говорил, — подняв вверх опухший палец, сказал Серега. Он вообще-то любит строить из себя провидца. Хотя здесь он был полностью прав. — Ростик никому ничего не спускает просто так. И ничего не забывает.
   — Ага. Понял, — кивнул Тим. — Ты со мной пойдешь?
   Серега добил последнюю макаронину и подвинул к себе чашку с дымящимся чаем, накрытую огромным ломтем батона с сыром.
   — А куда ж я денусь? — вздохнул он. И развел руками, демонстрируя, что ему и в самом деле деваться некуда.
   Но в тот день они так и не добрались до «Дома Ашеров». Заявился Снегирев со своей рассеченной бровью («Четыре шва наложили!» — с гордостью сообщил он) и сказал, что сегодня в здании кинотеатра «Импульс» проводится компьютерный фестиваль «Денди» и «Сега».
   — Вход бесплатный! Пятьдесят восемь приставок! Работают с десяти утра до десяти вечера — садись и играй!.. Честное слово. Я сам слышал. По московскому каналу передавали.
   — Так ведь туда народу, наверное, слетелось, как мух, — неуверенно сказал Тим.
   — Пятьдесят восемь приставок, балда! — Витька постучал пальцем по вспотевшему лбу. — Это ж сто шестнадцать человек одновременно играть могут!.. Дошло?
   И Тим с Серегой не устояли. И пошли пешком до метро и отправились в кинотеатр, а по пути за ними увязались еще Наташка Решетникова и Барбус. Барбуса и в самом деле было не узнать, потому что у него распухла губа и заплыл глаз.
   Они приехали на метро и убедились, что вход в кинотеатр и в самом деле бесплатный; и народу, надо сказать, в самом деле было, как мух. У входа стояло человек пятьдесят, и в основном это были малыши, которые плакали и кричали: «Купи Денди-и-и-и-и-и!», а еще их мамы, которые этих малышей успокаивали и говорили им: «Тшш-ш-ш!». А Колька Барбус сказал, что этот фестиваль нарочно был устроен для того, чтобы малыши так кричали, потому что какая-нибудь из мам наверняка не выдержит и купит своему малышу «Денди», чтобы он наконец заткнулся.
   — Это называется рекламное мероприятие, — сказал он веско.
   А по вестибюлю расхаживал бородатый дядька в чалме и шлепках, и Барбус сказал, что это волшебник Джафар из игры «Персидская принцесса». Тим заметил еще несколько похожих дядек в чалмах, только вместо шлепок на них были тяжелые ботинки, и Барбус сказал, что это переодетые омоновцы, которые следят за порядком.
   Напротив дверей, ведущих в зал, стояла очередь. Витьку Снегирева оставили там, а все остальные пошли пропустить по стаканчику «Спрайта», потому что в кинотеатре было страшно душно. Возле буфета на стене висело объявление:
 
   «СУПЕРПРИЗ!
   Мальчик или девочка, которые выиграют
   ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ СРАЖЕНИЙ,
   получат в награду
   ПРИСТАВКУ «СЕГА»
   И ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ КАРТРИДЖЕЙ К НЕЙ!»
 
   Колька Барбус, конечно же, сразу заявил, что он выиграет эту приставку и подарит ее Наташке Решетниковой. Никто ему не поверил, а больше всех не поверила сама Наташка Решетникова, потому что Колька Барбус был ни капли не похож на ее любимого Майкла Джексона.
   Они выпили по два стакана прохладительного, взяли еще стаканчик для Витьки и пошли обратно. Витька стоял злой и красный, потому что очередь двигалась очень быстро, и он уже оказался у дверей, но ему пришлось пропустить несколько человек вперед себя. Он даже пить не стал, а только молча посмотрел на всех исподлобья.
   В зале было немного потише. Здесь люди играли, а не занимались ерундой. Столы были выстроены кругом, как на каком-нибудь политическом заседании, а на каждом столе мерцал маленький монитор с приставкой, и у каждой приставки сидели, ерзали, шипели, ругались, плевались, дрались — играли, короче, — мальчишки и девчонки.
   Чуть в стороне стоял отдельный стол, на котором висела табличка «Суперигра». Здесь находился компьютер, у которого следовало выиграть пятьдесят восемь сражений, чтобы заработать себе приставку и картриджи. У компьютера сидел мальчишка в панаме, а около него стояла полная тетя, — видимо, мама. Она повторяла мальчику: «Я верю, Роман, ты сможешь». А рядом с ней стояли еще мальчишки, которые заняли очередь поиграть в суперигру, и они из-за маминой спины строили Роману дикие рожи и грозили кулаками.
   Потом к Тимофею подошел дядька в картонных доспехах, как у «Терминатора», с надписью «Сега» на шлеме, и сказал, чтобы все рассаживались на освободившиеся места, иначе он выгонит их к чертовой бабушке. Тогда Витьку Снегирева сразу отправили к столу с суперигрой, чтобы он занял очередь, а все остальные отыскали свободные места за обычными столами и расселись.
   Тим, конечно, играл в паре с Серегой. Им досталась игра, где надо было перебрасываться круглыми снарядами от одной башенки к другой. Когда башенки взрывались, было красиво, — хотя в общем и целом игра оказалась на редкость тупой. Потом Тим достал картридж и увидел надпись на корпусе: «5 age & more».
   — Это для пятилетних, — сказал он.
   И они поменялись местами с Барбусом и Наташкой, потому что у тех была игра «Battle», где надо было стрелять из танка, а Наташка заявила, что не хочет стрелять. Тим и Серега минут пятнадцать, не отрываясь, шпулялись друг в друга, а потом Серега тронул Тимофея за рукав и кивнул куда-то в сторону. Тим подумал, что подошла их очередь играть в суперигру. Но мальчик Роман со своей полной мамой все еще торчали у компьютера, а Витька Снегирев стоял рядом злой и красный.
   — Да не туда, — прошептал Серега и показал на выход. Он выглядел каким-то задумчивым.
   Тим повернулся к входу и увидел, что в зал ввалилась шумная компания, человек пять-шесть, и дядька-«терминатор» суетится вокруг них и ругается, а они не обращают на него внимания и громко смеются.
   Это были Ростик, Стиморол, Пачка и кто-то еще.
   — На ловца и зверь бежит, — сказал Тимофей.
   Только в этот момент он мало походил на ловца.
* * *
   Ростик сразу заметил их, хотя и не подал виду. Его компания нахально оккупировала столик с суперигрой, и никто особо не протестовал, потому что упорный мальчик Роман и его мама давно уже всех достали. Один только дядька-«терминатор» продолжал сердито пыхтеть, хотя на него всем было наплевать.
   И вот Ростик уселся за компьютер и начал играть. Скоро вокруг него столпились почти все, кто был в зале. Потому что играл он и в самом деле классно и посмотреть на это стоило. Тим, Серега и Барбус с Наташкой не выдержали, бросили свои танки и башни и тоже пошли толпиться около столика с суперигрой.
   У Ростика был подгружен «Золотой топор». Барбус сразу сказал, что это очень древняя игра, он еще в четвертом классе в нее играл… Старик с огромной секирой, мужчина с мечом, девушка в купальнике и тоже с мечом — ими управляет игрок. А против них воюют гоблины, амазонки, скелеты и великаны. И нужно всех их уложить, чтобы освободить короля и принцессу. Тимофею игра сразу понравилась, даже если она и была древняя, как утверждал Колька Барбус.
   Ростик лихо прошелся по вражеским тылам и мгновенно проскочил три уровня, и даже дяденька-«терминатор» сказал, что Ростик молодец, потому что компьютер, на котором он играет, очень мощный и поэтому гоблины реагируют и соображают страшно быстро. Он еще сообщил по секрету, что компания «Сега» специально выставила для суперигры такой компьютер, чтобы никто у него не выиграл.
   Потом игру перезагрузили, и теперь Ростик играл в режиме «дуэль», где его игрок (он выбрал для себя старика с топором) встречался с неприятелями на крепостной стене. Сначала против него выходил один гоблин. Потом — два гоблина. Потом — гоблины и амазонка. Потом — великаны и амазонки верхом на огнедышащих драконах…
   Всего пятьдесят восемь поединков должен был провести Ростик. И он выиграл все пятьдесят восемь. И ему вручили приставку и огромную упаковку с картриджами, и все хлопали, а Пачка глупо хихикал каким-то неестественным смехом, словно его щекотали.
   А потом все расселись по своим местам и продолжили играть по парам.
   — Он классно играет, — сказал Барбус. — Вот только его приятели мне не нравятся, потому что этот толстый вместе с Квашеным приходил на заправку, и он мне в прошлый раз ударил ногой в живот.
   Тут рядом с ними оказался Стиморол и сказал Тимофею:
   — Отойдем на пару минут. Дело есть.
   — Один он никуда не пойдет, — сказал на это Серега.
   И они пошли вдвоем. Стиморол проводил их к столику на противоположной стороне зала, где сидел, развалившись, Ростик, а рядом с ним устроилась его компания.
   — За тобой должок, — сказал сразу Ростик. — Ты помнишь об этом?
   Тим посмотрел на него, и ему сразу стало плевать, что Ростик классно играет, потому что морда у этого Ростика была такая нахальная и самодовольная, что дальше просто некуда.
   — Конечно, помню, — сказал Тим. — Я тебе отдам эти деньги, когда приду в следующий раз играть.
   — Играть? — переспросил Ростик, скорчив гримасу.
   — Во дурак, — сказал Пачка и снова захихикал. — Если у тебя зубы чешутся, так я могу обслужить хоть сейчас. И даже бесплатно.
   Конечно, разумнее всего было бы просто промолчать в ответ на глупую реплику Пачки, но у мальчишек есть свой неписаный кодекс, которому надо следовать, если не хочешь прослыть трусом или дураком. И поэтому Серега сказал Пачке:
   — Кишка тонка.
   — Может, стукнемся? — оскалился Пачка.
   — Ты ж скорее сдохнешь, чем один на один пойдешь, — сказал ему спокойно Тимофей.
   Но когда он посмотрел на свои разбитые во время тренировок руки, а потом еще на Серегин опухший палец, то его спокойствие быстро улетучилось. А вдруг и в самом деле придется драться сейчас?.. И Барбус со Снегирем ничем помочь им не смогут — ближайшие два-три дня они не бойцы.
   Ростик, кажется, догадался, о чем подумал Тим. И тоже посмотрел на его руки.
   — Я ожидал увидеть трудовые мозоли, — сказал он. — Но вижу боевые раны. Ты что, стенку кулаками долбишь?