Страница:
— У меня не было другого выхода. Мне пришлось так поступить, — путано объяснила она.
— Что вы имеете в виду? Одержимость? Навязчивую идею?
— Я не знаю. Может быть.
— У меня самого бывают навязчивые идеи. Нэш встал. Двинулся к ней. Налил еще вина в ее стаканчик, а сам поднес бутылку к губам, запрокинул голову и сделал большой глоток прямо из горлышка.
Сара выпила вино как лекарство. А выпив, отставила пустой стаканчик и начала раздеваться.
Нэш сделал еще глоток дешевого вина, содрогнулся, завинтил бутылку и, подняв голову, увидел, что Сара стягивает с себя свитер и бросает его на пол. Не сводя с нее глаз, он отставил бутылку в сторону. Сколько раз он вспоминал о ней за последние две недели? Сколько раз боролся с искушением отправиться в магазин или проехать по улице мимо ее дома, останавливая себя в самый последний момент?
И вот теперь она здесь. Стоит перед ним. Снимает с себя одежду. Ведет себя так, будто ей это не впервой, будто она занимается этим каждый день. Будто это какое-то деловое соглашение между ними.
Он хотел ее. Бог свидетель, он страстно хотел ее.
И он даже бросил ей вызов. Так откуда же у него теперь такое чувство, что все пошло наперекосяк?
— Вы все еще хотите меня? — прошептала Сара.
У Нэша вырвался тихий стон. Разве не об этом он мечтал целыми днями? Разве не это снилось ему каждую ночь?
Часы у него за спиной издали скрипучий звук, отмерявший каждые полчаса.
20.30.
Он собирался поступить благородно, он как раз открыл рот, чтобы сказать, что, пожалуй, не стоит этого делать, но тут она расстегнула лифчик и уронила его на пол. Его глаза привыкли к темноте. И хотя Сара закрыла жалюзи, он все-таки различал очертания ее груди, темные кружки сосков.
В паху у него запульсировала кровь, он ощутил возбуждение.
Сара тем временем сняла джинсы.
За ними последовали трусики.
Ее бледная кожа светилась в полутьме. Нэш видел темный треугольник волос внизу ее живота. Сара опустилась на кровать и вытянулась на спине, длинные волосы веером рассыпались по подушке, груди торчали вверх двумя холмиками, под кожей четко обозначились ребра. Плоский живот. Длинные стройные ноги.
— Скорее… Чего ты ждешь?
Голос у нее был хриплый и напряженный. В нем звучала чуть ли не паника.
Нэш всегда любил эротическую игру, предшествующую совокуплению. Ему нравилось доводить женщину до последней черты, возбуждать ее руками, губами, языком и только потом овладевать ею. Нет на свете ничего более волнующего, более эротичного, чем женщина, испытывающая оргазм, пока он пробует ее на вкус. Ему всегда хотелось быть на месте в тот самый момент, когда она замрет, напряжется и содрогнется…
Но Сара хотела всего лишь примитивного полового акта и больше ничего.
Нэш стащил через голову только что надетую футболку, осторожно оттягивая резинку, потому что возбуждение мешало ему, освободился от своих тренировочных брюк и отшвырнул их ногой.
Воздух охладил его пылающую кожу.
Две узкие полоски света падали на нее, освещая соблазнительные участки тела. Шею. Одну грудь с розовым соском. Бедро.
И тут он заменил, что она не сняла носки.
Нэш улыбнулся. Опершись коленом о матрац, он взял ее ногу, провел пальцами от колена к лодыжке, стянул носки один за другим и поставил ее босые ступни к себе на бедра. Опять его пальцы заскользили, на этот раз от лодыжек к коленям и обратно. Обхватив обеими руками тонкие щиколотки Сары, он передвинул ее ступни повыше.
Он ожидал, что она немедленно раскроется, но этого не произошло. Тогда он подхватил ее под колени.
— Сара?..
Она раздвинула ноги и повернула голову набок. Он видел, как напряглись жилы на ее тонкой, длинной шее. Видел ее полураскрытые губы.
— Скорее, — прошептала она, задыхаясь. — Скорее.
Нэш опустился между ее ног, предварительно поцеловав живот. Потом передвинулся выше, прижался грудью к ее груди, животом к ее животу, Готовый проникнуть в нее.
Кровь гудела у него в висках, но даже сквозь этот шум пробивался настойчивый голос, твердивший, что все неправильно, что так не занимаются любовью. Нэш и сам не знал, как это называется, но любовью они точно не занимались. Черт побери, они даже ни разу не поцеловались!
Она его просто использует. Вот как это называется. Он почувствовал ее пальцы, обхватившие его ягодицы — они нетерпеливо тянули его вниз, звали овладеть ею поскорее.
С его лица сорвались капли пота и упали на нее. Кровь гудела, стучала…
Допустим, она его использует. Ну и что? Нэш содрогнулся всем телом, его напряженный член болезненно пульсировал. Он сделал выпад. Сильный и длинный бросок вперед.
И ничего. Проникновения не произошло. Ее тело сместилось от толчка, так и не приведшего к соитию. Прерывисто дыша, Нэш приподнял ее бедра и провел рукой по мягкому гнездышку волос, просунул палец в нежные складки плоти. Он нахмурился. Просунул палец еще глубже и нахмурился еще больше.
Она была совершенно сухой. Как пустыня. Нэш поднялся на локтях, упираясь коленями в матрац между ее бедер, но все еще прижимаясь животом к ее животу. Он тяжело дышал, его грудь бурно вздымалась и опадала. Он заглянул ей в лицо. Их тела переместились на кушетке, и теперь тонкая полоска света падала ей на лицо. И он увидел, что глаза Сары крепко-накрепко зажмурены. Какого черта?
12
13
— Что вы имеете в виду? Одержимость? Навязчивую идею?
— Я не знаю. Может быть.
— У меня самого бывают навязчивые идеи. Нэш встал. Двинулся к ней. Налил еще вина в ее стаканчик, а сам поднес бутылку к губам, запрокинул голову и сделал большой глоток прямо из горлышка.
Сара выпила вино как лекарство. А выпив, отставила пустой стаканчик и начала раздеваться.
Нэш сделал еще глоток дешевого вина, содрогнулся, завинтил бутылку и, подняв голову, увидел, что Сара стягивает с себя свитер и бросает его на пол. Не сводя с нее глаз, он отставил бутылку в сторону. Сколько раз он вспоминал о ней за последние две недели? Сколько раз боролся с искушением отправиться в магазин или проехать по улице мимо ее дома, останавливая себя в самый последний момент?
И вот теперь она здесь. Стоит перед ним. Снимает с себя одежду. Ведет себя так, будто ей это не впервой, будто она занимается этим каждый день. Будто это какое-то деловое соглашение между ними.
Он хотел ее. Бог свидетель, он страстно хотел ее.
И он даже бросил ей вызов. Так откуда же у него теперь такое чувство, что все пошло наперекосяк?
— Вы все еще хотите меня? — прошептала Сара.
У Нэша вырвался тихий стон. Разве не об этом он мечтал целыми днями? Разве не это снилось ему каждую ночь?
Часы у него за спиной издали скрипучий звук, отмерявший каждые полчаса.
20.30.
Он собирался поступить благородно, он как раз открыл рот, чтобы сказать, что, пожалуй, не стоит этого делать, но тут она расстегнула лифчик и уронила его на пол. Его глаза привыкли к темноте. И хотя Сара закрыла жалюзи, он все-таки различал очертания ее груди, темные кружки сосков.
В паху у него запульсировала кровь, он ощутил возбуждение.
Сара тем временем сняла джинсы.
За ними последовали трусики.
Ее бледная кожа светилась в полутьме. Нэш видел темный треугольник волос внизу ее живота. Сара опустилась на кровать и вытянулась на спине, длинные волосы веером рассыпались по подушке, груди торчали вверх двумя холмиками, под кожей четко обозначились ребра. Плоский живот. Длинные стройные ноги.
— Скорее… Чего ты ждешь?
Голос у нее был хриплый и напряженный. В нем звучала чуть ли не паника.
Нэш всегда любил эротическую игру, предшествующую совокуплению. Ему нравилось доводить женщину до последней черты, возбуждать ее руками, губами, языком и только потом овладевать ею. Нет на свете ничего более волнующего, более эротичного, чем женщина, испытывающая оргазм, пока он пробует ее на вкус. Ему всегда хотелось быть на месте в тот самый момент, когда она замрет, напряжется и содрогнется…
Но Сара хотела всего лишь примитивного полового акта и больше ничего.
Нэш стащил через голову только что надетую футболку, осторожно оттягивая резинку, потому что возбуждение мешало ему, освободился от своих тренировочных брюк и отшвырнул их ногой.
Воздух охладил его пылающую кожу.
Две узкие полоски света падали на нее, освещая соблазнительные участки тела. Шею. Одну грудь с розовым соском. Бедро.
И тут он заменил, что она не сняла носки.
Нэш улыбнулся. Опершись коленом о матрац, он взял ее ногу, провел пальцами от колена к лодыжке, стянул носки один за другим и поставил ее босые ступни к себе на бедра. Опять его пальцы заскользили, на этот раз от лодыжек к коленям и обратно. Обхватив обеими руками тонкие щиколотки Сары, он передвинул ее ступни повыше.
Он ожидал, что она немедленно раскроется, но этого не произошло. Тогда он подхватил ее под колени.
— Сара?..
Она раздвинула ноги и повернула голову набок. Он видел, как напряглись жилы на ее тонкой, длинной шее. Видел ее полураскрытые губы.
— Скорее, — прошептала она, задыхаясь. — Скорее.
Нэш опустился между ее ног, предварительно поцеловав живот. Потом передвинулся выше, прижался грудью к ее груди, животом к ее животу, Готовый проникнуть в нее.
Кровь гудела у него в висках, но даже сквозь этот шум пробивался настойчивый голос, твердивший, что все неправильно, что так не занимаются любовью. Нэш и сам не знал, как это называется, но любовью они точно не занимались. Черт побери, они даже ни разу не поцеловались!
Она его просто использует. Вот как это называется. Он почувствовал ее пальцы, обхватившие его ягодицы — они нетерпеливо тянули его вниз, звали овладеть ею поскорее.
С его лица сорвались капли пота и упали на нее. Кровь гудела, стучала…
Допустим, она его использует. Ну и что? Нэш содрогнулся всем телом, его напряженный член болезненно пульсировал. Он сделал выпад. Сильный и длинный бросок вперед.
И ничего. Проникновения не произошло. Ее тело сместилось от толчка, так и не приведшего к соитию. Прерывисто дыша, Нэш приподнял ее бедра и провел рукой по мягкому гнездышку волос, просунул палец в нежные складки плоти. Он нахмурился. Просунул палец еще глубже и нахмурился еще больше.
Она была совершенно сухой. Как пустыня. Нэш поднялся на локтях, упираясь коленями в матрац между ее бедер, но все еще прижимаясь животом к ее животу. Он тяжело дышал, его грудь бурно вздымалась и опадала. Он заглянул ей в лицо. Их тела переместились на кушетке, и теперь тонкая полоска света падала ей на лицо. И он увидел, что глаза Сары крепко-накрепко зажмурены. Какого черта?
12
Ей полагалось быть горячей и влажной, ей полагалось таять от желания, вместо этого она была суха, ее зубы были стиснуты, тело словно сведено судорогой и напряжено в ожидании боли.
— Не останавливайтесь.
— Вы же не хотите… чтобы я взял вас насильно?
— Это не имеет значения. Нэш отодвинулся от нее.
— Господи, это невозможно! — Он сел, повернувшись к ней спиной, спустил ноги на пол, оперся локтями на колени, провел руками по волосам, потер лицо. — Господи…
Его прошиб пот, дыхание стало прерывистым и частым. Стук сердца гулко отдавался в груди, как в пустом барабане. Так он просидел несколько минут, пережидая, пока кровь успокоится. В комнате повисла тягостная тишина, казалось, она давит на него, как мраморная плита. На улице, где-то вдалеке, завыла сирена, но шум вскоре затих.
Нэш ничего не понимал. Какого черта ей надо? В какую игру она играет? Было совершенно ясно, что заниматься с ним сексом она не хочет, что она себя к этому принуждает.
Его взгляд упал на брюки, лежавшие на полу. Нэш подхватил их, сунул в них ноги, натянул. Потом поднялся и начал шарить в темноте, нащупывая футболку. Надев ее, он повернулся и сказал:
— Я не понимаю, какого черта…
Его голос прервался.
Сара лежала на боку лицом к окну, подложив сцепленные руки под голову, подтянув колени к животу, уставившись широко раскрытыми глазами в пустоту. Она плакала. Совершенно беззвучно.
О боже.
Он был человеком без сердца, без совести, но его вдруг пронзила невыносимая боль. Эта боль судорогой сжала ему горло и едко защипала глаза. Эта боль была ему знакома, но он не хотел испытать ее вновь.
— Сара.
Нэш сел рядом с ней, и матрац под ним прогнулся, пружины заскрипели. Он протянул руку, неуверенно повисшую в воздухе над ее обнаженным бедром, и в конце концов опустил ее на плечо Сары.
Кожа у нее была ледяная. Нэш нащупал одеяло и укрыл ее. Контуры ее тонкого тела едва проступали под грубой тканью.
Впервые в жизни Нэш чувствовал себя совершенно растерянным. Он молчал. Он просто не знал, что сказать.
Сара судорожно вздохнула. Этот тихий вздох наполнил комнату и еще больше усугубил его боль. И тут она заговорила — тихо, безучастно. Этот бесцветный голос, скупо отмерявший слова, сам по себе свидетельствовал о многом. Например, о нечеловеческом самообладании.
— Я думала, что могу стать другой. Хоть ненадолго.
Нэш не знал, что ему делать, но на всякий случай обнял ее. Он прижимал Сару к себе и укачивал, как ребенка. Он вдыхал ее запах. Он гладил ее по волосам, пропуская шелковистые пряди между пальцами.
Он инстинктивно угадал, что сейчас перед ним настоящая Сара Айви, а не светская львица в дорогих нарядах и сверкающих драгоценностях, не богатая высокомерная сучка, повернувшаяся к нему спиной.
Или взять, к примеру, женщину на пляже — там тоже была настоящая Сара Айви. Дерзкая. Вызывающая. Сексуальная. Сводящая его с ума.
Но эта, теперешняя Сара Айви… она разбила ему сердце.
Часы на столе издали свой привычный скрипучий звук. Прошло еще полчаса. Девять часов вечера. Сара подняла голову с его плеча и вздохнула:
— Мне пора идти.
Чувствуя себя до странности беззащитным, он позволил ей выскользнуть из своих рук. Ее тело оставило на нем невидимый, но ощутимый теплый отпечаток.
Она встала, прижимая к себе одеяло.
— Не смотрите на меня, пока я буду одеваться, — попросила Сара.
Нэш уже видел ее обнаженной. У него была ее фотография, которую он разглядывал ежедневно, та фотография, о которой он ей солгал. Он отвернулся и подошел к окну, приподнял одним пальцем пластину жалюзи. Металлическая полоска согнулась со щелчком, Нэш выглянул в образовавшийся треугольник. В окно светила полная декабрьская луна. Она стояла низко над горизонтом, ее расплывчатые очертания предвещали приближающуюся снежную бурю.
— Не уходите, — тихо сказал Нэш.
— Мне надо идти.
— Почему? — Ему противно было думать, что она торопится вернуться к Айви. — Вы не пришли бы сюда, если бы были счастливы в браке.
Она ничего не ответила. Не стала ни подтверждать его правоту, ни отрицать ее. Нэш ничего не понимал. Зачем женщине цепляться за неудачный брак? Некоторые женщины делали это ради детей, но у нее не было детей. Значит, из-за денег.
Ему не хотелось включать электрический свет, назойливый и резкий, и он предпочел просто открыть жалюзи, впустив в комнату мягкое освещение с улицы. Сара двигалась у него за спиной, до него донеслись ее легкие шаги, пока она пересекала комнату.
Нэш обернулся.
Сара была полностью одета и в этот момент как раз набрасывала на плечи пальто. Казалось, одевшись, она вновь обрела уверенность в себе. К ней вернулась ее обычная холодноватая отчужденность. Она подошла к телефону и вызвала себе такси.
Его охватил гнев… а может быть, страх?
— Что будет, если вы вернетесь домой чуть позже? — спросил Нэш с издевкой. — Он лишит вас карманных денег?
Сара молча окинула его взглядом.
Последние несколько лет Нэш слишком возомнил о себе: он считал, что знает о жизни больше, чем кто бы то ни было. Теперь он понял, что зря был так самонадеян. Под взглядом Сары его самомнение пошатнулось. Ему вдруг показалось, что он стоит у самого края пропасти и вот-вот полетит вниз.
— Да, — насмешливо ответила она. — Он лишит меня карманных денег.
Нэш вспомнил, что эта женщина пыталась покончить с собой.
Они говорили о какой-то ерунде, ходили вокруг да около, избегая упоминаний о том, что только что случилось, вернее, не случилось между ними.
— Я не понимаю, — сказал Нэш в бессильной досаде. Ему нужны были недвусмысленные ответы. — Зачем вы сюда пришли? Назло ему? — Тут ему в голову пришла другая мысль, больше соответствовавшая его первоначальному представлению о Саре Айви: — А может, вам просто хотелось поваляться в грязи, но в последний момент вы обнаружили, что у вас для этого кишка тонка?
Сара отвернулась. Вновь обретенное самообладание изменило ей.
— Я… я… ну… — Она сглотнула и крепко сжала губы. — Я хотела предложить вам обмен. — Она говорила так тихо, что Нэш едва различал слова. — Я была готова… то есть я так думала… — Сара передернула плечами, из ее груди вырвался нервный смешок. — Просто оказалось, что секс мне не подходит… как средство платежа. — Сцепив руки, она стиснула их изо всех сил. — Вот если бы вы попросили что-нибудь другое… все, что угодно… это могло бы сработать.
— О чем вы говорите?
— О сексе. Вы же этого требовали. Вы поставили мне ультиматум.
Нэша оглушили негромко произнесенные ею слова.
Что с ним произошло? Когда он успел стать таким бессердечным сукиным сыном? Ведь было время, когда он был куда более наивным, чем Харли. Было время, когда все его считали славным парнем и он сам был о себе того же мнения. А потом ему причинили боль. Его смертельно ранили. И он решил стать беспощадным. Пусть его хоть живьем едят — зубы обломают. Но это… О господи.
— Мне нужно идти.
Ее слова доносились до него как сквозь густой туман.
— П-погодите. — Весь дрожа, он схватил свитер и сумел втиснуть ноги в кроссовки. — Я вас провожу.
Они спустились по ступеням, прошли по длинному унылому коридору и вышли из здания. Луна совсем скрылась за тучами, с неба, в полном безветрии, медленно опускались снежинки — огромные, кружевные, словно вырезанные из папиросной бумаги.
Сара запрокинула голову к ночному небу.
— Снег, — сказала она по-детски удивленным голосом.
Нэш следил, как снежинки садятся ей на волосы, на щеки, повисают на ресницах и медленно тают. Когда она вновь повернулась к нему, ее губы улыбались. Это была не та едкая усмешка, что он видел у нее на лице раньше, а настоящая улыбка — искренняя и нежная.
Стена, которую Нэш с таким тщанием, с таким трудом воздвиг между собой и остальным миром, рухнула. И он понял, что с этой секунды все изменилось бесповоротно. Он уже никогда не сможет смотреть на мир как бы со стороны, с прежним бесстрастным отчуждением, которым так нелегко было овладеть. Они не занимались любовью. Их тела не слились, и все же что-то между ними произошло. Каким-то непостижимым образом она сумела пробраться к нему в душу.
Когда-то он поклялся себе никого больше не любить, а теперь смотрел на Сару с ощущением беспомощности. А снег все падал, снежники оседали у нее на волосах, на щеках, на ресницах…
Нэш сделал один неуверенный шаг, потом другой… С той самой ночи на берегу озера он знал, что она должна принадлежать ему. Он хотел обладать ею. Теперь все изменилось. Теперь ему хотелось большего.
Он остановился прямо перед ней, склонился к ее лицу. Ее улыбка угасла. В глазах появилось вопросительное выражение. Медленно, осторожно он обхватил ее лицо руками. Его теплые ладони легли на ее холодные щеки. Их дыхание смешалось. Ее ресницы затрепетали и опустились. Его собственные глаза тоже закрылись. Ничего больше в мире не осталось, кроме ее нежных губ.
Ее волосы скользнули по его запястью. Руки поднялись и обвились вокруг его шеи. Он привлек ее к себе, борясь со складками тяжелого зимнего пальто, коснулся губами ее губ. Они раскрылись, словно приглашая его. И когда его язык встретился с ее язычком, сердце у него забилось с отчаянной силой, он задрожал всем телом.
Раздался автомобильный гудок.
Добро пожаловать в реальный мир.
Взяв ее рукой за подбородок, Нэш прервал поцелуй. Ее ресницы дрогнули. Сара выглядела оглушенной, растерянной… прекрасной.
— Простите меня за то, что я сказал тогда на вечеринке у Харли. — Его голос звучал напряженно, словно каждое слово давалось ему с трудом. — Я иногда говорю то, чего на самом деле вовсе не думаю, потому что… просто потому, что я осел. — Нэш провел пальцем по ее нижней губе. — Приходите ко мне в любое время, когда захотите. Мы можем поиграть в “Монополию”. Или посмотрим телевизор. А может, хотите посмотреть на звезды? У меня есть шезлонги на крыше “Дырявой луны”.
Снова раздался нетерпеливый гудок. Сара заморгала, оглянулась через плечо, потом опять повернулась к нему.
— Мне пора.
Нэш хотел получить от нее обещание новой встречи, хотел удостовериться, что увидит ее еще раз. Но он разжал объятия, и она ускользнула, бегом бросилась к такси. Он пошел за ней, захлопнул дверцу, когда Сара забралась в машину. Когда такси отъехало, Нэш увидел, что она провожает его взглядом через стекло.
Вот она вскинула руку в знак прощания. Пафос. Это слово извлек из него Харли, но тогда они оба смеялись, и только теперь до Нэша дошел его истинный смысл. Он и сам вскинул руку в медленном прощальном жесте. Неужели одно простое движение может причинить столько боли? Столько сладкой горечи?
Вернувшись в редакцию “Дырявой луны”, Нэш принялся бродить по комнате, как сомнамбула. Он взял стаканчик, из которого пила Сара, собираясь его выбросить, но передумал и поставил обратно на стол.
Потом он взял винную бутылку, но тут же отставил ее и включил телевизор. Десять минут спустя он понял, что слепо глядит на экран, и выключил его. В душе у него была пустота, сосущая боль, он вновь ощутил гнетущее одиночество, которого не испытывал годами.
Час спустя он взял телефон и позвонил в справочную. Потом набрал номер своего бывшего шурина.
— Мэтт? Как дела? — спросил Нэш, как только на другом конце провода послышался знакомый голос.
— Кристиан? О мой бог…
Мэтт явно был в шоке, но Нэша это ничуть не удивило.
— Ты откуда звонишь?
Нэш ответил без колебаний:
— Из Атланты. Спасительная ложь.
— Я… я рад тебя слышать.
— Как позвонить Морин?
— Морин? — В голосе Мэтта не осталось и тени дружелюбия. — Морин снова вышла замуж… давным-давно, — скупо и неохотно объяснил он.
Мэтт был славным парнем. Нэш не винил его за стремление оградить сестру.
— Я знаю.
— У нее двое детей, — сочувственно добавил Мэтт.
— Девочки? — еле сумел выговорить Нэш. Голос изменил ему.
— Девочка и мальчик.
Ни возраста, ни имен. Ничего личного. Что ж, все правильно. Нэш ничего не хотел знать о ее новой жизни.
— Кристиан, она счастлива. Зачем ворошить прошлое?
Они с Мэттом когда-то вместе охотились, вместе ходили на футбол. Как-то раз, в холодный, ветреный зимний день, вместе перекрыли крышу дома. Все это было давным-давно, когда жизнь была обычной жизнью, когда все плохое случалось только с посторонними. С какими-то незнакомыми людьми.
— Послушай, ты говоришь с парнем, который помогал тебе подключать канализацию, — напомнил Нэш. — С парнем, который отвез тебя в больницу, когда ты свалился с крыши. — Он понизил голос, заговорил серьезно: — Я просто хочу поговорить с ней. Просто хочу сказать ей… что все в порядке. Что я ее не виню… ни в чем.
Молчание. Нэш прекрасно знал, что так смущает Мэтта.
— Мэтт, — добавил он тихо, — я не сумасшедший.
— Все кончено. Оставь ее в покое. Теперь настал черед Нэша умолкнуть. Наконец он сказал:
— Все кончено, и никто этого не понимает лучше, чем я. Именно этого я и хочу. Оставить ее в покое.
Мэтт дал ему номер.
Повесив трубку, Нэш долго сидел и тупо смотрел на стол. Двадцать минут спустя он снова взял трубку, набрал код Сиэтла и номер, который дал ему Мэтт. На втором гудке он отвел трубку от уха и чуть было не положил ее на рычаг, но остановился на полпути и опять поднес ее к уху.
— Алло? Алло?
Голос Морин.
Время вернулось вспять.
— Привет, Морин, — тихо сказал он. Протянулась долгая пауза, потом она спросила:
— Кристиан? Кристиан, это ты?
— Да. Да, это я.
— Где ты?
— Тебе лучше не знать. Как поживаешь?
— Хорошо.
Незнакомцы. Чужие люди, которые когда-то были близки. Когда-то у них была общая жизнь. Он не знал, что сказать, не знал, почему для него это было так важно — связаться с ней после стольких лет. Она стала другим человеком. Он — тоже.
— Я рада, что ты позвонил, — сказала она. — Я не знала, где ты, что ты… Я беспокоилась.
— Я слыхал, ты замужем.
— У нас двое детей. Девочка и мальчик. А мой муж… он доктор. Нэш сглотнул:
— Я рад за тебя.
Помолчали. Ни он, ни она не знали, что еще сказать.
— Кристиан, с тобой все в порядке?
— Да, не волнуйся.
— Послушай, я должна была жить дальше. Ты же понимаешь?
— Понимаю. Именно это я и хотел тебе сказать. Я тебя не виню за то, что ты со мной развелась. Ждать двенадцать лет… это слишком долго. Да дело даже не в этом. Все равно, даже если бы тебе не пришлось ждать все эти годы… все было бы уже не так. У нас ничего бы не вышло.
— Верно… ничего бы не вышло, — подтвердила Морин после минутной паузы. — Я рада, что ты это понимаешь. Когда ты вышел из тюрьмы, я хотела приехать, встретить тебя, но мой муж сказал, что это неудачная мысль. И потом, я тогда только-только родила…
Нэш вспомнил день своего освобождения из тюрьмы. Серый зимний день. Его отвезли на станцию, вручили ему билет на поезд до Чикаго плюс триста долларов наличными и отпустили. Это был не самый радостный день в его жизни.
— А потом, уже позже, я пыталась тебя разыскать.
— Да ладно, забудь. — Нэш не хотел слышать виноватые нотки в голосе бывшей жены. — Я сам не хотел, чтобы меня нашли. — Проделать фокус с исчезновением оказалось совсем нетрудно. — Морин?
— Да?
— То, что у нас когда-то было… Все-таки это было здорово, правда?
Он услышал, как она судорожно вздохнула на том конце провода, и пожалел о своих словах. Ему вовсе не хотелось ее расстраивать.
— Да, — ответила она наконец срывающимся голосом. — Это было здорово. Чертовски здорово. Можно сказать, почти идеально.
Нэш перевел дух. Он и сам так думал. Так ему все и вспоминалось. Но иногда память играет с человеком злые шутки.
— Ты уже нарядила рождественскую елку? — спросил он, чтобы выбраться из зыбкой трясины воспоминаний на более твердую почву. — Я помню, как ты всегда настаивала на настоящей елке, не синтетической.
— Да, — подтвердила Морин. Его слова дали ей время опомниться и прийти в себя. — Я помню, как ты любил Рождество. Ты становился совершенно неуправляемым. Прямо как ребенок.
Он улыбнулся:
— Помнишь наш первый Сочельник? Как мы уснули прямо под елкой?
— Мы были так молоды…
Это было слишком интимное воспоминание. Он незаконно пересек границу и вступил в запретную зону, куда ему хода не было.
— Да, мы были молоды. Извини, мне пора:
— Погоди… Алло, Кристиан?
— Да?
— Я должна тебе кое-что сказать. Он ждал.
— Я тогда сказала тебе, что ты поступил неправильно, что из-за тебя кошмар стал еще более невыносимым. — Слова давались ей с трудом, голос напоминал тонкую пружину, которая с каждой секундой закручивалась все туже. — Мне очень жаль, — сказала Морин. — Я была так зла на тебя. Ты предал все, что у нас было, предал меня… бросил, когда я больше всего в тебе нуждалась. — Пружина лопнула, и страх, гнев, боль, чувство вины — все выплеснулось наружу. — Я тебя тогда ненавидела. За то, что ты меня бросил. Но теперь я понимаю, что была не права. Это, конечно, не оправдание, но я обезумела от горя. — Голос у нее задрожал. — Наша девочка… погибла. Да еще такой страшной смертью. — Морин умолкла, и Нэш понял, что она плачет. Он услышал, как она сморкается, всхлипывает. Он ждал, прислушиваясь. — Я хочу тебе сказать, что ты поступил правильно, — вновь заговорила Морин, справившись наконец с собой. — Ты меня слышишь? Ты сделал то, что должен был делать. И они не имели права сажать тебя за это в тюрьму. Они должны были дать тебе медаль, черт бы их побрал!
— Не делай из меня того, кем я не был, — вздохнул Нэш. Ему было ужасно тяжело. Разговор с Морин разбередил старые раны. — Медали дают героям.
— Да, — сказала она уже спокойно, от недавней истерики не осталось и следа. — Да, я знаю. Послушай, Кристиан, я все сохранила. Ее детские вещи. Школьные фотографии. Ее любимые игрушки. Когда ты будешь готов… если ты когда-нибудь захочешь…
Сам не зная как, Нэш сумел попрощаться с Морин. Сам не зная как, сумел правильно положить трубку на рычаг. Потом он уронил голову на скрещенные руки и впервые за последние двенадцать лет зарыдал.
— Не останавливайтесь.
— Вы же не хотите… чтобы я взял вас насильно?
— Это не имеет значения. Нэш отодвинулся от нее.
— Господи, это невозможно! — Он сел, повернувшись к ней спиной, спустил ноги на пол, оперся локтями на колени, провел руками по волосам, потер лицо. — Господи…
Его прошиб пот, дыхание стало прерывистым и частым. Стук сердца гулко отдавался в груди, как в пустом барабане. Так он просидел несколько минут, пережидая, пока кровь успокоится. В комнате повисла тягостная тишина, казалось, она давит на него, как мраморная плита. На улице, где-то вдалеке, завыла сирена, но шум вскоре затих.
Нэш ничего не понимал. Какого черта ей надо? В какую игру она играет? Было совершенно ясно, что заниматься с ним сексом она не хочет, что она себя к этому принуждает.
Его взгляд упал на брюки, лежавшие на полу. Нэш подхватил их, сунул в них ноги, натянул. Потом поднялся и начал шарить в темноте, нащупывая футболку. Надев ее, он повернулся и сказал:
— Я не понимаю, какого черта…
Его голос прервался.
Сара лежала на боку лицом к окну, подложив сцепленные руки под голову, подтянув колени к животу, уставившись широко раскрытыми глазами в пустоту. Она плакала. Совершенно беззвучно.
О боже.
Он был человеком без сердца, без совести, но его вдруг пронзила невыносимая боль. Эта боль судорогой сжала ему горло и едко защипала глаза. Эта боль была ему знакома, но он не хотел испытать ее вновь.
— Сара.
Нэш сел рядом с ней, и матрац под ним прогнулся, пружины заскрипели. Он протянул руку, неуверенно повисшую в воздухе над ее обнаженным бедром, и в конце концов опустил ее на плечо Сары.
Кожа у нее была ледяная. Нэш нащупал одеяло и укрыл ее. Контуры ее тонкого тела едва проступали под грубой тканью.
Впервые в жизни Нэш чувствовал себя совершенно растерянным. Он молчал. Он просто не знал, что сказать.
Сара судорожно вздохнула. Этот тихий вздох наполнил комнату и еще больше усугубил его боль. И тут она заговорила — тихо, безучастно. Этот бесцветный голос, скупо отмерявший слова, сам по себе свидетельствовал о многом. Например, о нечеловеческом самообладании.
— Я думала, что могу стать другой. Хоть ненадолго.
Нэш не знал, что ему делать, но на всякий случай обнял ее. Он прижимал Сару к себе и укачивал, как ребенка. Он вдыхал ее запах. Он гладил ее по волосам, пропуская шелковистые пряди между пальцами.
Он инстинктивно угадал, что сейчас перед ним настоящая Сара Айви, а не светская львица в дорогих нарядах и сверкающих драгоценностях, не богатая высокомерная сучка, повернувшаяся к нему спиной.
Или взять, к примеру, женщину на пляже — там тоже была настоящая Сара Айви. Дерзкая. Вызывающая. Сексуальная. Сводящая его с ума.
Но эта, теперешняя Сара Айви… она разбила ему сердце.
Часы на столе издали свой привычный скрипучий звук. Прошло еще полчаса. Девять часов вечера. Сара подняла голову с его плеча и вздохнула:
— Мне пора идти.
Чувствуя себя до странности беззащитным, он позволил ей выскользнуть из своих рук. Ее тело оставило на нем невидимый, но ощутимый теплый отпечаток.
Она встала, прижимая к себе одеяло.
— Не смотрите на меня, пока я буду одеваться, — попросила Сара.
Нэш уже видел ее обнаженной. У него была ее фотография, которую он разглядывал ежедневно, та фотография, о которой он ей солгал. Он отвернулся и подошел к окну, приподнял одним пальцем пластину жалюзи. Металлическая полоска согнулась со щелчком, Нэш выглянул в образовавшийся треугольник. В окно светила полная декабрьская луна. Она стояла низко над горизонтом, ее расплывчатые очертания предвещали приближающуюся снежную бурю.
— Не уходите, — тихо сказал Нэш.
— Мне надо идти.
— Почему? — Ему противно было думать, что она торопится вернуться к Айви. — Вы не пришли бы сюда, если бы были счастливы в браке.
Она ничего не ответила. Не стала ни подтверждать его правоту, ни отрицать ее. Нэш ничего не понимал. Зачем женщине цепляться за неудачный брак? Некоторые женщины делали это ради детей, но у нее не было детей. Значит, из-за денег.
Ему не хотелось включать электрический свет, назойливый и резкий, и он предпочел просто открыть жалюзи, впустив в комнату мягкое освещение с улицы. Сара двигалась у него за спиной, до него донеслись ее легкие шаги, пока она пересекала комнату.
Нэш обернулся.
Сара была полностью одета и в этот момент как раз набрасывала на плечи пальто. Казалось, одевшись, она вновь обрела уверенность в себе. К ней вернулась ее обычная холодноватая отчужденность. Она подошла к телефону и вызвала себе такси.
Его охватил гнев… а может быть, страх?
— Что будет, если вы вернетесь домой чуть позже? — спросил Нэш с издевкой. — Он лишит вас карманных денег?
Сара молча окинула его взглядом.
Последние несколько лет Нэш слишком возомнил о себе: он считал, что знает о жизни больше, чем кто бы то ни было. Теперь он понял, что зря был так самонадеян. Под взглядом Сары его самомнение пошатнулось. Ему вдруг показалось, что он стоит у самого края пропасти и вот-вот полетит вниз.
— Да, — насмешливо ответила она. — Он лишит меня карманных денег.
Нэш вспомнил, что эта женщина пыталась покончить с собой.
Они говорили о какой-то ерунде, ходили вокруг да около, избегая упоминаний о том, что только что случилось, вернее, не случилось между ними.
— Я не понимаю, — сказал Нэш в бессильной досаде. Ему нужны были недвусмысленные ответы. — Зачем вы сюда пришли? Назло ему? — Тут ему в голову пришла другая мысль, больше соответствовавшая его первоначальному представлению о Саре Айви: — А может, вам просто хотелось поваляться в грязи, но в последний момент вы обнаружили, что у вас для этого кишка тонка?
Сара отвернулась. Вновь обретенное самообладание изменило ей.
— Я… я… ну… — Она сглотнула и крепко сжала губы. — Я хотела предложить вам обмен. — Она говорила так тихо, что Нэш едва различал слова. — Я была готова… то есть я так думала… — Сара передернула плечами, из ее груди вырвался нервный смешок. — Просто оказалось, что секс мне не подходит… как средство платежа. — Сцепив руки, она стиснула их изо всех сил. — Вот если бы вы попросили что-нибудь другое… все, что угодно… это могло бы сработать.
— О чем вы говорите?
— О сексе. Вы же этого требовали. Вы поставили мне ультиматум.
Нэша оглушили негромко произнесенные ею слова.
Что с ним произошло? Когда он успел стать таким бессердечным сукиным сыном? Ведь было время, когда он был куда более наивным, чем Харли. Было время, когда все его считали славным парнем и он сам был о себе того же мнения. А потом ему причинили боль. Его смертельно ранили. И он решил стать беспощадным. Пусть его хоть живьем едят — зубы обломают. Но это… О господи.
— Мне нужно идти.
Ее слова доносились до него как сквозь густой туман.
— П-погодите. — Весь дрожа, он схватил свитер и сумел втиснуть ноги в кроссовки. — Я вас провожу.
Они спустились по ступеням, прошли по длинному унылому коридору и вышли из здания. Луна совсем скрылась за тучами, с неба, в полном безветрии, медленно опускались снежинки — огромные, кружевные, словно вырезанные из папиросной бумаги.
Сара запрокинула голову к ночному небу.
— Снег, — сказала она по-детски удивленным голосом.
Нэш следил, как снежинки садятся ей на волосы, на щеки, повисают на ресницах и медленно тают. Когда она вновь повернулась к нему, ее губы улыбались. Это была не та едкая усмешка, что он видел у нее на лице раньше, а настоящая улыбка — искренняя и нежная.
Стена, которую Нэш с таким тщанием, с таким трудом воздвиг между собой и остальным миром, рухнула. И он понял, что с этой секунды все изменилось бесповоротно. Он уже никогда не сможет смотреть на мир как бы со стороны, с прежним бесстрастным отчуждением, которым так нелегко было овладеть. Они не занимались любовью. Их тела не слились, и все же что-то между ними произошло. Каким-то непостижимым образом она сумела пробраться к нему в душу.
Когда-то он поклялся себе никого больше не любить, а теперь смотрел на Сару с ощущением беспомощности. А снег все падал, снежники оседали у нее на волосах, на щеках, на ресницах…
Нэш сделал один неуверенный шаг, потом другой… С той самой ночи на берегу озера он знал, что она должна принадлежать ему. Он хотел обладать ею. Теперь все изменилось. Теперь ему хотелось большего.
Он остановился прямо перед ней, склонился к ее лицу. Ее улыбка угасла. В глазах появилось вопросительное выражение. Медленно, осторожно он обхватил ее лицо руками. Его теплые ладони легли на ее холодные щеки. Их дыхание смешалось. Ее ресницы затрепетали и опустились. Его собственные глаза тоже закрылись. Ничего больше в мире не осталось, кроме ее нежных губ.
Ее волосы скользнули по его запястью. Руки поднялись и обвились вокруг его шеи. Он привлек ее к себе, борясь со складками тяжелого зимнего пальто, коснулся губами ее губ. Они раскрылись, словно приглашая его. И когда его язык встретился с ее язычком, сердце у него забилось с отчаянной силой, он задрожал всем телом.
Раздался автомобильный гудок.
Добро пожаловать в реальный мир.
Взяв ее рукой за подбородок, Нэш прервал поцелуй. Ее ресницы дрогнули. Сара выглядела оглушенной, растерянной… прекрасной.
— Простите меня за то, что я сказал тогда на вечеринке у Харли. — Его голос звучал напряженно, словно каждое слово давалось ему с трудом. — Я иногда говорю то, чего на самом деле вовсе не думаю, потому что… просто потому, что я осел. — Нэш провел пальцем по ее нижней губе. — Приходите ко мне в любое время, когда захотите. Мы можем поиграть в “Монополию”. Или посмотрим телевизор. А может, хотите посмотреть на звезды? У меня есть шезлонги на крыше “Дырявой луны”.
Снова раздался нетерпеливый гудок. Сара заморгала, оглянулась через плечо, потом опять повернулась к нему.
— Мне пора.
Нэш хотел получить от нее обещание новой встречи, хотел удостовериться, что увидит ее еще раз. Но он разжал объятия, и она ускользнула, бегом бросилась к такси. Он пошел за ней, захлопнул дверцу, когда Сара забралась в машину. Когда такси отъехало, Нэш увидел, что она провожает его взглядом через стекло.
Вот она вскинула руку в знак прощания. Пафос. Это слово извлек из него Харли, но тогда они оба смеялись, и только теперь до Нэша дошел его истинный смысл. Он и сам вскинул руку в медленном прощальном жесте. Неужели одно простое движение может причинить столько боли? Столько сладкой горечи?
Вернувшись в редакцию “Дырявой луны”, Нэш принялся бродить по комнате, как сомнамбула. Он взял стаканчик, из которого пила Сара, собираясь его выбросить, но передумал и поставил обратно на стол.
Потом он взял винную бутылку, но тут же отставил ее и включил телевизор. Десять минут спустя он понял, что слепо глядит на экран, и выключил его. В душе у него была пустота, сосущая боль, он вновь ощутил гнетущее одиночество, которого не испытывал годами.
Час спустя он взял телефон и позвонил в справочную. Потом набрал номер своего бывшего шурина.
— Мэтт? Как дела? — спросил Нэш, как только на другом конце провода послышался знакомый голос.
— Кристиан? О мой бог…
Мэтт явно был в шоке, но Нэша это ничуть не удивило.
— Ты откуда звонишь?
Нэш ответил без колебаний:
— Из Атланты. Спасительная ложь.
— Я… я рад тебя слышать.
— Как позвонить Морин?
— Морин? — В голосе Мэтта не осталось и тени дружелюбия. — Морин снова вышла замуж… давным-давно, — скупо и неохотно объяснил он.
Мэтт был славным парнем. Нэш не винил его за стремление оградить сестру.
— Я знаю.
— У нее двое детей, — сочувственно добавил Мэтт.
— Девочки? — еле сумел выговорить Нэш. Голос изменил ему.
— Девочка и мальчик.
Ни возраста, ни имен. Ничего личного. Что ж, все правильно. Нэш ничего не хотел знать о ее новой жизни.
— Кристиан, она счастлива. Зачем ворошить прошлое?
Они с Мэттом когда-то вместе охотились, вместе ходили на футбол. Как-то раз, в холодный, ветреный зимний день, вместе перекрыли крышу дома. Все это было давным-давно, когда жизнь была обычной жизнью, когда все плохое случалось только с посторонними. С какими-то незнакомыми людьми.
— Послушай, ты говоришь с парнем, который помогал тебе подключать канализацию, — напомнил Нэш. — С парнем, который отвез тебя в больницу, когда ты свалился с крыши. — Он понизил голос, заговорил серьезно: — Я просто хочу поговорить с ней. Просто хочу сказать ей… что все в порядке. Что я ее не виню… ни в чем.
Молчание. Нэш прекрасно знал, что так смущает Мэтта.
— Мэтт, — добавил он тихо, — я не сумасшедший.
— Все кончено. Оставь ее в покое. Теперь настал черед Нэша умолкнуть. Наконец он сказал:
— Все кончено, и никто этого не понимает лучше, чем я. Именно этого я и хочу. Оставить ее в покое.
Мэтт дал ему номер.
Повесив трубку, Нэш долго сидел и тупо смотрел на стол. Двадцать минут спустя он снова взял трубку, набрал код Сиэтла и номер, который дал ему Мэтт. На втором гудке он отвел трубку от уха и чуть было не положил ее на рычаг, но остановился на полпути и опять поднес ее к уху.
— Алло? Алло?
Голос Морин.
Время вернулось вспять.
— Привет, Морин, — тихо сказал он. Протянулась долгая пауза, потом она спросила:
— Кристиан? Кристиан, это ты?
— Да. Да, это я.
— Где ты?
— Тебе лучше не знать. Как поживаешь?
— Хорошо.
Незнакомцы. Чужие люди, которые когда-то были близки. Когда-то у них была общая жизнь. Он не знал, что сказать, не знал, почему для него это было так важно — связаться с ней после стольких лет. Она стала другим человеком. Он — тоже.
— Я рада, что ты позвонил, — сказала она. — Я не знала, где ты, что ты… Я беспокоилась.
— Я слыхал, ты замужем.
— У нас двое детей. Девочка и мальчик. А мой муж… он доктор. Нэш сглотнул:
— Я рад за тебя.
Помолчали. Ни он, ни она не знали, что еще сказать.
— Кристиан, с тобой все в порядке?
— Да, не волнуйся.
— Послушай, я должна была жить дальше. Ты же понимаешь?
— Понимаю. Именно это я и хотел тебе сказать. Я тебя не виню за то, что ты со мной развелась. Ждать двенадцать лет… это слишком долго. Да дело даже не в этом. Все равно, даже если бы тебе не пришлось ждать все эти годы… все было бы уже не так. У нас ничего бы не вышло.
— Верно… ничего бы не вышло, — подтвердила Морин после минутной паузы. — Я рада, что ты это понимаешь. Когда ты вышел из тюрьмы, я хотела приехать, встретить тебя, но мой муж сказал, что это неудачная мысль. И потом, я тогда только-только родила…
Нэш вспомнил день своего освобождения из тюрьмы. Серый зимний день. Его отвезли на станцию, вручили ему билет на поезд до Чикаго плюс триста долларов наличными и отпустили. Это был не самый радостный день в его жизни.
— А потом, уже позже, я пыталась тебя разыскать.
— Да ладно, забудь. — Нэш не хотел слышать виноватые нотки в голосе бывшей жены. — Я сам не хотел, чтобы меня нашли. — Проделать фокус с исчезновением оказалось совсем нетрудно. — Морин?
— Да?
— То, что у нас когда-то было… Все-таки это было здорово, правда?
Он услышал, как она судорожно вздохнула на том конце провода, и пожалел о своих словах. Ему вовсе не хотелось ее расстраивать.
— Да, — ответила она наконец срывающимся голосом. — Это было здорово. Чертовски здорово. Можно сказать, почти идеально.
Нэш перевел дух. Он и сам так думал. Так ему все и вспоминалось. Но иногда память играет с человеком злые шутки.
— Ты уже нарядила рождественскую елку? — спросил он, чтобы выбраться из зыбкой трясины воспоминаний на более твердую почву. — Я помню, как ты всегда настаивала на настоящей елке, не синтетической.
— Да, — подтвердила Морин. Его слова дали ей время опомниться и прийти в себя. — Я помню, как ты любил Рождество. Ты становился совершенно неуправляемым. Прямо как ребенок.
Он улыбнулся:
— Помнишь наш первый Сочельник? Как мы уснули прямо под елкой?
— Мы были так молоды…
Это было слишком интимное воспоминание. Он незаконно пересек границу и вступил в запретную зону, куда ему хода не было.
— Да, мы были молоды. Извини, мне пора:
— Погоди… Алло, Кристиан?
— Да?
— Я должна тебе кое-что сказать. Он ждал.
— Я тогда сказала тебе, что ты поступил неправильно, что из-за тебя кошмар стал еще более невыносимым. — Слова давались ей с трудом, голос напоминал тонкую пружину, которая с каждой секундой закручивалась все туже. — Мне очень жаль, — сказала Морин. — Я была так зла на тебя. Ты предал все, что у нас было, предал меня… бросил, когда я больше всего в тебе нуждалась. — Пружина лопнула, и страх, гнев, боль, чувство вины — все выплеснулось наружу. — Я тебя тогда ненавидела. За то, что ты меня бросил. Но теперь я понимаю, что была не права. Это, конечно, не оправдание, но я обезумела от горя. — Голос у нее задрожал. — Наша девочка… погибла. Да еще такой страшной смертью. — Морин умолкла, и Нэш понял, что она плачет. Он услышал, как она сморкается, всхлипывает. Он ждал, прислушиваясь. — Я хочу тебе сказать, что ты поступил правильно, — вновь заговорила Морин, справившись наконец с собой. — Ты меня слышишь? Ты сделал то, что должен был делать. И они не имели права сажать тебя за это в тюрьму. Они должны были дать тебе медаль, черт бы их побрал!
— Не делай из меня того, кем я не был, — вздохнул Нэш. Ему было ужасно тяжело. Разговор с Морин разбередил старые раны. — Медали дают героям.
— Да, — сказала она уже спокойно, от недавней истерики не осталось и следа. — Да, я знаю. Послушай, Кристиан, я все сохранила. Ее детские вещи. Школьные фотографии. Ее любимые игрушки. Когда ты будешь готов… если ты когда-нибудь захочешь…
Сам не зная как, Нэш сумел попрощаться с Морин. Сам не зная как, сумел правильно положить трубку на рычаг. Потом он уронил голову на скрещенные руки и впервые за последние двенадцать лет зарыдал.
13
Колокольчик над входом в магазин звякнул. Тяжелая стеклянная дверь закрылась, но ледяной ветер, задувавший с озера, мгновенно наполнил помещение, принеся с собой Нэша Одюбона. Он стоял у порога, все еще ссутулившись, чтобы защититься от ветра.
16.30, уже почти стемнело, и пора закрывать. За спиной у Нэша заходящее солнце бросало оранжевые отсветы на расписанное ледяными узорами окно.
Сара не ожидала увидеть его еще раз и даже сказала себе, что так будет лучше. Но если бы она знала, что он появится, у нее был бы шанс подготовиться, придумать, что надо сказать. Его неожиданное появление повергло ее в растерянность. В голове у Сары царил сумбур.
Прошло девять дней с того рокового вечера, когда она выставила себя круглой дурой у него в кабинете, и с каждым проходящим днем воспоминание о той нелепой сцене становилось все более унизительным. Ей хотелось стереть этот вечер из своей памяти, но он засел в голове как гвоздь, и пережитое унижение со временем принимало все более грандиозные размеры.
Сара молча смотрела, как Нэш снимает свою вязаную шапочку, проводит обеими руками по длинным, спутавшимся волосам, убирая их с лица, и вновь водружает шапочку на голову. Опустив взгляд, она заметила, что свои обычные кроссовки он сменил на ботинки.
Нэш улыбнулся ей скуповатой улыбкой — только уголками рта.
— Привет.
— Привет.
Фамильярное приветствие. Во всей этой встрече чувствовалась неловкость, возникающая между людьми, связанными неким интимным секретом. Чужие друг другу, они тем не менее лежали в одной постели, соприкасались обнаженными телами.
— Подвезти вас до дому? — тихо спросил Нэш. “Не искушай меня. Бога ради, не искушай меня”, — мысленно взмолилась Сара.
— Я не могу.
— Это ваш вечный ответ на все вопросы? “Я не могу”?
16.30, уже почти стемнело, и пора закрывать. За спиной у Нэша заходящее солнце бросало оранжевые отсветы на расписанное ледяными узорами окно.
Сара не ожидала увидеть его еще раз и даже сказала себе, что так будет лучше. Но если бы она знала, что он появится, у нее был бы шанс подготовиться, придумать, что надо сказать. Его неожиданное появление повергло ее в растерянность. В голове у Сары царил сумбур.
Прошло девять дней с того рокового вечера, когда она выставила себя круглой дурой у него в кабинете, и с каждым проходящим днем воспоминание о той нелепой сцене становилось все более унизительным. Ей хотелось стереть этот вечер из своей памяти, но он засел в голове как гвоздь, и пережитое унижение со временем принимало все более грандиозные размеры.
Сара молча смотрела, как Нэш снимает свою вязаную шапочку, проводит обеими руками по длинным, спутавшимся волосам, убирая их с лица, и вновь водружает шапочку на голову. Опустив взгляд, она заметила, что свои обычные кроссовки он сменил на ботинки.
Нэш улыбнулся ей скуповатой улыбкой — только уголками рта.
— Привет.
— Привет.
Фамильярное приветствие. Во всей этой встрече чувствовалась неловкость, возникающая между людьми, связанными неким интимным секретом. Чужие друг другу, они тем не менее лежали в одной постели, соприкасались обнаженными телами.
— Подвезти вас до дому? — тихо спросил Нэш. “Не искушай меня. Бога ради, не искушай меня”, — мысленно взмолилась Сара.
— Я не могу.
— Это ваш вечный ответ на все вопросы? “Я не могу”?