Страница:
Данные изыскания привели Шлейхера к чрезвычайно важной для современной лингвокультурологии идее – к фактическому определению котлового развития языков, т.е. к главной идее Пражской лингвистической школы, к идее, на которой основывается современная культурология, фольклористика и отчасти лингвистика: «Чем восточнее живет народ, тем на более древнем уровне остался его язык, и чем западнее, тем менее древних черт и долее новообразований он содержит»[149]. По мнению Шлейхера, главным в развитии языков выступает не столько их генетическое родство, а культурно-языковое окружение. Не исключено, что к подобным выводам немецкий ученый пришел интуитивно, а не путем научного анализа. Вместе с тем, его идея о котловом развитии языков произвела настоящую революцию в языкознании. По своей значимости и влиянию творчество Шлейхера можно оценить, как не меньше, чем творчество Гумбольдта.
Таким образом, идея А.Шлейхера о котловом (региональном) развитии языков является одной из главных не только в современной лингвокультурологии, но и в ряде других гуманитарных наук. Идея Шлейхера о котловом развитии языков переменила взгляды европейцев на осмысление самого понятия культуры. Языковая и религиозная принадлежность народов стала для европейцев не такой уж и важной по сравнению с принадлежностью народов к определенному региону. Стоит сказать, что Шлейхер впервые сформулировал идею, на которой зиждется современный Евросоюз.
Конечно, Шлейхер получил меньшую известность, чем Гумбольдт, хотя его научная значимость не менее важна. К тому были и объективные причины, связанные с разноплановостью и путанностью исследований этого великого ученого. В целом тексты Шлейхера отличаются слабой научностью, нередко голословными утверждениями.
Идеи об отношениях языка и культуры
В XX веке Вопрос о соотношении языка и культуры стал одним из основных в языкознании.
Существенный интерес в данном случае представляет работа И.Сталина, отражающая марксистскую позицию в вопросе о соотношении языка и культуры[150]. Сталин утверждает относительную независимость языка от явлений культуры: «На протяжении последних 30 лет в России был ликвидирован старый, капиталистический базис и построен новый, социалистический базис. Соответственно с этим была ликвидирована надстройка над капиталистическим базисом и создана новая надстройка, соответствующая социалистическому базису. Были, следовательно, заменены старые политические, правовые и иные учреждения новыми, социалистическими. Но, несмотря на это, русский язык остался в основном таким же, каким он был…»[151]. Язык, по Сталину, не является надстроечной структурой, а имеет самостоятельную природу: «язык, принципиально отличаясь от надстройки, не отличается, однако, от орудий производства, скажем, от машин»[152], «Язык… является продуктом целого ряда эпох, на протяжении которых он оформляется, обогащается, развивается, шлифуется. Поэтому язык живет несравненно дольше, чем любой базис и любая надстройка»[153], «Сфера действия языка, охватывающего все области деятельности человека, гораздо шире и разностороннее, чем сфера действия надстройки. Более того, она почти безгранична»[154].
Несмотря на непопулярность учения марксизма, следует отметить, что именно позиции марксизма лежат в основе современных взглядов на отношения языка и культуры.
Так, Р.Робинс, Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров пишут, вторя марксизму: «Язык – зеркало культуры, в нем отражается не только реальный мир, окружающий человека, не только реальные условия его жизни, но и общественное самосознание народа, его менталитет, национальный характер, образ жизни, традиции, обычаи, мораль, система ценностей, мироощущение, видение мира»[155], «Язык – сокровищница, кладовая, копилка культуры. Он хранит культурные ценности – в лексике, в грамматике, в идиоматике, в пословицах, поговорках, в фольклоре, в художественной и научной литературе, в формах письменной и устной речи»[156].
Итак, исходя из позиций современной лингвокультурологии, язык не существует вне культуры как социально унаследованной совокупности практических навыков и идей, характеризующих наш образ жизни. Как один из видов человеческой деятельности, язык оказывается составной частью культуры, определяемой как совокупность результатов человеческой деятельности в разных сферах жизни человека: производственной, общественной, духовной. Однако в качестве формы существования мышления и, главное, как средство общения язык стоит в одном ряду с культурой.
«Если же рассматривать язык с точки зрения его структуры, функционирования и способов овладения им (как родным, так и иностранным), то социокультурный слой, или компонент культуры, оказывается частью языка или фоном его реального бытия»[157]. «В то же время компонент культуры – не просто некая культурная информация, сообщаемая языком. Это неотъемлемое свойство языка, присущее всем его уровням»[158]. «Язык – мощное общественное орудие, формирующее людской поток в этнос, образующий нацию через хранение и передачу культуры, традиций, общественного самосознания данного речевого коллектива»[159].«Первое место среди национально-специфических компонентов культуры занимает язык. Язык в первую очередь способствует тому, что культура может быть как средством общения, так и средством разобщения людей. Язык – это знак принадлежности его носителей к определенному социуму»[160].
Тем не менее проблема соотношения языка и культуры – вопрос сложный и многоаспектный.
Язык любого этноса в современной лингвокультурологии считается составной частью национальной культуры; это признается многими исследователями, но вместе с тем, именно эта проблема изучена пока совершенно недостаточно. Это объясняется тем, что лингвисты изучают язык для его возможно лучшего описания как объекта исследования, а также для различных приложений, например, для целей наиболее простого, но вместе с тем и традиционного начертания слов, для верного построения предложений, словосочетаний, отдельных слов и их частей, для обучения языку иностранцев и т.д.
До некоторой степени язык как явление национальной культуры анализируется социолингвистикой, которая исследует, например, проблему двуязычия, выясняя предпочтение населения в использовании того или иного языка, или проблему особых вариантов языка, доходящих до жаргонов, при рассмотрении языка различных слоев общества[161].
Еще ближе к выполнению задач культурологии подходит этнолингвистика, изучающая национальную специфику того или иного языка в его тесном взаимодействии с культурой. Тем не менее, и эта дисциплина не вполне выполняет задачи, которые ставит перед собой культурология[162].
Культурологию язык, как и любая другая часть культуры, интересует прежде всего в плане собственных задач и через призму собственных категорий и концепций. Так, если культурология различает культуру элитарную, народную и массовую, то и язык должен быть исследован именно с этой точки зрения; в нем могут быть обнаружены элитарные, народные и массовые компоненты[163]. Культурология различает в каждой культуре субкультуры, некоторые из которых доходят до контркультуры; следовательно, и в языке должны быть выявлены соответствующие образования[164]. Весьма любопытна проблема различения культуры и цивилизации, где одним из критериев цивилизации является наличие у того или иного этноса собственной незаимствованной письменности; здесь мы напрямую выходим на собственно лингвистическую проблематику. Как правило, ступени цивилизации в культуре соответствует и наличие в национальном языке так называемого общенационального наддиалекта, койне, или литературного языка, как письменного, так и устного[165]. Крайне интересна и проблема личности как носителя, потребителя и творца языка: в традиционной лингвистике проблеме языкового творчества внимания уделяется явно мало[166].
Перечисленные проблемы кажутся, вместе с тем, не слишком сложными по сравнению с гораздо более трудной проблемой понимания эволюции языка в контексте эволюции всей культуры данного этноса. Здесь более или менее обширный материал собран в области лексикологии, где можно видеть резкую смену словарного состава языка в эпоху культурных революций; что же касается таких проблем, как эволюция грамматических категорий, например, утраты или приобретения соответствующих глагольных форм, падежей, моделей и форм словообразования, то здесь связь с эволюцией культуры на сегодня едва ощутима. Наконец, многочисленные фонетические изменения в процессе эволюции языка обычно рассматриваются только в рамках собственных, чисто языковых законов фонетической эволюции. В результате культуролог оказывается бессильным понять развитие языка в общем контексте развития культуры данной цивилизации.
Таким образом, основной и исходной идеей лингвокультурологии стала идея о неразрывной связи языка и культуры. Как видим, для обращения к исследованию перечисленных и многих других, не названных здесь проблем, необходимо предварительное убеждение исследователя в том, что язык никоим образом не выпадает из общих закономерностей развития культуры, и тем самым к нему в полной степени применим весь арсенал культурологических методов исследования. В качестве дополнительного и весьма важного стимула изучения языка в культурологическом аспекте может явиться мысль о том, что язык является не только частью культуры, но во многом и системообразующей ее частью, то есть, эволюционируя под воздействием определенных требований эпохи и в чем-то от них отставая, язык сам формирует определенное культурологическое поле, заставляющее определенным образом разворачиваться и другие элементы культуры, как то: искусство, науку, религию и т.д.
Идея привлечения достижений культурологии к лингвистическим исследованиям (формирование лингвострановедения)
Одними из первых в отечественном языкознании термин, в основе которого лежит синтез культурологи и лингвистики, использовали в 1971 году Е. М. Верещагин и В. Г. Костомаров в брошюре «Лингвистическая проблема страноведения в преподавании русского языка иностранцам». Этим термином стало новое направление в лингвистике, предшествовавшее лингвокультурологии, – лингвострановедение.
Лингвострановедение – раздел науки о языке, с одной стороны, включающий в себя обучение языку, а с другой, дающий определенные сведения о стране изучаемого языка. В процессе обучения иностранному языку в этом аспекте элементы страноведения сочетаются с языковыми явлениями, которые выступают не только как средство коммуникации, но и как способ ознакомления обучающихся с новой для них действительностью. Наряду с овладением иностранным языком происходит усвоение культурологических знаний и формирование способности понимать ментальность носителей другого языка. Образовательная же ценность этого раздела лингвистики заключается в том, что знакомство с культурой изучаемого языка происходит путем постоянного сравнения имевшихся ранее знаний и понятий с вновь полученными, со знаниями и понятиями о своей стране.
Итак, лингвострановедение – «аспект преподавания русского языка иностранцам, в котором с целью обеспечения общеобразовательных и гуманистических задач лингводидактически реализуется кумулятивная функция языка и проводится акультурация адресата, причем методика имеет филологическую природу – ознакомление проводится через посредство русского языка и в процессе его изучения»[167].
Главная цель лингвострановедения – обеспечение коммуникативной компетенции в актах межкультурной коммуникации, прежде всего через адекватное восприятие речи собеседника и понимание оригинальных текстов. В этом отношении решающее значение приобретает тот факт, что изучающий иностранный язык должен овладеть им как средством межкультурной коммуникации, что предполагает необходимость формирования у него лингвострановедческой компетенции, являющейся неотъемлемой частью коммуникативной компетенции.
Основу лингвострановедческой компетенции изучающего русский язык, на наш взгляд, составляют фоновые знания типичного представителя российской лингвокультурной общности. Словарь лингвистических терминов дает следующее определение фоновых знаний: «Фоновое знание – background knowledge. Обоюдное знание реалий говорящим и слушающим, являющееся основой языкового общения»[168].
Наличие общих знаний является основной предпосылкой для адекватного общения, когда участники общения (коммуниканты) принадлежат к различным лингвокультурным общностям. В ходе обучения студенты должны усвоить определенный объем фоновых знаний, который в современной методике определяется как «фреймовая пресуппозиция»[169].
Фреймовую, или когнитивную, пресуппозицию рассматривают как единицу, лежащую в основе фоновых знаний инокультурной общности, «как невербальный компонент коммуникации, как сумму условий, предпосылаемых собственно речевому высказыванию и являющихся национально-специфическим индикатором интракультурного общения»[170].
С позиций лингвострановедения, номинативные единицы языка часто обладают экстралингвистическим содержанием, которое прямо и непосредственно отражает обслуживаемую языком национальную культуру. Эта часть значения слова, восходящая к истории, географии, религии, традициям, фольклору – иначе говоря, к культуре страны, называется национально-культурным компонентом, а номинативные единицы языка, содержащие такой компонент, принято называть лингвострановедчески ценной лексикой[171].
Как известно, в структуре слова содержится понятийное ядро, фиксируемое в словарных толкованиях, и непонятийные семы, отражающие экспрессивность, эмоциональность, оценку, разнообразные ассоциации, свойственные носителям того или иного языка. Совокупность этих непонятийных семантических долей называется лингвострановедческим фоном, который составляет национально-культурный компонент значения.
При выявлении национально-культурных компонентов семантики слова необходимо сопоставительное исследование, потому что «как безэквивалентные слова, так и фоновые – не абсолютная категория, а относительная. Судить о том, можно ли определенное слово назвать безэквивалентным, допустимо лишь по отношению к какому-либо языку»[172]. Таким образом, предметом лингвострановедения являются безэквивалентная и фоновая лексика, у которых наблюдается отсутствие или расхождение понятийных или фоновых семантических долей при их сопоставлении с другим языком. Для выявления подобных слов в работе применяется прием компарации, который, «будучи на практике механизмом сличения первой и второй культуры… позволяет выделить специфические черты культуры, наиболее характерные для жизни страны изучаемого языка»[173].
Т.Н. Астафурова отмечает три вида асимметрии в лингвострановедении: в семиотическом, парадигматическом и синтагматическом планах. Асимметрия в семиотическом плане заключается в отсутствии одного из компонентов знакового отношения: обозначаемого или обозначающего. Парадигматическая асимметрия наблюдается в тех случаях, когда в двух языках присутствует и обозначаемое и обозначающее, но имеется расхождение на одном из уровней знаковых отношений: на уровне реалий, значений или самих знаков. Асимметрия в синтагматическом плане заключается в том, что предметный ряд в своей континуальности длится различно в двух социумах[174].
Особое значение для проводимого исследования имеет также теория закономерных соответствий при переводе лексики, созданная Я.И. Рецкером[175], и описание видов межъязыковых переводческих соответствий, предложенное В.С. Виноградовым[176].
Анализ основных положений лингвострановедческой теории слова позволяет сделать вывод, что добиться адекватного взаимопонимания между коммуникантами в ситуациях межкультурной коммуникации невозможно без знания лексики с национально-культурным компонентом семантики. Таким образом, в учебных целях необходимо выделить лингвистический компонент лингвострановедческой компетенции, куда войдут лексические единицы, наиболее ярко отражающие национальные особенности культуры народа – носителя изучаемого языка: реалии (обозначения предметов и явлений, характерных для одной культуры и отсутствующих в другой), коннотативная лексика (слова, совпадающие по основному значению, но отличные по культурно-историческим ассоциациям), фоновая лексика (обозначения предметов и явлений, имеющих аналоги в сопоставляемых культурах, но различающиеся национальными особенностями функционирования, формы, предназначения предметов). При этом культурологическая и страноведческая ценность, типичность, общеизвестность и ориентация на современную действительность, тематичность и функциональность явлений являются важнейшими критериями отбора национально-культурного компонента содержания обучения иностранному языку.
Итак, мы видим, что проблема отбора и классификации лексики с национально-культурным компонентом значения для обучения иностранному языку тесно связана с проблемой реалий. Термин «реалия» используется в лингвистике, литературоведении, переводоведении и лингвострановедении. Несмотря на столь широкое применение, в исследовательской литературе нет четких критериев определения реалии. Существует двоякое понимание данного явления: реалия-предмет как понятие, явление, характерное для истории, культуры, уклада жизни того или иного народа и не встречающееся у другого народа; и реалия-слово, то есть языковые единицы, обозначающие такие явления, предметы и понятия, а также пословицы, афоризмы и фразеологизмы.
Интересной представляется точка зрения В.П.Конецкой, которая рассматривает реалии не просто как особые предметы объективной действительности, но как особые референты – элементы объективной реальности, отраженные в сознании, то есть предметы мысли, с которыми соотнесено данное языковое соответствие[177].
С этой позиции выделяются три основные группы реалии русской культурной общности в сопоставлении с какой-либо иноязычной: 1) универсалии-референты, тождественные по своим существенным и второстепенным признакам в сопоставляемых культурах; 2) квазиреалии-референты, тождественные по своим существенным признакам, но различающиеся по второстепенным; 3) собственно реалии-референты, которые по своим существенным и второстепенным признакам являются уникальными, присущими лишь одной из сопоставляемых культур.
Представляется также логичным разграничить понятие реалии и безэквивалентной и фоновой лексики. Вслед за В.П.Конецкой, многие исследователи склонны рассматривать реалии в качестве референтов, а не просто предметов объективной реальности или слов, обозначающих такие предметы. Если рассмотреть классификацию реалий, предложенную В.П.Конецкой, в свете лингвострановедческой теории, то языковым выражением универсалий будет являться эквивалентная лексика, квазиреалий – фоновая лексика, собственно реалии будут выражены безэквивалентной лексикой.
Большинство исследователей группируют реалии, основываясь на экстралингвистическом факторе – тематических ассоциациях. Г.Д.Томахин считает целесообразным выделение географических, культурно-исторических, общественно-политических и этнографических реалий[178].
Итак, наиболее удачными для обозначения культурно маркированных лексических единиц представляются термины «безэквивалентная» и «фоновая» лексика, т.к. они широко известны в методической литературе и в наибольшей степени раскрывают сущность понятия. Хотя вопрос о признаках и критериях, по которым определяется эквивалентность слова, хорошо разработан Е.М. Верещагиным и В.Г. Костомаровым[179], в практике нередко встречаются случаи затруднения в отношении включения слова в ту или иную категорию лексики.
В лингвострановедении под безэквивалентной лексикой понимаются лексические единицы, план выражения которых невозможно сопоставить с какими-либо иноязычными лексическими понятиями. К фоновой лексике относят слова с неполноэквивалентностью фонов[180].
В лингвострановедении особым образом комментируется текст. Это так называемый лингвострановедческий комментарий, который может быть рассмотрен с двух позиций: лингвострановедческий комментарий как семантизация лингвострановедческой единицы как таковой (о лексикографическом аспекте комментирования писали, например, В.В.Морковкин, В.А.Денисова, Е.М.Верещагин, М.А.Шахматова) и лингвострановедческий комментарий как толкование фрагмента художественного или публицистического текста или подобного текста в целом (Н.В. Кулибина, Э.И. Тамм, Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров).
Весьма интересным представляется в этом отношении предложение Е.М. Верещагина и В. Г. Костомарова о составлении комплексного комментария к литературному произведению. Такой комментарий, по мнению авторов, должен представлять собой связный рассказ на тему, на которую написано произведение, с обязательным учетом содержащихся в произведении страноведческих сведений[181]. По законам рецепции мини-фон должен быть сформирован до процесса чтения, а не в ходе или после него.
Таким образом, идея А.Шлейхера о котловом (региональном) развитии языков является одной из главных не только в современной лингвокультурологии, но и в ряде других гуманитарных наук. Идея Шлейхера о котловом развитии языков переменила взгляды европейцев на осмысление самого понятия культуры. Языковая и религиозная принадлежность народов стала для европейцев не такой уж и важной по сравнению с принадлежностью народов к определенному региону. Стоит сказать, что Шлейхер впервые сформулировал идею, на которой зиждется современный Евросоюз.
Конечно, Шлейхер получил меньшую известность, чем Гумбольдт, хотя его научная значимость не менее важна. К тому были и объективные причины, связанные с разноплановостью и путанностью исследований этого великого ученого. В целом тексты Шлейхера отличаются слабой научностью, нередко голословными утверждениями.
Идеи об отношениях языка и культуры
В XX веке Вопрос о соотношении языка и культуры стал одним из основных в языкознании.
Существенный интерес в данном случае представляет работа И.Сталина, отражающая марксистскую позицию в вопросе о соотношении языка и культуры[150]. Сталин утверждает относительную независимость языка от явлений культуры: «На протяжении последних 30 лет в России был ликвидирован старый, капиталистический базис и построен новый, социалистический базис. Соответственно с этим была ликвидирована надстройка над капиталистическим базисом и создана новая надстройка, соответствующая социалистическому базису. Были, следовательно, заменены старые политические, правовые и иные учреждения новыми, социалистическими. Но, несмотря на это, русский язык остался в основном таким же, каким он был…»[151]. Язык, по Сталину, не является надстроечной структурой, а имеет самостоятельную природу: «язык, принципиально отличаясь от надстройки, не отличается, однако, от орудий производства, скажем, от машин»[152], «Язык… является продуктом целого ряда эпох, на протяжении которых он оформляется, обогащается, развивается, шлифуется. Поэтому язык живет несравненно дольше, чем любой базис и любая надстройка»[153], «Сфера действия языка, охватывающего все области деятельности человека, гораздо шире и разностороннее, чем сфера действия надстройки. Более того, она почти безгранична»[154].
Несмотря на непопулярность учения марксизма, следует отметить, что именно позиции марксизма лежат в основе современных взглядов на отношения языка и культуры.
Так, Р.Робинс, Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров пишут, вторя марксизму: «Язык – зеркало культуры, в нем отражается не только реальный мир, окружающий человека, не только реальные условия его жизни, но и общественное самосознание народа, его менталитет, национальный характер, образ жизни, традиции, обычаи, мораль, система ценностей, мироощущение, видение мира»[155], «Язык – сокровищница, кладовая, копилка культуры. Он хранит культурные ценности – в лексике, в грамматике, в идиоматике, в пословицах, поговорках, в фольклоре, в художественной и научной литературе, в формах письменной и устной речи»[156].
Итак, исходя из позиций современной лингвокультурологии, язык не существует вне культуры как социально унаследованной совокупности практических навыков и идей, характеризующих наш образ жизни. Как один из видов человеческой деятельности, язык оказывается составной частью культуры, определяемой как совокупность результатов человеческой деятельности в разных сферах жизни человека: производственной, общественной, духовной. Однако в качестве формы существования мышления и, главное, как средство общения язык стоит в одном ряду с культурой.
«Если же рассматривать язык с точки зрения его структуры, функционирования и способов овладения им (как родным, так и иностранным), то социокультурный слой, или компонент культуры, оказывается частью языка или фоном его реального бытия»[157]. «В то же время компонент культуры – не просто некая культурная информация, сообщаемая языком. Это неотъемлемое свойство языка, присущее всем его уровням»[158]. «Язык – мощное общественное орудие, формирующее людской поток в этнос, образующий нацию через хранение и передачу культуры, традиций, общественного самосознания данного речевого коллектива»[159].«Первое место среди национально-специфических компонентов культуры занимает язык. Язык в первую очередь способствует тому, что культура может быть как средством общения, так и средством разобщения людей. Язык – это знак принадлежности его носителей к определенному социуму»[160].
Тем не менее проблема соотношения языка и культуры – вопрос сложный и многоаспектный.
Язык любого этноса в современной лингвокультурологии считается составной частью национальной культуры; это признается многими исследователями, но вместе с тем, именно эта проблема изучена пока совершенно недостаточно. Это объясняется тем, что лингвисты изучают язык для его возможно лучшего описания как объекта исследования, а также для различных приложений, например, для целей наиболее простого, но вместе с тем и традиционного начертания слов, для верного построения предложений, словосочетаний, отдельных слов и их частей, для обучения языку иностранцев и т.д.
До некоторой степени язык как явление национальной культуры анализируется социолингвистикой, которая исследует, например, проблему двуязычия, выясняя предпочтение населения в использовании того или иного языка, или проблему особых вариантов языка, доходящих до жаргонов, при рассмотрении языка различных слоев общества[161].
Еще ближе к выполнению задач культурологии подходит этнолингвистика, изучающая национальную специфику того или иного языка в его тесном взаимодействии с культурой. Тем не менее, и эта дисциплина не вполне выполняет задачи, которые ставит перед собой культурология[162].
Культурологию язык, как и любая другая часть культуры, интересует прежде всего в плане собственных задач и через призму собственных категорий и концепций. Так, если культурология различает культуру элитарную, народную и массовую, то и язык должен быть исследован именно с этой точки зрения; в нем могут быть обнаружены элитарные, народные и массовые компоненты[163]. Культурология различает в каждой культуре субкультуры, некоторые из которых доходят до контркультуры; следовательно, и в языке должны быть выявлены соответствующие образования[164]. Весьма любопытна проблема различения культуры и цивилизации, где одним из критериев цивилизации является наличие у того или иного этноса собственной незаимствованной письменности; здесь мы напрямую выходим на собственно лингвистическую проблематику. Как правило, ступени цивилизации в культуре соответствует и наличие в национальном языке так называемого общенационального наддиалекта, койне, или литературного языка, как письменного, так и устного[165]. Крайне интересна и проблема личности как носителя, потребителя и творца языка: в традиционной лингвистике проблеме языкового творчества внимания уделяется явно мало[166].
Перечисленные проблемы кажутся, вместе с тем, не слишком сложными по сравнению с гораздо более трудной проблемой понимания эволюции языка в контексте эволюции всей культуры данного этноса. Здесь более или менее обширный материал собран в области лексикологии, где можно видеть резкую смену словарного состава языка в эпоху культурных революций; что же касается таких проблем, как эволюция грамматических категорий, например, утраты или приобретения соответствующих глагольных форм, падежей, моделей и форм словообразования, то здесь связь с эволюцией культуры на сегодня едва ощутима. Наконец, многочисленные фонетические изменения в процессе эволюции языка обычно рассматриваются только в рамках собственных, чисто языковых законов фонетической эволюции. В результате культуролог оказывается бессильным понять развитие языка в общем контексте развития культуры данной цивилизации.
Таким образом, основной и исходной идеей лингвокультурологии стала идея о неразрывной связи языка и культуры. Как видим, для обращения к исследованию перечисленных и многих других, не названных здесь проблем, необходимо предварительное убеждение исследователя в том, что язык никоим образом не выпадает из общих закономерностей развития культуры, и тем самым к нему в полной степени применим весь арсенал культурологических методов исследования. В качестве дополнительного и весьма важного стимула изучения языка в культурологическом аспекте может явиться мысль о том, что язык является не только частью культуры, но во многом и системообразующей ее частью, то есть, эволюционируя под воздействием определенных требований эпохи и в чем-то от них отставая, язык сам формирует определенное культурологическое поле, заставляющее определенным образом разворачиваться и другие элементы культуры, как то: искусство, науку, религию и т.д.
Идея привлечения достижений культурологии к лингвистическим исследованиям (формирование лингвострановедения)
Одними из первых в отечественном языкознании термин, в основе которого лежит синтез культурологи и лингвистики, использовали в 1971 году Е. М. Верещагин и В. Г. Костомаров в брошюре «Лингвистическая проблема страноведения в преподавании русского языка иностранцам». Этим термином стало новое направление в лингвистике, предшествовавшее лингвокультурологии, – лингвострановедение.
Лингвострановедение – раздел науки о языке, с одной стороны, включающий в себя обучение языку, а с другой, дающий определенные сведения о стране изучаемого языка. В процессе обучения иностранному языку в этом аспекте элементы страноведения сочетаются с языковыми явлениями, которые выступают не только как средство коммуникации, но и как способ ознакомления обучающихся с новой для них действительностью. Наряду с овладением иностранным языком происходит усвоение культурологических знаний и формирование способности понимать ментальность носителей другого языка. Образовательная же ценность этого раздела лингвистики заключается в том, что знакомство с культурой изучаемого языка происходит путем постоянного сравнения имевшихся ранее знаний и понятий с вновь полученными, со знаниями и понятиями о своей стране.
Итак, лингвострановедение – «аспект преподавания русского языка иностранцам, в котором с целью обеспечения общеобразовательных и гуманистических задач лингводидактически реализуется кумулятивная функция языка и проводится акультурация адресата, причем методика имеет филологическую природу – ознакомление проводится через посредство русского языка и в процессе его изучения»[167].
Главная цель лингвострановедения – обеспечение коммуникативной компетенции в актах межкультурной коммуникации, прежде всего через адекватное восприятие речи собеседника и понимание оригинальных текстов. В этом отношении решающее значение приобретает тот факт, что изучающий иностранный язык должен овладеть им как средством межкультурной коммуникации, что предполагает необходимость формирования у него лингвострановедческой компетенции, являющейся неотъемлемой частью коммуникативной компетенции.
Основу лингвострановедческой компетенции изучающего русский язык, на наш взгляд, составляют фоновые знания типичного представителя российской лингвокультурной общности. Словарь лингвистических терминов дает следующее определение фоновых знаний: «Фоновое знание – background knowledge. Обоюдное знание реалий говорящим и слушающим, являющееся основой языкового общения»[168].
Наличие общих знаний является основной предпосылкой для адекватного общения, когда участники общения (коммуниканты) принадлежат к различным лингвокультурным общностям. В ходе обучения студенты должны усвоить определенный объем фоновых знаний, который в современной методике определяется как «фреймовая пресуппозиция»[169].
Фреймовую, или когнитивную, пресуппозицию рассматривают как единицу, лежащую в основе фоновых знаний инокультурной общности, «как невербальный компонент коммуникации, как сумму условий, предпосылаемых собственно речевому высказыванию и являющихся национально-специфическим индикатором интракультурного общения»[170].
С позиций лингвострановедения, номинативные единицы языка часто обладают экстралингвистическим содержанием, которое прямо и непосредственно отражает обслуживаемую языком национальную культуру. Эта часть значения слова, восходящая к истории, географии, религии, традициям, фольклору – иначе говоря, к культуре страны, называется национально-культурным компонентом, а номинативные единицы языка, содержащие такой компонент, принято называть лингвострановедчески ценной лексикой[171].
Как известно, в структуре слова содержится понятийное ядро, фиксируемое в словарных толкованиях, и непонятийные семы, отражающие экспрессивность, эмоциональность, оценку, разнообразные ассоциации, свойственные носителям того или иного языка. Совокупность этих непонятийных семантических долей называется лингвострановедческим фоном, который составляет национально-культурный компонент значения.
При выявлении национально-культурных компонентов семантики слова необходимо сопоставительное исследование, потому что «как безэквивалентные слова, так и фоновые – не абсолютная категория, а относительная. Судить о том, можно ли определенное слово назвать безэквивалентным, допустимо лишь по отношению к какому-либо языку»[172]. Таким образом, предметом лингвострановедения являются безэквивалентная и фоновая лексика, у которых наблюдается отсутствие или расхождение понятийных или фоновых семантических долей при их сопоставлении с другим языком. Для выявления подобных слов в работе применяется прием компарации, который, «будучи на практике механизмом сличения первой и второй культуры… позволяет выделить специфические черты культуры, наиболее характерные для жизни страны изучаемого языка»[173].
Т.Н. Астафурова отмечает три вида асимметрии в лингвострановедении: в семиотическом, парадигматическом и синтагматическом планах. Асимметрия в семиотическом плане заключается в отсутствии одного из компонентов знакового отношения: обозначаемого или обозначающего. Парадигматическая асимметрия наблюдается в тех случаях, когда в двух языках присутствует и обозначаемое и обозначающее, но имеется расхождение на одном из уровней знаковых отношений: на уровне реалий, значений или самих знаков. Асимметрия в синтагматическом плане заключается в том, что предметный ряд в своей континуальности длится различно в двух социумах[174].
Особое значение для проводимого исследования имеет также теория закономерных соответствий при переводе лексики, созданная Я.И. Рецкером[175], и описание видов межъязыковых переводческих соответствий, предложенное В.С. Виноградовым[176].
Анализ основных положений лингвострановедческой теории слова позволяет сделать вывод, что добиться адекватного взаимопонимания между коммуникантами в ситуациях межкультурной коммуникации невозможно без знания лексики с национально-культурным компонентом семантики. Таким образом, в учебных целях необходимо выделить лингвистический компонент лингвострановедческой компетенции, куда войдут лексические единицы, наиболее ярко отражающие национальные особенности культуры народа – носителя изучаемого языка: реалии (обозначения предметов и явлений, характерных для одной культуры и отсутствующих в другой), коннотативная лексика (слова, совпадающие по основному значению, но отличные по культурно-историческим ассоциациям), фоновая лексика (обозначения предметов и явлений, имеющих аналоги в сопоставляемых культурах, но различающиеся национальными особенностями функционирования, формы, предназначения предметов). При этом культурологическая и страноведческая ценность, типичность, общеизвестность и ориентация на современную действительность, тематичность и функциональность явлений являются важнейшими критериями отбора национально-культурного компонента содержания обучения иностранному языку.
Итак, мы видим, что проблема отбора и классификации лексики с национально-культурным компонентом значения для обучения иностранному языку тесно связана с проблемой реалий. Термин «реалия» используется в лингвистике, литературоведении, переводоведении и лингвострановедении. Несмотря на столь широкое применение, в исследовательской литературе нет четких критериев определения реалии. Существует двоякое понимание данного явления: реалия-предмет как понятие, явление, характерное для истории, культуры, уклада жизни того или иного народа и не встречающееся у другого народа; и реалия-слово, то есть языковые единицы, обозначающие такие явления, предметы и понятия, а также пословицы, афоризмы и фразеологизмы.
Интересной представляется точка зрения В.П.Конецкой, которая рассматривает реалии не просто как особые предметы объективной действительности, но как особые референты – элементы объективной реальности, отраженные в сознании, то есть предметы мысли, с которыми соотнесено данное языковое соответствие[177].
С этой позиции выделяются три основные группы реалии русской культурной общности в сопоставлении с какой-либо иноязычной: 1) универсалии-референты, тождественные по своим существенным и второстепенным признакам в сопоставляемых культурах; 2) квазиреалии-референты, тождественные по своим существенным признакам, но различающиеся по второстепенным; 3) собственно реалии-референты, которые по своим существенным и второстепенным признакам являются уникальными, присущими лишь одной из сопоставляемых культур.
Представляется также логичным разграничить понятие реалии и безэквивалентной и фоновой лексики. Вслед за В.П.Конецкой, многие исследователи склонны рассматривать реалии в качестве референтов, а не просто предметов объективной реальности или слов, обозначающих такие предметы. Если рассмотреть классификацию реалий, предложенную В.П.Конецкой, в свете лингвострановедческой теории, то языковым выражением универсалий будет являться эквивалентная лексика, квазиреалий – фоновая лексика, собственно реалии будут выражены безэквивалентной лексикой.
Большинство исследователей группируют реалии, основываясь на экстралингвистическом факторе – тематических ассоциациях. Г.Д.Томахин считает целесообразным выделение географических, культурно-исторических, общественно-политических и этнографических реалий[178].
Итак, наиболее удачными для обозначения культурно маркированных лексических единиц представляются термины «безэквивалентная» и «фоновая» лексика, т.к. они широко известны в методической литературе и в наибольшей степени раскрывают сущность понятия. Хотя вопрос о признаках и критериях, по которым определяется эквивалентность слова, хорошо разработан Е.М. Верещагиным и В.Г. Костомаровым[179], в практике нередко встречаются случаи затруднения в отношении включения слова в ту или иную категорию лексики.
В лингвострановедении под безэквивалентной лексикой понимаются лексические единицы, план выражения которых невозможно сопоставить с какими-либо иноязычными лексическими понятиями. К фоновой лексике относят слова с неполноэквивалентностью фонов[180].
В лингвострановедении особым образом комментируется текст. Это так называемый лингвострановедческий комментарий, который может быть рассмотрен с двух позиций: лингвострановедческий комментарий как семантизация лингвострановедческой единицы как таковой (о лексикографическом аспекте комментирования писали, например, В.В.Морковкин, В.А.Денисова, Е.М.Верещагин, М.А.Шахматова) и лингвострановедческий комментарий как толкование фрагмента художественного или публицистического текста или подобного текста в целом (Н.В. Кулибина, Э.И. Тамм, Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров).
Весьма интересным представляется в этом отношении предложение Е.М. Верещагина и В. Г. Костомарова о составлении комплексного комментария к литературному произведению. Такой комментарий, по мнению авторов, должен представлять собой связный рассказ на тему, на которую написано произведение, с обязательным учетом содержащихся в произведении страноведческих сведений[181]. По законам рецепции мини-фон должен быть сформирован до процесса чтения, а не в ходе или после него.